Текст книги "Тренировочный День 9 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Д-да!

– А у тебя тоже имя есть? Как тебя зовут?

– М-михаил…

– Михаил. Ты больше чем на «Мишка» не тянешь, Михаил. – тычет его пальцем в грудь Железнова: – как ты мог своего товарища потерять, а Михаил? Совсем вы от рук отбились, как я посмотрю… взялась бы я за вас, да некогда. Сами себя воспитывайте. В угол сегодня встанешь, будешь раскаиваться о содеянном. Мишка.

– А ты Аринка у нас стерва. И самодура. – замечает Наташа Маркова: – отстань ты от парня, он сейчас лопнет от смущения, он и так виноватым себя чувствует. Вон бери пример с Виктора Борисовича как нужно со своими подчиненными работать, не авторитетом давить, а с пониманием.

Арина поворачивается к кровати, на которой сидит Виктор, напяливший на себя футболку, некоторое время изучает скомканное одеяло и торчащие из-под него ноги, медленно качает головой.

– Не, – говорит она: – я не такой гигант как Виктор Борисович, меня на всех не хватит. Это он такой уникальный. Виктор Борисович! А вы опыт не передаете случайно? А то у меня Кирилл пропал, это такая моральная травма, я не знаю, что со мной, в груди так и щемит… можете со мной поговорить? Наедине? Чтобы эти старушки не мешали? Дорогу молодым и все такое? А то я моральную травму при них стесняюсь обнажать!

– Травма у нее моральная! Да ты даже не помнила, как его зовут!

– Ну и что! В сердце образ был! А вдруг он помер!

– Чего галдите? На весь этаж вас слышно! – в дверь заглядывает Светлана Кондрашова: – как всегда бардак у тебя, Вить. Кстати, почему у Вальки Федосеевой отдельный номер? У всех на двоих, а она в одного? Непорядок. Мы советские люди, а она от коллектива отрывается.

– Не было у нее отдельного номера. – хмурится Наташа: – все по двое, я проверяла…

– Я ее ночью в коридоре застала, она этого, Витькиного доппельгангера в номер затащила. Из свиты мелкой принцессы. – Светлана тычет пальцем в Арину Железнову: – как его там? Кирилл, у него еще фамилия Ненашев. Ну который в авиастроительном учится и в академический отпуск ушел, у него еще две сестры и он марки собирает. Высокий такой парень, на тебя, Вить очень похож. Только мелкий еще и характер совсем другой, он тихий, а ты кобель. Чтобы марки собирать это все равно нужно флегматиком быть, а какой из тебя, Вить, флегматик? Ты ж холерик с сангвиником чистой воды.

– Охренеть. – говорит Наташа Маркова: – ты Светка уже про Аринкиных больше знаешь, чем она. Вот я понимаю, крутой ты лидер, Свет. Все про всех знаешь. Не то что Железнова… Аринка! Нашлась твоя пропажа. И Валька Федосеева тоже нашлась… хотя если она с этим Кириллом ночевала… блин! А он живой еще вообще? Надо Жанну Владимировну поднимать, у нас труп в номере!

– Труп в номере? В каком? – вскидывается Светлана Кондрашова: – нам труп не нужен. У нас матч на носу!

– Где труп? – выглядывает из-за двери ванной комнаты Маша Волокитина, вытирая лицо полотенцем: – кто опять? Лилька!!

– … дайте поспать уже… я все свои трупы спрятала…

– Наташа! Хватит панику разводить, ничего с ним не сделалось… наверное.

– Моральный вред все равно остался… – упрямо говорит Арина Железнова: – причем у меня!

– Так. – сказал Виктор, окончательно одевшись: – я сейчас иду в душ, а потом возвращаюсь и удивляюсь что тут тишина и покой. И нету никого лишнего. А потом мы все гурьбой на завтрак спускаемся. Все вопросы по организации, по тому куда Валя Федосеева пропала и кто с кем ночевал – потом. Вечером.

