Текст книги "Королева Виктория"
Автор книги: Виктория Холт
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц)
Лорд Мельбурн являлся каждое утро обсуждать государственные дела, но мы говорили и о многом другом. Иногда я приводила с собой Дэша. Мне было очень приятно, когда лорд Мельбурн звал его своим прелестным мелодичным голосом и Дэш сразу же откликался. Скоро Дэш так привык к нему, что бросался навстречу и начинал лизать ему руки.
– Удивительно! – воскликнула я, когда это произошло в первый раз. – Он не ко всем так дружески расположен.
– Он знает, что я ваш друг. Но собаки вообще меня любят.
– Они знают, кто добр к ним.
– Доброта для животного часто означает, что его кормят, но я верю – у собак есть особое чувство.
– И я тоже.
– Этот малыш жизнь за вас отдаст.
– Да, когда я просыпаюсь ночью и вижу его мирно спящим в корзинке, я успокаиваюсь. – Потом я рассказала ему, так же доверчиво, как я могла бы рассказать об этом Лецен, что по ночам я иногда испытываю легкий страх. – Здесь так тихо… так просторно… я чувствую себя такой… одинокой. Видите ли, я всегда спала в одной комнате с мамой. Меня ни на минуту не оставляли одну, и я думала, как только стану королевой, я буду спать одна. В первый же день я велела убрать свою постель из маминой спальни. Но, когда мы переехали в Букингемский дворец, мне стало не по себе. Когда я одна… мне слышатся шаги, и я вспоминаю о всех королях и королевах, которых убили в их постелях.
– Да, но вы в полной безопасности.
– Они тоже так думали… но это было не так. Я вспоминаю о маленьких принцах в Тауэре и их коварном убийце – дяде Ричарде.
– Существует мнение, что их убил не он.
– А если не он, то кто?
– Некоторые говорят, Генрих VII [26]26
Генрих VII (1457—1509, правил с 1485) – английский король, первый из династии Тюдоров.
[Закрыть]. Гораций Уолпоул уже давно высказал такое предположение.
– Я этого не слышала.
– Мы когда-нибудь обсудим его доказательства;
– Но это не меняет того факта, что они таинственно исчезли. А потом Эдуард II, Ричард II, Генрих VI и герцог Кларенс [27]27
Имеются в виду английские короли и брат короля Эдуарда IV, умершие «не своей смертью»: Эдуард II был низложен и убит в 1327, Ричард II был низложен в результате мятежа феодалов в 1399, заключен в Тауэр и в следующем году умер (возможно, умерщвлен), Генрих VI был низложен и убит в Тауэре в 1471, а герцог Кларенс, заподозренный в замыслах против короля, своего брата, был тайно умерщвлен в Тауэре в 1478.
[Закрыть]. Я помню, его утопили в бочке с мальвазией.
– Как бурно жили ваши предки! Но я полагаю, это неизбежно, принимая во внимание то время. Но нельзя, чтобы ваши страхи продолжались, – сказал он. – Мы должны сделать так, чтобы выжили спокойно. Я надеюсь, что ваша любимая Лецен от вас поблизости.
– Здесь, в Букингемском дворце, она кажется так далеко.
– Я знаю, что мы сделаем. Мы сделаем дверь из вашей комнаты в соседнюю, где будет жить Лецен.
– Но я хочу быть одна.
– Ну, конечно. Только, зная, что за стеной Лецен, выбудете спокойно спать, а не размышлять о кровавых кончинах своих предков. Вам предстоит очень сложная и ответственная работа, и к ней необходимо приступать немедленно.
– О, лорд Мельбурн, как вы добры, у вас на все находится ответ.
В самый кратчайший срок дверь в соседнюю комнату сделали, и я стала спать спокойно.
Мне хотелось устроить прием в честь моего переезда в Букингемский дворец, но это оказалось невозможно из-за траура по дяде Уильяму. Но лорд Мельбурн, с его передовыми взглядами, сказал, что траур – старомодный обычай, с которым давно пора было покончить. Он сказал, что следует назначить день, когда объявленный траур при дворе будет отменен на одни сутки, в который и состоится концерт.
– Превосходная идея! – воскликнула я и начала строить планы.
