Текст книги "Любимицы королевы"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)
– Ты измучился еще в пути, любимый. Я говорила миссис Фримен, что беспокоюсь за тебя.
– О… этот путь. Никогда его не забуду. Как хорошо, сказал я Мэшему, как хорошо, что королева не поехала. Дороги… моя любимая… дороги…
– Конечно, буря повредила все. Право, не нужно было тебе ездить. Лучше бы я сама поехала встречать эрцгерцога.
– Этого, мой ангел, я ни за что бы не допустил.
Милый Георг – суров, лишь когда считает, что должен оберегать ее.
– От Виндзора до Петуорта сорок миль. Дорога заняла четырнадцать часов, мой ангел, притом мы ехали без остановок. Один раз карета опрокинулась, и мы оказались в грязи.
– Мой бедный, бедный Георг. А как тебе дышалось?
– Ужасно, любимая, ужасно.
– Бедный, бедный Георг.
– Мы и до сих пор торчали бы там, но люди подняли карету, мой ангел, и на руках… вынесли ее на дорогу.
– Какие добрые, верные слуги! Это замечательно. Ты должен представить их мне, я скажу им, как благодарна. Я так беспокоилась! И постоянно говорила миссис Фримен, что сожалею о том, что ты поехал.
– Но я не позволил бы ехать моему ангелу.
– И мне бы не следовало позволять моему.
– Что ж, мы сейчас дома… усталые… давай спать. Однако немного бренди нас бы согрело.
– Немного бренди. Я позову горничную. Хилл! Хилл!
Эбигейл появилась сразу же. Она не могла находиться далеко. Как приятно после блестящих нарядов кавалеров и дам, присутствовавших на ужине, видеть эту девушку – такую простую и скромную.
– Хилл, его высочество хочет немного бренди. Я тоже выпью. Очень утомительный был день – и завтра нас ждет такой же. Нам будет полезно поспать.
– Да, ваше величество.
И почти сразу же – как удается ей быть такой бесшумной и быстрой? – принесла то, что требовалось.
До чего приятно… потягивать бренди, когда Георг дремлет в кресле, а Хилл стоит, ждет, не понадобятся ли ее услуги.
– Хилл, скажи Мэшему, его высочество готов лечь в постель.
– Слушаюсь, ваше величество.
– И я тоже лягу, Хилл. О, какой утомительный день.
Сэмюэл Мэшем ушел с принцем в его гардеробную, а Эбигейл осталась с королевой.
– Ну и денек, Хилл! Ну и церемонии! А этот юный эрцгерцог, можно сказать, король. Бедный мальчик, надеюсь, ему позволят занять трон. Мистер Фримен об этом позаботится. Миссис Фримен, по-моему, выглядела чудесно. Она очень рада возвращению мистера Фримена. А я беспокоюсь за принца, Хилл. Выглядит он неважно, и эта поездка в Петуорт была, видимо, сущим мучением. Карета его опрокинулась… в грязь, представь себе. Ее с трудом вытащили. Конечно, его высочеству это не пошло на пользу. Поговори с Мэшемом, Хилл. Пусть ухаживает за ним как можно лучше. Позаботится, чтобы принц носил самое теплое белье и избегал сквозняков.
– Непременно поговорю, ваше величество, не сомневайтесь.
– Знаю, Хилл. Знаю. А теперь в постель… я очень устала. Завтра, конечно, опять… официальные церемонии…
«Официальные церемонии, – подумала Эбигейл, – и герцогиня Мальборо будет стоять справа от королевы, ее уже признали носительницей такой власти, какой не обладали даже любовницы королей. А Эбигейл Хилл заточена в спальне королевы на тот срок, какой будет угоден ее светлости».
На другой день, встретясь с королевой, эрцгерцог Карл выглядел посвежевшим. Анна готовилась к приему гостя. В три часа должен был состояться большой обед, за ним концерт, следом ужин, опять музыка и, разумеется, игра в карты.
Анна с трудом подавляла зевоту. Обед в три часа и долгие увеселения до ужина. Посидеть бы часок в зеленом кабинете! Видно, что Георг разделяет ее желание.
