Текст книги "Обреченный убивать"

Автор книги: Виталий Гладкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Киллер

Я узнал его сразу.

Я никогда не отличался чрезмерной впечатлительностью, но в этот момент мне показалось, что по моим жилам пробежал электрический ток.

Боюсь, я поступил не лучшим образом – вместо того чтобы остаться невозмутимым и принять участие в общем разговоре, я инстинктивно вздрогнул и поспешил в дальний угол, где потемнее, будто таким образом мог уберечься от воспоминаний, которые хлынули на меня мутной вскипающей волной.

Он меня не признал, что и не мудрено – из глубины зеркала по утрам во время бритья мне в глаза смотрел чужой, странный человек, которого временами я ненавидел и боялся.

Какая-то хищная жестокость и неумолимость проглядывали в искусно вылепленных доктором-мулатом чертах смазливого лица. И я иногда спрашивал себя: кто ты – маска, фантом или обнаженная сущность моей, проданной дьяволу, души?

Не находя ответа, я еще больше ожесточался, замыкался в себе. А однажды, когда черная меланхолия и хандра завладели мною всецело, с отчаянием обреченного сыграл сам с собой в "русскую рулетку".

И только когда боек щелкнул впустую третий раз и внезапная боль от большого нервного напряжения взорвала виски, я торопливо отдернул дуло револьвера от головы – и разрыдался…

С той поры я снова начал бриться вслепую, без зеркала. Я уже не верил своим глазам и только на ощупь подушечки пальцев к моему удовлетворению подтверждали, что я существую не в воображении, а наяву, что я жив и мое тело пока принадлежит не злому демону, а тому человеку, которого я знал и помнил с раннего детства…

Что он здесь делает?

Впрочем, о чем это я? Конечно, занимается тем же, из-за чего меня притащил сюда Тимоха. Но почему военные? На этом мафиозном сборище и вдруг…

Поразмышляв некоторое время, я не стал больше ломать голову и всецело переключился на этого парня. По-моему, в спецзоне у него была кличка Пятьдесят Первый.

Удивительно, но он был, пожалуй, единственным из всех, к кому я относился по-иному.

Как? Трудно сказать.

Больше всего это походило на странную смесь злобы, как естественного состояния "кукол", и некоторой доли уважения, а возможно, и чего-то большего. Тогда я в этом не отдавал себе отчета: такие мысли смертнику противопоказаны и даже вредны.

Что может чувствовать загнанный зверь к охотнику?

Страх, а если ты волчьей породы – ненависть.

Но что удивительно, ненависти к нему я не ощущал. Может, причиной тому был азарт, с которым он каждый раз выходил на татами, и его честная манера ведения боя.

А возможно, и сострадание, не раз и не два мелькавшее в глазах Пятьдесят Первого, подмеченное мною, когда хорошо натасканные спецназовцы молотили до полусмерти несчастных "кукол", чтобы заработать отличный балл в аттестате.

Но это было тогда, и мне казалось, так давно, что скорее всего напоминало дурной сон, нежели реальность.

Теперь меня занимала иная мысль – что, если он меня узнает?

Про него ладно – это его проблемы. Но если слух дойдет до Тимохи… Рассекреченный киллер с прошлым, в котором замешаны немалые шишки… Потянется такая ниточка, что только держись.

Кто-кто, а военная разведка может сплести лапти любому, тем более – неугодному. И тогда моей жизни – грош цена. Ладно моей – ее стоимость еще меньше, – но у меня ведь есть еще Ольгушка и сын. Сынок…

Я видел, что он присматривается ко мне.

С трудом выжимая из себя беззаботность, я сидел как на иголках. И когда резная дубовая дверь отворилась и оттуда вместе с остальными участниками мафиозного сборища вывалил и мой Тимоха, я едва сдержал себя, чтобы не побежать впереди него к выходу.

Опомнился я только в своей комнатушке.

Что делать? Этот парень сейчас представлял для меня наибольшую опасность. И не так для меня, как для моей семьи…

Что делать!?

Было одно решение… не простое, но эффективное. И для меня привычное…

Но Пятьдесят Первый отнюдь не лопоухий новичок в своей профессии, и его истинную силу и выучку я знаю не понаслышке. Застать его врасплох практически нельзя, тем более если он все же что-то заподозрил.

А значит, без оружия, надежного и, главное, бесшумного, достать его очень сложно, чтобы не сказать больше – невозможно. Тем более здесь, где слишком много лишних ушей и глаз.

