Текст книги "Тайна старого фонтана"

Автор книги: Виктория Фокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Девушка разочаровалась в тестах – слишком часто они преподносили ей плохие новости – и давно спрятала их, но сейчас ей предстояло найти их и убедиться в том, что их еще можно использовать. Сегодня эта неприятная процедура не вызывала привычного беспокойства. Она чувствовала уверенность, она знала ответ. Минута, две, и все готово. Настанет момент чистой радости. Мыльный пузырь волнений и тревог, в котором она прожила последние недели, в одну минуту лопнет. Я беременна.

Сама мысль о том, что внутри ее зарождается новая жизнь, казалась ей волшебной. Если не обращать внимания на такие пустяки, как легкая тошнота, которая то появлялась, то исчезала, Вивьен не чувствовала никаких перемен. А чего она ожидала? Что Земля сойдет с орбиты? Или звезды покинут небосклон? Все происходящее было еще более невероятным из-за своей простоты и обыденности. Она представляла себе, как отдельные клетки в течение девяти месяцев постепенно соединятся в единое целое – их дочь или сына, ребенка, о котором она так мечтала. Ее сердце переполняла любовь и предвкушение чего-то особенного. Внутри нее расцветала надежда и зарождалась новая жизнь.

– …Белла поехала со мной. Я подумал, ей не повредит выйти из дома.

Джио завершал рассказ, и последняя фраза вернула Вивьен к реальности. Она взглянула на Изабеллу, и та поспешила ретироваться.

– Пойдем со мной, – сказала Вивьен, взяв мужа за руку. – У меня есть кое-что для тебя.

Оказавшись в спальне, Джио толкнул ее на кровать:

– Ты об этом?

Его руки ласкали ее тело, грудь, бедра. Разлука обострила его желание.

– Perdonami^[28], Вив, прости меня. Я не хотел тебя расстраивать. Никогда. У нас ведь все в порядке?

– Даже лучше. – Она обхватила лицо мужа ладонями, чтобы посмотреть в его разноцветные глаза. – Джио, ты знаешь, почему я вышла за тебя замуж?

– Мне нравится думать, что знаю.

– Тогда мне не нужно об этом говорить. Но все же скажу, что я согласилась быть с тобой в радости и в горе, приняв тебя всего, со всем, что для тебя важно, включая твою семью.

Джио накрыл ее губы своими. Как же я люблю этого мужчину, – думала она.

– И нашу семью, – прошептала она.

Он отстранился:

– Что ты сказала?

– Я сказала, что теперь у нас есть своя семья. – Вивьен положила его ладони на свой живот.

Его глаза расширились – один черный, другой зеленый. Будут ли у их ребенка такие же?

Вивьен кивнула, исполненная радости, ясной, чистой радости, которую чувствовала впервые за несколько лет. Джио поцеловал ее вновь, на этот раз с порывом, который говорил больше, чем простые слова. Все шло просто прекрасно.

* * *

На следующее утро Джио разбудил ее. Он принес ей завтрак в постель. На подносе стояла вазочка с розой, а рядом с ней самые разные угощения – сахарная выпечка, апельсиновый сок, капучино.

Вивьен приподнялась, опираясь на подушки, и сонно улыбнулась мужу в знак приветствия.

– Обедаем мы тоже вместе, – сказал Джио. – Только мы вдвоем в «Зеферелли».

Это было ее любимое место.

– Великолепно.

– Ну, тебе предстоит есть за двоих. – Он поставил поднос и поцеловал ее в губы. – Нужно ведь поддерживать силы.

Запах капучино вызвал тошноту.

– Я попрошу Адалину сделать тебе чай, – сразу же предложил Джио, поднимаясь, но она его остановила.

– Давай лучше насладимся этим моментом подольше, – сказала Вивьен.

Он сел рядом, наблюдая за тем, как она ест, и рассуждая о том, мальчик у них родится или девочка, каким будет ребенок. Обсуждали, унаследует он тягу к творчеству от Вивьен или научный склад ума Джио. Будет он светловолосым, как мама, или темненьким, как папа? Пойдет ростом в Джио или будет миниатюрным, как Вивьен?

– Не могу дождаться встречи с ними. – Вивьен сияла.

