Текст книги "Любимицы королевы"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)
Стук в дверь! Как быстро, легко промчалась Хилл по комнате!
И возвратилась к сидящей королеве.
– Мистер Харли, ваше величество. Покорнейше просит принять его.
– Дорогой мистер Харли! Как приятно его видеть.
Харли вошел, поклонился, взял белую – слегка распухшую, но все еще красивую руку – и поцеловал.
– Мой дорогой мистер Харли, я как раз вспоминала, до чего приятно мы проводили здесь время.
– Доброта вашего величества ошеломляет меня.
– Хилл, пожалуй, мистер Харли не откажется от чашки шоколада.
Мистер Харли заверил королеву, что приехал прямо от стола и шоколада не хочет.
Он сделал королеве комплимент относительно ее внешности. Отметил, что выглядит она гораздо лучше, чем при последней их встрече.
– Славная, добрая Хилл заботится обо мне, – сказала королева.
– И принцу как будто получше.
– Его замучили приступы астмы. Вчера ночью дышал он с трудом. После обеда и ужина болезнь сильнее дает себя знать. Я говорила, что не будь у него такого аппетита, то, может, ему дышалось бы полегче. Но Хилл готовит ему замечательный отвар, он вдыхает пары и чувствует себя лучше. Хилл, ты должна рассказать мистеру Харли об этом отваре.
– Непременно, ваше величество.
– Послушаю с большим интересом.
– Здоровье принца очень беспокоит меня, – продолжала королева.
– Ваше величество – преданная супруга. А он самый счастливый принц на свете.
– А я самая счастливая жена принца.
Тот что-то пробормотал сквозь сон.
– Все в порядке, Георг, – сказала королева. – Мистер Харли очень тепло отзывается о тебе.
Принц заворчал. Харли пристально посмотрел на него. И, уверясь, что Георг крепко спит, произнес:
– До меня дошел тревожный слух, мадам.
– Вот как?
Блаженное выражение исчезло с лица королевы.
– Он вряд ли обеспокоит ваше величество, – поспешил сказать Харли. – Собственно говоря, я убежден, что нет, потому что вы, мадам, ни за что не позволите честолюбцам выбирать за вас министров.
– Слух о….
– Да, о Сандерленде.
– Мне не нравится характер этого человека, и у нас никогда не будет дружеских отношений.
– Неудивительно. Мне тоже не нравится его характер, и знаю, что я никак не мог бы с ним подружиться.
Ваше величество согласится со мной, – продолжал Харли, – что мы не можем допустить этого.
– Я очень рада, мистер Харли, что вы разделяете мое мнение.
– Ваше величество, в своей снисходительности вы забываете, что только вы правите королевством.
– Я не могла бы править без помощи министров, и мне просто необходимо состоять с ними в дружеских отношениях.
– В высшей степени справедливо, – поддержал ее Харли.
– А с этим человеком…
– Ваше величество никогда не сможет подружиться.
– Истинная, истинная правда.
– Я опасаюсь, мадам, что зреет заговор.
– Заговор?
– Образовать прочный союз из членов определенного семейства…
Эбигейл затаила дыхание. Харли ступил на очень зыбкую почву. Те, кто видел королеву и Сару вместе, должны понимать, как сильны чувства Анны к подруге.
– Мадам, – торопливо продолжал Харли, так как прекрасно знал об этой опасности, – я многим обязан великому герцогу. Я его ставленник. Он помог мне получить занимаемую должность. Но я всей душой служу моей королеве, и если для того, чтобы проявить благодарность за прошлые благодеяния, нужно будет предать мою повелительницу, то мне, мадам, придется быть неблагодарным.
– Дорогой мистер Харли, я понимаю вас. Прекрасно понимаю.
– Проницательность вашего величества всегда ободряла меня. Потому-то я и осмеливаюсь разговаривать с вами подобным образом.
– Прошу вас, мистер Харли, будьте со мной откровенны.
– В таком случае, мадам, скажу вот что. Ни во благо страны, если какое-то семейство становится, по сути дела, правящим. В стране есть одна правительница и только одна. Я буду служить моей королеве всей душой и сердцем, но не стану служить семейству, которое с помощью ухищрений лишает ее неотъемлемых прав.
