Текст книги "Счастье и тайна"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Он сходил в свой кабинет и принес две рюмки. Одну он наполнил наполовину и подал ее мне. Вторую он налил для себя.

Он поднял рюмку и улыбнулся мне, глядя поверх ее.

– Кэтрин, – сказал он, – вы сумеете пройти через все это. Доверьтесь мне. Если вы узнаете что-то, что кажется вам важным, рассказывайте мне. Теперь вы знаете, как я хочу помочь вам!

– Благодарю вас. Но я не могу выпить все это.

– Ничего. Вы немного выпили. Это придаст вам силы. Я пойду найду Дамарис.

Он ушел, и я не помню точно, сколько я пробыла одна. Я продолжала прокручивать в своем мозгу сложившуюся ситуацию. Отец уезжал из Глен Хаус и возвращался только на следующий день. Он, наверно, оставался на ночь где-нибудь недалеко от этого заведения… Может быть, после такого визита ему необходимо было взять себя в руки и успокоиться, прежде чем возвращаться домой. Так вот в чем была причина постоянной мрачной атмосферы в нашем доме!.. И вот почему мне всегда хотелось вырваться оттуда. Он должен был предупредить меня, подготовить. А может быть, и лучше, что я ничего не знала. И лучше, если бы никогда не узнала…

В комнату вошли Дамарис с отцом. На ней было пальто из плотной ткани с меховым воротником, и руки она спрятала в муфту. У нее был угрюмый вид, она явно не хотела провожать меня, поэтому я тут же стала уверять их, что мне не нужны провожатые.

Но доктор твердо сказал:

– Дамарис надо прогуляться.

Он улыбнулся мне, как будто ничего не случилось, и своими откровениями он только что не поколебал мою веру в себя.

– Вы готовы? – спросила Дамарис.

– Да, я готова.

Доктор с серьезным видом пожал мне руку. Потом сказал, что сегодня вечером мне следует принять снотворное, потому что я плохо сплю. Таким образом, Дамарис могла понять, что это послужило причиной моего визита к нему. Я взяла из его рук пузырек с лекарством и опустила его во внутренний карман плаща. Итак, мы с Дамарис вышли на улицу.

– Как холодно! – заметила она. – Может быть, еще хоть немного постоит безветренная погода.

Я шла как во сне. Даже не замечала, где мы идем. Мысли мои возвращались к тому, что рассказал мне доктор. И чем больше я думала об этом, тем более вероятным мне это казалось.

Мы остановились в укрытии дерева. Дамарис сказала, что ей попал камешек в ботинок и давит. Она присела на поваленное дерево, сняла ботинок, потрясла его и снова надела; застегивая пуговицы на ботинке, она даже покраснела.

Мы пошли дальше, но ей все еще что-то мешало в ботинке. Она села на траву и проделала все заново.

– Какой-то малюсенький камешек, – сказала она. – Вот он, наверное. – И она, замахнувшись, выбросила его. – Просто удивительно, как такая крошка может причинять столько неудобств. Ах, боже, мой, теперь опять эти пуговицы.

– Давайте я помогу.

– Нет, я сама застегну. – Она еще какое-то время трудилась над ними, потом подняла глаза:

– Я счастлива, что вы познакомились с моей мамой. Она была очень рада видеть вас.

– Ваш отец, по-моему, очень беспокоится за нее.

– О, да. Он беспокоится обо всех своих пациентах.

– А она пациент особый, – добавила я.

– Мы должны смотреть за ней, ей нельзя перенапрягаться.

Мне вспомнились слова Рут: «Она – ипохондрик, и из-за того, что у доктора такая семейная жизнь, он старается с головой уйти в работу».

Но пока я стояла там среди деревьев, мои мысли были заняты только одним: неужели это правда? Я уже думала не о своей матери, потому что все в точности совпадало, и значит, это должно быть правдой. Что же мучило меня? Вопрос возникал сам собой: «Неужели я такая же, как и она?» Я была в смятении в поисках ответа.

Стоя в рощице в этот декабрьский день, я чувствовала, что близка к отчаянию, как никогда в жизни. Но худшее было еще впереди. Оно надвигалось на меня, но в тот момент я думала, что со мной уже не может случиться ничего более страшного.

