Текст книги "Странное наследство"
Автор книги: Виктория Джоунс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
– Чтобы просто спросить, не надо было отбирать у меня карабин, – возмутилась Оливия. – И хватать за руки…
– Прости, мы решили, что ты парень. И думали, что поговорим по-свойски…
– По-свойски – это как? – Оливия иронично глядела на прибывшего Сэма, которого Мэган и Рони бережно поддерживали под руки. Нога у него, и правда, распухла и была похожа на хорошее бревно.
– Надо все время прикладывать тряпку, смоченную уксусом, и утром от опухоли не останется следа, а если уксуса нет, то можно прикладывать свежие листья капусты или свеклы. У нас есть на огороде и то и другое, – добродушно посоветовала Оливия. – Так всегда делала бабушка, когда я в детстве набивала шишки и ссадины.
Вины за рану Сэма она совершенно не чувствовала. Она предупредила этих вонючих хорьков, что стреляет, как Робин Гуд, а они не поверили и пытались добраться до нее. Оливия и сейчас не верила тихому Фрэнку и ворчащему Сэму.
– Этот подонок Сэмми, дорогая миссис Лиззи, так оскорблял Мэган, а она уговаривает его, точно любящая матушка капризного ребенка, и твердит, что очень любит. А он продолжает поносить ее всякими бранными словами… Разве так можно? – недоумевала и возмущалась Оливия.
– В жизни бывает еще и не такое, милая Оливия! – миссис Мартин замешивала в квашне тесто, а Оливия сидела на табуретке, рассказывая, что с ней приключилось. – Брак Сэма и Мэган освещен церковью и законом!
– Церковь, может, и благословила такой брак, миссис Лиззи, но сам Господь, Творец наш Милосердный, такой брак не может благословлять. Это кощунство, миссис Лизи. Если какой-то пастор скажет мне, что это не так, то он и не священник вовсе.
– В тебе еще бьет через край детская наивность, Оливия. Но жизнь слишком сложна, чтобы раскладывать ее по полочкам… Я так рада, что ты вернулась, и представить нельзя. Не то Берни Дуглас сжил бы меня со свету.
– Он бранился на вас, миссис Лизи?
– Еще как, детка!
– За что?
– За то, что я отпустила тебя в Смоки-Хилл.
– Я уехала сама, по сути дела, просто поставив вас в известность. Вы так бы и сказали ему…
На кухню, мягко ступая, вошел Берни Дуглас:
– Все возмущаешься, Оливия? Своим поведением ты ставишь в тупик не только миссис Мартин.
– А кого еще, Берни Дуглас? – Оливия посмотрела в глаза опекуну своими честными синими глазищами.
– Похоже, ты готова к серьезному разговору, Оливия?
– Иди, переоденься, детка! – миссис Мартин с пониманием взгялнула на Дугласа и подтолкнула Оливию в спину. – Иди, надень свое синее платье, малышка.
Оливия зашла в темную комнату. Нашарила на подоконнике спички. Затеплила огонь в лампе, надела стекло и поставила светильник на подзеркальник. В небольшом зеркале увидела свое отражение. Глаза испуганные, щеки бледные, впалые… Пальцы у Оливии отчего-то дрожали, когда она снимала платье с вешалки. Сбросив мужскую одежду, девушка надела тонкое белье и платье и тихо выглянула из комнаты.
Все уже давно разбрелись по своим углам. Только на кухне мерно вымешивала тесто миссис Мартин, да в комнате Мэган похрапывал Сэм. Берни Дуглас дал ему выпить немного виски, и Матайес погрузился в крепкий сон. Рони ушел с Пабло и Эндрю в летний дом, уступив место рядом с Мэган ее законному мужу.
Берни стоял настороже рядом с дверью в ее комнату. Оливия повернулась к нему спиной, показывая, что надо застегнуть пуговицы. Он быстро пробежал немного неуклюжими, вздрагивающими пальцами по застежкам. Шелковистая ткань цеплялась за шершавую кожу и слабо потрескивала.
– Подожди в комнате! – Берни отправился из дома на улицу и вскоре осторожно постучал в окно: – Открой!
