![](/files/books/160/oblozhka-knigi-mednoe-carstvo-155149.jpg)
Текст книги "Медное царство"
Автор книги: Виктория Князева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
Ваня поклонился в пояс всем сразу и каждому в отдельности, бросил лукавый взгляд на царевну Велесну, одним махом вскочил на коня и помчался навстречу неизведанному. Грудью рассекал Медногрив мокрую от росы траву, вспугивал пичужек, которые стайками разлетались прямо из-под копыт. Рубаха Вани, взмокшая было от пота, задубела на свежем утреннем ветру, холод пробирал до костей. Но Иван не обращал ни на что внимания, думал одну думу: как бы скорее добраться до царя Далмата, как бы пробраться в высокий терем и выкрасть чудную птицу-огнецветку? Да и что это за существо сказочное?
Быть может, Жар-птица, которая, судя по всему, огнем должна гореть, и как тогда ее в руки взять, эдакую жаркую да огнистую? А может, и вовсе какой коршун с когтями в десяток добрых кинжалов и клювом, загнутым и острым. Да мало ли о чем может думать всадник, скачущий по лесам и лугам удивительного края, мало ли какие мысли навевает горячее его сердце! Версту за верстой отмахивал Медногрив, вот уже и лес кончился, раскинулась к горизонту необъятная степь, куда ни глянь, только длинные стебли ковыля, да кое-где мелькали белые ромашки вперемежку с желтыми головками лютиков. Обогнал Ваню и красный всадник верхом на верном своем Яровесте, взошло ясное солнышко, обсушило и обогрело. Вперед, вперед мчится Медногрив, несет на себе молодого всадника, который, по правде сказать, вовсе не былинный герой. Это только в сказках Иван-царевич без трепета смотрит в лицо опасности, а бедный Ваня и на коне сидел только потому, что не умел толком с него слезать. Мчится Медногрив, торопится к царству владыки Далмата. Да вот только где оно? Не знает Ваня, не ведает, во всем на коня своего уповает: из стольких бед-напастей вынес, авось и сейчас не подведет. А ковыльная степь все не кончалась и не кончалась, стелилась сама собой под копыта Медногрива, манила своим дымчатым покоем. Так и хотелось Ване спешиться и упасть на ковыльный ковер, раскинуть руки-ноги, лежать и смотреть в ясное небо…
Перевалило уже за поддень, без устали летел Медногрив, не было степи конца-края. И тут, откуда ни возьмись, на ровном месте без единого кустика, очутился молодой волк. Был он небольшим, но на вид очень грозным, белая шерсть сияла так, что глазам больно. Иван вздрогнул, понадеялся было на Медногрива – он-де сдюжит, вынесет. Но конь взбрыкнул, встал на дыбы, резко забрал вправо, да так, что Ваня не удержался и рухнул на землю. Головой упал на острый камень, брызнула кровь, но боли Иван не почувствовал. Он потерял сознание.
А тем временем волк в два прыжка догнал Медногрива, бросился тому на спину, повалил, разорвал горло и брюхо. Очнулся Иван через несколько секунд, со стоном перекатился на живот и устало закрыл глаза. Видеть, как волк рвет Медногрива на части, не хотелось. Действие магического напитка давно прошло, и теперь Ваня чувствовал только сильную усталость, вызванную бессонной ночью и всеми произошедшими за последнее время событиями. Тело почти не слушалось, голова гудела, как котел, руки и ноги казались неподъемными. Ваня начал было задремывать, как вдруг его окликнули:
– Эй, ты живой там?
Иван с трудом разлепил тяжелые веки, увидел сидящего прямо перед собой волка и снова закрыл глаза. Видимо, волк уже доел коня и теперь собирался пообедать самим Ваней.
– Эй, добрый молодец, – волк тронул Ваню лапой, – ты меня слышишь?
Голос у волка оказался на удивление мелодичным, с приятной хрипотцой. Да и не волк это был вовсе, а волчица. Ваня осторожно открыл один глаз. Волчица сидела прямо перед ним, облизывалась и пытливо заглядывала в лицо. Глаза у нее оказались голубыми, большими и блестящими, словно льдинки.
– Ты прости меня, Иванушка, – она смущенно потупилась, – не со зла я, с голоду. Плохо с охотой в здешних лесах, все звери и птицы повывелись, три дня не евши.
