Текст книги "Счастье и тайна"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Отец был в холле, но обнял он меня еще более рассеянно, чем обычно.
– Бедное мое дитя, – проговорил он почти без всякого выражения. – Все это было так ужасно для тебя.
Но потом он положил руки мне на плечи и, отстранившись, заглянул мне в лицо. В его глазах засветилось сочувствие, и я впервые ощутила, что между нами существует истинно какая-то связь.
– Ну вот ты и дома, – сказал он. – Мы позаботимся о тебе.
– Благодарю, отец.
Фанни вставила:
– Грелка у тебя в постели. А то в последнее время тут прохладно – туманы.
Все это следовало понимать как необычайно теплый прием.
Поднявшись в свою комнату, я постояла у окна, глядя на торфяники: здесь все мне мучительно напоминало о Габриеле и Фрайди. И почему я решила, что в Глен Хаус мне легче будет все забыть, чем в Керкленд Ревелз?
Спустя день все вошло в привычную колею. Я встречалась с отцом только за едой, и мы опять не могли найти тему для разговора. Он не часто вспоминал Габриела, так как не хотел затрагивать больную тему. Потому мы испытывали истинное облегчение, когда обед или ужин заканчивался.
Через две недели после моего приезда отец опять уехал куда-то и вернулся домой ужасно расстроенный. Я поняла, что не смогу вынести жизнь в этом доме.
Я ездила верхом, ходила на прогулки и однажды отправилась к тому месту, где мы повстречались с Габриелом и Фрайди. Однако воспоминания приносили такую боль, что я решила больше там не появляться. Чтобы опять обрести душевный покой, мне нужно было прекратить думать о Габриеле и Фрайди.
По-моему, в этот день я приняла решение изменить свою жизнь коренным образом. Я ведь была, в конце концов, молодой вдовой со средствами. Я бы могла построить дом, нанять нескольких слуг и жить совершенно по-другому – иной жизнью, отличной от той, которую я вела и с отцом, и мужем.
Конечно, мне очень хотелось, чтобы рядом был настоящий друг, который мог бы посоветовать, что делать дальше. Будь дядя Дик дома, я бы доверилась ему. Я, правда, написала ему о том, что стала вдовой, но наши письма никогда не бывали ответами, слишком большие между ними были перерывы.
Я подумала было о том, чтобы отправиться в морское путешествие. Можно было бы договориться о встрече в каком-нибудь порту, и тогда я рассказала бы ему обо всем, что случилось со мной. Но несмотря на то, что я строила такие планы, на уме у меня была одна догадка, которая очень волновала меня, и если бы она подтвердилась, то все мои недостроенные планы рухнули бы… к моему восторгу.
Меня мучили сомнения, но пока о своих подозрениях я никому не говорила. Прошло несколько недель – и я посетила врача.
Я навсегда запомню, как сидела в его приемной: в окно светило солнце, и теперь я наверняка знала, что у истории моей встречи с Габриелом и Фрайди будет продолжение, хотя они и не примут в ней участие.
Как описать мое состояние? Мне предстояло пережить прекрасное событие.
Доктор улыбался мне, он был в курсе моих дел и считал, что для меня это был просто подарок судьбы.
– Сомнений нет, – подтвердил он. – У вас будет ребенок.
Весь остаток дня я лелеяла свою тайну. Мой собственный ребенок! Я была полна нетерпения – впереди были месяцы беременности, а я хотела ребенка… сейчас!
Вся моя жизнь изменилась. Я больше не размышляла над прошлым. Теперь я верила, что таким образом Габриел оставил мне свое утешение и что все было – было не напрасно.
Когда я оказалась в своей комнате одна, я вспомнила, что поскольку это не только мой ребенок, но и Габриела тоже, то если это будет мальчик – он станет наследником Керкленд Ревелз.
«Ну и что? – сказала я сама себе. – Нечего ему рассчитывать на это наследство. Я сама его обеспечу. Рокуэллы даже не узнают о его рождении. Пусть все достанется Люку. Мне все равно…»
На следующий день за завтраком я сообщила отцу об этой новости. Он был поражен, лицо его постепенно порозовело – я полагала, от удовольствия.
– Теперь тебе будет легче, – заметил он. – Благослови тебя господь. Лучшего для тебя ничего и не придумаешь.
