Текст книги "Неуемный волокита"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

БРАК С ИТАЛЬЯНКОЙ

Генрих держал путь в Лион. Небольшая война с герцогом Савойским завершилась успешно. Ему повезло. Не нужно было нарушать обещания Генриетте, которая лишилась ребенка и тем самым избавила его от обязательства жениться на ней. Сюлли женил его по доверенности на флорентийке, которая принесет Франции богатство.

Генрих все еще любил Генриетту, однако взволнованно ждал встречи с новобрачной. О Марии Медичи говорили, что у нее черные глаза, каштановые волосы, что лицо у этой итальянки доброе – не то что у Генриетты, а разнообразие всегда кстати – и на костях много мяса. Генриетта тонкая, стройная, Мария, судя по слухам, представляет собой полный контраст его любовнице.

Никаких осложнений между ними Генрих не предвидел. Мария должна быть готова к тому, что у него есть любовница, а Генриетта вскоре смирится со своим положением. Если ей нужен муж – только по названию, разумеется – она его получит. И он даст ей значительный титул. Это ее удовлетворит. А королева быстро поймет, как совершаются эти дела во Франции, и все останутся довольны.

Ему поистине везет. В сражениях он показал себя удачливым, талантливым полководцем; но больше, чем война, его неизменно занимала любовь. И в том, и в другом у него полный порядок. А Мария и Генриетта вполне могут стать добрыми подругами.

В таком настроении Генрих ехал на встречу со своей королевой.

Стоял январь, и вечером, когда Генрих подъезжал к Лиону, дороги подмерзли. Но он никогда не обращал внимания на погоду и распевал в седле.

Рядом с ним ехал Бельгард, залечивший рану и вернувший королевское расположение. Генрих вспомнил, как некогда он хвастал очарованием Габриэль, и взглянул на старого друга с улыбкой.

– Послушай, – сказал он, – скоро нам предстоит встреча с моей супругой. Я хотел бы рассмотреть ее, прежде чем она увидит меня.

– Это можно устроить, сир.

– Ну так давай устроим.

Подъехали к дворцу, Генрих отправил Бельгарда и несколько человек из свиты узнать, чем занята королева. Возвратясь, они сообщили, что ужинает.

– Тогда, – сказал Генрих, – зайдите к ней засвидетельствовать свое почтение. Я останусь на пороге, будто один из скромных членов свиты. Смотрите, не выдайте меня.

Сказано – сделано, и Генрих, увидя за столом свою супругу, был приятно удивлен. При свете свечей Мария выглядела довольно красивой, ела с аппетитом, и Генриха забавляло, что она не догадывается о его присутствии.

– Пусть это пока будет секретом, – шепнул он Бельгарду, и когда королева поднялась, чтобы идти в спальню, держался в отдалении, словно незначительный член свиты. Но, когда она скрылась, Генрих не мог больше сдерживать нетерпения и постучал в дверь спальни.

Открыла личная служанка Марии – молодая худощавая женщина, смуглая и некрасивая. Вызывающе глянув на короля, она лаконично сказала:

– Королева утомилась. Хочет отдохнуть.

– Думаю, – ответил Генрих, – она не откажется принять меня в спальне.

– С какой стати? Позвольте сказать вам, я знаю настроение королевы.

«Фурия», – подумал Генрих; однако эта женщина забавляла его.

– Давай заключим сделку, – предложил он. – Я назову тебе свое имя, ты мне – свое.

– Я не заключаю нелепых сделок.

– Тогда придется настоять, потому что свое имя я скажу.

– Вы, кажется, гордитесь им. Но я говорю вам еще раз – королева никого не примет. Поэтому оставьте нас в покое, если не хотите неприятностей.

– Нет, хочу только вежливого приема.

– Вам придется поискать его в другом месте.

– Ошибаешься. Ты, очевидно, та дама, о которой я слышал. Компаньонка и дуэнья королевы с самого детства.

Женщина кивнула.

– Верно. Я Леонора Галигаи.

– Позволь представиться и мне. Я Генрих IV, король Франции.

Леонора попятилась, ее смуглое лицо покраснело, но не от смущения. Генрих засмеялся и прошел мимо.