– Ухищрений! – ахнула королева. – Лишает!
– Я выразился слишком резко. Прошу ваше величество простить меня.
– Ну что вы, мистер Харли. Я же сама просила вас говорить откровенно.
– Значит, дозволяете мне продолжать?
– Да, мистер Харли. Разумеется.
– Тогда, мадам, скажу вот что. Если зять Мальборо станет государственным секретарем, при том, что герцог является главнокомандующим, Годолфин, тесть его дочери, лордом-казначеем, а герцогиня будет подбирать министров… тогда вы окажетесь королевой только по названию. Фактически вы уступите правление семейству Черчиллов. А мне бы очень этого не хотелось. Служа моей королеве душой и сердцем, я не должен служить этим… узурпаторам.
В зеленом кабинете воцарилось молчание. Королева была потрясена. Харли опустил взгляд на свои руки. Может, он слишком далеко зашел? Не грех подвергать нападкам Сандерленда и Годолфина, даже герцога Мальборо. Но Сара – фаворитка королевы!
Он приободрился, услышав голос Анны – чуть дрожащий, но исполненный упрямства:
– Мне никогда не нравился характер лорда Сандерленда, и добрых отношений между нами не может быть.
Сара в Вудстоке поторапливала Джона Вэнбру, он хотел сохранить часть красивого старого замка. Равнодушная к истории и архитектуре герцогиня заявила, что дом должен быть памятником гению герцога Мальборо, а все прочее незачем принимать в расчет. Кроме того, он должен был служить комфортабельным жилищем.
Вместе с тем она не забывала о Сандерленде и готовилась по возвращении возобновить натиск на королеву. «Пока что Анна упрямится, – думала Сара, – но лишенная на какое-то время общества своей обожаемой миссис Фримен, вскоре будет готова вновь обрести его… любой ценой».
Тем временем королева, обеспокоенная обстрением астмы принца, советовалась с Эбигейл.
– Боюсь, Хилл, здешний воздух ему не подходит. Вчера ночью его высочество очень страдал. Я не могла из-за этого спать… и мой бедный ангел тоже.
Девушка предположила, что переезд в Кенсингтон может пойти ему на пользу. Оттуда ближе к Лондону, чем из Хемптона, и воздух там удивительно чистый. Помнит ли ее величество, как прекрасно чувствовал себя принц во время последнего пребывания там?
– Да, Хилл, теперь вспомнила. Переезжаем в Кенсингтон.
Георг обрадовался. Он всегда любил Кенсингтонский дворец. Анна с улыбкой вспомнила, как после смерти Вильгельма принц сказал: «Теперь Кенсингтон принадлежит нам». И безотлагательно завладел дворцом. Отрадно было видеть Георга в любимом месте. Она сама находила этот дворец восхитительным, к тому же ей хотелось взглянуть, в каком состоянии находится сад. Там работали десятки садовников, и результаты их трудов наконец становились заметны. Выстроенный по ее повелению зал приемов с коринфскими колоннами и нишами для роскошных канделябров был великолепен. Как приятно будет устраивать там балы и концерты. Горожане очень обрадуются открытию сада для посещений.
– Да, – негромко произнесла она, – переезжаем в Кенсингтон.
Они переехали. И когда Хилл сказала, что, если ее величество не возражает, она займет апартаменты, соединенные ходом с королевскими покоями, Анна согласилась. Раньше их занимала Сара. Эбигейл еще не жила в такой роскоши. Она была счастлива поселиться там с согласия Анны.
Миссис Дэнверс удивилась этому.
– Королева хочет, чтобы я находилась поблизости, – сказала девушка.
– Но это апартаменты ее светлости.
– Я вполне могу пожить там, пока ее светлости нет при дворе… раз ее величество не возражает.
Миссис Дэнверс пошла жаловаться миссис Эбрехел, что Хилл много себе позволяет, и неизвестно, чего ждать от нее дальше.
Королева была счастлива, что Хилл находится рядом. Неприятный разговор относительно Сандерленда, казалось, забылся, и Анна чувствовала себя спокойно, поскольку герцогиня Мальборо не появлялась при дворе.
