Текст книги "Йошкин дом"
Автор книги: Виктория Райхер
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)
РОЛЕВЫЕ ИГРЫ
РОЛЕВЫЕ ИГРЫ
У Нушнушика есть коробочка. Нушнушик всюду ходит с коробочкой, потому что без коробочки ему не прожить. Как только Нунушику становится грустно, или он на что—нибудь обижается, или чего—нибудь боится, он сразу залезает в коробочку и сидит в ней. Люди подходят и уходят, а Нушнушику хоть бы хны: он в коробочке. Выражения его лица никто не видит, его мыслей никто не слышит, его скорби никто не замечает: коробочка черная, закрытая, все секреты сохранит. Если вы захотите позвать Нушнушика в гости, не удивляйтесь, когда он придет с коробочкой. А если в середине вечера у вас в гостях Нушнушик почему—то исчез, просто вежливо улыбнитесь черной коробочке, оставшейся на его месте. Ничего страшного. Отсидится и придет. В коробочке успокаиваться очень хорошо, гораздо лучше, чем на свежем воздухе. И никому не приходится ничего объяснять.
А Кира—Кузя всегда носит с собой кулак на пружинке. Это из—за того, что Кире—Кузе часто хочется кого—нибудь ударить, а руки у нее нежные. Она вообще вся нежная, Кира—Кузя, трепетная и эфемерная, и никто не предполагает, что в любом разговоре рано или поздно из Киры—Кузи вылетит кулак на пружинке и – бац – зазвездит ее собеседнику точно по центру его «я». Кулак немаленький, свинцовый, синяки от него остаются надолго, бывшие собеседники Киры—Кузи так друг друга и узнают – по синякам. Они у них у всех в одном и том же месте, точно по центру их «я». Спасибо Кире—Кузе. Ее многое раздражает, она вообще раздражительная, ей без кулака никуда. Взорвется, и останутся от Киры—Кузи одни останки. Не дай бог.
Вот Зданиц постоянно таскается с лопатой: это он так общается. Вы ему – слово, а он ну копать! И копает, копает, копает, пока сам не устанет или вы не уйдете. Раскапывает ваши тайные порывы и мысли, ваши намерения, подтекст вашего текста, ваше прошлое, ваше будущее, ваше все. Выкопанную землю Зданиц внимательно изучает и с отвращением съедает. Он так питается, Зданиц, – тем, что выкопал о других. А почему вы сказали то, что сказали? А что вы этим хотели сказать? А почему вы сказали только эго, а ничего кроме этого, не сказали? А о чем вы при этом думали? А почему? Многие люди, завидев издали лопату Зданица, сразу убегают: им не нравится, когда под них подкапываются. А некоторые, наоборот, сами приходят и просят Зданиц, покопай!
Удана во рту вместо языка хранит бритву. Осторожнее общайтесь с Уданой: когда она открывает рог, все вокруг сразу покрываются порезами. Если стоять от нее подальше, это даже забавно: столько людей, и все в порезах. Но это если подальше. Риорита Удану не любит и называет брадобрейкой. Сама Риорита носит с собой тазик – для поплакать. Как только речь заходит о пропавшей Риоритиной жизни (а о чем еще может зайти речь при Риорите?) она тут же ставит перед собой тазик и принимается рыдать. Слезы падают прямо в тазик и не загрязняют окружающую среду, очень удобно. Поплакав, Риорита аккуратно выпивает содержимое тазика и вытирает губы платочком. Тазик нетяжелый и всегда сияет чистотой, потому что слезы Риориты – прекрасное моющее средство.
Если вы подружитесь с Нушнушиком, он даст вам посидеть в своей коробочке. Мне как—то раз давал, мне понравилось. От кулака Киры—Кузи лучше уклоняться влево – с той стороны у нее реакция хуже. Если Зданиц вас достанет, можете попросить Удану с ним побеседовать: после беседы с Уданой Зданиц становится тихим и какое—то время ничего не выкапывает. А вот если вы застанете Риориту в хорошем настроении, она позволит вам вымыть руки в своем тазике, полном слез. Или даже выкупаться в нем целиком. Только не забудьте потом попросить у Стенны полотенце.