Я еще никогда не видела его таким разговорчивым. Он сказал, что я должна немедленно известить Рокуэллов. Он видел, в каком плачевном состоянии находится здоровье сэра Мэтью, и, я полагала, он думал, было бы несправедливо, если Люк унаследует титул деда, когда на самом деле он должен перейти к моему еще не родившемуся сыну – если это будет сын.
Мне передалось его волнение. Я сразу направилась в свою комнату и написала Рут.
Это письмо далось мне нелегко, потому что мы с Рут никогда не были в дружеских отношениях, и я представляла себе, какой эффект произведет на нее эта новость.
Письмо вышло высокопарным, но лучшего я придумать так и не смогла:
«Дорогая Рут!
Пишу, чтобы сообщить тебе, что у меня будет ребенок. Мой врач только что уверил меня, что сомнений быть не может, и я посчитала, что семья должна знать, что вскоре в ней станет на одного человека больше.
Надеюсь, сэр Мэтью оправился после приступа. Я уверена, что он обрадуется новости о том, что у него появится еще один внук.
Я чувствую себя прекрасно, и надеюсь, вы тоже. Мои лучшие пожелания всем.
Твоя невестка
Кэтрин Рокуэлл»
Ответ от Рут пришел через два дня:
Дорогая Кэтрин!
Твоя новость нас удивила и обрадовала.
Сэр Мэтью говорит, чтобы ты приезжала в Ревелз немедленно, так как не может быть и речи о том, чтобы его внук родился где-либо в другом месте.
Пожалуйста, не отказывай ему в этой просьбе, сделай так, как он хочет. Твой отказ очень расстроит его. По давней традиции все дети в нашей семье должны родиться в нашем доме.
Пожалуйста, ответь мне тут оке, когда тебя ожидать. К твоему приезду все будет готово.
Твоя невестка
Рут».
Здесь же было письмо от сэра Мэтью. Почерк был немного неровный, но чувствовалось, что он искренне желает моего возвращения. Он писал, что скучает без меня. И для него не могло быть более приятной новости в это печальное для него время. Он просил не разочаровывать его. Итак, мне необходимо было возвращаться в Керкленд Ревелз.
Я понимала, что он прав. Надо было возвращаться.
Рут и Люк приехали на станцию Кейли встретить меня.
Они встретили меня с подчеркнутым радушием, но я совсем не была уверена, что они действительно рады видеть меня. Рут была спокойна, а Люк, мне показалось, немного потерял свою веселость. Привыкнув ощущать себя наследником того, к чему он так стремился, в один прекрасный день он обнаружил, что на его пути может появиться еще один претендент. Можно было представить его состояние теперь. Тут уж все зависело от того, насколько сильно он жаждал наследства.
По дороге домой Рут заботливо справлялась о моем здоровье. Меня охватило волнение: вот мы проехали торфяники, въехали на старый мост, я увидела вдали развалины монастыря и, наконец, само поместье Ревелз.
Мы вышли из коляски, прошли через галерею, и мне почудилось, что злые физиономии бесов осветились самодовольством, злорадно усмехаясь: ну что, ты думала, что убежала от нас?
Но входя в этот дом снова, я ощущала в себе уже новые силы. У меня теперь было кого любить и защищать. Пустота исчезла из моей жизни, и душа моя была снова открыта для счастья.
Глава IV
Когда я вошла в дом, сэр Мэтью и тетя Сара уже ждали меня. Оба бросились меня обнимать и обращались со мной с такой осторожностью, будто я была создана из фарфора. Это заставило меня улыбнуться.
– Вы меня не разобьете и не сломаете, – заметила я, – и это сразу настроило всех на нужный лад.
– Твоя новость… такая прекрасная новость! – бормотала тетя Сара, вытирая глаза, хотя я не видела в них ни слезинки.
– Для нас это так важно, – сказал мне сэр Мэтью. – Это такое утешение.
– Мы уже говорили ей об этом, – вставила Рут. – Правда, Люк?
Люк улыбнулся, к нему вернулось его прежнее дружелюбие.
– Правда, Кэтрин? – спросил он.
Я не ответила ему, а просто улыбнулась.
– Кэтрин, должно быть, устала и хочет подняться в свою комнату, – заметила Рут. – Распорядиться, чтобы тебе прислали чай наверх, Кэтрин?
