Текст книги "Алракцитовое сердце (СИ)"

Автор книги: Visitor Ink

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 36 страниц)

"Хавбаги, значит... Вот они какие", – едва оказавшись на свету, он украдкой снова стал разглядывать хозяйку. В детстве чужеземцы почему-то всегда представлялись ему совсем отличными от простых людей, но, хотя Харрана имела смуглую кожу, она казалась вполне обычной женщиной. Недовольной и встревоженной их внезапным появлением.

– А я прежде не встречала вас в городе, господин Химжич, – с вопросом в голосе сказала она Деяну, подтверждая, что слух у нее столь же хорош, сколь и память.

– Да, я... – начал Деян, но капитан перебил:

– Все верно, Хара. Он, – капитан мотнул головой в сторону Деяна, – один из тех двоих, о ком я говорил ночью. Мы, видишь, пока застряли тут. По милости второго... моего временного командующего. Господин Ригич набрался вчера так, что сегодня готов протянуть ноги. То ли желудочное кровотечение начинается, то ли еще какая дрянь: головы от подушки оторвать не может, и видок у него – хоронят краше.

Если это и было преувеличением, то очень незначительным.

– Один из тех двоих, – недобро прищурившись, сказала Харрана. – Тех двоих опасных типов, которых остерегается старый лис-епископ, – так ты вчера говорил, Ранко. А теперь привел одного из них сюда?

Деян хмыкнул; по правде, этот вопрос занимал и его.

– Волк волка чует, Хара, – невозмутимо отозвался капитан. – Этот – не кусается. И тот – тоже; по крайней мере, сейчас. И он... иной породы, чем Варк или Скряга. Он...

– Шатун, – вырвалось у Деяна. На "не кусается" он решил не обижаться. Ответ капитана своих о резонах явно был не полон, но с этим тем более можно было разобраться позже. – Помогите ему, госпожа Харрана, прошу.

Она вновь обратила внимание на него.

– У вас не городской выговор: вам ли не знать, как "помогают" шатунам и почему?

– Медведь задрал моих отца и дядю. – Деян спокойно встретил ее взгляд. – Но Голем – другой случай. Он не безумец, пусть и может иногда показаться таковым.

"Пока не безумец", – но вслух этого говорить Деян, конечно, не стал.

– Надо же. Голем... – Ее губы растянулись в странной полуулыбке. – Князь Рибен Ригич, Рибен-Миротворец. Мой отец возносил молитвы Небесному Хранителю с тем же именем.

Деяну показалось, что под ногами пошатнулся пол.

– Мне тогда было вдвое меньше лет, чем вам сейчас, господин Химжич, – сказала Харрана, – когда отца выпотрошил урбоабский жрец. И, право слово, лучше бы это сделал медведь... Чтобы использовать имя Миротворца, господин Химжич, нужно быть или безумцем – или расчетливым жуликом. Или круглым дураком. Учитывая, что, как вы говорили, ему хватило ума и умения упиться едва ли не до смерти, я склоняюсь к последнему... Чтобы обвести Ритшофа и Бервена вокруг пальца, многого не надо: я тебе говорила, Ранко.

"Мрак! А ведь кто-то поминал вчера: они объявили его чуть ли не богом..." – Деян нахмурился, спешно обдумывая, что это заблуждение может принести, кроме проблем.

– Не знаю, кем вы считаете вашего приятеля, господин Химжич; допускаю, что вами движут добрые намерения, – продолжила Харрана прежде, чем он успел вставить слово. Тон ее немного смягчился. – Я стараюсь помогать тем, кто нуждается в моей помощи. Но жуликов, самоубийц и пьяниц я не лечу. В утешение могу сказать, что обычно они и не нуждаются в лечении. Спросите у трактирщика кислой соли; это поможет.

Она кивнула на дверь, красноречиво давая понять, что разговор окончен.