Стенна с удовольствием даст его вам, оно всегда при ней. Стеннино полотенце чудесно, в него окунают лица все рыдающие и страждущие, и все находят утешение. К Стенне ходят и Нушнушик, когда устанет сидеть в своей коробочке, и Кира—Кузя после встреч с чьим—нибудь таким же, как у нее, кулаком, и Удана, если камни этой жизни затупят ее бритву, и Зданиц, уставший копать, и даже Риорита ходит тоже – вытирать свои заплаканные глазки до новых слез.
А сама Стенна не ходит ни к кому. Собственно, и Стенну—то никакую никто никогда не видел, так, присутствует некое ходячее полотенце, людям его хватает без всякой Стенны, они нелюбопытны. И ни один человек не знает, что ночами Стеннино полотенце превращается в крылья, которые тихо взмывают под купол очередного цирка и парят там бесшумно, парят себе сами, а потом находят лазейку, и вылетают наружу, и сливаются с небом, и уносятся в дикие запретные дали, в которых не бывал никто, никогда, никогда.
ЗЛОЙ И МЕРТВЫЙ
Сегодня дети придумали новую игру. Игра называется «Злой и мертвый». Один злой, он делает всякие гадости тому, кто мертвый. Второй мертвый, он лежит и не шевелится. Потом злому надоедает, и он становится мертвым. А мертвый встает и становится злым.
(Из моих записок)
– То, что ты сделал После того, что ты сделал При всем том, что было между нами И теперь, когда ты это сделал…
– Ты прав, я знаю Я очень виноват перед тобой я понимаю это.
– Да мне—то что с твоего понимания? У меня сердце в клочки.
– Я готов сделай, очень многое, чтобы исправить то, что случилось Пожалуйста, дай мне шанс.
– Да как это исправишь? Никак это не исправишь. То, что ты сделал После того, что ты сделал При всем том, что было между нами И теперь, когда ты это сделал Я больше никогда не смогу Исключено, чтобы я смог После того что ты сделал…
– Ты прав… Я прошу прощения. Пожалуйста, прости меня.
– Да блин, сколько можно извиняться. Что это меняет вообще?
– Увы. Не меняет ничего. Но может быть, все—таки что—то можно сделать…
– Да что тут сделаешь.
– Тогда я пошел.
– Стой! Ты куда?
– А что?
– Ты считаешь, после всего, что ты мне сделал можно просто так уйти?
– Нельзя. Ты прав. Давай поговорим.
– Не хочу я с тобой говорить.
– Тогда я помолчу тут в уголке.
– Понятное дело. Мне плохо, а он молчит.
– Ты хочешь, чтобы я что—нибудь сказал?
– А тебе есть что сказать?
– Мне кажется, что то, что случилось, произошло потому, что мы с тобой в процессе наших отношений…
– Эй: Прекрати толкать речи, делая вид, что ничего не случилось!
– Ты хочешь, чтобы я еще извинился?
– Достал извиняться!
– Извини. То есть извини, что я извиняюсь. Я хотел сказать, извини, я больше не буду извиняться. Так вот. Я думаю, что в нашей ситуации главное…
– Перестань делать вид, что ты ни в чем не виноват!
– Эээ… виноват…
– Вот именно! И я тебя за это ненавижу! И буду ненавидеть! И тебя, и всю твою родню до седьмого колена!
– Хорошо. Имеешь право.
– Да как ты смеешь соглашаться? Ты издеваешься что—ли?
– Нет.
– Спорить? Со мной? После всего?
– А что ты хочешь, чтобы я сделал?
– Удавился. Тихо и аккуратно. Восемь раз подряд!!!
(Давится восемь раз подряд.)
Хрипло:
– Так лучше?
– Ну вот, это ты во всей красе. Ты считаешь, что восемь раз удавиться достаточно для того, чтобы я
тебя простил?
– Не знаю. Хочешь, я прошения попрошу?
– Надоел прощения просить… Сиди тут и говори со мной.