Дамарис застегнула ботинок, спрятала руки в муфту, и мы пошли.

Я удивилась, когда обнаружила, что мы вышли из рощи у дальней стороны монастыря, и теперь нам придется идти к Ревелз через развалины.

– Я знаю, – сказала Дамарис, – что это самое любимое ваше место.

– Так было раньше, – поправила я ее. Я уже давно здесь не была.

Только теперь я обратила внимание на то, что день быстро угасает и примерно через час стемнеет.

Я сказала:

– Люк должен проводить вас обратно.

– Хорошо бы, – ответила она.

В развалинах было еще темнее. Ведь все эти груды камней отбрасывали тени. Мы прошли мимо прудов и уже были в самой середине монастыря, когда я увидела монаха. Он шел вдоль разрушенной сводчатой галереи; он двигался молча и быстро и выглядел точно так же, как тогда, в ногах моей кровати.

Я выкрикнула:

– Дамарис! Смотрите! Вот там!

При звуке моего голоса фигура помедлила и, повернувшись ко мне, поманила меня пальцем. Потом монах отвернулся, пошел дальше и исчез за одной из опор, удерживавших остатки галереи. Потом опять показался и скрылся за следующей опорой.

Я наблюдала за ним, как зачарованная, ужас сковал меня, и я не могла пошевелиться.

Опомнившись, я закричала:

– Скорее! Мы должны схватить его!

Дамарис прильнула всем телом, удерживая меня.

– Нельзя терять времени! – прокричала я. – Мы упустим его из виду. Мы знаем, что он где-то здесь, в монастыре. Надо найти его! На этот раз он не уйдет!..

Дамарис повторяла:

– Кэтрин, пожалуйста… Мне страшно.

– Мне тоже. Но надо найти его. – Спотыкаясь, я добралась до галереи, но она пыталась тащить меня назад.

– Пойдемте домой, – просила она. – Пойдемте сейчас же домой!..

Я обернулась к ней.

– Вы видели его! – торжествующе воскликнула я. – Теперь вы расскажете им. Вы его видели!

– Нам надо идти в Ревелз, – повторяла она. – Идти скорее.

– Но… – и тут я поняла, что мы не сможем догнать его, потому что он двигался гораздо быстрее нас. Но это уже было не так важно. Я ликовала – теперь не только я видела его. Внезапное облегчение вслед за паникой – это было трудно перенести. Только теперь я поняла, какое потрясение пережила, как я была напугана.

Но бояться больше было нечего. Я была отмщена. Ведь его видела не только я!

Она тащила меня через развалины, и вот уже показался дом.

– Ох, Дамарис! – проговорила я. – Как я рада, что это случилось тогда, когда вы могли это… видеть.

Она повернула ко мне свое красивое бесстрастное лицо, и ее слова подействовали на меня, как ушат холодной воды.

– Что вы видели, Кэтрин?

– Дамарис… что вы хотите сказать?

– Вы были очень взволнованы. Вы что-то увидели, не так ли?

– Вы хотите сказать, что вы ничего не заметили?

– Но там ничего не было, Кэтрин! Ничего.

Я обернулась к ней. Задыхаясь от ярости и злости, я, кажется, схватила ее за руку и начала трясти.

– Вы врете! – закричала я. – Вы притворяетесь!

Она покачала головой, будто собираясь заплакать.

– Нет, Кэтрин, нет… Я была бы рада… Как бы я хотела увидеть… если это для вас имеет такое значение.

– Вы видели его, – сказала я. – Я знаю, что вы видели!

– Кэтрин, я ничего не видела. Там не было ничего.

Я холодно произнесла:

– Значит, вы тоже в этом участвуете, так ведь?

– О чем вы говорите, Кэтрин? – жалобно спросила она.

– Зачем вы повели меня к монастырю? Потому что вы знали, что он будет там. Чтобы потом сказать, что вы ничего не видели. И всем рассказать, что я сумасшедшая.

Я теряла контроль над собой, потому что была очень напугана. Я позволила ей увидеть, что я боюсь, когда думала, что бояться уже больше нечего. Это было моей ужасной ошибкой.

