Текст книги "Неуемный волокита"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

– Ну? – резко спросила Марго. – В чем дело?

– Фоссеза в положении, ваше величество.

– Меня это не удивляет.

– Живот у нее увеличивается, и это скоро станет заметно всем.

– Скажи ей, пусть носит юбки попросторнее и поддевает побольше нижних. Я стану носить платья с широкими юбками, введу новую моду. Не хочу, чтобы эта потаскушка щеголяла при дворе королевским ребенком.

– Щеголяла! Ваше величество употребила точное выражение.

– Она становится хвастливой.

– Эта хвастливость и беспокоит меня, ваше величество. Я считаю своим долгом сообщить вам то, что сказала она мне по секрету.

Марго, сощурившись, поглядела на свою фрейлину. «Двуличная сучонка!» – подумала она. Но вслух произнесла:

– Да-да, Ребур, говори. Я не люблю пребывать в неведении.

– Ваше величество, Фоссеза говорит, что, если родит сына, король разведется с вами и женится на ней.

– Разведется с дочерью Франции ради худородной шлюхи! – расхохоталась Марго. – Уходи, Ребур, и не суйся ко мне с такой чушью.

Обиженная Ребур вышла из покоев, но Марго после ее ухода задумалась.

Марго послала за Фоссезой.

Когда та делала реверанс, Марго обратила внимание, что юбка на ней очень просторная.

– Итак, малышка, – сказала она, – ты ждешь королевского ребенка?

Фоссеза обомлела от страха, в эту минуту Марго походила на свою мать.

Взяв фрейлину за плечи, королева усадила ее на стул.

– Не беспокойся. Это может плохо сказаться на ребенке. Только я не желаю, чтобы ты расхаживала по двору своей королевы, щеголяя ребенком короля. Более того, не допущу такого скандала. С другой стороны, я тебя не виню. Знаю, как настойчив может быть король. То, что с тобой произошло, вполне естественно, однако заруби на носу: я не потерплю скандала при дворе.

– Но, мадам, я…

Марго подняла руку.

– Я приму необходимые предосторожности. Увезу тебя от двора. План у меня готов. Я неважно себя чувствую и нуждаюсь в отдыхе. Поэтому решила провести несколько месяцев в доме мужа в Мас-Ажене. Возьму с собой нескольких фрейлин, в том числе и тебя. – Она подошла к Фоссезе и взяла ее за руку. – Ребенок родится там. Не бойся, моя дорогая. Я о тебе позабочусь. С тобой ничего не случится.

От страха у Фоссезы округлились глаза. Она представила себя в пустынном доме наедине с этой женщиной; Генрих далеко, она целиком во власти королевы, дочери Екатерины Медичи. И протестующе вскрикнула.

– Перестань, Фоссеза, не глупи. Уверяю, все будет хорошо. Я о тебе позабочусь, и все обойдется без скандала. Ребенок будет окружен заботой. Ты тоже; а со временем вернешься ко двору. Ну как, успокоилась?

– Нет, – вскрикнула Фоссеза. – Нет!

– Почему?

– Я ни за что не поеду в Мас-Ажен.

– Будешь расхаживать с брюхом по моему двору? И родишь своего ублюдка у всех на глазах, будто наследника трона?

У Фоссезы перехватило дыхание, она покраснела.

«Ребур сказала правду!» – подумала Марго.

– Нет! Нет! – выкрикнула Фоссеза. – Я не…

– Не ждешь королевского ребенка? Тогда чьего же, моя красавица? Моего брата?

– Нет! Нет! Это ошибка. Я не жду ребенка…

Фоссеза вырвалась и выбежала из комнаты.

Она пронеслась через покои, миновала ошеломленных гвардейцев и не останавливалась, пока не оказалась в личных покоях короля, где бросилась ему в объятья.

Генрих взмахом руки отпустил слуг и попытался ее утешить.

– Я была у королевы… – всхлипывала Фоссеза. – Она знает… хочет увезти меня и убить.

– Марго так сказала?

– Говорила, что я должна уехать с ней. Она хочет убить меня.

– Ты призналась ей, что ждешь ребенка?

– Нет. Я сказала, что не жду.

– Успокойся, моя дорогая. Ты навредишь ребенку.