Я пригласила мадам Гризи, свою любимую певицу. С ней выступили мадам Альбертацци, синьор Лаблах и синьор Тамбурини. Слушая их дивные голоса, я испытывала чувство восторга. Концерт прошел с большим успехом.
Прервать траур на сутки было прекрасной идеей. Я уверена, дядя Уильям одобрил бы ее, так как он всегда наслаждался жизнью и не желал бы, чтобы люди унывали, потому что он умер.
Через несколько дней я исполнила свою первую официальную функцию со времени вступления на престол – открытие новых ворот в Гайд-парке. Мне доставило удовольствие увидеть собравшийся народ, но, как я впоследствии сказала лорду Мельбурну, я надеялась, что им не надоест видеть меня.
– Нет никаких признаков, мэм, – отвечал он.
– Пока нет. Но они меня еще мало видели. Я молода и могу долго пробыть королевой.
– Дай Бог, – сказал он с жаром, и я увидела слезы в его прекрасных глазах.
– Позже, когда траур закончится, – сказала я ему, – я бы хотела давать небольшой танцевальный вечер раз в неделю. Не большой бал, а маленький вечер для друзей. Вы знаете, как я люблю танцевать.
– Мы все любим делать то, что нам хорошо удается, – сказал он, что я сочла за очень милый комплимент.
– Быть может, нам следует завести дворцовый оркестр, который играл бы перед ужином и во время ужина.
– Еще одна отличная идея! – провозгласил лорд Мельбурн. – Я вижу, вы намерены повысить роль культуры при дворе.
– Вы правда считаете, что это хорошая мысль?
– Я нахожу, что все ваши идеи превосходны.
– А как насчет выезда верхом на параде?
– Есть исключения из всех правил. Это закон природы.
– Я думаю, вы боялись, что я свалюсь с лошади.
– Вы давно не ездили, а принимать парад – долгое и утомительное занятие.
– В Виндзоре я собираюсь ездить каждый день, и я докажу вам, что я такая же отличная наездница, как и раньше.
– Я уверен в этом.
– В августе мы поедем в Виндзор.
– Ваше величество знает, что в августе состоятся выборы. Я была в ужасе.
– Но вы по-прежнему останетесь премьер-министром?
– Если наша партия придет к власти, да.
– А если нет?
– Мое место займет сэр Роберт Пиль.
– О нет!
– Он очень достойный человек… очень уважаемый.
– Я не вынесу, если вас отнимут у меня.
– Мы постараемся завоевать большинство на выборах.
– Я ненавижу этих тори!
– Некоторые из них очень почтенные люди. Это не их вина, что наши взгляды не совпадают.
– Разумеется, вы победите.
Он поднял брови, и я ощутила ужасное предчувствие. Я знала, что носились всякие слухи, потому что мои придворные дамы были жены и дочери вигов [28]28
Виги – политическая партия, возникшая в последней трети XVII века. Как группировка обуржуазившейся дворянской аристократии и крупной торговой и финансовой буржуазии. В середине прошлого века на ее основе сложилась либеральная партия.
[Закрыть]. Сэру Роберту Пилю это было не по вкусу. Он хотел, чтобы среди них были родственницы и вигов, и тори [29]29
Тори – политическая партия, также сложившаяся в последней трети XVII века. Выражала интересы земельной аристократии и высшего духовенства англиканской церкви. Чередовалась у власти с партией вигов. В середине XIX века на ее основе была сформирована консервативная партия.
[Закрыть].
Этого желал и дядя Леопольд. Он писал мне, чтобы я очень тщательно выбирала своих придворных дам, не вмешивая в это политику. Но лорд Мельбурн и я составили список и очень забавлялись по этому поводу. Все дамы происходили, естественно, из семейств вигов. Я уже не слушалась дядю Леопольда как прежде; он все-таки был иностранец – что звучит очень странно, когда говоришь о близком родственнике, – а лорд Мельбурн был здесь, со мной, и куда лучше знаком с английской политикой.
Моей обязанностью было торжественно распустить парламент, так как по закону после смерти монарха должны были состояться новые выборы. Если бы не мои опасения, что в результате выборов я могу лишиться лорда Мельбурна, мне бы эта церемония доставила удовольствие. Такие обязанности приятно возбуждали меня, и мне кажется, я успешно их исполняла. Никакой критики по моему адресу в то время не было, я была всеми любимая маленькая королева.