Она устраивала увеселения, и люди очень радовались, что их допускают в королевский сад. Туда было принято ходить нарядно одетыми, и, по словам одного из придворных писателей, подданные королевы Анны расхаживали под музыку в парчовых платьях, кринолинах, чепцах и с веерами.
Д'Урфи, придворный поэт, писал стихи и песни специально для таких случаев, и люди со всего Лондона шли туда увидеть свою королеву.
– Такие приятные дни и вечера! – вздыхала Анна, уходя в свои покои под попечение Хилл.
Сара тем временем советовалась с Годолфином, какой шаг ей предпринять для назначения Сандерленда. Кроме того, она писала зятю длинные письма. Написала и Мальборо, убеждая его присоединить свой голос: он – победитель при Бленхейме, и королева ни в чем не сможет ему отказать.
Приехав в Кенсингтон, чтобы снова поговорить с королевой, она внезапно появилась в своих апартаментах и обнаружила, что там кто-то живет.
Встав посреди комнаты, Сара уставилась на кровать, где лежал чей-то капот. Нахмурясь, взяла его, и, пока стояла там с гримасой отвращения, в комнату вошла Эбигейл, как сама рассказывала позже – значительно позже – весело, бесцеремонно, с улыбкой.
– Что ты здесь делаешь? – спросила герцогиня.
– Я… я думала, эти комнаты пустуют.
– Что?
– Поскольку королева постоянно во мне нуждается…
– Ты сочла, что можешь жить в моих апартаментах… без моего разрешения?
– Прошу прощения у вашей светлости…
Эбигейл хотела сказать, что заняла их с одобрения королевы, но передумала. Сара принялась бы упрекать Анну, а девушке не хотелось никаких осложнений. Лучше было принять всю вину на себя. Поэтому она молча потупилась.
– Немедленно забирай свои вещи и убирайся отсюда, – приказала Сара.
Эбигейл собралась и, не поднимая глаз, поспешила прочь; за ее спиной послышался голос Сары:
– Чего еще ждать? Ни воспитания. Ни манер. В конце концов, я вытащила ее из грязи!
Мысли Сары обратились к более важным делам, чем наглость горничной; она снова говорила с королевой о Сандерленде, но добилась лишь того, что называла криком попугая. Анна была настроена категорически против Сандерленда. Но герцогиня твердо решила настоять на своем. Она немедленно напишет Малю, пусть присоединит к ее голосу свой.
В ярости Сара принялась осматривать гардероб королевы.
– Миссис Дэнверс! – послышался ее гневный крик. – Мне кажется, здесь недостает нескольких манто королевы. Я хотела бы знать, где они.
Миссис Дэнверс, покраснев, ответила, что эти манто износились, а горничные имеют право на долю ненужных королеве вещей.
– Только с моего разрешения! – напустилась на нее герцогиня. – Распорядительница гардеробной – я! Забыли?
– Нет, конечно, ваша светлость, но я решила, что имею право забрать эти манто.
– Я хочу видеть их.
– Но, ваша светлость…
– Иначе доложу ее величеству.
– Ваша светлость, я состою при королеве с тех пор, как ее величество были еще ребенком.
– Это не значит, что вы здесь останетесь, если не постараетесь услужить мне.
– Ваша светлость, я всегда служила ее величеству.
– Я распоряжаюсь гардеробом королевы и хочу видеть эти манто.
– Я покажу их вашей светлости.
– Покажите – и как можно скорее. Кроме того, мне хотелось бы осмотреть юбки, платья и веера.
Миссис Дэнверс в надежде отвести от себя ярость герцогини, сказала:
– Ваша светлость, я бы хотела поговорить с вами о мисс Хилл.
– Что там с ней?
– Кажется, ваша светлость, она слишком часто бывает у ее величества.
Глаза герцогини сузились. Миссис Дэнверс продолжала:
– И в зеленом кабинете, ваша светлость…
– Миссис Дэнверс, известно вам, что мисс Хилл устроила сюда я?
– Да, ваша светлость.
– В таком случае, предоставьте решать мне, в чем будут заключаться ее обязанности. Теперь об этих юбках…
«Дэнверс придется уйти, – решила Сара. – Жалуется на Эбигейл Хилл, подозревая, что это моя шпионка. Посмотрим, миссис Дэнверс, кто уйдет… моя ставленница или вы».