– Да, это было бы кстати.
– Люк, позвони, чтобы пришла служанка. Пошли, Кэтрин. Твой дорожный сундук уже наверху.
Сэр Мэтью и Сара вслед за Рут и за мной поднялись по лестнице.
– Я поместила тебя на втором этаже южного крыла, – объяснила Рут. – Тебе нужно поменьше ступенек, да и комната эта очень приятная…
– Если она тебе не понравится, – поспешил добавить сэр Мэтью, – ты сразу же должна сказать нам, дорогая.
– Вы очень добры, – ответила я.
– И ко мне ты будешь поближе, – голос Сары звенел от волнения. – Это будет прекрасно… на самом деле!
– …Мне кажется, я выбрала самую подходящую комнату, – закончила Рут.
Мы прошли певческую галерею и поднялись по лестнице на второй этаж. Потом прошли короткий коридор с двумя дверьми. Рут распахнула вторую дверь – за ней и оказалась моя комната.
Она была почти точной копией той, в которой мы жили с Габриелом – даже туалетная комната была такой же. Из окон были видны лужайки перед домом и монастырь. Значит, комната была расположена точно так же, только двумя этажами ниже.
– Очень приятная комната, – заметила я. С украшенного потолка на меня смотрели херувимы, изображенные вокруг люстры в центре. У меня была кровать с пологом, как и почти все остальные в доме, наверно. Полог состоял из голубых шелковых занавесей около кровати, и в тон им были голубые камчатые шторы на окнах. Ковер был синего цвета. В комнате был огромный камин, шкаф для одежды и несколько стульев, а также дубовый сундук, над которым висела медная грелка для постели. На хорошо начищенной медной поверхности лежал красноватый отблеск от вазы с красными розами, которые, как я уже догадалась, поставила здесь Рут.
Я улыбнулась ей.
– Благодарю тебя, – сказала я.
Она склонила голову в знак признательности, но меня продолжал мучить вопрос – действительно ли она рада видеть меня, или она была бы более счастлива, если бы, уехав из Ревелз, я исчезла из ее жизни навсегда. Я была уверена, что она не могла быть искренне рада моему приезду – она ведь понимала, что будет значить рождение моего сына для Люка. Она обожала Люка, я это видела, а теперь, когда я сама собиралась стать матерью, я понимала, насколько честолюбивой становится мать в отношении своих детей – и я не обижалась на Рут, даже если она и затаила на меня обиду.
– Здесь тебе будет удобно, – торопливо заметила она.
– С твоей стороны это так мило, ты проявляешь столько заботы, так стараешься…
Сэр Мэтью расплылся в улыбке.
– Это тебе ради нас придется хорошенько постараться, – сказал он. – Мы так рады, так рады… Я уже сказал доктору Смиту: пусть он делает что хочет, лечит меня любыми снадобьями или заклинаниями, но я должен дожить до рождения моего внука.
– Вы уже и пол определили?
– Ну конечно, моя дорогая. Я ни капельки не сомневаюсь. Тебе на роду написано иметь сыновей.
– Хагар, дорогая, мне хочется, чтобы ты пришла посмотреть мои гобелены, – пробормотала тетя Сара. – Ты ведь придешь, правда? А я покажу тебе колыбельку. Все Рокуэллы пользовались этой колыбелью.
– За оставшиеся несколько месяцев надо будет ее отремонтировать, – практично добавила Рут. – Тетя Сара, только это Кэтрин.
– Конечно, это Кэтрин, – возмутилась тетя Сара. – Мы с ней хорошие друзья. Ей так понравились мои гобелены!
– Я думаю, ей надо отдохнуть.
– Да, мы не должны утомлять ее, – согласился сэр Мэтью.
Рут многозначительно кивнула в сторону тети Сары, и сэр Мэтью взял ее под руку.
– Когда она отдохнет, мы с ней поговорим, – сказал он. И еще раз улыбнулся мне. Он увел свою сестру.
Рут вздохнула, когда за ними закрылась дверь.
– Ты знаешь, выносить ее становится все труднее. Эти странные провалы в памяти… Иногда она может без запинки перечислить все наши дни рождения. Тем более странно, что она забывает, с кем из нас говорит.
– Наверно, к старости это бывает.