– Сир, я в страхе. Боюсь того, что королева сделает со мной… и с ним.

Генрих задумался. Можно ли предвидеть, как поступит Марго?

Он велел Фоссезе лечь в постель, а сам отправился в покои жены.

– Чем ты напугала Фоссезу?

– Напугала? Я предложила ей помощь.

– Она не нуждается в помощи.

– Еще как нуждается. Нуждаетесь вы оба. Славный скандал разразится с рождением ублюдка, если я вам не помогу.

– Тебя ввели в заблуждение.

– Вот как? Я знаю, она беременна и притом от тебя. Замечательный у меня муженек. Является ко мне в спальню пропахшим конюшней. Ничего удивительного, что тебе приходится путаться с худородными шлюхами. Даже ног не вымоешь.

– Мои ноги тут ни при чем.

– Еще как при чем. Ялишена возможности рожать детей, а мой мальчик с конюшни водит в спальню потаскух. Фоссеза беременна, и я увезу ее, чтобы избежать скандала.

– Оставь Фоссезу в покое.

– Если она ждет ребенка…

– Не ждет, – солгал Генрих. – И давай больше об этом не говорить.

Марго цинично улыбнулась ему, и он широким шагом вышел из покоев.

Фоссеза, носящая широкие юбки, продолжала отрицать, что ждет ребенка, и Генрих поддерживал ее в этом. Их стремление скрыть правду лишь усиливало подозрения Марго.

Ей было одиноко. Шамваллона нет, уехал даже Тюренн. Впервые она осталась без любовников.

– Надоело мне здесь, – сказала она своим фрейлинам и заговорила о французском дворе, где постоянно такое веселье, какого этот двор и не знал. Воспоминания о прошлом доставляли ей громадное удовольствие. Это означало, что всякий интерес к настоящему у нее улетучился.

Зачем жить здесь женой неотесанного короля, который все равно предпочитает ей других женщин; слабое утешение, что таких, как он, во Франции раз-два и обчелся. Необходимость ехать в По, насквозь кальвинистский и пуританский город – она прозвала его маленькой Женевой, – приводила ее в ужас. Наварра ей невыносимо опостылела.

Теперь у нее появилось дело: планировать возвращение в Париж.

Проснувшись, Марго увидела, что полог кровати отдернут и муж смотрит на нее в упор. Вид у него был смущенный.

– В чем дело? – вскрикнула она.

– Фоссеза!

– Что с этой девкой?

– Ей плохо… очень плохо.

– Несварение? – коварно спросила Марго.

– Она рожает.

– Несуществующего ребенка? Очень интересно.

– Марго. Пойди к ней. Окажи помощь. Распорядись, чтобы привели акушерку. У Фоссезы начались схватки, и никто ей не помогает.

– Вот к чему ведет притворство, – сказала Марго. – Вы оба, наверно, считали меня такой же безмозглой, как сами, если думали, что я хоть на миг вам поверила.

Она поднялась и набросила халат.

– Ты мой муж и король. Поэтому я вам помогу. Не беспокойся. Я сделаю все, что в моих силах.

Генрих благодарно сжал ей кисть руки.

– Марго, я не сомневался, что у тебя доброе сердце.

Она вырвала руку и пробормотала, что нельзя терять времени.

Поспешая к Фоссезе, Марго думала: «А если родится мальчик? Позволю ли я отвергнуть себя? Восторга мне брак не доставляет, но как может дочь Франции допустить, чтобы от нее отказались ради глупой потаскушки? Однако если Фоссеза родит мальчика, Генрих попытается это сделать».

«Ни за что не позволю!» – сказала она себе, решительно входя в спальню Фоссезы.

Несколько женщин склонились над кроватью, где лежала королевская любовница, потная от ужаса и боли.

– Отойдите, – велела Марго. – Как дела?

И увидела, что ребенок вот-вот появится на свет. Посылать за акушеркой было поздно. Она поглядела на хрупкое личико, на красивые влажные волосы, разметавшиеся по подушке.

Марго стиснула кулаки. Если это мальчик… Она не убийца. И все же… и все же. Как поступила бы ее мать? Зачем думать о матери в такую минуту? Зачем, когда знаешь ответ, задаваться этим вопросом?

