Текст книги "Гордость Павлина"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

* * *

В этот вечер я не вышла к обеду, потому что не могла видеть их. Они представлялись мне совсем другими людьми. Мне казалось, я вижу их насквозь. Я ненавидела их: они довели ее до самоубийства. Если бы они отнеслись к ней с большей добротой, она и сейчас была бы жива и у меня была бы мать. Как она была несчастна! Мне хотелось все им высказать: моему слабому отцу, на самом деле моему дедушке; моей гордой бабушке (как я была рада, что она мне не мать!); Мириам, за которую всегда все решали другие; и Ксавье, доброму, но такому далекому, который ничего не сделал, чтобы спасти ее. Я притворилась, что у меня болит голова, и, когда вошла Мириам, закрыла глаза и отвернулась.

На следующий день я увидела Ханну.

– Значит, вы прочитали письмо, мисс Джессика? – спросила она.

Я кивнула:

– Скажи мне, что случилось потом?

– Ее нашли в ручье. Она лежала вниз лицом. В этом месте было мелко, вода едва покрывала ее.

– И они похоронили ее здесь? На Пустоши?

– Преподобный Грей был очень строг в этом отношении. Самоубийц не хоронят на освященной земле.

– Как жестоко! – воскликнула я. – Я сделаю это место священным! Она была такой хорошей и никому не причиняла вреда. Я очищу ее могилу, посажу цветы.

– Лучше не делайте этого, мисс.

– Почему? Это была моя мать.

– Я знала, что вы это так воспримете. Она бы ничего не написала вам, если бы думала, что это так сильно огорчит вас.

– Расскажи мне подробно, как все это случилось, Ханна.

– Ее нашли и тихо похоронили. Вот и все. Люди мало говорили об этом. Все знали, что она отличалась от всей семьи, и считали, что она это сделала, потому что влюбилась, а он уехал. Сердце ее было разбито, а она была молода и решила, что жизнь окончилась. Я всегда кладу цветы на ее могилу.

– Спасибо Ханна. Кто-нибудь подозревал, что я ее дочь?

– Если и так, то никто не говорил об этом. Считалось, что вы поздний ребенок. Это иногда случается, а мисс Джессика утонула спустя некоторое время после вашего рождения. Я помню, это был жаркий июльский день, – она отвернулась, губы ее дрожали. – Они вернулись только несколько недель назад, и люди думали, что она встретила кого-то в Италии. Это был последний день июля, а вы родились первого июня. Вы были совсем крошкой.

– Как она должна была страдать! Ты знала моего отца. Расскажи мне о нем.

– Он казался таким милым молодым джентльменом. Высокий, с красивым лицом. Одно время он был любимцем мистера Хенникера. Но потом он, конечно, говорил о нем ужасные вещи. Я никогда не забуду тот день.

– Расскажи мне все, Ханна.

– День начался, как обычно. Мы принесли гостям горячую воду. Одна из горничных сказала: «Мистера Дерхэма нет в комнате. Его постель нетронута, его вещей нет». Мы возразили: этого не может быть, но так оно и было. А затем мистер Хенникер обнаружил, что недостает его самого прекрасного опала, и, естественно, все решили, что он захватил его с собой.

– Но это не так, Ханна. Ты же знаешь, что это не так.

– То же самое говорила ваша мама, но он уехал, и опал исчез.

– Она знала, что он не брал его.

– Она любила его.

– Она никогда не полюбила бы вора.

– Любовь не считается ни с чем.

– Я знаю, что это неправда.

– Ну, вот опять… Вы говорите, как ваша мама. Я никогда не думала, что она сделает это. Я бы нашла способ остановить ее. Она говорила, что он приходил к ней во сне и сказал, что любит ее, что никогда не покинул бы ее в этой жизни. «Приходи ко мне, – сказал он ей во сне. – Приходи ко мне по ручью. Только смерть удерживает меня вдали от тебя». Я уверена, что после этого она приняла решение. Она знала, что он умер. Теперь они вместе навсегда.

– Ей надо было жить, чтобы доказать его невиновность.

– Но у нее были странные фантазии: она думала, что он зовет ее к себе.

– Мне хотелось бы узнать правду, Ханна, открыть, что же на самом деле случилось с этим опалом.