– К королеве гость! – крикнул он.

Мария, слышавшая разговор между Генрихом и служанкой, поспешила в переднюю. «Выглядит очаровательно, – подумал Генрих. – Может, потому, что в домашнем платье? Или по контрасту с Леонорой?»

– Ваше величество, – запинаясь, пробормотала Мария и опустилась перед ним на колени.

Генрих поднял супругу на руки, с удовольствием ощутил ее молодое тело. Потом поцеловал в губы.

– Твоя служанка хотела разлучить нас, – сказал он.

– Она не замышляла ничего дурного, сир.

Генрих повернулся к Леоноре. Та подошла и встала на колени у его ног.

– Ну-ну, – сказал король. – Не расстраивайся. Мне приятно, что у королевы такая свирепая служанка. Теперь оставь нас. Нам с королевой нужно о многом поговорить.

Мария с Генрихом смерили друг друга взглядами. И оба остались довольны. Он сказал, что был в столовой и смотрел, как она ест.

– Так не терпелось увидеть тебя, что не удержался.

– Хорошо, что я не знала об этом. – Мария засмеялась. – А то меня охватил бы страх.

Акцент у нее был приятным, поведение отнюдь не робким. У Генриха мелькнула мысль, насколько она опытна. В том, что какой-то опыт у нее есть, он не сомневался. Что ж, тем лучше. Его не тянуло к робкой девственнице.

Он взял Марию за плечи и привлек к себе. Та поняла, что муж испытывает ее, и постаралась ему понравиться.

– Я выехал в Лион, как только узнал, что ты здесь, – сказал Генрих. – И ночлега для меня не приготовили.

Он огляделся и остановил взгляд на удобной кровати.

– Если ты любезно приютишь меня на ночь…

Мария обрадовалась. Он нашел ее желанной – настолько, что не захотел дожидаться брачной церемонии.

И повела головой в сторону кровати.

– Вдвоем поместимся.

Генрих весело засмеялся, они поняли друг друга.

Неделю они жили вместе – Генрих называл это семейной жизнью, и неделя эта оказалась очень приятной. Генрих пребывал в веселом настроении; к встрече с Генриеттой он не стремился и предавался радостям со спокойной совестью, зная, что своим браком обрадовал министров.

Семнадцатого января, через неделю после встречи с Марией Медичи, Генрих обвенчался с ней.

Теперь Генриху предстояло успокоить Генриетту, и, когда медовый месяц окончился, он отправил жену в Париж, а сам поехал в Фонтенбло мириться с любовницей.

Узнав о его браке, Генриетта пришла в неистовую ярость. Она лишилась всех надежд, лишилась ребенка и возможности стать королевой – к тому же многие стремились довести до ее сведения, что король очень доволен новобрачной.

Генриетта так бесилась от злости в своих покоях, что никто не смел приблизиться к ней. Вновь и вновь повторяла, что скажет королю, когда увидит его. И, придя к ней, Генрих оказался лицом к лицу с разъяренной фурией.

– Значит, ты меня предал! – вскричала она.

– Нет, любовь моя, у нас все останется по-прежнему.

– По-прежнему? Думаешь, я дура? Ты меня обманул. Обесчестил. Теперь я ничто. Мне остается только броситься в реку. Чем скорее умру, тем лучше.

– Ну-ну, Генриетта, не говори так. Я был вынужден жениться. Нам нужны деньги. Мои министры настаивали.

– Тебе нужен дофин, и я дала бы тебе его… но все против меня. Знаешь, что тот ребенок был мальчиком? О, я не могу этого пережить! Мой мальчик… и все из-за той молнии…

– Не горюй, дорогая. У нас будут другие мальчики.

– Незаконнорожденные! Какое мне в том утешение? Мои сыновья должны были быть младенцами Франции. Ты обещал…

– Я не нарушил никакого обещания.

Голос его прозвучал холодно, и Генриетта внезапно испугалась. Вдруг он бросит ее? Вдруг будет довольствоваться новой королевой? Этого нельзя допустить. Надо удерживать короля при себе. И заставить его – вместе с Марией Медичи – проклясть тот день, когда они поженились.

