Текст книги "Неуемный волокита"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

– В таком случае тебя ждет разочарование.

Генрих покинул жену и отправился к Генриетте. Та ждала его гнева, зная, что Сюлли и Вильруа выяснили, с какой целью отец Илер ездил в Рим.

Встретила Генриха она вызывающе.

Он взял ее за плечи и слегка встряхнул.

– Так не пойдет. Ты слишком уж испытываешь мое терпение.

– Я должна защищать своего сына.

– Твой сын, Генриетта, получит все положенное. Мне жаль, что мы не смогли пожениться, но это так. Наследник трона – маленький Людовик. Запомни.

– Благодаря предательству!

– Это решение принял я. Ты обвиняешь меня в предательстве?

В глазах короля появился недобрый блеск, поэтому она бросилась на кровать и разрыдалась.

– Хоть бы мне умереть! Я обесчещена. Я уступила тебе, потому что надеялась вскоре стать твоей женой. Ты меня обманул, и мне страшно за свое будущее.

Генрих терпеть не мог сцен и слез, поэтому лег рядом с ней и попытался ее утешить. Бедная Генриетта! Гордячка. Он жалеет ее, хотя хотел бы расстаться с ней; пока она его любовница, ему не знать желанного покоя. Однако она волнует его больше всех других женщин и всегда берет над ним верх. Он приехал сделать ей выговор, но перед уходом пообещал, что у нее будет дом напротив Лувра, и тогда он сможет проводить с ней все ночи.

Мария опять выйдет из себя. Но с Генриеттой он забывал обо всех других женщинах.

Генриетта по-прежнему не знала покоя. Она поняла, что ей необходимо обзавестись мужем, и подыскивала подходящего жениха. Взгляд ее останавливался на самых знатных. Принц де Жуанвиль являлся членом славного семейства Гизов и уже выказывал восхищение ею.

Она пригласила его к себе в числе других гостей и дала понять, что относится к нему с нежностью.

Жуанвиль знал об отношениях Генриетты с королем. Но невольно попал под ее чары и, будучи бесшабашным по натуре, увлекся опасностью положения и обменялся с нею несколькими письмами.

У Генриетты были враги. В их число входила Жюльетта д'Эстре, младшая сестра Габриэль. При жизни сестры Жюльетта часто бывала в обществе короля, он иногда бросал на нее любовные взгляды. Сходство ее с сестрой могло напомнить Генриху о Габриэль, и Жюльетта, хоть и уступала ей в красоте, надеялась после смерти сестры утешить короля. Поэтому захват Генриеттой места утешительницы стал для нее тяжелым ударом.

Все понимали, что Генриетта не Габриэль и не Коризанда – те любили короля и дарили ему счастье; как она не походила на них! Его влекла к ней сильная страсть, однако нежности между ними не было.

Жюльетта, разгневанная, во-первых, потому, что король заменил Генриеттой ее сестру, во-вторых, из-за того, что не взял ее, Жюльетту, на опустевшее место, стремилась отомстить маркизе де Вернейль. Она знала о ее флирте с Жуанвилем и об их переписке. Поэтому решила подольститься к юному принцу и вскоре вступила с ним в любовную связь.

Потом попросила показать письма от Генриетты и, когда он, поколебавшись, согласился, похитила их.

Прочла она письма с жадностью. Генриетта определенно позволяла себе легкую несдержанность.

Генрих всегда был готов поговорить с хорошенькой женщиной, притом Жюльетта д'Эстре ему когда-то слегка нравилась. Не будь ее сестра гораздо красивее, он мог бы вступить в связь с ней.

Он все с большей грустью вспоминал о Габриэль, о покое и радости проведенных с нею дней, и поэтому охотно согласился поговорить с Жюльеттой наедине.

– Дорогая моя, – сказал Генрих, – рад видеть, что ты так прекрасно выглядишь.