В совершенном отчаянии я подошел к окну и выглянул во двор. Там, о чем-то беседуя, неспешно прогуливались Пятьдесят Первый и его шеф, судя по выправке и властному взгляду, кадровый военный высокого ранга.

Они направлялись в сторону деревьев, некогда бывших рощей, открытой для всех желающих насладиться девственной природой, а ныне заключенных под стражу новыми господами.

Это явно было неспроста – вместо отдыха в постели после дороги и утомительного заседания, они решили отправиться на прогулку.

Зачем?

Вывод напрашивался сам собой – чтобы поговорить о чем-то очень важном, не предназначенном для подслушивающих устройств, которыми были напичканы, как я уже выяснил, все доступные мне помещения этого дома-крепости.

О чем? Сомнений у меня не оставалось…

Быстро включив душ, чтобы создать впечатление моего присутствия в комнате, я открыл окно и, не задумываясь о последствиях – что меня заметит кто-то из охраны или я сорвусь вниз, на каменные плиты, – начал, придерживаясь за рельеф кирпичной кладки, спускаться во двор. За несколько секунд я был внизу, а еще через мгновение меня уже скрывал от нескромных глаз облагороженный кустарник.

Я скользил среди деревьев как леопард, вышедший на охоту. Когда-то меня этому учил инструктор подразделения Сидора, выходец из потомственных охотников, южноамериканский индеец, которого звали Аттаи.

Сморщенный и красный, как засушенный стручок перца, он имел обыкновение буквально растворяться на глазах изумленных курсантов среди самой низкорослой травы, не говоря уже о лесных зарослях.

Мне он вдалбливал науку маскировки и скрадывания противника едва не в два раза дольше, нежели всем остальным. Может, потому, что Аттаи о гринго был очень невысокого мнения?

Лежа едва не под носом у Пятьдесят Первого, я внимательно вслушивался в тихий разговор. О том, что они выберут именно эту толстенную сосну, я сообразил, едва заметив "поводыря" с чем-то напоминающим короткоствольный "винчестер".

Присмотревшись, я понял, что это была одна из тех суперсовременных штучек для подслушивания, с которыми я познакомился на первой своей охоте под руководством Тимохи.

Они тоже раскрыли слухача, пожалуй, даже раньше меня, а потому, прогуливаясь, долго выбирали подходящее место для доверительной беседы. С моей точки зрения эта диковинная сосна была идеальным вариантом, а потому я постарался их опередить и замаскировался среди молодой поросли, надеясь на удачу.

И я не ошибся…

Переговорив, они ушли, оставив после себя ощущение близкой грозы. Выслушав их, я почувствовал одновременно и облегчение и тревогу.

Похоже, я с Тимохой в западне, откуда выбраться может только бестелесный дух. Армейский спецназ в действии – это для противника прямая дорога на тот свет.

Тем более что, судя по высказываниям старшего, перспектива сдаться на милость победителей выглядит весьма призрачно. Оставить в живых собравшихся на этот сходняк, значило для Пятьдесят Первого и его шефа подписать себе смертный приговор.

Забрался я на третий этаж едва не быстрее, чем спустился. Выключив воду, я начал демонстративно шлепать по паркетным полам и что-то вполголоса напевать, изображая приятное томление после горячего душа.

Но в голове у меня творился настоящий кавардак.

Как поступить? Предупредить Тимоху? Что это даст? Небольшую отсрочку – дача окружена, притом профессионалами. Да и куда бежать, на чем?

Оставить шефа и прорываться одному?

А как тогда Ольгушка с сыном?

Совершенно запутавшись в мыслях, я сел у окна и засмотрелся на закат.

Где-то в стороне, на небольшой высоте, пролетел, судя по звуку, гражданский самолет. Видимо, неподалеку находился аэропорт, потому что шум мощных двигателей с неприятной периодичностью разрушал благостную тишину соснового бора.

И тут я увидел!

У меня словно пелена спала с глаз: совсем недалеко от дачи, на крутом речном берегу, который угадывался по чахлому редколесью на обратных склонах, вонзалась в пламенеющее небо мачта телеантенны.

Господи, сколько раз я крутил эту пленку!

Мне кажется, я уже пересчитал все травинки газона, знал каждый кирпичик двухэтажной дачи, мог сказать, сколько сучков на сосне возле дощатого забора.

