Текст книги "Медное царство"

Автор книги: Виктория Князева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

– Вон он где! Эй, Иванко!

Задремавший было Ваня быстро вскочил и протер глаза: Прямо перед ним стоял улыбающийся Максюта.

– А где Велеба? – начал было Иван, но тут же сразу увидел старика. Увидел и едва не затрясся от радости: Будиволн держал в поводу трех великолепных кобылиц, каждая из которых равнялась по красоте луне и солнцу. Только сейчас Ваня смог как следует рассмотреть царских лошадок. Были они и вправду белы, как снег, копыта были обиты белым и розовым жемчугом. Длинные золотые гривы, гладкие, как шелк, спускались до земли, разделенные на пряди, и в каждую была вплетена пурпурная лента. Хвосты были заплетены в мелкие косы, перевитые нитками жемчуга, на груди у кобылиц висели серебряные колокольчики, звенящие очень тихо, но мелодично. Стояли лошадки смирно, поводили только ушами да искоса поглядывали на мирно спящую Весту.

– Ничего так кобылки, – ворчливо проговорил Велеба, передавая Ване поводья, – ретивы только больно, умаялись мы с Максюткой. Ну да не впервой, и не такое бывало, хорошо еще их всего три, а не целый что ни на есть табун… Вот помню, в молодости, послал меня Далмат-царь добывать себе лунного иноходца…

И старик стал долго и нудно рассказывать про свой поход в страну вечного мрака, где под темными небесами пасутся на черных лугах волшебные кони, быстрые, как ветер, и с глазами как полная луна. Ваня слушал, зевал, несколько раз попытался прервать Велебу и отблагодарить, но, заметив предостерегающий жест Максюты, замолчал.

– Теперича всю ночь будет рассказывать свои побасенки, – зашептал Максюта ему на ухо, – я уж его знаю.

– Спасибо, – Иван с чувством пожал его руку, – как мне отблагодарить вас?

– Отблагодарить? – изумился Максюта. – Да ты, друг Иванко, и так сделал для меня столько, что и передать не могу!

Ваня смутился, а Максюта, не отпуская его руки и кивая в нужных местах Будиволну, быстро шепнул:

– Только вот что, брат. Сегодня чем могли выручили, а уж завтра – не обессудь. С утра самого, с рассвета белого в путь-дорогу отправляемся. Слыхал, небось, что у нас в царстве делается? – Он с отчаянием взглянул в глаза Ване, ища поддержки. – Вишь, чего Елисей задумал! Я как узнал – и сердце не на месте, так в груди и трепыхается, так и болит, и ноет. Как там моя Зарена?

– Так чего ж ты ждешь? – испугался Иван. – Хватай Велебу в охапку – и домой!

– Эх, Иванко, Иванко, – покачал головой опечаленный Максюта, – я бы и рад, да кони наши подустали, за день-то мы их как умучили!

– А все из-за меня, – сокрушенно проговорил Ваня, – если бы не я…

Но Максюта не дал ему договорить:

– Брат, зачем обижаешь? Я бы свету белого не взвидел, если бы тебе не помог!

Иван улыбнулся и похлопал Максюту по плечу:

– Брат!

– Брат, – кивнул тот.

Проснулась Веста, долго трясла головой, фыркала и наконец увидела Ваню. Зубасто ему улыбнулась; приметила двух незнакомцев, трех царских кобылиц и довольно хмыкнула:

– Ишь ты! Никак поймали?

– Поймали, – радостно подбежал к ней Максюта, – еще как поймали! А ты, знать, и есть Громовеста?

– Она самая, – ответствовала волчица, – а ты кто?

– Так Максюта же! – всплеснул руками он. – Никак Ванька тебе про меня не рассказал?

– Рассказал, рассказал, – успокоила его Веста, – как не рассказать! А ежели ты Максюта, то это, поди, Велеба?

Будиволн, рассказывающий душещипательную историю про поход к Северному морю, запнулся на полуслове и уставился на волчицу:

– Это еще кто?

– Это я. Веста, – представилась она, – верная спутница Иванушки.

– Эге, – обрадовался старик, рассчитывающий встретить, пусть и такой, но даме благодарного слушателя, – а знавала ли ты Дедилу, хозяина Семиречья? Была у него в заводе лошадка, славная лошадка, да только, вишь, спортил кто…

Веста изумленно взглянула на Ваню, увидела, что и он, и Максюта давятся от смеха, и демонстративно подошла к Велебе.

