Текст книги "Королева Виктория"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

– Если бы они знали, какой ты замечательный! В свое время они поймут. Мы должны быть терпеливы. Он пристально посмотрел на меня и сказал:

– О да, мы должны быть терпеливы. И я поняла, что он обращался не столько ко мне, сколько к себе.

– Тебе не кажется, что наши вечера… довольно скучны? – сказал мне как-то Альберт.

– Нет, – отвечала я. – Я люблю вечера, когда мы вдвоем, а ты разве нет?

– Я думаю, мы должны приглашать ко двору интересных людей.

– Но люди, которые нас окружают, и есть наш двор.

– В Розенау мы приглашали писателей, ученых, художников…

– Мне такие люди не нравятся. Они говорят о том, чего я не понимаю.

– Ты можешь научиться и найдешь их очень интересными.

– В Розенау очень небольшой двор, это совсем другое дело.

– Твой дядя Георг IV приглашал таких людей.

– Его считали очень вульгарным. Он был непопулярен, ты знаешь.

– У него, должно быть, собирались очень интересные люди.

– А мне казалось, что ты счастлив. Он нежно поцеловал мне руку.

– Моя маленькая, ты – прелесть, но мне просто не хватает других занятий.

– Милый Альберт, как тебе может чего-нибудь не хватать?

– Видишь ли, у тебя твоя работа, бумаги, беседы с премьер-министром. А я… я просто так. Я бы хотел помогать тебе.

– О как ты добр! Но ты же знаешь, сколько обязанностей у королевы – мне приходится обсуждать государственные дела, принимать решения, подписывать различные документы.

– Я хочу, чтобы ты поняла – я здесь, чтобы помогать тебе.

– Милый Альберт!

Я подумала, что у него действительно нет никаких обязанностей, а Альберт был не из таких людей, кто жил только развлекаясь.

Приехал лорд Мельбурн и привез мне на подпись бумаги. Мне пришла одна мысль, и я позвала Альберта. – Дорогой, – сказала я. – У меня есть работа. Ты мне не поможешь?

– С огромным удовольствием, – отвечал он с просветлевшим лицом.

– Вот и чудесно. Пойдем в кабинет. Он сел рядом со мной.

– Что это за бумаги? – спросил он, взяв их. Я осторожно забрала документы из его рук.

– Их принесли мне на подпись.

– О да, я понимаю. Но каково их содержание?

– Я обсудила все с лордом Мельбурном. Мне осталось их только подписать. Протянув ему промокательную бумагу, я сказала:

– Вот, мой милый, я буду подписывать, а ты промокать.

Я поставила свою подпись и пододвинула лист Альберту. Я не могла понять выражения его лица, но мне показалось, что в нем было заметно некоторое раздражение, которое он тщательно сдерживал.

Вскоре я стала чувствовать себя плохо, меня тошнило, особенно по утрам. Лецен наблюдала за мной с понимающим видом.

– Может ли это быть? – сказала она. – Так скоро? Мне пришла в голову мысль, от которой я пришла в ужас, – я беременна. Пожалуй, этот страх можно объяснить тем, что тогда материнские чувства не были мне свойственны, и перспектива иметь детей испугала меня. Я думала больше о предстоящих мне испытаниях, чем о результате. Я любила детей, когда с ними можно было разговаривать, но к младенцам у меня никаких чувств не было.

Разумеется, я понимала, что должна исполнить и этот долг королевы – иметь детей. Но мне не хотелось думать об этом… во всяком случае пока.

Я никогда не забывала принцессу Шарлотту, так влюбленную в дорогого дядю Леопольда, – она умерла от родов.

Очень многие умирали от родов. Некоторых из придворных дам я знала… Они были молодые, здоровые… и вдруг умерли. Я постоянно об этом думала и как-то сказала Лецен. Та меня успокоила.

– Мы позаботимся о вас теперь, – сказала Лецен, – а что говорит принц?

– Я ему еще не сказала.

– Значит, я первая об этом узнала, – сказала Лецен с довольной улыбкой.

– Да, Лецен. Вы первая.

– Когда вы скажете принцу?

– Я скажу ему, как только увижу его. У нас не должно быть секретов друг от друга. Дядя Леопольд написал мне перед свадьбой: «Говорите друг другу все. А если поссоритесь, всегда миритесь до наступления ночи. Никогда не ложитесь спать, не помирившись». Это хороший совет, правда, Лецен?