Поверх белого атласного платья, вышитого золотом, с корсажем, отделанным бриллиантами, на мне была алая мантия, подбитая горностаем, а на голове бриллиантовая тиара. Толпа ахала от восхищения, и когда я читала свою речь, то была преисполнена гордости, что являюсь королевой такой страны. Когда все закончилось, ко мне подошел лорд Мельбурн. Он был очень взволнован.
– Вы были великолепны, – сказал он. – Среди присутствующих была актриса Фанни Кембл, и она нашла, что у вас прекрасный голос. Ей еще не приходилось слышать, чтобы английский язык звучал так мелодично.
Я была довольна, зная, что это не пустая лесть. Я много занималась дикцией и тщательно изучала произношение по требованию мамы, которая настойчиво добивалась отсутствия немецкого акцента в моей речи. Помимо этого, голос – одно из моих лучших качеств, как в пении, так и в речи. Не будь я королевой, я бы преуспела как певица.
Но мой триумф был омрачен постоянным страхом, что в результате выборов я могу лишиться моего премьер-министра. Предвыборное возбуждение разгоралось. Гарриет показала мне статью в «Квотерли ревью», где некий тори по фамилии Крокер привлек внимание к тому обстоятельству, что мое окружение составляли родственницы вигов, а сэр Роберт Пиль произносил речи, где заявлял, что я была под влиянием лорда Мельбурна, главы одной партии, и что это следовало изменить. Заголовки некоторых газет гласили: «Избавим королеву от тирании вигов». Тирания! Как они смели! Мои отношения с премьер-министром основывались на понимании и доверии.
Но тори приобретали все большую популярность. Я пыталась представить себе, как меня каждый день посещает сэр Роберт Пиль – его серьезное лицо, его холодные манеры. Мне будет не так легко разбираться в политике, как когда мне все объяснял лорд Мельбурн. Не будет уже этих приятных разговоров, я не смогу приводить с собой Дэша. Я уверена, мой милый песик не стал бы лизать руку сэру Роберту Пилю. «О Боже, сделай так, чтобы виги остались у власти», – молилась я.
Я никогда не забуду день, когда объявили результаты выборов. Лорд Мельбурн сразу же явился ко мне. Я бросилась к нему, но ничего не могла понять по бесстрастному выражению его лица.
– Скажите мне, как дела, – взмолилась я.
– Тори завоевали много мест в парламенте, – сказал он медленно.
– Нет! – воскликнула я.
– Тридцать семь, – сказал он. – Но мы их одолели. Вы видите перед собой своего премьер-министра. Он поцеловал мне руки, и я увидела на глазах его слезы.
В августе мы отправились в Виндзор. Я скучала по Букингемскому дворцу. В Виндзоре было так много грачей, что их крики казались мне не только монотонными, но и внушающими тоску. Я любила Лондон – улицы, толпу. Здесь же было уныло. Конечно, в Виндзорском парке можно было прекрасно ездить верхом, и там был, быть может, самый великолепный из всех королевских дворцов. Но первые несколько дней я скучала по Лондону.
Потом приехал лорд Мельбурн на великолепной лошади. И каждый день мы отправлялись на прогулки верхом. Вскоре пришло письмо от дяди Леопольда, он намеревался посетить меня в Виндзоре. Я очень обрадовалась и говорила о нем с энтузиазмом лорду Мельбурну, который слушал меня очень внимательно.
Прошло еще немного времени, и я стала себя чувствовать в Виндзоре как дома. По утрам я принимала лорда Мельбурна, и мы занимались государственными делами. Я была счастлива, что он остался на своем посту, хотя он и предупреждал меня, что у него в парламенте очень малое большинство и для правительства такое положение неблагоприятно.
– Мы одолеем этих глупых старых тори, – сказала я.
– Это не так просто, мэм, – отвечал он.
– Уж наверно, все предпочитают вас сэру Роберту?
– Не все отличаются проницательностью вашего величества, – отвечал он, и мы смеялись.
Я читала каждый день, мне очень нравились романы сэра Вальтера Скотта, Фенимора Купера и Бульвер-Литтона [30]30
Бульвер-Литтон, Эдуард (1803—1873) – барон, английский писатель, автор романов, в основном посвященных жизни великосветского общества.
[Закрыть].