Иван не знал, что и ответить. Волчица, видимо, расценила его молчание как укор и продолжила:
– Не серчай. Я тебе пригожусь. Расскажи, зачем в такую даль поехал, куда путь держишь?
– Да я это… – Ваня развел руками, – к царю Далмату за птицей-огнецветкой. Только я не знаю, где это.
Волчица задумалась, Ваня по-прежнему сидел потупившись. Наконец она заговорила:
– Знаю я, где Далматово царство, да только тебе без Медногрива и пытаться нечего добраться, на ином, пусть и самом добром коне туда в год не доскачешь, я же в три часа буду. Жалко мне тебя, Ваня. Да уж взялся за гуж – не говори, что не дюж, раз обещалась тебе помочь, садись-ка ко мне на спину.
Иван хотел ей возразить, потом вспомнил, что верного коня больше нет, и махнул рукой. Тем более перспектива продолжать путь верхом на говорящей волчице прельщала больше, нежели трястись на широкой спине Медногрива. Иные вопросы Ваню не занимали: он слишком устал. Шевельнулась, правда, мысль: «Что же это за чудеса такие на свете творятся?» – но он отбросил ее за ненадобностью. Коты говорящие уже не в диковинку, значит, и волки не должны удивлять.
Спина волчицы была широкой, но костлявой на удивление, Ваня даже побоялся ненароком что-нибудь сломать. Весил он, конечно, не десять пудов, но и худеньким юношей никогда не был. Впрочем, волчица, кажется, и не заметила веса ездока, только потребовала от Вани ровно сидеть да крепко держаться.
И помчалась так, что только пыль поднялась столбом. Ваня в первую секунду задохнулся, вцепился в густую шерсть обеими руками. Волчица крикнула на бегу:
– Да легче, легче, Ваня, не ровен час, задушишь! Не бойся, не упадешь, не допущу я того!
Дорогой разговорились. Ваня немного попривык, разжал пальцы одной руки, счел, что скакать верхом на волчице не в пример удобнее конной езды.
– Меня Громовестой зовут, – сообщила она.
– Очень… приятно, – смутился Ваня, – а меня Ваня.
– Знаю.
– Откуда?
– А откуда знаю, что ты хоть и Иван, да не царевич? – рассмеялась Громовеста. – Чай, по лесам да лугам не един год рыскала, много видала, много слыхала. И о тебе мне ведомо, Иванушка, знаю, как здесь очутился, не знаю только зачем. Расскажешь али как?
– Расскажу, – вздохнул Ваня и сбивчиво принялся рассказывать.
То и дело Громовеста осторожно его перебивала, требовала подробностей и порой чему-то усмехалась. Чему, Ваня не понимал, но сил у него совсем не осталось. Он вцепился покрепче в волчицу и невольно задремал. Та понимающе вздохнула и перешла на быстрый шаг.
Впереди, насколько хватало глаз, расстилалась бескрайняя степь. Кое-где по пояс в ковыле стояли странные каменные истуканы с пустыми глазницами. Встречались и небольшие хижины с крышами, крытыми потемневшей соломой, собаки, изнемогающие от зноя, пересохшие колодцы, издали напоминающие каких-то сказочных зверей. Солнце палило немилосердно, Громовеста начала уставать. Пару раз она споткнулась, чуть не уронила Ваню, и тот проснулся.
– Крепче держись, – посоветовала волчица.
Иван кивнул, стряхнул остатки сна и поинтересовался:
– А далеко еще до Серебряного царства?
– Совсем немного. Сейчас степь кончится, пойдут леса густые, луга некошеные, после шесть гор проскачем как одну, у седьмой, у самого подножия, и увидишь Серебряный чертог.
– Ясно. Скажи, а личный вопрос можно?
– Задавай, – чувствовалось, что Громовеста улыбается.
Ваня замялся. Наконец он спросил:
– Почему ты мне помогаешь? Только не говори мне о жалости, ладно?
– Но мне правда тебя жалко.
– А если честно?
Волчица задумалась. Наконец, почему-то погрустнев, она сказала:
– Скажем так: у меня есть на то личные причины. То есть для того, чтобы съесть твоего коня, у меня был только один мотив – голод. А вот почему я не убила тебя, а, наоборот, вызвалась помочь… Этого я тебе пока не скажу. Пока смирись с тем, что ты хороший человек и мне приятно тебе помогать. Хорошо?