– Вы должны держать руки и ноги в тепле, – сказала Лецен, не ответив на мой вопрос. – Вы же знаете, как вы мерзнете.

– Но не летом, моя милая Дэйзи.

Я знала, что она опять начнет суетиться, и мне это нравилось. Когда я сказала Альберту, он очень обрадовался.

– Когда? – спросил он.

– Я не знаю. К концу года. Наверное, в декабре. Он поцеловал мне руки.

– Ты как будто не очень довольна? – спросил он с изумлением.

– Я не думаю, что рождение ребенка очень приятное переживание.

– Подумай только, какая это радость… наш ребенок… твой и мой.

– Наш ребенок, – сказала я немного едко, – но рожать придется мне. – Меня несколько раздражило, что он забыл об опасности для меня.

– Моя маленькая женушка, – сказал он, целуя. – Тысячи женщин во всем мире рожают детей. Ты же не хочешь сказать, что королева боится того, что все остальные переносят спокойно? Я ответила, стараясь подавить вспышку раздражения:

– Лецен, невзирая на всю ее радость, очень обеспокоена. Я это заметила, хотя она, конечно, старалась мне этого не показать.

– Ты ей уже сказала?

– Да, конечно.

– Кому еще?

– Никому… пока.

– Значит, она узнала первой?

– Так случилось.

– Так случается постоянно.

– Конечно, она всегда при мне, и надеюсь, что и останется.

– Мы отвыкаем от старых слуг.

– Лецен не прислуга. Тебе придется понять это, Альберт.

– Мне придется?

– Да, придется. Он посмотрел на меня обиженно. Это начинало меня раздражать.

– Нужно сделать объявление, – сказал он.

– Еще слишком рано.

– Не думаю. Народу следует знать. Ребенок будет престолонаследником.

– Я сначала спрошу лорда Мельбурна.

– Значит, мое желание не имеет значения?

– Как ты можешь говорить так, Альберт?

– Лецен должна узнать первой, лорд Мельбурн должен решить, когда объявить об этом событии. Я вижу, что мои желания имеют мало значения.

Обычно, как это бывало в таких случаях, я бы обняла его и сказала, что его желания важнее всего, но я чувствовала себя плохо и знала, что в течение нескольких месяцев мне придется вынести немалые неудобства.

– Ты забываешь мое положение, Альберт, – сказала я холодно. – Ведь я королева.

– Я это хорошо знаю, – сказал Альберт уязвленным тоном. – Пожалуйста, не думай, что я могу когда-нибудь об этом забыть.

– Ну тогда все хорошо, – сказала я и вышла. Когда я рассказала лорду Мельбурну, он был глубоко тронут.

– Да благословит Бог ваше величество и младенца, – сказал он со слезами на глазах. Я рассказала ему о моих опасениях, и он все понял.

– Это вполне естественно, – сказал он, – но за вами будет самое лучшее наблюдение, и я думаю, добрая старая Лецен позаботится о вас, а ваше цветущее здоровье позволит вам все перенести благополучно. Это было то, что я хотела слышать.

– Никаких больше скачек по Виндзорскому лесу, – сказал он предостерегающе. – И только самые медленные танцы.

– Альберт говорит, что я слишком люблю поесть. Может быть, мне ограничить себя в еде?

– Но кормить-то теперь придется двоих. Представители ганноверской династии любили наслаждаться всеми радостями жизни – и еда была для них одной из этих радостей. Мы засмеялись, так приятно было его слушать.

– Вы думаете, следует сделать объявление? Лорд Мельбурн покачал головой:

– Лучше пусть новости просочатся сами собой. Народу это больше нравится. Беременна она или нет? Это возбуждает больший интерес, чем официальное заявление.

– Вы думаете, им это понравится?

– О да. Народ обожает различные события – свадьбы, коронации… прекрасно. Но рождение… детей… значительнее всего. Как славно, будут говорить в народе, наша дорогая королева такая же, как и мы.

– Вы не очень любите младенцев, лорд Мельбурн.

– Этого ребенка я полюблю. Это будет королевское дитя, ваше, мэм. Мне было намного легче говорить с лордом Мельбурном, чем с Альбертом.