В половине восьмого мы ужинали под звуки оркестра. После ужина я играла в карты, в шахматы или в шашки, и так мы провели много приятных вечеров.
У мамы был свой особый столик, где она играла в вист со своими придворными. Это было единственное, что помогало ей оставаться в состоянии бодрствования. Иногда она пыталась встретиться со мной взглядом и смотрела на меня просительно, а на других всегда сердито. Мне было очень неприятно находиться с ней в таких отношениях, но иначе было нельзя, так как, если бы я смягчилась хоть немного, она бы тут же заставила меня принять обратно сэра Джона Конроя. Он по-прежнему состоял в ее штате. Он отказывался уйти, пока не будут удовлетворены его требования. Я заговаривала о нем раз-другой с лордом Мельбурном, но он всякий раз отвечал, что время еще не приспело и что надо подождать еще немного. Так что отношения с мамой оставались напряженными.
И вот настал день приезда моего любимого дяди. Как было чудесно вновь увидеть дорогого дядю Леопольда!
– Моя королева… моя маленькая королева, – шептал он, целуя меня снова и снова. Потом мы обнялись с тетей Луизой.
Чуть позже мы все вместе гуляли в парке. Я задавала бесконечное количество вопросов тете Луизе: видели ли они Феодору? Как их малыши? Что они говорят? А тем временем дядя Леопольд беседовал с лордом Мельбурном. Я так уважала их обоих, что радовалась, видя, с каким уважением они разговаривают друг с другом.
Когда мы гуляли или ездили верхом одни, дядя Леопольд заговаривал со мной о кузене Альберте.
– Ты помнишь, как он тебе понравился при встрече?
– Да, мне нравятся все мои кузены.
– Но мне кажется, что Альберт особенно.
– Да, я думаю, он мне нравится больше всех.
– Он прекрасный молодой человек.
– Конечно.
– Он желал бы вновь увидеться с тобой.
– Он должен посетить нас. А его брат Эрнст?
– Они оба здоровы.
– Я рада это слышать. Альберт показался мне немного хрупким.
– Хрупким?
– Он часто утомлялся и любил рано ложиться. Я же люблю веселиться допоздна.
– О, это болезнь роста. В этом возрасте молодые люди быстро устают.
– Правда? Я что-то не помню, чтобы я уставала. Но зато я и не выросла так, как Альберт.
– Мне казалось, вы так другие другу подходите.
– Вы, наверно, думаете о браке между нами?
– А ты об этом не думала?
– У меня было столько дел… Нет, я не думала об этом, дядя.
– А мне казалось, что ты думала… когда Альберт был здесь.
– Тогда я была молода и романтична. Теперь же, вы знаете, дядя, у меня государственные обязанности. Дядя Леопольд засмеялся.
– Поскольку ты недавно стала королевой, то еще не знаешь, что у королев есть и другие обязанности, помимо представительства на официальных церемониях и подписывания бумаг.
Мне показалось, что он недоволен мной, и я попыталась успокоить его. – Вы правы, дядя, – сказала я. – Я надеюсь, Альберт снова посетит нас.
– О да, без сомнения.
Он заговорил о другом, о возможности новых выборов, о борьбе партий, затрудняющей положение правительства. Я сказала ему, как я рада, что виги остались у власти, потому что мне было так легко иметь дело с лордом Мельбурном и мысль о его замене беспокоила меня; о том, что дважды в неделю я брала уроки у милого старичка Лаблаха.
– Это такой приятный отдых от дел. Он хочет, чтобы я пела по-французски, но я предпочитаю итальянский, он лучше гармонирует с музыкой. Я выучила несколько дуэтов, дорогой дядя… для того чтобы спеть их с вами.
Он был в восторге, и мы спели эти дуэты. Дядя Леопольд сказал, что у меня по-прежнему прелестный голос. По вечерам я играла в шахматы с тетей Луизой, которая играла очень хорошо.
Однажды лорд Мельбурн, лорд Пальмерстон и лорд Конингэм окружили наш столик и, желая, чтобы я выиграла, стали давать мне советы. Нет ничего более раздражающего, когда на тебя смотрят, как ты обдумываешь ходы, и дают противоречивые советы, поэтому я проиграла. Повернувшись к моим советникам, я сказала:
– Королева Бельгии одержала верх над моим Советом. Все засмеялись, но я чувствовала, что сыграла бы лучше, если бы меня оставили в покое.