– Бог с вами, мисс. Много лет уже пытаются найти его. Я думаю, что мистер Хенникер никогда не оставлял поиски. И вы считаете, что вам это удастся? Вы же ничего не знаете о таких вещах. Вы еще только начинаете узнавать, как войти в этот мир!

– Но он мой отец, она моя мать. Это же все меняет.

Ханна печально покачала головой.

* * *

Я не могла говорить со своей семьей о трагедии, но я могла объясниться с Беном. На следующее утро, придя к нему, я сразу же сказала:

– Я знаю все об отце и матери и то, что вы обвиняете его в краже опала.

Мы сидели в гостиной. Некоторое время он молчал, но я видела, что ему очень грустно.

– Мне не с кем поговорить об этом, кроме вас, – продолжала я.

– Кто рассказал тебе? – спросил Бен. Я сказала, что мама оставила мне письмо.

Он кивнул.

– Вы знали? – спросила я.

– Я догадался. Ты так похожа на нее, такие же темные глаза, длинные ресницы и тонкие брови, такой же вздернутый нос и рот, который смеется над жизнью даже в тяжелый час. Сейчас мне показалось, что это она здесь сидит. Тебе столько же лет, сколько ей было тогда, но она меньше разбиралась в людях, чем ты, не могла постоять за себя.

– Вы знали о ней и об отце?

– Все было ясно, как день.

– И вы были довольны… сначала? Вы были не против? – впервые я увидела, что он раздумывает.

– Я не мог ничего иметь против, – сказал он, наконец. – С первой же минуты их встречи было видно, что с ними происходит. Тогда я думал, что он хороший, честный юноша.

– Вы же знаете, Бен, что он не сделал этого.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что он не сделал? Он разбил ее сердце. Я бы убил его за это. Да, убил бы!

– Вы любили ее, Бен, – сказала я.

Он задумался.

– Да, можно сказать и так. Она была красивой и нежной… а я… посмотри на меня – грубый, старый рудокоп.

– Вы хотели сами на ней жениться, Бен?

– Это было бы неправильно.

– Если бы вы женились, я была бы вашей дочерью.

– Неплохая идея.

– Тогда я была бы другой, совсем не такой, как сейчас.

– Значит, спасибо судьбе, что трагедия предотвращена.

Он снова стал самим собой, и беседа с ним успокаивала меня.

– Да, – продолжал он, – я любил ее. Она была, как этот дом… Ты понимаешь, о чем я говорю? Чуть-чуть отдалена от меня, нечто такое, чего я жаждал и чем хотел обладать. Но с женщиной все по-другому. Я проклинаю себя, что меня не было здесь в то время. Если бы я был здесь, ничего бы не случилось.

– Чтобы вы сделали, Бен?

– Я бы предложил ей выйти за меня замуж. Может быть она бы согласилась.

Я подбежала к нему, обняла и прижала к себе.

– О Бен, это было бы замечательно! Мы бы жили вместе, и я избавилась бы от Дауэр Хауза.

Он погладил мои волосы и сказал:

– Ты бы хотела этого?

– Это было бы удивительно!

– Но этого не произошло, не правда ли? Что пользы оглядываться назад и говорить «если бы». Это делают глупцы. Вчерашний день надо забыть. Важно то, что есть сегодня, важно будущее. Мы познакомились и стали друзьями, а дружба прекрасная вещь.

Я снова подошла к креслу и попросила:

– Скажите мне о случившемся.

– Твоя мама бывала в Оукланде.

– Да, я знаю и про бал, и про вишневое платье.

– Она встретила твоего отца. Это была любовь с первого взгляда. Они собирались пожениться и уехать в страну опалов. Не думаю, что это было подходящее место для такого хрупкого существа, но она рвалась туда, считала, что должна быть рядом с ним. Ее тоже охватила опаловая лихорадка, она клялась, что сможет все преодолеть вместе с ним. И она смогла бы. Я завидовал счастью Десмонда Дерхэма. Это был красивый юноша из хорошей семьи. И честный… так я думал. У него в крови была тяга к приключениям, поэтому он отправился в Австралию, сначала за золотом, как и все мы. Но найдя свой первый опал, он перестал думать о золоте. У него была уверенность, что он нашел одно из самых богатых залежей опалов в Новом Южном Уэльсе. Он постоянно говорил об этом. Мы шутили над ним и называли его уверенность фантазией Десмонда. Но затем нас захватила его одержимость, и, чтобы обсудить этот вопрос, мы собрались в Оукланде. Здесь он встретил твою маму, они полюбили друг друга и решили вступить в брак. Так было до той ночи.