Альберт очень сожалел, что расстроил меня, и был очень добр со мной, когда мы вновь увиделись. Я сказала ему, что лорд Мельбурн находит, что известие должно распространиться без официального объявления, и, хотя Альберт предпочел бы последнее, он больше об этом не упоминал. Мы были очень счастливы, и так как все были очень довольны известием о будущем ребенке, я старалась забыть ожидающие меня испытания и радоваться вместе со всеми.

Несмотря на то, что Альберт не хотел, чтобы Джордж Энсон выполнял роль и его секретаря, он с этим смирился, и, общаясь как бы вынужденно, они постепенно подружились. Джордж Энсон был одним из тех интеллектуалов, которых Альберт хотел пригласить ко двору, чтобы оживить и разнообразить наши вечера. Так как Энсон очень уважал Альберта – что было вполне понятно, – они проводили много времени вместе. К ним часто присоединялся барон Штокмар, и они втроем обсуждали государственные дела, так как Альберт очень интересовался политикой. Я была поражена, обнаружив, как хорошо Альберт разбирался в ней и в делах управления страной.

Однажды мы сидели за чаем – я очень любила эти спокойные моменты – просто как муж и жена, что было очень приятно и уютно. В таких случаях я отпускала прислугу и разливала чай сама, с удовольствием ухаживая за Альбертом. Альберт занимал меня, увлекательно о чем-то рассказывая, улыбаясь своей прелестной улыбкой, а я слушала и восхищалась им, думая, насколько он хорош собой. Меня раздражало, что в газетах его называли «миловидным» и намекали, что его наружность не соответствовала идеалу мужественной английской красоты. Несомненно, он выглядел мужественным! Люди просто завидовали.

Я не помню, как разговор перешел на моих министров, так как говорили мы совершенно о другом: я хотела, чтобы Альберт помог мне выбрать материю для бального платья. У него был такой изысканный вкус – тоньше, чем у меня, – мне нравилось выслушивать его мнение и с удовольствием принимать его предложения.

– Нравственность многих твоих министров оставляет желать лучшего, – сказал он. – У лорда Пальмерстона очень дурная репутация.

– Лорд Мельбурн говорил мне, что его называют купидоном, – смеясь, сказала я, – потому что он многим дамам внушает любовь. Альберт принял оскорбленный вид.

– Я думаю, это ему подходит, – сказала я извиняющимся тоном.

– Это говорит не в пользу его характера.

– Он очень проницательный человек, лорд Мельбурн о нем высокого мнения.

– Я не думаю, что лорд Мельбурн стал бы очень беспокоиться о моральном облике своих коллег.

Я знала, что вопроса о морали опасно касаться, поскольку под руководством лорда Мельбурна я усвоила снисходительное отношение к тем, чье поведение было далеко не образцовым. «Все мы люди, – говорил лорд Эм, – а в некоторых больше человеческого, чем в других». Я помню, как я рассмеялась на это.

– Даже герцог Веллингтон небезупречен, – продолжал Альберт.

– Ты имеешь в виду миссис Арбутнот?

– Да, к сожалению.

– Хочешь еще чаю, Альберт? Он протянул мне чашку.

– Я был очень рад обнаружить, что есть по крайней мере один член парламента и человек, занимающий высокое место, которого ни в чем нельзя упрекнуть.

– Кто же этот святой? – спросила я немного легкомысленно. – Не мой ли дорогой лорд Эм?

– Конечно, нет. Я имел в виду сэра Роберта Пиля.

Я чувствовала, что начинаю раздражаться. Я всегда была легковозбудима, а из-за недомогания, вызванного беременностью, мне было все труднее сдерживаться.

– Мой милый Альберт, – сказала я скорее королевским тоном, чем милой маленькой женушки, – я не желаю слышать о совершенствах. Пиля. Я его ненавижу. Я надеюсь, его партия никогда не придет к власти, потому что я не желаю его видеть рядом с собой.

– Судя по тому, что происходит в стране, он скоро может стать твоим премьер-министром.

– Не дай Бог.

– Глупо, любовь моя, не считаться с фактами.

– В настоящий момент у меня очень хорошее правительство, возглавляемое уважаемым мной человеком. Большего я не требую.