– А можно, я лучше пойду удавлюсь?
– Нельзя! Привыкай брать ответственность за свои действия. Терпи.
– Терплю.
– И не делай вид, что ты крутой.
– Да я вроде и не де…
– Я сказал – не делай! И не спорь со мной! Не делай, я сказал! Тебе кажется, после всего, что ты сделал, ты в принципе имеешь право ощущать себя крутым?
– Не имею.
– Вот именно. Ты согласен?
– Можно подумать, мне легче от твоего согласия.
– Нет.
– Что «нет»?
– Не легче.
– Я знаю, что не легче!
– То есть тебе ни от чего не легче?
– Ни от чего.
– И ничего не может тебе помочь?
– Ничего. Стой. Ты куда?
– Мне ни от чего не легче, да. Но это не твоя проблема! Не твоя, я сказал! Твоя проблема – это, что ты мне сделал.
– И что ты мне предлагаешь?
– Это я тебе должен что—то предлагать?
– Ну хорошо, давай я тебе что—нибудь предложу.
– У тебя еще хватает наглости что—то предлагать?
– Нет.
– Что «нет»?
– Да.
– Что «да»?!
– Нет.
– Ты ОПЯТЬ?
– Нет.
– Что «нет»?
– Да.
После того как злой и мертвый несколько раз поменялись местами, дети обычно придумывают еще какую—нибудь игру.
ДА, НЕТ И ЧЕЛОВЕК
Жили—была Да, Нет и Человек.
Сначала Да и Нет были большими, а Человек – маленьким. Он стоял посередине двора и не знал, куда ему идти. Но тут подошло огромное тяжелое Нет и наступило ему на ногу. «Нет!» – закричал Человек. Нет не шелохнулось. «Но мне больно!» – возмутился Человек. Нет не отреагировало. «Это несправедливо!» – захныкал Человек. Нет пожало плечами.
Человек покричал еще какое—то время, потом подумал и пошевелил ногой. На ноге стояло тяжелое Нет. Но так, в общем, нога была нормальная. Человек подумал еще немножко и пошел прямо, чуть подволакивая ногу. Нет посматривало на него с уважением. Через какое—то время нога окрепла и перестала болеть. Стоящее на ней Нет ей больше не мешало. Совсем. «Ух ты!» – сказал Человек и зашагал быстрее. Нет улыбнулось и исчезло с его ноги. «Ого!» – сказал Человек и чуть—чуть подрос.
Потом Человек шел—шел и устал. И тут к нему подошло огромное тяжелое Да и предложило подушку. «Нет!» – привычно закричал человек, ожидая, что сейчас ему будут возражать. Но ничего не случилось. Да пожало плечами и отошло вместе с подушкой. Спать хотелось все сильней. Ноги Человека были крепкими, но одними ногами сыт не будешь, ночь на дворе. Снова подошло Да предложило подушку. «Нет», – шевельнул губами человек, но промолчал. Да подошло ближе. Человек протянул руку и взял подушку. Да посмотрело на него с уважением. Человек лег на подушку головой и уснул. Во сне он чуть—чуть подрос.
Поспав, Человек встал и потянулся. Ему хотелось пить, и он пошел к колодцу. На колодце сидело большое тяжелое Нет и не давало набрать воды. «Нет!» – возмутился Человек. Нет подмигнуло ему как старому знакомому. «Отойди!» – потребовал Человек. Нет отвернулось. Человек подошел вплотную к колодцу и попытался спихнуть Нет плечом. Нет задрало нос и засвистело лирическую мелодию. Человек подумал какое—то время, сглотнул и понял, что, если хорошо представить себе, как выглядит Вода, ее можно Создать. Человек попытался создать воду, но у него не получилось. Тогда он попытался создать колодец, и у него получилось. Теперь перед ним было два колодца – тот, на крышке которого сидело Нет, и его собственный Человек набрал воды из своего колодца и напился. «Хочешь?» – предложил он Нет. «Давай», – охотно согласилось Нет. Они выпили воды на брудершафт и поцеловались. Потом Нет исчезло, а Человек чуть—чуть подрос. За его спиной были два колодца, но тот колодец, с которого слезло Нет, ему уже не был нужен. Человек пошел дальше. Свой колодец он взял с собой. Потом он подумал, вернулся и взял с собой второй колодец тоже.
