Текст книги "Любимицы королевы"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

КОРОЛЕВА АННА

Солнце в то мартовское утро сияло. Все министры потянулись в приемный зал Сент-Джеймского дворца, наперебой стремясь первыми поцеловать руку новой королеве и поклясться ей в верности.

Анна держалась величественно; она много лет ждала этого дня. Сара не отходила от нее; сдерживаемое ликование графини проявлялось в блеске глаз и резкости жестов. Ее радовало, что все видят, в каких отношениях с королевой находится Сара Черчилл.

Каким могуществом обладала графиня Мальборо! Анна, казалось, была околдована ею. Эбигейл, оттесненная Сарой на задний план, поражалась: неужели ее госпожа могла забыть те жестокие слова, которые невольно услышала. Обращение Анны с ее дорогой миссис Фримен было как всегда ласковым.

Но Эбигейл не верилось, что ласковость эта идет от души. Она хорошо изучила свою госпожу, а та история с перчатками представила Анне Сару в совершенно неожиданном свете. Внешне Анна ничем не показала, что обижена, что потрясена; но те, кто видел в новой королеве толстую, ленивую, добродушную, глуповатую женщину, которую легко одурачить, глубоко ошибались. Анна избегала ссор лишь потому, что не желала тратить на них свои скудные силы, а Сара Черчилл, прекрасно сознающая силу собственной личности, недооценивала всех остальных. Она считала, что сегодня может нагрубить королеве, а завтра всецело подчинить ее себе. Эбигейл сомневалась в этом. Однако, видя их вместе, невольно задумалась.

И обрадовалась. Девушка считала, что поняла королеву лучше, чем Сара – да и кто бы то ни было. И потому она, утешительница Анны после смерти Глостера, свидетельница непорядочности графини Мальборо, тихо держалась в тени, не желая привлекать к себе внимания. Ей казалось, что Анна с удовольствием ощущает ее присутствие в отдалении, что между ними даже существует нечто вроде заговора; что они вместе с королевой будут противиться могущественному влиянию Сары, от которого Анне самой трудно избавиться.

Громкий голос графини разносился на весь зал.

– А! Значит, Кларендон просит аудиенции. Ждет своей очереди в приемной. И ваше величество примет его?

– Это мой дядя…

– Давший клятву верности вашему отцу и его так называемому сыну. Скажите ему, что, когда он обретет право предстать перед вами, вы с удовольствием его примете. – Сара огляделась по сторонам. – А, вот и Эбигейл Хилл. Позови кого-нибудь из пажей.

Анна взглянула на свою горничную и слегка улыбнулась; но Сара этого не заметила; и девушка торопливо отправилась выполнять поручение.

Когда появился паж, Сара сказала ему:

– В приемной находится милорд Кларендон. По воле ее величества передай ему, что если он принесет клятву верности своей законной монархине, то будет допущен в ее присутствие – но не раньше.

Паж ушел, и в зал ввели графа Малгрейва – красавца, известного поэта, который в юности ухаживал за Анной. Она хотела выйти за него, однако Сара разрушила их роман – хотя никто из молодых людей не догадывался об этом – донеся дяде Анны, Карлу Второму, об их отношениях. В результaте Анна лишилась возлюбленного, отправленного с каким-то поручением в Танжер. Когда он вернулся, Анна была уже замужем за Георгом, а заводить внебрачные связи она не хотела. Из-за лени, из-за привязанности к Георгу, из-за частых беременностей. Да и вообще женское общество она предпочитала мужскому.

Все же она испытывала чувство симпатии к своему первому возлюбленному. К тому же, он в отличие от других придворных был верен ее отцу и никогда не являлся сторонником Вильгельма. Став главой партии тори, он несколько лет находился в оппозиции ко двору Вильгельма.

Все это Анна вспомнила, когда он предстал перед ней. Глаза ее затуманились. Она не забывала Малгрейва, хотя была счастлива замужем, а он состоял уже во втором браке.

Как ни странно, Анна не знала, что сказать ему. А он выжидал, поскольку заговаривать первыми является прерогативой монархов.

В окна струились солнечные лучи. Анне казалось хорошим предзнаменованием, что холодный ветер утих и первые признаки весны появились в тот день, когда она стала королевой.

– Сегодня замечательный день, – сказала Анна.

– Позвольте заметить, ваше величество, что я не знал в жизни лучшего дня, – последовал пылкий ответ.

– Вижу, – улыбнулась Анна, – вы не разучились говорить комплименты.

– Ваше величество никогда не лишится дара вдохновлять на них.

Сара поспешила ввести следующего визитера. Ей придется проследить за тем, чтобы Анна не была излишне нежна с Малгрейвом.