Дядя Леопольд и тетя Луиза пробыли в Виндзоре три недели. Я просила их задержаться, но дядя Леопольд напомнил мне о своих обязанностях. Перед отъездом он сказал:
– Альберт часто думает о тебе. Я надеюсь, вы скоро увидитесь.
Я заверила его, что буду счастлива видеть Альберта. Когда они уехали, я так о них скучала! Я написала дяде Леопольду: «Мой дорогой и любимый дядя. Пишу вам только одну строчку, чтобы выразить свою благодарность за вашу доброту и свою печаль по поводу вашего отъезда. Прощайте, мой любимый дядя и отец! Да благословит и защитит вас небо, и не забывайте любящую и преданную вам племянницу и ваше дитя Викторию R».
Присутствие в Виндзоре лорда Мельбурна и лорда Пальмерстона – особенно лорда Мельбурна – помогало смягчить мое горе. Я с удовольствием проводила смотр войскам– на мне было что-то вроде формы Виндзорского полка и лента ордена Подвязки [31]31
Орден Подвязки – одна из высших наград Англии, именуется также орденом Святого Георгия; введен в 1350 году.
[Закрыть]. У меня была чудесная лошадь по кличке Барбара. Она была очень резва, и лорд Мельбурн настоял, чтобы на смотре я выезжала на спокойном старом Леопольде, что было очень благоразумно, потому что на смотре, длящемся два с половиной часа, нужна смирная лошадь.
– Вот, – сказала я лорду Мельбурну, – я доказала вам, что я могу объезжать войска на лошади и никогда не выеду в экипаже… пока совсем не состарюсь.
– Все прошло превосходно, мэм, – сказал лорд Мельбурн, отворачиваясь, чтобы скрыть волновавшие его чувства. Милый лорд Мельбурн! С каждым днем я любила его все больше.
Мне было очень жаль покидать Виндзор, но приходилось уезжать, так как я должна была открывать парламент в Лондоне.
Мое возвращение в Лондон несколько затянулось, так как мы останавливались по дороге в Брайтон, и только в ноябре я снова оказалась в Букингемском дворце, по которому уже соскучилась. Перед открытием парламента я должна была присутствовать на банкете у лорд-мэра в Гилдхолле.
Все это время мама пыталась переговорить со мной, я догадывалась, что этот разговор непременно коснется наших отношений с сэром Джоном Конроем, поэтому всячески избегала бесед с ней. Узнав о банкете, она написала мне записку, прося разрешить сэру Джону Конрою присутствовать на банкете. Я была изумлена. Разве она не знала о требованиях, предъявляемых сэром Джоном»? Лорд Мельбурн называл их шантажом. Я бы хотела покончить с этим делом и удалить сэра Джона из дворца, но премьер-министр был другого мнения.
«Королева, – писала мама, – должна забыть о неудовольствиях, доставленных принцессе». Я показала записку лорду Мельбурну со словами:
– Я терпеть не могу этого человека. И никогда не забуду, как оскорбительно он вел себя со мной, когда я была в его власти. – А теперь, – сказал лорд Мельбурн, – он в вашей власти.
– Но он все еще здесь. Мама говорит, что мое отношение к нему дает повод всяким толкам.
– Отношение людей, занимающих высокое положение, всегда вызывает толки.
– Она говорит, что мое упрямство вредит мне больше, чем сэру Джону.
– Вы чувствуете какой-нибудь вред?
– Нет. Он заслуживает всего, что произошло с ним. Это самый отвратительный человек на свете.
– Тогда не обращайте на него внимания… пока мы не придем к решению.
– Что мне ответить?
– Ничего. Проигнорируйте письмо вашей матери.
– Я бы хотела, чтобы мы с ним покончили.
– Так мы и сделаем… в свое время, а пока оставьте все как есть. Ничего не говорите, это самое лучшее.
Я вздохнула; как бы я хотела, чтобы все это кончилось? и мне не нужно было бы думать о сэре Джоне Конрое.
