Текст книги "Тайна старого фонтана"

Автор книги: Виктория Фокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Вивьен не нужно было повторять дважды.

* * *

У них все было серьезно. Джованни Моретти был, без сомнения, лучшим, что с ней когда-либо случалось. Сильный, честный, умный, отважный и верный, но вместе с тем с таинственной раной в душе, о которой она могла лишь гадать, желая, чтобы в свое время он открылся перед ней. В конце концов, она была перед ним как открытая книга. Никому после Джонни Лэйнга она не рассказывала откровенно о себе, но знала: сейчас все по-другому. Знала, что Джованни Моретти не похож на других мужчин. Она рассказала ему все – от избиений Гилберта до побега, от ночей в «Лалик» до того случая в офисе Джонни и всего, что случилось после. Он знал, что она хотела, но не могла убежать от своего прошлого. Джованни не осуждал ее, только заключил в объятия, когда она закончила рассказ, и поцеловал в волосы.

– Теперь все позади. Я обещаю.

Она чувствовала, что ее уязвимость имеет для него значение, хотя и не понимала какое. Казалось, он понимает ее как никто другой, потому что она напоминает ему кого-то, кого он, вероятно, знал в прошлом. Единственное, о чем Вивьен соврала ему, так это о том, что умерла не только ее мать, но и отец. Оба ее родителя были мертвы. Она успокаивала себя, что это не было такой уж неправдой – Гилберт перестал существовать для нее в тот день, когда она покинула его дом. Разве отец навестил ее в больнице? Разве звонил? Разве ему не было наплевать на нее? Разве удосужился хотя бы послать открытку или какой-то букет, чтобы пожелать ей здоровья? Никогда. Она ничего не была ему должна. Было проще и честнее оборвать все узы. Притвориться, что ничего не осталось.

Когда она сказала, что осталась сиротой, Джио посмотрел ей в глаза. Казалось, он хотел сказать что-то, но передумал. Вместо этого он притянул ее к себе и не отпускал.

– Только мы с тобой, Вивьен. Навсегда.

Их роман был сказкой. Она никогда не испытывала такого желания, не чувствовала себя в такой безопасности, не думала, что двое людей могут быть так близки. Вивьен всегда думала о себе как об эгоистке, избегающей обязательств, но ведь это был Джио, ее ангел-хранитель. Она могла смотреть в его глаза, один черный, другой зеленый, целый день и забывала обо всем.

Денди звонил днем и ночью, требуя ответа, почему она снова подвела его и не пришла на кастинг. Почему она стала так ко всему равнодушна? Что с ней происходит? Говорить с Денди было бесполезно. Он не слышал ее. Она говорила на другом языке, и молчание ее значило следующее: Я с этим покончила. Это бессердечный мир. Хватит с меня Голливуда, хватит с меня вас всех…

– Мне нужен перерыв, – сказала она своему агенту.

– Ты что, залетела?

Она разозлилась бы, но теперь ее было сложно вывести из себя.

– Очень смешно, Денди.

На самом деле мысль о том, что она могла бы носить под сердцем ребенка Джио, окрыляла ее. Сейчас было слишком рано, но через год или два… Все происходило слишком быстро, слишком многое поменялось… Авария заставила ее относиться по-другому к своему телу, она была в восторге от его возможностей.

Для нее не было ничего важнее возрождения. Сердце говорило, что всему причина – любовь к нему. Она игнорировала червячок сомнения, грызший ее по ночам, говоривший, что она саботирует свою жизнь, две жизни на самом деле – одну, которая осталась в Клермонте, вторую – которую построила здесь, Джио был ее единственным якорем. Если она потеряет его… Этого не произойдет, так что не стоило и думать об этом. Что с того, что Джио – это все, что у нее есть? Что с того, что он ее единственная опора? Что с того, что, если убрать его из уравнения, ничего не останется? Разве не для этого нужны настоящие отношения?