Эйбигейл увидела, что у королевы появилась упрямая складка у губ. Безусловно, ослепленной самомнением Саре надо бы вести себя посдержаннее. Предостеречь ее? При этой мысли девушка едва сдержала усмешку. Она представила себе реакцию Сары, если кузина посоветует ей быть осмотрительнее. Гордая леди Мальборо не потерпит советов от какой-то горничной. Но захочет ли эта горничная давать ей советы?

Паж вернулся и обратился к Саре.

– Милорд Кларендон говорит, что приехал побеседовать с племянницей, но не собирается давать новых клятв на верность.

– Тогда передай лорду, что Анна не желает видеть его, покуда он не признает ее своей королевой.

Когда паж ушел, Сара торжествующе обратилась к Анне:

– Старый дурак! Неужели он надеется править страной? Мы научим его почтительно обращаться к вашему величеству. Помнится, когда Вильгельм и Мария прибыли сюда, он разговаривал с вами, будто с глупой воспитанницей. Уверяю вас, милорду Кларендону придется изменить свое поведение!

Сара уже определенно считала себя повелительницей королевы и всей страны.

Королева принимала министров и придворных, пока не настало время идти на богослужение. Из дворцовой части она отправилась в апартаменты своего покойного сына, ее собственные пока что находились в траурном убранстве.

– Жаль, – сказала Анна, – что такой день омрачен мыслями о смерти сына.

– Ну вот еще! – с раздражением ответила Сара. – У миссис Морли будет еще много детей. Ей лучше думать о грядущем, чем об утраченном.

Королева прослезилась.

– Такого, как мой мальчик, уже не будет.

Эбигейл подала ей платок, и Сара не заметила, что они быстро, чуть ли не тайком улыбнулись друг другу.

– Думаю, вашему величеству впредь по случаю траура нужно одеваться в фиолетовое, – заявила Сара. – Черное вы уже носили после смерти отца.

– Так много смертей… одна за другой! – негромко произнесла Анна.

– Таких, что незачем забивать ими голову! – грубо сказала графиня.

«Она слишком самоуверенна», – подумала Эбигейл.

И очень обрадовалась этому.

Леди Мальборо неотрывно находилась при королеве. Ей надлежало выполнять даже те неприятные задачи, которые раньше возлагались на Эбигейл Хилл. Кое-кто из остряков шутливо называл ее королевой Сарой.

Анна казалась довольной близостью любимицы; они по-прежнему называли друг друга старыми дружескими прозвищами, однако с возвышением Анны Сара стала держаться еще более величественно: ясно, что она считала себя обладательницей реальной власти.

Эбигейл так и оставалась горничной, временами ей казалось, что королева совершенно забыла историю с перчатками. К Саре, судя по их разговорам, она была также привязана, как и всегда.

– Дорогая миссис Фримен, я хочу пожаловать вам пожизненно должность смотрительницы Виндзорского парка.

– Если ваше величество настаивает, – ответила Сара, на сей раз скромно.

– Конечно, настаиваю.

– Я надеялась стать распорядительницей гардеробной и постоянно ухаживать за вами.

– Дражайшая миссис Фримен, эта должность ваша.

– И хранительницей ваших личных денег… Миссис Морли, честно говоря, я не знаю, кому еще можно доверить эту должность… Приму ее, если ваше величество настаивает…

– Вы обязаны принять ее, мисисс Фримен.

У Эбигейл упало сердце. Анна, должно быть, совершенно потеряла голову. Откуда у Сары такая власть над ней?

– Ваше величество добры ко мне, – сказала Сара, – и меня это радует; однако вы так любите дорогого мистера Морли, что поймете: я готова отдать все, доставшееся мне, за одну небольшую почесть мистеру Фримену.

– Помнится, вы очень хотели, чтобы он получил орден Подвязки, – сказала Анна.

– Я уверена, никто – ни один человек при дворе – не заслуживает этой награды больше, – с горячностью ответила Сара.

– Вы правы, справедливость требует наградить его этим орденом.

– Дорогая моя миссис Морли!

– Дражайшая миссис Фримен, значит, Морли обрадовала вас?

«Невероятно! – подумала Эбигейл. – Выходит, я ошиблась. Стало быть, мне оставаться навсегда ничтожной горничной».

Новые должности Сары принесли ей семь с половиной тысяч фунтов в год, но Анна сказала, что этого маловато.

– Позвольте предложить вам еще две тысячи фунтов, миссис Фримен.