– Хорошо, – кивнул Ваня, – знать бы еще, почему я сразу тебе поверил.
– Я тебе понравилась? – невинно предположила Громовеста.
Ваня грустно улыбнулся:
– Я тебя просто испугался. Кроме того, разве у меня был выбор?
– Выбор есть всегда, – серьезно сказала волчица, – даже если ты его не видишь – он есть.
– Но какой выбор есть у меня? Я уже не могу сказать, как раньше: «Я один здесь». Я встретил тут… если и не друзей, то тех, за кого с готовностью отдам свою жизнь. Я изменился сам, но изменился ли настолько, чтобы увидеть два пути вместо одного? Я не герой и хочу только, чтобы все поскорее закончилось. Я хочу вернуться домой.
– Дом – прекрасная штука, если он есть, – задумчиво протянула Громовеста, – и чем дальше ты от него, тем сильнее любишь и хочешь вернуться. Ты думал, что без коня ты стал бы здесь совсем беспомощным. Что ты не знаешь дорог, не знаешь пути, потому и доверился зверю – и не просто зверю, а тому зверю, который, собственно, и лишил тебя выбора. Ты счел, что теперь твоя жизнь и смерть в моей власти. Но подумай – вот тебе уже и выбор – пойти или остаться. Верно?
– Верно. Но я не хочу умирать. Поэтому выбирать мне не из чего.
– Глупый, – рассердилась волчица, – разве выбор между жизнью и смертью не есть выбор?
– Черт его знает, – зевнул Ваня. Спорить совершенно не хотелось, поэтому он задал первый вопрос, пришедший в голову: – А можно тебя просто Вестой звать?
– Можно, – усмехнулась та.
Степь сменилась лугом, покрытым густой зеленой травой. Слева и справа были небольшие озера, гладкие, как зеркало. По берегам рос камыш, разноцветным роем вились стрекозы. Ваня засмотрелся и не заметил, как в небе собрались иссиня-черные тучи и где-то на востоке заворчал гром.
– Ну, начинается, – рыкнула Веста.
Иван вздрогнул:
– Что начинается?
– Проклятие мое… Где бы ни появилась, что бы ни делала, всегда за мною гроза по пятам. Потому и кличут Громовестой.
– А почему так?
– А чтобы чужое без спросу не брала, – буркнула волчица и даже не потрудилась объяснить, что имеет в виду. Помолчала немного и решила переменить тему: – Вот и лес. Еще немного – и будем на месте.
Ваня кивнул, осторожно осматриваясь по сторонам. Лес был сплошь сосновый, и все деревья, как на подбор, стройные и величественные, до того высокие, что, казалось, они касались вершинами облаков. Земля, покрытая мягкой хвоей, была мягкой и рыхлой, так что лапы Весты проваливались по щиколотку. Пахло грибами, глаз Вани приметил пару белых и целое семейство сыроежек с разноцветными шляпками. Были тут и мухоморы, стыдливо приютившиеся под корнем, вылезшим из земли, были и странные красноватые грибочки, похожие на опята. И все жило, все суетилось, двигалось в этом лесу. Громко ругались друг с другом галки, зайцы испуганно косились на бегущую волчицу. Из зарослей незабудок высунулся любопытный лисий нос, фыркнул где-то неподалеку ежик, перескочила с дерева на дерево белка, рыжая, как солнечный зайчик. Но вот и лес кончился, снова оказались на лугу, после лесной прохлады снова стало жарко. Начинался подъем в гору. Веста, задыхаясь, лихо мчалась по тропке, заросшей жесткой травой, Ваня снова схватился за нее двумя руками и все боялся упасть. Ветер шумел в ушах, мелькали, оставаясь позади, низенькие деревья, похожие на яблони, все в цвету, словно бы весной. То тут, то там прямо на зеленой траве лежал снег, воздух, однако же, не становился холоднее. Вершину Веста обогнула, свернула с тропы, покружила в небольшой еловой рощице, нашла другую дорогу и, обрадованно рыкнув, побежала по ней. Ваня изнемогал от жары, страшно хотелось пить, еще больше хотелось просто прилечь на землю, но ему казалось, что с каждым часом надежда вновь увидеть Светлояру угасает. Он молчал, ни о чем не спрашивал волчицу и раздумывал о том, как ему добыть птицу-огнецветку. Веста словно прочитала его мысли:
– Не горюй раньше срока, Иванушка. Обещала помочь – от слова своего не отступлюсь, до самого конца тебе буду помогать. Как в Далматовом царстве будем, ты к самому царю идти не моги, худо будет – и птицу тебе Далмат не отдаст, да еще и голову с плеч снимет. Мы с тобой по-иному сделаем. Сидит та птица-огнецветка в серебряной клетке, клетка та в опочивальне царевны Калины, охраняют ее трое богатырей – старший Будимил, середний Будимир и младший, храбрый витязь Будислав. Двое братьев всегда спят, один караул держит, в полночь и поддень меняются. Но нам их бояться нечего, и на них управу найдем. Как стемнеет, царевна Калина будет просить батюшку, чтобы отпустил ее на вечерку сходить, с девушками-подруженьками погулять. Царь Далмат ее отпускать не будет, она во второй раз – и второй раз не пустит, а как попросит третий – разрешит, только с наказом, чтобы с первыми петухами дома была. В полночь вернется царевна Калина, накажет богатырям прочь из светелки уйти, набросит на серебряную клетку златотканое покрывало, а сама спать ляжет на шелковое ложе. Тут уж ты не зевай, смело входи и не бойся ничего. С клетки покрывало долой, птицу-огнецветку оттуда бери да крепко держи: будет она тебя клювом клевать и когтями в кровь рвать, а ты терпи, коли проснется царевна – беды не миновать. Голову огнецветки сунь под крыло – присмиреет тут же, сам ее в покрывало заверни и ходу оттуда. Да смотри, клетки не тронь – пойдет звон по всему дворцу, вмиг стражи прибегут и тебя лютой смерти предадут.
– Это как? – изумился Ваня. – Как же открыть клетку, да так, чтобы до нее не дотронуться?
– Клетка никогда не запирается ночью, как мне кажется, – с сомнением ответила Веста. – Иначе как бы огнецветка по ночам аж до Золотого царства долетала?
– А если запирается, – поинтересовался Ваня, – тогда что делать?
– Придумаем что-нибудь, – неопределенно протянула волчица, – короче говоря, на месте разберешься.
Ваня замолчал. Дорога пошла под гору, Веста мчалась все быстрее и быстрее. Снова луг, залитый солнечным светом, какие-то странные звери, похожие на коров, но лохматые, будто овцы, собака, залаявшая на волчицу, мальчишка-пастух и заунывный голос свирели. Веста остановилась у небольшого ручейка и с жадностью припала к воде. Ваня с трудом расцепил занемевшие пальцы, с наслаждением потянулся и спрыгнул на землю. Зачерпнул полные ладони ледяной воды и пил, пока зубы не заломило от холода. Затем улыбнулся и посмотрел на все еще пьющую Весту. Снежно-белая шерсть сверкала на солнце, как серебро, хвост был опущен к земле и подрагивал всякий раз, когда Веста отрывалась от ручья и довольно пофыркивала. Наконец она напилась.
– Ну что, в путь? – выглядела волчица подобревшей, и голос ее стал чуточку помягче. – Немного осталось.
Ваня, щурясь на солнце, кивнул и взгромоздился ей на спину. Веста постояла еще несколько секунд, встряхивая головой и облизывая кончик носа. В конце концов она бодро затрусила по тропинке, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, так что Иван еле удержался.
Еще две горы прошли одним махом, у подножия третьей дорогу им преградил пастух со стадом коз. Веста несколько минут покорно ожидала, когда же можно будет пройти, наконец не выдержала и, что-то пробурчав, пошла в обход.
Но как бы то ни было, не успело еще солнце опуститься к закату, как впереди показались белые стены, крыши домов, маковки храмов, так ярко сверкавшие на солнце, что видно их было издалека.
– Вот оно, Серебряное царство, – торжественно произнесла Веста, – ишь как горит да переливается, словно бы сделано из ясного месяца! Недаром Серебряный чертог называют еще лунным – видел бы ты его ночью! Впрочем, скоро увидишь.