Она цеплялась за меня, но я отбросила се руку.

– Мне не нужна ваша помощь, – сказала я. – Я не приму от вас никакой помощи. Уходите. По крайней мере я теперь знаю, что вы – его сообщница.

С трудом я двинулась вперед. Быстро идти я не могла. Будто ребенок внутри противился этому.

Я вошла в дом. Он казался молчаливым и полным неприязни. Пройдя в свою комнату, я легла на кровать и лежала до наступления темноты. Мэри-Джейн пришла узнать, не прислать ли мне в комнату обед. Но я ответила, что не голодна, просто очень устала.

Отослав ее, я заперла двери.

Это был самый черный день в моей жизни.

Потом, приняв дозу снотворного, которое дал мне доктор, я тут же погрузилась в благодатный сон.

Глава VI

У женщины, ждущей ребенка, появляется особое свойство – ей присущ сильнейший инстинкт: она готова защищать свое дитя со всей энергией, и, кажется, чем сильнее ее желание защитить его, тем больше у нее появляется сил.

На следующее утро я проснулась, полная сил после непрерывного сна – благодаря снотворному, которое дал мне доктор. И тут же разом вспомнила все события предыдущего дня. Мне казалось, я стою у входа в длинный темный туннель; я понимаю, что внутри него меня ждет гибель, но порывы сильного злого ветра могут подхватить и затянуть меня туда.

Ребенок время от времени напоминал мне о своем существовании. Он был частью меня: если я куда-то шла, он должен был быть со мной там же. Если бы что-нибудь случилось со мной – это сразу же отразилось бы на ребенке. Я собиралась объявить войну тому, что угрожало мне гибелью – не только из-за себя, но ради того, кто был мне дороже Всех на свете.

Когда Мери-Джейн вошла ко мне с завтраком, она не заметила во мне никаких перемен, и это было моей первой победой. Меня охватывал ужас при мысли о том, что не сумею скрыть тот убийственный страх, который я испытывала со вчерашнего дня.

– Утро великолепное, мадам! – сказала она.

– Правда, Мери-Джейн?

– Еще немного ветрено, но, по крайней мере, солнышко светит.

– Я рада.

Я прикрыла глаза, и она вышла. Я не могла есть, но заставила себя хоть немного перекусить. Слабый солнечный лучик добрался до кровати, и это подбодрило меня. Мне показалось это символичным. Солнце будет светить всегда, думала я, а тучки – то они есть, то их нет. Всегда можно найти выход, мешает только неизвестность.

Мне хотелось все хорошенько обдумать. В глубине души я была уверена, что все, что я видела, – было на самом деле, а не в моем воображении. Каким бы загадочным все это ни казалось, всему можно было найти объяснение.

Дамарис явно принимала участие в заговоре против меня. И для этого было предостаточно причин. Если Люк хотел напугать меня, чтобы у меня родился мертворожденный ребенок, а Дамарис собиралась стать его женой, то вполне естественно было предположить, что она была в сговоре с ним.

Но невозможно было поверить, чтобы эти двое молодых людей могли задумать такое дьявольское убийство: ведь даже если ребенок еще и не появился на свет, все равно это было бы убийство!

Я постаралась спокойно оценить ситуацию и продумать свои дальнейшие действия. Первое, что пришло мне в голову, – это то, что я могла бы вернуться в отцовский дом. Но я тут же отбросила эту идею. Мне пришлось бы придумывать причину отъезда. Я была бы вынуждена признаться: «Кто-то из обитателей Ревелз пытается довести меня до сумасшествия. Поэтому я должна бежать отсюда». Таким образом, я бы подтвердила, что действительно боюсь. А если даже на секунду допустить, что у меня были галлюцинации, то это было бы первым шагом на том опасном пути, куда меня кто-то подталкивал умелой рукой.

К тому же я отнюдь не была уверена, что теперь смогла бы вынести чересчур торжественную и мрачную атмосферу, царившую в отцовском доме.

И я пришла к выводу: я не смогу вновь обрести покой, пока не найду разрешения этой загадки. Значит, следовало не убегать, а наоборот, усилить поиски моего преследователя. Я должна была это сделать – не только для себя, но и для ребенка.