Глаза у Сары сверкнули, но, разумеется, она ответила, что не осмелится их принять. Это приведет к новым осложнениям. Она не хочет разговоров, что Мальборо присвоили слишком большую часть доходов королевы. Их враги отыщут способ урезать средства на содержание Анны, если об этом станет известно.

Проявив выдержку, Сара отказалась от щедрого предложения своей дорогой подруги. А дорогому Малю объяснила, что все замечательно. Ему – орден Подвязки; ей – новые должности; обоим – дополнительный доход и самое главное – власть!

Распределять должности стало прерогативой Сары, а это было одним из доходнейших занятий в стране.

– Ее величество не позволит назначать кого-то на должность без моего одобрения! – очень гордо похвалялась графиня.

Она поистине стала королевой Сарой.

Во время первого визита Анны в парламент Сара находилась рядом с ней неотлучно. Они ехали в одной карете, а когда Анна входила в здание, по одну ее сторону шел принц Георг, по другую Сара; а граф Мальборо нес впереди меч государства.

Семья Мальборо удостоилась еще одной чести – Джон Черчилл стал главнокомандующим британскими войсками за границей.

Выглядела Анна царственно. Со звездой на груди, в бархатной мантии, подбитой мехом горностая, она совершенно не походила на вялую, беззаботную принцессу и, казалось, глубоко прониклась сознанием собственного величия. Ее красивый голос звучал искренне и пылко, когда она говорила о том, что намерена хорошо править, что не хочет никаких раздоров во всех трех королевствах.

– Сердцем я истинная англичанка, поэтому готова всеми силами служить счастью и процветанию Англии. Слово свое я обещаю блюсти свято.

– Боже, храни королеву! – ответили парламентарии.

Началось новое царствование, однако многие, глядя на королеву и ее сопровождающих, задавались вопросом: «Чье? Королевы Анны или королевы Сары?»

Коронацию Анны назначили на двадцать третье апреля.

Королева доверительно сказала горничной:

– Хилл, меня страшит эта церемония. Не представляю, как я дойду до аббатства.

– Ваше величество отнесут туда.

– Чтоб королеву несли на коронацию! Слышала ты что-нибудь подобное? О Господи, боюсь, я очень устану. Жаль, что нельзя обойтись без официальной церемонии.

– Ваше величество очарует в аббатстве всех присутствующих.

– Хилл, но чтоб королеву несли на коронацию!

– Люди будут еще больше любить вас из-за вашего несчастья.

– Ты мудрая девушка. Да, люди любят, раз жалеют. И они вспомнят утрату моего мальчика.

Анна взяла привычку говорить с Эбигейл о сыне, она пересказывала одни и те же эпизоды снова и снова, но девушка неизменно слушала так, будто слышит о них впервые.

– Хилл, ты отрада для меня, – не раз говорила Анна. У нее была еще одна привычка – повторять одну и ту же фразу вновь и вновь. Сару это выводило из себя, и она позволяла себе иногда в таких случаях раздраженные жесты; Эбигейл никогда не подавала вида, что уже что-то слышала раньше. Подчас у нее складывалось впечатление, что общаться с ней Анне приятнее, чем с Сарой.

И в то утро перед коронацией Эбигейл опять выслушивала рассказы о совершенствах покойного герцога, пока появление Сары не оборвало этих воспоминаний.

– Я говорила Хилл, как жалею, что мой мальчик не дожил до этого дня.

– Он бы, несомненно, очень радовался, – ответила Сара. – Я пришла убедиться, что все в порядке. Сегодня все должно идти как по маслу!

– Под вашим присмотром пойдет, дорогая миссис Фримен, я в этом уверена.

Совершенно забытая Эбигейл ничем не напоминала о своем присутствии.

– Да, – мечтательно протянула Анна, – был бы здесь мой мальчик…

– Знаете, миссис Морли, моим мальчиком я не довольна.

– Почему же, дорогая миссис Фримен?

– Представьте себе, он хочет служить в армии под началом отца.

– Поскольку он сын мистера Фримена, это вполне естественное желание. Да и моя дорогая миссис Фримен тоже боец. Родись она мужчиной, то наверняка возглавила бы армию.

– Лорду Бленфорду шестнадцать лет. В этом возрасте рано становиться солдатом. Я сказала, что после Итона ему надо идти в Кембридж, и он сейчас там учится. Только сердится на меня из-за этого, и, сказать по правде, я тоже сержусь на него.

– Очень жаль, если члены семьи ссорятся.

– Ссорятся? Думаете, я позволю сыну перечить мне?

Анна вздохнула.

– А что думает мистер Фримен?

– Он-то считает, что на свете существует лишь одна стоящая профессия, и готов взять младшего Джона на службу. Но я пресекла все разговоры на эту тему.