Каждый день Джио баловал ее розами, конфетами, духами или спонтанными поездками, походами в спа-салоны или уютные кафе, катанием на лодке. Вивьен не знала, откуда у него деньги на все это. Он был хорошим врачом, но не мог зарабатывать столько, чтобы покрыть такие расходы. Однако спрашивать она не собиралась. После отказа от работы ее накопления начали таять. Она не понимала, сколько потратила за это время под влиянием эмоций в попытке разобраться со своими чувствами. Вивьен глупо распоряжалась деньгами, когда их было много, и сейчас страдала из-за этого. Но Джио, казалось, не переживал. У меня есть он. Остальное не имеет значения. Он никуда не уйдет.

И это было приятно – не строить крепость хоть раз. Они были неразлучны и неуязвимы. Пара, у ног которой мог быть весь мир.

* * *

Какое-то время жизнь была безоблачной. Вивьен знала, что воссоздаст все, чего ей не хватало в детстве: уверенность и безопасность. Она только хотела, чтобы Джио согласился съехаться с ней. Она не давила, просто предложила раз или два, но он сразу сказал, что это плохая идея. «Почему?» – спросила она. Он не ответил. Всегда находилась какая-то отговорка – не самое лучшее время, он не может найти арендаторов для своей квартиры, нельзя ли подождать еще немного? Однако все это не имело смысла. Джио проводил большую часть времени у нее и казался влюбленным сильнее, чем когда-либо.

Но все же она начала беспокоиться, что он не приглашает ее к себе домой. В первые дни ей это показалось странным, но Джио всегда умел отвлечь ее внимание то поцелуем, то взглядом в глаза, и она откладывала выяснение на потом. С течением времени подозрения Вивьен усилились, заставляя сомневаться, вызывая вопросы и страх, что все снова может обратиться в прах. Она не понимала, почему он скрывает. Мучительная паранойя росла, и вскоре ее стало невозможно игнорировать. Когда он сказал, что они больше не могут встречаться по пятницам, пятницы должны быть его личными днями, она поставила вопрос ребром. Если Джио нуждался в пространстве – ладно. Но он должен быть честным с ней.

– Мне не нужно пространство, – сказал он, но его лицо потемнело, – я без ума от тебя, Вив.

– Тогда что происходит?

– Ничего. Просто изменилось мое расписание в больнице.

Она не поверила. Но подозрения были страшнее, и она не хотела вынуждать его сознаваться. У него роман? У него другая? Эта мысль ужасала ее. Что я буду делать без него? От мыслей о другой женщине она похолодела.

Нужно было выяснить правду. В следующую пятницу она подъехала к его дому, припарковалась напротив и стала смотреть на окна, обхватив руль руками.

Лжец.

Столько времени в больнице. Так почему же в окнах горит свет? Почему его блестящий «крайслер» был припаркован у дома? Вивьен знала. Он не был на работе. Он был там с какой-то женщиной, особенной настолько, что ее можно было привести домой. И сейчас они занимались любовью на простынях, на которых Вивьен никогда не спала. Они ужинали за столом, за которым Вивьен никогда не сидела. Принимали душ в ванной, в которую Вивьен никогда не входила.

Как он мог? Как он мог так с ней поступить?

Даже невзирая на доказательства, Вивьен не могла принять этого. Джио любил ее. Он не был таким, как остальные.

Они были любовниками, но ведь они были и друзьями.

Друзья не поступают так друг с другом, не так ли?

Минуты шли, пока не превратились в час. Или два. Она перестала следить за временем.

Вивьен все еще наблюдала за домом. Пока наконец кое-что не произошло. Около десяти в окне наверху появилась фигура. Женщина исчезла так же быстро, как и появилась. Костяшки Вивьен побелели. Слезы сменились яростью.

Она распахнула дверь машины.

Я поймаю их вместе, а потом выбью его чертовы глаза.

В бешенстве она перебежала через дорогу, мимо ворот, мимо его драгоценной машины, борясь с искушением поцарапать ее ключами, но решила сделать это на обратном пути и ударила кулаком в дверь. В голове она прокручивала все, что скажет предателю. Кто это? Кто она? Кто-то, кого я знаю?

Но правда ошеломила Вивьен.

Она не могла и подозревать, кем окажется эта женщина.