Поэтому она замолчала и бросилась Генриху в объятья.

Генриетта сказала королю, что была очень несчастна, но теперь, когда он с ней, на душе у нее легче. Он должен поклясться не покидать ее.

Дать такую клятву было легко.

Разве он не любит ее больше всех на свете? Ответ на этот вопрос тоже не представлял трудности. Разумеется, да. Никто никогда не будет значить для него так много, как она, обожаемая любовница.

Генриетта умела разжигать его страсть и, когда они улеглись в постель, подумала: «Я буду иметь над ним больше власти, чем кто бы то ни был. На меня обрушилось величайшее несчастье, но еще не все потеряно». Ей вспомнилась Диана де Пуатье. Она была подлинной королевой Франции, хоть и не носила этого титула. Та же судьба ждет и Генриетту д'Этранг. Пусть Мария Медичи носит корону и титул. Во Франции прекрасно знают, что самое значительное лицо – королевская любовница, а не жена.

Она уже получила высокий титул маркизы де Вернейль. И покажет всем, что приезд Марии во Францию ничуть не изменил ее положения.

Перед уходом Генриха она вытянула из него обещание, что он не удалит ее от двора. И она должна быть представлена королеве. Генриху очень не хотелось этого, но Генриетта была настойчива.

Он женился на другой женщине, хотя обещал жениться на ней. И теперь обязан оказать своей любовнице эту небольшую услугу.

Генрих согласился.

Оказалось нелегко найти знатную даму, которая согласилась бы представить королеве королевскую любовницу. Герцогиня Ангулемская, когда Генрих обратился к ней, сказалась больной. Ее здоровье ухудшается, написала ему герцогиня, и поэтому она не может выполнить его повеления. Генрих пожал плечами и велел герцогине Немурской взять на себя эту неприятную задачу.

Эта герцогиня тоже предпочла бы сказаться больной, но беспокоилась о своем внуке, принце де Жуанвиле, еще не вернувшем полного королевского расположения с тех пор, как он ранил Бельгарда в поединке из-за Генриетты, поэтому не могла нанести обиду королю.

И она свела Марию Медичи лицом к лицу с Генриеттой.

Генрих ощущал напряжение в большом зале, когда его любовница стояла перед его женой, но замешательства не испытывал. Он не делал секрета из своего увлечения женщинами и хотел, чтобы обе сразу поняли необходимость смириться с существующим положением.

– Ваше величество, – сказала герцогиня Немурская, – позвольте представить вам герцогиню де Вернейль.

На щеках Генриетты горели красные пятна; она бесилась, что ее представляют королеве, как любую другую даму, и в этот миг ощущала остро, как никогда, что это она должна находиться на месте Марии, и это ей все присутствующие должны выказывать почтение.

Генриетта решила, что ограничится легким поклоном. Другие становились на колени и целовали подол платья королевы. Но маркиза де Вернейль на это не пойдет.

Она вызывающе поглядела на Генриха. «Меня никогда еще так не унижали», – хотелось ей крикнуть ему, однако Генрих мог при случае напомнить подданным, что он король.

– Маркиза была моей любовницей, – сказал он королеве. – Она готова быть твоей покорной служанкой.

В глазах Генриетты вспыхнул гнев; она хотела было возразить, но заметила в лице Генриха опасность.

Генриетта слегка поклонилась и ощутила на голове его руки.

– На колени перед королевой, – приказал он, – так, как это принято.

Встать перед ней на колени! Поцеловать подол ее платья!

Какое унижение для женщины, мечтавшей стать королевой Франции!

Но что оставалось делать? Только повиноваться. Поэтому Генриетта у всех на глазах опустилась на колени и коснулась губами подола.

Однако в сердце ее бушевала ярость. Они поплатятся за это оскорбление, пообещала она себе, поплатятся оба.

МАРИЯ И ГЕНРИЕТТА

Генриетта понимала, что действовать надо с величайшей осторожностью. Она по-прежнему желанна Генриху, он сам выбрал ее в любовницы, а жену ему выбрали другие. Мария Медичи отнюдь не привлекательна, слишком толста, притом ходят слухи, что до приезда во Францию имела любовников из своей свиты.