– Моя милая, дело не в том, чего ты требуешь. Скоро состоятся выборы, и слабое правительство падет. Уже не будет приятных тет-а-тет с лордом Мельбурном, и тебе придется принимать сэра Роберта Пиля.

– Ты портишь мне настроение.

– Моя милая женушка, нельзя игнорировать факты, постарайся забыть свои предрассудки по отношению к сэру Роберту Пилю. Он – прекрасный человек. – Он плохо воспитан.

– Прости меня, дорогая, но это вздор. Он получил образование в Хэрроу и в Оксфорде. Он с успехом исполнял обязанности министра по делам Ирландии.

– Ты знаешь, Альберт, в Ирландии его не любят, потому что он против католиков. Лорд Мельбурн говорил мне.

– Это человек, заслуживающий внимания. Я его очень уважаю, – сказал он.

– Альберт, ты его не знаешь. Он такой неловкий. Когда он был у меня, он вел себя как учитель танцев, и кто-то сказал, что, когда он улыбается, его улыбка, как серебряная отделка на гробовой крышке, – я засмеялась.

– Презренные оскорбления, – сказал Альберт. – Я не заметил ничего подобного.

– Ты с ним встречался?

– Я имел удовольствие с ним познакомиться.

Я была вне себя. Моей ярости не было предела. Альберт действует за моей спиной! Он искал знакомства с врагом! Я схватила стоявшую передо мной чашку с чаем и бросила ее в лицо Альберту. И тут же задохнулась от изумления на саму себя.

Альберт, казалось, не был смущен. Он встал, и я увидела, что по лицу на сюртук у него стекает чай. Появился один из слуг. Альберт повернулся к нему и сказал:

– Как вам это покажется? – Затем он поклонился мне и сказал: – Я должен пойти переодеться.

Я тупо смотрела ему вслед. Я чувствовала себя такой дурой, такой несчастной и пристыженной.

Конечно, я рассердилась. Как он смел презрительно отзываться о моем премьер-министре и хвалить моего врага! Как он смел встречаться с сэром Робертом Пилем! Он только муж королевы. Он, верно, забыл об этом.

Естественно, что я рассердилась. Но бросить в него чашку с чаем! Это недостойно королевы. Как он был спокоен! Какой контраст с моим бешенством! Он только выразил удивление и пошел переодеваться.

Мной овладело раскаяние. Как ужасно я поступила! Как я могла настолько утратить самообладание, и с кем, с моим любимым Альбертом!

Я не буду счастлива, пока не попрошу у него прощения. Мой гнев утонул в раскаянии.

Я вспомнила слова дяди Леопольда. Нельзя, чтобы эти конфликты продолжались. Их надо улаживать, пока между нами не легла пропасть. Как я могла быть так глупа! Я любила Альберта. Это все мой злосчастный нрав. Даже Лецен, не видевшая во мне недостатков, говорила, что я должна укрощать его. А лорд Мельбурн говорил с усмешкой, что у меня холерический темперамент.

Я тут же направилась в комнату Альберта. Я хотела открыть дверь, но сдержалась и постучала.

– Кто там? – спросил Альберт.

– Это я. Виктория.

– Войди.

Он стоял и смотрел в окно, затем медленно повернулся. Я увидела, что он уже переоделся.

– О Альберт, – воскликнула я и бросилась к нему. На его прекрасном лице играла нежная улыбка. Как я любила его в этот момент. Я обошлась с ним так ужасно, а он не сердился.

– О Альберт, – повторила я, – как я могла? Он погладил меня по голове.

– Значит, ты меня прощаешь? Он улыбался.

– Мне кажется, что ты действительно раскаиваешься.

– Я не подумала…

– Моя милая, это так часто с тобой случается.

– Да. Я импульсивна. Я вспыльчива. Я вообще не очень-то приятная особа.

– Это неправда. – Он нежно поцеловал меня. – Ты очень милая, но у тебя бывают вспышки раздражения.

– Я не в силах их предотвратить. Я постараюсь измениться.

– Мы вместе одолеем этого маленького демона, – сказал он. Я засмеялась. Мне стало так легко.

– Значит, все прощено?

– Все прощено и забыто.

– О, Альберт, ты слишком хорош для меня.