Мне надо было наметить план действий, и я решила поехать к Хагар и рассказать ей обо всем. Конечно, я предпочла бы действовать в одиночку, но это было невозможно. Прежде всего, я решила съездить в Уорстуисл и убедиться в правдивости слов доктора Смита.

В Ревелз мне некого было попросить о такой услуге – значит, надо было ехать к Хагар.

Приняв ванну и одевшись, я немедля отправилась в Келли Гранж.

Я приехала туда около половины одиннадцатого и сразу пошла к Хагар и выложила ей все, что сказал мне доктор.

Она серьезно выслушала меня и, когда я закончила, сказала:

– Саймон отвезет тебя в это заведение немедленно. Я думаю, начинать надо с этого.

Она позвонила в колокольчик, чтобы пришла Досон, и велела прислать к нам Саймона незамедлительно. Вспомнив о своих подозрениях относительно Саймона, я немного взволновалась, но я понимала, что мне надо попасть в Уорстуисл, даже если это было связано с риском. Как только он вошел в комнату, все мои подозрения улетучились, и мне стало стыдно, что я могла так подумать о нем. Одно его присутствие действовало на меня успокаивающе.

Хагар рассказала ему обо всем, что случилось. У него был удивленный вид, и, подумав, он сказал:

– Ну что ж, лучше сразу съездить в Уорстуисл.

– Я пошлю кого-нибудь в Ревелз, чтобы они передали, что ты завтракаешь со мной, – сказала Хагар. Я была ей признательна за то, что она подумала об этом – ведь если бы я не появилась там вовремя, это вызвало бы у них ненужное любопытство.

Спустя пятнадцать минут мы уже ехали по дороге в Уорстуисл. Саймон правил двуколкой, а я сидела рядом с ним. По дороге мы почти не разговаривали, и я была благодарна ему за то, что он проникся моим настроением. Я не могла думать ни о чем, кроме предстоящего разговора, который так много значил для меня. Мне снова и снова вспоминалось, как отец отлучался из дома. Печаль как бы следовала за ним по пятам. Все это наводило на мысль, что то, что рассказал мне доктор – правда.

Мы приехали в Уорстуисл около полудня. Это было серое каменное здание, которое, как мне показалось, очень походило на тюрьму. «Да это и есть тюрьма, – говорила я себе, – каменный мешок, в котором несчастные проводили остаток своей жизни в полуреальном мире. Неужели среди этих мучеников и моя мать? Неужели кто-то готовил заговор, чтобы запереть и меня в этих стенах? Я приложу все силы, чтобы сорвать их планы…»

Дом был окружен высокой стеной, и, когда мы подъехали к тяжелым чугунным воротам, из домика у ворот вышел привратник и спросил, что нас привело сюда. Саймон авторитетно заявил, что хотел бы встретиться с главой этого учреждения.

– У вас с ним назначена встреча, сэр?

– Это чрезвычайно важное дело, – ответил Саймон и бросил ему монету.

То ли деньги, то ли манеры Саймона подействовали – сказать трудно, но нам открыли ворота, и по дорожке, посыпанной гравием, мы подъехали к крыльцу.

– Передайте вашему начальнику, что мы хотим видеть его по очень срочному делу.

И опять я с удовольствием отметила, что благодаря властной, высокомерной манере его просьба была выполнена мгновенно.

Нас провели через крыльцо, в вымощенный камнем холл, в центре которого пылал очаг. Но этого было недостаточно, чтобы согреть помещение, и я почувствовала, как здесь холодно. Это скорее было не физическое ощущение холода, а душевное состояние, которое леденило мне душу.

Я дрожала. Саймон, должно быть, заметив это, взял меня под руку, и меня успокоил этот жест.

– Пожалуйста, посидите здесь, сэр, – сказал привратник. Он открыл дверь справа от нас, там виднелась комната с высоким потолком и побеленными стенами, где стоял тяжелый стол и несколько стульев. – Ваше имя, сэр?

– Это миссис Рокуэлл из Керкленд Ревелз, а я – мистер Редверз.

– Вы говорите, у вас была назначена встреча, сэр?

– Я этого не говорил.