– С ними? – Джио делано удивился.

– Это ведь могут быть близняшки… – дразнила его жена, и Джио начал рассказывать историю об идентичных близнецах, с которыми ходил в школу, и о тех узах, которые связывают братьев и сестер.

– Кстати, – добавил он, – я сказал Белле. Надеюсь, ты не против. Я подумал, что в нашей ситуации будет лучше, если она узнает об этом от меня. И дело в том, Вив, – он понизил голос, – что она рада за нас. Она сказала мне, что ей приятно это слышать, ведь она знает, как долго мы пытались и как тебя это расстраивало.

– Она это сказала?

– Я могу показать тебе, она это написала для меня. Я думаю, это доказывает, что вы сможете поладить, правда? – Его оптимизм причинял ей боль. – Мне действительно кажется, что вся эта ситуация вышла из-под контроля. Белла хочет быть тебе другом. Пройдет время, и она захочет стать твоей сестрой. Она просто не может дождаться, когда станет тетушкой.

Тетушкой.

Мысль о том, что Изабелла будет тетей ее ребенка, казалась Вивьен ужасающей. Но что она могла поделать? Изабелла привыкла к тому, что брат всегда рядом, и не знала, как жить по-другому. Вивьен решила промолчать, чтобы ссора не омрачила их счастье. Ей нужно было просто принять, что Изабелла всегда будет рядом с ее мужем и это никогда не изменится. Единственное, что она могла сделать, – убедиться в том, что она и ребенок будут для Джио на первом месте. Для этого ей нужно просто быть любящей женой и матерью.

Вивьен скрыла свои опасения.

– Я тоже не могу дождаться этого.

* * *

Изабелла, как оказалось, решила доказать свою полезность. «Она переживает за тебя и хочет, чтобы ты знала, – сказал Джио, – потому что сама не может сказать тебе об этом». Изабелла, большую часть времени в Барбароссе проводившая в одиночестве, теперь принялась помогать по дому. Она подметала полы, убиралась в спальнях, занималась другими делами, которые раньше входили в обязанности Адалины. Вивьен наблюдала этот странный и немного смешной спектакль, не зная, как реагировать. Она обнаружила, что ее радует тихое недовольство прислуги. Лили была слишком деликатна и профессиональна, чтобы позволить себе открыто демонстрировать недовольство, но Вивьен отмечала, что с каждым днем она раздражается все больше.

На третьем месяце беременности они с Джио отправились на осмотр. Несмотря на обнадеживающую утреннюю тошноту, Вивьен все еще не могла поверить в то, что это чудо происходит с ней, пока собственными глазами не увидела крохотную фасолинку на экране. Она сразу же влюбилась в малыша. Привет, – думала она, сжимая ладонь Джио, – я тебя знаю. Все происходящее до сих пор казалось ей волшебным сном, который может закончиться в любую секунду. Но нет, вот он – черно-белая фотография, на которой четко виден ее малыш.

По дороге в замок Джио поцеловал ее на прощанье. Ему нужно было появиться в лаборатории к обеду.

– Позаботься о нас.

Перед уходом он коснулся ладонью ее живота. Она никогда не чувствовала такой близости с мужем. Их словно окружало защитное поле.

– Обязательно.

– Я серьезно, bellissima. Жаль, я не могу остаться дома и присмотреть за тобой сам. Позволь Адалине и Изабелле делать всю работу самим. Ты должна отдыхать. Хорошо?

Его забота покоряла. Даже вдвойне, ведь своей фразой он уравнял свою сестру с прислугой. Наконец золовка была свергнута с пьедестала и Вивьен могла занять главное место в его жизни как самый важный человек, достойный заботы и восхищения. Вивьен была в столь хорошем настроении, что даже поприветствовала Изабеллу, входя в зал и стягивая кожаные перчатки цвета баклажана, которые тут же обронила на телефонный столик. Ее радовало уже то, что Изабелла мыла пол, с мягким скрипом водя шваброй туда-сюда. Она двигалась от плитки к плитке, оставляя за собой скользкий след. Адалина была права – ей нужно было только самоутвердиться. И она это успешно делала. В этом замке Вивьен была главной женщиной. Его хозяйкой. И скоро у нее появится наследник – ее бесценный малыш. Беременность сделала ее неприкосновенной. Изабелла могла строить козни сколько угодно. Ей было нечего противопоставить будущему отпрыску.