Он легонько поцеловал ее, и у Жюльетты вновь вскипел гнев, потому что поцелуй был просто дружеским, а король обычно одарял женщин гораздо более жаркими.

– Сир, – сказала она, – я пришла по неприятному делу.

– Не могу поверить, – ответил он. – Я так обрадовался тебе, что уверен, твое дело может быть только приятным.

– Я долго думала, сир, и не знала, как поступить. Но когда документы оказались у меня, решила, что должна показать их вам.

– Документы? – спросил, нахмурясь, король.

– Вот они, сир.

Генрих узнал почерк Генриетты. Он читал, и лицо его мрачнело. Жюльетта, глубоко поклонившись, ушла, но он едва это заметил.

Сюлли ликовал. Наконец-то появилась надежда, что король бросит Генриетту. Он прочел ее письма Жуанвилю и уверился, что она была неверна.

– Сир, – прошептал Сюлли, – пришла пора избавиться от этой беспокойной женщины; пока она ваша любовница, между вами и королевой не будет мира. Ее величество подарила вам дофина, и я уверен, что, едва вы отвергнете эту любовницу, королева станет довольной, счастливой супругой.

Но Генрих не мог ее легко отвергнуть. Он признавался себе, что не питает к ней тех чувств, что к Габриэль, любимой им глубоко и страстно; сомневался, что вообще любит Генриетту, но желал ее, как еще ни одну женщину. Она обладала какой-то затаенной чувственностью, которую ему хотелось пробудить, вызывала у него нечто большее, чем обычная похоть; в ней таились сладострастие, непостижимая порочность.

Генрих рассердился.

– Отправляйся к маркизе, – велел он Сюлли. – Скажи, я кое о чем узнал, намерен удалить ее от двора и лишить всех моих даров.

Сюлли дал понять, что выполнит поручение его величества с огромным удовольствием.

– А Жуанвиль, – сказал Генрих, – поплатится кровью.

– Сир, его безнравственное поведение с маркизой не является государственным преступлением.

– Я ему отомщу за это поведение.

Сюлли покинул своего повелителя и, хотя ему не терпелось сообщить Генриетте, что ее связи с королем пришел конец, послал тайного гонца к Жуанвилю с вестью о случившемся; он не мог позволить ревности короля возобладать над справедливостью. Иначе король, когда кровь его поостынет, будет мучиться раскаянием.

Генриетта приняла старого врага с предельной надменностью, выслушала его и рассмеялась ему в лицо.

– Месье Сюлли, моих писем к Жуанвилю не существует, потому что я их не писала. Если вы видели письма, это искусная подделка.

– Мадам, думаю, король не примет этого объяснения.

– Если король предпочитает закрывать глаза на правду, я ничего не могу поделать.

После этих слов она намекнула, что хочет остаться одна, и Сюлли ушел несколько обеспокоенным.

Генрих очень радовался. Жуанвиль признался, что письма поддельные, а изготовил он их по просьбе Жюльетты д'Эстре, с которой у него любовная связь.

– Маркиза де Вернейль, – сказал он, – никогда не писала мне.

Генрих удалил Жуанвиля и Жюльетту от двора, а потом отправился к любовнице. Та приняла его равнодушно, словно приход короля для нее ничего не значил.

– Вижу, – сказала Генриетта, – мое положение становится все более невыносимым. Живя с тобой в грехе, я стала мишенью для всевозможных оскорблений. Думаю, мне остается только уйти в монастырь.

Эта мысль ужаснула Генриха, хотя он не поверил, что Генриетта говорит всерьез. Однако извинений она от него добилась.

Генриетта торжествовала. Генрих пылал к ней прежней страстью. И поверил в историю с поддельными письмами потому, что хотел поверить. А Жуанвилю хватило ума понять, что Генриха меньше рассердит озорная подделка, чем успех у его любовницы.