Генрих по своей беспечности не пытался докопаться до причин этих слухов, но ясно дал понять Генриетте, что не желает никаких осложнений. Он лишь хотел, дабы жена смирилась с тем, что у него есть любовница, а любовница – с тем, что ему пришлось жениться.

Ладно же, думала Генриетта. Я стала бы его женой, если бы не та молния; я способна родить ему дофина и никогда не прощу ему женитьбу на этой особе.

Генриетте вскоре стало ясно, что Мария Медичи тоже ненавидит ее и постарается разлучить с Генрихом. Для королевы будет нетрудно навсегда удалить ее от двора и осложнить ей жизнь. Генрих слегка остыл к ней и вполне мог от нее отвернуться.

Генриетта долго думала над создавшимся положением, и внимание ее сосредоточилось на странной женщине; ее называли молочной сестрой королевы, потому что она воспитывалась вместе с Марией и явно имела на нее влияние – на Леоноре Галигаи.

Леонора была низкорослой, тощей, уродливой; подобную личность можно было счесть ничтожной; однако ее власть над королевой доказывала обратное. Генриетта решила, что с этой странной женщиной ей нужно сблизиться.

Леонора Галигаи весьма заинтересовалась письмом от маркизы де Вернейль. И немедленно отправилась с ним к человеку, которого любила и надеялась видеть своим мужем. Это был едва ли не первый красавец в свите королевы, приехавший с ней из Флоренции, – Кончино Кончини.

У Леоноры и Кончино была общая цель: они хотели разбогатеть во Франции и считали, что глупость повелительницы облегчит им эту задачу.

По пути из Италии Кончино приглядывался к Леоноре и решил, что она, имея огромное влияние на королеву, будет ему полезна. Принялся ухаживать за ней; стал ее любовником, чего еще никто делать не пытался; и поэтому Леонора его обожала.

Теперь, поняв значительность письма Генриетты, она понесла его к любовнику.

Кончино прочел письмо и рассмеялся.

– Ты доволен, мой обожаемый? – спросила Леонора.

Он кивнул и любовно ущипнул ее за щеку.

– И ты тоже, моя умница.

– Эта женщина может оказаться для нас полезной.

– Непременно подружись с ней.

Леонора кивнула.

– Потому что, – продолжал он, – она пожелает, чтобы ты оберегала ее от гнева нашей дорогой Марии.

– Оберегу за услуги с ее стороны.

– Отлично.

Кончино взял любовницу за смуглую тонкую руку и подвел к дивану у окна. Там они сели рядышком. Его зачаровывало безобразие Леоноры. Казалось немыслимым, чтобы он, большеглазый, кудрявый, с орлиным носом и высоким лбом, мог влюбиться в такое уродливо-комичное существо, однако в определенном смысле влюбился. Она обладала живым умом, что было весьма кстати, и при ней он чувствовал себя особенно красивым из-за контраста с ее уродливостью. Он обещал жениться на ней. Кое-кто удивлялся, но это по глупости. Вместе они будут представлять во Франции большую силу, смогут скопить громадное богатство. И все потому, что маленькая смуглая Леонора с детства находилась при королеве. Знала ее величество, как себя – все ее грешки, все мелкие причуды. Женившись на Леоноре, он будет под покровительством королевы до конца жизни.

С приезда во Францию их беспокоило только одно. Король своенравен, королеве нелегко будет оказывать на него влияние; и, к несчастью, он невзлюбил их обоих.

Поэтому подружиться с королевской любовницей было еще более важно.

– Ответь этой женщине, любовь моя, – сказал Кончино. – Напиши, что ее письмо тебя обрадовало. Намекни, что очень хочешь с ней подружиться.

Генриетта и Леонора сразу же поладили. Поняли друг друга, обнаружили сходство характеров. Хитрить между собой им не было нужды. Обе откровенно признали, что могут быть друг другу полезны.

– Королева всеми силами старается удалить меня от двора, – пожаловалась Генриетта.

Леонора признала, что это так.

– Вполне естественно, она ревнует. Король явно больше восхищается вами, чем ее величеством, и хотя я служу ей верой и правдой, могу лишь сказать, что тут нет ничего удивительного.

