Текст книги "Тайна старого фонтана"

Автор книги: Виктория Фокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Об этом было страшно даже подумать. Мысль о том, что ее отец хотя бы на шаг приблизится к Алфи, казалась ужасной. Она хотела проснуться в своей мокрой от пота постели и обнаружить, что все это лишь дурной сон. Звон пузырька с зельем в кармане напомнил ей о том, что все происходящее реально. Это отвратительная, невыносимая реальность.

– Не подходи, – произнесла она, – не приближайся.

Но отец не реагировал на ее слова. В его ревностном злом взгляде читалось, что он готов преодолеть любые препятствия, лишь бы добиться своего. Это было не только главное его желание, но и святая миссия.

– У нас были трудности, – продолжал Гилберт, – я понимаю. Но я изменился, Вивьен. Поверь в меня, как я верю в Божью милость.

Он схватил ее за руку. Вивьен почувствовала, что его ладони вспотели.

– Бог наградил меня мудростью, позволил увидеть мои грехи и вымолить прощение. И теперь я проведу остаток дней своих, умоляя тебя простить меня. Я хочу быть отцом тебе и дедушкой твоему малышу, Вивьен.

– Никогда. – Она вырвала свою руку.

Неужели он ожидал, что все пройдет гладко? Все в порядке, папочка. Я всю жизнь ждала этих слов, чтобы простить тебе годы пыток и насилия. Это он рассчитывал услышать?

– Господь советовал мне хорошенько подготовиться к этому разговору. Он знал, что ты будешь сопротивляться.

– Я поражена его осведомленностью, – съязвила она.

– Позволь мне войти. Позволь поговорить с тобой. Все, о чем я прошу, – двадцать минут разговора.

Он сложил ладони, будто для молитвы, и стал похож на великомученика. Агрессивный тиран, изуродовавший ее детство. Человек, которому положено быть мертвым.

В панике она вспомнила о своей лжи. Она зашла в ней слишком далеко, чтобы вот так просто отказаться. После того как она назвала себя сиротой перед Джио, после того как он рассказал ей историю своей семьи, это было невозможно. Представить страшно, что было бы, окажись ее муж дома! Ей нужно избавиться от Гилберта, пока никто его не увидел. Пока никто о нем не узнал.

– Разворачивайся, – сказала она, – и проваливай назад в Америку. Найди дыру, из которой ты выполз, и заползи обратно. Я не хочу тебя видеть.

– Твоя мать… – начал было он, но перед ним уже захлопнулась дверь.

Упоминание о Миллисенте не осталось незамеченным. Вивьен ненавидела мать за ее слабость, но та была единственным связующим звеном между нею и отцом. Она почувствовала вину за то, что пропустила похороны матери, трусливо запивая джином порцию плохих новостей, и против воли продолжила слушать ядовитые речи Гилберта, всю ту библейскую болтовню, которую он нес со своей кафедры, и она проникала понемногу в ее сознание.

– Миллисента этого хотела… – твердил ей Гилберт. – Уходя в мир иной, она умоляла меня найти тебя. Это было ее предсмертное желание. Мать так жалела, что не смогла сама сделать этого. И так горевала о том, как все повернулось. – Этой части рассказа Вивьен могла поверить. Ее бедная мать никогда не была счастлива. И, убежав из дома, Вивьен украла у нее единственный источник счастья, который жизнь могла ей предложить. – А сейчас у тебя есть сын, я имею право увидеть его. Позволь, если не ради меня, то хотя бы ради твоей матери. Она любила тебя и скучала по тебе.

В груди Вивьен нарастало тепло, которому она до последнего сопротивлялась. Он не должен видеть ее слез, и так слишком часто она при нем плакала в Клермонте.

– Пожалуйста, – пробивался он к ней, – впусти меня. Хотя бы ненадолго. Позволь мне показать тебе, насколько я изменился. Позволь мне выполнить желание твоей матери. Я сделаю все так, как ты захочешь, и если ты по-прежнему будешь желать, чтобы я ушел, обещаю, что так и сделаю и никогда больше тебя не потревожу.

Вивьен осмотрелась. В доме было тихо. Она могла взять его с собой в библиотеку, выслушать и выпроводить тем же путем. Она опасалась, что, если отказать ему сейчас, он вернется. Так рисковать она не могла. Она отошла в сторону, чтобы открыть дверь.