– Так у нас и нет никого лишнего. – говорит Наташа Маркова: – все свои. Но насчет завтрака это в точку. Раз уж мы всех нашли, то давайте завтракать. Кстати, там внизу в холле представитель Федерации пришел, к тебе, Вить.

– Так чего ты молчала, Маркова!

– Кто я? Да я все утро только и делаю что говорю! – Наташа смотрит вслед убежавшему Виктору и пожимает плечами: – то «завались, Маркова, за газировкой сгоняй», а то «чего не сказала»? Вы уж определитесь тут…

– Чего собрались в нашем номере? – спрашивает у всех Маша Волокитина: – дайте встать и одеться по нормальному уже. Аринка – забери своего архаровца, у него скоро глаза лопнут, он и так красный как рак вареный. Лилька, подъем! Завтрак – самый важный прием пищи!

– Не хочу пшенку!

– Она с маслом.

– Не хочу с маслом!

– По жопе дам.

– … – одеяло откидывается и оттуда появляется заспанная Лилькина физиономия. Она зевает и смотрит на Машу.

– Обещаешь?

Тем временем Виктор встретился с представителем Федерации, который оповестил его что действительно встреча состоится на открытой площадке, якобы потому что местный спорткомплекс на ремонте, а такой матч в какой-нибудь ДЮСШ не проведешь. Однако из хороших новостей было то, что покрытие на площадке было твердым, никакого песка и то хлеб. После завтрака все направились в спортзал местной школы, с руководством которой договорились о проведении тренировок перед матчем. Была возможность тренироваться в зале спорткомплекса хозяев, в Ташкентском авиационном производственном объединении имени В. П. Чкалова (ТАПОиЧ), но Виктор решил не дразнить гусей. Они уже отказались от чести ночевать в общежитии производственного объединения, так чего традицию нарушать? «Стальные Птицы» даже транспортом хозяев не стали пользоваться, чтобы так сказать не обременять своим присутствием. Автобус для команды организовал всемогущий Рудольф Соломонович, не «Икарус», но вполне себе новенький «ПАЗик» с удобными сиденьями и чистым салоном.

Планы на день у Виктора были очень простые – легкая тренировка, больше для координации и чтобы пар перед матчем выпустить, растяжка, обед, послеобеденный «тихий час», экскурсия по городу, поход в кино и ужин. Вечером собрание, совместная медитация и настройка на завтрашний матч, а там и баиньки. Виктор как будто нес в руках пирамиду из хрустальных бокалов, главное было – не напортачить, не делать резких движений… команда уже настроена, просто нужно было чтобы этот день прошел без происшествий.

Глава 17

Интерлюдия Наполи Саркисян, человек за работой.

Наполи выглянул в окно и подумал о том, что тут даже в середине сентября все еще жарко. Восточные базары ломились от обилия фруктов и сладостей, в чайханах всегда был ароматный плов с «ачик-чучук», салатом на быструю руку из свежих помидоров и нарезанного тонкими перьями лука, чай, лепешки… Ташкент всегда жил своей жизнью, казалось бы, не замечая того, что он находится в стране советов. За деньги на базаре Ташкента всегда можно было купить… много чего можно было купить. В отличие от скудного ассортимента на колхозном рынке Колокамска здесь на прилавках почти в открытую продавали молодое вино, маскируя его под компот, тут же лежали джинсы и разноцветные леденцы из Венгрии, неведомо как попавшие в южный город.

Наполи приехал в Ташкент отдельно от команды, разумно полагая что незаметное прикрытие всегда предпочтительней «засветки» в качестве сопровождающего. Приехал самостоятельно и сразу же обосновался на конспиративной квартире, квартире, которую ему на время передали дальние родственники.