– А что же в действительности случилось в ту ночь?

Казалось, Бен все тщательно обдумывает.

– Собрались Десмонд Дерхэм, Джосс Мэдден, Дейвид Кроиссант и я. Джоссу тогда было четырнадцать лет, он учился в школе. Но, клянусь, он был умен! Трудно было поверить, что он так молод. Он уже твердо решил, что будет делать, – собирался добывать опалы в Австралии… О, не только в Австралии… во всем мире. Он уже говорил, что должен делать я, и это подталкивало меня, не давало почить на лаврах. И что интересно, он часто бывал прав. Он был выше всех нас, и все еще продолжал расти. А теперь его рост шесть футов и пять дюймов, это его точный рост.

– Да-да, – сказала я нетерпеливо, устав слушать о достоинствах его сына Джосса Мэддена.

– Итак, Джосс, затем Дейвид Кроиссант. Дейвид продавал камни в Австралии, Америке, Англии и во всех странах Европы. Там, где дело касалось опалов, он был чрезвычайно сведущим человеком. Затем Десмонд Дерхэм, энтузиаст. Мы сидели в этой комнате. Десмонд излагал свой план, а мы обсуждали его. Он исследовал ту землю и, хотя пока нашел только след опалов, чувствовал, что это будет одно из богатейших месторождений в Новом Южном Уэльсе. Конечно, мы требовали доказательств, но пока их было немного. Он нашел опаловый грунт, а вокруг твердые глыбы кварца, сплавленные крупинки песка, а в них прожилки опалов. Во всяком случае, это указывало, что где-то здесь должны быть большие красивые опалы. Мы решали, где лучше всего расположить штольни. Мы хотели сначала сделать их небольшими, но если предчувствие Десмонда оправдается, мы увеличим разработки. Дейвид Кроиссант осмотрит первые находки и решит, как лучше торговать ими. Чтобы начать, нужны будут забойщики и современное оборудование.

Все это мы обсудили. Я помню энтузиазм Десмонда. Он знал, что мы идем на риск. Старатели в какой-то мере суеверны. Некоторые из них верят, что неведомая рука ведет их к успеху. В ту ночь мы так и думали о предчувствии Десмонда. В нем было что-то такое… необычайная уверенность. Я знаю, что мои слова звучат нелепо, но я и раньше встречался с этим. И почти всегда это приводило к успеху. Я думаю, что каждый из нас в ту ночь верил в прекрасные опалы из Фэнситауна Десмонда. Мы считали, что найдем черные опалы, спрос на которые повысился. Одно время интерес проявляли к светлым камням, они тоже красивы, но теперь в моду вошли черные. Я сказал, что вряд ли мы когда-нибудь найдем такой красивый камень, как Зеленый луч солнечного заката. Они захотели посмотреть на него.

Я привел их всех сюда и открыл сейф. Опал лежал в своем бархатном гнезде. Какое зрелище! Считайте, что вы не видели опалы, если не видели Зеленый луч.

Десмонд Дерхэм взял камень, положил его на ладонь, а затем воскликнул: «Я это увидел! Я увидел зеленый луч!» Я выхватил опал и стал всматриваться в него. Я поворачивал камень во все стороны, но поймать сияния не мог. Я говорил тебе, что однажды я видел настоящий зеленый луч. Тогда я возвращался домой из Австралии, солнце только что опустилось за горизонт, и вдруг вспыхнуло зеленое сияние. И всего раз я видел такой же луч в камне.

«Вы действительно видели это, Десмонд?» – спросил я. – «Ну конечно!» – ответил Десмонд.

Джосс клялся, что он тоже видел, но ему всегда хотелось быть в центре происходящего.

На следующее утро твой отец исчез. Он упаковал свои вещи и потихоньку выскользнул из дома. Опал тоже исчез.