– Вы упустили последний вариант: боготворимый вашими родными князь Ригич и есть дурак, а до кучи еще и пьяница, – сказал Деян. Так и не придумав, что соврать, он решил придерживаться правды. – Он провел три века в состоянии, которое называет смертным сном, а очнувшись, испугался, что не сможет сам полностью вернуть контроль над телом и вместо воды и пищи за пять дней выцедил флягу "вдовьих слез". Знаете такое зелье? Он пил его по глотку, в надежде, что сумеет добраться до гроссмейстера ен'Гарбдада раньше, чем упадет без сил. Эта самонадеянность едва не стоила ему жизни. Как-то он сумел оправиться, но, боюсь, не до конца... И вчера он... значительно усугубил свое состояние. Но дело не только в выпивке, понимаете? Поэтому я и ищу кого-нибудь, кто был бы сведущ в таком. Хоть немного.

– Вы... – негодующим тоном начала Харрана.

– Это правда! – Деян не дал ей закончить. – Небом клянусь. Я не могу вам доказать, что не лгу. Но вы можете пойти со мной – и убедиться сами.

"А еще этот дурак и пьяница раздобыл вчера новую порцию зелья, – Деяну показалось, от кармана, куда он спрятал пустую флягу Бервена – свою флягу – по груди разлился холод. – И хвала Господу, что он бережет отраву для другого случая и потому не попытался пока ей воспользоваться; но попытается – если я не найду возможности помочь ему другим способом".

Во избежание таких попыток утром Деян незаметно спрятал чародейскую флягу в щели за шкафчиком, однако даже не надеялся, что Голем при желании ее не отыщет.

– Ранко, по-моему, этот человек – просто-напросто сумасшедший! И ты еще ему веришь! Не стоило приводить его сюда, – сердито сказала Харрана. Но ее голосу, как с радостью заметил Деян, не доставало уверенности.

– Да, я ему верю, Хара, – очень спокойно ответил капитан; какие бы чувства он не испытывал на самом деле, скрывал он их мастерски.– Звучит невероятно, согласен. Но представь, что все так, как он говорит. Подумай – как иначе добротный штык за мгновение оказался завязан в узел? Ни один известный мне чародей не способен на подобное. Тебе стоит пойти и взглянуть на этого господина самой.

– Ты уже решил все за меня? – Харрана вперила в капитана недовольный и чуть обиженный взгляд; капитан ответил ей тем же. Так могли смотреть друг на друга только люди близкие и неравнодушные друг к другу, связанные множеством сказанных и не сказанных слов; но Деян очень сомневался, что она ему законная жена или, тем паче, родня: в капитане явно не было ни капли хавбагской крови.

Впрочем, устав военной службы не запрещал офицерам иметь любовниц.

Первой отвела взгляд Харрана и, поджав губы, принялась собирать лекарскую сумку.

– Если это окажется глупой шуткой – а так оно и будет, – за тобой должок, Ранко, – бросила она через плечо.

– Увидим... – Капитан встревоженно покосился на Деяна.

– Не окажется, – заверил их обоих Деян. – Надеюсь, ваша вера не запрещает вам лечить богов, госпожа Харрана? То есть Хранителей.

Она не ответила, но ее движения стали еще более резкими.

– И что у вас достаточно для этого мастерства, – добавил он.

Она оглянулась на него, хмыкнула и снова занялась сборами.

– Ты не смотри, что она баба, – наклонившись к самому его уху, прошептал капитан. – В колдовстве разбирается, и опыта у нее – во! Хара больше людей заштопала и выходила, чем я – убил. Согласись она пойти на королевскую службу, была бы капитаном медчасти, не меньше.

– Ранко! Не болтай, – беззлобно огрызнулась Харрана. – Много ты в этом понимаешь.

– V -

Обратная дорога показалась Деяну отвратительно долгой; Харрана нарочито не спешила, а его подталкивало в спину вернувшееся беспокойство: не потерял ли он слишком много времени, блуждая по городу, и не поздно ли уже что-то предпринимать. Сначала он старался отвлечься, пытаясь предугадать, как сложится встреча Харраны с «богом», но в мысли навязчиво вторгался образ пустой фляги и мертвенное оцепенение на лице чародея.

Когда они, наконец, добрались до постоялого двора, он почти уверился в том, что безнадежно опоздал; однако – обошлось. Дверь в комнату отпер Джибанд, все такой же угрюмый и сердитый.

– Мастер уже десять раз требовал, чтобы я пошел за тобой, – сказал он. – Пришлось ему отказать.