Глава пятнадцатая

Италия, лето 2016 года

Максимо Конти не журналист. Мне не сразу удается осознать это, даже несмотря на то, что все, что он говорит, касается замка Барбаросса, а не меня. Я все жду, когда он заговорит о моих делах. Он местный, хотя и хорошо говорит по-английски. Его каштановые волосы ниспадают на лоб, а ямочка на подбородке делает моложе, чем он, вероятно, есть. Отмечаю мягкость его футболки. Жду, когда он скажет: Я все знаю о тебе, и вот условия сделки… Но он не говорит.

– Вы – Люси, – говорит Макс; заметив мое напряжение, он продолжает: – Не бывает так, что вы работаете в Барбароссе, но никто не знает вашего имени.

Он заказывает нам выпить. У него широкие темные руки, загрубевшие от работы. Этот человек явно не офисный работник, и уж точно не похож на наемного писаку из Лондона.

– Полагаю, это звучит… – он делает паузу.

– Жутко? – подсказываю я.

Макс неуверенно улыбается:

– Я видел вас в библиотеке.

– Вы следили за мной.

– Я хотел с вами поговорить.

Я перевариваю полученную информацию, пытаясь поверить, что он не тот, за кого я его приняла. Макс наполовину англичанин, наполовину итальянец. Его тетя работала в Барбароссе – он грустнеет, когда говорит об этом, поэтому я осмеливаюсь предположить:

– Вы хотите, чтобы я ушла, а она вернулась? В этом все дело?

Он неподдельно удивляется.

– Нет, – говорит он после короткого молчания. – Моя тетя умерла.

– Извините, – мне становится неловко. – Я просто предположила.

Он машет рукой:

– Да все нормально.

Я расслабляюсь, когда приносят напитки.

– Лимончелло. – Макс касается своим бокалом моего. – Все лимоны здесь из окрестностей Барбароссы. Съешьте один прямо с деревьев. Попробуйте разорвать его, съешьте целиком, вместе с кожурой.

Напиток сладкий, пряный и крепкий. Алкоголь ударяет в голову.

– У меня есть информация, которая может вас заинтересовать.

– Какая?

Макс скептически приподнимает бровь, и я догадываюсь, что он видел меня в библиотеке, где я так жадно изучала архивы в поисках грязных подробностей, что даже не заметила его. Видимо, этот красивый итальянец наблюдал за мной все это время. Мне стыдно за свое поведение. Разве Вивьен не имеет права скрывать свой скандал, как я скрываю свой?

– Там вы не найдете то, что ищете. – Макс проводит рукой по волосам; у него квадратные, коротко обрезанные ногти.

Пытаюсь понять, кого он мне напоминает. В нем есть что-то простое и здоровое. Он выглядит как чей-то старший брат, в которого влюбляешься в двенадцать лет.

– Вы читали заметку в La Gazzetta? – продолжает он. – Когда-то кто-то знал, что произошло в том доме… но сейчас выяснить это невозможно. Моя тетя была одной из тех, кто знал. Она знала все о Вивьен, они были лучшими подругами, и она все время была там с тех пор, как Вивьен и Джио приехали из Америки. Но она никогда мне не рассказывала. Когда Джио уехал, она никогда не говорила о причине отъезда.

– Почему вы говорите мне все это?

– Потому что это важно. – Макс очень серьезен. – Моя тетя была важна – для меня, я имею в виду.

Он делает паузу, чтобы решить, может ли доверять мне.

– Она вырастила меня. Мои родители были совсем молодыми, они разбежались вскоре после моего рождения, и моя мать пристрастилась к наркотикам. Тетя забрала меня. – Он говорит об этом спокойно, как будто пересказывает ничего не значащие подробности. Это не попытка поделиться болью и не запрос на сочувствие, просто пересказ. – Она рассказывала мне истории о Барбароссе. Они звучали как сказки – большой замок и богатая семья, живущая в нем. Иногда мне было страшновато представлять себе такой огромный дом. Я боялся, что тетя потеряется в нем и не сможет вернуться домой. Заблудится в лабиринте и не найдет выход… Все это пугало меня. Она была для меня всем. Барбаросса всегда был тайной для меня… А также местом, которое забрало мою тетю. Она умерла там, с Вивьен.

Я слушаю, как незнакомец делится со мной своими секретами, и пытаюсь угадать, что он за это захочет.