И Ваня, замирая от страха, верхом на волчице перелетел через высоченную городскую стену. Сердце замерло, в животе образовалась какая-то свистящая пустота, глаза закрылись сами собой, а через секунду-другую Веста уже мчалась по широким городским улицам. Ваня вздохнул, осторожно открывая веки, убедился в том, что больше никакая опасность не угрожает, и облегченно вздохнул. Быть может, все еще не так страшно: и во дворец удастся попасть без особого риска, и птицу добыть, обменять ее на Светлояру, а потом…
Но долго мечтать Веста ему не позволила, бессильно упала она на землю в тени развесистого дуба и, еле ворочая языком от усталости, сказала:
– Отдохнуть надо. До вечера еще далеко, осмотрись пока.
– Хорошо. – Ваня с благодарностью погладил волчицу по запыленной шерсти и, оставив рядом с ней свой плащ, пошел осматривать город.
Было по-прежнему очень жарко. Солнце будто обратилось в раскаленный белый шар и застыло на одном месте, не помышляя о том, чтобы катиться к западу. Ваня тяжело дышал, горько сожалея об оставленном источнике, и судорожно думал, где бы разжиться деньгами, чтобы перекусить. Ему и в голову не пришло попросить денег у Яги или Темнополка, а теперь было уже поздно. Иван добрел до коновязи, обнаружил неподалеку поилку для лошадей – струи воды вырывались изо рта огромной рыбы, струились по каменной нише и с тихим плеском падали в большую мраморную чашу. Ваня подставил ладони, выпил, сколько смог, умылся и намочил голову – и все это под укоризненным взглядом старого коня, который с недоумением смотрел на его странное поведение. Иван освежился, и стало немного полегче. Подумав, он еще намочил рубаху, с удовольствием чувствуя приятный холодок. К сожалению, солнце быстро высушило Ванину одежду, но он уже ощущал себя гораздо бодрее и не обращал внимания на зной.
Улицы в Серебряном царстве были на удивление прямыми, дома стояли в шахматном порядке и, что всего удивительнее – не было ни одного покосившегося крылечка, ни одной прохудившейся крыши. Все дорожки были чисто выметены, каждое дерево аккуратно подстрижено и окружено небольшим белым заборчиком. Да и сами горожане одеты были чисто и аккуратно, нигде не было видно оборванных бродяг или грязных детей. Каждая собака, встретившаяся на Ванином пути, имела такой вид, будто бы в ней течет королевская кровь, хотя все псы были самыми обыкновенными, разве что откормленными и ухоженными.
– Эй, парень! – окликнул кто-то Ваню.
Ваня быстро обернулся и увидел рослого молодого человека, который, несмотря на жару, был одет в темно-красный кафтан из плотной ткани.
– Вы мне? – осторожно спросил Иван, решая для себя, надо ли вступать в разговор или срочно спасаться бегством.
Человек нетерпеливо поморщился:
– Тебе, тебе, кому же еще! Скажи-ка лучше, ты давно живешь в нашем городе?
– Да я, собственно, – Ваня замялся, – вообще не здешний. – И задумался, стоило ли сообщать это незнакомцу или нет.
– Отлично! – Человек в кафтане обрадовался. – Значит, ты как раз тот, кто мне нужен! Скажи, – он перешел на шепот, – а ты точно не здешний?
– Точно, – кивнул Ваня, – совершенно точно.
– А есть ли у тебя здесь родственники?
– Нет, родственников у меня здесь нет, – честно ответил Иван, не понимая, чего от него хотят.
– А друзья? – Человек не скрывал своей радости. – Есть ли у тебя здесь друзья?
– Нет, – помотал Ваня головой, – а что?
– Да знаешь ли ты, что тебе невероятно повезло! – Человек готов был пуститься в пляс от радости. – Ну и мне тоже! Меня Максютой кличут, – он энергично пожал Ванину руку обеими руками, – а как твое имя?
– Иван, – степенно поклонился Ваня и решил не церемониться, – так что тебе от меня нужно?
– Видишь ли, – посерьезнел Максюта, – какое дело, в нашем царстве существует обычай: высватать себе девицу дворянской крови или же ту, у которой батюшка находится на государственной службе, может только такой человек, у которого нет здесь ни родственников, ни друзей. Ну и который, конечно, не женат. Кстати, – он испуганно посмотрел на Ваню, – а ты, случаем, не женат?