Путешествуя с Нет, многое приходится тащить на себе. От этого крепнет спина и расправляются плечи. По вечерам Нет и Человек играли в подкидного дурака. Когда Человек выигрывал у Нет, он чуть—чуть подрастал. Вместе с ним подрастало Нет. Человека это радовало: с прежним Нет ему теперь было бы неинтересно.
По ночам к Человеку приходило Да и обнимало его за плечи. Плечи расслаблялись, и Человек начинал мурлыкать, как кошка. Да мурлыкало вместе с ним. Когда Человеку удавалось мурлыкнуть особенно удачно, он опять вырастал. Вместе с ним вырастало Да.
Когда Человеку было грустно, он звал Да и просил себя обнять. Одновременно он звал Нет и тоже просил себя обнять. «Вот еще глупости», – говорило Нет и отходило. «Конечно», – говорило Да и обнимало. Потом Человек увидел, что Да, Нет и он стали одного роста. Они могли держаться за руки. Человек взял за руки Да и Нет и взлетел вверх. Лететь втроем было хорошо. Нет ехидно щипалось на лету, и Человек смеялся. Да гладило его по плечу, и Человек смеялся тоже.
Лететь было хорошо и приятно и не надоедало. Человек держал за руки Да и Нет и был уверен, что больше ему ничего не нужно. Да летело слева от него, а Нет – справа. Третьей стороны у Человека не было, и вдруг где—то на горизонте Человек увидел Ее. Она тоже летела, но безо всяких Да и Нет, а просто так.
«Как у тебя это получается?» – удивился Человек. «Иди сюда, я тебя научу», – сказала Она. «Я не могу», – объяснил Человек, у меня нет третьей стороны. Мне нечем к тебе подойти. Справа у меня Нет, а слева – Да. Я не могу отпустить никого из них». «Ну как хочешь», – пожала плечами Она и полетела дальше. Человек догнал Ее и пристроился к Ней слева, бросив Нет. Но без Нет ему было очень больно. Тогда Человек пристроился к ней справа, бросив Да. Но без ему было очень грустно. Тогда Человек попробовал забыть про то, что существует Она, но у него не получилось.
«А у тебя есть Да и Нет?» – спросил Человек у Нее. «Есть конечно», – ответила Она. «А где они?» удивился Человек. «Со мной!», – ответила Она. «А почему ты тогда можешь еще и меня приглашать?» – «А почему ты считаешь, что цифра «два» имеет смысл?»
Она махнула крыльями н полетела дальше. Человек подхватил Да и Нет и полетел за ней. В полете он не заметил, как отрастил еще шесть крыльев, – его занимало только то, сколько крыльев есть у Нее. У Нее было много крыльев. Человек не мог сосчитать сколько. Иногда ему казалось, что никаких крыльев у нее нет вообще.
«Ну конечно, у Нее нет крыльев», – смеялось Да.
«Ну конечно, у Нее есть крылья», – смеялось Нет.
«Ну какая разница», – смеялась Она. Действительно, какая разница, понял Человек и догнал Ее в полете. Потом у них родился сын. Потом – дочь.
Их сын был совсем маленьким Человеком. Ему нужно Нет, догадался Человек. «Кто же будет Нет моему сыну?» <Ты», – сказала Она. «Но ему еще нужно Да» – сказал Человек. – Кто же будет Да моему сыну?» «Ты», – сказала Она. «Но если я буду и Нет и Да, кем же будешь ты?» – удивился Человек. «Тобой», – сказала Она.
ШАПКА—НЕВИДИМКА
В большом доме у озера жил Конь. Это был высокий, красивый, породистый Конь. Нормальная лошадь мужского пола, очень самоуверенная и уверенная в себе. Что бы с ним ни происходило, Конь только потрясал гривой и радостно ржал.