– Она толстая и нескладная, – согласилась Генриетта. – И если б не ее богатство, не была бы королевой. В сущности, она заняла мое место, потому что король до того, как я ему уступила, обещал жениться на мне.

– Да, жизнь жестока. Знаете вы, что король грозится выслать меня с моим дорогим Кончино Кончини в Италию?

– Слышала. Он разговаривал со мной о вас.

– Будет очень жаль, если нас отошлют. Моя повелительница станет плакать и ругаться, но король не всегда бывает покладистым мужем. Я могла бы сделать для вас многое, потому что обладаю большим влиянием на королеву.

– Знаю. Видела.

– Люди удивляются, почему, я ведь такая маленькая, некрасивая…

– Я не удивляюсь, – торопливо перебила ее Генриетта. – Сильный разум всегда оказывает влияние на слабый.

– Если я внушу ей, что вам лучше оставаться при дворе, то уверяю, мадам де Вернейль, она не станет пытаться вас выжить.

– Думаю, король этого не допустит.

– Да, конечно. Но королева может лишить вас очень многого… а со временем кто знает?.. Но мы должны не допустить этого. И я смогу это предотвратить.

– Вы можете похлопотать за меня перед королевой, а я, возможно, смогу отблагодарить вас хлопотами перед королем.

Леонора вскинула руки и засмеялась, но ее черные глаза-бусинки смотрели настороженно.

– К примеру, – продолжала Генриетта, – вы, насколько я понимаю, хотите стать правительницей гардеробной, и королева тоже желает этого, но король возражает.

Леонора улыбнулась новой подруге.

– Это пустяк, – сказала Генриетта. – Я сумею все устроить… без труда.

– Почему вы решили быть доброй к нам?

Генриетта серьезно посмотрела на собеседницу.

– Люблю помогать тем, кто помогает мне.

Генрих находился в покоях любовницы. Она влекла его к себе все так же сильно, и хотя он догадывался, что после ее представления королеве следует ждать скандала, не прийти не мог.

Она ужинала за маленьким столиком. Генрих был приятно удивлен ее смиренностью.

– Дорогая моя Генриетта, – сказал он, – я с тобой очень счастлив.

– К сожалению, не могу сказать тебе того же, – печально ответила она. – А что случилось?

– Ты спрашиваешь? Генрих, я гордая. Я стала твоей любовницей, потому что надеялась быть вскоре женой. Не знала, что мне придется и дальше жить в грехе, может, и умереть в грехе.

– Не говори о смерти, прошу тебя. Ты воспринимаешь все это слишком серьезно. Я был вынужден жениться, но чувства мои к тебе остались прежними. В моем сердце ты всегда будешь первой.

– Не уверена.

– Кто может заменить тебя?

– Твоя толстая банкирша.

– Нет. Думаю, она родит мне детей. Но это и все, чего я от нее хочу.

– Кажется, хочешь кое-чего еще. Ее служанка расстроена, потому что ты отсылаешь их вместе с любовником в Италию.

– Ты же знаешь, я терпеть не могу обоих. При виде этой женщины у меня по коже мурашки бегают.

– Потому что она не вызывает у тебя желания улечься с ней в постель?

– С ней? Ха! Она же отвратительна.

– Кончино Кончини явно не разделяет твоих взглядов.

– Он наверняка что-то замышляет. Да, они оба не нравятся мне. И я буду рад их отъезду.

– Генрих, высылать их жестоко.

– Жестоко! Я позволю им пожениться, дам небольшое приданое, и пусть уезжают.

– А королева?

– Что королева?

– Она очень привязана к этой женщине. Называет ее молочной сестрой.

– Королеве надо привыкать к французским обычаям. Она уже не в Италии.

– Генрих, ради меня не высылай их. Пусть поженятся и останутся здесь.

Генрих удивленно посмотрел на Генриетту.

Та засмеялась.