У Сары, естественно, такого желания нет. Какая энергия! Какая живость! От одного взгляда на нее у Анны начинает болеть голова. Но до чего она красива! До чего хороша! Как ею все восхищаются! И неудивительно.
Карл, представший перед королевой и фрейлинами в красном мундире, был очень красив.
Эрцгерцог оказывал Саре знаки внимания. Как и все остальные, он знал о ее влиянии при дворе. И Сара радовалась этому! Участвовать в подобных церемониях было для нее блаженством. «Мы с ней совершенно разные!» – подумала Анна.
Как рада она была, когда ужин окончился, и дорогая миссис Фримен предстала перед ней с чашей для мытья рук и переброшенным через плечо полотенцем.
Карл поднялся и хотел взять полотенце с ее плеча.
– Оказывать эту услугу ее величеству – мой долг и моя честь, – сказала Сара.
– Но может, позволите на сей раз мне удостоиться этой чести? – ответил Карл.
Он взял у Сары полотенце, обмокнул в воду и, поднимая руки королевы, омыл их, потом вымыл свои. Сара держала чашу. Глаза всех присутствующих были устремлены на нее. Потом эрцгерцог достал кольцо с бриллиантом и надел Саре на палец.
Глаза Сары довольно блеснули. Это являлось признанием значительности ее персоны.
В своих апартаментах Сара вытянула вперед руку со сверкающим на пальце бриллиантом.
– Стоит целое состояние, – сказала она.
Джон взял ее руку и поцеловал.
– Знаешь, почему эрцгерцог так поступил? – спросил он.
– Потому что знает – раз нуждается в поддержке Англии, то должен заручиться моей.
– Сказано в духе моей Сары.
– А как мне еще говорить?
– Только так. Я хочу, чтобы моя Сара была сама собой даже в мелочах.
– Значит, ты ценишь меня по достоинству.
Герцог обнял ее.
– Приятно, – сказала она, – когда тебя обнимает гений, величайший на свете человек.
– Нет, – возразил Мальборо, – гений – в моих объятиях.
– Вдвоем мы можем все, Джон.
– Тебе понятно, почему эрцгерцог так поступил?
– Конечно. Я только что сказала.
– Дело не только в этом. Его предок, Карл Пятый, подарил кольцо с бриллиантом любовнице Франциска Первого, когда та держала так же для него чашу. Но он опустил кольцо в воду. Карл надел его тебе на палец. Не мог поступить с герцогиней Мальборо, как с королевской любовницей.
– Еще бы. Я – респектабельная женщина и довольна тем, что хотя бы моя неуклюжая подруга подает хороший нравственный пример своим подданным.
– Да, Сара, но что с королевой? Разве ты не должна находиться при ней?
– Этой ночью, милорд, я буду находиться только при одном человеке. Зачем, по-твоему, я пристроила Эбигейл Хилл горничной?
– Думаешь, разумно пренебрегать… – начал было Мальборо.
Но она рассмеялась ему в лицо. Такое время, как это, было самым драгоценным для них обоих.
После Рождества Джон оставался в Англии, он разрабатывал планы весенней военной кампании. Сара делила свое время между королевой и мужем, при каждой возможности она уезжала в Сент-Олбанс. Недовольная Мэри получила место фрейлины после смерти леди Шарлотты Биверуорет. «Там я смогу приглядывать за ней», – мрачно сказала Сара. Отношения между матерью и дочерью были напряженными, так как Мэри была не из тех, кто кротко сносит вмешательство в свою жизнь. Джон, огорченный неладами между женой и дочерью, всеми силами старался их помирить, но любящая его Мэри дала ему понять, что любви к матери не питает.
– Кому только нужны дети! – кричала Сара. – Неблагодарные существа!
Но Мэри, угрюмая и злая, всячески избегала матери.
– Это пройдет, – сказала Сара. – Я помню, как она злилась раньше.
Когда праздновали день рождения Анны, в Сент-Джеймском дворце представили пьесу Джона Драйдена «Все за любовь».
Празднество было приятным, тем более что Анна объявила о своем желании отметить день рождения созданием фонда помощи бедному духовенству. Эта мысль давно тревожила ее, объясняла она министрам, потому что служителям церкви платят очень мало.