А в маленьком домике у леса жил Понь. Пухленький, бархатистый и с челочкой. Тоже вполне мужского пола, но при этом до крайности застенчивый и вежливый. Что бы с ним ни происходило, вежливый маленький Понь опускал глаза и тихо извинялся.
Конь и Понь не были близко знакомы, но раскланивались при встрече. Конь быстро пробегал мимо Поня и цокал «привет!». Понь опускал глаза и пятился назад, извиняясь. Потом Конь пропадал из виду, а Понь долго—долго смотрел ему вслед. Он моргал газами и думал о том, как когда—нибудь неожиданно вырастет и из него тоже получиться Большая Лошадь.
Поня жгуче интересовало все, что касалось Больших Лошадей. И так как Большая Лошадь поблизости была только одна – местный Конь, – то Поня жгуче интересовало все, что касалось Коня. Днями и ночами он мечтал изобрести шапку—невидимку, чтобы тихо—тихо пробраться в большой дом к Большой Лошади и посмотреть, Как Она Живет. Понь был
слишком застенчив, чтобы пойти и познакомиться с Конем, а то и напроситься в гости. Кроме того, он понимал, что гостям, даже самым близким, показывают Не Всё. А ему хотелось знать все—все, ну то есть абсолютно все о Коне и о его жизни. Видеть, как Конь выглядит, садясь утром завтракать. Слышать, каким тоном Конь разговаривает со своими друзьями и со своей прислугой. Знать, что делает Конь, когда ему грустно (ведь даже Коням иногда бывает грустно). Может быть, даже подслушивать мысли Коня. Просто так. Без всякой особой цели.
Понь был так занят своими мечтаниями о тайном проникновении в дом и жизнь Коня, что ничего не делал у себя дома. Он не вытирал пыль, не мыл посуду и не полировал копыт. Он целыми днями представил себе, как бы день за днем тихо ходил по дому Коня (приклеив к подошвам бархатные подушечки, чтоб не было слышно шагов), как бы нашел себе постоянное место в комнате Коня (там, где Конь не проходит или проходит редко, а то наткнется), как бы знал все—все про жизнь Коня и как бы это было хорошо. Понь знал, что шапок—невидимок не существует, но ему очень нравилось мечтать. На фразе «как бы это было хорошо» он всегда улыбался сам себе, а так как до этой фразы Понь доходил в своих мыслях очень часто, то и улыбался он почти всегда, когда был один.
Маленький Понь был так увлечен, что не замечал ничего вокруг себя. Он не слышал тихого—тихого шарканья чьих—то копыт по своим комнатам, не чувствовал чужого дыханья над своим ухом и не обращал внимания на то, что у его комнатной герани куда—то пропадают листья. А Конь только диву давался: ему казалось, что жизнь маленького Поня он изучит за день, максимум за два и пойдет себе дальше и воспользуется своей новой шапкой—невидимкой для изучения куда более любопытных экземпляров, нежели маленький глупый Понь, к которому он и пробрался—то почти машинально, просто по дороге. Но маленький глупый Понь все время улыбался, он бродил по своим комнатам и тихо чему—то улыбался, и Конь никак не мог понять – чему же он так радуется, и никак не мог бросить свои наблюдения и скакать дальше и злился, не понимая. Гордый невидимый Конь день за днем тихо ходил за Понем и пытался понять. А маленький глупый Понь тихо бродил по своим комнатам, думал об абсолютно недоступном Коне и улыбался.
ИЗВРАЩЕНИЙ НЕ БЫВАЕТ. Андрогин
Я хочу, чтоб меня звали Джон и Мэри
И струилась жизнь моя в английском доме
Где кудрявы резеда и земляника
И камин в библиотеке после чая.
Я хочу, чтоб меня звали Джон и Мэри, —
Я б тогда пришел домой с охоты рано
И спросил: «Скажи мне, Мэри, что случилось?
Почему ты вся в расстройстве, дорогая?»
И ответила бы я: «Послушай, милый.
Я сегодня повстречала незнакомца.