– Вы не можете верить, что мой отец взял его.

– Я понимаю твои чувства, но нельзя закрывать глаза на очевидные факты. Десмонд Дерхэм приехал сюда, жил в этом доме, соблазнил твою мать, пообещав жениться на ней, но искушение Зеленого луча было слишком велико для него…

– Должно существовать другое объяснение.

Бен взял меня за руку.

– Я знаю, что ты думаешь. Он был твоим отцом. Я понимаю твои чувства. Но что с Зеленым лучом? Дейвид Кроиссант не взял бы его. У него не хватило бы мужества, ведь он был торговцем. Опалы для него означали только деньги. Он хорошо разбирался в их качествах, но у него не было особых сентиментальных чувств к какому-то камню, он видел только его рыночную стоимость. А какую ценность мог иметь Зеленый луч? Камень узнали бы тотчас же, а его разоблачили как вора. Джосс? – Бен засмеялся. – Джосс способен на что угодно. Я знал, что он испытывает к Зеленому лучу, но ведь он мог смотреть на него, когда захочет. Если, конечно, его не одолело желание обладать им…

– Вы сказали, что этот камень имел особое очарование.

– Ты пытаешься переложить это все на Джосса, чтобы оправдать своего отца? Многие опасались Зеленого луча. Я уже говорил тебе, он был известен как камень, приносящий несчастье. Он был окружен такими легендами. Я никогда в это не верил. Но посмотри на меня.

– Но вы же потеряли его. Я просто не верю, что отец мог покинуть маму.

– Он не знал, что будет ребенок. Может быть, все было бы по-другому, а может быть, и нет. Ты не видела Зеленый луч. И если бы увидела, может быть, поняла бы то влияние, которое этот опал оказывал на людей. Тебе многое предстоит узнать о людях, о жизни и о том, что называют одержимостью, навязчивой идеей… Неважно, как называть это состояние души.

– Что случилось с Фэнситауном моего отца?

– Теперь это одна из богатейших разработок опалов в Австралии.

– Значит, он был прав?

– О да, он был прав.

– И вы думаете, что он не вернулся бы туда?

– Как же он мог вернуться, если у него Зеленый луч?

– И вы верите, что он отказался бы от своей мечты… и от мамы… ради одного опала, который к тому же он никогда бы не смог открыто назвать своим?

– Мисс Джесси, я могу повторить только одно: ты никогда не видела Зеленый луч.

Он взял костыли.

– Посмотри, как я хожу по комнате. Я привыкаю к этой деревяшке. Скоро я начну бегать, как будто у меня две ноги. Тогда…

Я испытующе посмотрела на него, но он только покачал головой. Я знала, что он имеет в виду. Как только он будет ходить более уверенно, он покинет Оукланд Холл. Я не в состоянии была даже думать о том, как я буду одинока без него.

* * *

Когда в тот день я шла из Оукланда домой, моя бабушка увидела меня на повороте дороги. Она стояла неподвижно, уставясь на меня, как будто думала, не привиделось ли ей это. Я прямо смотрела на нее: пора было покончить с притворством.

– Джессика, – удивленно воскликнула она, – где ты была?

Я ответила почти дерзко:

– Навещала мистера Бена Хенникера.

Я думала, сейчас разразится буря, но этого не произошло. Правила приличия всегда брали верх над чувствами леди, но когда мы вошли в Дауэр Хауз, она крикнула Мириам:

– Приходи в гостиную, позови Ксавье, а также отца, если, конечно, он может оторваться от карт и уделить нам минуту.

Когда все собрались в гостиной, бабушка закрыла дверь, чтобы слуги ничего не слышали.

– Джессика, я жду объяснения, – произнесла она.

– Все очень просто, – ответила я, – я навещала своего друга мистера Бена Хенникера.

– Твоего друга!?

– В этомдоме у меня никогда не было такого друга, как он.

– Ты сошла с ума!

– Нет, я очень хорошо все понимаю и ищу друзей подальше от этого дома, полного притворства и стыда.

– Умоляю, замолчи! Объясни лучше, как ты попала в Оукланд Холл?

– Прежде всего я хотела бы, чтобы вы объяснили мне, почему все эти годы вы притворялись, что вы моя мать? Почему сделали жизнь мамы такой несчастной, что она утопилась?