– Я надеюсь, со мной этого не будет. Есть поговорка: те, кого Бог любит, умирают молодыми. Иногда мне кажется, это правда.
Я сразу вспомнила Габриела. Был ли он любимцем богов? Вряд ли.
– Пожалуйста, не говори о смерти, – попросила я.
– Прости. Как это глупо с моей стороны. Скоро тебе принесут чай. Мне кажется, ты выпила бы чаю, правда?
– Да, он придаст мне сил.
Она подошла к вазе с цветами и стала их поправлять.
– Они мне напоминают, – начала я. Рут вопросительно посмотрела на меня, и я продолжила: – те розы, которые ты поставила в нашей комнате, когда мы приехали сюда.
– Ах, прости меня. Я не подумала об этом.
Она, наверное, решила, что теперь им надо быть осторожнее, и после этой трагедии надо быть очень тактичными, чтобы не будить лишних воспоминаний.
Служанка принесла чай. Она сделала реверанс и представилась:
– Добрый день, я – Мери-Джейн.
– Мери-Джейн будет твоей личной служанкой, – пояснила Рут. – Она будет приходить, когда ты позвонишь и колокольчик.
Я была довольна. Мери-Джейн была довольно высокой молодой женщиной со свежим лицом; было видно, что она будет честной и добросовестной. Она поняла, что я рада ей, и позволила себе тоже выразить свое удовольствие – и теперь, я думаю, у меня в доме появился друг.
Рут подошла к подносу.
– Она принесла две чашки, – заметила она.
– Ты позволишь присоединиться к тебе?
– Разумеется.
– Тогда садись, я принесу тебе чай.
Я села возле кровати: в эту минуту мне не хотелось смотреть в окно. Я все думала о Габриеле: мне пришло в голову, что если бы кто-нибудь отсюда посмотрел в окно в момент несчастного случая, то он увидел бы, как Габриел падает вниз.
Рут подала мне чашку чая, потом принесла скамейку, чтобы я поставила на нее ноги.
– Мы все будем следить за тобой, – добавила она.
Но я заметила, как холодны были ее глаза, да и дружелюбие в голосе казалось натянутым.
«Начинается! – подумала я. Стоит мне только попасть в этот дом, как меня охватывают все возрастающие сомнения. – «Мы все будем следить за тобой». – Это можно понять двояко!»
Она подошла к столу у окна, села и начала рассказывать о том, что произошло в мое отсутствие. Сэр Мэтью оправился от удара, но он уже слишком стар, чтобы такие удары проходили бесследно, и это беспокоит Деверела Смита.
– На прошлой неделе, – сказала она, – он оставался здесь на всю ночь. Он хороший врач, бескорыстно отдающий все силы пациентам. Ему в общем-то и не надо было оставаться. Но он настоял.
– Среди врачей есть очень благородные люди, – согласилась я.
– Бедный Деверел, я не думаю, что он очень счастлив в семейной жизни.
– Правда? Я почти ничего не знаю о его семье.
– Дамарис еще ребенок. А вот миссис Смит – это крест. Она считает себя инвалидом. Хотя я бы назвала ее ипохондриком. Я думаю, болезнь для нее – это способ привлечь к себе внимание.
– Она никуда не выходит?
– Редко. Считает себя тяжело больной. Мне кажется, доктор посвятил всю жизнь своей профессии из-за домашних обстоятельств. Но он просто обожает Дамарис.
– Она необычайно красива. А ее мать похожа на нее?
– Какое-то сходство есть, но Мьюриел никогда не была и наполовину так красива, как ее дочь.
– Даже если бы она была лишь на четверть так же красива – она бы уже была очень привлекательна.
– Да, согласна с тобой. Мне так жаль Дамарис. Я намеревалась устроить для нее бал – и для Люка тоже. Ho, разумеется, сейчас мы в трауре, и об этом не может быть и речи… по крайней мере, в этом году.
– Ей повезло иметь в твоем лице такого хорошего друга.
– Это нам повезло, что у нас есть такой хороший врач. Хочешь еще чаю?
– Нет, спасибо, я уже напилась.
– Я думаю, ты хочешь распаковать вещи. Может быть, прислать тебе в помощь Мери-Джейн?
Я заколебалась. Потом согласилась. Рут вышла, и вскоре появилась Мери-Джейн и еще одна служанка, которая забрала поднос с чаем, оставив нас вдвоем с Мери-Джейн.