* * *

У Вивьен сразу же родился план: она не предложит ему сесть, чтобы не давать повода задержаться, не предложит ничего, даже воды, и никак не проявит гостеприимства. Молча выслушает его, скрестив руки на груди, не слушая на самом деле, чтобы не пропустить сквозь себя ни одного его слова. Но все пошло не по плану, произошло худшее из того, что могло случиться.

Изабелла. О, эта проклятая Изабелла.

– Мне послышалось, у нас гости, – пропела она, проскальзывая в библиотеку, словно неожиданный порыв холодного ветра в весенний день. Она одарила Гилберта сладчайшей из своих улыбок и поставила на стол сверкающий поднос с кофе и печеньем. – Какая радость! – Она протянула ему свою алебастровую ладонь с изящными ноготками. – Меня зовут Изабелла Моретти.

Вивьен пыталась держать себя в руках. Ей в голову сразу пришел миллион спасительных идей, все еще можно было исправить, выдав его за кого-то другого. Что угодно, лишь бы не признавать, что он…

– Отец Вивьен, – он был очарован красотой Изабеллы, – Гилберт Локхарт.

На секунду Изабелла, непостижимая, невозмутимая Изабелла, казалась сбитой с толку. Потом ее лицо озарилось, выказывая удовольствие.

– Как это волнительно, – сказала она.

– Подозреваю, Вивьен могла многое вам обо мне рассказать, – продолжил он, – мы долгое время не общались. Я искал ее много лет.

Лицо Изабеллы выражало полный восторг.

– Простите, – сказала она, тихо рассмеявшись, – я растерялась. Дело в том, что… вы так похожи.

– Я часто слышал это в Южной Каролине!

– И это правда.

– Видя ее имя в титрах… можете ли вы представить себе, как я гордился? Как я горжусь.

– Не сомневаюсь.

Наконец Изабелла встретилась с ней взглядом. Сквозь застилающие ее собственные глаза ярость и разочарование Вивьен увидела огоньки злорадства в темных глазах Беллы. Она была на грани разоблачения. Изабелла все расскажет брату. Она победила. Все кончено.

Чтоб ты сдох, папочка, – думала она разъяренно. – Ты снова это сделал.

Она ждала, пока Изабелла выдаст ее. «Интересно, – скажет она Гилберту, растягивая секунды своего триумфа, – Вивьен сказала нам, что вы мертвы». Но Изабелла не сделала этого.

Вместо этого она спросила:

– Вы ведь выпьете с нами чашечку кофе, правда?

– Он уже собирался уходить, – пробормотала Вивьен, – нет возможности остаться.

– Какая жалость, – произнесла Изабелла.

– Я могу остаться, – предложил Гилберт, глядя на принесенный Изабеллой поднос со сладостями.

Он взял печенье и засунул его в рот целиком, не сводя с Вивьен глаз. В них читалась уверенность победителя.

* * *

Вивьен знала о двуличности Изабеллы, но даже ее поразил образ, очаровывающий сейчас Гилберта Локхарта. Она казалась змеей, скользящей по траве. В этот момент Вивьен жалела, что Джио никогда не заставал это представление. Только что она была тихой и сдержанной, и вдруг в какую-то долю секунды превращалась в опасное создание – эта женщина способна была меняться до неузнаваемости. Какой же была настоящая Изабелла? Я хочу его. Вот какой. Эти слова написала она настоящая.

Вивьен испытывала отвращение, наблюдая за Гилбертом, который спотыкался на полуслове, завороженный вниманием Изабеллы. Он, как и многие другие мужчины, воображал, что она очарована стариком и хочет узнать его поближе. Возможно, жизнь и истовая служба Господу слегка повредили рассудок Гилберта и теперь он чувствовал себя привлекательным для женщин. С возрастом его эго не стало меньше. Вивьен меж тем наблюдала за происходящим с возрастающим ужасом. Ей казалось, что она попала в ловушку. Сейчас ее главной задачей было выгнать отца до того, как вернется Джио. А Изабеллу нужно заставить молчать.

– Что вы думаете о карьере Вивьен? – спросила Изабелла за ужином, подперев щеку рукой, всем своим видом показывая, как ее интересует ответ Гилберта.