Все смотрели на меня. Я была уверена, что впервые в жизни бабушка растерялась.

– Джессика, – воскликнула Мириам, переводя взгляд с мамы на Ксавье. Отец искал газету, чтобы, как всегда, спрятаться за ней. Только Ксавье был спокоен.

– Я подозреваю, что кто-то рассказал тебе историю твоего рождения, – сказал он.

– Все это правда? – спросила я.

– Мы не знаем, что тебе известно.

– Я знаю, что мама мертва, знаю, как она умерла, где ее похоронили и что вы все постарались поскорее забыть ее.

– Это было трудное время для всех нас, – сказал Ксавье.

– Но далеко не такое трудное, как для нее, – закричала я.

Тут заговорила моя бабушка:

– Мы не заслужили того, что произошло.

– Вы все это заслужили, – возразила я презрительно.

– Вот что бывает, когда завязываешь дружбу с рудокопами, – сказала бабушка.

– Пожалуйста, не говорите так неуважительно о мистере Хенникере. Он хороший человек. Если бы он был здесь, он помог бы маме. Вы же ничего не сделали.

– Напротив, – продолжала бабушка, – мы всем пренебрегли, чтобы помочь ей. Мы продали серебряный поднос и чашу для пунша, подарок Георга IV, чтобы уехать за границу, а я приняла тебя, как свою дочь.

– Ей нужно было хоть немного доброты, а вы сделали ее жизнь невыносимой… Вы и ваши глупые условности. Вы не любили ее и не помогли ей. Неужели вы не понимаете, что она потеряла того, кого любила?

– Кого она любила! – закричала бабушка. – Вора… развратника… глупая девчонка!

– О, я знаю, как вы унижали ее. Вы, которая всегда права, или думает, что права. Значит, надо быть жестокой, не правда ли? Почему вы не утешили ее? Почему не облегчили ее жизнь? Вы могли помочь ей, но не сделали этого. Вы дали ей умереть, вы… моя бабушка, притворяющаяся моей матерью! Я могла бы и раньше понять это, потому что вы никогда не были мне матерью. А вы, – я повернулась к дедушке, – у вас не было силы воли, – я говорила, как Бен Хенникер, и даже в этот драматический момент увидела, как дедушка закрыл глаза. – Ни вы, ни Мириам, ни Ксавье – никто не помог ей. Вы презренные люди! Мириам не может соединиться со своим священником оттого, что он беден. Ксавье не может жениться на леди Кларе, потому что она богата. Мне просто смешно. Что вы за люди… вы все? Солома! – Я обратилась к бабушке: – За исключением вас. Вы сделаны из сплава неприязни и безразличия к другим. А если прибавить беспричинную гордость, то больше в вашей душе ничего нет.

И, закончив свою тираду, я выбежала из комнаты. Меня трясло от волнения. Я высказала все, что думала о них, и впервые никто не возразил мне.

Вскоре ко мне вошла Мириам. Она выглядела озадаченной и сказала только:

– Теперь не надо прятать семейную Библию.

Это рассмешило меня, и мне стало легче. А она продолжала говорить как бы сама с собой:

– Мне кажется, лучше быть бедной, чем смотреть, как жизнь проходит мимо.

Позже я увидела эту семейную Библию, обычно запертую в шкафу в гостиной. На ней каллиграфическим почерком было написано мамино имя и мое. Я перевернула страницы и прочитала перечень имен давно ушедших из жизни Клэверингов и подумала о превратностях и тайнах, выпавших на их долю.

Глава 4
Павлин

Запах перемен висел в воздухе. Даже бабушка немного изменилась. Я часто ловила ее взгляд, который она бросала на меня украдкой. Мириам казалась более решительной, но Ксавье еще сильнее замкнулся в себе. Мне кажется, то, что я высказала бабушке, повлияло на них. Было ясно, что я одержала победу, и теперь они не испытывали по отношению к ней прежнего благоговейного страха, Мириам похорошела. Она теперь посещала церковь по любому поводу и чаще видела своего викария.

Однако самые тревожные перемены произошли в Оукланд Холле. Бен весело и уверенно ковылял на костылях.