– Когда? – спрашиваю я.

– Пять лет назад. Обширный инфаркт, прямо там, в особняке. Вивьен нашла ее и вызвала скорую, но было слишком поздно. Парамедикам удалось стабилизировать ее состояние, но этого хватило только до больницы. Больше они ничего не могли сделать. Она умерла через несколько часов. – Макс наклоняется вперед, подбирая слова. – Я примчался так быстро, как только смог. Люси, я был с тетей, когда она умирала, – и прямо перед смертью она сжала мою руку и сказала, что у нее есть одно желание и ей не будет покоя, пока оно не исполнится. Она умоляла попросить Вивьен Локхарт простить ее.

– За что?

Макс пожимает плечами:

– Это все, что я знаю.

– И вы хотите, чтобы я это выяснила.

Макс гладит край стакана пальцем.

– Тогда я не придал значения ее словам, был слишком подавлен. Но потом… Я не могу об этом забыть. Я должен знать, что она имела в виду. За что ей нужно было извиниться?

– Почему вы не пытались выяснить это раньше?

– Я пытался. Но Барбаросса – закрытое место, как вы знаете. Я решил было, что Вивьен точно возьмет меня на работу, когда узнает, кто я. Но вышло наоборот. Потом я говорил с девушкой, которая работала до вас, но она не была осторожна. Начала задавать вопросы. Стала наглеть. И Вивьен уволила ее прежде, чем у нас появилась зацепка. – Он садится ближе и продолжает: – Люси, как моя тетя меня умоляла… Я не могу это описать. Она была в отчаянии, это было очень важно для нее. Я не могу об этом забыть. Не могу.

– Так почему бы просто не передать извинения и не покончить с этим?

Макс качает головой:

– И все? Оставить все и отступить? – Он повышает голос. – Чем больше я узнаю о хозяйке того дома, тем меньше она мне нравится. Я не попрошу прощения ни за какой поступок тети, пока не узнаю, что это было. И раз Вивьен Локхарт отказалась встречаться со мной и говорить, почему я должен идти туда и говорить то, во что не верю? Кто знает, сделала ли моя тетя что-то плохое? Она дала мне все. Я должен во всем разобраться. Я стольким ей обязан.

Он останавливается, поняв, что, возможно, сказал больше, чем было нужно, но я вижу, что он за человек. Его слова убеждают меня, и я ему верю.

– Ваша тетя уже была там, когда туда приехала эта троица? – спрашиваю я.

Макс кивает:

– То есть вы уже знаете о сестре.

Сестра…

Я представляю себе Барбароссу таким, каким он, должно быть, казался Максу в детстве. И да, это место может пугать. Иногда я нахожу замок прекрасным, иногда, когда солнце садится, он выглядит чудовищным громоздким пятном в окружающем пейзаже. Закрытая крепость… Но я-то внутри. Я проникла за стены.

– Послушайте, Макс. Я хочу помочь вам. Действительно. Но я не могу в это ввязываться. Это место нужно мне. Мне жаль, что с вами это произошло, и я желаю вам добра, но не могу рисковать, как девушка до меня. Я не хочу быть отослана домой. Уж лучше здесь, правда. Меня наняли для работы, и мне стоит просто делать ее.

Конец я опускаю, незачем говорить, что я настолько увязла в неприятностях до отъезда из Лондона, что добавлять их себе здесь было бы сумасшествием. Я благодарю его за выпивку и поднимаюсь, чтобы уйти.

– Существует ключ от всех дверей, – говорит Макс и, к моему удивлению, берет меня за руку. В его глазах горит решимость, которую мне не погасить. – Он спрятан за выступом камина в бальном зале. Тетя рассказывала о нем. Она описывала каждый угол в Барбароссе, каждый коридор, каждую трещину, пока я не засыпал. И он до сих пор мне снится. Но ключ все еще там – я знаю это. И он открывает все двери. Даже на чердак.

Я хватаю сумку. Хочу повторить свой отказ, но язык не слушается меня.