Кухня в этой сталинской квартире, возведённой в конце сороковых для партийной элиты Ташкента, излучала тот редкий для советского быта шик, что граничил с роскошью, но не переходил в вульгарность – эхо сталинских амбиций, когда даже в южном городе строили дома, достойные Москвы или Ленинграда. Высокие потолки, взмывающие вверх на все четыре метра, были украшены тонкой лепниной по краям: скромные розетки и карнизы, выточенные из гипса, с лёгким восточным мотивом в виде стилизованных гранатовых завитков, – напоминание о том, что это жильё предназначалось не для простых тружеников, а для номенклатуры, тех, кто распределял пайки и планы. Кирпичные стены, толстые и надёжные, как сама эпоха, были не просто оштукатурены, а отделаны светлой известковой побелкой с примесью декоративной штукатурки, имитирующей вельветовую текстуру; в углах проглядывали аккуратные филёнки из тёмного дерева, а над окном – арочная ниша, где могли бы поместиться иконы или, в этом случае, пара фарфоровых вазочек с узором «хохлома», привезённых издалека.

Простор комнаты – добрых пятнадцать квадратных метров – позволял разместить массивный обеденный стол из красного дерева, накрытый льняной скатертью с вышитыми краями, не фабричным ширпотребом, а ручной работой, возможно, от какой-нибудь родственницы в Риге. Вокруг него – шесть стульев с мягкими сиденьями, обитыми бархатной тканью в приглушённо-зелёном тоне, с резными спинками, где угадывался намёк на классицизм: ножки изогнуты, как в довоенных каталогах. Газовая плита, не дешёвая «Брест», а импортная «Горелка» из ГДР, с четырьмя конфорками из нержавейки и широкой духовкой, где мог поместиться целая баранина для плова, стояла у стены, окружённая белым фартуком из керамической плитки с узором в клетку – не той грубой, что в хрущёвках, а глянцевой, с лёгким блеском. Рядом, на полке из полированного дуба, поблёскивал электрический самовар «Электрочайник» – редкость для 1985-го, добытая через связи в министерстве, – и набор гранёных стаканов в серебряных подстаканниках, где чай из самаркандского чая нёсся ароматом кардамона и мяты, смешиваясь с уличным духом базаров.

Буфет занимал целую стену: двухстворчатый, с витриной из матового стекла, где теснились хрустальные бокалы, фаянсовый сервиз «Ленинградский» с золотой каймой и пара импортных банок с кофе из Венгрии – не для продажи на чёрном рынке, а для личного пользования. На нижних полках – запасы для номенклатурного стола: банки с мёдом из Ферганы, сушёные абрикосы и изюм, пачки риса басмати, что не найти в обычном гастрономе, и даже бутылка кавказского коньяка, замаскированная под «настойку». Подоконник, широкий, как в старых усадьбах, был заставлен горшками с базиликом и помидорами – свежими, сочными, из собственного огорода на даче под Ташкентом, – а за тонкими тюлевыми шторами, сотканными в местной артели, лился сентябрьский свет, золотя пылинки и отбрасывая тени на паркетный пол, покрытый ковром с узором «палас» – не синтетикой, а шерстяным, из узбекских мастерских.

Воздух здесь был пропитан лёгким ароматом специй – кориандра и зиры от вчерашнего плова, – но без той душной тесноты, что в типовых квартирах: высокие окна пропускали сквозняк с улицы, где шумели базары, а в углу, у раковины из белого чугуна с медной арматурой, висела полка с эмалированными кастрюлями, сияющими чистотой.

Наполи еще раз окинул всю эту роскошь взглядом и покачал головой, наливая себе в чашку кипяток. Добавил ложку кофе из банки, размешал и проследовал в зал. Уселся напротив сидящего на стуле человека и отхлебнул глоточек. Поморщился, отставил чашку в сторону, на журнальный столик.

– Вот чего я не понимаю – сказал он в пространство: – зачем ты упираешься? Проще же все мне рассказать. И страдать будешь меньше.

– Мммм! – отчаянно промычал сидящий на стуле человек, вернее – привязанный к стулу. Его запястья и лодыжки были надежно зафиксированы веревками, а рот заткнут тряпичным кляпом.