Нефритового цвета наряд облегал ее тело, а волосы ниспадали блестящими волнами. Неужели ты будешь пытаться обольстить любого мужчину, имеющего ко мне отношение? Вивьен была огорошена, но в то же время понимала, что движет Изабеллой. Вивьен не могла впечатлить отца. В последнее время ее мало волновали такие вещи. Но раньше она точно постаралась бы побороться за его внимание. Изабелла хотела показать, с какой легкостью может очаровать любого. Достаточно одного ее взгляда или тихого смеха. Она была лучше Вивьен в глазах любого мужчины.

– Ну… – Гилберт слегка вспотел. Вивьен мутило. – Конечно же, все это стало сюрпризом для меня. Я отговаривал ее от амбиций, связанных с Голливудом…

Отговаривал? Вот как это называется.

– Но потом она достигла такого успеха. И я понял, что тоже внес в него свою лепту.

У Вивьен отвисла челюсть. О, ей было любопытно, как далеко зайдет этот разговор!

– Знаете, в детстве я заставлял ее поверить в себя с помощью религии. Она смогла понять, как Бог может осветить жизненный путь человека, который верит достаточно сильно. И если набраться смелости попросить у него желаемое, он поможет. Правда, Вивьен?

Две пары глаз уставились на нее, ожидая ответа. Глаза Изабеллы светились недоверием. Вивьен вспомнила все случаи, когда молилась Богу Гилберта и не получала ответа. Пожалуйста, сделай так, чтобы папочка больше не делал мне больно. Никакой реакции.

– Я сама со всем справилась, – процедила она сквозь зубы.

– Это целиком и полностью заслуга Господа, – продолжил Гилберт, словно они были на одной волне, – успех Вивьен был уготован ей Богом. Бог был тем светом, который озарял путь нашей семьи в течение многих лет, спасая в минуты отчаянья.

– Полностью с вами согласна, – кивнула Изабелла. Ее слова звучали мягко, глаза были опущены. Даже Вивьен она казалась прекрасной в этот момент. – Я верю, что Бог спас мою жизнь. Будучи ребенком, я почти утонула. Мои родители умерли, и я тоже была обречена на смерть. Но кто-то спас меня.

Конечно, спас, – подумала Вивьен. – Береговая охрана.

– Нет! – выдохнул Гилберт, подавшись вперед. – Бедное дитя.

Это казалось невероятным, но Изабелла, похоже, собиралась поговорить о событиях того дня. Вивьен никогда не слышала, чтобы золовка сказала хоть слово на эту тему, но сейчас она говорила спокойно и отстраненно, как будто история была просто вымыслом и ее никоим образом не касалась.

Сальваторе подлил всем вина. Его лицо, как и полагалось, не выражало эмоций. Адалина стояла в дверном проеме, и Вивьен не осмелилась поднять на нее глаза. Что она должна думать? Что Вивьен – лгунья, у которой еще хватает наглости обвинять в чем-то Изабеллу!

Ей стоило быть честной с той, кого она считает своей подругой.

Я должна была быть честной с Джио.

– Как вдохновляюще. – Гилберт был просто в восторге.

– Я стараюсь этим вдохновляться.

– Вы только недавно вернули себе голос?

– Да. Все благодаря моему брату, – Изабелла сделала глоток красного вина, наблюдая за Вивьен поверх бокала, – он чудесный человек.

Гилберт, казалось, вспомнил наконец о том, что Вивьен тоже с ними. Он посмотрел на нее с легким недоумением, будто не понимая, как этот прекрасный Джио Моретти, брат очаровательной Изабеллы, сделал его ничем не примечательную дочь своей женой. Возможно, ему казалось, что с ним произошло что-то похожее – его брак с Миллисентой был компромиссом, уступкой, в то время как он заслуживал большего.

– Моя дочь счастливица, – заискивающе улыбнулся он, – ведь у нее такая золовка. С нетерпением жду встречи с ее мужем.

– Джио уехал, – выпалила Вивьен.

– Да, но он скоро вернется, – парировала Изабелла.

– Могу я дождаться его? – спросил Гилберт.

– Нет, – отрезала Вивьен, – он будет в отъезде до конца месяца.

– Почему нет? – возразила Изабелла. Ей хватило наглости, даже встретив колючий взгляд Вивьен, продолжить: – У нас полно свободных комнат!