Зимними днями, когда Георг дремал, отвечая невпопад на обращения супруги, Анна беседовала об этом с Хилл. Эбигейл прекрасно понимала, насколько обеспокоена королева, так как слышала, что многие священники с семьями живут в крайней нужде.
– Служить церкви, Хилл, и нуждаться! Помню, епископ Бернет советовал поступить так моей сестре Марии и ее мужу Вильгельму. Но попусту. Вильгельм думал только о войне… а Мария находилась целиком под его влиянием. Я рада, что милый принц совсем не такой. Лучшего мужа и быть не может…
Эбигейл перебила ее:
– И лучшей жены, чем ваше величество.
Анна улыбнулась.
– Спасибо, Хилл. Я пожелала бы всем подданным быть такими же счастливыми в браке. Печалит меня лишь одно, Хилл. У меня нет детей. А мой мальчик… Но я рассказывала тебе о своих планах. Хочу организовать фонд помощи для священников. Переводить весь свой доход от церкви обратно в церковь… На благо духовенству. Я уже обсуждала этот вопрос с министрами и попросила их принять соответствующий закон. Мой дядя, король Карл II, отдавал эти деньги своим любовницам. А я хочу отдавать тем, кто посвятил жизнь моей церкви.
– Ваше величество очень добры.
– Я хочу добра своему народу, Хилл. Ты, конечно, меня понимаешь.
Эбигейл опустила взгляд и кивнула.
Вскоре фонд был создан, и о нем стало известно по всей стране. Его назвали «Дар королевы Анны»; и когда королева покидала дворец, люди приветствовали ее возгласами. За ней закрепилось прозвание «Добрая королева Анна».
РЕВНОСТЬ ГЕРЦОГИНИ
Джон готовился к военной кампании всю весну.
– Я покончил с осадами и малыми сражениями, – сказал он Саре. – Настало время решать судьбу Европы.
– Я мечтаю о том времени, – ответила Сара, – когда ты покончишь со всеми сражениями и вернешься домой почивать на лаврах.
– Иногда я готов отказаться от честолюбивых планов… от всего… ради жизни, которую мы бы устроили вместе.
«Лестно, – подумала герцогиня, – только невозможно». Она и любила мужа за его честолюбивые планы.
Сара проводила много времени с ним в Сент-Олбансе, так как, по ее словам, могла спокойно возложить на Хилл заботу о королеве. Но идиллия их часто нарушалась, потому что Мальборо приходилось уезжать в Лондон, и она большей частью оставалась дома дожидаться его возвращения.
Герцогиня постоянно виделась с дочерьми, особенно с Генриеттой и Анной, она считала их мужей своими ставленниками, обязанными, посколько они были политиками, слушаться ее указаний. Френсис Годолфин, член парламента от Хелстона, был тихим, покорным жене человеком, и хотя Генриетта могла нагрубить матери, отношения с ним у Сары складывались без откровенных ссор. С Сандерлендом, наследовавшим титул графа и немалое состояние, дело обстояло иначе. Он голосовал против ежегодной ренты принца Георга, по мнению Сары, не подумав, так как тем самым лишь настроил против себя принца и королеву. Опрометчивость сочеталась у него со вспыльчивостью. Анна, его жена, самая спокойная из дочерей Черчиллов, предпочитала, в отличие от матери, избегать ссор, а не устраивать их. Но Сандерленд и Сара постоянно не ладили.
Когда она была у Сандерлендов в гостях, граф как-то упомянул о поездках Мальборо в Лондон. При этом он улыбнулся. Сара не придала значения его словам, но услышав у себя под окном разговор хозяина с одним из гостей, пришла в ужас.
– Моего тестя вряд ли стоит винить. Нужны ж ему какие-то передышки от ее языка.
– Думаю, такому человеку, как он, невозможно оставаться добродетельным мужем. Ведь прежде, чем Сара вонзила в него свои когти, он был одним из первых повес в Лондоне.
Слова Сандерленда привели ее в бешенство, однако ей надо было слушать дальше.
– Он обманывал короля с Барбарой Кэстлмейн, так почему бы ему не обманывать Сару с этой женщиной? Говорят, она очень хороша собой… мягка, любезна. Не то, что его благоверная. Мужчине нужно разнообразие. А после Бешеной Сары самая вульгарная скандалистка покажется тихоней.