– Видимо, даже мистер Фримен вас боится.

– В таком случае, я – единственный на свете человек, способный внушить ему страх. Разумеется, впоследствии Джон младший может пойти под начало отца, но пока еще рано.

– Какая вы счастливица, миссис Фримен, у вас есть дети. Мне часто приходит в голову, что если б мой мальчик был жив и я смогла бы подарить ему братьев и сестер, то была бы необычайно счастлива. Ради того, чтобы иметь много детей, большую семью, я б охотно рассталась с короной. Иногда, видя, что даже самые бедные из моих подданных…

– Ничего не поделаешь, надо смириться со своей участью. А теперь, мадам, если не хотите опоздать на коронацию…

Эбигейл поражала наглость женщины, способной перебивать королеву. Однако Сара занимала важные должности, а она, не мешавшая королеве говорить, всегда соглашавшаяся с ней, утешавшая ее, вынуждена с появлением Сары удаляться в тень и держаться там, пока не потребуются ее услуги.

В одиннадцать часов Анну в портшезе понесли из Сент-Джеймского дворца к Вестминстер-холлу.

Анна глубоко прониклась сознанием собственного долга, так как, став королевой, все серьезней задумывалась о своем положении. Ей хотелось стать хорошей монархиней, хотелось, чтобы люди любили ее. Своему дорогому Георгу она сказала: «Если буду видеть в подданных своих детей, то в какой-то мере возмещу утрату моего дорогого мальчика».

В холле, пока собирались участники шествия в аббатство, Анне пришлось отдохнуть. Принц Георг, войдя вслед за архиепископом Кентерберийским, поискал ее взглядом и, увидя, улыбнулся так нежно, что она возблагодарила Бога за столь доброго спутника жизни.

«Я счастлива с мужем, – подумала она, – единственное огорчение в нашем союзе – утрата всех детей, особенно нашего дорогого мальчика. Георг славный, хоть и несколько скучноватый, пьет и ест слишком много, зато никогда не бывает в дурном настроении. Становится все более сонливым, но и более любезным, подбадривает собеседников своим излюбленным «Est-il possible?». Конечно, общество Сары веселее, а с Эбигейл Хилл успокоительнее. Но человек он хороший, лучшего мужа я и представить себе не могу».

Теперь он беспокоился о ее ногах, измученных подагрой и водянкой. Она улыбнулась ему, показывая, что чувствует себя вполне сносно.

Анну усадили в открытое кресло и понесли во главе процессии к западной двери аббатства. При виде королевы с золотым, усеянным бриллиантами обручем на густых, кудрявых волосах, с любезнейшей улыбкой на безмятежном лице, люди разражались приветственными возгласами и криками: «Боже, храни королеву!» Анна прослезилась; ей хотелось сказать, что она любит их всех, считает своими детьми, намерена заботиться о них и приносить им добро.

Церемония взволновала Анну. Она задумалась обо всех своих предшественниках и, конечно же, не могла не вспомнить об отце. Анна утешала себя тем, что он простил ее перед смертью, и, поскольку его нет в живых, она не отнимает у него трона. У бедняжки Марии все обстояло совершенно иначе: утром в день коронации пришло письмо от отца, в котором он ее проклинал.

Минута, когда архиепископ представлял ее народу, была восхитительной.

– Я представляю вам королеву Анну, нашу законную монархиню. Готовы ли вы засвидетельствовать ей верность и почтение?

Аббатство огласилось криком:

– Боже, храни королеву Анну!

Грянули трубы, хор поднялся и запел: «Господи! Силою Твоею веселится королева и о спасении Твоем безмерно радуется. Ты дал ей, чего желало сердце ее, и прошения уст ее не отринул. Ибо Ты встретил ее благословениями благости, возложил на голову ее венец из чистого золота».

Глубоко растроганная, Анна поклялась себе: «Я непременно добьюсь своего. Меня еще при жизни назовут Доброй Королевой Анной».

Идя к алтарю, она почти не ощущала боли в ногах и верила, что Бог дал ей в этот день особые силы. Услышав слова: «Сделайте от себя приношения Господу», – она положила принесенное с собой золото в протянутую чашу и вновь подумала о сестре и Вильгельме, которые в эту минуту своей коронации оказались без золота, так как, ошеломленные письмом от свергнутого Якова, забыли его взять.

Своим красивым, чистым голосом она четко повторяла за архиепископом слова декларации. Это являлось важной частью коронации, королева заверяла народ, что не верит в пресуществление, что поклонение Деве Марии и всем святым считает идолопоклонством; то есть, в сущности, подтвердила, что она – протестантка.