– Спасибо, Джеб. Все правильно, – благодарно кивнул великану Деян, игнорируя испепеляющий взгляд Голема; тот был жив и в сознании, а больше от него и не требовалось. – Входите, госпожа Харрана. Рибен, это...

Он собирался представить ее по всем правилам, но Харрана бесцеремонно оттеснила его в сторону и подошла к изголовью чародея.

– Веккен рене х'азн, абан Р-гич, – быстро проговорила она. – Хемре нер, х'азн а-нто, х'азн ро Абсхар Дамар?

Через мгновение Деян понял, что это не заклинания, а чужеземная речь – должно быть, ее родная. И хорошо знакомая Голему: тот оттарабанил в ответ намного более длинную фразочку, попытавшись приподняться и даже преуспев в этом.

– Аб-ши саран, абан-хо. – В конце он протянул Харране руку ладонью вверх. – Шана кенер.

– Сахо! – Она оттолкнула его руку и вынудила снова лечь. – Нед исмен калем, абан. Сахо, ра кана.

Голем не стал возражать. Харрана присела на край кровати и откинула одеяло. Стоял полумрак, и Деян заметил слабое серебристое свечение вокруг ее ладоней, когда она начала осмотр.

– О чем они говорили? – прошептал Деян вставшему у двери капитану, но тот покачал головой.

– Слишком быстро для меня.

– Она спросила, он ли "Абсхар Дамар", Хранитель Мира, что явился, миновав время... Мастер ответил, что слышал, будто его теперь называют так, хотя это неверно. Дальше он называл свое имя и сказал, что долго пробыл за краем и лишь недавно вернулся. Почему-то я почти все понял... – Рокочущий шепот Джибанда звучал почти испуганно.

– Что еще?

– Он предложил помочь ей убедиться, но она сказала, что разберется сама и чтобы он не мешал лекарю лечить. Почему я понимаю?!

– Так и должно быть; ты в прошлом бывал на Островах с Рибеном, значит, наверняка знал этот язык, – успокоил его Деян. – Дарвенский же ты не забыл – только значения некоторых слов. Так и тут.

– Господа, замолчите или выйдите вон! – сердито шикнула на них Харрана, и разговор прервался.

Она мяла и простукивала грудь и живот чародея пядь за пядью, бормоча под нос не то заклятья, не то просто ругательства. Чародей терпел молча, только морщился и кусал губы.

Наблюдать за этим непонятным лекарским колдовством было неприятно, но ждать за дверью казалось не лучше.

Деян придвинул себе табурет – нога после прогулки опять заныла – и сел, уставившись на полоску света, проникавшую между ставнями. Мысленно он успел досчитать до пятиста и начал считать обратно, когда Харрана выпрямилась и встала, отряхивая руки, словно на них налипло что-то невидимое. Осмотр явно дался ей нелегко: она дышала тяжело и шумно, платок на лбу потемнел от пота.

– У вас невероятно мощная хинра; никогда раньше не видела ничего подобного, Р'гич-абан. Впрочем, неудивительно... – Харрана снова перешла на дарвенское наречие; как Деян понял – специально для него и Альбута. – Но после смертного сна она течет слишком медленно: возможно, процесс пробуждения завершился не полностью или прошел неправильно. Чтобы поддерживать в теле жизнь, вы внутренним усилием ускоряете поток, но цена за это – еще большее нарушение его естественного течения. Иными словами, вы калечите сами себя. Незначительно, однако время идет – и повреждения накапливаются... Вам это известно?

– Да, я предполагал нечто подобное, – мрачно отозвался чародей. – Как и то, что если ничего не предпринять, это убьет меня. По-вашему, как скоро?

– Не могу предположить точный срок. Но, боюсь, это случится скоро, Ригич-абан. – Она заглянула чародею в глаза. – У меня нет достаточно знаний и мастерства, чтобы помочь тебе, но, быть может, они есть у кого-то другого. И тебе лучше поторопиться отыскать его.

– Сомневаюсь, что излечение возможно, – спокойно сказал Голем.

– Нельзя терять надежду, – ответила Харрана, не слишком скрывая, что она тоже сомневается в такой возможности. – Разрушение тела пока не продвинулось слишком далеко. Вчерашнее буйство сошло вам с рук. Внутренних кровотечений нет, ничего настолько серьезного, что наверняка убило бы вас в самое ближайшее время. Отдых, сон, лечение – и через день или два вы будете на ногах.