«Если родится мальчик!» Эти слова стучали у нее в мозгу.

В комнате внезапно наступила тишина. Марго поняла, что окончательный миг приблизился. Ждала крика ребенка и страшное слово: «Мальчик».

Она подошла к кровати, и одна из женщин заговорила: Марго охватило облегчение. Решаться ни на что не нужно.

– Девочка, ваше величество. Мертворожденная.

Марго захотелось убежать в свои покои, броситься на колени и возблагодарить Бога за избавление.

Марго решилась. Ей опостылела жизнь при дворе мужа, и мать постоянно писала, что пора возвращаться.

Генрих, когда она сказала ему о своем решении, охотно согласился ее отпустить. Он не забывал страха Фоссезы, прибежавшей к нему в ту ночь. Жена его – дочь Екатерины Медичи, забывать этого нельзя. Вспомнилось ему и удаление Обинье от двора. Да, если Марго уедет, он облегченно вздохнет.

– Дорогая моя, – сказал Генрих, – я желаю, чтобы ты была довольна. Хочешь навестить родных – навести.

– Спасибо, Генрих. Навещу. Я уже написала матери, что готовлюсь к отъезду.

Как довольно улыбается! Что он намерен делать, когда она уедет? Прижить с Фоссезой ребенка? И, если на сей раз родится здоровый мальчик, развестись и жениться на ней?

Этому не бывать.

Марго насмешливо улыбнулась мужу.

– И, конечно же, возьму с собой Фоссезу. Она моя фрейлина, и мне нужны ее услуги.

– Я дам тебе других фрейлин.

– Но, кроме нее, никто не сможет оказать мне нужную услугу.

– Ты делаешь это мне назло.

Марго засмеялась.

– Генрих, ты не можешь запретить мне взять Фоссезу. А я приняла такое решение.

– Ты ведьма.

– Я не раз говорила тебе, что мы два сапога пара. И ручаюсь, ты вскоре возблагодаришь меня. Она ползучее насекомое! Неужели думаешь, ты смог бы сделать ее королевой?

– Королевой? Кто об этом говорит?

– Фоссеза говорила это двуличной шлюхе Ребур. У Фоссезы мало ума, но она способна вообразить себя с короной на голове. Я делаю это ради твоего же блага.

Генрих зло схватил ее за руку.

– Ты не заберешь ее.

– Заберу. И прибереги свои грубые манеры для худородных любовниц.

Он влепил ей пощечину; она ответила тем же.

– Луврские манеры не отличаются от беарнских.

– В Беарне надо вести себя, как беарнцы. Чтобы постоять за себя.

– Ты не заберешь Фоссезу.

– Заберу.

– Нет.

– Генрих, это мое право, и я не уступлю.

– Марго, я знаю, она твоя фрейлина, но прошу о таком одолжении.

Королева Наваррская улыбнулась. Пусть просит об одолжениях. Пусть задабривает ее. Ничего дурного тут нет. Она притворится, что хочет подумать; но решение ее твердо: Фоссеза вернется с ней в Париж.

Екатерина Медичи выехала навстречу дочери, встреча должна была состояться в двух третях пути от Нерака к Парижу. Генрих сопровождал жену. Как он мог поступить иначе, если Фоссеза находилась в ее свите?

Фоссеза каждую ночь проводила с ним; но он знал, что лишится ее, распрощавшись с Марго. В глубине души он был не так уж и расстроен, как делал вид, потому что после родов Фоссеза изменилась. То простодушие, которое особенно привлекало его, исчезло, и прежней она уже не была, хоть и притворялась. Мало того, ухватилась за его бездумно сказанные слова, передала их Ребур, а та Марго. Фоссеза… его королева! Нет уж, ни за что. Эта мысль казалась особенно неприятной, когда он представлял шумиху, которую вызовут развод и новый брак.

Втайне Генрих был благодарен Марго за то, что она увозит Фоссезу, помнил, что испытывал признательность к ней и в других случаях.

Екатерина ждала их в Ла Мот-Сен-Эрай и оказала им теплый прием. Ей очень хотелось увидеть Фоссезу, поскольку весть об этой истории, естественно, дошла до нее, и она похвалила дочь, что та увезла эту девицу.