Изабелла ответила на приветствие легким кивком и улыбнулась Вивьен. По крайней мере это было похоже на улыбку – тот максимум эмоций, который был доступен Изабелле.

– Тебе не обязательно все это делать, – осторожно начала Вивьен. – Для этого у нас есть прислуга.

На секунду ей показалось, что золовка может говорить. Но нет, это было подобие странной полуулыбки, а Изабелла вернулась к своему занятию, двигаясь в сторону лестницы. Вивьен поднялась к себе, чтобы переодеться. Она надеялась, что Джио не задержится сегодня, поскольку она собиралась приготовить его любимое блюдо. Лили должна была ей помочь с шоколадным тирамису. А после ужина они бы уснули в объятиях друг друга.

Мысли и мечты захватили ее, когда она шла назад к лестнице по коридору. Она вдруг почувствовала, что земля уходит из-под ног. За этим – короткий пронзительный миг паники. Она не могла поверить, что это происходит сейчас, в этот обычный день, когда она просто спускалась на кухню, слушая стук капель дождя об оконное стекло. Перед ней была лестница – Вивьен ударилась головой о ступеньки и потеряла сознание.

Последним, что она увидела, была Изабелла, стоящая в нескольких шагах от нее со шваброй, с которой стекали капли воды. В ее черных глазах был триумф.

Глава двадцать шестая

Италия, лето 2016 года

Адалина находит меня на полу. Я, видимо, упала назад на перила, а Сальваторе ушел. И наверное, потеряла сознание, потому что все, что я помню, – это поднимающееся по картине яркое оранжевое пламя, а потом крик Адалины…

– Нет! – восклицает она. – Нет!

Огонь не дает пройти. Вставай, – приказываю я себе, – шевелись. Шатаясь, я спускаюсь вниз, за моей спиной – сплошная стена огня, грозящая пожрать все на своем пути. Добираюсь до кухни, быстро наполняю таз водой и спешу наверх. Огонь, шипя, тухнет, и я снова бегу за водой. Мне слышится не только крик Адалины, но и другой женщины, а может, двоих. Высокий, молящий о помощи, пронзительный крик рикошетит от сводчатого потолка. Я спотыкаюсь, расплескиваю воду и вспоминаю крики на станции Северной линии, сопровождавшие мой путь наверх и будто обвинявшие в содеянном. Наконец огонь сдался и погас, Адалина сползает по стене. Ее кожа почернела, покрылась пятнами копоти, привычный тугой пучок на затылке растрепался. Лицо выражает такую печаль, что даже злость, которой я жду в первую очередь, задерживается ненадолго. На мгновение ока она кажется мне неуловимо похожей на кого-то, просто слабый проблеск догадки, которую я не успеваю осознать. Женщина, которую я однажды видела или думала, что видела…

– Адалина?..

Мой голос звучит как чужой. Я подхожу к ней.

– Что ты наделала? – говорит она в отчаянии.

– Мне так жаль, – я все еще в шоке, – это был несчастный случай.

Портрет падает на пол. Человека на нем не узнать. Рама расплавлена, холст почернел, углы его завернулись. Остался только один глаз, зеленый, пронизывающий, он сверкает, как драгоценный камень на дне океана. Этот глаз будто смотрит на меня, и я мгновенно его узнаю. Это тот мужчина, которого я видела на картине в первый день в Барбароссе, – наверное, это муж Вивьен.

– Как будто мало с нее того, что она уже потеряла его однажды, – шепчет Адалина.

Я не знаю, что сказать. Все это так нелепо, что мои извинения только подчеркнут глупость происходящего. Все, что я могу сказать в свою защиту, будет звучать странно.

– Я разговаривала с Сальваторе… – начинаю я.

Она поднимает голову, глаза полны ярости:

– Что он сказал?

– Ничего, – я делаю шаг назад, – он… Я все равно его не слушала.

– Хорошо. Он не знает, что говорит.

Она говорит не так, как обычно, словно передо мной другой, незнакомый человек. Быть может, дело в воцарившемся вокруг мраке, в отчаянии. На ступеньках лужи, со стен стекает вода.