У Деяна вырвался вздох облегчения; словно камень свалился с плеч. Будущая угроза, о которой он и так догадывался, сейчас казалась невероятно далекой и должна была стать заботой опытных лекарей Венжара ен'Гарбдада, а его – вовсе не касалась.

– Я оставлю нужные лекарства. Но больше ничем не могу помочь, – Харрана чуть склонила голову. – Мне жаль.

– Не стоит сожалений. – Голем сумел изобразить подобие сердечной улыбки. – Спасибо, что пришли, Харрана абан-хо.

Она кивком приняла благодарность:

– Не верится, что это вы... В самом деле вы.

– Почему же? – Казалось, Голем действительно удивился. – Вы ведь понимаете способ, каким произошло мое возвращение. Это необычно, но не выходит за рамки представлений о возможном... Во всяком случае, не слишком далеко.

– Не слишком далеко – для вас? Но... я понимаю, да. И все же поверить непросто. – Харрана взглянула на чародея с сожалением и грустью. – Мои отец и дед возжигали подношения Абсхар Дамару. И в этот самый час кто-то молит Абсхар Дамара о помощи, в то время как Абсхар Дамар на постоялом дворе мается желудком и мигренью, упившись до полусмерти вина.

– Абсхар Дамар – глупая сказка, которую придумал какой-то невежа, – резко ответил Голем. – Я не Хранитель и никогда им не был.

– Эту сказку придумал ваш друг Абсхар Ханол абан Мирг Бон Керрер незадолго до кончины. – Харрана холодно улыбнулась. – Грустная, может быть, глупая – но хорошая сказка. Вы, милорд Ригич, ее начало – и ее конец: и похоже, что весьма досадный... Но, так или иначе, вы – Абсхар Дамар; люди моего народа присягнут вам на верность, едва узнают о вас. Я рада возможности услужить вам. Но мне жаль сказки.

Она сказала это спокойно и просто, как будто сожалела о нечаянно разбитой чашке. "Странная женщина... Или все хавбаги такие?" – Деян всмотрелся в ее смуглое лицо, отыскивая признаки фальши, – но тщетно. От Голема и следовало, по здравому размышлению, ждать настоящего или показного равнодушия, однако от Хараны при встрече с богоподобным "Хранителем" он ожидал недоверия, поклонения, страха – но никак не такого вот обыденного разговора...

– Вашей верности я не заслуживаю, но досаду – заслужил. Послушайте, Харрана абан-хо! – Голем уставился на нее одним из тех проникновенных взглядов, к которым часто прибегал, чтобы убедить в своей правоте Джибанда. – Раз вы сознаете меру моей ответственности... и вины... вы понимаете: я не могу ждать два дня. Даже до утра не могу. И так из-за моей слабости потеряно было слишком много времени. Я должен выехать как можно скорее... невзирая на последствия. Вы можете это устроить?

Харрана качнула головой:

– Невозможно.

– Мне не хотелось бы прибегать к помощи "вдовьих слез", но в случае необходимости придется, – сказал Голем. – Может быть, у вас все-таки найдется менее ценное средство?

– Я лечу, а не калечу, – отрезала Харрана.

– Прошу вас!

– Нет! – рявкнул Деян. – Совсем ума лишился?! Никуда ты сейчас не поедешь! Об отраве своей и думать забудь. Или... – Так и не придумав, что "или", он вскочил и зашагал по комнате от стены к стене, с каким-то отстраненным удивлением понимая, что действительно взбешен. – Мрак бы тебя побрал, вытворяешь невесть что, глупость за глупостью! С меня довольно. Делай, что скажет госпожа лекарь! И не морочь ей голову своей болтовней. Полтора, или сколько их там бишь было, века, и еще три сверх небо коптишь – а дурак дураком!

– Эй, ну, будет, будет... Я же еще не сделал ничего... – Голем казался совершенно обалдевшим и едва ли не напуганным его вспышкой. – Перестань, Деян. Чего ты так взвился?