Сказав, что у нее есть серьезные сомнения относительно тщательности ухода за гардеробом королевы, Сара отпустила миссис Дэнверс и пошла к Анне.
Анна потягивала только что принесенный Эбигейл шоколад.
– Отведайте, дорогая миссис Фримен. Хилл восхитительно готовит его.
– Нет, спасибо, – ответила Сара. – Полагаю, миссис Морли довольна Хилл, которую я приставила служить ей.
– Дорогая миссис Фримен, это такое доброе создание. Ваша несчастная Морли не знает, как и благодарить вас.
– Рада, что она способна вам услужить, потому что кое-кем из ваших горничных я недовольна.
– О Господи…
Лицо Анны приняло встревоженное выражение.
– Речь идет о Дэнверс.
– Дэнверс! Вы же знаете, как долго она здесь служит, она стареет. Я отношусь к ней, как к доброй, старой няне.
– Это не причина для того, чтобы она держалась нагло со мной.
– О Господи! Какой ужас! Моя дорогая, бедная миссис Фримен.
– Эта женщина – шпионка.
– Шпионка? Для кого же она шпионит?
– Это мы постараемся выяснить. И таскает одежду из гардероба. Призналась, что взяла четыре манто. Сочла, что они принадлежат ей по праву, а вам больше не нужны.
– Но ведь миссис Дэнверс всегда так поступала. По должности ей разрешается время от времени забирать ненужную мне одежду.
– Дорогая миссис Морли, вашей одеждой могу распоряжаться только я.
«Господи, – подумала Анна, – как болит голова! Попрошу Хилл потереть лоб этим смягчающим лосьоном».
– Дэнверс не должна таскать вещи из гардеробной, – продолжала Сара.
– Непременно скажу ей, чтобы не брала ничего без вашего разрешения.
– Ее нужно прогнать.
– Я поговорю с ней.
Сара с любезной улыбкой подалась к королеве.
– И хочу напомнить еще об одном небольшом деле, которое миссис Морли уже давно обдумывает.
– Что же это за дело, дорогая миссис Фримен?
– Сандерленд…
Веер Анны поднялся к губам и замер.
– Мое мнение осталось прежним, – сказала королева. – Я не смогу установить с ним добрых отношений, потому что не могу выносить его характера.
«По крайней мере, – злобно подумала Сара, – рефрен слегка изменился».
Она ушла от королевы, и та сразу же призвала к себе Эбигейл.
– Хилл, у меня ужасно болит голова.
Говорить больше ничего не потребовалось. Девушка тут же принялась за дело.
Какие нежные пальцы! Какая отрада быть вдвоем с Хилл, никогда не повышающей голоса.
Бедняга Дэнверс! Неужели можно прогнать служанку, находящуюся при тебе всю жизнь?
«Я не прогоню Дэнверс, – решила королева. – Дам ей необходимую ренту, особые подарки и скажу, пусть предоставит герцогине распоряжаться гардеробной».
От беспокойств – главным образом, из-за назначения Сандерленда – разыгралась подагра. Анна, в расстегнутом платье, с компрессами на ногах, с покрывшимся красными пятнами лицом сидела, развалясь, в кресле. Почти единственным ее утешением являлось присутствие Эбигейл. В этой женщине трудно было узнать королеву, появлявшуюся перед людьми в роскошных одеждах. Среди европейских монархов она становилась едва ли не самым могущественным и прекрасно сознавала, что в значительной степени обязана этим герцогу Мальборо.
Какой восторг охватил ее, когда полковник Ричардс, адъютант герцога, привез весть о большой победе под Рамийи!
В сообщении Мальборо заверял королеву в своей преданности. Он писал, что особенно рад победе, так как она окажет ее величеству большую помощь в делах, а также искренне благодарил за доброту к нему и его родным.
Анна, прочтя письмо, прослезилась. Дорогой мистер Фримен! И как только она позволяла себе возмущаться хлопотами за человека, характер которого ей не нравится? Жаль, конечно, что Анна Черчилл вышла за него замуж.