* * *

Той ночью я не перестаю думать о словах Макса. Время приближается к часу ночи, потом к двум и трем, а я не могу уснуть. Стены замка будто перешептываются, насмехаясь надо мной, дразня меня своими секретами. Вставай, – говорят они мне. – Посмотри, посмотри, посмотри… Я не могу не думать о ключе в бальном зале. Ты здесь ни при чем, – убеждаю я себя. Но чем глубже ночь, чем выше луна и чем ярче пятна ее света на полу сиреневой комнаты, тем мне тревожнее.

Я вспоминаю звуки, которые слышала наверху, – что-то тащили по полу в темноте.

Когда я прижала глаз к замочной скважине, темнота поразила меня. Я никогда не думала о темноте как о чем-то тяжелом. Но там, наверху, там…

Я смотрю на часы – 3:12.

Меня мучит жажда. По крайней мере так я объясняю себе, почему поднимаюсь, сбрасываю простыню и ставлю голые ноги на холодный пол. Я выхожу в коридор, спускаюсь по лестнице в блестящий мраморный холл, открываю кран и набираю воду в стакан. Не возвращаясь в постель, открываю дверь и гляжу в ночь – черную и беспросветную, видны только верхушки кипарисов, тянущихся к звездам.

Я обуваю сандалии и ступаю на гравий. Как всегда, я отвожу взгляд от фонтана – от него меня бросает в дрожь: каменная рыба с ее иссохшим ртом. Я не знаю, куда иду, и мне приходит в голову, что похожа на лунатика, но я чувствую, что не сплю. Дом отражается в мелкой воде фонтана, и я смотрю на него поневоле. Почему они не уберут эту штуку? Дойдя до аллеи, я поворачиваюсь лицом к зданию и поднимаю взгляд вверх; прохладный ветерок с запахом лимонов щекочет мою шею.

Не смотри. Смотри. Не смотри. Смотри.

Я смотрю в окно чердака – за оконным стеклом проплывает черная фигура. Я замираю. Это летучая мышь, вот и все. Больше ничего не может быть – ничто живое и ничто мертвое не может двигаться там. Это не человек. Просто летучая мышь. Я вспоминаю голос, зовущий меня по имени в бальной зале. Меня охватывает страх, и я спешу вернуться. Перед глазами лицо Макса.

Как моя тетя меня умоляла… Я не могу это описать…

Я босиком взбегаю по лестнице, и портреты из-под чехлов наблюдают за каждым моим шагом, на одном из них – человек в красном блейзере, огнем горящем на фоне леса. Наверное, он – муж Вивьен. Или был им. То есть вы уже знаете о сестре. Не знаю, что заставляет меня передумать, но я поворачиваюсь и иду вниз. Дверь, ведущая из холла в бальный зал, приоткрыта. Я проскальзываю внутрь, сама удивляясь тишине и легкости своих шагов. Дом глубоко спит.

Если Адалина проснется и увидит меня, уволит немедленно. Но я уже не контролирую себя. Меня будто ведет кто-то, заставляя протянуть руку, тонкую и бледную, – это уже не мои пальцы, они принадлежат другой женщине, сумасшедшей, а я просто стремлюсь вперед, как бабочка к огню.

Во всяком случае, я знаю, где искать. Если там ничего не окажется, я забуду о Максе.

Аккуратно, с ловкостью, которой не замечала у себя раньше, я скольжу пальцами под выступом. Не знаю, на что я надеюсь. И вдруг чувствую его.

Рука нащупывает что-то, что невозможно ни с чем спутать. Ключ.

Так просто… Холодный, тяжелый, дарящий обещание важных открытий, он лежит в моей ладони. Выхожу в холл, сердце бешено колотится. Я могла бы пробежать марафон сейчас. Все чувства обострены, слух улавливает малейший шорох, глаза привыкли к темноте, мышцы полны силы.

Я знаю, куда идти.

Поднимаюсь по лестнице – один пролет, второй, третий – до самого чердака я крадусь как кошка. Здесь очень свежо, мои босые ноги касаются камня, но я не боюсь холода. Ключ дрожит в руке и кажется живым, как бабочка, которую я поймала в кустах сирени в мамином саду, когда мне было восемь. Он хотел, чтобы его нашли, чтобы им воспользовались, ему не терпится рассказать о тайне, и он входит в замочную скважину так, будто ждал этого.