– Слыхала, дедушка. И что же с ним сталось?

Будиволн просиял и, прокашлявшись, не спеша начал рассказывать.

Максюта же подхватил Ваню под руку и тихонько повел с площади.

– Куда мы идем? – поинтересовался тот, уже отойдя довольно далеко, – я-то здесь ничего не знаю.

– Есть тут одно местечко, – возбужденно заговорил Максюта, – там и посидим, и поговорим спокойно. А эти, – он махнул рукой в сторону площади, – еще, поди, долго не уймутся. Я-то старика знаю, у него этих баек в запасе больше, чем звезд на небе.

Ваня усмехнулся и посмотрел вверх. Звезды, необычайно крупные, очень яркие, поблескивали, мерцали, лили на землю неровный свет. Ветер с упорством гонял по небу облака, стараясь закрыть рогатый месяц, но тот, будто назло ветру, все время выплывал из-за темной завесы. Было довольно прохладно, в домах горели огни, где-то протяжно выла собака. Максюта свернул в темный переулок и уверенно зашагал вперед.

– Это здесь, за углом, – сообщил он Ване, почему-то перейдя на шепот, – почти пришли.

И, повернув еще раз, Максюта буквально втолкнул Ивана в какое-то крохотное помещение.

– Эй, хозяин! – заорал он таким страшным басом, что перепугал Ваню до смерти. – Гости пришли!

Раздались шаркающие шаги, кто-то закашлялся.

– Кого еще принесло на ночь глядя? – раздался недружелюбный голос. – Чего надобно?

– Свои, – так же громко прокричал Максюта, – давай, старик, все что положено!

– Ты чего так орешь? – шепотом спросил Ваня. – Ночь на дворе, еще разбудим кого, тебя, чай, во всей округе слышно!

– Так он глухой, – так же шепотом ответил Максюта, – а что побудим – не велика беда!

– А если… – начал Иван, но не договорил, потому что кто-то ухватил его за бока.

Ваня взвизгнул, Максюта заехал по кому-то рукой. С пола раздалось сдавленное рычание, зажегся тусклый огонек лучины, и в его свете Иван разглядел средних размеров медведя, который силился встать, но никак не мог этого сделать, потому как у него на спине стояла могучая нога Максюты.

– А, медведика моего, ироды, обидели? – ворчливо проговорил старик, зажигая лучиной свечи. – Живую тварь эвон как умучили!

– Ты, дед, – строго закричал Максюта старику на ухо, – своего зверя-то уйми, не ровен час, брата Иванко зашибет!

– Да какой же это зверь, – всплеснул руками старик, – это ж дитя невинное!

– Дитя не дитя, а кости ломит – будь здоров!

Ваня, краем уха слушая перебранку Максюты со стариком, стал потихоньку осматриваться. Две свечи на окне комнатушки горели неровно, больше коптили, но и их света было достаточно для того, чтобы все кругом увидеть. Потолок был так низок, что Ваня боялся задеть его головой. Всюду висели на больших крючьях мешки с какими-то травами, пол был устелен соломой, поверх которой лежало несколько полосатых ковриков. К стене притулился небольшой стол из гладко струганных досок, ничем не застеленный, на нем стоял большой медный самовар и несколько глиняных кружек. Больше ничего примечательного не было, если не считать того же медведя, который отполз к порогу и сейчас сидел там, опасливо посматривая на Максюту. Сам старик был маленьким и сморщенным, лицо, все в мелких морщинах, напоминало печеное яблочко, темные глаза глубоко запали и часто мигали. На старике был надет какой-то странный кафтан, весь заплатанный, но чистый, вместо кушака тощий живот старика обхватывала тонкая веревка с концами, вымазанными в смоле.

Максюта, все еще ругая хозяина, усадил Ваню за стол. Старик посмотрел на них и, махнув рукой, скрылся за маленькой дверью, которую Иван сразу и не приметил.

– И зачем мы сюда пришли?

– Выпить, – честно признался Максюта, – ну, не только, выпить, конечно, но и выпить тоже.

– Я не буду, – наотрез отказался Ваня, – мне Веста не велела.

– Как это не будешь, – огорчился Максюта, – как это не будешь, если мы уже пришли? Нет уж, ты это брось!

– Ну, подумаю, – улыбнулся Иван, твердо решив не пить, – ты лучше говори, почему именно сюда и что это за старик такой?