– Обычно у нас договариваются заранее, сэр.

– У нас мало времени, и, как я уже сказал, у нас срочное дело. Будьте добры, идите и доложите о нас своему начальнику.

Привратник ушел, и, когда мы остались вдвоем, Саймон улыбнулся мне.

– Можно подумать, что мы пытаемся получить аудиенцию у королевы. – В лице у него появилась такая нежность, с которой он обычно относился разве что только к Хагар.

– Не унывайте, – мягко сказал он. – Даже если это правда, то это еще не конец света, так ведь?

– Как я рада, что вы поехали со мной. – Я не собиралась этого говорить, но слова вылетели сами собой.

Он взял меня за руку и крепко сжал ее. Этот жест означал, что мы с ним не какие-нибудь глупцы, склонные к истерике, и следовательно, сможем спокойно во всем разобраться.

Я отошла от него подальше, потому что боялась выдать свои чувства. Я подошла к окну и посмотрела на улицу, думая о тех людях, что содержатся здесь. Это был их маленький мирок. Они смотрели из окна на эти сады, за ними виднелись торфяники – если вообще им разрешали смотреть в окно – вот и все, что они знали о жизни за стенами этого дома. Некоторые из них проводили здесь долгие годы… семнадцать лет! А может быть, их вообще держат взаперти, и они не видят ни этих садов, ни вересковой пустоши?..

Кажется, мы ждали очень долго, прежде чем вернулся привратник. Он сказал:

– Проходите сюда, пожалуйста.

Мы последовали за ним вверх по лестнице и вдоль по коридору. Я успела заметить зарешеченные окна и поежилась. Совсем как в тюрьме, подумала я.

Потом привратник постучал в дверь с надписью «Заведующий». Голос произнес: «Войдите!» – и Саймон, взяв меня под руку, увлек меня в комнату. Здесь были голые стены, покрытые побелкой, и истертый линолеум. Это была холодная безрадостная комната. За столом сидел человек с серым усталым лицом и взглядом, выражавшим негодование, очевидно, по поводу того, что мы осмелились нарушить его уединение без предварительной договоренности.

– Будьте добры, присядьте, – сказал он, когда привратник ушел. – Насколько я понял, у вас ко мне срочное дело?

– Для нас оно очень важное и срочное, – сказал Саймон.

И тут заговорила я.

– Мы благодарны, что вы нас приняли. Я – миссис Рокуэлл, но до замужества мое имя было Кэтрин Кордер.

– О! – его лицо засветилось пониманием, и это разбило мои последние надежды.

Я спросила:

– У вас есть пациентка с таким именем?

– Да, это так.

Я посмотрела на Саймона, но, как ни старалась, не смогла выговорить ни слова, – во рту у меня пересохло, горло перехватило.

– Дело в том, – продолжал Саймон, – что миссис Рокуэлл только недавно узнала, что здесь находится Кэтрин Кордер. У нее есть основания полагать, что это ее мать. Она всегда полагала, что ее мать умерла, когда она была еще маленькой. Естественно, ей хотелось бы знать, является ли Кэтрин Кордер, которая здесь содержится, ее матерью.

– Информация о наших пациентах является секретной, что вы, кстати, можете оценить.

– Мы уже оценили это, – сказал Саймон. – Но если речь идет о таких близких родственниках, вы не могли бы дать нам такую информацию?

– Вначале необходимо доказать родство.

Я взорвалась:

– До замужества мое имя было Кэтрин Кордер. Мой отец – Мервин Кордер из Глен Хаус, в Гленгрин, недалеко от Хэррогейт. Пожалуйста, скажите мне, является ли ваша пациентка с таким же именем, как у меня, моей матерью?

Заведующий заколебался, потом сказал:

– Я ничего не могу вам сказать, кроме того, что у нас есть пациентка с таким именем. Кстати, это имя довольно распространенное. Наверняка ваш отец сможет снабдить вас той информацией, которую вы хотите получить у меня.

Я взглянула на Саймона, и он проговорил с нажимом:

– И все-таки я думаю, что такая близкая родственница имеет право знать.

– Как я уже сказал, надо сперва доказать степень родства. Я не думаю, что мог бы нарушить слово, данное мною родственникам моих пациентов.