– Эта старая деревяшка скоро будет исправно служить мне, – повторял он.

– И тогда вы уедете, – говорила я боязливо.

– Время не ждет, – отвечал он.

– Вы поедете на свои опаловые поля?

– Может быть, в конце лета. Это лучшее время для путешествия. Море будет спокойнее, и я приеду из лета в лето.

Огоньки сверкали в его глазах, он строил планы, и мне казалось, что я имею к ним какое-то отношение.

То лето принесло много необычного. Люди говорили, что погода была жарче, чем многие годы до этого. День за днем на небе не появлялось ни облачка, и за обедом разговор постоянно шел о погоде и засухе, хотя я знала, что никто этим серьезно не обеспокоен. Даже дедушка стал другим и меньше раболепствовал перед бабушкой. Бен был доволен и в тоже время расстроен моими словами о том, что будет означать для меня его отъезд, и все чаще приглашал меня в Оукланд Холл. И без этих приглашений я бывала там каждый день. Слуги привыкли к моим посещениям и были рады мне.

Одним из моих любимых мест была галерея. Она была около ста футов в длину и двадцати в ширину. Она часто использовалась как бальный зал, и именно там впервые встретились мама и Десмонд Дерхэм. Какими великолепием должны были сиять балы, на которых в течение многих веков веселились Клэверинги, а портреты предков смотрели на них со стен. Место, где раньше стояли клавикорды, опустело, а персидские ковры на полу Бен купил вместе с домом. Я представляла маму в платье цвета красной вишни и Десмонда, впервые увидевшего ее.

Я помнила ее рассказ о том, как будучи ребенком она пробиралась сюда и играла на клавикордах и пряталась, когда входили слуги. Вероятно, Бен относился к ней с нежностью, если переслал инструмент в Австралию.

Однажды он сказал мне:

– Тебе будет недоставать меня, Джесси, когда я уеду.

– Пожалуйста, не говорите об этом, – просила я не в силах смириться с этой мыслью.

– Но я хочу поговорить с тобой об этом. Я должен сказать тебе нечто важное. Ты ведь не думаешь, что я уеду и оставлю тебя здесь, правда? Если я уеду, то хочу, чтобы и ты поехала со мной.

– Бен!

– Итак, вот что я решил: мы поедем вместе. Что ты думаешь?

Я мгновенно представила себе, как я вхожу в гостиную Дауэр Хауза и объявляю о своем отъезде.

– Они никогда не отпустят меня, – сказала я.

– Отпустят, если за это возьмусь я.

– Думаю, вы их не знаете.

– Не знаю!? Они ненавидят меня. Я отобрал у них поместье. Сотни лет Оукланд принадлежал Клэверингам, и вдруг появляется Бен Хенникер и выставляет их. Конечно, они ненавидят меня. Но это еще не все. Я встретил твоего дедушку до своего приезда в эти места. Я должен тебе все рассказать, между нами не должно быть тайн. У твоей семьи есть особая причина для ненависти ко мне.

– Пожалуйста, расскажите мне.

– Я кое-что уже рассказал, но это Половина правды. Думаю, ты нарисовала картину, которая выглядит совершенно естественно. Но когда узнаешь всю правду, события принимают другую окраску. Я говорил, что, приехав сюда и увидев этот дом, я решил, что получу его. Приобретя состояние, я мог купить его. Все это так. Но мы на разных полюсах. Я со своими деньгами и дедушка Клэверинг, которому трудно свести концы с концами, но он, хотя и с трудом, держится, как и его предки. Я злой старик, Джесси. Ты должна это знать. Я богат. У меня есть деньги, чтобы играть. Мир – моя сцена, и я люблю передвигать игроков, чтобы они танцевали под мою дудочку. Я тоже немного азартен, как уже говорил. Конечно не в такой степени, как Клэверинг. Интересно, а ты, Джесси? Я думаю, что ты тоже азартный человек. Ведь ты же из Клэверингов.