Альберт улыбнулся, и я была счастлива, потому что этот инцидент показал мне, как я любила его – словно я раньше не знала – и, главное, как он любит меня. Я не могла удержаться и рассказала об этом лорду Мельбурну. Вместо того, чтобы поразиться, он засмеялся.

– Вы находите это забавным?

– Признаюсь, что да. Уголки его туб дрогнули, и я не могла не засмеяться! вместе с ним.

– Я надеюсь, что на принце не было ленты ордена Подвязки или даже ордена Бани.

– Лорд Эм, это был чай вдвоем, по-домашнему.

– Очень по-домашнему и, к счастью, вдвоем.

– Это было ужасно с моей стороны.

– Маленькая вспышка королевского нрава, каких было уже немало и еще будут.

– Я намерена держать себя в руках.

– Хорошие намерения всегда превосходны, но говорят, что ими вымощена дорога в ад.

– Лорд Эм, иногда вы невозможны.

– Простите меня. Меня стимулирует присутствие вашего величества.

– Иногда я думаю, что Альберт слишком хорош, и это делает меня хуже, чем я есть на самом деле.

– Ваше величество несправедливы к себе.

– Вы так думаете?

– Немножко вспыльчивости иногда неплохо. Это облегчает чувства и придает вкус жизни.

– Но Альберт так хорош. Вы знаете, он совсем не интересуется другими женщинами – он хочет танцевать только со мной.

– У него есть еще одно желание – чтобы бал поскорее закончился. Я засмеялась.

– Он устает на балах. Он считает их пустой тратой времени, из-за чего люди не могут раньше лечь и чувствовать себя бодрыми по утрам.

– Всем нам должно быть стыдно.

– Это именно то, что я чувствую. И когда я сравниваю его с другими мужчинами…

– Они проигрывают. Я должен сказать, что все сложилось очень удачно. Пусть вас не волнует отсутствие у него интереса к женщинам. Часто случается, когда мужчины не интересуются женщинами в юности, они возмещают это в среднем возрасте. Я посмотрела на него с недоумением и поняла, что он опять меня дразнит.

– Я бы не хотела, чтобы Альберт был другим, чем он есть. Он ангел.

– Даже ангелам необходимо какое-нибудь занятие.

– Что вы хотите сказать?

Я понимаю теперь, даже лучше, чем раньше, каким добрым другом был он мне. Он понимал отношения между Альбертом и мной лучше, чем я. Он понимал, что Альберт оказался в положении, которое было бы мучительным для любого, кроме только очень бесхарактерного человека, – положении мужа королевы, ее комнатной собачки. Оно и не давало ему никакой возможности проявить себя. Настроение лорда Мельбурна изменилось. Он стал серьезным.

– Принц очень способный человек, – сказал он. – Может быть, ему было бы приятнее, если бы вы с ним чаще разговаривали.

– Я с ним все время разговариваю.

– Я хочу сказать о делах… о государственных делах. Он мог бы оказать вам ценную помощь. Сейчас у него слишком мало занятий. Энергичному человеку это докучает.

– Я подумала об этом. Я попросила его помочь мне, когда я подписываю бумаги. Он всегда промокает их для меня.

– Я думаю, его способностям можно было бы найти лучшее применение, – улыбнулся лорд Мельбурн.

– Меня по-прежнему злит, что он встречался и разговаривал с этим гнусным Пилем.

– Нет ничего дурного в том, что он знакомится с политическими деятелями.

– Этот тип! – Во мне снова разгорался гнев.

– Пусть ваше величество простит меня. Вы невзлюбили сэра Роберта Пиля. Я уверен, если бы вы его узнали, вы бы изменили свое мнение. Его манера вытягивать носки еще не означает, что он неспособный государственный деятель.

– Лорд Мельбурн, я не желаю говорить о сэре Роберте Пиле. Он склонил голову.

– Подумайте об этом. Я уверен, что принц будет счастлив говорить с вами о делах. Милый лорд Мельбурн! Как он был дальновиден!

– А теперь, мэм, я хотел попросить вас об одной милости. Я был бы счастлив, если бы вы приняли моего старого друга.

– Мой дорогой лорд Эм, любой ваш друг найдет при дворе теплый прием. А кто это?

– Это миссис Каролина Нортон.

Я была заинтригована. Это была та дама, в скандальном разводе которой был замешан лорд Мельбурн.