– Это будет слишком. В доме маленький ребенок, – Вивьен сопротивлялась, чувствуя, как страх душит ее.

– Уверена, я смогу развлечь твоего отца, – ответила Изабелла. – Кстати, Гилберт, есть кое-что, что вы просто обязаны увидеть. Вивьен ведь не успела показать вам портрет?

– Какой портрет? – Вскакивая со стула, чтобы идти за ней, Гилберт чуть не упал.

Вивьен не успела возразить. Он засеменил за Изабеллой в холл, подобно послушному щенку. Вивьен пошла за ними. Вначале она не понимала, что происходит, но, услышав восторженный крик отца, догадалась, в чем дело. Там, на лестничном пролете, висел жуткий портрет, который Вивьен хотела уничтожить. Тот самый, который был нарисован с подачи Изабеллы после их с Джио ссоры. На нем она была изображена совсем юной, в светлом платьице и с хвостиками. Рядом был ее отец. Видимо, Изабелла повесила его сегодня, заменив новый. Он располагался рядом с портретами сестры и брата Моретти, отвратительное воплощение всего самого худшего, что было в ее жизни. Ведьма! Проклятая ведьма!

Вивьен просила Джио уничтожить его. Очевидно, он решил этого не делать.

– Ты сделала совместный портрет! – Гилберт сиял, стоя рядом с картиной, словно в музее.

– Это была идея Изабеллы, – кисло сказала Вивьен.

И хотя это было сказано со всей возможной ехидностью, отец стал еще больше восхищаться Изабеллой после этих слов.

– Я должен был догадаться, – сказал Гилберт, и Изабелла тепло улыбнулась ему.

– Адалина, – обратилась к горничной Изабелла, – не могла бы ты подготовить сиреневую комнату? Я хочу, чтобы отец Вивьен чувствовал себя как дома у нас в гостях. Он проделал долгий путь, – она улыбнулась Вивьен, – и его приезд стал такой приятной неожиданностью.

* * *

Той ночью Вивьен не спала. Во-первых, из-за ребенка, во-вторых, от волнения. Она все еще не могла смириться с фактом, что возникший из небытия отец спит сейчас под ее крышей. Ей хотелось поговорить с Джио, но не хватало смелости позвонить ему или ответить на его звонок. Вивьен понятия не имела, что можно сказать в такой ситуации. Признания вертелись на языке, но она знала, что, открыв правду, только усугубит ситуацию. Она была почти уверена, что именно ее выдуманное сиротство помогло Джио влюбиться. Он верил, что они одинаково страдали. Но сейчас все это готово было рассыпаться в прах. Что бы она ни сказала, это только приблизит конец. Ее словам не будет больше цены. Вивьен снова и снова мучительно обдумывала свое прошлое, настоящее и будущее, почти слыша злорадный шепот Изабеллы.

Сторона кровати, на которой обычно спал Джио, была пустой и холодной. В своей кроватке мирно посапывал Алфи. Ее воротило от того, что в нем текла кровь Гилберта, ее лживого кровожадного отца, который явно приехал сюда ради какой-то личной выгоды. Для него наступили тяжелые времена, так что мотив вполне очевиден. Изабелла и ее гостеприимство положили конец всем его тяготам. Что ж, если он думал, что ему удастся прибрать к рукам сына Вивьен, то сильно ошибался.

Уже утром она воспользуется ядом, приготовленным для Изабеллы. Она не сделает ошибки. Все пройдет гладко. Она сможет уговорить Сальваторе и Лили молчать об этом неожиданном госте. Единственной ее проблемой была Изабелла. Преждевременная кончина Изабеллы и суматоха, которая поднимется в доме, заставят Гилберта уехать. Он никогда не вернется, и ее ложь не будет раскрыта.

Поняв, что выспаться ей не удастся, Вивьен поднялась, умыла лицо и руки точно так же, как делала в детстве. Как будто Гилберт принес с собой грязь, от которой хотелось очиститься.

Собираясь вернуться в постель, она заметила на подъездной дороге кое-что. В тени кипарисов, рядом с каменным фонтаном, стояла фигура в белом.

Изабелла.