Я наблюдала, как Мери-Джейн встала на колени возле моего дорожного сундука и стала вынимать одежду.
– Скоро мне придется покупать какую-то новую одежду, – заметила я. – Эта мне уже не подойдет.
Мери-Джейн улыбнулась.
– Да, мадам, – подтвердила она.
Она была примерно моего роста, и мне пришло в голову, что когда моя одежда будет мне мала, можно будет отдать ей что-нибудь из платьев. Так я и сделаю.
– У тебя довольный вид, Мери-Джейн.
– Это все из-за вашей новости, мадам. И еще я рада, что вы вернулись.
Сомневаться в ее искренности не приходилось, и это меня очень порадовало.
Этот дом начинал оказывать на меня странное воздействие. Я не пробыла здесь и часа, а уже искала друзей и… врагов.
– Этого еще так долго ждать, – вздохнула я.
– Да, мадам. Моя сестра тоже ждет ребенка. Он должен родиться через пять месяцев. Мы надеемся, что это будет мальчик, хотя если это будет девочка, думаю, мы тоже не очень огорчимся.
– Ты говоришь о сестре, Мэри-Джейн. Значит, у тебя есть семья?
– О да, мадам. Муж Этти работает в Келли Гранж. У них хороший дом там, на территории усадьбы. И жилье, и дрова, мадам, – все бесплатно. Это ее первый ребенок. Я, когда могу, наведываюсь к ней.
– Вот и молодец. Ты мне будешь рассказывать, как у нее идут дела. У нас с ней, Мери-Джейн, теперь есть общие заботы.
Она улыбнулась.
– Поначалу наша Этти ужасно боялась. Ведь в первый раз… конечно, страшно. Да они оба переживали… и Джим тоже. Сначала она все боялась, что умрет. Потом боялась, что у ребеночка что-нибудь будет не так. Ох, как же наша Этт боялась, что когда ребенок родится, у него чего-нибудь будет не хватать!.. Но Джим попросил доктора, чтобы он осмотрел ее, и тот сделал свое дело. Он прекрасно с ней обошелся. Какой замечательный человек… этот доктор!
– Доктор Смит?
– А… да. Он добрый. Ему все равно, господа вы или бедные люди. Он тогда сказал: «Не беспокойтесь, миссис Хардкасл. У вас будет совершенно нормальный ребенок. И все говорит о том, что это будет малышка». Вот это и наставило нашу Этт на путь истинный.
– Да, нам повезло, – сказала я, – что мы подопечные такого хорошего доктора.
Она улыбнулась. Мне действительно доставляло удовольствие смотреть, как она растряхивает мою одежду и вешает ее в шкаф. Своим приятным характером и типично йоркширским чувством здравого смысла она возвращала меня к реальности.
После обеда в этот первый вечер мы все собрались в одной из гостиных на втором этаже, неподалеку от моей комнаты. Объявили о прибытии доктора Смита.
– Проводите его к нам наверх, – сказала Рут. Когда дверь за слугой закрылась, она сказала мне: – Доктор часто навещает нас. Он такой внимательный.
– Он слишком много суетится вокруг меня, – проворчал сэр Мэтью. – Я уже нормально себя чувствую. Когда доктор Смит вошел в комнату, я поняла, что он хотел видеть меня.
– Рад вас видеть, миссис Рокуэлл, – сказал он.
– Вы ведь знаете, почему она вернулась? – спросил сэр Мэтью.
– Да, разумеется. Полагаю, что к концу недели в деревне не останется ни одного человека, который бы не знал об этом. Уверяю вас, я очень рад слышать… очень рад!
– И не вы один, – поддержал его сэр Мэтью.
– А мы будем нянчить малыша вместе, – объявила тетя Сара, как ребенок, которому обещали особое угощение.
– Может быть, – вставил Люк, и в его голосе послышались язвительные нотки, – мы все будем хором подпевать Кэтрин, пока она будет петь Магнификат [3]3
Магнификат – («magnificat» – церк.) —часть англиканской вечерни. – Прим. перев.
[Закрыть]?
От такой непочтительности все растерянно замолчали, но доктор Смит быстро нашелся:
– Нам нужно очень беречь миссис Рокуэлл.
– Мы все так и собираемся поступать, – заверила его Рут.