– Он напугал меня, – говорю я, – я уронила свечу, и она…

Она пристально смотрит на портрет. На лицо, которое когда-то было там. Пламя успело уничтожить чехол на нем и повредить другие, дав мне возможность взглянуть на изображенных на них людей. Вивьен с ее кинематографической красотой не спутаешь ни с кем. На другом портрете, еще частично покрытом тканью, – женщина с темными волосами и пылким пристальным взглядом. Мне кажется, что они с Вивьен одного возраста, но в остальном сложно найти более не похожих друг на друга людей. У нее блестящие волосы и дерзкий взгляд, будто без слов сообщающий дурные вести. У нее есть нечто общее с мужчиной, с Джио, это добавляет ясности. И уверенности.

– Мне нужно поговорить с Вивьен, – произношу я, – все ей объяснить.

– Это невозможно объяснить, – категорично говорит Адалина.

– Я чувствую себя очень плохо.

– Не так плохо, как будет ей. – Голос Адалины на секунду становится тише, но она тут же снова его повышает: – Ты сделаешь только хуже. Я расскажу ей, что случилось.

– Я действительно думаю, что мне стоит…

– А я так не думаю.

Я хватаюсь за соломинку. Возможность поговорить с Вивьен могла бы дать мне шанс остаться здесь. Пересказ случившегося Адалиной лишит меня такой возможности. С тем же успехом можно начинать собирать вещи уже сейчас – и это именно то, чего я заслуживаю. Этот портрет не просто холст и краска, он – все, что осталось у этой женщины, символ жизни, которой больше нет.

Внезапно старинная люстра над нашими головами зажигается. Как прожектор, она освещает весь хаос, который принесла эта ночь.

Адалина поднимается и снимает портрет мужчины со стены. Она держит его бережно, прикрывая одной рукой. Весит он немало, я вижу, как ей тяжело, но знаю: предлагать помощь бессмысленно. Уставшая, она тяжело поднимается по лестнице.

– Приберись, – сухо бросает она мне, не оглядываясь. Слышно, что она задыхается. – Сделай так, чтобы не осталось и следа от случившегося.

Она не дожидается моего ответа, да мне и нечего сказать.

* * *

– Там всегда был ребенок?

Макс приносит мне кружку чего-то теплого, чтобы согреть руки. Я дрожу. Я не знала, куда еще пойти, и, как только увидела его, слова хлынули из меня потоком. Случайная встреча с Вивьен пугает меня настолько, что я не могу оставаться в Барбароссе. В то же время меня охватывает ужас при мысли о встрече с Адалиной, которая сообщит мне новость о моем увольнении, но это слишком мягко сказано – на самом деле меня выгонят прочь без сожаления.

– Если верить Сальваторе, – уточняю я, – но он был не в себе, мне кажется, он собирался сделать что-то со мной.

– Зачем ему это нужно?

– Не знаю, – кружка в моей руке трясется, и я ставлю ее на стол. – Макс, я ничего не знаю. Кроме того, что они собираются избавиться от меня. Что я буду делать тогда? Куда мне идти? Домой мне нельзя – нельзя!

Макс сидит напротив и смотрит на меня ласковыми карими глазами. Когда я явилась, он красил стену, и сейчас его футболка покрыта белыми пятнами. Даже в своем нынешнем лихорадочном состоянии я замечаю, как она контрастирует с загаром на его мускулистых руках. Он крепче, чем мужчины, которые мне нравятся – если можно так назвать Джеймса. Я ловлю себя на этой мысли с удивлением – всего месяц назад я и подумать не могла о романе в будущем.

– Почему тебя так пугает возвращение в Англию? – спрашивает он.

– Не пугает. Мне просто нужны деньги.

– Разве твоя семья не хочет увидеть тебя?

– Они уже насмотрелись, – я бессовестно вру, и, судя по выражению лица Макса, ему известно об этом.

Я вспоминаю волну скандальных статей, захлестнувшую британские новости, и содрогаюсь. В Барбароссе мне удалось забыть о них ненадолго – замок как будто не принадлежит настоящему миру. Там о чем угодно можно забыть. Но когда меня прогонят оттуда, мне придется встретиться с реальностью – с семьей, с друзьями, с… жизнью.