– Скажите мне хотя бы, – закричала я, уже не владея собой, – ее муж приезжает к ней регулярно, раз в месяц?

– Многие родственники наших пациентов навещают их регулярно.

Он холодно смотрел на нас, и я почувствовала, что он, как и прежде, остается непреклонным. Саймон уже был вне себя, но и ему не удалось растрогать заведующего.

– А увидеть ее?.. – начала я.

Но заведующий ужаснулся, поднял руку в знак протеста и резко произнес:

– Разумеется, нет. Это просто невозможно.

Саймон беспомощно посмотрел на меня.

– Тогда остается одно, – сказал он. – Вы должны написать своему отцу.

– Вот здесь, я думаю, вы совершенно правы, – заметил заведующий, поднимаясь из-за стола и тем самым давая понять, что он и так уделил нам достаточно своего времени. – Нашу пациентку доставил сюда ее муж; если он разрешит вам увидеться с ней, мы не будем возражать – разумеется, при условии, что она будет в состоянии принять вас, когда вы придете сюда. Вот и все, чем я могу быть вам полезен.

Он позвонил в колокольчик, и появился привратник. Нас вывели в комнату для ожидания.

Когда мы ехали обратно, у меня было ощущение, что все рухнуло. Саймон молчал, пока мы не отъехали от этого заведения примерно на милю. Тут он остановил лошадей. Мы стояли на дороге, обсаженной с двух сторон деревьями так, что, наверно, летом листва их сплеталась вверху и образовывала зеленую галерею. Сейчас сквозь чернеющие голые ветви просвечивало серо-голубое небо, резкий ветер гнал куда-то низкие облака.

Но я не ощущала порывов ветра; казалось, что Саймон тоже не обращал на это никакого внимания.

Он обернулся ко мне и положил руку на сиденье сзади меня, не прикасаясь ко мне.

– Вы в отчаянии после всего, что случилось, – сказал он.

– Что ж тут удивительного?

– Многое прояснилось, но не до конца.

– Все яснее ясного. У них есть Кэтрин Кордер. Он же сказал нам об этом.

– Но, может быть, она не имеет никакого отношения к вам…

– Слишком много было бы совпадений. Я еще, по-моему, не рассказывала вам, что отец раньше регулярно уезжал куда-то. И я тогда думала, что он ездит к женщине… – Я горько засмеялась. – А теперь я знаю, что он ездил в Уорстуисл.

– Вы так уверены?

– Что-то подсказывает мне, что это так. Помните, доктор Смит говорил, что он видел историю ее болезни, и он мне сказал, что она – моя мать.

Несколько секунд Саймон молчал, потом сказал:

– Кэтрин, это так не похоже на вас… Вы не должны отчаиваться.

Я заметила, что он не сказал «миссис», и интуитивно почувствовала, что это означает перемену в наших отношениях.

– А вы бы не впали в отчаяние, если бы такое обрушилось на вас?

– Лучший способ бороться с тем, что пугает вас, – это встретиться с опасностью лицом к лицу.

– Что я и делаю.

– Так. Как вы думаете, самое худшее, что может еще произойти…

– Это то, что в этом заведении появится еще одна Кэтрин Кордер. И ее ребенок родится там.

– Мы не допустим этого. Никто не посмеет так поступить с вами.

– Вы так думаете? Но ведь доктор убежден, что это для меня лучшее место.

– Все это чепуха. Я никогда не встречал более здравомыслящего человека. Вы в таком же здравом рассудке, как и я.

Обернувшись к нему, я горячо воскликнула:

– Саймон, так оно и есть!

Он взял меня за руки и, к моему удивлению, – я до этой минуты не думала, что он способен на такой жест по отношению ко мне – поцеловал их. Я ощутила жар этих поцелуев даже сквозь перчатки.

Потом он сжал мне руку так крепко, что я поморщилась от боли.

– Я все время буду рядом, – сказал он.

Я почувствовала себя такой счастливой! Я ощущала, как его сила переходит ко мне и наполняет все мое тело. Я была так благодарна ему, что не могла понять, то ли это была благодарность, то ли любовь.

– Вы это говорите серьезно?