Доктор подошел и взял меня за руку. Этот человек обладал каким-то магнетизмом, я и раньше это чувствовала, а сейчас поняла это с новой силой. Яркий, темноволосый, он был необычайно красив, и я знала, что он способен на глубокое чувство. Разочаровавшись в своей семейной жизни, думала я, он, наверное, компенсирует недостаток любви со стороны жены своей преданностью пациентам. Я заметила, что хотя сэр Мэтью жаловался на то, что доктор слишком усердствует с его лечением, он, тем не менее, рад видеть его, и было очевидно, что присутствие доктора успокаивает его. Я вспомнила о том, как Мери-Джейн рассказывала, как добр был доктор с ее сестрой. Здешние люди, возможно, должны быть благодарны его жене, так как чем более недоволен он был своей женой, тем больше внимания уделял их нуждам.
– Я знаю, вы любите ездить верхом, – сказал доктор, – но, думаю, вам не следует очень увлекаться этим занятием… по крайней мере, начиная со следующего месяца.
– Хорошо, я не буду, – обещала я.
– Я думаю, вы будете умной и послушной молодой леди.
– Вы сегодня опять были в Уорстуисл? – спросила его Рут.
– Да, – ответил доктор.
– И это расстроило вас… Такое уж это место. – Рут повернулась ко мне. – Доктор Смит лечит бесплатно не только тех, кто не может заплатить, но и людей в этой… больнице.
– Да ладно уж, – смеясь, отмахнулся доктор, – не делайте из меня святого. Кому-то ведь надо заглядывать к этим людям время от времени. Да и не забывайте – у меня здесь есть не только бедные, но и богатые пациенты. Вот я и обдираю богатых, чтобы помочь бедным.
– Настоящий Робин Гуд, – заметил Люк.
Доктор Смит обратился к сэру Мэтью:
– Ну как, сэр, вы позволите осмотреть вас сегодня?
– А вы думаете, это необходимо?
– Я думаю, раз уж я здесь…
– Ну что ж, прекрасно, – запальчиво воскликнул сэр Мэтью. – Только сначала вы должны выпить с нами. Я хочу, чтобы из погребов принесли одну из самых лучших бутылок шампанского. Люк, позвони в колокольчик.
Люк позвонил, и сэр Мэтью отдал распоряжение.
Принесли вино, наполнили бокалы.
Сэр Мэтью наполнил свой бокал и воскликнул:
– За моего внука!
Он обнял меня одной рукой, пока мы все пили.
Вскоре после этого доктор и сэр Мэтью удалились в его комнату, а я пошла в свою. Мери-Джейн, намереваясь оправдать звание личной служанки своей госпожи, готовила для меня постель.
– Спасибо, Мэри-Джейн.
– Вам что-нибудь еще нужно, мадам?
Мне вроде бы ничего больше не могло понадобиться, поэтому я пожелала ей спокойной ночи, но когда она уже подошла к двери, я окликнула ее.
– Кстати, Мери-Джейн, ты не знаешь, что это за место – Уорстуисл?
– Ну конечно знаю, мадам. Это в десяти милях отсюда по дороге в Хэррогейт.
– А что оно из себя представляет?
– Ну, это то место, куда отправляют сумасшедших.
– О, понимаю… Ну ладно, спокойной ночи, Мери-Джейн.
На следующее утро меня разбудила Мери-Джейн, которая пришла раздвинуть шторы. Она принесла мне горячей воды.
Было так приятно проснуться и увидеть ее милое личико! А она была немного удивлена, потому что необходимости раздвигать шторы не было – я сама отодвинула их и раскрыла окно еще перед сном. Мери-Джейн тоже думала, что ночной воздух «опасен».
Я объяснила, что всегда сплю с открытым окном, кроме разве что самых холодных дней зимой. Мне кажется, это только убедило ее в том, что за мной нужно хорошенько присматривать.
Я приняла ванну в туалетной комнате и пошла в столовую на втором этаже. Я очень проголодалась. Напомнив себе, что теперь нужно есть за двоих, я взяла яйца, бекон и жареные почки с острой подливой с жаровни на буфете.
Я уже знала, как здесь принято делать. Завтрак подавали от восьми до девяти, и нужно было самой себя обслуживать.