Сара больше не могла терпеть и высунулась в окно.
– Это что еще за гнусная сплетня?
На несколько секунд воцарилось молчание.
– Очень жаль, что вы, ваша светлость, слышали нас, – сказал Сандерленд, потом язвительно добавил: – Мы обсуждали лондонские новости.
– Лондонские новости! Я хотела бы послушать еще. И выяснить их источник.
Она спустилась в сад и нашла там только Сандерленда. Его друг удрал. Мало кто отважится встретиться лицом к лицу с Сарой в подобном настроении.
– Ну, молодой человек, что все это значит?
Сандерленд высокомерным тоном попытался указать ей, что к нему, отпрыску знатного рода, следует обращаться иначе; хоть Сара и герцогиня, но происхождением она значительно ниже его.
– Не увиливай! – воскликнула Сара, от ярости глухая ко всему, кроме того, что касается ее мужа. – Говори правду, иначе тебе придется плохо.
– Правду, мадам? В подобных делах ее могут знать только сами любовники. Вы обратились не по адресу. Герцог, видимо, сможет рассказать вам больше, чем я. Почему бы не расспросить его?
Почему бы и нет? Сара не хотела откладывать это в долгий ящик. Она пойдет прямо к Джону Черчиллу, скажет, что к его холостяцким похождениям возврата быть не может. Иначе их совместной жизни конец.
Герцогиня в гневе носилась по комнате. Герцог тщетно пытался ее успокоить.
– Сара, никакой другой женщины у меня нет.
– А Сандерленд говорил совсем другое.
– Это ложь.
– Не уверена.
– В таком случае ты совершенно не знаешь меня. Разве я могу себе это позволить?
– Ты позволял себе это раньше, Джон Черчилл. Ну и посмешище ты представлял собой, выпрыгивая из окна Кэстлмейн голым! Право, на это стоило бы посмотреть. А король смеялся над тобой, глядя в окно, оскорблял тебя, кричал, что ты просто-напросто зарабатываешь себе на жизнь.
Мальборо онемел. Он надеялся, что эта история забыта. А теперь Сара вспоминала ее, приукрашивая живописными подробностями, которых на самом деле не было.
– И ты действительно получал деньги! – пронзительно кричала Сара. – Пять тысяч фунтов за труды в постели королевской любовницы! По всей вероятности, старался изо всех сил – плата, согласись, была велика. Мальборо схватил ее за плечи и встряхнул, но безрезультатно. Сара была оскорблена. Ее переполняла ярость, а она любила яриться, любила взвинчивать себя, доводя до бешенства. В такие минуты оно было ей дороже Джона Черчилла.
– Сара, послушай, – сказал герцог.
– Не желаю слушать лжи.
– Лгать мне незачем.
– Скажешь, не был любовником Барбары Кэстлмейн?
– Ничего подобного я говорить не собирался. Не стоит вспоминать то, что было до нашего брака. Важно то, как обстоят дела сейчас. Поверь, я ни разу не изменил тебе. То, что ты услышала – ложь. Говоришь, тебе это сказал Сандерленд. Напрасно мы выдали за него свою дочь. Я ему этого никогда не прощу.
– Он лишь пересказывал то, что слышал от других, а мне следовало это знать.
– Это неправда. Ты должна поверить мне. Должна.
Но Сара не собиралась успокаиваться. Ее самодовольная уверенность в муже рухнула. Она носилась по комнате, как сумасшедшая, а когда граф попытался обнять ее, закричала:
– Не смей прикасаться ко мне, Джон Черчилл! Делить с тобой ложе я не стану никогда! Так что подыщи себе еще женщин. Одной будет мало для такого, как ты.
Вразумить Сару в таком настроении было невозможно.
Джон вскоре уезжал на войну, но Сара по-прежнему отказывалась разговаривать с ним. Не слушала никаких просьб, никаких объяснений.
Обращаться к ней Джон мог только в письмах. Сара отказывалась читать их, однако складывала в ящик стола, сознавая, что потом прочтет.