Сара явилась к ней, сияя от радости.
– Миссис Морли, вы, очевидно, понимаете, что после Бленхейма это крупнейшая победа, которую мистер Фримен одержал для вас. Она изменит весь ход войны. Я слышала, что Людовик в отчаянии… Уверяю вас, враг трепещет… трепещет, едва заслышав имя Мальборо.
– Да, миссис Фримен, это большая победа, и я никогда, никогда не забуду военного гения мистера Фримена.
– Назначение Сандерленда доставило б ему огромную радость.
Однако даже в этой обстановке Анна сохраняла упрямство.
Она отвернулась.
– У дорогого мистера Фримена будет много забот на континенте. По случаю этой победы нужно будет отслужить благодарственный молебен. Я поговорю об этом своем желании с милордом Годолфином.
Сара, к великому облегчению королевы, не стала больше вести речь о Сандерленде. Она была, как ни удивительно это в подобных обстоятельствах, слегка подавленной, но когда сообщила Анне причину, та прониклась пониманием и сочувствием.
– Мистер Фримен едва не погиб, – вырвалось у Сары. – Я почти не в силах думать об этом, приходится всякий раз напоминать себе, что он ежечасно подвергается опасности. Смерть едва не настигла его при Рамийи.
– Моя бедная, бедная миссис Фримен!
– Герцог переправлялся через ров, и тут под ним убило коня; он упал. Не окажись рядом его адъютант, капитан Молсуорт, отдавший ему свою лошадь, он вполне мог бы попасть в руки врагов. Меня дрожь пробирает при этой мысли.
Сара не могла представить себе жизнь без Мальборо. Она бы не перенесла утраты. У нее даже мелькнула мысль отбросить все честолюбивые устремления и спокойно, мирно жить с ним в Холиуэлл-хаузе.
– Это еще не все, – мрачно сказала она. – Когда конюший, полковник Брингфилд, помогал ему взобраться на лошадь, в полковника угодило ядро, ему оторвало голову. Снаряд мог попасть…
– Это Промысел Божий, дорогая миссис Фримен, – утешающе сказала Анна.
– Я навестила вдову полковника, – продолжала Сара. – Бедняжка, она чуть с ума не сошла. Я утешила ее, сказала, что ее муж оказал неоценимую услугу своей стране и что вы не оставите это без награды. Потом, зная щедрость дорогой миссис Морли, пообещала ей пенсию. Уверена, вы одобрите мой поступок.
– Конечно, она должна получить пенсию. Какой ужас эта война! Я возблагодарю Господа, миссис Фримен, не только за эту славную победу, но и за сохранение жизни мистера Фримена.
Годолфин, сидя рядом с королевой, объяснял ей, как велико значение победы Мальборо.
– Французский король под Бленхеймом лишился не только своей лучшей армии, мадам, но и территории между Дунаем и Рейном. После поражения при Рамийи он потерял и Фландрию.
– Герцог – гений, – ответила Анна.
– Безусловно, он способствовал величию Англии, мадам.
– До меня дошла весть, что французы в отчаянии… в полном отчаянии.
– Я сказал бы – в панике, мадам. Маршал Вильруа боялся сообщить своему королю о катастрофе и не выходил из своей палатки пять дней.
– Бедный старик, – сказала Анна. – Я слышала, ему уже шестьдесят.
– Людовику самому почти семьдесят.
– Жаль, что старики, одной ногой стоящие в могиле, заняты убийством людей. Но это война, мистер Монтгомери.
Годолфин обрадовался, что королева вновь назвала его присвоенным ею прозвищем. После того, как Анна узнала, что он поддерживает Сару в ее требованиях о назначении Сандерленда, она официально именовала его милордом Годолфином. Ему стало понятно, что победа при Рамийи открыла королеве глаза на то, чем она обязана семейству Черчиллов; и он, как свойственник, разделял славу этого семейства.
– Что ж, – продолжала королева, – будем надеяться, что конец войны близок. Победный конец! Я предпочла бы тратить деньги на улучшение условий жизни людей, а не на них убийство.
– Нет никакого сомнения, мадам, что победы герцога во Франции улучшат жизнь ваших подданных.