Она страдает лунатизмом? Девушка стояла на грани света и тьмы, ее фигура мерцала, словно серебристое отражение в воде, и казалась то человеком, то призраком. Она провела ладонью по поверхности воды. В сапфировой глубине плавали пятнистые рыбы. И вдруг Изабелла или напоминающий ее призрак сделал нечто пугающее. Она посмотрела прямо на Вивьен. Женщина испуганно отшатнулась от окна. Но она не могла надолго отвести глаза от видения. Черты лица Изабеллы казались невероятно прекрасными и в то же время отталкивающими. Ее лицо исказила усмешка. Вивьен набросила халат и побежала вниз по лестнице, уверенная, что ей удастся поймать своего заклятого врага. Она пробежала через холодный холл, распахнула дверь, выскочила на порог – и остановилась.

Там был только фонтан, теплый воздух, окутывающий тело, и одинокие кипарисы, больше ничего. Вокруг царила темнота. Темнота, которую ничто не нарушало. Вивьен казалось, что она смотрит на картину, – таким неподвижным был пейзаж. Единственным живым созданием в этом мертвом царстве была она сама. А может, застыв от неожиданности, она тоже стала частью этой картины, висящей в тяжелой раме на выставке, и сейчас мимо нее проходят люди и удивляются, откуда шок на лице этой женщины, одиноко стоящей в дверном проеме серого дома, утонувшего во тьме.

Ноги сами привели ее к фонтану. Она всматривалась в водную гладь, ожидая увидеть там лицо Изабеллы. Но из воды на нее глядело только собственное отражение. Она наклонилась ниже. Из глотки рыбы прерывисто извергались слабые струи воды. Им мешала застарелая ржавчина: фонтану было много лет. Рука сама потянулась к камню. Он был холодным и скользким на ощупь. И, совершенно не задумываясь, что и зачем делает, она просунула пальцы в глотку рыбе, перекрывая струю воды. В разные стороны полетели брызги. Вивьен вся промокла. Она ощупывала рыбий рот, продвигаясь глубже и глубже, пока…

Вот оно.

Ее пальцы нащупали что-то. Она медленно вытащила предмет наружу, это было легко. Фонтан заработал с прежней силой.

Какие ужасные тайны ты хранила?

Луна озарила находку холодным ровным сиянием.

Глава тридцать девятая

Италия, лето 2016 года

Мы возвращаемся к Максу. Я позволяю ему увести себя, посадить в такси, слишком потрясенная, чтобы сопротивляться. Макс, похоже, решил поднять мне настроение: налил выпить, отвел во внутренний дворик с видом на реку. Я благодарна, что он не задает вопросов о телефонном разговоре.

– Ты нормально себя чувствуешь? – это единственное, о чем он спрашивает. Я киваю. Этого ему достаточно. Он сидит напротив меня, на лицо падает тень, делая его черты темнее и острее. – Итак, дневник Вивьен.

Я рада вернуться на нейтральную территорию, но одного взгляда на его лицо достаточно, чтобы понять: то, что он собирается сообщить, не будет простым.

– Многое мы знали и раньше, – выдыхает он. – Все, что Вивьен думала о Барбароссе, Джио и его сестре… Это просто ураган эмоций.

– Могу себе представить.

– Тогда перейдем к самому интересному. Изабелле.

– Что с ней? – Облако наплывает на солнце, погружая в тень нас обоих.

– У нее была связь с Динаполи, – говорит Макс, – с дядей.

– Что?

– Вивьен рассказывает об этом во всех подробностях. Ее муж был не в курсе. Она рада, что у нее есть что-то на золовку – ну, знаешь, что-то, о чем он не знал.

Я выпрямляю спину:

– Это было по обоюдному согласию? С Динаполи?

Макс отрицательно качает головой.

– О боже! Какой ужас. Бедная Изабелла.

– Вивьен так не думала. Ее ненавистью пронизано все до последней записи. Она не считает Изабеллу жертвой. Она считает, что та соблазнила Динаполи так же, как пыталась соблазнить отца Вивьен.

Он рассказывает о неожиданном появлении Гилберта Локхарта в поместье. Я в шоке.

– Дневник заканчивается внезапно, я думаю, нескольких страниц не хватает. Я не удивлен… учитывая другой факт.

– Есть что-то еще?

Макс делает паузу.

– Вивьен и Лили. Они запланировали ловушку для Изабеллы.

– Ловушку?

– Чтобы избавиться от нее.