– Не женат, – успокоил его Ваня. – Так при чем здесь я?
– Ну как же при чем! – изумился Максюта. – Неужели ты не понимаешь?
– Нет, – признался Иван, – не понимаю. Зачем вам такой закон?
– Как это зачем? Затем, чтобы государственный человек ради своей дочери не содержал всю ораву этих самых родственников и друзей своего зятя! Так что, как понимаешь, если хочешь жениться на такой девице – а моя Зарена как раз дочка царского конюха, – то изволь быть или круглым сиротой, или вообще не женись! – Он с отчаянием схватился за голову, но, взглянув на Ивана, тут же просветлел лицом. – Но ведь ты сможешь мне помочь?
– Как помочь? – удивился Ваня. – Что я могу сделать?
– Как что? – возбужденно заговорил Максюта. – Как это что! Оденешься в мое платье, придешь к батюшке моей Зарены и посватаешь! Он не откажет, я его знаю. Зарена в девках уже засиделась, а все из-за этого указа! Девок в нашем царстве много, на службе у царя Далмата едва ли не каждый второй – где же найти столько женихов без друзей и родственников? Конечно, кто может, тот, чуть только девица в пору вошла, ее в охапку и в соседнее государство сбывать. Но тут тоже беда: ежели кто породнится с чужестранцем, того с царского двора долой.
– Ага, – в голове у Вани начало что-то проясняться, – значит, ты хочешь, чтобы я пришел к ее папаше, сказал, что хочу жениться… и дальше что? Вдруг она мне откажет?
– Да кто ее спрашивает, – махнул Максюта рукой, – только бы батюшку уломать! А там уж, как водится, честным пирком да за свадебку, тут уже никто слова поперек сказать не посмеет.
– Погоди, а если это до царя дойдет? Как тогда быть? Ведь, как я понимаю, не в одном отцовском согласии дело. Что тогда будет?
– Да чего будет? Как водится, голову батюшке, тестюшке несравненному, снимут – всего и делов, – равнодушно пожал плечами Максюта и, уловив изумленный Ванин взгляд, поспешно добавил: – Но скорее всего до этого не дойдет. В конце концов, батюшка ее не такой уж и важный человек в государстве, боится только царя, это да. Но такое дело, как я задумал, сплошь и рядом, тут самое главное – договор подписать.
– Какой такой договор?
– Да так, ничего особенного, просто отец поручается за то, что жених его дочери не имеет в Серебряном царстве ни родственников, ни друзей. Ну, он и поручится за тебя, а дочку-то его я возьму!
У Вани голова шла кругом. Он не знал, как отвязаться от Максюты, да и помочь хотелось, вот только не знал: пойдет ли это кому на пользу или нет? Задал только самый важный для себя вопрос:
– Слушай, а это долго?
– Да ты что! – рассмеялся Максюта. – Там его с утра сват уламывает, ты только покажешься, скажешь, что так и так, нравится дочка ваша, препятствий не имею. Договор скрепите – и ходить далеко не надо, я уже свадебного писца пригласил. И все!
– Ну ладно, – после недолгого раздумья согласился Ваня, – только гляди, чтобы поскорее все там закончить, у меня на вечер дело есть.
– Какое дело? – мигом заинтересовался Максюта, но Иван так на него взглянул, что тот решил переменить тему. – Да ты не думай, не за так будешь утруждать себя, я хоть большую казну не имею, но могу дать половину коровы.
– Это как половину? – изумился Ваня. – Какую половину?
– У нас с соседом, – пояснил Максюта, – одна корова на двоих. Вот свою половину я и могу отдать.
– Не надо мне коровы, – улыбнулся Иван. – А как же ты жениться собрался, если у тебя всего хозяйства только корова, и то не целиком?
– Почему только корова, – возразил Максюта, – еще коза есть, кур парочка… Да на батюшку Зарены вся надежда: мне брат уже наказал, чтобы я его крепко держал, приданого требовал, сколько положено, ну и, как водится, чтобы на семью еще оставалось. У меня, понимаешь ли, семья невелика – братьев пять, сестры четыре, две уже замуж повыходили, а двух еще пристроить надо. Тут такое дело: всем надо угодить, никого в обиде не оставить.
– Понятно теперь, почему у вас такие законы, – усмехнулся Ваня, – ну да ладно, пойдем к твоей невесте. Только переодеваться я не буду.