Мальборо не мог понять этой перемены в ней. Она всегда была гордой и, естественно, разозлилась, услышав ложь Сандерленда, но герцог поражался отказу выслушать его. Он был неповинен. Он не желал никого, кроме Сары; был очарован ею все так же, как в дни ухаживания и начала совместной жизни. А она не хотела его даже выслушать!
Сара слегка удивлялась себе. В глубине души она не верила этой сплетне. О влиятельных людях всегда сплетничают. Добиться успеха – значит вызвать зависть. Ни у кого в Англии не могло быть больше врагов, чем у Сары Черчилл. Она не прилагала усилий, чтобы сохранить друзей, и совершенно ничего не делала для избавления от недругов. Она вышла замуж за героя-полководца, который души в ней не чаял. Ее браку завидовали все, кто не мог добиться столь идеальных отношений. Поэтому старались опорочить то, что являлось для них недостижимым. Пытаясь убедить ее в этом, Джон ломился в открытую дверь.
Суть заключалась в том, что Сара недавно утратила сына и почти тут же забеременела. К сожалению, беременность окончилась выкидышем, и Сара осознала, что ей уже сорок пять лет. Ее сын умер. Родится ли теперь другой? Она почувствовала, что стареет; у нее начинался климакс. Легкую депрессию, не проходящую после выкидыша, усилила сплетня, услышанная от Сандерленда, и неверность Джона не показалась ей невероятной.
Сара безвыездно жила в Сент-Олбансе, лелея свое несчастье. Генриетта откровенно давала понять, что мнение матери ее больше не интересует. Мэри ненавидела ее, так как она пресекла то первое увлечение. Юный Бленфорд умер. Анна и Элизабет были милыми созданиями, но Анна замужем за ненавистным Сандерлендом, от которого всего можно ждать. Ее любимый Джон вскоре должен покинуть Англию. После смерти Бленфорда она стала задумываться, что может быть для нее страшнее. Могло быть только одно – смерть Джона. А тут еще… эта отвратительная сплетня о нем и какой-то женщине.
Она прочла одно из его писем:
«Твои подозрения относительно меня рассеются, но я никогда не забуду, что все мои торжественные заверения и клятвы ты пропускала мимо ушей. Эта мысль не дает мне спать и навсегда лишает меня покоя«.
Их отношения уже не безупречны. Этот скандал не забудется. Более того, она не допускает мысли, что дражайший Маль до сих пор ее любит.
«Он должен ненавидеть меня, – сказала себе Сара, – потому что я стою между ним… и той женщиной«.
В другом письме он писал:
«Когда я клянусь тебе в любви, это не притворство. Зная твой нрав, я понимаю, что мои слова для тебя пустой звук. И все же не могу удержаться, чтобы не повторить сказанное вчера – я никогда не изменял тебе. Клянусь счастьем как на том, так и на этом свете«.
«Это правда, – подумала Сара. – Другой женщины у него быть не могло». Однако сплетни о его похождениях в юности! Тогда он был волокитой.
Джон просил ее вернуться к нему. Напоминал, что не может откладывать надолго отъезд. Она должна возвратиться, жить с ним, как жена, верить в него.
«Если мысль о наших детях или чем-нибудь еще, дорогом для нас обоих, не заставит тебя делить со мной ложе до моего отъезда, то я кротко смирюсь с этим до конца дней и твердо обещаю, что при первой же возможности покину Англию и больше никогда не потревожу тебя своим ненавистным видом. Мое сердце так переполнено горечью, что, если я не выскажу этой правды, оно разорвется. Я всей душой кляну тот час, когда отдал свое дорогое бедное дитя человеку, причинившему мне величайшее несчастье».
Прочтя эти строки, Сара была потрясена. Что происходит с ними, такими дружными, счастливыми все эти годы? Она не права. Конечно же, не права, но признаться в этом ей было нелегко.
– Ложе! – проворчала она. – Ложе! Больше он ни о чем не думает!
Однако пошла к нему и сказала:
– Ты мой муж, и я провожу тебя в Харвич.