Я позвонила, чтобы мне принесли кофе, и когда его подали, ко мне присоединился Люк. Позднее появилась Рут и заботливо осведомилась, хорошо ли я спала и как мне понравилась комната.
Они поинтересовались, каковы мои планы на день. Люк уезжал в Рипон и сказал, что с удовольствием купит там все, что мне нужно. Я поблагодарила его и ответила, что мне кое-что, конечно, нужно приобрести, только я еще не решила, что именно.
– До счастливого события еще уйма времени, – заметил он. А Рут снисходительно упрекнула его, так как посчитала его замечание бестактным. Мне же было все равно. Я была готова думать об этом все время.
Я им сказала, что собираюсь немного прогуляться утром; мне очень хотелось еще раз сходить к развалинам монастыря.
– Тебя так и тянет туда, – заметил Люк. – Наверно, это и послужило главной причиной твоего возвращения сюда?
– На моем месте любой бы заинтересовался, – ответила я.
– Главное, ты не должна переутомляться, – предупредила Рут.
– Я себя чувствую хорошо, так что, думаю, опасаться нечего.
– Все равно – помни, что надо быть осторожной.
Разговор перешел на местные дела: попытки викария собрать деньги на содержание храма, благотворительные базары и дешевые распродажи, которые он старался организовать для этих целей; упомянули о бале, который устраивал кто-то из друзей и который мы не могли посетить, так как были в трауре.
Солнце ярко светило в окна этой приятной комнаты, и уж в это утро я не находила ничего сверхъестественного в Керкленд Ревелз. Даже монастырь, куда я пошла через несколько часов, в этот день показался мне простой грудой развалин.
Прогулка была чудесная. Я чувствовала себя умиротворенной, готовой даже согласиться с версией, что Габриел покончил с собой из-за своей болезни. Было странно, что я была готова поверить в это, но так оно и было. Хотя, возможно, я просто боялась признать возможность другого объяснения…
Обратно я шла через развалины монастыря. Было тихо – и монастырь дышал миром и спокойствием. Вот, сегодня я вижу, что это только каркас; яркий солнечный свет заливает поросшие травой полы, обнажает обвалившиеся стены и не дает возможности поддаваться каким-то суеверным страхам. Мне вспомнился тот вечер, когда я шла здесь, и вдруг меня охватила паника. Сейчас я только посмеялась над своими причудами.
Второй завтрак прошел спокойно, со мной за столом были Люк и Рут, а сэр Мэтью и тетя Сара завтракали у себя в комнатах.
После этого я пошла к себе и начала составлять список вещей, которые мне понадобятся. Конечно, было еще рано, но я с таким нетерпением ждала появления на свет своего ребенка, что не могла больше откладывать. Пока я всем этим занималась, в дверь постучали, и когда я выкрикнула «Войдите!», на пороге комнаты появилась тетя Сара, заговорщически мне улыбаясь.
– Я хочу показать тебе детскую, – сказала она. – Пойдем со мной.
Я с удовольствием поднялась – мне просто не терпелось увидеть детскую.
– Она в моем крыле, – продолжала она. – Я часто поднимаюсь туда. – Она захихикала. – Вот почему они говорят, что я переживаю второе детство.
– Ну что вы, я не думаю, чтобы о вас так говорили, – заверила я ее, но она поморщилась.
– Говорят, я знаю, – сказала она. – А мне нравится. Если уж нельзя еще раз пережить первое детство, самое лучшее, что остается, – это пережить второе.
– Мне бы хотелось посмотреть детские комнаты, – попросила я. – Пожалуйста, покажите мне.
Ее лицо опять разгладилось и засветилось радостью.
– Пошли.
Мы поднялись по лестнице на самый верхний этаж. Я непроизвольно ощутила трепет, проходя по коридору, который вел в нашу прежнюю комнату и переднюю часть дома. Мои воспоминания о Габриеле и Фрайди, которые я все время пыталась подавить, были живы и ярки, как и всегда. Но тетя Сара, казалось, не замечала моего состояния. Она была поглощена тем, что вела меня в восточное крыло и детскую.
И опять меня поразила перемена в ней, когда мы перешли в ее часть дома. Она стала веселой, как девочка, и счастливой.
– Это прямо наверху, – бормотала она, поднимаясь по короткой лестнице. – Комната для занятий, дневная детская, ночная детская, комната няни и ее помощницы. – Она открыла дверь и сказала приглушенным голосом: – Это комната для занятий.