– Ей много пришлось пострадать, причем незаслуженно, – сказал лорд Эм.

– Мой дорогой друг, я буду рада принять ее. Лорд Мельбурн поцеловал мне руку.

Не скрываю, эта женщина была мне интересна, и мне хотелось увидеть ее. Миссис Нортон была очень привлекательная женщина с прекрасными темными глазами, горевшими внутренним огнем. У нее были правильные черты лица и нежная смуглая кожа. Она много говорила, но очень интересно, и была, очевидно, очень способная, так как слыла известной поэтессой. Я была рада встретиться с ней еще и из-за ее прошлого, подумав про себя, насколько лорд Мельбурн был к ней привязан.

Впоследствии лорд Мельбурн рассказал мне, что миссис Нортон нашла меня очень привлекательной, милостивой и доброй.

– И я целиком согласен с миссис Нортон, – сказал он. – Доброта вашего величества – образец для всех нас.

– В таком случае я очень счастлива, потому что я постоянно сравниваю себя с Альбертом и чувствую неловкость перед такой буквально-таки святостью.

– Есть добродетели и добродетели, – сказал лорд Мельбурн, – и иногда наименее заметные из них наиболее ценны.

Однако моя встреча с Каролиной Нортон явилась причиной еще одной стычки с Альбертом.

– Неужели было необходимо принимать эту женщину? – спросил он.

– Ты имеешь в виду Каролину Нортон? Да, это было необходимо и в то же время приятно, так как она старая знакомая одного из моих близких друзей.

– Мне кажется, ему пора было бы забыть обо всем этом.

– Лорд Мельбурн никогда не забывает старых друзей. Он навсегда сохраняет им преданность.

– Он вряд ли может желать, чтобы кто-нибудь вспоминал этот злополучный эпизод.

– Я не думаю, что это его сколько-нибудь волнует. Он никогда не пытался скрывать свое прошлое.

– Я полагаю, муж этой дамы обвинил лорда Мельбурна в том, что он соблазнил его жену.

– Это правда. Тори – эти ужасные люди – увидели в этом возможность скомпрометировать вигов. Решение суда было в пользу лорда Мельбурна и миссис Нортон, а муж оказался весьма жалкой личностью.

– И все же люди, замешанные в таких скандалах, не приносят стране ничего хорошего.

– Но если они невиновны?

– Они не могут быть совершенно невиновны. Иначе они бы не имели к этому отношения.

– Я не согласна. Могут сложиться такие обстоятельства, что и невинные люди не по своей воле оказываются замешанными в сомнительных делах. Ты знаешь, что миссис Нортон – внучка драматурга Шеридана. Она – талантливая поэтесса, художница и музыкантша. Помнится, таких людей ты хотел привлечь ко двору.

– Нет, если этого не позволяют их моральные качества.

– О Альберт, ты слишком многого хочешь.

– Я только хочу, чтобы люди порядочно вели себя.

– Как ты можешь ожидать, чтобы все были такими, как ты?

– Я предполагаю, что должны быть какие-то моральные устои.

– Я верю в прощение.

– Прощение, конечно. Но подобные инциденты нельзя забывать. Если о них забыть, люди станут думать, что они могут предаваться порокам и все им будет прощено и забыто. Но, как видно, мое мнение не имеет значения.

– Это несправедливо!

– Это так. Чем я занимаюсь? Меня призывают, когда тебе хочется развлечься. Меня не допускают на эти долгие и часто развлекательные беседы, которые ты ведешь со своим премьер-министром, чья репутация не из лучших и кому позволяется представлять ко двору людей, связанных с его темным прошлым, где их милостиво принимает королева… Я поднялась в гневе.

– Альберт, – сказала я, – я не позволю никому, даже тебе, так говорить о лорде Мельбурне.

Несмотря на свое раздражение, а может быть, и из-за него, когда оно выходит за пределы, я могла оставаться очень холодной и величественной. Альберт встал и поклонился:

– Я прошу ваше величество разрешить мне удалиться. Прежде чем я успела возразить, он оказался у двери.

– Альберт, – позвала я. – Вернись. Я не закончила разговор. Не дав никакого ответа, он удалился.

Я была очень рассержена, прежде всего потому, что он так отозвался о лорде Мельбурне, и, во-вторых, потому, что он вышел посередине разговора и не подчинился моему приказанию вернуться.