Она пообещала Марго, что они быстро найдут для Фоссезы мужа, и Генрих скоро забудет ее, как уже забывал других.

Загвоздку представлял собой сам король Наваррский. Он делал вид, будто души не чает в Фоссезе и очень расстроен необходимостью расстаться с ней.

Екатерина самолично отчитала его.

– Ты молод, – сказала она, – и не очень разумен. Нельзя так дурно обходиться с женой. Я заставлю тебя помнить, что она сестра твоего короля и королевская дочь.

– Я прекрасно знаю это, мадам, – ответил Генрих.

– Рада, а то мне казалось, ты забыл. Не надо обращаться с ней так, будто она подданная, а ты сын Франции. Дело обстоит совершенно наоборот. Она сестра короля. Простись со своей любовницей и радуйся, что мы нашли способ устранить твои трудности… ведь сам знаешь…

Генрих кивнул.

– Я женился на королевской дочери, сестре короля Франции, а для него я подданный. Да, я это знаю.

Екатерина рассмеялась.

– Запомни это, сын мой. Хорошенько запомни.

«Забыть этого ты мне не дашь, – подумал Генрих. – И ради Бога, уезжайте поскорей… я устал от вас, тебя и твоей дочери, хоть ты вдова короля, а Марго его дочь. Что касается Фоссезы, я буду скучать по ней, только в наших отношениях уже наступил тот момент – видимо, он наступает во всех любовных историях, – когда можно грустить без боли и с волнением думать об очередной любовнице».

Король и королева Наваррские распрощались. Генрих вернулся в свои владения, Марго поехала с матерью в Париж, где вскоре весьма удачно выдала Фоссезу замуж за некоего Франсуа де Брока, барона де Сен-Мар.

Фоссеза кое-что узнала о придворных нравах, и наивной веры в свою судьбу у нее поубавилось. Выйдя замуж, она вскоре уехала в поместье, спокойно жила там и никогда больше не принимала участия в интригах двора.

СКАНДАЛ В ПАРИЖЕ

Марго очень радовалась возвращению в Париж, но вскоре поняла, что король ею недоволен, потому что она не привезла с собой мужа.

Генрих III не желал успокаиваться, пока Наваррский вновь не окажется при его дворе полупленником. К тому же он подозревал, что Марго станет писать мужу в своей откровенной манере, в сущности, шпионить для него; она приносила больше пользы французскому двору, живя в Наварре.

Возвратясь, Марго вновь стала центральной фигурой на всех больших торжествах. Поэты, надеясь стать ее любовниками, посвящали ей стихи, возвещавшие, что солнце вновь освещает Лувр; придворная атмосфера менялась.

Друзьям короля это не нравилось. Раньше в центре внимания при дворе были его смазливые любимчики; теперь Марго со своими великолепными нарядами и томным взглядом меняла это приятное положение.

Король и королева-мать уговаривали ее написать мужу.

– То, что вы с ним живете врозь, – сказала Екатерина, – в высшей степени неприлично, и ты наверняка не хочешь возвращаться в это крохотное варварское королевство. Почему бы тебе не пригласить мужа сюда?

Марго пожала плечами. Действительно, она любила Париж и не хотела возвращаться в Нерак; а в приглашении Генриху ничего страшного не было; она знала, что он не приедет. Ей вспомнилось, как он говорил: «Однажды меня пригласили в Париж с друзьями. Друзья мои убиты, мне едва удалось избежать смерти. Больше я никогда туда не поеду, моя прекрасная дочь Франции. Больше никогда».

Сомневаться в этом не приходилось. Не поедет же он в Париж ради Дайеллы или Фоссезы! Да и ради нее вряд ли.

Но, дабы показать брату с матерью, что готова оказать им услугу, написала Генриху.

«Мы выезжали на охоту, она продлилась три дня, а потом закатили в Лувре такое празднество, что, если б я описала его тебе, ты забросил бы свою сельскую жизнь и приехал к тем, кто умеет наслаждаться жизнью».

Генрих, как и знала Марго, пренебрег приглашением.

Больше никогда! – наверно, воскликнул он.

По приезде Марго испытала горькое разочарование. Шамваллон оказался неверен ей и влюбился в графиню Сюзанну де Люз, свежую восемнадцатилетнюю девушку. Королеву Наваррскую это поразило.