От мамы пришло еще письмо. «Мой ангел, это дело слишком затянулось. Я очень уважаю сэра Джона. Я не могу забыть, что он сделал для меня и для тебя, хотя он и имел несчастье не угодить тебе…»
Вот в этом-то и дело, мама, подумала я. Я не могу забыть, как он «не угодил» мне. А ваши отношения с ним глубоко шокировали меня. Никогда я не забуду того момента, когда, открыв дверь, я увидела их рядом и какие последствия имел этот инцидент для бедной Шпет.
Но я забыла обо всем этом, проезжая по улицам Лондона в Гилдхолл. Собралось много народа, чтобы увидеть королеву и выразить ей свою преданность. Я улыбалась и махала рукой со слезами на глазах. И поскольку я ехала в карете, они не могли видеть, какого я маленького роста. Хотя лорд Мельбурн был прав. Многие люди маленького роста очень преуспели, так что об этом не стоило беспокоиться. Меня принимали лорд-мэр, шерифы и члены муниципалитета. Я должна признаться, что полюбила такие церемонии, где я была в центре внимания и люди шумно выражали мне свою любовь.
От мамы пришла записка, по тону которой я поняла, что она сердита на меня. Оказывается, ей не предоставили положенное место за столом. Она должна увидеться со мной. Жестоко с моей стороны запираться от собственной матери. Она писала мне не как к королеве, но как к дочери.
Я встретилась с ней и снова почувствовала себя ребенком в Кенсингтонском дворце. Поведение мамы ясно показало, что она разговаривала не с королевой. Она дрожала от негодования и почти выкрикивала, что мое обращение с ней, с сэром Джоном Конроем чудовищно. Я неблагодарная, я забыла все, что она для меня сделала. Все это я слышала много раз, как она для меня всем пожертвовала, как мое благополучие было ее единственной заботой.
До того как увидеться с ней, я была склонна думать, что немного жестоко веду себя с ней. Я решила, что должна с ней чаще видеться. В конце концов, она моя мать. Но, когда я увидела ее в таком состоянии, все былое недоброжелательство вернулось, и мое сердце вновь ожесточилось. Она продолжала;
– Ты была так добра к вдовствующей королеве. Ты ее навещала. Ты позволила ей взять в Мальборо-хаус из Виндзора любую мебель, какую она только пожелала. Ты была готова на все для этой пятнистой старухи. Твоя мать – другое дело!
– Вдовствующая королева была добра ко мне, – сказала я. – Я всегда ее любила. Ей очень одиноко сейчас, она любила короля, и его смерть – большое горе для нее. Я хотела ей помочь, хоть как-то облегчить ее положение, насколько в моих силах.
– Ты всегда тянулась к ней. Ты всегда была против меня… твоей матери. Аделаида всячески старалась отнять тебя у меня.
– Ничего подобного.
– Все эти приглашения на балы… для того, чтобы выдать тебя за Георга Кембриджа.
– Ей хотелось, чтобы у меня было нормальное детство, чтобы у меня были какие-то удовольствия, чтобы меня окружали другие дети. Ей было известно, что моя жизнь в Кенсингтоне более походила на жизнь пленницы.
– Я никогда не слышала такого вздора. А эти незаконные… Фитц-Кларенсы… ты о них тоже позаботилась. – Они мне ничего не сделали плохого, – сказала я. – Тетя Аделаида считает их своими детьми.
– Ну и дура! Всем ты благоволишь, а твоя бедная мать, которая ухаживала за тобой, которая посвятила тебе свою жизнь… Я не дала ей договорить и холодно заметила:
– Мама, вы следили за тем, чтобы я была одета и сыта. Но вашей целью было через меня стать регентшей. Поэтому я представляла для вас важность… не сама по себе… но как объект, посредством которого вы достигли бы цели. Вы всегда отставляли меня в сторону – это было нелепо, вы не могли удержаться, чтобы не занимать главенствующего места, даже когда на церемониях люди приходили, чтобы увидеть меня. Они выкрикивали мое имя, а вы воспринимали это как приветствие себе. Но они приветствовали не вас. И не меня. Они приветствовали королевскую власть. Будем справедливы. Будем честны. Я теперь королева. Я не потерплю сэра Джона Конроя в моем штате и не позволю вам диктовать себе, как прежде. У вас есть свои апартаменты, и я прошу вас оставаться там, пока вас не пригласят.
Я повернулась и вышла из комнаты, оставив ее пораженной и озадаченной. Теперь у нее не должно было оставаться сомнений в моей твердости. Я была королева, и она должна была мне повиноваться. Десять дней спустя я открыла парламент.