– Ты уже сделал достаточно, чтобы опять валяться полумертвым, – с нарочитым спокойствием сказал Деян, подойдя вплотную к кровати и поймав растерянный взгляд чародея. – Но сегодня ты больше точно ничего такого не сделаешь. Если будет нужно, Джибанд об этом позаботится. Ты ведь не откажешь своему мастеру в этой услуге, Джеб? Он будет недоволен, но, как видишь, у него временное помрачение рассудка, так что до утра... самое меньшее – до утра все его приказы недействительны.

Было несколько самонадеянно требовать от Джибанда не подчиняться "мастеру"; однако великан кивнул с видимым удовлетворением:

– Я понял и совершенно с тобой согласен, Деян.

– Ну и ну.... Вы слышали: ваш "Абсхар Дамар" не волен распоряжаться даже самим собой, – обратился Голем к Харране.

Харрана промолчала, только покосилась на Деяна, как ему показалось, с некоторым уважением.

Капитан Альбут стоял в сторонке и делал вид, что его происходящее никак не касается.

– Ну что ж, абан-хо. Будь по-вашему: командуйте, – не найдя ни одного союзника, Голем сдался без боя. – Доверяюсь вашему искусству.

– VI -

Харрана велела капитану Альбуту принести с кухни подогретой воды и привести одну из женщин-служанок, которой собиралась поручить следить за приемом лекарства, а пока тот ходил, с интересом разглядывала Джибанда и перекинулась с ним десятком фраз на гортанном хавбагском наречии. В отличие от епископа Андрия, никакого предубеждения к «ненастоящим людям» она не испытывала.

Капитан вскоре явился с небольшим ведерком и фигуристой рыжеволосой девицей; Деян попытался вспомнить, та эта девица или не та, что развлекалась с чародеем ночью, но так и не смог, и, успокоив любопытство тем, что вопрос этот не имеет ровным счетом никакого значения, воспользовался случаем и выскользнул вслед за капитаном за дверь.

– Действительно Абсхар Дамар, значит. Ну, мать. Дожили. – Особо удивленным Альбут, однако, не выглядел.

– Дурак он набитый, вот он кто, – выпалил Деян, еще не до конца успокоившийся.

– А моя-то – дура-баба! – Альбут криво усмехнулся. – Проще море вычерпать, чем ересь из хавбага.

– Что это значит – "Абсхар Дамар"?

– Хранитель Мира.

– Это я понял. Смысл в чем?

– У хавбагских еретиков Хранителей больше, чем блох на собаке. Дай бог памяти... – Капитан наморщил лоб, вспоминая. Вряд ли он был большим знатоком чужеземных обычаев, но много общался с Харраной, а возможно, и с другими хавбагами, потому что-то, да знал. – Вроде бы вся соль в том, что пока Абсхар Дамар нес службу – все у них было хорошо, и погиб он, чужеземец, за то, что не желал зазря проливать кровь и предпочел правое дело их народа неправым намерениям своего. Тут игра слов, по-нашему коротко не сказать. "Дамар" на хавбагском – и "достоинство", и "перемирие", и "мир": все сразу. – Альбут сделал размашистый жест.

– Достоинство и мир – одно и то же слово? – удивился Деян.

Они спустились в зал и сели за ближайший к лестнице стол.

– Ну да. Только это по-нашему вернее всего будет сказать "достоинство". Так мне объясняла Хара. А по-ихнему жить в мире – в мире вообще, жить в ладу с другими и жить в ладу с самим собой – это все, ну, одно и то же. – Альбут говорил скороговоркой, и губы его странно кривились, словно не справлялись с плохо понятными и чуждыми ему, перенятыми из чужих уст словами. – Увязнуть в долгой войне для хавбага значит, вроде как, утратить достоинство. При этом воюют они постоянно. А из тех, кто осел у нас, на материке, многие в наемники идут... Больше им податься некуда, но не то, чтоб им такая жизнь была не по нутру. Несмотря на все речи про мир и достоинство – воюют они охотно, хорошо воюют. Тьфу! – Он сплюнул на пол и отмахнулся, будто от чего-то невидимого. – У нас говорят: проще женщину понять, чем хавбага. А Хара всем женщинам женщина, и всем хавбагам хавбаг. Голову сломишь... – Он поморщился. – В Хранители посмертно записывают, чтоб без всяких неурядиц, но твой князь Ригич, выходит, недоумер: ситуация, м-да. Их богословы с ног собьются, выдумывая, как все это увязать. Ну и бесы бы с ними! Но Хара... не представляю, что у нее в голове сейчас творится. Зато знаю наверняка: здесь, в Нелове, скоро будет жарко, и ей пора отсюда бежать: но меня она не слушает... Может, он ей скажет, а?