– И я об этом. – кивает Наполи: – кофе слишком горячий. Вот прямо слишком. Наверное, хочешь пить? Так я сейчас… – он берет чашку с журнального столика и наклоняет ее прямо над головой привязанного человека.

– Ммммм!!

– Какой я неловкий. – вздыхает Наполи, глядя как человек бьется на стуле, а от его головы вверх поднимается легкий пар: – половину пролил. Теперь придется на кухню снова идти. Или… может просто чайник сюда принести, а? Вот если бы ты заговорил и все мне рассказал, то я бы, наверное, не стал бы тебе на голову кипяток лить… а так у меня еще половина чашки и целый чайник на кухне.

– Ммммм!!! – человек смотрит на него умоляющими глазами: – мммммм!!!

– Да, я понимаю что ты – кремень и никого не выдашь, ты же настоящий уголовник, жесткий и сильный, волевой пацан. Жаль, что придется тебя сперва кипятком обдать, потом зубы выдернуть по одному, у меня как раз и пассатижи имеются… что там еще? Глаза выжечь, это довольно просто, нагреваешь стальную ложку на газовой плите и…

– МММММ!!!

– Хорошо, что я клеенку подстелил, а то бы ты мне тут весь пол обоссал… рановато тебе еще под себя мочиться. Я ж еще не начал. Я, конечно, понимаю, что ты не выдашь того, кто тебя направил, но это ж даже для уголовника западло должно быть. Девушек молодых обижать. У тебя вон, бритвочка в кармане была, ты же не просто так, верно? Должен был скорее всего по лицу кому-нибудь… ты знаешь, что женщины очень чувствительны к своей внешности? Тебе-то что, я тебе сейчас лицо сварю в кипятке, и никто разницы не заметит, ты что так урод, что эдак…

– Ммммм!!

– Нет, бритвой я орудовать не буду. Потому что кровищи тут потом будет, мне еще убирать все после. Лучше кипятком и раскаленными ложечками, так крови не будет, а эффект даже лучше. Самые болезненные травмы – это ожоги. Жаль, что ты такой крепкий орешек и не колешься…

– Мммм! Пожалуйста! – человек наконец смог выплюнуть край тряпичного кляпа: – пожалуйста! Я все скажу! Все! Это Мордвин! Меня Морвдин послал!

– Кто такой? – Наполи наклоняется вперед.

– Он… это… он авторитет! Под ним половина города ходит! Я сам не хотел, но он заставил! А бритва не для того! Я никого не хотел резать по лицу! Просто попугать! Напугать и все! Побурагозить у дверей, поорать там, может схватить кого, но не больше, мамой клянусь! – торопливо выпаливает человек на стуле: – пожалуйста не убивай! Я все скажу! Он пацанов хотел на команду натравить… но тоже не сильно, чтобы игра состоялась, но они не в форме были! Строго-настрого запретил калечить или вообще бить кого! Тем более бритвой по лицу! Мы просто должны были не дать им выспаться и скандал закатить, только и всего! Пожалуйста!

– Где он сейчас находится?

– Кто? – спрашивает человек, Наполи поднимается со своего стула и человек зажмуривается и начинает тараторить: – пожалуйста не надо! Мордвин сейчас у себя дома! Ну или в биллиардной! Он там всегда бывает!

– Адрес.

– Конечно! – человек диктует адрес, а Наполи записывает его на бумажку. Про себя он отмечает, что все сделал правильно, минимум физического воздействия, только легкий ожог от чашки кофе на волосистой части головы, зато информацию получил. Самого незадачливого уголовника он отпустит, прямо перед тем, как уезжать из Ташкента, вывезет за город в багажнике и отпустит. Потому что Наполи Саркисян не зверь в отличие от этого Полищука, не палач и убивает людей только в случае крайней необходимости. В каком-то смысле он сейчас самого этого уголовника защищает, ведь попадись тот в лапы Полищука – легким испугом не отделался бы. Психотип Виктора в системе ликвидаторов Бюро предполагает, что тот не остановится на легких степенях допроса… он дойдет до конца. Наполи как и положено агенту влияния – давил больше морально, а такие как Виктор начинают с того что сразу же увечье наносят, ломая человека физически.