– Что происходит, Люси?

Он спрашивает так ласково, что на секунду я думаю, что могу рассказать ему все. Но в нашей дружбе мне больше всего нравится, что она дает мне возможность побыть другой. Чистой, прекрасной. Такой, как я мечтала.

– Я не могу тебе рассказать, – говорю я, уставившись на свои руки.

– Можешь. – Его взгляд серьезен. – Правда можешь.

В дверь стучат, момент, к моему облегчению, упущен. Макс не двигается с места, и я начинаю переживать, что он не станет открывать, но стук повторяется, на этот раз сильнее. Он нехотя встает:

– Лучше подойти.

Я вздыхаю с облегчением, только когда он выходит из комнаты. Ситуация тупиковая. Я хочу узнать Макса поближе, хочу видеться с ним и проводить время вместе, но каждый раз понимаю: рано или поздно я должна буду признаться, кто я на самом деле, и что тогда? Я морочу ему голову, создаю о себе ложное впечатление, и это делает меня в его глазах обманщицей. Сначала подлая измена, теперь обман.

Я слышу, как Макс говорит с кем-то. Голос принадлежит женщине, слов не разобрать, но в этом и нет необходимости – он возвращается в комнату.

– Это к тебе, Люси, – произносит он.

Вслед за ним входит женщина. Молодая привлекательная брюнетка улыбается мне.

– Люси Уиттекер? – спрашивает она.

Англичанка. Сердце замирает.

– Элисон Куни, – представляется она, – корреспондент Onlooker. Я узнала, что вы живете в замке Барбаросса, и нашла вас здесь. Хочу дать вам возможность высказаться прежде, чем это сделает кто-то еще.

Глава двадцать седьмая

Вивьен, Италия, 1984 год

Вивьен открыла глаза. Казалось, она проспала не меньше ста лет. Болела голова, ныли зубы и конечности. Понадобилось несколько минут, чтобы вернуться в свое тело и полностью осознать происшедшее. Язык опух, но ей было необходимо заговорить.

Ее волновал только один вопрос.

– Ребенок?.. – произнесла она в пустоту, наполненную солнечными лучами. Больница.

Рядом Джио. Его лицо изменилось от волнения. Это снова ты, – подумала она, все это было слишком похоже на их первую встречу.

– Ребенок… – Она закашлялась. – Пожалуйста, Джио, скажи мне, что ребенок…

– С малышом все в порядке. – Он коснулся ее лица, вытирая слезы страха и облегчения. – Вив, я думал, ты умираешь. Но ты в порядке. Ребенок тоже.

– Я упала…

Вивьен попыталась вспомнить, что с ней было, но все мысли были о том, что с ребенком все в порядке. Она выдохнула с облегчением.

Скольжение, приближающаяся лестница, удар о ступеньки – вот что она помнила. Она провела рукой к животу, ощутив успокаивающее движение, и улыбнулась. Спасибо, – подумала она.

– Ты до смерти меня напугала.

Она пыталась сфокусироваться на лице Джио. Он старался сдерживать эмоции, но ему не удавалось скрыть ярость, которая заставляла его хмуриться. Наверное, он выяснил, что произошло. Он знает.

А что же произошло? Вивьен вернулась мысленно к этому ужасному, пугающему событию. Джио знал. Он знал. Но вдруг…

– Это был несчастный случай, – сказал он, – мокрый пол. Изабелла разбита.

Изабелла…

Вивьен вцепилась пальцами в простыни. Она вдруг вспомнила лицо золовки, каким видела его в последний раз. Там, на ступеньках, за секунду до поглотившей все тьмы. Призрак Изабеллы преследовал ее с тех пор, как эта женщина появилась в ее жизни. От ее мрачного присутствия делалось горько и тяжело.

– Она здесь? – спросила девушка шепотом.

Джио нахмурился.

– Она в Барбароссе.

– Это сделала она. Она была там, когда я упала.

– Да, и я благодарю за это Бога. Иначе тебя не нашли бы вовремя.

В его глазах снова читалась злость. Но не на Изабеллу, а на нее.