– Вы правы, мистер Монтгомери, и мы должны отслужить в соборе Святого Павла благодарственный молебен, дабы напомнить подданным, что этой замечательной победой они обязаны Господу.
– И великому герцогу, – подсказал ей Годолфин.
– И герцогу, – повторила Анна.
Весь двор пришел в ужас. Заболела Сара.
Служанки зашли к ней в комнату и обнаружили ее лежащей на полу без сознания.
Всех это взволновало больше, чем победа при Рамийи. Сара умирает! Что же будет при дворе? Кто займет ее место?
Эбигейл никогда не было так трудно скрывать свои чувства. Страшной, ненавистной соперницы не будет! Чего только теперь она не добьется? Битва окончилась; у Эбигейл не было сомнений, кто станет преемницей Сары. Девушка также догадывалась, что об этом думает Харли. Это было важно.
Но увидев, как огорчена королева, девушка забеспокоилась.
– Хилл, Хилл, ты слышала? Моя бедная дорогая миссис Фримен. Что будет со мной, если я ее лишусь? Я пережила много трагедий, Хилл, в том числе и самую тяжелую, какая может выпасть на долю матери! Утрату моего мальчика. Но если миссис Фримен умрет… если она покинет меня…
– Мадам, – перебила ее на сей раз Эбигейл, – вы не должны так расстраиваться.
Но Анна как будто не слышала, она позволила девушке обнять ее и прижать к груди.
– Хилл, Хилл, она была мне очень близкой подругой… столько лет.
Эбигейл увидела залитое слезами красное, дряблое лицо и поняла отвращение Сары, которое та не трудилась скрывать.
Неужели можно быть так безрассудно привязанной к женщине, которая не стала бы даже разговаривать с Анной, не будь она королевой? Ясно было одно: королева не в состоянии избавиться от чар Сары Черчилл. Эбигейл вспомнилось, как в последние месяцы Анна безропотно сносила грубости из-за Сандерленда, и удивилась искренности горя королевы.
– Хилл, к ней нужно срочно отправить моих врачей.
– Да, я передам ваше распоряжение.
– Спасибо, Хилл. Не знаю, что бы я делала без тебя. И даже тому, что ты здесь… я обязана ей.
«Да, – подумала девушка, – в этом и есть ирония судьбы. Чем больше привязывается ко мне Анна, тем большую благодарность испытывает к Саре».
Перед благодарственным молебном Сара поправилась. Она явилась ко двору лишь чуть бледнее обычного, но отнюдь не притихшей.
Королева тепло обняла ее.
– Моя дражайшая, дражайшая миссис Фримен, как я боялась за вас.
– Я уже поправилась. Не думали же вы, что меня не будет на благодарственном молебне в честь Мальборо?
Анна удержалась от замечания, что этот молебен – благодарение Богу. Сара не поняла бы ее, да и вообще набожностью она никогда не отличалась.
– Я очень рада видеть вас, – искренне сказала Анна.
– Мне, разумеется, надо решить, какие драгоценности вы наденете.
– Хилл их уже приготовила. Мы решили избавить вас от хлопот, миссис Фримен.
– Горничная подбирает вам драгоценности! Разве она может выбрать? Нет, миссис Морли, так не пойдет. Что это, рубины? Смешно! Пусть их унесут, а я подумаю, что будет наиболее подходящим для данного случая.
– По-моему, Хилл сделала хороший выбор.
Сара фыркнула, выражая презрение к Хилл и ее выбору. Потом улыбнулась.
– Я написала мистеру Фримену. Бедняга, его известили о моей болезни. Я бы не позволила его беспокоить. Он грозился бросить все и вернуться ко мне.
– Удивительно преданный муж! До чего счастливы мы… обе. Мало у кого такие мужья.
Сара надменно скривила губы. Сравнения толстого, глупого Георга с Малем она не могла спокойно снести.
И продолжала:
– Я написала, что скоро поправлюсь. Во всем повинна тревога за его жизнь и, конечно, тот случай под Рамийи, когда его чуть не убило. Дома тоже немало причин для беспокойства. Я не уверена, что Джон Вэнбру – тот человек, которому следовало доверить постройку Бленхейма. Мы с ним совершенно не ладим. А потом те, от кого я могла ждать дружеских чувств, не желают слушать моего совета.