Не говоря уже о мачте телеантенны, покрашенной в серебряный цвет, с тарелкой спутникового телевидения и двумя красными полосами посредине.

Не веря своим глазам, я начал пересчитывать секции мачты, скрепленные болтами, – все сходилось. Смежив веки, я еще и еще раз сравнивал кадры видеофильма, подаренного мне Тимохой еще при первой нашей встрече, с видом, открывшимся из окна.

Нет, я не ошибался.

ЭТО БЫЛО ИМЕННО ТО МЕСТО!

Неожиданно мне стало нехорошо. Огромным усилием воли я заставил отступить мутную, удушающую завесу, и словно столетний старец побрел к кровати.

Упав на нее ничком, я приглушил невольный стон, прикусив до крови руку. Мною овладело отчаяние, близкое к умопомешательству.

Быть так близко от своих самых любимых существ на свете – и оказаться в западне! Так долго идти к ним, столько претерпеть, и лишиться последней моей надежды в этом страшном, жестоком мире – свидания с женой и сыном, пусть последнего, мимолетного, но свидания, чтобы сказать: "Прости меня, грешного, и прощай…"

Чем больше я терзался, тем сильнее бурлила в жилах кровь, и неведомая мне до сих пор ненависть на все и всех постепенно наполняла мышцы страшной, разрушительной силой.

Когда я зашел в ванную, чтобы освежить холодной водой горящую огнем голову, и впервые за много дней посмотрел в зеркало, то даже вздрогнул, увидев свое отражение: на меня смотрел зверь, дьявол в человеческом облике.

И сейчас он мне нравился.

Теперь я был готов убить, загрызть, словно взбесившийся волк, каждого, кто бы там ни стал на моем пути к свободе, разорвать в клочья и при этом упиваться видом крови и страданиями жертвы.

Что ж, выбор наконец сделан.

Может, это будет мой последний бой, но, черт меня побери, я буду драться до последнего вздоха, цепляясь за жизнь, как утопающий за соломинку. И вовсе не потому, что ее так ценю, нет.

А только затем, чтобы получить отпущение лишь одного греха. И тогда даже ад, уготованный мне по справедливости, будет казаться раем…

С вызовом тряхнув головой, я неслышной поступью направился к двери. Я принял решение, но оставалась еще одна, крохотная возможность, до которой я додумался в последний миг.

Если бы только…

Нет, не нужно искушать судьбу! Попробую, а там будь что будет…

Волкодав

Это был не стук в дверь, а скорее легкое поскребывание.

Но для моих нервов, которые за этот день расшалились не на шутку, этого оказалось достаточно, чтобы молнией метнуться к выходу и прилипнуть возле стены.

Постояв с минуту в полной неподвижности, я уже было решил, что у меня начались галлюцинации, как поворачивающаяся дверная ручка напрочь лишила меня иллюзий. За дверью явно стоял кто-то чересчур нетерпеливый, а поскольку Кончак мирно посапывал в соседней комнате и друзей в этом гадючнике я пока еще не заимел, то вывод напрашивался однозначный.

Позвать Кончака или хотя бы предупредить о странном визите?

Я решил, что не стоит – мой шеф спал едва не с открытыми глазами, так что застать его врасплох не удавалось даже мне.

Интересно, кто стоит в коридоре под моей дверью?

Я мог дать голову на отруб, что это не человек из обслуги, – он стучал бы уверенней, по-хозяйски. А тот, кто за дверью, похоже, таится и ко всему прочему хорошо знает, что комната напичкана "жучками".

Свой? Какого черта, Волкодав! Нашел, где искать своих…

Человек за дверью ждал.

Теперь я уже слышал его дыхание – бурное и прерывистое. Испуган? Или волнуется в предвкушении предстоящей ликвидации?

Что это с тобой, брат Волкодав? Ты стал бояться встреч тет-а-тет? Как бы не так!

И я решительно рванул дверь на себя.

Он влетел в комнату, будто выброшенный катапультой. Но если другой на его месте тут же растянулся бы на полу в нелепой позе, то он, сделав кошачий кульбит, встал на ноги твердо и в то же время бесшумно.

Это был тот самый парень с фигурой тореадора. Но сейчас в его расширенных мрачных глазах полыхал огонь безумия.

Глаза, где я видел эти глаза?!

Поначалу мне показалось, что парня хватил от неожиданности столбняк. Но едва я раскрыл рот, чтобы спросить его о причине столь странного появления в моих, с позволения сказать, апартаментах, как он выразительным жестом быстро приложил палец к губам.