– Я просил тебя соблюдать осторожность, – произнес он резко, одновременно с сочувствием и злостью. Эмоции были разными, как и его глаза. – Разве я этого не говорил? Тебе нужно быть ответственнее. Сейчас ты должна заботиться не только о себе. Я не могу постоянно быть рядом.

Вивьен прикрыла глаза.

– Я сама знаю об ответственности, – ответила она. – Это самое важное, что когда-либо со мной происходило.

Как он мог предположить, что она не способна позаботиться о себе или о своем ребенке? Что она могла поставить жизнь их малыша под угрозу намеренно? Ведь все было хорошо. До тех пор, пока…

– Если бы ты был рядом, – заметила она, – этого не случилось бы.

– Нет. Я бы присмотрел за тобой.

– И ты бы увидел Изабеллу.

Он терпеливо смотрел на нее.

– Ты должна быть внимательнее, Вивьен.

О да. Этого хватило, чтобы все запомнить.

– Когда?

– Когда что?

– Когда меня нашли?

Джио начинал выходить из себя.

– Сальве позвонил мне в три.

Вивьен не сдержала горькой улыбки.

– Но это случилось раньше. Я упала не тогда. Это произошло сразу после твоего отъезда на работу.

Джио понимал, к чему она ведет.

– Прекрати, Вив.

– Ты говоришь мне, что Сальве нашел меня спустя несколько часов после того, как я упала. Как это возможно, если Изабелла стояла рядом? Она была прямо там. Я ее видела.

Ей хотелось встряхнуть мужа. Как он не понимает?

– Она устроила все это, а потом бросила меня!

Джио положил ей на лоб ладонь.

– Ты бредишь, – сказал он отстраненно. – Врачи говорили, что это может случиться.

Бредишь?

– Ты ударилась головой, Вивьен. Это был несчастный случай, – повторил он.

Вивьен вынуждена была прикусить язык, чтобы не разразиться проклятиями в адрес Изабеллы. Ей хотелось кричать, хотя она и знала, что никакими словами не описать, насколько ужасным был поступок Беллы. Возможно ли такое? Так ли все было? Неужели Изабелла может быть настолько подлой, чтобы хотеть смерти малыша? Хотя Вивьен и представляла ее себе злобной ведьмой, должны были существовать границы, которые нельзя переступать.

– Вивьен?..

Она прикрыла глаза. Изабелла могла обмануть всех остальных. Даже собственного брата, но только не Вивьен.

– Я бы хотела побыть одна, – сказала девушка, отворачиваясь к окну.

Джио немного подождал.

– Я люблю тебя, – произнес он.

Она смотрела, как ветер качает ветви деревьев. Дверь закрылась.

* * *

На восстановление ушло несколько недель, за это время тело Вивьен изменилось. Она всегда тщательно ухаживала за ним: идеальный внешний вид требовался для работы в «Лалик», потом это помогало получить новую роль. Но сейчас тело было нужно для другого, и это было настоящее чудо. Она с восторгом наблюдала за тем, как оно растет, формы становятся более округлыми.

Джио позаботился о том, чтобы воспоминаний о ссоре не осталось. Вивьен знала, что обвинения, высказанные в адрес его сестры, могли бы стать для них точкой невозврата. Но муж старательно делал вид, что никакого разговора в больничной палате не было. Он без конца твердил о ее самоотверженности, не давая при этом даже пальцем пошевелить, постоянно хотел знать, где она находится, осыпал комплиментами – окружал вниманием, которого ей так не хватало несколько лет, с тех пор как в их жизнь вошла Изабелла.

– Какая же ты сексуальная сейчас, – говорил он, подкрадываясь к ней перед работой, чтобы запечатлеть поцелуй на ее шее.

Вивьен это нравилось. Это было похоже на начало их отношений. После того страшного случая с ее падением Джио стал проводить меньше времени в лаборатории. Они виделись чаще, чем когда-либо. Наконец-то Вивьен почувствовала, что их жизнь наладилась. Ребенок сплотил их.