– Удивляешься, почему я решила помочь королеве. Не веришь, что мне этого хочется. И ты прав. Я ненавижу королеву, как ненавидела бы любую женщину, отнявшую тебя у меня. Но прошу позволить ей оставить при себе Леонору Галигаи и Кончино Кончини. Скажу, почему. У нас с этой женщиной завязалась дружба. Королева хочет удалить меня от двора, а Леонора убедит ее не делать этого. Генрих, если меня попытаются выдворить, возникнут неприятности, потому что ты этого не допустишь. Леонора убедит королеву оставить меня в покое.

– А чего хочет Леонора за свои услуги?

– Брака с Кончини, места правительницы гардеробной и возможности остаться во Франции, где по-прежнему будет моей подругой.

– Место правительницы гардеробной я уже обещал другой женщине.

– Значит, ей придется разочароваться.

– Но мне не нравится эта парочка. Какая-то мерзкая. Отдает нечистью.

– Если Леонора убедит королеву пристойно обходиться со мной, можно будет избежать многих неприятностей.

Генрих кивнул. Он не любил семейных сцен. Ему больше всего хотелось, чтобы жена и любовница помирились. Уступка Леоноре и Кончино представляла за это малую плату.

Королева забеременела. Эта весть обрадовала короля и всю страну, но разозлила Генриетту.

Дружба Генриетты с Леонорой привела к желаемому результату. Мария стала терпимо относиться к любовнице мужа; Леонора же получила место правительницы гардеробной, вышла замуж за Кончино, и вдвоем они весьма успешно богатели.

Мария велела произвести переделки в Лувре, он показался ей тусклым и убогим по сравнению с покинутым ею великолепным флорентийским дворцом. Затем стала жить там в ожидании родов. Жизнью королева была довольна; она смирилась с неверностью мужа, и ходили настойчивые слухи, что у нее тоже есть любовники. В частности, Орсино Орсини, приехавший в составе ее свиты; поговаривали, что поцелуи их слишком пылки для дружеских. Она очень благоволила к Кончино Кончини, мужу ее «молочной сестры», и отношения ее с Леонорой служили поводом для догадок. Королева, толстая и ленивая, готова была заявить: «Раз можно королю, можно и мне». Но Генриетту она ненавидела; главным образом потому, что та постоянно утверждала, будто, по сути дела, состоит в браке с королем, поскольку он дал ей нерушимое обязательство, хранившееся у ее отца, и оно равносильно брачному обету.

Через две недели после известия о беременности королевы Генриетта гордо заявила, что тоже в положении, и весь Париж с веселым нетерпением ждал, кто родит королю сына – жена или любовница.

Когда Мария готовилась к родам в Фонтенбло, король находился при ней.

Генрих посещал церковь, молился о рождении сына и надеялся, что молитвы его будут услышаны. Но особенно не беспокоился. Детей у него было много, поэтому он не сомневался, что, если родится девочка, Мария через год произведет на свет желанного им обоим мальчика.

Ему вспомнилась Генриетта, уехавшая в свое поместье в Вернейль. Она сказала, что не хочет оставаться при дворе, слушать всю ту шумиху, которая поднимется из-за отродья банкирши.

Генрих невесело улыбнулся. Он был близок к желанию избавиться от чар Генриетты. Она иногда бывала несносной, но все другие женщины по сравнению с ней казались холодными.

Он направился в покои королевы, где нарастало волнение.

У двери его встретила одна из служанок.

– Очень хорошо, что пришли, ваше величество, – сказала она. – Ждать осталось недолго.

Служанка оказалась права. Меньше чем через час Мария родила сына. Он был крепким, здоровым и получил имя Людовик. У Франции появился дофин.

Узнав об этом, Генриетта пришла в ярость. Она молилась, чтобы родились либо девочка, либо мертвый ребенок. Ее бесило, что эта толстуха, именующая себя королевой, восторжествовала над ней.

От гнева Генриетта разболелась, и лишь когда подруги предупредили ее, что так можно повредить ребенку в чреве, взяла себя в руки.

Восхищенный дофином Генрих писал ей:

«Дорогая, моя супруга оправляется после родов, и мой сын, слава Богу, чувствует себя прекрасно. Он так вырос и располнел, что стал вдвое больше, чем при появлении на свет. Я здоров, и меня ничто не гнетет, кроме разлуки с тобой, но скоро она кончится, потому что я приеду к тебе. Всегда люби меня. Целую твои руки и губы миллион раз. Г.».