Я любила Альберта, но он должен был помнить, что я – королева. В таких отношениях, как наши, очень трудно было для женщины занимать главенствующее положение. Я понимала, что очень немногие согласились бы на такие условия, потому что для мужчин характерно доминировать в браке.

Альберт был мужчиной в лучшем смысле этого слова. В газетах могли сколько угодно насмехаться над его миловидной наружностью, но он был воплощением мужских качеств.

И все же он должен был признать, что я – королева. Все еще в раздражении я подошла к двери его комнаты.

– Альберт, – позвала я. – Я хочу с тобой поговорить. Ответа не последовало. Альберт мне не повиновался.

Что он был намерен делать? Одеться и поехать кататься верхом или пойти пройтись… без меня? Я увидела, что ключ в двери. Я подошла и со злостью повернула его. Вот! Попробуй теперь уйти!

Я села и стала ждать. Скоро он попросит, чтобы его выпустили. И тогда я заставлю его говорить со мной. Я скажу ему, что он не смеет уходить, когда я с ним разговариваю. Он не смеет обращаться со мной, как будто я какая-то обыкновенная жена-немка. Я – королева Англии.

Я ждала, но ничего не произошло. Время шло… десять минут, пятнадцать. Это слишком. Моя ярость прошла так же быстро, как и появилась, и я чувствовала себя несчастной, Я увидела, что я поторопилась. Я была не согласна с Альбертом насчет Каролины Нортон, но все же я должна была уважать его мнение. Я принадлежала к семье, не отличавшейся уважением к морали. Мои дяди пользовались дурной репутацией. Мой дедушка был достойный человек, но говорили, что он был сумасшедший.

Альберт был добродетелен и отличался здравым смыслом. Я должна научиться обуздывать себя. Я должна прислушиваться к Альберту. Я была несчастна и нуждалась в прощении. Альберт был прав, конечно, он прав. Я не могла больше ждать, я повернула ключ.

– Альберт, – сказала я.

– Войдите, – ответил он спокойно.

Я вошла и чуть не задохнулась. Он нисколько не был расстроен. Он сидел у окна и рисовал.

– Что ты делаешь? – спросила я. Он показал мне рисунок.

– Вид из окна показался мне очень привлекательным. Все время, пока я сидела там, злилась, ждала, он рисовал!

– Тебе нравится? – спросил он.

– Очень.

– Я собирался подарить его тебе, в память того дня, когда ты заперла меня в моей комнате.

– Альберт, – воскликнула я почти в слезах, – какой ты благородный! Какой спокойный! Какой замечательный!

– Liebchen [41]41
  Liebchen —уменьшительное от слова «любимая» (нем.).


[Закрыть]… – Он всегда переходил на немецкий в минуты нежности. – Не огорчайся. Все хорошо.

– Я вышла из себя. – Так что же в этом необычного?

– Я не должна была, Альберт. Я знаю. Но это сильнее меня.

– В тебе столько чувства… столько любви… столько ненависти.

– Я люблю тебя, Альберт.

– Я знаю, моя маленькая.

– Тогда почему со мной это происходит?

– Потому что ты… Виктория.

– Прости меня, Альберт.

– Ты моя маленькая женушка.

– О, Альберт, значит, все хорошо.

Мы поцеловались, и еще одна буря миновала. Но, конечно, в идеальной супружеской жизни бурь быть не должно.

Наступил мой двадцать первый день рождения. Как много случилось за последний год. Теперь я была женой и будущей матерью.

Я всегда любила дни рождения, и всегда по этому поводу бывали балы. Что за день рождения без бала! Альберт хотел бы провести этот день где-нибудь за городом. Мне пришлось напомнить ему, что в моем положении я не могла этого себе позволить, если бы даже и хотела.

Подарки были чудесные. Альберт подарил мне бронзовый письменный прибор – очень красивый. Альберт любил делать полезные подарки. Он опять говорил со мной о маме. Ему был не по душе разлад между нами, и он очень старался склонить меня к налаживанию наших отношений. Это неестественно, говорил он. Снова и снова я повторяла ему, что мне приходилось выносить в детстве; он ласково улыбался, но у меня было такое впечатление, что он не считал меня совсем уж невиноватой.