Поначалу Марго не особенно унывала, будучи в полной уверенности, что Шамваллон, едва узнав о ее желании продолжить их связь, тут же покинет эту возлюбленную.

Первым делом она сделала Сюзанну своей фрейлиной, чтобы видеть своими глазами, как далеко зашли их отношения, потом, уверив себя, что Шамваллон просто проводил время в ожидании новой встречи с ней, послала ему приглашение прийти. В ответ пришло вежливое сообщение, что он не волен этого сделать.

Не волен! Марго изумилась. Должно быть, Шамваллон не знает, как бросить Сюзанну. Он всегда был очень любезен, а она, привыкнув к грубым манерам мужа, забыла, как делаются эти дела.

Вызвав одну из фрейлин, она велела ей передать Шамваллону, когда он явится к Сюзанне, что чувства королевы Наваррской к нему остались прежними и она стремится возобновить их отношения.

Марго с нетерпением ждала его визита. Шамваллон не приходил. Она снова вызвала ту фрейлину, и та явилась со смущенным лицом.

– Передала ты ему мое послание?

– Да, мадам.

– И что он сказал?

Фрейлина замялась.

– Говори, говори.

– Он… он не ответил.

– Я сказала – говори, – угрожающе произнесла Марго.

– Мадам… я не смею.

– Не будь дурой. Я хочу знать.

– Ладно. Мадам, он сказал – что хорошо для многих, то не может быть хорошо для него.

Марго выпустила руку фрейлины и уставилась в пространство. От возмущения она лишилась дара речи.

Смириться с поражением Марго просто не могла. Шамваллон оскорбил ее, но она почувствовала к нему еще более сильное влечение. И твердо решила его заполучить.

Посылать за ним было бессмысленно. Поэтому она вызвала Сюзанну.

– Сюзанна, дорогая моя, – мягко сказала Марго, – я слышала, у тебя есть любовник.

Та насторожилась, зная о прежних отношениях Шамваллона и своей повелительницы.

Марго рассмеялась.

– Ты не поняла. Я хорошо знаю твоего любовника. Он очарователен. Но отношения наши давно прекратились, и теперь я рада за тебя, потому что знаю, как Шамваллон может осчастливить женщину. Ты пригласишь его сегодня вечером поужинать… вдвоем.

– Но, мадам…

– Делай как я говорю. Пригласи его. Я хочу сказать ему, что не держу на него зла. Выпью вместе с вами кубок вина и оставлю вас предаваться любви, моя дорогая, дав тебе свое благословение. Немедленно отправь ему записку.

Сюзанна повиновалась, и Шамваллон явился в назначенное время. Марго с Сюзанной ждали его, и Марго сама наполнила кубок.

– Выпьем, – сказала она, – за ваше счастье. Пей, Сюзанна, дитя мое. И ты, мой дорогой друг.

В тот вечер Марго выглядела великолепно; на ней был просторный халат, надетый на голое тело, ее длинные черные волосы спадали на плечи.

Она улыбнулась бывшему любовнику.

– Я не держу на тебя зла, – сказала она, – не держи и ты.

Марго видела, что он не может отвести от нее глаз. В ее присутствии на него нахлынуло множество воспоминаний, и она догадалась, что маленькая Сюзанна в сравнении с ней неважная любовница. Жалеет ли он уже о своих надменных словах?

– Давайте посидим, вспомним старые дни, – сказала она, – потом я вас оставлю. Ко мне должны прийти гости, и служанкам надо одеть меня.

Пока они говорили, голова Сюзанны свесилась набок, рот слегка приоткрылся; поза эта красотой не отличалась.

– Ребенок заснул, – заметила Марго.

Шамваллон посмотрел ей в лицо и улыбнулся.

– Очевидно, вино ударило в голову.

– Возможно, – улыбнулась Марго. – Бедная девочка. Ничего, проспится, к утру будет свеженькой. – И забросила руки ему на шею. – А тем временем…

И позволила халату соскользнуть с плеч.

Покуда опоенная Сюзанна спала, Марго убедила Шамваллона, что необходима ему. И при этом забеременела.

Наутро Марго послала за Сюзанной де Люз. Девушка пришла все еще сонной после подсыпанного в кубок снадобья.