– Обыкновенный старик, – пожал плечами Максюта, – знахарь. А привел я тебя сюда для того, Иванко, чтобы ты его чудодейственного зелья выпил да дух свой укрепил.

– Какого такого зелья? – насторожился Ваня – Ежели ты думаешь, что я…

– Ничего я не думаю, брат. Да только вижу, что силушки у тебя маловато будет, боюсь, не одолеть, не справиться тебе со всеми горестями да заботами, что впереди ждут. Веста твоя, конечно, хороша, да, как говорится, надеяться-то надейся, да сам не плошай. Ты, поди, думаешь, что я отроду такой дюжий да сильный? Э нет, брат, где бы я был да кто бы я был, если бы не испил стариковского винца!

– Да что же это за зелье такое? – нетерпеливо спросил Ваня – Зачем оно?

– Затем, брат, что сердцу силу дает, душу крепит, тело правит. Не насовсем, конечно, да только, как глотнешь, ровно кто тебя вот так и толкает, так покоя и не дает – ступай, мол, не бойся ничего! Я в свое время каким был? Пальцем перешибить можно, ветерка боялся, ходил и то не иначе, как с посошком. А отец мой, Володарь Грузич, в ту пору и закручинился, как бы меня на ноги поставить да выправить, вот и отправился он по колдунам да знахарям. Что со мной ни делали – всего и не пересказать, ничего не помогало. Да только пришел мой батюшка к этому старичку, Жарохе-знахарю, рассказал все не таясь: так, мол, и так… Махнул Жароха рукой – дело твое, говорит, слажу, ты только сына своего ко мне приводи. Привел меня батюшка, чуть ли не на руках принес, в ноги знахарю поклонился, вылечишь, дескать, – всего своего добра не пожалею. А Жароха только пошептал надо мной что-то да дал винца своего заговоренного хлебнуть. А как я испил – чую, с каждым глотком силушка прибавляется, и не столько в руках да ноженьках, сколько в сердце. Как вышли мы отсюда с батюшкой, увидел я: в грязи телега застряла, ухватил я ту телегу за ось да сразу и выдернул. А как домой пришли, стал в кузнице батюшке помогать, молоты тягать да коней ковать, в поле с сохой пошел, матушке в ее хозяйстве подсобил. И, веришь ли, брат, года не прошло – здоров стал, кровь с молоком, румянец во всю щеку, как сосна поднялся. Вот оно что, зелье-то стариковское творит!

– Да уж, – только и смог выдохнуть Ваня, – а ежели и мне так?

– Так для того и привел! – рассмеялся Максюта.

– А скажи еще, – тихонько спросил его Иван, – раз этот Жароха для тебя столько блага сделал, ты зачем с ним так грубо обходишься? И обругал, и медведя, вон, обидел.

– А затем я с ним так грубо себя веду, – посерьезнел Максюта, – что иную речь он и слушать не будет, прочь прогонит да еще напоследок проклятий навяжет. Леший с ними, с колдунами, каждый свою линию гнет: кому по нраву, чтобы ты на коленки пал и руки целовал, а кому-то, Жарохе вот, хочется, чтобы с ними говорили сурово, по всей строгости.

– Понял, – кивнул Ваня, хотя в действительности ему многое было непонятно, – а мне-то он своего зелья даст?

– Даст, как не дать, – заверил его Максюта, – да вот и он.

И правда, старик, кряхтя и ворча, зашел в горницу, запер за собой дверь, с беспокойством оглянулся по сторонам и подошел к столу. Из-за пазухи он достал кувшин, заткнутый красной тряпкой, и поставил его перед Ваней.

– На вот, пей.

Иван, пролепетав: «Спасибо», – осторожно вытащил тряпку и с опаской понюхал жидкость. Пахло хорошим вином. Ваня подумал, погладил кувшин и быстро сделал один глоток. Вино было немного терпкое, сладковатое и пахло медом.

– Ты чего, – возмутился Жароха, – ты давай все пей!

– Все? – испугался Ваня. – Как это все?

В кувшине было никак не меньше половины литра, Иван за раз мог выпить вдвое больше пива, но пить залпом такое хорошее вино ему казалось кощунством.

– Пей, пей, – подбодрил его Максюта, – худа не будет!

И Ваня, крепко понадеявшись на свой организм, зажмурился и одним махом осушил кувшин.

– Ну, силен! – восхитился Жароха. – Я думал, ты по глоточку тянуть будешь!