Джон был трогательно готов принять ее на любых условиях, но Сара отказалась отбросить подозрения. Она написала ему гневное письмо, которое отдала при расставании. Но когда корабль почти скрылся из виду, ее охватила сильная тоска по мужу, и с возвращением этого чувства Сара поняла, что обвинения против Джона были ложными; что он любит ее всей душой, как и она его. Безумие нашло на нее потому, что она любит его сильно, безраздельно, и одна лишь мысль, будто он мог предпочесть ей другую, привела ее в ярость.
Оставалось сделать только одно – написать ему правду.
Она вела себя глупо. Она любит его. Что за умопомрачение? Что внушило ей мысль, будто они могут расстаться или интересы их пересечься? Она вернется к нему, и они будут вместе, дети их пристроены – за исключением Мэри. Но место при дворе дает ей все необходимое. Поэтому им нужно думать не о благополучии детей, а о своих желаниях.
Когда Джон прочел это письмо, он был искренне рад.
Кошмар окончился. Духовно они снова вместе. Жизнь опять стала прекрасной.
Герцог поблагодарил Сару за ее бесценное письмо, он будет перечитывать его снова и снова. Сара вернула ему спокойствие и веру в жизнь. Между ними больше не должно быть недоразумений, так как ему без нее нет счастья, и он смеет надеяться, что ей без него тоже.
Сара уже ждала его возвращения.
БЛЕНХЕЙМ
То были нелегкие месяцы. Напряженность усиливалась, и даже люди на улицах понимали, что события на континенте могут оказаться решающими в войне с Францией. Людовик Четырнадцатый стремился выиграть войну и готовил поход на Вену. Его войска уже оставили позади Шварцвальд и вместе с армией баварского курфюрста стояли на Дунае. У голландцев и англичан война вызывала беспокойство, хотя и была далеко. Сара знала, что Джон не собирается штурмовать Мозель, как считали многие в парламенте. Он хотел перенести военные действия в Германию, и когда стало известно, что Мальборо вывел голландскую и английскую армии на Рейн, к Майну, все в Англии и Голландии пришли в ужас.
Тори – никогда не желавшие этой войны – выходили из себя, и на Мальборо набросились как палата лордов, так и палата общин. Он нарушает приказы; он принимает решения за правительство; он ведет войну в своих интересах.
«Отстранить его от командования!» – был брошен клич.
Сара ярилась на тех, кто осмелился это предложить – и никто не произносил этого в ее присутствии.
«Пусть потерпит поражение, – решили в парламенте, – а тогда не сносить ему головы».
– Я раньше увижу их всех в аду! – заявила Сара.
Анна оставалась ей верна. Она знала, что на миссис Фримен поглядывают косо. Сара носилась по покоям королевы, речи ее были еще более выспренными, чем всегда. Она заставит парламентариев взять свои слова назад!
Из Шотландии пришли скверные вести. Годолфин, трепеща, явился к королеве. «Он всегда был робким», – подумала Сара. Однако ее сват посоветовал Анне успокоить шотландцев – иначе может начаться гражданская война, а цвет армии находится в Европе с Мальборо.
Анна согласилась включить в Акт о безопасности пункт, дозволяющий Шотландии избирать своего короля.
Последовало замечание, что это шаг назад, способный вновь привести к распрям внутри страны.
Лето стояло жаркое, Георг задыхался в Лондоне, и Анна уехала с ним в Виндзор.
Слушая о положении дел, принц покачивал головой, явно думая, что, будь он главнокомандующим, все шло бы совершенно по-другому.
– Я верю в мистера Фримена, – сказала Анна. Она твердила это в ответ на все выпады в адрес Мальборо.
Эбигейл заняла прежнее положение, так как Сара подолгу жила в Сент-Олбансе. При такой жаре герцогиня находила двор невыносимым и думала, что если придется часто терпеть раздражающее поведение Анны, то выскажет ей все, что думает – что она глупая старуха и находиться рядом с ней противно.
Сара терпеть не могла открытых признаний в обожании со стороны женщины. Ей был нужен Джон – вернувшийся с войны победителем.
Она прекрасно сознавала, что положение в Европе сложилось тяжелое, и потому еще нетерпеливей ждала его возвращения. Но с победой! Иначе его заключат в Тауэр. Ей помнились те мучительные дни, когда муж находился там.