Губы Анны сурово сжались. «Сейчас, – подумала Сара, – начнет говорить, что ей не нравится характер Сандерленда, и она не сможет установить с ним дружеских отношений. Я закричу, лишь бы она замолчала, иначе меня опять хватит удар. Сандерленд получит этот пост, но сейчас, пожалуй, не время добиваться этого».
Сара занялась подбором драгоценностей, а тем временем Анна говорила ей, как беспокоится за Георга – у него обострилась астма.
– По ночам ему очень плохо, миссис Фримен, на него бывает жалко смотреть. Он беспокоится за меня. Говорит, ходить за ним мне не по силам, но я сказала, что он мой муж, и это моя привилегия.
– Пусть один из пажей спит в его комнате, а вы ложитесь в другой.
– Мы с Георгом много лет делили ложе, и он признался, что не может заснуть, когда меня нет рядом. Да и я без него не засну. Но не беспокойтесь, дорогая миссис Фримен. О вашей несчастной Морли хорошо заботятся. Хилл спит у меня в передней, и, когда надо, я могу ее позвать. Такое доброе создание. Никогда не приходится звать ее дважды. Она всегда рядом… такая старательная… такая услужливая. Мы с принцем не знаем, что бы делали без нее. И я всегда помню, что должна быть признательна за эту девушку моей миссис Фримен.
– Как вам известно, я вытащила ее из грязи, и она старается угодить мне. Я сказала ей, что лучший способ угодить мне – это угождать вам.
– Дражайшая миссис Фримен, как мне вас отблагодарить?
«Сандерленд? – подумала Сара. – Нет, пока не стоит. После церемонии будет самое время».
Анна, одетая в роскошное платье поверх парчовой юбки, с украшениями, которые выбрала Сара, совершенно не походила на несчастную женщину, несколько дней назад бессильно сидевшую с компрессами на ногах.
Она поглядела на Георга в расшитом костюме, украшенном серебряной парчой. Выглядел он прекрасно, и все же при виде его у королевы защемило сердце. Принц плохо спал ночью, задыхался, страдая от одышки. Пришлось три раза вызывать Хилл. Какой полезной бывала девушка среди ночи и как быстро приходила на зов! Казалось, она чувствует, что нужна.
– Георг, – сказала Анна, – боюсь, вся церемония окажется утомительной.
– Я буду с тобой, любимая, – ответил принц.
– Я настаиваю, чтобы ты вернулся, если почувствуешь себя плохо. Я велела Мэшему присматривать за тобой.
Принц с улыбкой кивнул. Несчастный дорогой Георг! С каждым днем становится все более грузным и более слабым.
Сара выглядела замечательно. В подобных случаях она никогда не одевалась слишком нарядно, полагаясь на собственную красоту. Как бы там ни было, она – супруга виновника этого торжества.
– Дорогая миссис Фримен должна ехать в моей карете, – сказала Анна.
– Люди наверняка ждут этого, – ответила Сара.
– Я беспокоюсь за Георга.
– Да, он нездоров, ему трудно будет сопровождать нас. День предстоит тяжелый, не дай Бог во время службы у него начнется приступ астмы.
– Я буду в постоянной тревоге.
– Тогда ему лучше остаться. Пусть Хилл и Мэшем присматривают за принцем. На них можно положиться.
– На Хилл я определенно могу полагаться, и, кажется, она способна руководить Мэшемом.
– Она старается угодить мне, – заметила Сара.
Лестно было ехать в королевской карете с пешим и конным эскортом, одетым по такому случаю в новенькие мундиры. По обочинам улиц горожане приветствовали королеву и супругу героя, играли оркестры.
Лорд-мэр и шериф, встретив королеву с герцогиней у Темпл-Бара, повели их в собор Святого Павла, где архиепископ Кентерберийский отслужил благодарственный молебен.
Вечером запылали фейерверки, прогремел орудийный салют из Тауэра.
Кофейни были переполнены; но к концу дня народ перебрался в таверны выпить в честь Англии, королевы и герцога.