Во время первой сессии парламента обсуждался цивильный лист, и, к моей радости, мне выделили 385 000 фунтов в год – 60 000 на мои личные расходы. Это было на 10 000 больше, чем получал дядя Уильям, и это было очень приятно. Теперь я была богата, но Лецен воспитала меня в бережливости, и я знала, что никакого богатства не хватит, если быть расточительной. Я не должна походить на отца, после смерти которого осталась бездна долгов. Некоторые долги сохранились до сих пор, и первое, что я должна была сделать, это заплатить их из своих личных средств.
Мне предстояли большие расходы как королеве, но я всегда была бережлива, пожалуй, с тех самых пор, когда я копила шесть шиллингов, чтобы купить понравившуюся мне большую куклу. Мама получила еще 8000 в год.
– Ей добавили эту сумму исключительно ради вас, – сказал лорд Мельбурн.
– Как парламент хорошо относится ко мне! – воскликнула я.
– Были некоторые возражения, – признал лорд Мельбурн. – Ведь есть очень жадные люди. И знаете ли, наш друг Конрой сделал все, что было в его возможностях, чтобы помешать назначению вам такой большой суммы.
– Чудовище! – сказала я. Вскоре после этого лорд Мельбурн предпринял попытку избавиться от Конроя.
– Этот человек продолжает надоедать просьбами и оставаться бельмом на глазу, – сказал он. – Лучшее, что мы можем сделать, это как-то уладить дело.
– Ничто не может доставить мне большего удовольствия.
– Давайте дадим ему пенсию в 3000 фунтов в год и титул баронета. Это его уймет.
– Но не означает ли это уступить его требованиям?
– Иногда лучше пойти с врагом на компромисс. Это избавляет от лишних хлопот. Мы не хотим, чтобы он продолжал нас беспокоить, так ведь?
– Это мне кажется проявлением… слабости.
– Иногда лучше выглядеть слабым, чтобы быть сильным. Это прозвучало очень глубокомысленно, и наконец я согласилась, хотя мне не хотелось удовлетворять требования нашего врага.
Но это был еще не конец. Вместо благодарности за исполнение большинства его требований Конрой продолжал настаивать на пэрстве.
– Это слишком, – сказала я. – Почему этот человек должен извлекать пользу из своих дурных поступков?
– У нас много всяких проблем. Давайте избавимся от него. Я предложу ему титул пэра Ирландии, когда представится вакансия. Таким образом мы уберем его из страны.
– Я буду очень рада.
– Тогда пусть так и будет. Пэр Ирландии, когда освободится вакансия, если я еще буду премьер-министром. Это должно удовлетворить его.
Настало Рождество. Мы провели его в Букингемском дворце, а потом поехали в Виндзор. Этот славный год, самый волнующий и счастливый в моей жизни, приближался к концу.
Скоро мне исполнится девятнадцать. Я уже не такая юная. Я знала, что мне придется подумать о замужестве, но не сейчас. Я вспомнила об Альберте, которого мне прочил в мужья дядя Леопольд. Наверное, он был прав. Альберт такой красивый, но уж слишком серьезный. Он не походил на лорда Мельбурна, который все превращал в шутку. Я знаю, что некоторые считали, что я слишком громко смеюсь и раскрываю при этом рот и что это вульгарно. Но лорд Мельбурн говорил, что так и должно смеяться. Что пользы в сдержанном смехе? С тем же успехом можно было вовсе не смеяться. Лецен же говорила, что мне необходимо умерять свой нрав, научиться контролировать его. Я спросила лорда Мельбурна, не находит ли он, что я слишком вспыльчива.
– Может быть, ваш темперамент немного холерический.
– Холерический! Я очень вспыльчива. Я остро переживаю что-то, но довольно быстро успокаиваюсь и сожалею, что была не права. Таков был мой дядя Георг IV.
– Будем признательны судьбе, что вы похожи на него только этим.
Он любил говорить о моих родственниках. Он рассказывал мне о них живо и увлекательно. Из его рассказов я узнала; что дядя Сассекс отправился на поиски невесты для дяди Уильяма и сам в нее влюбился; печальную историю Марии Фитц-Герберт и то, что мой дядя любил ее всю жизнь, и сожалел, что не отказался ради нее от короны.