Она и правда чувствовала себя сексуальной – сексуальнее Изабеллы, которая с расцветом Вивьен стала увядать, словно растворяясь во мраке. Бóльшую часть времени Изабелла проводила у себя наверху. Часто пропускала приемы пищи, позволяя Джио и Вивьен ужинать наедине как нормальная супружеская пара. Когда она попадалась Вивьен на глаза, та с удовольствием отмечала, что красота золовки тает. Зловещая тьма в ее глазах больше не казалась притягательной и манящей. Теперь они казались усталыми и пустыми. Ее бледное аристократичное лицо стало изможденным. Некогда блестящие волосы – предмет зависти всех женщин во Флоренции – потускнели. Вивьен надеялась, что причиной всему этому чувство вины. Ты знаешь, что ты сделала, – думала она. Но никогда не шла на прямую конфронтацию с Беллой. Это было бы для мерзавки настоящим подарком, а этого Вивьен не могла допустить. Она чувствовала, что Изабелла ждет выяснения отношений, это доказало бы, что ее усилия не прошли даром. Но его так и не последовало. Вивьен молчала.

Самым приятным было то, что Джио, казалось, не замечал отсутствия сестры.

– Думаешь, с Изабеллой все нормально? – спросила Вивьен как-то вечером, за ужином, когда Адалина приготовила ньокки с артишоками.

Она специально подняла эту тему: ей нравилось чувствовать себя милосердной женой. Хотела, чтобы Джио видел в ней зрелую личность, способную на прощение, в то время как Изабелла отдалялась бы от него с каждым днем все сильнее.

Джио почесал щеку.

– Она в порядке, – ответил он.

– Я надеюсь, она не расстраивается из-за этого… несчастного случая.

– Уверен, что нет.

– Хорошо. Потому что я хочу покончить с этой историей.

Джио не нравились разговоры о сестре. Он не позволял втягивать себя в них. Но Вивьен казалось, что чем чаще она будет дергать за эту веревочку, тем слабее станет тугой узел их родственных отношений.

Однако дело было в том, что сама она не забыла о так называемом несчастном случае.

И никогда не забудет.

Каждый раз, когда она ловила полный ненависти взгляд Изабеллы, каждый раз, когда чувствовала удушливое присутствие сестры, уверенность в виновности Изабеллы росла. Она почти стала убийцей. Она стремилась покончить не только с Вивьен, но и с ее малышом. Ничего хуже и быть не могло. Неудивительно, что Джио был не в силах даже заподозрить ее в таком. Если им повезет, стыд будет держать Изабеллу на расстоянии все время.

– Кстати, дорогой, – произнесла Вивьен, делая глоток монтепульчано, – какие у нас планы на выходные?

* * *

Как оказалось, на выходные был запланирован сюрприз. Но наступил вечер пятницы, и она видела, что Джио едва сдерживает радостное возбуждение. Его выдавала энергия, бьющая фонтаном, и постоянное перескакивание с темы на тему.

– Я пригласил к нам художника, – сказал он ей и притянул к себе. – Сейчас идеально подходящий момент. Именно сейчас. Мы сможем запечатлеть нашу семью.

– Что ты имеешь в виду? – обрадовалась Вивьен.

– Портреты. – Он поцеловал ее. – Разве мы не должны запечатлеть момент нашего проживания в Барбароссе? И когда родится bambino, для него тоже будет место.

Эта идея ее порадовала. Она восхищалась портретом Джакомо Динаполи, украшавшим бальный зал. Замок был полон свидетельствами жизни прошлых поколений, недавних и совсем древних – из восемнадцатого и девятнадцатого столетия. Картины изображали женщин с удивительными прическами, замерших в одинаковых покорных позах, сложив на коленях украшенные драгоценностями руки, и воинственных мужчин в официальных и охотничьих костюмах. Но больше всего ее поражала девочка-подросток, запечатленная под оливковым деревом где-то в поместье. У нее был мечтательный взгляд и блестящие черные волосы, гладкие настолько, что казались жидкими.

Вскоре у нее будет ее собственный портрет. Она не могла дождаться этого момента. Одно дело жить в Барбароссе, и совсем другое – стать частью его истории.

Что-то вне времени, что-то неизменное. После этого память о ней останется навсегда. Она станет ветвью их семейного древа. Вивьен никогда не думала о таких вещах, но сейчас ей казалось важным пустить тут корни.

– Джио, это просто замечательная идея.