– Ты даже не знаешь, как тебе повезло, – качает Наполи головой: – что ты мне попался, а не ему.

Интерлюдия Борис Михайлович Левченко,

старший тренер команды «Автомбилист» Ташкент

– Ну и что там? – толстые пальцы старшего тренера команды нетерпеливо пробарабанили по столу: – давай, докладывай.

– Да пока и докладывать нечего? – признается Мордвин, разводя руками: – у нас все было готово, чтобы им веселую ночку в общаге устроить как заселятся. Ребята там бы устроили спектакль, внизу во дворе подрались бы, песни пели всю ночь, в окно пару камней бросили бы. А если не хватило бы, то ломиться в двери стали бы, якобы к своим знакомым, перепутали… двое ночей – вот так и к черту спортивная форма, они во время матча еле ноги волочили бы.

– Они не стали заселяться в общежитие при заводе. – говорит Борис Михайлович, перебивая Мордвина: – ты же знаешь. И от транспорта нашего отказались.

– Вот. Зря я своего человека на тот автобус устраивал. Они в гостинице поселились… да еще и в центре города. Там пьянку и драку во дворе не устроишь. – вздыхает Мордвин: – вернее можно устроить, но сперва договориться нужно с милицией, а то ведь сейчас сам знаешь как. В республике контора бушует, а все из-за Рашидовых. Местная милиция сейчас предпочитает с конторой не ссориться и лишний раз не высовываться, все по закону делать. Прошли те времена, когда менты ручные были. Тут сперва договориться нужно, а мои ребята хоть и отчаянные, но садиться на пять лет за просто так не желают.

– Кто вас просит на пять лет садится? – отодвигается от стола Борис Михайлович: – все в рамках дозволенного, почему я вас учить должен? Это домашний матч, у нас все под контролем должно было быть! Вы что – придумать ничего не можете⁈

– Да… – задумчиво чешет в затылке Мордвин: – что-то не так пошло. После того как мы узнали в какую гостиницу они заселились, я туда человека послал. С банкой ртути в авоське. Немного там, градусников наразбивали и в банку. Он должен был на этаж пройти и в коридоре банку эту разбить… желательно при приезжих.

– Ртуть? Ага, понятно. – кивает старший тренер: – тогда гостиницу бы закрыли, а команду переселили, они были бы вынуждены посреди ночи место искать, скорее всего в общежитие поехали бы.

– Ну а если и не поехали бы, то все равно не выспались. – добавляет Мордвин и разводит руками: – но…

– Но? Господи, чего там сложного, банку разбить! Что случилось?

– Не смог мой человек банку разбить. – вздыхает Мордвин: – метнул ее в стенку, а какая-то мелкая из приезжих ее перехватила. Ой, говорит, какая прелесть, ртуть в банке. И все. Банку отобрали, а моему парню какая-то большая из ихних – еще и пинков надавала.

– Твоего человека поколотила девушка?

– Вот ты бы ее видел, Михайлович. Это не девушка, это непонятно что вообще. Такая и с медведем, наверное, побороться может… и чем их там таких в Сибири кормят? Вот такие плечи!

– Черт с ней, с ртутью. Почему драку не затеяли? Или в двери не стучались? Сколько там времени с ментами договаривались?

– С ментами мы договорились. – говорит Мордвин: – нет проблем. Сказали, что глаза закроют, по крайней мере если им из Конторы не позвонят, ну и чтобы там волнений не было или не убили кого. До уровня «мелкое хулиганство». Я своих проинструктировал, чтобы вели себя как пьяные дурни, приставали там к девкам из команды, в двери ломились, песни горланили, ну а если в край, если что-то тренеру кровь пустили бы… не сильно. Бритвочкой полоснуть по лицу, чтобы кровищи много, а вреда и опасности для здоровья никакого.