Мне всегда было грустно, когда лорд Мельбурн не приходил. У него было так много обязанностей. Я всегда спрашивала его, куда он идет, и сожалела, когда он не оставался ужинать.
Однажды он сказал мне, что вигам приходится нелегко. С таким маленьким большинством министрам трудно работать.
– Быть может, – сказал он, – мы долго не протянем.
– Но вы обязаны, я, королева, вам приказываю.
– Увы, мэм, эти вопросы решают избиратели.
Но я отказывалась верить этим мрачным предсказаниям. Наступило 24 мая 1838 года… мой первый день рождения как королевы, и его необходимо было отпраздновать особо. Мама омрачила мне этот день, подарив мне «Короля Лира». Мне никогда не нравилась эта пьеса, и я понимала, что она намекала на неблагодарных дочерей. Очень похоже на маму! Но я была слишком счастлива, чтобы обращать на это внимание.
Коронация была назначена на 28-е, и празднества должны были начаться до этого дня, чтобы совпасть с моим днем рождения.
Состоялся замечательный придворный бал. Приглашения были нарасхват. Лорд Мельбурн изучал со мной списки приглашенных и говорил, что со стороны некоторых было бесстыдством требовать приглашения. Бал был чудесный! Я танцевала все время – кадрили и котильоны, но вальс я танцевать не могла, так как это значило, что кто-то должен был обнять меня за талию, а это было бы неприлично. Это мог бы быть только король или кто-то равный мне по рангу. Было очень неприятно сидеть в окружении придворных дам и смотреть, как танцуют другие.
Лорд Мельбурн не присутствовал, и это огорчило меня, потому что его отсутствие могло быть вызвано только одной причиной – болезнью. На следующее утро он прислал мне записку, прося извинить его отсутствие. Он был нездоров, но теперь ему лучше. Я успокоилась, но тут же написала ему, умоляя его беречься. Я рассказала ему, что бал имел большой успех, и не хватало только его. И что я успокоюсь полностью, только когда он сам явится ко мне и я смогу убедиться, что он совсем поправился.
Шли приготовления к коронации. Лорд Мельбурн выздоровел и явился ко мне, чтобы обсудить предстоящую коронацию. Я призналась ему, что немного волнуюсь.
– О, вам все это понравится, когда церемония состоится, – уверил он меня. – В столице большое оживление. Вся страна хочет видеть коронование своей маленькой королевы.
– Я надеюсь, что все пройдет хорошо.
– Мы приложим все усилия, чтобы так и было, – сказал он твердо.
Было чудесно снова увидеть Феодору и брата Карла, приехавших на коронацию. Их присутствие значило, что я чаще должна была видеть маму. Она немного остерегалась меня, но старалась вести себя так, словно между нами ничего не произошло. Я, со своей стороны, тоже не показывала виду. Мне не удавалось проводить много времени с Феодорой, так как было очень много дел, включая приготовления к коронации, и целое утро я проводила с лордом Мельбурном за бумагами. Парламент выделил на коронацию 200 000 фунтов, что было очень щедро, так как дядя Уильям получил только 50 000. Я была уверена, что этой щедростью я была обязана моему дорогому премьер-министру.
Должна была состояться торжественная процессия к Вестминстерскому аббатству, чего не было при коронации двух предшествующих монархов.
– Последний раз такая процессия состоялась в 1763 году, – сказал лорд Мельбурн, – для вашего деда Георга III.
– А почему такой возврат к прежнему?
– Ваша коронация должна превзойти все коронации. Наша государыня – прелестная молодая девушка, и я уверяю ваше величество, что никто не может быть милее народу, чем прелестная молодая девушка. Естественно, что все хотят ее видеть.
– Вы успокаиваете меня, – сказала я.
Настал великий день. Накануне я плохо спала. Все предыдущие дни в Лондон толпами валил народ. Они располагались на улицах, и впоследствии я слышала, что их было до четырехсот тысяч.
В четыре часа утра меня разбудил салют в парке. Потом заиграли оркестры. В семь часов ко мне явилась Лецен. Несмотря на отсутствие сна, я чувствовала себя бодрой. Я выглянула в окно. В парке толпился народ, играли оркестры и повсюду были солдаты в красных мундирах. Лецен суетилась с завтраком.