Это была большая комната с тремя окнами, около каждого окна было оборудовано сиденье; слегка наклонный потолок говорил о том, что мы находимся под самой крышей. Мой взгляд невольно упал на окна, заделанные решеткой, как по традиции полагалось в детской. Мой ребенок будет здесь в безопасности.
У окна стоял большой стол и около него – длинная скамья. Я подошла к столу. Он был весь изрезан и исцарапан. Наверное, не одно поколение Рокуэллов пользовалось им.
– Посмотри, – воскликнула тетя Сара. – Ты можешь прочитать это?
Наклонившись вперед, я разглядела имя Хагар Рокуэлл, вырезанное перочинным ножом.
– Она писала свое имя где только можно, – тетя Сара весело засмеялась. – Если пройтись по дому, заглядывая в шкафы и другие места, ее имя ты увидишь везде. Наш отец всегда говорил, что не Мэтью, а ей надо было родиться мальчишкой. Она вечно всех нас задирала… особенно Мэтью. Ее раздражало, что он был мальчиком. Ну конечно, если бы она была мальчиком… она бы сейчас жила здесь, не так ли?.. И Саймон тоже… Но, может быть, это и не совсем правильно… потому что он Редверз. Ах, дорогая, это слишком сложно, правда? Но сыном была не она, а Мэтью.
– Хагар – это бабушка Саймона Редверза? – спросила я.
Тетя Сара кивнула:
– Она уж его превозносит до небес… – Она приблизилась ко мне. – Ей хотелось бы видеть его здесь… Но теперь это невозможно, так ведь? Будет ребенок… да еще и Люк… и оба перед Саймоном. Сначала – ребенок… Мне надо запастись шелком.
– Вы хотите, чтобы мой ребенок появился на ваших гобеленах?
– Ты назовешь его Габриелом?
Я удивилась: мне было интересно, как она угадала мои мысли. Она глядела на меня изучающе, склонив голову набок. Сейчас она выглядела бесконечно мудрой, – иногда такое выражение встречается у простых людей.
– Но, может быть, будет и не мальчик… – возразила я.
Она только отмахнулась, как будто в этом уже не были сомнений.
– И никто ему не помешает, правда?
Вдруг она нахмурилась.
– Правда ведь? – повторила она.
– Если это будет мальчик, то он займет место отца.
– Но ведь отец его умер. Он покончил с собой… как говорят. Он действительно покончил с собой? – Она крепко схватила меня за руку. – Ты сказала, что он не мог этого сделать. А кто тогда это сделал? Скажи мне, прошу тебя, скажи?
– Тетя Сара, – торопливо прервала ее я, – когда Габриел умер, я была без ума от горя. Я, возможно, не знала, что говорила. Наверное, он все-таки покончил с собой.
Она выпустила мою руку и с упреком посмотрела на меня.
– Я разочаровалась в тебе, – сказала она, надувшись. Потом ее настроение резко изменилось. – Мы все сидели тогда за этим столом. Хагар была самой умной из нас и самой старшей. Теперь ты понимаешь, что было бы лучше… Тогда Саймон был бы… Хотя нашим воспитателям она не нравилась. Они любили Мэтью. А я была глупой. Плохо училась.
– Ничего, – успокоила я ее. – Зато вы прекрасно рисовали. И ваши гобелены будут висеть здесь спустя многие годы, когда нас уже не будет на свете.
Лицо ее просветлело. Потом она засмеялась.
– Я сидела вот здесь, Мэтью – вон там, а Хагар в конце стола. А наша воспитательница – всегда напротив нее. Хагар говорила, что будет сидеть во главе стола, потому что она самая старшая. У нее получалось все… кроме рисования и шитья. Вот здесь уж я была первой. Да, Хагар была сорванцом. Видела бы ты ее верхом на лошади! Она обычно ездила с нашим отцом верхом на охоту с собаками. Она была его любимицей. Однажды она забралась на окно, почти на самом верху монастырской башни. Сама слезть оттуда не могла, и пришлось послать туда двух садовников с лестницами… В наказание ее посадили на целый день на хлеб и воду и оставили одну в ее комнате, но ей было все равно. Она сказала, что ни о чем не жалеет.