Я качаю головой:

– Да ну, Макс, мы же говорим о твоей тете.

– Да, и если Лили что-то вбивала себе в голову, она могла быть весьма решительной.

Я не верю, о чем и сообщаю ему.

– Прочти сама, – говорит он, протягивая мне дневник. – Люси, это зашло дальше, чем мы были готовы. Изабелла пережила многое, но это было серьезно. Джио Моретти понятия не имел, что творилось на чердаке. Динаполи проводил с ней самые безумные эксперименты, и сдается мне, что он пошел дальше попыток вернуть ей голос. Она была ребенком – четырнадцать, пятнадцать ей было? Он, кажется, проводил с ней все свое время наедине, называя это работой, и никто не задавал вопросов. Он был влюблен в нее. Для Вивьен это было долгожданной наградой. Ее шанс на месть.

Я нехотя беру дневник. Он горит в руке ярко-красным предупреждением. Открываю. Почерк у Вивьен неразборчивый, с каждой страницей все хуже.

– Вот о чем они были, – говорит Макс, – тетины извинения.

Я вспоминаю об отправленной открытке. Прочтет ли ее Вивьен? Поймет ли? Я переворачиваю страницы этого сумасшедшего дневника, он кричит заглавными буквами, протягивает руки подчеркиваниями, рыдает пролитыми чернилами: Изабелла, Джакомо Динаполи… страшный секрет, гниющий в самом сердце Барбароссы. То, о чем я читала, – трагедия в замке, «инцидент, происшедший прошлой зимой».

– Продолжай, – прошу я Макса.

– Вивьен узнала об этих пытках, но вместо того, чтобы пожалеть Изабеллу, продолжила ее ненавидеть. Изабелла сделала слишком много, ее поступкам нет прощения. По мнению Вивьен, пути назад нет. И что она делает? – Он потирает подбородок. – Она знает, что такой скандал напрочь разрушит репутацию ее мужа. Для Джио она сделает все, в том числе будет молчать о его сестре. Но Изабелла слишком опасна. Она заручилась поддержкой Лили, и они прикончили ее.

История с каждой минутой кажется все более надуманной. Сюжет для мыльной оперы. Но Макс как никогда серьезен.

– Подумай об этом, – говорит он. – Она решает две проблемы сразу: избавляется от соперницы и защищает мужа и сына. Она много написала о том, как ее бесило, что Изабелла участвует в работе Джио. Представь, как зазвучал бы скандал на этом фоне. Джованни Моретти продолжил работу своего дяди-маньяка…

– Мне кажется, мы опережаем события.

– Думаешь? – он наклоняется ко мне. – Люси, я убежден. Случилось именно это. Это апофеоз истории, и этим кончается дневник.

– Но это не значит, что она… – Я теряю нить. Макс смотрит на меня. – Это невозможно.

Я встаю. Он тоже.

– Так уж невозможно? В конце концов, у нее была причина пойти до конца – Вивьен истово этого хотела. Когда Джио узнал о ее преступлении, он сбежал. Он не мог ее видеть. Не мог к ней прикасаться. Не мог дышать с ней одним воздухом.

– И свою тетю ты тоже в этом обвиняешь?

– Мне нелегко дался этот вывод.

– То есть за это она извинялась. – Я прикусываю губу.

– Да.

– Может, Лили даже подговорила Вивьен. Убедила, что это единственный выход. Умирая, она схватила меня за руку… Это было так важно, Люси, ей было нужно, чтобы ее сообщение дошло. Их связывало что-то огромное, страшное, меняющее жизнь.

Сейчас мне кажется, что у головоломки и правда есть решение, что части складываются в целое.

– Разве ты никогда не совершала необдуманных поступков? – спрашивает Макс.

Он делает шаг в мою сторону, и теперь наши лица находятся на расстоянии нескольких сантиметров. Я чувствую его энергию, дикую энергию, которой не замечала раньше. От нее нагревается кожа.

– Ты знаешь, что совершала, – отвечаю я.

– Может быть, они знали, что этого делать не стоит, – говорит Макс. – Это было опасно и неправильно. Но сделали, потому что, с их точки зрения, риск стоил того.

Он смотрит на мои губы, и мне кажется, что это самый волнующий момент моей жизни. А потом целует меня.