Тихонько хрустит ржавчина, ключ поворачивается. Я жду скрипа, но его нет.

Я смотрю в пустоту, покрытую вековой пылью. Это похоже на посещение могилы, но я продолжаю идти. Кажется, что кто-то подталкивает меня в спину. Когда глаза привыкают к темноте, в пятне тусклого лунного света я замечаю свечу на полке, наполовину оплывшую, а рядом – коробку спичек. Зажигаю одну.

Тени колышутся. Вот окно, в которое я только что смотрела с улицы. При воспоминании о темной фигуре по спине пробегает холодок, я жду, когда в дверном проеме покажется Вивьен или Адалина, но здесь никого нет. Пол, жесткий и растрескавшийся, колет голые подошвы. В самом центре стоит кровать, как-то странно расположенная, как будто она живая.

Откосы крыши свисают так низко, что стоять можно только под верхней точкой треугольника. Один из углов занимают старый сундук и письменный стол, на котором стоит лампа из цветного стекла, покрытого мухами, рядом – запыленная стопка книг в твердом переплете, все на итальянском. На дальней стене висит портрет девочки. На ней белое платье с оборками, светлые волосы заплетены в косички. За ее спиной стоит мужчина. Голубые глаза девочки полны страха. Они следят за мной. Я толкаю створку окна, пытаясь открыть, но она застряла. Атмосфера тяжелая, здесь сразу чувствуешь усталость и необъяснимую вину. За мной словно наблюдает кто-то, свет пробудил здесь что-то. Я чувствую, что конечности немеют от холода. Фитиль вспыхивает и шипит. Желание выбраться отсюда настолько сильно, что я чуть было не ушла, не заглянув в сундук. Он накрыт тканью и перевязан веревкой, словно бочка, в которой спрятано нечто смертоносное, что сейчас бросят в пучину моря с молитвой о том, чтобы оно никогда не вернулось. Я подхожу к сундуку, наклоняюсь и начинаю разматывать веревки. У меня нет времени на раздумья, я точно знаю, что мне нужно. Старые веревки поддаются легко. Ящик сделан из темного дерева, металлическая защелка заржавела. Я нажимаю, чтобы открыть ее, поднимаю крышку обеими руками и долго рассматриваю содержимое: хлопковый солдатик с глупой улыбкой, в яркой куртке и фуражке, игрушечная лошадка-качалка с рассохшейся кожаной ручкой, музыкальная карусель, отвратительно звучащая. Еще невероятно мягкое одеяло, а под ним – сложенный лист бумаги. Разворачиваю его.

Он никогда тебе не достанется. Он всегда будет моим.

Буквы расплываются, чернила выцвели и потемнели, но еще видно, в каком отчаянии и в какой спешке были написаны, будто писал кто-то, утративший контроль над разумом.

Больной. Помешанный. Одержимый.

Свеча шипит и тухнет. Не понимая зачем, я засовываю записку в рукав ночной сорочки, закрываю крышку, возвращаю на место веревки и ткань, укрывавшую сундук. Вернуть ключ на место не представляет сложности. Особняк крепко спит, как будто ничего не случилось, не было последних десяти минут и я по-прежнему могу быть в безопасности в своей комнате, как будто не было этой записки, заставляющей холодеть душу.

И только вернувшись в кровать, я понимаю, что в спешке забыла закрыть дверь на чердак. Я лежу без сна, не в силах унять волнение, пока в пять утра, на рассвете, не проваливаюсь в сон, наконец позволив себе забыть об увиденном, успокоив себя мыслью, что все это в прошлом.

Глава шестнадцатая

Вивьен, Лос-Анджелес, 1978 год

Джио бросился за ней. Она боялась оказаться с ним лицом к лицу, смотреть ему в глаза, слишком ужасным было предательство. Девушка подбежала к машине. Кое-как ей удалось открыть замок, но через секунду рука Джио опустилась на дверцу, удерживая ее.

– Вивьен, послушай. Послушай меня!

– Словами тут не поможешь.

– Ты не понимаешь.

– Не понимаю, черт возьми.

– Посмотри на меня.