Максюта с гордостью посмотрел на старика: вот, мол, каких молодцов к тебе привожу! Ваня же сидел, хлопал глазами и никак не мог понять, хорошо ему или плохо. В животе что-то недовольно бурчало, рот был полон сладкой слюны, горло так и горело. Вдобавок еще помутилось в голове, перед глазами поплыли красные пятна, и Ваня, что-то невнятно пробормотав, рухнул головой на стол. Максюта досадливо крякнул, поднял Ивана на руки и, вручив старику несколько тускло блеснувших монет, тяжелой походкой отправился вон. У порога с удовольствием пнул медведя в бок, насладился его злобным рычанием и вышел на улицу. Ваня никак не хотел приходить в себя. Максюта взвалил его на плечо и понес по полутемным переулкам. Казалось, он совсем не замечал своей ноши, что-то напевал под нос и заглядывал в окна домов. Свет уже почти нигде не горел, но зато ясно светил месяц. Вскоре Максюта вышел на улочку, ведущую к площади, перехватил Ивана поудобнее и бросился бегом.

– Ты чего с парнем учудил?! – закричала Веста, увидев бесчувственного Ваню. – Ты что с ним сделал?

– Да ничего, – примирительно вскинул руки Максюта, – только зельем опоил.

– Каким еще зельем? – отчаянно взвыла волчица и бросилась к распростертому Ване. – Иванушка! Друг ты мой! Очнись!

Ваня очнулся, открыл глаза, увидел перед собой оскаленную морду и, икнув от ужаса, снова потерял сознание. Веста, угрожающе рыча, надвинулась на Максюту:

– Каким, говоришь, зельем Иванушку сгубил?

– Да кто его сгубил! – рассмеялся тот. – Проспится – будет как новенький, даже лучше. Ты, наверное, слыхала про знахаря Жароху? Его работа.

– А, – тут же успокоилась волчица, – Жароху знаю, знатный чародей будет, жаль, ничем, кроме своих трав да настоек, не занимается. И как это я Сама не сообразила Ваню к Жарохе отвести? Ты молодец, – и она ласково тронула Максюту лапой, – прости, что на тебя ругаться вздумала, не со зла я, по незнанию!

– Ничего, – Максюта усмехнулся, – главное, что с Ванькой все в порядке, а там ругайся себе сколько душе угодно, я не в обиде.

Волчица еще раз ему улыбнулась и нежно взглянула на Ваню. Тот, судя по всему, уснул, дыхание у него было ровное, он даже немного похрапывал. Веста подумала, почесала за ухом и улеглась рядом с Ваней, положив на него лапу. Недалеко, подложив под голову попону, храпел Велеба. Кобылиц он Весте не доверил, самолично завел в царскую конюшню, долго сокрушался по поводу увиденного непотребства и отпускал в адрес царя Кусмана едкие шуточки и страшные ругательства. Теперь же он спал мирным сном, выводил носом сложную мелодию и порой что-то шептал. Максюта развязал кушак, снял кафтан и, оставшись в одной рубахе, куда-то пошел.

– Ты куда? – сонно окликнула его Веста.

– Надо мне! – сурово ответил он.

Волчица фыркнула, устроилась поудобнее и закрыла глаза.

Ночь прошла быстро. Ваня проснулся оттого, что в глаза било яркое солнце, в носу защипало, и он чихнул.

– Будь здоров! – пожелала Веста. – Доброе утро! Как ты там?

– Доброе, – пробормотал Иван, силясь вспомнить, что же вчера было и почему так болит голова и все тело. Осторожно встал на ноги, зашатался, схватился рукой за воздух, но все-таки устоял.

– К фонтану ступай, – посоветовала волчица, – умоешься – полегчает. Вон Максюта тебя проводит.

Ваня кивнул и, поддерживаемый заботливым Максютой, неровной походкой зашагал в сторону небольшого фонтана у самого края площади. После ночи на голых камнях отчаянно ныла спина; ноги, все в мозолях от хождения босиком, тоже напоминали о себе тупой болью.

У фонтана Ваня долго и с наслаждением плескался в ледяной воде. Затем подумал, скинул штаны и рубаху и умудрился залезть целиком в крохотную мраморную чашу, в которой не поместился бы и ребенок. Согнувшись пополам, он фыркал, растирал себя руками, снова и снова подставлял голову под тугие струи, захлебывался и дрожал от холода. Наконец он вылез, вытерся собственными штанами и, довольный, сопел, взъерошивая мокрые волосы.