– Я надеялся, что ты скажешь именно это. Мы повесим их над лестницей. – Он понизил голос. – Я понимаю, что это место связано для тебя с плохими воспоминаниями, но…

– Нет, – перебила она его с мягкой улыбкой. – Это идеальное место.

Субботним утром Вивьен наслаждалась рисованием в Овальном саду. Вокруг пели птицы, ласково пригревало солнышко. Малыш толкался внутри, пока карандаш скользил по бумаге. Однажды я тебя нарисую, – подумала она. Эта мысль казалась удивительно правильной, грела ее.

Вивьен так увлеклась, что не замечала течения времени. К реальности ее вернул обеденный звон колоколов. В этот момент девушка поняла, что художник опаздывает на двадцать минут. Собрав свои вещи, она двинулась к дому.

Джио стоял на гравийной дорожке и звал ее по имени. Она удивилась, заметив тревогу на его лице.

– Вивьен, слава богу! – Он бросился ей навстречу. – Где ты была?

– В саду, – ответила она, показывая альбом для зарисовок. – Я думала…

– Ты знаешь, как я волновался?

Он до боли сжал ее в объятиях. В его разноцветных глазах горел опасный огонек. Он был одновременно и самым любящим на свете мужчиной, и опасным чужаком.

– Я чуть с ума не сошел, – продолжал он. – Везде искал тебя. Адалина тоже. Я думал, что с тобой что-то случилось.

– Извини. Нужно было кого-то предупредить.

– Я думал, ты снова где-то упала, – сказал Джио, легонько ее встряхивая. – Ты могла потерять сознание, просто ударившись где-то головой. Я думал, с тобой или ребенком что-то произошло.

– Но я всего лишь…

– Ты всего лишь была неосторожна и легкомысленна, как и в прошлый раз!

Вивьен опешила. На глаза навернулись слезы. Идеальный день был испорчен.

Она его не узнавала. Почему он так себя ведет? Она упала не из-за своей неосторожности или легкомыслия, а из-за умысла его сестры. Злого умысла.

– Почему ты такого мнения обо мне?

Джио отпустил ее, отвернулся, а затем снова повернулся к ней лицом. Вивьен чувствовала себя ребенком, которого отчитали за проступок. Девочкой в церкви в бледно-лиловом платье, забывшей слова.

– Я не могу постоянно контролировать, где ты и что делаешь. Я стараюсь, разве ты не видишь? Стараюсь за тобой присматривать.

– Извини, – выдавила она из себя во второй раз. – Я не осознавала, сколько прошло времени. Буду более внимательной в следующий раз.

Он покачал головой.

– Ты не понимаешь, да?

Вивьен сглотнула. Краем глаза она заметила у входа художника, который отступил, заметив ссорящихся. Как они выглядели со стороны? Огромная тень Джио в длинном темном пальто нависала над его беременной женой. Какое право он имел так с ней разговаривать? Внимание, которым он окружал ее со времени падения, сейчас казалось ей удушающим. Двадцать минут опоздания, и он ведет себя так, будто ее не было неделю. Теперь она больше не может быть независимой?

– Неужели я должен тебе все разъяснять? – не унимался он. – Неужели ты действительно настолько глупая?

Вивьен была задета. Он никогда не обвинял ее в недостатке ума, и это был удар ниже пояса. Глупая. Да, он был образованным человеком, врачом. А она бросила школу в шестнадцать и торговала собой. Но каких слов он ожидал от нее? Конечно, я глупая, нелепая блондинка, а ты гребаный Эйнштейн. Как же ты опустился настолько, что женился на мне?

– Ты устраиваешь сцену, – сказала она.

– Я могу устраивать какие угодно сцены. Я здесь хозяин. И я могу вести себя как мне заблагорассудится. Я почти потерял тебя в тот день, Вивьен. И не собираюсь больше терять свою семью. В этот раз я подобного не допущу. Не хочу заново через все это проходить. Ты – мое будущее. Ты и этот малыш. Ты для меня все. Я люблю тебя. И не могу во второй раз потерять семью, просто не могу.

Вивьен хотела было заговорить. Извиниться, накричать на него или утешить – она сама не знала, чего ей хотелось больше. Она даже не понимала, что представляет собой ее собеседник.