Тихие слова, прозвучавшие как приказ, заставили ее повиноваться. Впрочем, она сразу же об этом пожалела. Было бы правильно ненавидеть его в этот момент, но не получалось. Что со мной не так? – подумала она обреченно. – Почему я не могу быть счастливой? Почему все сразу рушится?

– Нет никакой другой женщины, – его слова звучали естественно и просто, не вызывая сомнений в их правдивости. – Это моя сестра.

Наступила долгая пауза.

Вивьен сделала шаг назад.

– Что?

– У меня есть сестра, Вив. Она живет со мной. Здесь. Ее зовут Изабелла. Я никогда тебе не рассказывал, потому что… это слишком сложно.

– Расскажи сейчас.

Джио вздохнул. Он огляделся, как будто выбирая место, но просто не знал, как начать разговор.

– Я не знаю, с чего начать, – произнес он.

– Попробуй с правды.

Джио кивнул и умолк, заставив ее сомневаться, что он заговорит. Преодолеть стену лжи, разделившую их, будет непросто. Но вот он поднял голову, пытаясь поймать ее взгляд, и в его волшебных глазах она заметила решимость. Он взял ладони Вивьен в свои. Девушка не сопротивлялась.

– Наши родители умерли, когда мы были еще детьми, – произнес Джио, – там, на Сицилии. Я тоже сирота, Вивьен. Это одна из причин моей влюбленности в тебя. Ты понимаешь мои чувства. Я никогда не встречал человека, способного меня понять. До тебя.

К горлу Вивьен подступил ком. Она начала понимать: вот она, разгадка, вот та часть его жизни, которую ей не дано было увидеть раньше.

– Мне было десять, Белле – семь. Корабль, на котором плыли наши родители, попал в шторм и утонул. Сестра тоже была там с ними. – Лицо Джио исказилось от горя и боли. – Я в тот день капризничал, ходил мрачный, устроил сцену, сказал, что никуда не поеду, и остался дома. Знаешь, хуже всего, что сейчас я даже не могу вспомнить, что заставило меня отказаться от поездки. Но на ее месте, Вив, должен был быть я. Она не должна была пережить все это. Вначале мне казалось, что я потерял их всех, всю семью за один день. Но Беллу, едва живую, нашли через пару дней. Одной рукой она цеплялась за обломки корабля, а другой – за труп отца.

Вивьен была ошеломлена. Слова были готовы сорваться с ее губ, но не могли. Ей сложно было даже представить себе весь этот ужас. Бедная малышка, бедный Джио.

Мужчина поднял взгляд на дом, в окне которого Вивьен заметила женский силуэт. Не любовница. Всего лишь сестра. Его младшая, пережившая нечеловеческие страдания сестренка. Изабелла.

– Целых два дня, – продолжал он, – один на один с морем. Только Богу известно, как ей удалось выжить. Ее привезли домой, но она уже не могла оставаться такой, как раньше. Разве это вообще возможно?

Его слова были полны беспомощности и боли.

– С того дня я пообещал всегда за ней присматривать. Но что бы ни делал сейчас, я не в силах простить себя за то, что не был тогда рядом с ними. Все могло бы быть по-другому. Я мог бы это предотвратить.

Вивьен наконец начала понимать, и, кажется, он уловил эту перемену. Мужчина отпустил ее руки и сжал одну ладонь своей. Он сам решил винить во всем себя. Решил, что все произошло из-за него. Он виноват и в смерти родителей, и в том, что Изабелла страдает.

– Белла, – сказал Джио, – с того момента не произнесла ни единого слова. Я знаю, она держит все внутри и не собирается этим делиться. Она перестала нормально есть, забросила книги. Отказалась от всех мелочей, приносивших ей когда-то удовольствие. Во время кораблекрушения умерла какая-то часть Беллы – осталась только ее тень. Долгие годы после катастрофы она провела, закрывшись в собственной комнате, отталкивая друзей. Она словно выпала из жизни…

Его глаза то вспыхивали зеленью, то казались бездонно-черными. На Вивьен нахлынули эмоции. Откровенные признания Джио выбили ее из колеи, сердце забилось от волнения. История Джио потрясла ее трагизмом. А собственная ложь на фоне той правды, которую она узнала, казалась подлой, за нее было стыдно. А еще был страх, который невозможно облечь в слова, боязнь того, что все вот-вот изменится и она не сможет ничего с этим поделать.