– Ну, лучше стало? – поинтересовался Максюта, который довольствовался только умыванием. – Пришел в себя?

– Пришел, – бодро ответил Ваня, – еще как пришел! Только ты знаешь… знаешь…

И он вынужден был обеими руками схватиться за Максюту, чтобы не упасть. Все тело свело судорогой, боли не было, просто все мышцы сильно напряглись, будто по ним пустили ток. Через несколько секунд все прошло, зато начало сильно биться сердце, да так, что Иван инстинктивно приложил руку к груди. Но вот и сердце пришло в норму, сами собой расправились плечи, и тут с Ваней начало твориться что-то совсем странное. Он перестал ощущать свое тело, не чувствовал никаких перемен снаружи, но вдруг осознал, что для него нет ничего невозможного. Сила будто потекла из глубины, руки и ноги налились мощью. Ивану стало совершенно ясно, что окажись перед ним все Елисеево войско – уложил бы всех до последнего солдата. Постепенно ощущение стало слабеть, но до конца не прошло, затаилось где-то внутри. Ваня рассмеялся, подошел к Максюте и, обхватив его двумя руками, легко оторвал от земли. Поднял высоко, подержал немного на вытянутых руках, осторожно опустил на землю и только тут испугался.

– Что это со мной? – шепотом спросил он. – Как я это делаю?

Максюта только плечами пожал:

– А как моя мать вынесла на себе корову, когда у нас случился пожар? Дело не в том, брат, можешь ли ты что-то или нет, дело только в том, веришь ли ты в себя. Зелье не дает мощь, не прибавляет сил, оно просто помогает тебе понять, что ты уже силен сам по себе. А раз так – ты и горы воротить можешь одной рукой, поворачивать реки вспять. Так-то, брат Иванко.

Ваня поежился, очень не по себе ему стало, но новые ощущения скорее радовали, чем пугали, и он, встряхнув мокрыми волосами, вприпрыжку помчался к Весте.

– Очухался? – спросила она участливо.

Иван радостно кивнул:

– Еще как очухался!

– Это хорошо, – улыбнулась волчица, – очень даже хорошо. Вчера ты меня сильно напугал.

– Да я и сам испугался, – признался Ваня, – но теперь… Мне кажется, что я все смогу и все у меня получится!

– Конечно, получится, – заверила его Веста, – иначе не стоило бы и идти. Верно?

– Верно, – согласился Иван. – В конюшни пора, лошадок на волю выпускать. Только как их ловить будем, ума не приложу. Домой надобно ехать Велебе с Максютой.

– Надо, – погрустнел Максюта, – еще бы не надо. Велеба!

Старик, который давно уже проснулся, ничего не ответил. Он был занят: оглаживал своих жеребцов, чистил, скреб, чесал им долгие гривы.

– Пора, тестюшка любезный, – повторил Максюта.

– Знаю, что пора, – сварливо откликнулся Велеба, – но и спешить нельзя! Кони – оно дело первейшее: будет им хорошо, и мы в обиде не останемся.

Максюта согласно кивнул и взял Ваню за руки:

– Значит, прощаемся, брат?

– Прощаемся, – тихо сказал Иван, который уже крепко привязался к Максюте, – но ведь еще свидимся?

– Конечно, свидимся! – уверенно ответил Максюта. – И не раз еще! Прощай, брат! – Он вскочил на коня. – И ты прощай, Громовеста!

– Прощай, брат! – крикнул и Ваня. – Велеба Будиволн, спасибо тебе!

– Прощайте уж, прощайте, – отмахнулся старик.

Он тоже сел верхом и, что-то шепнув коню на ухо, помчался вперед. Максюта еще раз посмотрел на Ваню, кивнул Весте, встал на стременах, присвистнул ухарски и поехал следом за тестем.

Иван постоял еще немного, почесал затылок. От раздумий его оторвала волчица, потянула зубами за штаны.

– Пора кобылок вдругорядь выпускать, Иванушка. Солнце уже высоко.

– Да, конечно, – спохватился Ваня, – я тут замечтался малость.

Он затянул кушак потуже, встряхнул головой и пошел следом за Вестой.