Максюта просиял и, схватив Ивана за руку, поволок за собой. Ваня попытался было запоминать дорогу, но махнул рукой, решив про себя потом попросить Максюту отвести его к тому месту, где они встретились.
Шли недолго; вскоре оказались перед невысоким домиком, белым, как и большинство домов в Серебряном царстве, но зато сверху донизу расписанным синими цветами. Максюта перехватил взгляд Вани и довольно улыбнулся:
– Это Зарены моей работа, она у меня девка дельная, может и травы накосить, и корову подоить и вот стены размалевать. Хороша девица!
Ваня вспомнил, что Светлана с трудом могла приготовить яичницу, не говоря уж о дойке коровы, и загрустил. Тем временем Максюта уже здоровался с тощим стариком, вышедшим навстречу из расписного домика:
– Здравствуй, Велеба Будиволн!
Старик мрачно взглянул на него из-под густых бровей и ничего не ответил.
– Это Иван, дочку вашу сватать пришел!
Иван молчал, тем временем Максюта, показывая на Ваню, всеми красками расписывал его неоспоримые достоинства, особо напирая на тот факт, что Иванушка круглый сирота, да еще и не из Серебряного царства, что особенно ценно. Старик слушал, жевал губами, пристально осматривал Ваню с головы до ног.
– Странный он какой-то, – наконец произнес он, – не вольнодумец, часом?
– Да ты что! – ужаснулся Максюта. – Кристально чистый человек и верный слуга государю!
– Какому государю? – насторожился Велеба, но Максюта тут же нашелся:
– Царю Кусману, владыке Золотого царства!
– А, – облегченно вздохнул старик, – такты, значит, сынок, из тех краев будешь? Это хорошо, бабка моя там жила, да и сейчас живет, если не померла. Ну да леший с ней. Теперь о деле поговорим. Ты, вижу я, парень хороший, сметливый, только что на язык туговат, ну да ладно, я и с товарищем твоим погуторю. Девка моя… ничего так девка, замуж только давно пора, а женихов нет, боятся все. Думают, – Велеба стукнул кулаком по воздуху, – я из себя бог весть что, служба моя, что ли, слишком завидная! А что в ней толку? Сорок лет за царевыми жеребцами хожу, и хоть бы что выслужил! Ладно, чего уж там, бери Зарену, как есть бери.
Максюта чуть ли не взвизгнул, еле устоял и хлопнул по плечу Ивана, – мол, живем, брат! Быстро кликнул писца, успевшего уже заскучать, в который раз на дню слыша одно и то же. Тот протянул Велебе лист договора, исписанный бисерным почерком. Старик быстро пробежал бумагу глазами и поставил внизу размашистую подпись. Максюта осторожно взял перо из его рук, подписался сам и передал бумагу царскому писцу. Писец внимательно изучил обе подписи, скрепил договор печатью и, свернув в трубочку, перевязал атласной лентой.
– Ты погоди, – опомнился старик, – а почему подписываешь ты, а не сам Ванюшка?
– Он неграмотный, – быстро сообразил Максюта и, подталкивая Ивана в спину, попятился со двора. – Прощай, тестюшка! Ввечеру будем на гулянке, Зарене передай, чтобы ожидала жениха желанного!
– Эх, – покачал головой старик, начиная догадываться, что его провели, – да неужто? Эх, прощай, моя головушка!
На улице Максюта с такой силой сжал Ваню в объятиях, что тот аж взвыл:
– Полегче!
– Друг ты мой! Да как же мне тебя не обнимать, не благодарить, когда ты так выручил, так выручил – сердце вылечил, с души камень снял!
И новоиспеченный жених снова бросился обниматься, но Ваня ловко увернулся:
– Ладно, ладно, ничего, рад был помочь.
– Погоди ты, – Максюта изумленно на него уставился, – а свадьба как же? Ты там у меня первейший товарищ будешь!
– Некогда, друг, – развел Ваня руками, – дела, понимаешь ли.
– Дела, говоришь, – Максюта взгрустнул, – это я очень даже понимаю. Ты вот что, – и он улыбнулся, – если беда какая случится, ты только свистни – я мигом на выручку прибегу!