– Великолепная хозяйка! – рассмеялась королева Наваррская. – Знаешь, дорогая моя, ты вчера внезапно заснула.

– Да, мадам, – угрюмо произнесла Сюзанна.

– И мне волей-неволей пришлось развлекать твоеголюбовника. Думаю, называть его своим тебе больше не стоит.

Сюзанна не смогла скрыть возмущения, вспыхнувшего в ее глазах.

Марго бесстрастно разглядывала ее. Ночь прошла великолепно. Шамваллон оказался таким же, каким она его помнила. Но в красивую Сюзанну он влюбился сильно.

– Немедленно собирайся в дорогу, – сказала ей Марго.

– Мадам?

– Сегодня ты возвращаешься в замок матери в Овернь.

Избавясь от соперницы, Марго всецело отдалась своему роману. Купила в Париже великолепный дом у канцлера де Бирага и поселилась там с Шамваллоном.

Она часто бывала при дворе и злила брата-короля, объявив открытую войну его любимчикам. Мать пристально следила за ней. Образ жизни королева Наваррская вела опасный, как ей всегда и хотелось.

С радостью и тревогой Марго обнаружила, что забеременела.

Ребенок! А она считала себя бесплодной! Укоряла и думала, что другие тоже упрекают ее за неспособность произвести на свет наследника наваррского трона. Хотя это нетрудно было понять, учитывая, сколько любовниц у Генриха. Он редко проводил ночь на супружеском ложе, поэтому как она могла надеяться?

Однако теперь любимый Шамваллон убедил ее, что она может стать матерью. К сожалению, муж никак не мог быть отцом этого ребенка. Тем не менее это был повод для интриг и хитростей, поэтому Марго с радостью принялась строить планы. Что рождение ребенка придется скрыть, ее почти не пугало. Ей уже не раз удавалось выходить сухой из воды.

Генрих же поздравлял себя с избавлением от супруги. Жизнь без нее стала спокойнее, а дел у него было много. Он пристально следил за политическими событиями, не доверяя ни королю-шурину, ни его коварному брату. Мир католиков с гугенотами никогда не бывал продолжительным. Генрих знал, что вражда между ними не изжита. И дело заключалось не только в религиозных разногласиях. Король Франции хотел бы держать его пленником при своем дворе, потому что зарился на Наварру. Как и все французские короли.

Во время «войны любовников» Генрих обнаружил у себя способности полководца. Простота и величие прекрасно уживались в нем. Быть может, благодаря этому люди и шли за ним. Он был одним из них; никогда не требовал от подданных того, чего не был готов сделать сам, и не ждал постоянных королевских почестей. В битву он шел как солдат, наравне с остальными. Это поднимало его дух, радовало, что он король и вождь; он был исполнен решимости не уступать французскому королю своего королевства, не поступаться своей независимостью, оправдать надежды тех, кто оказывал ему честь службой под его началом. Судьба отвела Генриху роль вождя гугенотов, и он стремился быть достойным вождем, хотя стоял выше религиозных разногласий и хотел бы видеть во всей Франции свободу вероисповедания.

Не давала ему покоя еще одна забота, и она, разумеется, была связана с женщиной.

Генриху казалось, что он впервые в жизни влюбился. У него были десятки любовных связей; в юности при очередном увлечении ему часто представлялось, что такой любви, как эта, у него больше не будет; но с опытом он перестал так легко заблуждаться на этот счет. Однако пребывал в уверенности, что связь, в которую собирался вступить, не похожа на все прежние.

Генрих совершил поездку в провинцию Гиенни, часть его королевства, и, находясь там, пользовался гостеприимством вдовы графа де Грамона, бывшего губернатора.

Грамонов связывала с матерью Генриха добрая дружба, и, когда он приехал в их замок, чтобы провести там ночь, его встретила самая любезная, очаровательная и красивая женщина, какую он только видел. Ей было двадцать шесть лет, у нее рос сынишка Антуан, нынешний граф де Грамон. Утонченность и серьезность ее так очаровали Генриха, что он почувствовал, как его охватывает знакомое волнение.

Что графиня не ветреная женщина, с которой можно провести несколько ночей, Генрих понял сразу же. Добродетельная дама, исполненная очарования и величия, она была в свое время предана мужу и очень любила сына.