Она яростно нападала на врагов Джона: Рочестера и Ноттингема в палате лордов, а также сэра Эдуарда Сеймура в палате общин. Как они смеют выступать против Мальборо лишь потому, что он действует смело и решительно? Неужели непонятно, что это единственный путь к успеху?
Пусть подумают о себе. Мальборо одержит победу и станет самым могущественным человеком в Англии.
Анна откинулась на спинку кресла. Она очень устала.
– Хилл, – позвала она, – Хилл! А, ты здесь. Как всегда, рядом.
– Ваше величество, наверно, хочет, чтобы я приготовила чай.
– Буду довольна.
Королева погладила сидящую у нее на коленях собачку. Жизнь, еще недавно протекавшая так приятно, стала очень трудной. Люди любили ее за возрождение обычая лечить наложением руки и, конечно же, за «Дар». Однако войны всегда вызывают недовольство правителями, а смелость мистера Фримена в Англии не оценили. Из Франции стали приходить тревожные новости.
Появление Хилл с чаем подействовало на нее успокаивающе.
– Ваше величество, кажется, обеспокоены, – сказала Эбигейл.
– Да, Хилл. Не представляю, что будет с войсками.
– Вы не думаете, что под командованием герцога им ничего не грозит?
Девушка старалась не выдать голосом беспокойства. В последнее время она часто говорила с Мэшемом о нарастающем недовольстве Джоном Мальборо.
– Надеюсь, Хилл. И молюсь об этом.
– Ваше величество, вы полностью доверяете герцогу?
– Да, Хилл. Но правительство, судя по всему, гневается на него. Раздаются требования привлечь его к суду.
– Мадам, до этого наверняка не дойдет.
– Конечно. Герцог добьется успеха. Непременно. Но французы, судя по всему, настроены весьма решительно. Тут мне пришла депеша.
Эбигейл слегка затрепетала. Депеша. Вот уже до чего дошло. Королева хочет показать ей депешу!
– Французский король устроил пиршество, Хилл, в Марли на Сене, в честь моего единокровного брата и его матери. Он называет их королем и королевой Англии.
– Не может быть, мадам.
– Возьми, прочти. Читай вслух.
«Это был великолепный пир, – стала читать Эбигейл, – с новыми фарфоровыми и хрустальными сервизами, на столах из белого мрамора. Когда стемнело, барабаны, трубы, цимбалы и гобои возвестили, что скоро начнется фейерверк. А после ужина король и королева Англии вернулись в Сен-Жермен».
– Король и королева Англии! – повторила Анна. – Это оскорбление, Хилл… в мой адрес.
– Мадам, но ведь так считает только французский король.
– А Мальборо с войсками находится в Германии. О Господи, надеюсь, он добьется успеха, а то правительство на него очень гневается. Право, Хилл, я не знаю, что делать.
– Надо молиться, мадам.
Молиться! Славное, доброе, благочестивое создание. Отрадно, что она рядом.
Весь тот жаркий август Анна провела в Виндзоре, а Сара в Лондоне. «Напряженность слишком велика, – говорила себе герцогиня, – чтобы еще выслушивать глупости Анны. Лучше находиться вдали друг от друга. Эбигейл Хилл сделает все необходимое».
Она с нетерпением ждала вестей от Джона. Иногда даже корила себя за то, что была так жестока с ним перед разлукой. Теперь же, когда враги готовились растерзать его, она хотела, чтобы весь мир, но прежде всего Джон, знали: она готова защищать мужа, не щадя собственной жизни.
Что происходит на континенте? Каждый день появляются новые слухи. От Годолфина помощи ждать не приходится. «Бесхребетный дурак! – думала Сара. – Говорят, Джон нарушил указания. Чьи? Тех, кто не представляет, что такое война? Тех, кто сидит в Лондоне и учит величайшего на свете генерала, как вести войну? Эти люди ждут поражения! Они надеются на поражение, им все равно, повлечет оно за собой крах их страны или нет. Лишь бы повлекло крах Джона Черчилла, герцога Мальборо».
Время от времени приходили письма. Сара знала, что на каждое полученное письмо приходятся по два, а то и больше пропавших. Джон вел войска по Германии, писал, что погода то слишком жаркая, то, что еще хуже, дождливая. По тону писем она догадывалась, что ему часто бывает не по себе, и мечтала оказаться рядом, подбодрить его.