Какой властью она обладает! Генриетта не теряла надежды вытеснить Марию Медичи и добиться, чтобы ее Гастона-Генриха признали дофином.

Комедия с двумя беременностями разыгралась вновь. Тело Марии стало раздаваться, и народу с радостью объявили, что королева опять ждет ребенка. Генриетта, словно не желая отставать от нее, вскоре тоже оказалась в положении. И жена короля, и любовница с нетерпением ждали родов.

В конце года у Марии Медичи родилась принцесса, ее нарекли Елизаветой.

В начале следующего Генриетта родила маленькую Габриэллу-Анжелику.

Париж веселился; столица начинала обожать короля, благо его правления становилось очевидным. Никогда еще торговля так не процветала; никогда еще бедняки не жили так хорошо. Где бы король ни появлялся, раздавались крики: «Vive Henri Quatre!»

То, что он наградил детьми двух женщин, лишь усиливало любовь людей к нему. Они нашли в этом повод для шуток и выкрикивали их на улицах ему вслед. Шутки Генрих принимал благосклонно и смеялся над ними.

О нем говорили: «Это не только король, но и настоящий мужчина».

Генриху пришло на ум собрать всех детей под одну крышу. Видеться с ними стало бы гораздо легче. Он был очень занят и проводил с детьми вдвое меньше времени, чем ему бы хотелось.

Генрих очень любил детей, а они его. Стоило ему появиться в детской, они с радостными криками влезали на него, таскали за бородку и жесткие волосы, катались, сидя на его плечах, и наперебой привлекали к себе внимание отца.

Они являлись второй после женщин любовью Генриха, и вполне естественно, что он хотел поселить их вместе.

Мария яростно напустилась на него.

– Неужели дофин и его сестра будут жить вместе с незаконным отродьем? – вопила она.

– Будут жить со своими братьями и сестрами, – ответил Генрих.

– Это оскорбительно, оскорбительно! – причитала Мария.

Однако и она, и Генриетта уяснили, что если Генрих принял решение, то настоит на своем.

Дети стали жить под одной крышей, и Генрих проводил с ними много счастливых часов. Эти часы бывали самыми спокойными, потому что от жены он вечно слышал тирады против своей любовницы, а Генриетта постоянно язвила по адресу толстой банкирши.

Генриетта настаивала, чтобы он узаконил ее сына с дочерью, и Генрих наконец сдался. Ему не хотелось, чтобы весть об этом распространилась, но у Марии были свои шпики, вроде Орсино Орсини, и она вскоре узнала о случившемся.

Королева редко так выходила из себя, теперь к ее гневу примешивался страх. После истории с отцом Илером она пристально следила за происками Генриетты, боясь, что они подорвут положение дофина.

Марии не терпелось расквитаться с Генрихом. И когда он вошел в ее покои вместе с Сюлли, она напустилась на него с бранью.

– Мадам, – холодно произнес Генрих, – я не дозволяю порицать свои поступки. Прошу помнить, что я король этой страны, и все, что делаю, должно безоговорочно приниматься.

– Значит, я, твоя супруга, должна уступать этой шлюхе?

Мария в неудержимом гневе размахнулась, метя ему в лицо. Однако Генрих вовремя перехватил ее руку.

Потом предостерегающе улыбнулся.

– Ты безрассудна. Удар, нанесенный мне, – удар по величию Франции. И придись он в цель, я не смог бы спасти тебя от Бастилии.

Мария опомнилась. И поняла. Оскорбление величества при свидетеле означало бы конец всему. В лучшем случае ее бы с позором выдворили обратно во Флоренцию.

Но Генрих спас ее от этого.

Глаза Сюлли блеснули. Король не дал ей совершить роковой оплошности. Означает ли это, что он не хочет ее выдворения, что доволен браком? Герцог не мог понять. Сердце у короля доброе. Если б жена и любовница дали ему спокойно жить, он был бы им благодарен. Но, во всяком случае, он удержал Марию от государственного преступления.