Она, естественно, слышала о репутации короля и была настороже, поскольку не могла не сознавать своей привлекательности. О ней слагали стихи и в одном назвали Кориандой. Это имя за ней закрепилось, и к нему обычно добавляли «la Belle» [20]20
  Красавица (фр.).


[Закрыть], поскольку этот эпитет являлся вполне заслуженным.

Когда Генрих находился в гостях у графини, они оживленно беседовали, однако всякая попытка волокитства искусно пресекалась.

Генрих вздыхал. Он понял, что забыть эту женщину будет нелегко, и строил планы ухаживания.

Между тем в Париже у Марго близились роды.

Она посещала придворные балы и пирушки, пока до родов не осталось несколько недель, всякий раз появляясь в новой пышной юбке, которые сама ввела в моду. Наконец, решив, что ей нужен домашний покой, распустила слух, будто больна и не может подняться с постели.

Шамваллон вел себя, как взволнованный муж, а Марго, строя тайные планы, плетя интриги, лелея надежду, что родится сын, была счастлива, как в то время, когда собиралась замуж за Генриха де Гиза.

Роды начались в один из апрельских дней, и Марго пришла в восторг, когда в руки ей положили сына. Шамваллон сидел у кровати, и они восхищенно взирали на красное сморщенное существо, плод их страсти.

– Красавец, – сказала Марго. – Мне бы хотелось сделать его королем.

– Это невозможно. Он никак не может быть сыном Наваррского.

– Сын короля не был бы так прекрасен, – рассмеялась Марго. – И я рада, что отец его не Генрих. В отцы своему сыну я не хотела бы никого, кроме тебя.

Шамваллон наклонился и нежно поцеловал ее; однако на душе у него кошки скребли. Одно дело хранить тайну до родов – да и то нет уверенности, что сохранили; а теперь что? Разве скроешь ребенка от любопытных глаз? Долго ли ждать скандала при дворе?

Марго же от радости не думала об осложнениях, и Шамваллон не напоминал ей о них.

Как и всякие гордые родители, они любовались сыном. В тот апрельский день и она, и он были счастливы. На несколько дней или недель можно было забыть о будущем.

Требовалось что-то предпринимать. Слух расползался. Разве можно было скрыть появление ребенка?

Завистливые королевские любимчики зорко следили за Марго. Особенно досаждала она двоим, которых король любил больше всех, и они решили ее погубить. То были герцоги де Жуайез и д'Эпернон. Раньше оба ненавидели друг друга, а теперь объединились против Марго. Вскоре они узнали о ребенке. И собирались разнести эту весть по всему двору.

Надо что-то предпринимать с ребенком, говорил Шамваллон. Нельзя держать младенца в доме и надеяться, что о нем никто не узнает. Нужно отдать его каким-нибудь приемным родителям, и поскорее.

Вначале Марго яростно протестовала. Это ее сын; она его любит, и ей плевать на скандал.

Шамваллон напомнил ей, что Жуайез с Эперноном используют рождение ребенка против нее и в своих интересах. Как поведет себя король, если до него дойдет весть о ребенке?

– При его-тоскандальной жизни… – вскипела Марго.

– Он король.

– Что же, для королей законы одни, для королев другие?

– Это так, любимая.

– Я оставлю маленького Луи при себе, – настаивала Марго.

Вскоре ей пришлось убедиться, что любовник не столь смел, как она.

Марго не видела Шамваллона несколько недель. Все это время она проводила дома с сыном, внушая близким слугам, что, если весть о ребенке просочится, она выяснит, не по их ли несдержанности, – и если окажется так, им придется пожалеть. Слуги знали свою госпожу и не сомневались в этом; она была уверена, что на них можно положиться.

Когда Шамваллон возвратился, вид у него был смущенный.

– Любовь моя, – сказал он, бросаясь перед Марго на колени. – Знай, то, что я сделал, – я совершил ради нас… тебя, меня и ребенка.

– Что ты сделал? – спросила она.

– Ты должна понять, что при дворе уже говорят о ребенке.

– Что ты сделал? – холодно повторила Марго.