– Я могу его попросить, – неуверенно сказал Деян. – Но разве его она послушает? Хоть он и Хранитель... что-то не особенно она с ним почтительна.

– Да. – Капитан снова скривился. – Похоже, не послушает.

– Ты за этим и хотел ее с ним свести? – догадался Деян.

– За этим, – просто согласился капитан.

Он будто собирался еще что-то добавить, однако передумал и вместо этого подозвал проходившую мимо Цвету. Она кивнула Деяну и улыбнулась капитану как старому знакомому:

– Привет, Ранко. Нести обед?

– И что-нибудь к обеду, – буркнул капитан. – Если господин Ригич не опустошил вчера весь ваш погреб.

– Он бы лопнул, – легкомысленно отшутилась Цвета. – Вы оба мрачнее тучи; плохо дело?

– Да нет; скорее, наоборот, – сказал Деян.

– Ну и хорошо; с мертвым с ним хлопот было бы еще больше, чем с живым, могу поспорить, – хмыкнула Цвета. – Погляжу, осталось ли жаркое...

Она неторопливо удалилась в сторону кухни.

"И проспорила бы, – мрачно подумал Деян. – Его ведь никто не хватится. Не будет искать, не будет мстить: он и так, считай, мертв".

Злость на чародея прошла, и, вспоминая себя четверть часа назад, теперь он чувствовал стыд. Одуревшему от мигрени и обрушившихся "новостей" Голему дурость была почти что простительна; тогда как орать на него, и так едва живого, крыть его при всех по матери и грозиться непонятно чем было, прямо сказать, глупо. И недостойно.

К столу подошла Харрана: попрощалась и обещала зайти утром.

– Недавно я назвала вас сумасшедшим, господин Химжич. – Напоследок она наградила его долгим взглядом; Деян заметил, как на мгновение уголки ее губ приподнялись вверх. – Рада, что не ошиблась.

Он так и не решил для себя, было ли это оскорблением или комплиментом. Дурацкий огромный платок на голове совсем не шел ей, и все-таки она была очень красива; особенно когда улыбалась.

– Рад, что вы не отказались проверить. – Деян улыбнулся ей в ответ. – Спасибо.

Капитан отправился ее проводить.

Пришел назад он довольно скоро, аккурат к поданному Цветой жаркому. Деян задумался: это Альбут почему-то вернулся с полдороги или время в Нелове текло, как попало; но спрашивать постеснялся.

Они сидели в общей зале, однако подчиненные Альбута, как и немногочисленные другие посетители, сторонились их. Все соседние столы пустовали. Деян подозревал, что причина не в нем, а в капитане, чье сосредоточенно-мрачное выражение лица заставляло беспокоиться – как бы в случае чего не попасть под горячую руку.

Молчание за столом прерывалось редкими фразами. Цвета щедро выставила большой кувшин вина, однако капитан то ли был не таким уже любителем выпить, то ли обладал большой волей, – так или иначе, вино он цедил медленно, как ледяную воду, и пытаться перещеголять Голема явно не собирался.

Деян, без охоты прихлебывая кисловатое пиво, ждал, что капитан, чуть поднабравшись, разговорится сам. Но, в конце концов отчаявшись дождаться, спросил прямо:

– Почему ты нам помог, Ранко? Кроме как для того, чтоб Голем убедил Харрану абан-хо уехать.

– Так затем и помог, – с деланным недоумением ответил тот. – Чего непонятного?

– Но кроме того? На самом деле.

– Ну... Таких ребят, как вы, хорошо иметь в должниках. – Капитан осклабился.

– Преподобный Андрий уверен, что еще лучше вовсе не иметь с нами дела, – сказал Деян. – И в этом он прав.

– Преподобному Андрию не нравится твой н-а-н-и-м-а-т-е-л-ь, – с нажимом сказал капитан. – А мне не нравится надутый болван в епископской рясе, нареченный Андрием. Это достаточная причина.