Мария тоже задумалась. Значит, Генрих не хочет ее терять. И она его не хочет. Он неотразим для всех женщин. Если б только избавиться от Генриетты, думала Мария, жизнь во Франции стала бы приятной.

Сюлли попросил у королевы аудиенции.

– Мадам, можно быть с вами откровенным?

Мария кивнула.

– Нам обоим хотелось бы удаления одной женщины от двора. Имени ее называть не стану, мы оба знаем, что она злой гений его величества.

Мария кивнула снова.

– Могу я дать вашему величеству совет?

– Можете.

– Я думаю, король скорее стал бы вам добрым мужем, если б вы не досаждали ему. Встречайте его улыбками. Не порицайте все, что он делает, а хвалите. Показывайте, что рады принимать его в своих покоях. Будьте покорной и благодарной.

– Словно я его любовница, а не королева?

– Мадам, любовница удерживает любовника безо всяких уз. Он бывает у нее не по обязанности.

– Вы говорите очень смело, месье Сюлли.

– Мадам, сражаясь с грозным врагом, необходимо быть смелым. Это наш общий враг, и еще неизвестно, кому станет легче после его поражения – мне или вам.

Королева неторопливо растянула губы в улыбке. Приятно было сознавать, что и она, и незаменимый министр стремятся к одной цели.

Однако вскоре стало ясно – Генрих так привязан к своей любовнице, что в любом случае ее не оставит. Сюлли, его друзья и королева надеялись, что власти Генриетты над ним пришел конец, когда раскрылся заговор, в котором были замешаны ее отец и брат – сын Мари Туше и Карла IX, известный как граф д'Овернь. Нити заговора тянулись к Генриетте.

Оказалось, что д'Овернь поддерживал связь с Испанией и тайком переправлял туда копии важных документов. У него нашли письмо испанского короля, где тот обещал, что после смерти Генриха IV признает королем Франции сына маркизы де Вернейль, а не Людовика, сына Марии Медичи.

Это являлось изменой, и король не мог закрыть на нее глаза; зная Генриетту, он не сомневался, что она участвовала в заговоре вместе с отцом и братом, так как постоянно плакалась, что наследником трона является сын Марии, а не ее.

Маркиза д'Этранг и графа д'Овернь отправили в Бастилию, но поступить так с Генриеттой Генрих не позволил, правда, ей было велено находиться под домашним арестом в своем сен-жерменском особняке.

Спокойствие ее поражало всех.

– Я не боюсь, что король решит предать меня смерти, – говорила она слугам, и ее слова передавали Генриху. – Тогда все скажут, что он убил меня, потому что я была королевой до итальянки.

Хотя д'Овернь, выгораживая себя, валил всю вину на Генриетту, она вскоре была оправдана: король не мог быть счастлив без ее общества. Маркиз д'Этранг, вернув брачное обязательство, доставившее Генриху столько забот, получил помилование, и лишь д'Овернь, главный преступник, как было известно Генриху, остался в Бастилии.

Таким образом, это событие не привело к падению Генриетты, как надеялись многие, а лишь показало, до чего сильно король привязан к ней.

Всю страну охватил ужас. Король заболел. Хотя ему было уже далеко за пятьдесят, жизнь он вел очень деятельную – под стать юноше – и никогда не щадил себя, бывал под открытым небом в любую погоду, казался таким же сильным, как в молодости, и люди забывали о его возрасте.

На улицах не стало видно веселых лиц. Париж очень долго отвергал Генриха IV, но, когда принял, оказалось, что никто из французских королей не заботился о своем народе, как он. Генрих был великим воином, но осуждал войны, потому что они несут народу страдания. Главным в его политике было сделать страну процветающей, не ради собственной роскоши, а чтобы люди не знали нужды. Во Франции еще не было короля, который бы так заботился о благоденствии простого человека. И этот король заболел.