Конюшня показалась еще более грязной, чем вчера. Из-за перегородки слышалось жалобное ржание лошадей. Ваню чуть слеза не пробила: такие красавицы и в таком хлеву, да что там хлев, иной свинарник чище будет. Иван, памятуя вчерашнее, открыл дверь и быстро отскочил в угол, чтобы не быть сбитым. Кобылицы резво выскочили из денника и скрылись вдали, только пыль подняли. Ваня, до конца надеющийся на то, что сегодня лошадки будут посмирнее, с тоской посмотрел на Весту:

– И чего делать будем? Максюту-то поминай как звали.

– Сами будем разбираться, – проговорила волчица, впрочем, без особой радости в голосе и с вызовом посмотрела на Ваню: – А что еще предложишь, разумник ты мой?

– Ничего, – вздохнул Иван, – уж как-нибудь да сдюжим, верно?

– Верно, – улыбнулась Веста, довольная тем, что Ваня не начал ныть, – были бы мы живы – а там держитесь, цари да лошади, со всеми справимся!

– Со всеми, – уверенно покивал Иван и запрыгнул ей на спину.

Веста рыкнула для порядку, пусть, мол, не забывает, с кем имеет дело, ударила лапой и помчалась вслед за кобылицами. Снова повторилась вчерашняя история, снова начали дразнить своей прытью царские лошади, подпускали близко, но в руки не давались. Иван хотел предложить волчице загнать их до изнеможения, но подумал, что кто еще кого загонит. Замолчал, нахмурился. Веста, высунув язык едва не до земли, бросалась то в одну, то в другую сторону, правда, уже без особой надежды. Наконец она окончательно выдохлась и упала без сил в тени большого дерева.

– Леший бы побрал этих лошадок! – злобно воскликнула она. – Да как же с ними этот Велеба справился, если и мне невмочь?

– Не побрал бы, – угрюмо проговорил Ваня, – видел я этого лешего, куда ему с лошадьми справляться!

– Как это видел? – не поверила волчица. – Где видел, когда?

– Да еще когда только сюда попал. Он же вроде не только леший, он еще и решает, кого сюда пускать, кого не пускать. У меня пропуск затребовал, паспорт смотрел.

Веста слушала, вытаращив глаза, и, казалось, очень хотела что-то спросить. Ваня же, как ни в чем не бывало, продолжал:

– Девчонка у него ничего. Симпатичная такая девчонка, Настюхой зовут.

– Ты и внучку его видал? – совсем изумилась Веста. – Это ж… да как же это так?

– А что такого? – не понял Ваня. – По-моему, с ним не так уж и сложно повстречаться.

– Повстречаться-то несложно, но вот чтобы заговорить, да еще и с внучкой его познакомиться – это ведь уму непостижимо! Он же почти не выходит из Горе-леса, а туда вход заказан, почитай, всем, кто родства с тамошними обитателями не имеет. Погоди, – тут она взглянула на Ваню в упор, – ты, говоришь, с внучкой его познакомился? Как, близко ли?

– Куда уж ближе, – рассмеялся Ваня, – наговорила мне юная барышня комплиментов, сказала, что понравился я ей будто дюже. Мы с ней, почитай, целый день вместе провели, вместе к ее бабушке сколько верст отмахали!

– Это как же это? – едва не взвизгнула волчица. – Да ты… Да ты знаешь, что это означает?

– А что? – удивился Иван. – То, что девчушка хорошая, – это да, факт.

– Да хорошая-то она хорошая, – согласилась Веста, – другое дело, что девчонка эта не простая, а коли ты ей по нраву пришелся, не грех и помощи у нее испросить!

– Как это просить? Она вон где, дальше Медного царства. Да и чем поможет нам эта кроха?

– Эх, – махнула на него лапой волчица, – ничего-то ты не понял!

И она, с трудом встав на ноги, начала обнюхивать дерево, под которым лежала, со всех сторон. Видимо, не нашла того, что искала, бросилась к другому, к третьему. Ваня с изумлением за ней наблюдал, затем решил, что лучше будет не сидеть на месте, а ходить за ней следом. Так он и поступил. Через четверть часа, когда Ване уже порядком надоело метаться между деревьями, Веста вдруг издала торжествующий рык и двумя лапами с силой провела по стволу какой-то низкорослой березки, да так, что с той клочьями посыпалась белая кора. Ваня подошел поближе, не увидел ничего нового и сел рядом с деревом, с интересом посматривая на выражение волчьей морды. Веста, видимо, чего-то ожидала и била по земле хвостом от нетерпения.

– И чего? – не выдержал Ваня. – И что будет?

– Тихо ты, – отмахнулась от него волчица, – сам увидишь.