Твой дедушка был членом одного из лондонских клубов. Я хорошо это знал, потому что часто проходил мимо с подносом пряников. Красивое, внушительное здание. Львы охраняли вход от таких бедняков, как я. И я пообещал себе, что когда-нибудь я тоже поднимусь по этой лестнице. Так и вышло. Я вступил в клуб и там встретил твоего дедушку. Мы оба любили покер. Это такая игра, в которой за один день можно проиграть состояние. И я видел, что именно этим он и занимается. Я принял решение, что буду играть до тех пор, пока он не поставит на карту Оукланд. Это получилось проще, чем я ожидал.

– Вы… специально это сделали!

– Не смотри на меня так, Джесси. Все было честно. У него было столько же шансов на выигрыш, как и у меня. Я поставил все, что имел. Он был более беспощаден. Мы оба играли. Я поставил на карту свое состояние, он свой дом, и он проиграл. Он вынужден был продать его, а я получил Оукланд Холл. Они не простили мне этого, особенно твоя бабушка. После этого бесполезно было налаживать соседские отношения. Ну вот, теперь я все рассказал.

– Бен, – сказала я серьезно, – вы играли честно? Вот что я хочу знать. Я не смогу перенести, если…

Он посмотрел мне в глаза.

– Клянусь, – сказал он. Затем приложил палец к губам и прошептал:

 
Видишь, мой палец сырой,
Видишь, мой палец сухой.
Клянусь навсегда,
Что не солгу никогда.
 

Клянусь, это была честная игра, и я выиграл.

– А моя бабушка знала об этом?

– Да, знала и возненавидела меня с тех пор. Мне это безразлично, но я не хотел бы, чтобы это настроило тебя против меня.

– Нет, Бен, ведь это была честная игра, и он проиграл.

– Хорошо. Теперь мы понимаем друг друга. Думаю, я смогу сделать так, чтобы ты поехала со мной в Австралию.

– Я не могу в это поверить.

– Мы начинаем обдумывать эту возможность с сегодняшнего дня.

– Я знаю, они будут в ужасе.

– Это еще интереснее, – со злорадством ответил Бен.

Он посмеивался про себя, а я не могла понять, что у него на уме. Он много говорил о компании, о городе, который вырос на месте разработок и известен под именем Фэнситаун. Бен часто вспоминал Джосса, казалось, он только о нем и думает. Конечно, это было естественно, ведь Джосс его сын, но чем больше я узнавала об этом самонадеянном господине, тем меньше разделяла энтузиазм Бена по отношению к нему.

Все разговоры начинались так:

– Когда ты будешь в Австралии… – но ничего не было сказано о том, каким образом я смогу оставить свою семью. В июне мне исполнилось восемнадцать, и я не могла еще самостоятельно принимать решения.

Мне нравились рассказы о его доме. Казалось, что я уже знаю эту усадьбу с необычным названием Павлины. Я представляла себе павлинов на лужайке и человека-павлина, с важным видом прохаживающегося среди них. В доме оставалась экономка миссис Лод, к которой Бен относился с симпатией. У нее был сын Джимсон, работавший в компании, и дочь Лилиан, помогавшая матери по дому. Кроме того, было много слуг и среди них несколько человек, которых он называл абос,потому что они были из аборигенов.

Я жадно слушала эти рассказы и вновь спрашивала его:

– Бен, но как же я смогу поехать туда?

Тогда он лукаво улыбался и говорил:

– Предоставь все это мне.

Я по-прежнему встречала Ханну и других слуг, они всегда приветливо относились ко мне.

– Мистер Хенникер сообщил нам, что скоро уедет, – сказала миссис Бакет. – Мы снова останемся одни, а это плохо для такого имения. Слугам это не по душе. Мне кажется, вам тоже будет одиноко.

Я чуть не рассказала ей о планах мистера Хенникера, но они мне и самой представлялись неисполнимыми. Он просто утешал меня, прекрасно понимая, что мне не позволят уехать.

* * *

Послышался стук в дверь, и вошла Мириам. Она выглядела очень хорошенькой.

– Я хочу поговорить с тобой, Джессика. Что ты думаешь? Эрнст и я собираемся обвенчаться.

Я обняла ее и поцеловала. Мне было приятно, что она наконец-то проявила решительность. Не помню, когда я в последний раз проявила к ней нежность, и она даже порозовела от удовольствия.

– Я счастлива, сказала она. – Мы решили больше не откладывать свадьбу, что бы мама ни говорила.