– Я буду с вами сердцем и душой, – ответил он. – Никто не сможет отвезти вас туда помимо вашей воли.

– Саймон, но события развертываются так, что я все больше тревожусь. – Я иду навстречу опасности, как вы сказали. Но я боюсь! Я думала, будет лучше, если я притворюсь, что мне не страшно, но это не очень-то помогает… С тех самых пор, как я впервые увидела монаха, моя жизнь изменилась. Я теперь – другой человек… Я напугана. Я только и жду, что еще случится со мной. Из-за этого я стала нервной… Я другая, Саймон, другая!

– Так чувствовал бы себя любой на вашем месте. В этом нет ничего странного.

– Саймон, вы ведь не верите в привидения? Если человек говорит, что он видел привидение, то он либо врет, либо вообразил, будто что-то увидел.

– Я о вас так не думаю.

– Тогда остается только признать, что в монашеской рясе был реальный человек.

– Вот с этим я согласен.

– Тогда я вам расскажу все. Ничего не утаивая.

И я рассказала ему о привидении, которое я видела в монастыре, когда со мной была Дамарис, и как она заявила, что там ничего не было. Мне кажется, это было самое ужасное. Вот тут даже я сама начала в себе сомневаться.

– Надо думать, Дамарис была в курсе происходящего. Она участвует в заговоре.

– Я уверена, что Люк хочет жениться на ней, но хочет ли она выйти за него?

– Она, возможно, хочет получить Ревелз, – сказал Саймон. – А единственный способ достичь этого – когда поместье будет принадлежать Люку.

– Вот-вот, вы уже помогли мне… Вы мне очень помогли разобраться.

– Я этого хочу больше всего на свете.

– Как мне благодарить вас?

Он обнял меня одной рукой, привлек к себе и легонько поцеловал в щеку. Я успела почувствовать прикосновение его прохладного лица в течение нескольких секунд и потом меня окутало удивительное тепло.

– Как странно, что я ищу поддержки именно у вас.

– Ничего странного. Мы одного поля ягоды.

– Ах да, вас привлекает мой здравый смысл. Вы же считали, что я так обдуманно вышла замуж за Габриела… вернее, за его владения.

– Значит, вы еще помните?

– Такое быстро не забывается. Вы, наверное, даже не стали бы обвинять того, кто хочет свести меня с ума… если б это у него получилось.

– Я бы свернул ему шею… если бы смог найти его.

– Значит, ваше отношение ко мне изменилось?

– Ни капельки. Вы нравились мне не за то, что, как я полагал, вы вышли за Габриела из-за выгоды. Нет! Вы нравились мне за ваш острый ум и смелость… Я сразу разглядел в вас эти качества.

– Но сейчас как раз смелости мне и недостает.

– Ничего, у вас хватит ее, когда будет нужно.

– Значит, чтобы у вас осталось обо мне хорошее мнение, придется постараться.

Ему доставляла удовольствие та доля легкомыслия, с которой мы перебрасывались фразами. А что касается меня, я удивлялась сама себе: надо мной нависло такое подозрение – как только я могла вести такие беспечные разговоры?! Но факт оставался фактом – мне стало легче.

– Да, – повторил он. – У вас хватит сил и смелости, и я вам в этом помогу.

– Спасибо, Саймон.

Он в течение нескольких секунд внимательно смотрел на меня, и, глядя на него, я понимала, что он хотел мне сказать. Мы с ним подошли к черте, за которой наши отношения вступали в новую волнующую стадию – это придаст нам сил, хотя впереди нас ждали горячие споры и благодатные примирения. Мы принадлежали к одному и тому же типу людей. И теперь мы оба это понимали. Я знала, о чем он пытается сказать, и мне так хотелось это услышать.

Я продолжала:

– Было время, когда я не знала, кому тут можно довериться.

– Вы будете доверять мне, – сказал он.

– Это звучит как приказ, – улыбнулась я. – У вас часто так получается, когда вы о чем-нибудь говорите.

– Это и есть приказ.

– И вы думаете, что у вас есть право командовать мной?

– Да… если учесть, что… я имею на это право.