В церквах служили мессы, по улицам двигались крестные ходы.

Все знали, что симпатии к королю растут, однако никто до сих пор не представлял, как велика любовь народа к Генриху IV.

Генрих лежал в постели, подумывая, не пришла ли смерть, – так скверно себя он не чувствовал никогда в жизни. У него бывали редкие приступы подагры и расстройства желудка, врачи советовали питаться регулярнее и оставить волокитство, но он смеялся над их советами.

– Полужизнь не для меня, – говорил он. – Я буду жить полной жизнью, пока не умру.

Не пришло ли это время?

Увидя у кровати плачущую Марию Медичи, он пожалел, что не был к ней добрее. В конце концов, она его жена, и Сюлли прав, говоря, что он имел бы лучшую жену, если бы был лучшим мужем.

Генрих взял Марию за руку и жалко улыбнулся ей.

– Когда поправишься, – сказала она, – будем жить более мирно.

Он кивнул.

Генриетта и королева смотрели друг на друга. Надменные манеры у Генриетты исчезли, и Мария разглядывала ее с удивлением.

– Со стороны вашего величества было очень любезно принять меня, – кротко сказала Генриетта.

«Не приняла б, если б не уговорила Леонора», – подумала Мария.

– Я пришла просить у вас прощения. Обещаю, что больше не причиню вам зла.

– Видимо, болезнь короля раскрыла вам глаза на недопустимость своего поведения, – строго сказала Мария.

Генриетта понурилась.

– Я решила посвятить себя благотворительности. Возможно, уйду в монастырь. Если женщина грешила, как я, ей нужно совершить много благих дел, чтобы заслужить прощение.

– Рада слышать, что вы это поняли, – сурово сказала Мария.

Когда Генриетта ушла, королева громко расхохоталась. Все было ясно. Эта женщина сочла, что король умрет, и забеспокоилась о своей судьбе. Не раз заявляла, что ее сын подлинный наследник трона, но она не посмеет даже попытаться отнять для него трон у Людовика. Испугалась. Поняла, что после смерти Генриха страной будет править она, Мария. Как мать маленького короля, она наверняка станет регентшей. Вот Генриетта и решила заранее помириться с ней. Все ясно.

Мария с удовольствием задумалась о власти, которая достанется ей, если Генрих умрет. И послала за своим любимым Орсино Орсини, дорогими Кончино Кончини и Леонорой, чтобы обсудить с ними такой вариант.

К радости народа и досаде супруги, Генрих поправился.

Поднялся с постели он совершенно здоровым, нисколько не изменившимся. И, не думая больше о раскаянии, первым делом направился к Генриетте.

Любовница приняла его холодно. Она стала набожной и, как сказала Генриху, очень расстраивалась из-за той греховной жизни, которую он вынудил ее вести.

Разочарованный Генрих ушел. Это была какая-то новая, непонятная ему Генриетта.

А причина крылась в одном: Генриетта, как и Мария, задумалась о своем будущем. Она была богата, но поняла, что не сможет вытеснить Марию с трона. Король влюблен в нее уже не так, как прежде, и она не могла забыть, что, когда ему стало совсем плохо, он потянулся к Марии. Значит, считал настоящей женой ее.

Генриетте нужен был влиятельный муж, чтобы, если король умрет, не беспокоиться о своем положении. Ее по-прежнему привлекал вернувшийся ко двору Жуанвиль, а еще больше – герцог де Гиз.

Еще ей пришло в голову, что если не станет принимать Генриха, то он воспылает к ней былой страстью; однако она понимала, что эта игра опасна – вести ее слишком долго нельзя.

Король явно не собирался позволять ей этого. Он настоял на своем, однако Генриетте показалось, что в их отношениях наступила перемена.

Во время болезни у Генриха достаточно было времени поразмыслить о своей страсти, сравнить ее с чувствами, которые он питал к Коризанде и Габриэль – особенно к Габриэль.