– Эпернон решил нас погубить. Мы должны отправить куда-то Луи и какое-то время не видеться. Вот почему я совершил этот шаг.

– Ты ответишь мне, что сделал?

– Зная, что мы с тобой не можем вступить в брак, что против нас готовится скандал, я решил пресечь разговоры… женитьбой.

– Женитьбой? – воскликнула Марго. – Ятвоя жена.

– Во всех отношениях, кроме права называться так, – заверил он ее. – Но, дорогая моя, вот-вот готова разразиться буря. Мне пришло в голову, что будет лучше, если я женюсь.

– На ком? – холодно спросила Марго.

– На Екатерине де Ламарк.

– Дочери герцога Буйонского! Отличная партия, мой друг.

– Мы ведь часто говорили, что, будь у меня жена, скандал окажется не таким громким.

Марго неторопливо кивнула.

– Жена! Вот, значит, где ты провел эти недели. Предавался с ней любви.

И разрыдалась.

– Нет больше ни справедливости на небесах, ни верности на земле, – сокрушалась она. – Похвалялся, что обманул меня. Смеялся надо мной вместе с ней. Утешает меня лишь одно – ее низость будет тебе справедливой карой за совершенное зло.

Шамваллон пытался утешить Марго; он ласкал ее, уверял в вечной любви, говорил, что брак не может повлиять на его чувства к ней; он женился лишь затем, чтобы спасти свою возлюбленную от беды, они оба знают, как король со своими любимчиками ненавидят ее и хотят погубить.

Постепенно обида Марго утихла, и она упала к нему в объятья. Они безрадостно предались любви; потом заговорили о будущем.

Шамваллон советовал срочно найти для маленького Луи подходящих приемных родителей, король только и ждет возможности погубить ее, а легче всего это сделать, нанеся удар по репутации. В любую минуту гвардейцы могут вломиться в дом и обнаружить ребенка.

Марго, уловив суть его доводов, послала за своим парфюмером, человеком, заслуживающим доверия, и его разумной женой. Когда они пришли, она взяла сына и вложила женщине в руки.

– Заботьтесь о нем как о собственном, – сказала Марго. – Нет, еще старательней, поскольку он королевской крови. За свои услуги вы будете получать хорошую плату, я стану часто навещать вас, дабы убедиться, что получаете деньги не зря. Зовут мальчика Луи, фамилию он будет носить вашу, де Во… пока не придет время ее сменить.

В сумерках супружеская пара вышла из дома, женщина несла ребенка.

Шамваллон испытывал облегчение, Марго в глубине души тоже.

Тем временем ухаживание Генриха за Коризандой продвигалось успешно. Коризанду не могла не тронуть его скромность, ведь как-никак он был королем. Генрих стремился понравиться ей и с самого начала старался показать, что не смотрит на нее как на ветреную женщину.

Коризанда, молодая вдова, не была создана для монашеской жизни. Наконец она уступила, и в ту ночь, когда стала любовницей Генриха, он объявил, что счастливее его нет людей ни в Наварре, ни во Франции.

Страсть короля Наваррского с каждым днем усиливалась, наряду с этим приходила – чего не случалось раньше – и глубокая привязанность. Генрих влюбился не на шутку, столь сильное чувство пробудилось у него впервые в жизни.

– Только одно печалит меня, – сказал он Коризанде.

– Скажи, что, и я постараюсь развеять твою печаль.

– Ты бессильна что-то поделать, ma fille, но, как знать, может, окажусь в силах я. Мне очень жаль, что не могу жениться на тебе.

У Коризанды перехватило дыхание; она не думала о браке с королем. Любила его таким, как он есть, однако мысль о короне взволновала ее. «Да и какую женщину не взволновала бы?» – подумала она.

Но Коризанда была не Фоссезой; она понимала, что стоит между ней и короной. Король женат. Правда, брак этот неблагополучен, развод – не столь уж неслыханное дело. К тому же королева католичка, и союз этот в Наварре не одобряют.

В сердце Коризанды зародилось честолюбие. Какая женщина не захочет стать королевой, если ее возлюбленный – король?

Она нежно засмеялась.

– Думать об этом, милый, совершенно в твоем духе, но это невозможно, и я так тебя люблю, что неважно, принесешь ты мне корону или нет, лишь бы не покидал меня.