Он ходил у нас по лесу, как лесничий,
И смотрел на все деревья, как разбойник.
Я ходила собирать коренья маме,
Ты ведь знаешь, мама нынче приболела,
Я ходила, чтоб набрать грудного сбора,
Но внезапно повстречала незнакомца».
И тогда бы я ответил: «Дорогая,
Ну какая тебе разница, скажи мне,
Кто там ходит по опушке за калиткой,
Если крепко спит мой пес напротив дома?»
Но сказала бы я: «Джон, послушай, милый,
Незнакомец этот в куртке и без шляпы,
По плечам его безбожно вьются кудри,
А глаза его зеленые, как листья».
Я хочу, чтоб меня звали Джон и Мэри, —
Я почувствовал бы легкую досаду:
У меня глаза, как небо, голубые,
А у Мэри, точно небо, голубые.
У меня не вьются волосы, конечно,
И конечно, не хожу я в лес без шляпы,
И ответил я бы так: «Послушай, Мэри,
Не ходила б ты по лесу, дорогая!
Я не знаю, кто там ходит за опушкой,
Я сегодня же пойду туда с собакой.
Я сегодня же возьму с собой дубинку
И ружье. И не волнуйся, дорогая.
Я вернусь совсем не поздно, прямо к чаю,
Прямо к чаю я вернусь, ты слышишь, Мэри?
Ты же можешь вышивать пока в гостиной
Или печь пирог с черникой и корицей».
Я хочу, чтоб меня звали Джон и Мэри, – Я тогда скорей бы Джона проводила
И дала ему с собою бутерброды,
Термос кофе и большой пакет печенья.
И рукою бы подольше помахала,
У окна печально стоя, как невеста,
А потом бы быстро—быстро побежала
Отпереть калитку ту, что в лес выходит.
И впустила бы скорее незнакомца.
Терпеливо ожидавшего мгновенья.
Чтоб войти в мой чистый дом почти беззвучно,
На ходу снимая куртку без застежек.
По плечам его безбожно вьются кудри.
А глаза его зеленые, как листья.
У меня глаза, как небо, голубые.
И у Джона точно небо голубые.
Я хочу, чтоб меня звали Джон и Мэри, – Незнакомец бы ушел от нас до чая,
Ну а к чаю бы, конечно, Джон вернулся,
Джон ни разу не нарушил обещаний.
Я сказала бы: «Готов пирог с черникой!» – И на стол пирог поставила бы быстро,
И уселся бы мой Джои удобно и кресло,
И курил бы в нем, в окно спокойно глядя.
Я хочу, чтоб меня звали Джон и Мэри, – Я сказал бы: «Не нашел я незнакомца!
Ты, наверное, любимая, ошиблась:
Не растет у нас в лесу зеленоглазых!
Я искал его везде, и даже больше,
И собаку я пускал ему но следу,
Но собака не хотела потрудиться
И все время поворачивала к дому».
«Не бывает, не бывает, не бывает», —
Я кивала бы в ответ бездумно Джону,
А по лесу в это время незнакомец
Быстро шел бы, сапогом пиная листья.
Я хочу, чтоб меня звали Джон и Мэри,
Хоть, по правде, я, конечно, незнакомец,
Что идет сейчас но лесу, чуть шатаясь,
Головой кудрявой ветки задевая.
Я иду себе по лесу, чуть шатаясь,
Головой кудрявой ветки я тревожу,
Ни о чем не в силах думать, кроме неги,
Из которой выход есть, но он – далече.
И когда в кустах щелчок раздастся резкий,
Упаду я, не заметив расстоянья,
И зеленые глаза мои закрою,
И тихонечко скажу себе «спасибо».
Я лежу себе в траве среди деревьев—Мне печально, мне удобно, мне спокойно.
Я иду себе домой, позвав собаку, – Мне довольно, мне удачно, мне спокойно.
Я сижу себе в гостиной после чая—Мне уютно, мне печально, мне спокойно.
Я хочу, чтоб меня звали Джон и Мэри,
А то что это это за имя – Незнакомец?