– Ну? Почему не получилось? Почему сегодня с утра вся команда приезжих сытая, довольная и выспавшаяся? – наклоняется вперед Борис Михайлович: – ты совсем берега попутал, Мордвин? Дело делать разучился?

– Да погоди ты… – морщится его собеседник: – погоди. В общем мои ребята еще только собираться начали в скверике что неподалеку, а тут к ним двое подошли. Закурить попросили. Ну слово за слово и… в общем покалечили моих парней, вот. Пятеро в больничке переломами, остальные с синяками и сотрясениями дома отсиживаются.

– Двое против твоих парней? Кто такие вообще⁈ И… да как такое быть может? В городе все твоих знают!

– В том-то и дело, что это не местные. – говорит Мордвин: – приезжие. И… в общем подошел ко мне один человек и намекнул что если я еще раз хотя бы дыхну неровно в сторону девчонок из Сибири, то мне глаз на жопу натянут.

– Чего?

– Знаешь, после того что с моими парнями произошло – я этим людям верю. – говорит Мордвин: – так что дальше без меня, Михайлович.

– Не понял, какой-то хмырь приехал сюда и тебе условия ставит, а ты – прогнулся? Я тебя не узнаю, Мордвин. Ты же авторитетный человек, в городе все тебя знают. Да и болеешь ты за наших, в чем дело? – хмурится Борис Михайлович.

– Расклад тут такой, Михалыч, что я завсегда тебе помогал… и ты за наших слово держал, все за то знают. Однако же ребятам кто по масти ходит с государевыми людьми лбами стыковаться не след. Показали мне корочку, Михалыч, да не простую.

– В смысле? Комитет Госбезопасности простую команду из Сибири ведет? Да быть того не может! У меня знакомые там есть, мне бы сказали!

– В том-то и дело, что ксива не конторская. И поц, который ксиву светил – не из фраеров, волчара бывалый. Ты же знаешь, что и у конторы конкуренты имеются. Жрут они друг друга поедом и в тех разборках нет ни понятий ни правил. Между ними попался – хана. Моим пацанам если за дело, то и пятерик не в падлу потянуть, ты же знаешь. Но эти спрашивать не будут и судить тоже не будут. Иванов и Гдлян тут показания выбивали всякими способами, мы же помним… но эти еще хуже. ГРУ – слышал о таком? Не слышал… да и не надо тебе в общем. Я и мои пацаны, мы с этого гнилого дела спрыгиваем. Мой тебе совет – и ты не обостряй. Играйте по-честному. Так как в правилах написано. Не надо слабительного в еду подмешивать или «случайно» из зрительских рядов бутылкой в голову подающим… играйте честно, и никто вас не тронет. По крайней мере мне так сказали. Ладно, Михалыч, я все сказал. Пойду, пожалуй. – Мордвин встает и протягивает руку. Старший тренер машинально пожимает ее. Минус Мордвин, думает он, плохо, очень плохо. У приезжих оказывается и такие ресурсы есть, непростая команда приехала, ох непростая. Привезли с собой свою службу безопасности или же связи такие имеются или действительно свои люди. Оставить приезжих в покое, как и говорит Мордвин? Вот еще глупости! Мордвин простой уголовник, он не понимает, что в спорте высоких достижений нет такого понятия как «по правилам» и «честно». Есть счет на табло и «не пойман – не вор», если нет доказательств значит и не было ничего, а выиграть надо. Всегда надо выигрывать. Любыми способами. И если Мордвина можно запугать какой-то ГРУ, то он, Борис Михайлович Левченко – не собирается сидеть сложа руки!

Проводив вышедшего из его кабинета Мордвина взглядом, он поднял трубку массивного телефонного аппарата малахитового цвета, набрал номер и дождался губка в трубке.

– Мне нужна помощь. – бросил он в трубку: – все оплачу.