Так ли необходима ему Генриетта? Иногда она выводила его из себя. Однажды Мария чуть не утонула в Нейли. С ней находился сын Габриэль, герцог де Вандом, и обоим пришел бы конец, если б их не вытащил один из членов свиты, человек по фамилии Ла Шатеньере. Генрих был потрясен и наградил его, но Генриетта, узнав о происшедшем, расхохоталась.

– Была б рада увидеть, как твоя толстая банкирша барахтается в воде, – сказала она королю.

Генрих улыбнулся, однако это заявление ему не понравилось, и он, к несчастью, передал его Марии.

Когда Генрих поправился, Мария стала прежней и постоянно набрасывалась на него с упреками. Он даже как-то пожаловался Сюлли. «Чем я мог заслужить такую ворчливую жену?» Сюлли угрюмо ответил: «Связью с другой женщиной, сир».

Мария изводила Генриха бесконечными попреками за его привязанность к Генриетте.

– А что ты сказал, когда эта тварь смеялась над моим несчастьем? – пронзительно кричала она. – Наверняка смеялся вместе с ней. Не лги. Есть свидетели.

– Я не смеялся, – ответил Генрих. – И не желаю, чтобы твои свидетели следили за мной.

– Зачем им это, и так ясно, что происходит у вас с этой шлюхой.

– Я не желаю слышать от тебя подобных слов.

В ответ Мария плотно сжала губы и вызывающе вышла из комнаты. После этого не разговаривала с королем две недели.

Упреки Марии и притворная набожность Генриетты стали невыносимы Генриху. Друзья заметили это и решили, что пришло время положить конец власти любовницы над королем. Поэтому обратили его внимание на одну из прелестнейших женщин при дворе, и Генрих согласился, что редко встречал подобных красавиц.

Эту двадцатичетырехлетнюю женщину, светловолосую, белокожую, звали Жаклин де Бюэль. Генрих, уставший от жены и любовницы, сказал друзьям о своем интересе к Жаклин. Те охотно взялись за необходимые приготовления.

Узнав, что ею интересуется король, она широко раскрыла свои прекрасные глаза и заметила, что, по ее мнению, в таких случаях порядочной женщине сперва находят довольно знатного мужа. Условия, естественно, признали разумными, дали ей в мужья графа де Сези, а заодно пятьдесят тысяч экю, поместье, титул и содержание в пятьсот экю в месяц. На таких условиях Жаклин согласилась уступить.

Жаклин была поистине красавицей, и Генрих понял, что придворные правы, говоря, что такой не найти во всей стране. Она вскоре забеременела и стала требовать королевского содержания для своего будущего ребенка. Генрих всегда прислушивался к подобным домогательствам, потому что стремился заботиться о своих детях не меньше, чем их матери; но Жаклин стал находить скучноватой. Разговоры у нее были глупыми, она не могла уловить соль шутки, и он решил, что это просто красивая куколка.

Сравнивая ее с Генриеттой, Генрих понял, что тоскует по общению с ней; ему не хватало ее острот, пусть и обидных, почти всегда направленных против придворных. Не хватало пылкой, страстной, непредсказуемой женщины. Короче говоря, Генриетты.

Она встретила его холодно, упрекнула в неверности, сказала, что и сама не сочла нужным хранить верность ему, что непременно выйдет замуж за Гиза или Жуанвиля, оба домогаются этого, и она не знает, желает ли быть с королем.

Генрих нашел ее неотразимой. Попросил прощения; он хочет восстановить прежние отношения. Жаклин ему наскучила. Если Генриетта примет его, он будет счастливейшим человеком на свете.

Генриетта милостиво согласилась, но ей было тревожно; она понимала, что Жаклин не просто случайное явление; женщина эта, хоть была скучна, явилась предупреждением и ее скорой отставки.