Я кивнул – понял, молчу.

Тогда парень быстро подошел к столу, взял ручку и написал на картонной вкладке от новой рубахи несколько слов.

То, что я там прочел, мне, если честно, очень даже не понравилось: "Есть важный разговор. Поговорим в подвале, в котельной".

Все происходящее смахивало на дешевую наколку неопытного в наших делах фраера. Но умоляющее выражение лица этого малохольного вдруг, помимо моей воли, сократило шейные мышцы, и я – трижды дурак! – кивнул, соглашаясь…

Да, тыква у парня была что надо: котельная оказалась, пожалуй, единственным местом, где эти мафиозные пижоны не натыкали подслушивающих устройств.

Там царил полумрак, журчала вода в трубах, изредка щелкали предохранительные клапаны, а за дверцей мощного многосекционного котла жарко полыхало пламя. Пахло плесенью, горящим мазутом и мышиным пометом.

Единственная лампа висела над замызганным столом в углу, где, по идее, должен был находиться кочегар.

Но, присмотревшись, я понял, что здесь он не очень-то и нужен: весь цикл подогрева и закачки воды был автоматизирован. Значит, нам никто мешать не будет.

По крайней мере – до поры до времени…

Едва мы вошли в котельную, как я занял удобную для обороны и отступления позицию слева от двери. Парень заметил мой нехитрый маневр, но не подал виду, что его это обеспокоило. Он смотрел на меня пристально, изучающе, будто прикидывал – стоит ли со мной иметь дело.

– И что ты хочешь мне поведать, отрок? – насмешливо спросил я его, прерывая несколько затянувшиеся смотрины. – Может, раздавим по бутылочке? Обстановка, – я куражливо обвел руками закованные в железо труб стены подвала, – в самый раз. Мне это напоминает мое глубокое детство…

– Мне нужна твоя помощь, – резким голосом оборвал он мои потуги на литературные изыски и добавил, но едва слышно: – Пятьдесят Первый…

Моб твою ять! Вот уж чего не ожидал услышать в этой гнусной норе, так это свою кликуху курсанта спецзоны.

Если честно, я просто остолбенел.

Глаза!!! Я что, сплю?!

Нет, не может этого быть! Бред сумасшедшего, фантасмагория, предвестие Страшного суда. И вдоль дороги мертвые с косами стоят… В пору кричать: "Нечистая-я!.."

Но лицо, лицо-то другое!

– Ты… ты жив?!

– Как видишь, – довольно сухо ответил он.

– Но… как?..

– Это длинный разговор. – А я терпеливый.

Я начал постепенно приходить в себя.

– И если уж ты притащил меня в это чистилище, будь добр, объяснись, – сказал я решительно. – Я знал, что ты этого от потребуешь, – сказал он просто.

И монотонным, глухим голосом стал рассказывать историю своей жизни…

Когда Ерш закончил – теперь я уже знал его кличку, – у меня глаза были на мокром месте, хотя я и пытался держаться стоически, как и подобает прожженному диверсанту и убийце. Наверное, люди моей профессии, при всем том, иногда бывают чересчур сентиментальны.

К сожалению, по мелочам…

– А ты не боишься, что я тебя сейчас сдам со всеми потрохами или твоему хозяину, или властям? – Нет.

Он смотрел на меня немигающим взглядом голодного тигра.

И я понял, что сморозил глупость, – если я окажусь последней сволочью, то от меня только перья полетят.

Я совершенно не заблуждался в своих возможностях, и они были на достаточном уровне. Но противостоять разъяренному Двенадцатому… – увольте, спасибо за совет. – Я так понял, что тебе нужна моя помощь…

Я то ли спросил, то ли сам ответил на его невысказанную просьбу.

– Да.

– С какой стати? Я тебе ничем не обязан.

– У тебя нет иного выхода.

– Это почему?

– Иначе мы умрем вместе.

– Спасибо за хорошую шутку. Как я понимаю, парень, у тебя сейчас с юмором несколько туговато.

– Ты прав. Мне не до шуток. Но если мой шеф узнает, что эту дачу со всех сторон обложили спецназовцы и что вы готовы в любую минуту отдать приказ о начале штурма, то я вам не позавидую.

– Откуда… откуда, черт возьми, тебе это известно?!

– Я лежал в нескольких шагах от вас, когда ты беседовал на вечерней прогулке со своим шефом. – Что-о-о?!