Повсюду была слышна музыка, люди пели, плясали, где-то вспыхивали ссоры. Харли сидел в своем клубе с Генри Сент-Джоном и кое-кем из друзей-литераторов – Даниэлем Дефо, вечным его должником, Джонатаном Свифтом, любившим провозглашать свои взгляды, Джозефом Эддисоном и Ричардом Стилом.
Остроты сыпались как из рога изобилия, вино лилось рекой. Харли заметил, что победа Мальборо стоила стране большой крови и денег налогоплательщиков. И что дела страны можно вершить не столько шпагой, сколько пером – с чем слушатели охотно согласились: перо являлось их оружием.
Разговор продолжался, и впоследствии Харли сказал Сент-Джону, что он был очень полезным. Его армия писателей должна добиться не менее громкой победы, чем армия Мальборо.
А у ложа спящего принца Эбигейл Хилл дала обещание стать женой Сэмюэла Мэшема.
«Сердце мое! – писал Мальборо Саре. – Моя душа так переполнена радостью, что если б я написал больше, то наговорил бы много глупостей«.
Сара хранила его письма, перечитывала их снова и снова. После сражения при Рамийи она упрекнула мужа, что он своей опрометчивостью причинил ей ужасные беспокойства.
«Поскольку я стремлюсь заслужить любовь армии, – ответил ей герцог, – то должен показывать всем, что, подвергая их опасности, не делаю исключения для себя. Но я так тебя люблю и так хочу дожить свои дни с тобой на покое, что буду рисковать жизнью, лишь когда это совершенно необходимо. Я убежден, что нынешняя кампания окончится выгодным для нас миром, и прошу – позаботься, чтобы строительство дома в Вудстоке завершилось как можно скорее, мне хочется приехать туда».
Об этом она позаботится. Съездит, поторопит строителей; поговорит с Джоном Вэнбру. Однако важнее всего успешное завершение войны. Виги дали ясно понять, что, если Сандерленд – виг из вигов – не станет государственным секретарем, они выступят против ее продолжения; и даже Годолфин признал, что для получения средств на войну это назначение крайне необходимо.
Сара вызвала Годолфина к себе, и тот покорно явился. Поначалу он был против Сандерленда, и его пришлось долго убеждать, но теперь согласился с ней.
– Согласитесь, – торжествующе сказала она, – Сандерленд должен стать государственным секретарем. Виги настаивают.
Годолфин, вечно боявшийся Сары, печально покачал головой.
– Королева упрямится.
– Надо заставить ее подчиниться.
При этом заявлении он невольно улыбнулся. Сара говорила о королеве Англии, будто о собачонке! Но герцогиня в своих словах не видела ничего смешного. Ей уже надоела вся эта история, с которой надо было давным-давно покончить.
– Я написала бы Малю, – сказала она, – заручилась бы его поддержкой. Королева теперь не сможет ему отказать. Но он занят своей кампанией, и этот вопрос нам придется решать самим.
– Если королева и пойдет на уступки, то лишь ради вас.
Это было правдой.
– Предоставьте все мне, – сказала Сара. – До сих пор мне удавалось уговорить ее. Теперь придется заставить.
Годолфин пообещал написать королеве, что от этого назначения зависит продолжение войны. Если этого окажется мало, придется найти другие средства убедить ее.
Анна ответила письмом, где изложила возражения против назначения государственным секретарем Сандерленда. Имея дело с лордом-казначеем, королеве пришлось привести более веские доводы, чем тот факт, что характер Сандерленда ей не нравится и она не сможет установить с ним добрых отношений.
Сандерленд являлся вигом, и, назначив его государственным секретарем, она могла бы оказаться в руках этой партии.
«Чего мне хотелось бы, – писала она, – так это не быть связанной ни с одной из этих партий: случись со мной несчастье оказаться в руках той или иной, я, именуясь королевой, стану, по сути дела, их рабыней. К тому же, как я слышала, и вы, и герцог Мальборо противились этому назначению. Я желаю иметь возможность пользоваться услугами тех, кто мне верно служит, будь то виги или тори».
Годолфин вынужден был признать, что это резонно; однако ради поддержки вигами войны необходимо было добиться назначения Сандерленда.