Наступило двадцать первое августа; новостей не было уже давно, напряженность нарастала. При каждом стуке в дверь Сара страшилась, что ей принесут дурные вести. Нервничала. Чтобы отвести душу, набрасывалась на слуг и членов семьи, попавшихся ей на глаза.
Раздался стук в дверь.
– Да, что там такое? – раздраженно крикнула Сара.
– Вашу светлость хочет видеть один джентльмен. Он назвался полковником Парком.
Полковник Парк! Адъютант Джона. Сара крикнула:
– Ведите его сюда! Нет… я сама выйду к нему.
Она сбежала вниз по лестнице. Запыленный, усталый полковник протянул ей письмо.
– От герцога! – воскликнула она и схватила его.
«13 августа 1704 года.
У меня нет времени много писать. Прошу, засвидетельствуй мое почтение королеве и сообщи, что ее армия одержала блестящую победу. Месье Таллан и еще два генерала сидят в моей карете. Податель сего письма, мой адъютант полковник Парк, расскажет о происшедшем. Через день-другой напишу более подробно.
Мальборо».
Сара дочитала записку до конца и перечла вновь. Ни единого нежного слова. Потом поняла, что писал он сразу же после битвы – на обороте счета из таверны, и велел полковнику Парку как можно скорее ехать к ней, Саре! На дорогу у полковника ушла неделя.
– Герцог одержал победу! – воскликнула она.
– Да, ваша светлость, и первым делом написал вам. Разложил на седле единственную оказавшуюся под рукой бумажку и стал писать. Потом сказал мне: «Доставьте герцогине как можно скорее».
– Мне первой… – сказала она. – Где была одержана победа? Как называется это место?
– Под Бленхеймом, ваша светлость, и это одна из величайших побед в истории Англии.
– Под Бленхеймом, – повторила Сара. И оживленно заговорила: – А теперь эту записку надо безотлагательно доставить королеве. Вы должны взять это на себя, полковник Парк. Но сперва подкрепитесь. Вам это необходимо. Затем поезжайте.
– Благодарю, ваша светлость.
Сара сама сказала, что подать, и, пока полковник ел и пил, засыпала его вопросами.
Все это время она думала: «Большая победа. И я – первая получила весть о ней! Это явится пощечиной всем нашим врагам. Покажет Морли и остальным, как бездумно бранить Мальборо и его герцогиню».
Королева вместе с Эбигейл находилась в своем будуаре – многоугольной комнате в башне над норманскими воротами.
Анна молча думала о разногласиях между министрами и Мальборо. Это ее очень беспокоило. Эбигейл принесла ей любимого китайского чая и миндальных бисквитов, но она никак не могла отогнать мысли об этом разладе. Мистер Фримен действовал решительно, но министры настаивали на своем… А это означало спор и серьезные осложнения на континенте.
В дверь постучали. Хилл бесшумно подошла к ней.
– Ее величество отдыхает…
– Прибыл посланец от герцогини Мальборо. Он требует, чтобы его немедленно проводили к ее величеству.
– Хилл, кто там?
– Посланец от герцогини.
– В таком случае веди его сюда.
Полковник вошел, поклонился и подал королеве счет из таверны – первую весть о победе при Бленхейме.
– Блестящая победа, мадам. Сам герцог говорит, что победа в этой битве – величайшая в его жизни.
– Дорогой полковник, вы проделали долгий путь. Хилл, принеси полковнику чая. Но, может, вы предпочтете чего-нибудь покрепче? А теперь рассказывайте все.
Парк рассказал, и Анна засмеялась от радости и гордости.
– Он оправдал доверие, – сказала королева. – Я очень довольна. Это талантливейший генерал на свете, и он служит мне. Дорогой полковник, я передать не могу, как вы меня обрадовали.
– Это обрадует всю Англию, ваше величество.
– Еще бы. Мы велим отпечатать записку герцога и распространить по городу в тысячах экземпляров. Я не хочу, чтобы эта чудесная весть задерживалась хоть на секунду. А вы, дорогой полковник, за доставку этой вести получите в награду пятьсот фунтов.