Она по-новому взглянула на человека, стоящего напротив. Это был не ее Джио, не тот мужчина, который спас ей жизнь, а незнакомец, снедаемый чувством вины, человек, лишенный детства из-за катастрофы, одержимый болезненными воспоминаниями, которые возвели барьер между ним и окружающим миром.

– Я не рассказал тебе, потому что мне казалось, это слишком, – его голос звучал отстраненно. – Вот почему я так долго искал тебя после того, как ты покинула больницу. Я отговаривал себя от поисков. Думал, что потеряю тебя, когда ты узнаешь правду обо мне. Потому что я несу ответственность за Беллу. Вив, я всеми силами пытался ей помочь. Моя сестра была на приеме у всех, слышишь, у всех психиатров. Но ничего не изменилось. Не помогли ни лекарства, ни терапия.

Вивьен посмотрела на входную дверь его дома. Казалось ужасно знать так много об этой незнакомке, услышать самые темные семейные тайны, понять ее боль. Ей хотелось, чтобы этот разговор с Джио произошел позже. Девушка хотела сама узнать Изабеллу.

– Она похоронила воспоминания о прошлом внутри себя, чтобы никто о них не узнал, – сказал он. – Но пока мы ничего не знаем, не можем ей помочь. Вот почему я связал свою жизнь с медициной. Я думал, что, если спасу хотя бы одну жизнь, мне будет проще смириться с тем, что я предал Беллу. Но это не помогло. Я не могу исправить то, что уже произошло. И мне придется с этим жить.

– Ты спас меня, – заметила Вивьен, касаясь его лица. Прикосновение заставило мужчину вздрогнуть.

– Этого недостаточно.

Его слова были как пощечина. Недостаточно?

Не будь эгоисткой. Девушка мысленно одернула себя. Дело не в тебе.

Дело в Изабелле.

И это, как Вивьен предстояло узнать, было не все.

* * *

Познакомиться с ней Вивьен удалось только спустя несколько месяцев.

– Понадобится время, – предупредил Джио, глядя ей в глаза и прижимая к себе.

В его взгляде читалась преданность, и она не сомневалась в сказанном ни секунды. Когда она узнала, что ей не изменяют, пришло чувство облегчения, и ей было проще смириться с разговорами Джио о том, что с его сестрой дела обстоят непросто, а Вивьен должна войти в их жизнь постепенно.

– Изабелла не совсем… нормальна, – говорил он.

– Мне все равно, какая она, – отвечала Вивьен. – Она – часть твоей жизни, поэтому важна для меня.

Джио был благодарен ей за понимание. Вивьен хотелось, чтобы ее бескорыстие было более искренним. Вместо этого ей казалось, что она играет: просто говорит Джио то, в чем он нуждался, боясь, что они отдалятся друг от друга. Ей так хотелось начать все с чистого листа, но на подсознательном уровне девушка понимала, что сделать это будет непросто. И вот наконец раздался его звонок: «Она готова».

Тем же вечером Джио заехал за ней. Он улыбался с такой надеждой и предвкушением, что при взгляде на него все переворачивалось внутри Вивьен. Ей было просто необходимо поладить с Изабеллой. От этого зависели их отношения. Девушка нервно сглотнула, одергивая подол изумрудного платья. Она потратила целую вечность на то, чтобы одеться, отбрасывая один наряд за другим в поисках чего-то более красивого, классического… Более изысканного, в конце концов. Ей было не совсем понятно, почему во всем этом была нотка соперничества, словно ей нужно было выглядеть красивее и загадочнее, чем Изабелла, будто они соревновались за внимание Джио.

Сам он твердил, что Изабелла слишком чувствительна. Они так долго жили только вдвоем, что появление другой женщины в их доме могло шокировать Беллу. Другой женщины… Вивьен едва смолчала. Как так вышло, что теперь в роли другой женщины именно она?

– Она видит, насколько счастливым ты меня делаешь, – объяснял Джио. – Мы стараемся защищать друг друга. Она захочет увидеть ту, что украла мое сердце.