Мне не хотелось никуда уезжать отсюда. Было такое ощущение, что я нашла то место, где могла передохнуть и почувствовать себя счастливой. Позади осталось это мрачное заведение с его темными тайнами; впереди меня ждал Ревелз, а еще немного дальше – дом отца. Но вот здесь я находилась вне всех очагов, угрожающих мне несчастьем, и мне никуда не хотелось отсюда уезжать.

Тогда я и поняла, что влюблена в Саймона Редверза так же, как и он в меня. Вот к такому неожиданному выводу я пришла в тот раз на продуваемой ветрами проселочной дороге.

Мне совсем не показалось странным, что я испытываю эти сильные чувства именно к Саймону Редверзу. Чем-то он напоминал мне Габриела – Габриела, лишенного его слабости и беззащитности. Когда я была вместе с Саймоном, я начинала понимать, что заставило меня так поторопиться с замужеством. Мне было тогда кого любить и защищать – именно этого мне тогда не хватало. Я по-своему любила Габриела. Ведь есть разные виды любви. Жалость – это тоже любовь, думала я; необходимость защищать кого-то – тоже. Но существовала еще глубокая и страстная любовь, о которой я ничего не знала. Однако я подозревала, что для того, чтобы испытать истинную полную любовь, надо пройти через разные ее стадии, Это, наверно, было удивительно – испытать всю палитру любовных отношений, всю их глубину, которая приходит с годами…

Но мне до таких высот было далеко. И еще столько предстояло пережить сначала. Надо было родить ребенка, а для этого прежде всего надо было избавиться от страха. Так что в эту минуту я не пыталась заглядывать очень далеко сквозь завесу, скрывавшую будущее…

Но Саймон был рядом, и эта мысль – даже в такое трудное для меня время – звучала в моей душе, как музыка.

– Ну что ж, хорошо, – сказала я. – Я готова выслушать ваши приказы.

– Тогда слушайте. Первое, что мы сделаем – это заедем в гостиницу в миле отсюда и хорошенько подкрепимся.

– Я не смогу есть.

– Вы забыли, что командую я.

– Но мне становится тошно при одной мысли о еде.

– Там есть одна спокойная маленькая комнатка недалеко от приемной в гостинице, где хозяин обслуживает своих особых посетителей. А я всегда особый посетитель. Его коронное блюдо – мясной пудинг с грибами. Рассказывать об этом бесполезно, это надо попробовать. Мы закажем красное вино, которое он специально для нас принесет из подвала. Бьюсь об заклад, вы не устоите, когда почувствуете аромат его коронного блюда.

– Я присоединюсь к вам и буду наблюдать, как вы наслаждаетесь.

Он опять взял меня за руку, хотел поднести ее к губам, потом пожал ее и улыбнулся мне.

Странно, но я чувствовала себя почти счастливой, пока мы мчались по этой дороге и ветер дул нам в лицо, а зимнее солнце пробивалось, чтобы улыбнуться нам сквозь тучи.

Я даже отведала немного этого хваленого мясного пудинга. А красное вино действительно согрело меня.

Саймон был, как всегда, полон здравого смысла.

– Следующее, что вы должны сделать, – написать отцу. Вы должны попросить его написать вам всю правду. Но имейте в виду: какова бы ни была эта правда, мы не собираемся падать духом.

– А что, если в этом заведении действительно содержится моя мать?

– Предположим.

– Саймон, давайте посмотрим на это трезво. Моя мать находится в этом доме… а у меня, как думают некоторые, бывают видения, и я совершаю непонятные поступки…

– Мы ведь не верим в видения, правда? – мягко прервал он меня.

– Я не верю. Но как мне благодарить вас и вашу бабушку за поддержку в этом случае?

– Не надо благодарить нас за то, что у нас есть свое мнение, Кэтрин. Если бы мы только могли схватить за руку монаха во время его появлений, тогда бы у нас были налицо все доказательства. Я думаю, что он нашел место, где можно быстро спрятаться. Мы должны попробовать обнаружить его. На следующей неделе начнутся рождественские праздники, и мы с бабушкой проведем в вашем доме два дня. Может быть, у нас появится возможность что-нибудь обнаружить?

– Как бы мне хотелось, чтобы это случилось на этой неделе!