– Не думаю, – возразил Деян, и капитан вдруг признал его правоту:

– Просто-напросто, понимаешь... Когда твой чародей – князь Старожский, Абсхар Дамар или кто он там на самом деле – не лежит пластом в собственной блевотине, он похож на человека, который способен навести шороху. Да хоть бы расшевелить треклятого ен'Гарбдада! Гроссмейстер стар настолько, что из него сыплется пыль, но прежде, я знаю, был недурным полководцем. Только сейчас он во всем слушает трусливых тупиц в рясах, и мы скоро проиграем войну. Повсюду темно станет от растреклятых бергичевцев. А мне, мрак бы все это побрал, претит, что синезнаменные ублюдки бьют нас как хотят! К тому же... знаешь, что они делают с теми, кто не готов целовать им зад?

– Что-то слышал, – сказал Деян.

"А еще я слышал, что "трусливые тупицы в рясах" достаточно умны и изворотливы, чтобы проигрывать намеренно, спеша избавиться от тех, кого, как гроссмейстера, полагают для себя опасными", – однако этого он вслух говорить не стал.

– Пока у нас дела шли как надо, мы с бунтарями не очень-то церемонились, – с неохотой сказал капитан. – И они с нами не станут. А сейчас еще у барона дикари на поводке. И два полка хавбагских наемников, с которыми у нас долгий счет... Пока Бергич медлит: не хочет распылять силы. Но, когда гроссмейстер ен'Гарбдад будет разбит, синезнаменные заявятся сюда. Мне этот городишко никогда не нравился, но там, откуда я родом, один бурьян, а здесь – так уж получилось – я долго прожил... Здесь, считай, у меня дом. И здесь Хара, – добавил он, чуть помолчав. – Если все продолжится как сейчас, войско гроссмейстера будет перебито: надеяться не на что, кроме как на чудо... А где его взять, чудо? Плевал я на всякую бесовскую ересь, пророков с проповедниками и хранителей со святошами: давно на свете своим умом живу, знаю – брехня это все да бредни; Господь нас балует чудесами не часто, но уж брехунам он воздаст однажды, будь покоен! Однако ж твой князь Ригич – всамделишный большой мастер. Темная лошадка. И я ничего не теряю, поставив на него пару медяков, потому как терять мне, считай, нечего; но это мне. – Капитан недобро ухмыльнулся. – Вопрос за вопрос, Деян. Зачем ему помогаешь ты? На самом деле.

– Ну... – Деян задумался. Он не видел причины врать Альбуту, но не был уверен, что сам знает правдивый ответ.

– Ну?..

– Непростой вопрос, Ранко, – сдался Деян. – По правде, он в свои злоключения меня против воли втянул, не спрашивая. Я злился на него по-черному, даже убить думал попытаться. А потом подостыл... Начал его немного понимать. Почувствовал благодарность, что ли. Как-никак, он дважды мне жизнь спас. По справедливости, я перед ним в долгу. Да и просто...

Как назвать это "просто", в котором множество всего смешалось, Деян так и не придумал, но капитан и не стал допытываться.

– Против воли втянул, говоришь? – спросил он вместо этого. – Ну, а ты ему зачем?

– Сам не могу взять в толк. – Деян пожал плечами. – Пожалуй что, я ему вместо козленка.

– То есть? – Капитан нахмурился. – Не понимаю.

– Когда еще мать с отцом живы были, через четыре дома от нас жила тетка одна – Лекой ее звали, – сказал Деян. – Раз, пока она у родни в Волковке ночевала, случился большой пожар. Счастье наше – огонь не на нас, в другую сторону пошел; я сам ничего того не помню, но мать рассказывала. Шесть домов сгорело, люди – кто спастись успел, а кто нет. У Леки семья большая была, и вся погибла: старики, видно, сразу угорели, муж с испугу без детей выбежал, потом обратно метнулся, брат за ним – да так назад и не выбрался никто, крыша обвалилась. Всего добра уцелело – один козленок, который на чужом дворе был. У Леки перед пожаром коза от хвори какой-то внутренней издохла, а козленок – совсем маленький еще – с виду здоровый был, ну его к чужой кормящей скотине и отнесли, авось примет; вот и остался он, и выжил. К зиме всем миром жилье погорельцам отстроили, отгоревали. А Лека козленка своего подросшего забрала и с тех пор стала с ним дружбу водить: в непогоду в дом брала, разговаривала с ним, как с человеком; то братцем звала, то сынком.