Глава сороковая

Вивьен, Италия, 1986 год

Это была коробочка, небольшая. Из тех, в которых хранят обручальные кольца. Внешний вид того, что когда-то было хорошей кожей, был слегка подпорчен в условиях хранения. Золото на ободке облезло, а выступ, при нажатии которого должна подниматься крышка, провалился. Вивьен изо всех сил старалась заглянуть внутрь, царапала, пыталась поддеть крышку ногтями.

Наконец та открылась.

В ней действительно было кольцо. Изуродованное до неузнаваемости, словно пролежало на самом дне моря долгие годы после жуткого кораблекрушения. Но камешек в кольце все равно поблескивал, маленький лучик надежды в полной темноте. От этого зрелища почему-то разрывалось сердце. Вивьен хотела было надеть его на палец, но оно было слишком маленьким. Она вернула его в коробочку и поторопилась обратно в дом. В комнате дело пошло быстрее. Вивьен рассмотрела находку при ярком свете и бережно протерла. Когда металл показался из-под налета и ржавчины, ей удалось заметить необычную деталь. Любопытство захватило ее, и она принялась тереть и скоблить кольцо, одержимая желанием рассмотреть его. Это заняло час или больше, но время не имело значения. Не имели значения ни головная боль, ни покрасневшие от усталости глаза. Наконец кольцо было очищено и на его внутренней стороне показалась надпись, которую, впрочем, разобрать было непросто:

Изабелле, любви всей моей жизни. Я твой навсегда. Джакомо.

Вивьен уставилась на эти девять слов, пытаясь осознать их значение. Она ждала, что узнает что-то новое, важное, но в этой надписи для Вивьен не было никакого смысла.

Изабелла… Ее дядя…

Этого просто не могло быть.

На дне коробочки была неровность, невидимая для того, кто не искал специально. Подушечка была вынута, а потом вшита обратно, но достаточно небрежно. Стежки были не особенно аккуратны, а края ткани не совпадали с краями коробки. Внизу обнаружилась записка. Она хорошо сохранилась в своем укрытии. Вивьен прочла:

Кто бы ни нашел это, пожалуйста, помогите мне. Он не любит меня. Он делает мне больно. Он хочет меня против моей воли. То, что он делает, – неправильно. Найдите меня. Спасите. Умоляю.

Глава сорок первая

Италия, лето 2016 года

Мне страшно возвращаться в Барбароссу, но я должна. Нужно сказать Вивьен, что она в безопасности, что мы не собираемся сообщать в полицию о ее преступлении. Мы не собираемся рассказывать никому о том, что произошло зимней ночью много лет назад, дальше нас это не пойдет. Быть может, если она узнает об этом, то перестанет бояться и воевать с окружающим миром. Сможет перестать мучить себя. Выйти из своего добровольного заточения в Барбароссе, полюбить другие места. Ведь ей недолго осталось. Поездки к врачу и таблетки, которые прячет Адалина, доказывают это… Скоро ее не станет.

Макс гладит меня по волосам.

– Что у тебя на уме? – шепчет он.

Я разворачиваюсь к нему. Мы целуемся; он пахнет, как лимонное дерево в жару.

– Изабелла… – говорю я. – Я не могу перестать думать о том, что с ней произошло. Вивьен и твоя тетя должны бесконечно сожалеть. Поэтому Вивьен закрылась от людей, поэтому ей стыдно. Бьюсь об заклад, Изабелла никогда не покидала их.

Макс продолжает гладить мои волосы, но вид у него отсутствующий.

Пришел мой черед спрашивать, о чем он думает.

– Думаю, как могло случиться, – говорит он, – что Вивьен наняла кого-то с таким же именем, как у моей тети. Я и раньше думал, что это странно… Но сейчас, когда мы знаем, что они сделали, я бы предположил, что она должна хотеть забыть об этом, а не вспоминать каждый день.

Я приподнимаю бровь:

– О чем ты говоришь?

Макс потирает большим пальцем мочку уха.

– Я никогда не думал, что на это стоит обращать внимание, – говорит он. – Мою тетю звали Адалина. Все звали ее Лили – все знали ее как Лили. Я много лет думал, что это полное имя, но Лили – это сокращение от Адалина. Ты не думаешь, что нанимать другую горничную с таким же именем – очень странное решение? Я имею в виду, что это не слишком распространенное имя.

Это открытие удивляет меня.