И когда после ответов на все вопросы ее наконец спросили: «Будете ли вы в меру своих сил блюсти Божьи законы, правильное толкование Евангелия и установленную законом протестантскую веру?», она пылко ответила:

– Все это я обещаю.

Поддерживаемая гофмейстером, она подошла к алтарю и, положа руку на Библию, торжественно поклялась исполнять все свои обещания.

На палец ей надели коронационное кольцо, на голову возложили корону. Вновь раздались крики:

– Боже, храни королеву!

С башен аббатства прогремел артиллерийский салют, затем выстрелили пушки Тауэра. Зазвучали трубы.

Взойдя на трон, Анна стала принимать свидетельства почтения от пэров. Георг первым подошел к ней и поцеловал в щеку, в глазах его светилось не только почтение, но радость и гордость. «Милый, милый Георг! – подумала королева. – Он так счастлив, будто коронуют его. Но разве не этого стоило ждать от отца моего дорогого мальчика? Как не похож он на мужа сестры, Вильгельма. Несчастная Мария! Я вновь и вновь вспоминаю о ней».

Они подходили к ней один за другим… Видные политики, влиятельные люди, которые станут играть свою роль в устройстве ее правления. Эта мысль отрезвила ее, но чувство ликования осталось, и впервые после смерти сына горе ее почти исчезло. Оно, конечно же, потом вернулось, но в ту минуту Анна так остро сознавала свой долг, что в ее жизни появилась новая цель, и в течение этой торжественной церемонии она верила, что если добьется любви и уважения подданных, то будет счастлива снова.

Запели государственный гимн. Торжественная церемония завершилась.

Но то был не конец; за церемонией следовал торжественный обед. С какой радостью Анна обошлась бы без него; ей больше всего хотелось лечь и дать отдых несчастным больным ногам. Эбигейл Хилл распустила бы ей волосы, помассировала лоб, а она бы тем временем рассказывала девушке о коронации, о том, что намерена сделать, чтобы стать хорошей королевой. Эбигейл поняла бы; и поверила, что так и будет. Как приятно находиться в спальне наедине с Эбигейл Хилл!

Это было невозможно. Зная, какой утомительной будет коронация – хоть ее и несли до аббатства в портшезе, требовалось еще подойти к алтарю, постоять там, – она намекнула, что могла бы обойтись без застолья. Как Сара ужаснулась этому!

– Что? – воскликнула она. – Все скажут – вы испугались. Забыли, что произошло за столом после коронации Марии и Вильгельма? А потом, когда Даймок сделал вызов и бросил перчатку… какой разразился скандал! Якобисты сочтут, будто вы боитесь, как бы то же самое не произошло на вашей коронации. Нет, пир будет, и вы обязаны на нем присутствовать.

Пришлось признать, что Сара права. Анне, однако, показалось, что после ее восшествия на престол голос Сары как будто бы стал более громким и властным.

Пиры для Анны всегда имели определенную привлекательность; она всегда была готова отдать должное хорошей еде, как бы ни устала. Слева от нее за столом сидел добрый, любящий Георг; его маленькие глаза заблестели при виде изобилия вкусных блюд.

Пир был бы приятным завершением коронации, если б не усталость.

Даймок появился, вызова его никто не принял, и легкое беспокойство, вызванное воспоминанием о предыдущей коронации, прошло.

То был впечатляющий, вдохновляющий день, но когда он подошел к концу, Анна обрадовалась. Она сняла коронационные одеяния, ее усадили в портшез и понесли обратно в Сент-Джеймский дворец. Королева вновь подумала об успокоительном уходе за ней Эбигейл. До чего хорошо лежать в постели, имея возможность позвать эту добрую девушку!

На улицах горели костры, вдоль реки плыли звуки музыки. Войдя во дворец, Анна услышала шум в своих покоях. Слуги готовили ей королевский прием.

Слышались возгласы: «Боже, храни королеву Анну!»

Георг подумал о предстоящих тостах, и глаза его заблестели; при всей любви к еде вино он все-таки любил больше.

У Анны упало сердце, она надеялась сразу лечь. Лорд Линдсей, гофмейстер, заметил, как она устала, и сказал на ухо принцу:

– Может, ваше высочество предложит ей лечь в постель?

Георг стал похож на ребенка, который испугался, что не получит обещанной игрушки. Потом сказал:

– Предлагать не стану. Я подданный ее величества. И лишь исполняю то, что предлагает она.

Услышав это, Анна со смехом сказала:

– В таком случае, Георг, поскольку я с ног валюсь от усталости, велю тебе отправляться в постель.

Она протянула руку, принц взял ее; и они пошли в королевскую спальню.