Моему удивлению не было границ. Так ловко провести бывалых разведчиков-диверсантов – это нужно иметь особый талант.

– Мне было слышно каждое ваше слово.

– Ни хрена себе заявочка…

– Так мы договорились?

– На предмет того, что я тебя заложу, – можешь быть спокоен, я не сука брехливая, подзаборная. Но по части помощи… – Что же мне делать…

Он как-то обмяк и присел на край стола.

– Ведь моя жена… сын… они рядом…

Его голос стал хриплым, невыразительным. Согбенная фигура Ерша олицетворяла собой горе в рафинированном виде.

Глядя на него, я разрывался между долгом и человеческим участием.

Хотя, какой там в хрена долг… Разве что перед Кончаком, который при всех его недостатках и жестокости не был человеком конченым.

Временами мне он даже нравился, и я не мог так сразу, без достаточных оснований, разбить вдребезги нечто похожее на мужскую дружбу, сложившееся в наших отношениях за этот год.

– Я так понимаю, ты хочешь, чтобы я провел тебя через спецназовские загранпосты… – начал я осторожно, чтобы только нарушить тягостное молчание. – Да, – оживился Ерш.

И посмотрел на меня с проснувшейся надеждой.

– Видишь ли, все дело в том, что я не знаю ни схемы расположения постов, ни пароля.

– Не может быть!

– Еще как может. Это страховка моего шефа. Чтобы я не смазал гусиным жиром пятки раньше времени. Его жизнь и моя – две половинки одного целого. Жестоко, но умно.

– Но он знает?

– Естественно. Только, боюсь, все твои житейские передряги будут ему до лампочки. Даже если я упаду перед ним на колени и буду целовать прах у его ног.

– Значит, приказ у спецназа – чужих живыми не брать… – с ноткой обреченности в голосе сказал Ерш.

– В случае времени "х".

– А шеф твой, похоже, решил, что все обойдется миром?

– Это точно… – вспомнил я вечерний разговор Кончака по сотовому телефону.

Он говорил кодированными фразами, и я мало что понял, но, судя по его посветлевшему лицу, наши дела были не так уж и плохи. Кончак даже напевал что-то скверным голосом, когда принимал душ.

– Тогда твой шеф – старый, глупый осел.

– Но-но, не зарывайся!

– Кому поверил, – между тем невозмутимо продолжал Ерш. – Этим? – кивнул куда-то в пространство. – Да они за большие деньги родную мать в землю живьем зароют.

– Про то мне известно не хуже, чем тебе.

– А знаешь ли ты, что на утреннем совещании вам будут кранты?

– Мели Емеля…

– И что все телохранители будут стоять на "номерах", чтобы ровно в девять часов утра сделать из вас форшмак?

– Как на волков, значит? – с иронией уточнил я.

– Именно.

– Позволь, братец, усомниться в твоих словах. Все это бездоказательно. – Бездоказательно?

Презрительная ухмылка покривила жесткие губы. – Тогда послушай…

Он достал из кармана просторных, не стесняющих движения, брюк миниатюрный японский диктофон.

Я взял его с некоторой опаской, будто это была граната без чеки, и включил.

"Вопрос решен. И точка!"

"Не много ли на себя берешь?"

"Нет. Эти двое не должны покинуть… (какой-то скрип, заглушивший речь)".

"А ты, случаем, не забыл, что за ними стоит армия? Зачем нам лишние неприятности?"

"Неужели ты подумал, что я выжил из ума? Мы вовсе не против партнерства с нашими армейскими коллегами".

"Тогда что?"

"Ты до сих пор не понял? Их приговорили свои. А мы обязаны исполнить приговор. Это будет первый наш вклад в общее дело".

"И когда ты это узнал? (В голосе звучало недоверие и неприкрытая ирония.) Почему раньше не сказал?"

"Почему, почему! Сам не имел понятия… до сегодняшнего вечера. Мне позвонил… (черт, снова скрип, плавно переходящий в визг; похоже, у них аппаратура – дерьмо собачье, купленное по случаю на дешевой заграничной барахолке)".

Выключив крохотный гавкунчик, я надолго задумался.

Получалось так, что Ерш прав. Но это был всего лишь эпизод, а вот что мне и Кончаку дальше делать? Если нам подписали приговор, то вопрос заключается только во времени – как скоро они нас вычислят и отправят вперед ногами.

Короче – это был полный трандец.