Более ласкового письма и нельзя было желать, однако в нем выражалась радость по поводу ребенка другой женщины, появившегося на свет за месяц до родов Генриетты.

Генриетта написала ему, что пребывает в отчаянии, пока он ходит на задних лапках перед своей банкиршей, и ждет тяжкого испытания, во время которого женщине бывает радостно присутствие отца ребенка. Она слышала, что он находился в Фонтенбло, когда родился тот ребенок, но не решается просить, чтобы он приехал к той, на ком обещал жениться.

В Вернейле поднялось волнение. Неожиданно приехал король.

– И ты думала, я не буду с тобой при рождении нашего ребенка? – спросил он Генриетту.

– Я не ждала тебя. Ты обращался со мной не столь хорошо, чтобы я научилась надеяться.

– Оставь, – сказал Генрих. – Забудь прошлое. Я здесь. И, черт возьми, живот у тебя большой. Родится мальчик вдвое крупнее дофина.

– Беременность у меня заметнее благодаря стройности. А эта Медичи так толста, что постоянно выглядит беременной.

– Ха! Не вини ее за толщину. Эти иностранки все одинаковы.

– И ты находишь их интересными?

– Дорогая, я не нахожу никого интереснее тебя, иначе не становился бы постоянно под огонь твоего языка.

Генриетта уловила в его словах предупреждение. Слегка всплакнула и сказала, что ее беременность протекает тяжело. Роды, видимо, начнутся скоро, и она очень рада его приезду.

Начались они на другой день, но еще до первых схваток она позаботилась, чтобы Мария узнала о приезде короля в Вернейль к рождению еще одного своего ребенка.

У Генриетты родился сын, и она торжествовала.

Ребенок был поистине замечательным, и Генрих разделял ее радость. Он обожал всех своих детей и объявил себя счастливым отцом, поскольку за два месяца у него появилось два сына.

– Я назову его Гастоном Генрихом, – сказала Генриетта. – Пусть носит отцовское имя. Как он выглядит в сравнении с Людовиком?

Генрих поднял ребенка и склонил набок голову.

– Только никому не передавай моих слов. Наш Гастон Генрих – прекраснейший младенец, какой только рождался на свете. Посмотри на него.

– Прекраснейший маленький француз, – засмеялась Генриетта. – Без всякой примеси. Ничего итальянского в нем нет. Согласен?

– Полностью.

Какое-то время Генриетта была счастлива. Король находился с ней, она родила прекрасного здорового сына.

Потом стала думать, как ей не везет. Если б не та гроза, если б молния не ударила во дворец, Гастон Генрих был бы вторым ее сыном, а она была бы королевой Франции.

И вызвала одну из служанок.

– Поезжай в Фонтенбло, – велела она. – И разгласи, будто бы невзначай, что у меня родился здоровый ребенок, что при его рождении король находился здесь и назвал моего Гастона Генриха во всех отношениях более прекрасным, чем тот мальчик, которого называют дофином Людовиком.

Родив сына, Генриетта не могла смириться со своим положением. И решила сражаться за ребенка. У нее было обязательство Генриха жениться, она сочла, что его можно использовать для принуждения. Поэтому пригласила капуцина, отца Илера, и поручила ему ехать в Рим, узнать, можно ли на основании этого документа признать брак короля недействительным.

Между тем Сюлли с другими министрами следил за соперничеством между женой и любовницей Генриха, обострявшимся с каждым днем. Сюлли заявил сьеру де Вильруа, министру иностранных дел, что всегда недолюбливал Генриетту, сожалеет о деньгах, уплаченных королем ее отцу, а что касается письменного обязательства – он разорвал одно, но его, увы, переписали – нетрудно догадаться, какие неприятности ждут из-за него короля.

Вильруа охотно согласился с Сюлли и сказал, что велел следить за Генриеттой в надежде уличить ее в чем-нибудь, но узнал лишь, что она приглашала отца Илера и этот священник уехал с каким-то поручением.