– Да, странно.

– Они были очень близки. Мне кажется, это должно было причинять боль.

– Может быть, именно потому, что она хотела заменить ее?

Макс неуверенно произносит:

– Я уже ничему не удивился бы.

Я закусываю губу:

– Как думаешь, Джио Моретти еще жив?

Глаза Макса сузились.

– Мы знаем правду. На этом можно остановиться.

– Я знаю. Просто… Чего-то здесь не хватает.

Я не могу перестать думать о Вивьен. Одна в огромном доме, полном воспоминаний, смертельно больная, потерявшая мужа и сына…

– А что случилось с сыном? – Я поворачиваюсь к Максу.

Он пожимает плечами:

– Наверное, Джио забрал его.

Я хмурюсь.

– Да, – говорю я, думая о мальчике с темными кудрями и голубыми глазами. – Наверное.

* * *

Следующим утром я просыпаюсь, четко зная, что должна сделать. Выбираюсь из постели и звоню отцу, пока не успела придумать отговорку.

– Папа?

– Люси!

Одно слово, но сколько в нем чувств и надежд! Я никогда не слышала, чтобы он говорил так, даже когда мама умерла. Я осознаю, как нечестно поступила с ним. Убежала на край света, хотя все это время рядом был он и родной дом.

– Я не знаю, с чего начать. – Он задыхается. – У тебя все в порядке? Где ты?

– Я все еще в Италии.

Повисает долгая пауза.

– Почему ты мне не сказала? – наконец говорит он. – Я думал, ты все можешь мне рассказать.

Почему мне никогда не приходило в голову, что реакция отца может быть такой? Все, чего я ждала, – это разочарование и осуждение, а он просто хотел быть рядом. Он не хотел ни наказать меня, ни отругать, и если бы я была умнее, то поняла бы это раньше. В конце концов, я была с ним, когда больше никого рядом не было. Годы, которые мы провели вместе, останутся с нами навсегда. Конечно, он никогда не отгораживался от меня. Рыдания вот-вот вырвутся наружу.

– Прости меня, папа.

– Ты через такое прошла, моя милая… и совсем одна.

– У меня была Билл. – Я снова всхлипываю.

– Если я когда-нибудь увижу этого мужчину, убью его, – говорит отец.

Мысль о драке между папой и Джеймсом почти заставляет меня рассмеяться. Сложно найти двух более разных людей – нежный, терпеливый, честный, любящий отец и Джеймс – мягко говоря, лишенный этих качеств.

– Мне было слишком стыдно говорить с тобой об этом, – объясняю я. – Одно дело – эта связь, но то, что случилось с Грейс… – Даже сейчас я чувствую, что не имею права называть ее имя, не заслуживаю. – Я зашла слишком далеко и не знаю, как вернуться назад. Прости, что перестала звонить. Каждый раз, когда мы говорили, я чувствовала себя обманщицей, потому что скрывала такую большую часть своей жизни.

– Ты рассказывала кому-то из сестер?

– Нет.

– Даже Тильде?

Интересно, что папа так говорит. Я всегда думала, что восторженная, всегда готовая к приключениям Тильда была совсем не похожа на меня. Теперь вижу, что отец так не думает. Он замечал наше сходство в детстве, и то, куда завела меня жизнь сейчас, доказывает его правоту.

– Она уже вернулась с Барбадоса? – спрашиваю я.

– Еще нет, – говорит папа, – но собирается. На какое-то время. Все трое собираются вернуться. Не навсегда, конечно, у каждой ведь своя жизнь. Но мы с Мэри все равно счастливы видеть их. Это приятно. Мэри готовит воскресное жаркое, и почти каждые выходные у нас кто-то бывает. С тех пор как ты уехала, моя дорогая. Все так волновались, слали тебе столько сообщений, звонили. Это сплотило нас. Мы любим тебя, Люси.

Билл не раз говорила мне, что я всегда все усложняю. Всегда жду самого худшего, чтобы легче переносить плохое. Эти люди, моя семья, никогда не были настроены против меня. Все они были готовы поддержать меня, но я решила пройти через все в одиночестве. И вот куда меня это привело – прячусь в чужой стране, когда так хочется перенестись туда, сидеть за столом, есть приготовленный Мэри воскресный обед и слушать, как они болтают о своих делах.