– Помешалась что ль? – недоуменно спросил капитан.

– Нет, она в своем уме была, не подумай: понимала, что к чему, что козел – скотина бессловесная, неблагодарная. Но все чувство, что родне, мужу да сыновьям раньше шло, козленку тому отдавала, чтоб с горя не убиться. А потом в привычку вошло... Сватались к ней мужики – да она всем от ворот поворот давала. Потом она со всей скотиной церемониться начала. Кроме коз и коровы, еще два десятка свиней у нее было; расплодились – поросят резать жалела. Жили в тесноте и грязи, вонь от них стояла – на три двора; как померла старуха, соседи всех забили: надоело уж очень. Но перед самой смертью она молодняк выгнала в лес, к кабанам; потомки до сих пор, может, бегают. А я смотрю на Голема, на себя – и вспоминаю Леку и ее козла, – с натянутой улыбкой закончил Деян.

Капитан недоверчиво хмыкнул.

– Ты бы себя видел давеча со стороны! Ага, позволил бы он тебе глотку драть, если б за козленка держал. Как же!

– Да мне вот думается – в том-то и беда, что позволил, – со вздохом сказал Деян. – Совсем дошел человек... Не к моей выгоде переубеждать тебя, Ранко, но, по-моему, твоя темная лошадка хромает на все четыре ноги.

– Лучше уж хромая лошадь, чем пешком ковылять, – отмахнулся капитан.

"Что-то в нем есть странное, – подумал Деян. – Даже очень".

Капитан подлил себе вина.

– Все, кого я встречал последние дни, рады были бы бежать от войны, – сказал Деян. – Ну, кроме Голема: он, понятно, не в счет. Даже твой сержант вчера боялся, что его отправят с нами назад. И остальные твои люди недовольны: я слышал утром, как они между собой говорили. Оно понятно – дело опасное... Но ты – ты будто бы и рад! Снова возвращаю тебе твой вопрос, капитан Альбут: что не так с тобой?

– Сказал же: сплю и вижу, как поджарю бергичевским ублюдкам пятки! – Капитан хищно оскалился.

Деян пожал плечами: "Не хочешь – не говори".

Разговор надолго прервался.

– VII -

Спустившийся вниз Джибанд о чем-то толковал в дальнем углу залы с помятого вида мужчиной в линялой красной шапке; Деян узнал в нем давешнего музыканта и прислушался – но великан наконец-то научился говорить тихо. Капитан, проследив за взглядом Деяна, тоже неодобрительно пробурчал что-то себе под нос.

Джибанд не удостоил их вниманием, но его собеседник, заметив к себе интерес, стянул шапку и отвесил шутовской поклон.

– Что это еще за хрен? – вполголоса спросил Деян.

Капитан скривился:

– Бард бродячий. Из тех, что ошиваются с маркитантами: вроде блох, только хуже... Этого хмыря вроде Выржеком звать. Не первый раз мне на глаза попадается!

Все вился вокруг и сюда увязался за Ритшофом, к Андрию пытался подобраться, а теперь вон твоими дружками занялся. Как пить дать, шпионит или для Бергича, или для Круга чародеев, волки их сожри: делать это их общество ничего полезного не делает, но суются господа колдуны всюду; и пока между собой собачатся, пакостят всем подряд помаленьку... Может, он и сам колдунишка мелкий, этот Выржек. Подвесить бы его за ноги и тряхнуть хорошенько – сразу бы все выложил! Жаль, повода нет. Ваш-то третий... – капитан взглянул вопросительно.

– Джеб Ригич, – подсказал Деян.

– А! Господин Джеб что в нем нашел?

Деян пожал плечами:

– Понятия не имею. Вообще он музыку любит, Рибен упоминал. А этот Выржек, ты сказал, бард. Может, поэтому...

– Может, – согласился капитан. – Бард он недурный.

Деян вздохнул украдкой о тех временах, когда для него, воспитанного на сказках матери и Сумасшедшей Вильмы, бродячий музыкант был бродячим музыкантом, фигурой безобидной и романтической, – и никем больше.