– Уехал? – воскликнул Сюлли. – Куда?

– Полагаю, в Рим.

Сюлли пришел в ужас.

– Он наверняка попросит аудиенции у папы. Надо действовать немедленно. Связаться с кардиналом д'Осса, представляющим наши интересы в Риме, и помешать этой встрече или в крайнем случае выяснить, о чем отец Илер намерен говорить с папой.

– Будет сделано, – сказал Вильруа. – Но этой женщине не добиться признания королевского брака недействительным из-за необдуманно данного обязательства. Король давал немало таких обещаний. У него это вошло в привычку.

Сюлли вздохнул.

– По-моему, у нас был бы величайший король, какого только знала Франция, если б не одна его черта.

– Неуемное волокитство? Он скоро состарится!

– Дорогой друг, ему за пятьдесят, а он влюбляется, как мальчишка. Говорите, неуемный. Совершенно справедливо. Мне иногда кажется, он будет таким до самой смерти. Поистине неуемный! У него всегда будут любовницы, но я скажу вот что: ни одна не будет вызывать у меня такого беспокойства, как эта. Надо избавляться от маркизы де Вернейль. Она стала источником неприятностей с тех пор, как поняла, что король интересуется ею. Давайте объединим силы. Мы должны оторвать короля от Генриетты.

– А если он узнает, что она обращалась в Рим…

Сюлли кивнул.

– Вряд ли ему это понравится. Он хочет мира. И часто говорит об этом. На границах и внутри страны. В хижинах и во дворце… Но потакает женщине, с которой о мире нечего и думать!

План Генриетты провалился. Отца Илера перехватил кардинал д'Осса и на короткое время заточил в один итальянский монастырь. Умный отец Илер вскоре выбрался оттуда, однако тайна его миссии была раскрыта.

Стало известно, что Генриетта считает себя настоящей женой короля и хочет выяснить, можно ли объявить его брак с Марией Медичи недействительным; кроме того, намерена разузнать, в каком положении окажется, если король умрет, можно ли поставить под сомнение законнорожденность дофина и объявить наследником престола своего Гастона Генриха.

Мария Медичи неистовствовала. Закатила скандал королю.

– Знаешь, чем занята эта твоя любовница? Интригует против меня и, хуже того, против дофина. Взгляни на эти бумаги! Она посылала священника в Рим, к папе. Какая наглость! Несносная тварь! Ее нужно казнить за государственную измену!

Генрих, привыкший к вспышкам жены, пожал плечами.

– Дорогая моя, не волнуйся так. Это вредно для здоровья.

– Меня беспокоит не здоровье, а оскорбления, которые приходится сносить. Если б ты хоть немного любил сына – хочу напомнить, он дофин Франции, – то отправил бы эту женщину туда, где ей самое место, – в Бастилию, пока против нее готовилось бы судебное дело.

Генрих просмотрел бумаги и был неприятно удивлен. Надо объяснить Генриетте ее положение. Как он сглупил, давая ей это обязательство! Если б только можно было вернуть его и жить в покое!

– Ну вот видишь…

Король взял Марию за плечи и подумал, что она ему не очень нравится, особенно когда лицо ее искажено гневом; толстые щеки трясутся от бешенства, глаза выпучены.

Но попытался успокоить ее.

– Маркиза поступила глупо и получит за это выговор. Я поговорю с ней, предупрежу, чтобы не совалась в эти дела.

– Предупредишь! В постели, разумеется. А она станет смеяться надо мной, и ты вместе с ней. Не думай, что я ни о чем не догадываюсь.

– Я сказал, что позабочусь об этом деле.

– Позаботишься! У тебя только одна забота – лежать ночью в постели с женщиной… притом не со своей женой.

– Считаешь, что я уделяю тебе мало внимания?

– Когда ты здесь, то все в порядке. Но не упускаешь ни единой возможности удрать к маркизе. Это возмутительно!

– У меня вся жизнь была возмутительной. И не стоит надеяться, что теперь я изменюсь.

– Ты хочешь, чтобы я все так и оставила? Не выйдет! Я требую, чтобы Генриетту д'Этранг бросили в Бастилию по обвинению в заговоре против дофина!