– Где взял? – спросил я парня, показывая ему диктофон.

– Там где и запись – на пульте прослушивания.

– И тебя никто не увидел?

– Видели… – как-то неопределенно пожал плечами Ерш.

А я выругался, обозвав себя нехорошим словом – чего здесь непонятного, если учитывать способности этого парня…

– Как скоро обнаружится, что на пульте побывал посторонний?

– Если нам повезет, то только утром. Как раз была смена… – Понятно, дай Бог…

Я решительно стал подниматься по ступенькам.

– Жди меня здесь. Схожу за шефом…

Я шел по коридорам, особенно не таясь, – будто возвращался с вечерней прогулки: время было еще раннее, около десяти вечера. Шел и восхищался Ершом – с каким блеском он обустроил себе помощь, добыв для этого все (даже больше, чем все) необходимое.

Да-а, котелок у него варит…

Едва завидев мое серьезное лицо, Кончак начал собираться. Несмотря на то, что я застал его в разобранной постели, сна у него не было ни в одном глазу.

Он ни разу не спросил, куда мы идем и зачем, и лишь когда я показал ему на дверь подвала, он вопросительно поднял на меня свой тяжелый, пронзительный взгляд.

Успокоительно кивнув, я зашел в котельную; следом за мной бесшумно, как будто вернулись его лучшие годы, прошмыгнул и шеф.

– Кто это? – требовательно спросил Кончак, завидев настороженного Ерша.

Я объяснил.

– Понятно… – неопределенно сказал Кончак и показал на диктофон: – Включи.

Прослушав запись, он побледнел. Мы с ним переглянулись. И я и Кончак хорошо понимали, что коль скоро на нас объявлена охота, то возможен вариант, что они не будут ждать, пока мы отоспимся и придем на совещание.

Но и запускать в этот огород спецназ по темноте тоже нельзя – на незнакомой местности возможны ловушки и засады, что чревато большими потерями личного состава. К тому же невозможно привлечь вертолеты.

А это значит, что кое-кто из мафиозных гавриков может уйти. Мне-то было все до лампочки, но Кончаку такая компра нужна как зайцу балалайка.

– У тебя есть план? – обратился ко мне Кончак.

– Ага, – простодушно ухмыльнулся я. – Ноги в руки – и на отрыв.

– Гениально. Особенно по части простоты. Я – за. Идем!

– Извините – а как со мной? – ловким маневром Ерш перекрыл нам выход.

– Молодой человек, я вам сочувствую, но в нашем нынешнем положении трудно обещать что-либо определенное.

– Но вы мне поможете?

– Не думаю. – Кончак начал злиться. – Нам не нужна обуза. Пройти охранение будет даже для нас задачкой отнюдь не из легких.

– Вы мне обязаны помочь!

– До чего не люблю надоедливых людей… – брезгливо процедил сквозь зубы Кончак и выразительно посмотрел на меня. – Шеф…

Мой голос дрожал от ярости.

– Во-первых, он нам жизни спас, во-вторых, это просто непорядочно, а в-третьих – нам из этого подвала живыми не выбраться. – Даже так?

Кончак был ошарашен.

– И это говоришь ты, Волкодав!?

– По сравнению с ним мы щенки. – Интересно…

Кончак только теперь обратил пристальное внимание на Ерша, застывшего в угрожающей позе.

– Очень даже интересно… Ладно, извини, парень, сам видишь, какие обстоятельства. Мы уйдем отсюда вместе и поможем тебе. Даю слово.

– С-спасибо… – прошептал Ерш и облегченно привалился к стене. – У меня есть кое-какие мысли, как покинуть территорию незаметно…

– Расскажи, – потребовал Кончак, демонстративно отвернувшись от меня.

Обижается, понял я, и в душе с ним согласился: неподчинение старшему в армии – страшный грех. У меня было лишь одно оправдание – похоже, из рядов "непобедимой и легендарной" нас уже вычистили.

Или собираются вычистить.

– Неплохо, неплохо… – одобрил шеф план Ерша. – Я думаю, что сработает.

– Если только раньше времени не выпустят сторожевых псов.

– Когда обычно их выпускают?

– Нас предупреждали, что ровно в полночь. А там, кто его знает…

– Рискнем. Все равно выхода иного нет. Готовы? – оглядел нас Кончак с головы до ног – старая диверсантская привычка, въевшаяся в сознание намертво. – Попрыгали. Хорошо, звона нет. А теперь – с Богом!