В этом он очень отличался от Лецен, которая была на моей стороне всецело! Но ведь она была свидетельницей всего происшедшего.

Тем не менее, я любила Альберта больше, чем раньше. Он был так хорош собой и так благороден. Я любила петь и играть с ним дуэты, но танцы не доставляли ему удовольствия. Он танцевал прекрасно, как и все, что он делал, но он все время смотрел на часы, дожидаясь того момента, когда он мог незаметно удалиться. Он не желал танцевать ни с кем, кроме меня. Как трогательно! Но мне бы так хотелось, чтобы он полюбил танцевать. Поздравляя меня, лорд Мельбурн очень расчувствовался.

– Я чувствую себя такой старой, – сказала я.

– Ничего, – отвечал лорд Эм, – когда вам будет сорок, вы почувствуете себя гораздо моложе.

Я воспользовалась его советом и стала обсуждать с Альбертом государственные дела. Я начала сознавать, что мало в них понимала. Я всегда принимала точку зрения лорда Мельбурна и находила большинство проблем очень скучными.

Альберт был совсем другой! Он интересовался всем и призывал меня к этому. Например, я не знала, что торговля находится в таком упадке: неурожаи последних четырех лет привели к повышению цен, и в некоторых больших городах вспыхнули волнения. Герцог Веллингтон рассказывал Альберту, что только во время войны ему случалось видеть настолько разоренный город, как Бирмингем, причем разорил его не кто иной, как сами жители этого города. Что-то необходимо было сделать по этому поводу. За границей тоже возникали осложнения. Вест-Индские колонии бунтовали; существовали проблемы в Канаде и Ирландии; вызывал беспокойство и Китай [42]42
  В Вест-Индии, то есть на островах Центральной Америки, происходили волнения, связанные прежде всего с острым соперничеством в этом регионе между Великобританией и США. В Канаде остались «проблемы», связанные как с претензиями США на часть ее территорий, так с недавно подавленным восстанием (1837– 1838) местной буржуазии и фермерства, которое было направлено против английских земельных спекулянтов. В Ирландии продолжалось обнищание мелких фермеров и крестьянства, вызванное развитием крупных животноводческих хозяйств, что также периодически приводило к волнениям. Что касается Китая, то Англия, пытаясь сохранить в нем свою торговую гегемонию и, главное, приносивший Ост-Индской компании огромные барыши опиумный рынок, развязала против этой страны войну (1839—1842), окончившуюся захватом Гонконга.


[Закрыть]. Альберт очень серьезно относился ко всем этим делам, и мне иногда хотелось, чтобы он ничего о них не знал.

Он встречался со многими людьми, и я уверена, что он возобновил свое знакомство с сэром Робертом Пилем. Он заинтересовался различными проблемами. Он стал президентом Общества за уничтожение рабства и распространение цивилизации в Африке и вскоре после моего дня рождения был должен выступить в этом обществе с речью. Он репетировал свою речь так же тщательно, как он делал все. Я знала, что он очень волновался, и меня это не удивляло, когда я вспоминала карикатуры и нападки на него в газетах. Поэтому я была в восторге, когда его речь была выслушана с большим вниманием и встречена аплодисментами. Я знала, что со временем люди убедятся в его достоинствах, но ожидание всегда было томительным, к тому же, у него было много врагов.

Один день в июне я никогда не забуду. В шесть часов вечера мы всегда выезжали в экипаже. Мы выехали как обычно, только Альберт и я и два форейтора. Мы не удалились от дворца более чем на сто пятьдесят шагов, когда прогремел выстрел. Он был такой громкий, что просто ошеломил меня. Я быстро оглянулась и увидела человека небольшого роста и отталкивающей внешности, в руке он держал пистолет и продолжал целиться в нас. Этот человек был очень близко от нас, так близко, что я ясно видела не только оружие, но и его лицо. Тут я услышала еще один выстрел. Все это походило на кошмар. Собралась толпа. Кто-то закричал:

– Держите его. Убейте его. Альберт был очень спокоен. Он обнял меня, прижав к себе.

– Пошел, – крикнул он форейтору, и лошади поскакали.

– С тобой все в порядке? – спросил Альберт. Я кивнула.

– Он пытался убить меня, Альберт, – сказала я.