– Я так рада, Мириам! Тебе следовало так поступить несколько лет тому назад, но неважно. Наконец ты изменишь свою жизнь. Когда вы поженитесь?

– Эрнст говорит, что нет смысла ждать. Мы слишком долго медлили. Мы ожидали, что его назначат в приход святого Клиссолда, потому что тамошний викарий очень стар, но он все еще живет и проживет, вероятно, не один год.

– Это замечательно, и я считаю, что вы пришли к правильному решению. Надеюсь, вы будете счастливы.

– Мы будем очень бедны. Папа ничего не сможет дать нам, и мне надо еще объявить об этом маме.

– Не позволяй ей помешать тебе.

– Меня теперь ничто не остановит. Из-за того что мы обеднели, я научилась хозяйничать и многое делать самостоятельно…

– Уверена, что у тебя все будет хорошо, Мириам. А когда свадьба?

– В конце августа. Эрнст говорит, лучше сделать оглашение теперь же, чтобы никто нам не помешал. На территории церкви есть небольшой коттедж, где Эрнст живет один. Но там хватит места и для двоих.

Я была рада ее решению, оно удивительно изменило ее. Естественно, что бабушка рассердилась и скептически отнеслась к будущему событию. Она говорила о людях, которые собираются жить, как церковные мыши, питаясь крошками с барского стола. Я же утверждала, что она неправильно цитирует Библию, где говорится, что вовсе не мыши питались этими крошками.

– Ты стала невозможной, Джессика, – говорила она мне. – Не знаю, до чего мы дойдем. Все было совсем по-другому, когда люди серьезно относились к своим обязанностям. Вероятно, у нас не было тогда глупых старых дев, которые делают из себя посмешище в безумном стремлении выйти за кого угодно замуж, пока не поздно.

Мириам была оскорблена, но молчала. Она повторяла слова Эрнста, что она не только бабушкина дочь, но и его будущая жена.

Я была в восторге. Мы часто разговаривали с ней и подружились больше, чем когда-либо. Я считала, что она поступает правильно, восставая против тирании своей матери, и была уверена, что она будет счастлива.

– Что же будет здесь, когда я покину этот дом, – иногда спрашивала Мириам. – Что будет с тобой, Джессика?

– О чем ты говоришь?

– Ты очень часто бываешь в Оукланд Холле. Иногда мне страшно за тебя, ведь то же было и с твоей матерью.

– Мне нравится проводить там время. А почему бы и нет? Ты, должно быть, заметила, что жизнь не очень весела в Дауэр Хаузе.

– Ее горе началось там.

– У меня все будет иначе. Перестань беспокоиться, Мириам. Думай о своем будущем. Я знаю, ты будешь счастлива.

– Я постараюсь, – вызывающе сказала она, как будто отвечая своей матери.

* * *

Мириам вышла замуж, как она и сказала, в конце августа. Бабушка присутствовала на свадьбе только потому, что ее отсутствие было бы неприлично. Для нее это была единственно важная причина. Я была подружкой невесты. Это была скромная церемония, как сотни раз подчеркивала бабушка, из-за стесненных обстоятельств в нашей семье не было свадебного застолья.

– Что там праздновать? Только глупость старой девы, – возмущалась бабушка.

Она была жестока, но Мириам, казалось, не реагировала на ее оскорбительные слова, она была счастлива, что наконец приняла решение и вышла замуж. Когда бабушка обращалась к соединившейся паре, она не скрывала презрительную улыбку и называла их «церковные мыши», злорадствуя по поводу их будущей нищеты и предрекая еще худшее.

Не было и медового месяца.

– Медовый месяц, – иронизировала бабушка. – Знаете, каков будет их медовый месяц – кусок хлеба с сыром за деревянным столом, который моя дочь должна будет скрести дочиста. Тогда она поймет свое глупое своеволие. Медовый месяц в этом жалком домишке… ведь другого нет!

Мой дедушка возразил:

– Иногда счастья больше в скромном коттедже, чем в огромном доме. Что-то насчет этого говорится в Библии. Мне кажется, Мириам может поздравить себя с тем, что убежала отсюда.

Бабушка пристально посмотрела на мужа, а он сложил свою газету и вышел из комнаты.