– Хорошо, – улыбнулся и Ваня и крепко, от души пожал руку сияющему Максюте, – удачи тебе!
– И тебе! Спасибо, друг!
Максюта низко поклонился и быстрым шагом пошел прочь. Ваня постоял, подумал, вспомнил, что забыл спросить дорогу, но звать новоиспеченного товарища не захотел, спину ломило после его медвежьих объятий. Решил искать дорогу сам – не будешь же спрашивать у каждого встречного и поперечного, где здесь лошадиная поилка. Где-то был поворот и живописный фонтан, мимо которого Ваня проходил с Максютой, но где – Ваня никак не мог понять. Видимо, вышел он на какую-то другую улицу, потому что дома вокруг стали гораздо выше и еще, если это возможно, чище. Иван поначалу решил вернуться, но стало интересно: куда же приведет его эта улочка? Как и следовало ожидать, привела она Ваню к царскому дворцу, величественному и воздушному. Дворец был из белого мрамора, стены его украшала тончайшая резьба: были тут и каменные цветы, оплетающие окна, и огромные звери, широко разевающие грозные пасти. Белые колонны, что стояли слева и справа от большого крыльца, поддерживали крышу, крытую серебряными пластинами. Ваня удивился – это сколько же серебра пошло на такую работу! Окна во дворце, как, собственно, повсеместно в этом краю, были слюдяными, но если в Медном замке это были просто хорошо обточенные куски слюды, то здесь каждое окно было настоящим произведением искусства.
Каждый слюдяной камешек был тщательно подобран по цвету – от совсем прозрачных до молочно-белых, и все вместе они образовывали занятный рисунок. Когда в окна светило солнце, можно было увидеть, как рисунки оживают – желтые лодки плыли по волнам с белыми гребнями, птицы, сверкая оперением, взмахивали крыльями. Какой умелый мастер создал это чудо? Ваня молча любовался рукотворной красотой. На какой-то миг кощунственным показалось Ване пробраться в такой дворец со злым умыслом, но он тут же вспомнил о Светлояре и оставил все бесполезные мысли. Надо было думать только о том, как пробраться сюда сегодня ночью. Волчица волчицей, она, конечно, мудра и куда как лучше Вани разбирается в здешних порядках, но не стоит же в самом деле все время только надеяться на других! Иначе придется признать правоту Яга, а этого делать никак не хотелось. Ваня прикинул, где может находиться опочивальня царевны, решил, что самым лучшим местом для молодой девушки будет светлая горница где-нибудь в верхних этажах. Впрочем, это было только предположение, но больше в голову Вани ничего не приходило.
– Так и будешь стоять весь день?
Иван вздрогнул, обернулся, увидел Весту и с облегчением рассмеялся:
– Нашла меня! Вот хорошо, а то я немного заплутал.
– Конечно, нашла, здесь все дороги ведут к дворцу, особо и не разгуляешься.
– Это хорошо, – неопределенно мотнул головой Ваня, – жарко здесь. Может, пойдем отсюда? Я уже насмотрелся, отдохнуть бы.
– Погоди отдыхать, – рассердилась волчица, – сначала надо обсмотреть все как следует, а там уж решить, чего да как. Признавайся, надумал что?
– Если честно, то нет, – признался Ваня.
– Эх ты, Иванушка, – покачала Веста кудлатой головой, – тогда меня слушай да не перебивай. Опочивальня царевны вон она где, – волчица показала лапой куда-то в сторону крыши, – туда мне с одного прыжка не добраться. Пойдем мы с тобой с черного ходу, через конюшни и людские комнатушки. Там смотри не робей, коли спросят чего, говори, так и так, к царю Далмату с докладом. А почему на волке – так и отвечай, мол, посланник из лесного княжества, коней там отродясь не было, так что поверят. И так мы с тобой лестницами да переходами до покоев царских и дойдем. Там я тебя оставлю, мне дальше ходу нет, так что запоминай, что да как. Пройдешь ты две двери, в третью войдешь. Будет там гореть на стене факел, ты его потуши и иди ощупью. Спросят тебя: кто идет? Говори без опаски: Будислав, отвори, брат. Откроют тебе потаенную дверь, ты заходи да смотри, не мешкай. Если скажут тебе: «Отчего, брат, раньше сроку явился?» – отвечай, что хотел чарку вина поднести любезным братцам.