Иван ждал, смотрел по сторонам, смотрел с любопытством в небо, но ничего особенного не замечал. Он уже заскучал, но тут Веста вскочила на ноги и побежала к кому-то. Ваня помчался за ней.

– Ага, – раздался звонкий голосок, – так вот кто мои березы мучает!

Иван испугался, но, приглядевшись как следует, безмерно обрадовался. Из-за кустов к ним навстречу вышла Настенька, необычайно серьезная, хотя глаза ее светились лукавством и озорством. Девчушка смотрела только на волчицу и, казалось, не видела Ваню. Выговаривала строго:

– Что тебе моя березка заветная сделала? Али мало деревьев в лесу, чтобы когти свои точить острые?

– Здравствуй, Настенька! – воскликнул Иван. – Как же давно мы не виделись!

– Ой! – взвизгнула девочка и повисла у него на шее. – Ванечка! Наконец-то я тебя встретила!

– Здравствуй, милая, здравствуй, – улыбался Иван, опуская ее на землю и целуя, – я тебя тоже очень рад видеть!

– Ванечка! – восторженно пищала Настя, но, вспомнив вдруг о волчице, снова строго к ней обратилась: – Так зачем же ты мою березоньку обидела?

Веста смущенно отводила взор. За дело взялся Ваня. Он прижал руки к груди и быстро проговорил:

– Не сердись, Настенька! Не со зла мы твое деревце любимое обидели, это уже от безысходности да отчаяния!

Девчушка тут же погрустнела и схватила Ваню за руку. Пытливо заглянула в глаза:

– Отчего же ты, Ванечка, отчаялся? Али печаль какая на сердце?

– Как же мне не печалиться, Настенька, – грустно начал Иван, – коли задал мне царь Кусман задачу непосильную! Есть у него в заводе три кобылицы-молодицы, белы, как снег, золотая грива до земли спускается. Всем хороши лошадки, да только ретивы больно, одного царя слушают. Вот этих-то кобылиц и повелел мне владыка пасти с утра раннего и до темной ноченьки, да только где те кобылицы – искать их теперь, будто ветер в поле ловить! Оттого и печалюсь я, милая, оттого и грусть-тоска меня снедает. Вот и порешили мы с Вестой, волчицей белой, тебя кликать, чай, ты поможешь!

– Помогу, как не помочь! – просияла Настя, довольная тем, что может выручить Ивана. – Я это мигом!

– Спасибо, – опомнилась Веста, – ты извини, что березку твою замучила, я как узнала, что ты знакома с Иванушкой, так едва себя помнила от радости. Спасибо тебе, Настенька!

– Пожалуйста! – хлопнула Настя в ладоши. – А теперь не поминайте лихом, авось до вечера как раз и обернусь. Лошадки, говорите, больно красивые?

И не успел Ваня ответить: мол, красивые, спасу нет, – как она уже с гиканьем исчезла где-то за деревьями.

– Ну и ну, – только выдохнул Иван и тут же набросился на Весту: – Сказывай, как это ты ее выманила и что за березка такая необыкновенная?

– Березка как березка, – ответила волчица равнодушно, – только вот корень у нее гнилой. Такие деревья пуще себя лесовица любит и охраняет.

– Какая-такая лесовица? – не понял Ваня.

– Ну, Настенька эта, лешего внучка. Лесовица и есть, да еще какая, на все леса окрестные одна-единственная, за каждым деревом приглядывает, как бы зайцы не погрызли, птицы не обклевали. Вот и за березкой этой тоже следит, как видишь: чуть только когти выпустила – ан лесовица тут как тут.

– Вот оно как, – охнул Ваня, – а я и не знал, кто она такая, думал, просто девчушка. А как же она нам поможет?

– Уж поможет, будь в надежде, – уверила его волчица, – как тут не помочь, ежели ты ее такой друг-товарищ распрекрасный! Уж как – не знаю, да только придумает, она лесовица хваткая. Или деревья подговорит лошадок ветками стреножить, или сон-травы найдет, или еще что, но то, что нам надо кобылиц к вечеру ждать, – это точно.

– Хорошо, – облегченно вздохнул Ваня, – как же мне повезло! Вчера Максюту встретил, сегодня ты Настеньку позвала.

– А завтра кого звать будем? – устало проговорила Веста. – Нет бы самим что сделать!

– А что сделаешь? – удивился Иван. – Ты лошадок догнать не можешь, мне яблоки воровать запретила. Завтра решим что-то, думаю. Может, та же Настенька что сделает.

– Ну, может, – недовольно согласилась волчица и легла, свернувшись клубком.

Ваня посидел рядом, подумал и решил пойти прогуляться. Место было незнакомое, сегодня царевы кобылицы завели и вовсе куда-то на опушку лиственного леса. Лес хорошо просматривался далеко вперед, и Ваня не боялся заблудиться: белая шерсть Весты ярким пятном выделялась на фоне зеленой листвы. Кругом были в основном березы, но кое-где встречались и толстые стволы могучих дубов, хлипкие осины с трепещущими на ветру листочками, развесистые вязы, клены. Приятно было ступать босыми ногами по прохладной траве, которая порой доходила до колена. Ваня шел вперед, не особо задумываясь над тем, куда он, собственно, направляется, срывал на ходу травинки и мелкие ягоды неизвестного вида, по вкусу напоминающие землянику. Небо над головой было безоблачным, солнце припекало довольно сильно, но здесь, в лесу, это почти не чувствовалось.

Иван вышел на небольшую полянку, окруженную тонкими рябинами, вспугнул небольшого ежика, который, возмущенно фыркнув, уполз куда-то под лопухи. На полянке росли цветы, незабудки и полевые гвоздики, кое-где под деревьями осторожно поднимали головки разноцветные сыроежки. Увидев цветы, Ваня почесал затылок и, глупо улыбаясь, начал срывать их один за другим. Занятие его увлекло, и вскоре в руках Ивана оказалась целая охапка цветов. Потом он решил, что одних незабудок для букета мало, и пошел с тропинки в глубь леса, надеясь найти еще что-нибудь красивое. По пути встретились ему ромашки, огромные, чуть ли не с ладонь; странные цветы, похожие на орхидеи, но совсем крошечные; несколько желтых лютиков и вовсе что-то непонятное – цветок или просто травка – белый стебель, покрытый мелким пухом и с резными листиками. Внушительный получился букет. Ваня долго думал, что же с ним делать, а потом сообразил: надо подарить его Настеньке в благодарность за помощь. Конечно, цветами лесовицу не удивишь, но все женщины любят цветы, а Настенька, хоть и маленькая, но тоже женщина. Хотя кто ее знает, что у нее на уме и что ей больше по вкусу? Вдруг еще рассердится, что нарвал цветов без ее ведома? Но, смекнул Ваня, всегда можно прикинуться дурачком, который сам не ведает, что творит. А может, и обойдется все. Он зашагал обратно, то и дело прикладывая ладонь к глазам, высматривая вдали белую спину Весты. По дороге решил, что, наверное, неудобно будет дарить цветы только одной даме, ведь волчица какая-никакая, но тоже женщина, как ни крути. Смеясь над собственным романтическим порывом, он все-таки разделил букет пополам и быстрым шагом пришел к месту, где оставил волчицу.

– Это тебе!

Ваня широко улыбался и протягивал Весте цветы. Волчица в первый момент не поняла, чего от нее хотят, и недовольно рыкнула.

– Что ты, – обиделся Иван, – тебе ведь!

– Что мне? – окончательно проснулась Веста. – Чего ты своим веником мне в морду тыкаешь?

– Это не веник, – закатил глаза Ваня, – это букет! Букет цветов!

– А зачем? – все еще не понимала волчица. – Чего ты мне его показываешь?

– Я не показываю, – простонал Иван, – я дарю! Цветы! Тебе!

– О как! – озадачилась Веста и надолго замолчала.

Ваня сел рядом и обнял руками колени. Говорить не хотелось, подарил – и подарил. Хорошо просто сидеть вот так вместе, слушать спокойное дыхание белой волчицы, прикасаться спиной к ее надежной спине. Почему-то он никогда не считал, что волчица лучше или мудрее его – Веста была сильнее и выносливее, но в то же время была, что называется, своей. Иногда Ваня ловил себя на мысли, что ему отчаянно хочется защитить этого большого зверя от всех несчастий и невзгод, позаботиться о ней, словно бы Веста вовсе даже не волчица, а маленький беспомощный котенок. Волчица все время давала ему понять, что она не нуждается в помощи и советах, что она опытна и знает многое из того, чего, возможно, никогда не узнать Ване, и Ваня понимал, смирялся с тем, что ему не достигнуть таких высот, но, черт знает почему, все равно хотел быть ее защитником.