Оливия подняла раму и через мгновение оказалась в объятиях Берни. Он приподнял ее и потянул на себя, перенеся через подоконник. Оливия тихо ахнула и глубоко вдохнула пахнущий полынью и ночными фиалками воздух.
– Пойдем, прогуляемся, Олив!
– Ты хочешь меня утопить, чтобы больше не возиться и не иметь ответственности перед памятью Абигейл Гибсон, опекун? – Оливия приподнялась на цыпочки и заглянула Берни в лицо. Во взгляде ее таились отчаяние и надежда. – Я тебе надоела, мистер Ледяное Сердце?
Берни невольно остановился. Остановилась и Оливия, выжидающе глядя на него снизу. Яркая луна поднялась в небо.
– О чем ты говоришь, малышка? Глупышка моя, Олли… Ты знаешь, я давным-давно решил, когда ты станешь моей, то имя твое будет Ливи.
– Давным-давно, дорогой Берни Дуглас? Ты давно решил сделать меня своей? – Оливия была изумлена. – Неужели это было даже тогда, когда я придумывала для тебя самые обидные прозвища и бранилась, точно уличная девица?
– Уже тогда я понял, что ты делаешь это не от злости, а от отчаяния. Представляю, что ты испытывала, когда я ходил в салун!..
– Ты теперь раскаиваешься, Берни?
– О нет, дорогая Олив. Ведь я тогда не знал, что ты милее и желаннее всех женщин на свете! – Берни закрыл глаза и, притянув Оливию к себе, вдохнул запах ее волос и кожи. – Почему от тебя всегда пахнет яблоками, Ливи?
– Наверное, потому что бабушка ставила мою колыбель под яблоней. Тогда я была совсем крошкой и ничего не знала о мире, в который пришла, чтобы жить и любить тебя, Берни Дуглас. И краснобокие яблоки, прозрачные от набранного из земли сока, были первыми моими игрушками! – Оливия прищурилась от счастья и удовольствия, точно разнежившаяся кошка. Она немного откинулась в его объятиях, задумчиво глядя в светящееся нежностью лицо молодого человека. – А вдруг ты не вернешься, Берни Дуглас? Что стану делать я одна в этом огромном и совершенно пустом доме на горном ранчо?
– Что за нелепые мысли, Ливи? Ты никогда не останешься одна. Я вернусь!
– Но чтобы вернуться, ты должен оставить мне частичку себя, Берни… Мистер Горячее Сердце! Я чувствую ладонью, что оно у тебя не ледяное, а горячее, переполненное огненной кровью. Оно стучит, словно часы на камине, отсчитывая минуты нашего свидания! – Оливия осторожно распахнула ворот на груди Берни, погладила нежными пальчиками и поцеловала.
Берни застонал от наслаждения и накатывающего возбуждения:
– Что ты делаешь со мной, девочка моя, Ливи…
– От тебя пахнет солнцем, травой и смешанным дыханием ущелий и каньонов, любимый мой! – глаза Оливии сверкали от удовольствия и нежности. – Я так люблю этот запах, Берни Дуглас.
– А Рони Уолкотт? Как ты поступишь с ним? – на ее любимого накатил приступ ревности. И Оливия снисходительно вздохнула:
– Приревнуй меня еще и к отцу, и к бабушке, и к мамочке, которая выносила меня и родила для тебя, Берни! Приревнуй ко всем, кто создал и воспитал меня именно такой, какую ты полюбил. И тогда я стану звать тебя Берни Дуглас – Ревнивое Сердце! Неужели непонятно, что я отдаю тебе всю себя! Всю, без остатка!
– Девочка моя любимая! Ливи! – прошептал Берни, еще плотнее прижимаясь ее к себе.
Молодые люди отдались друг другу, руководствуясь извечными инстинктами, вложенными в человека от момента создания мира. Ими правили любовь, нежность и желание одарить этими чувствами друг друга как можно полнее…
– Иди ко мне, Берни Дуглас! – манил мелодичный, вздрагивающий от страсти голос совсем юной девушки. И слова любви рождались в ней сами собой, будто она давным-давно осознала их магическое действие на мужчину, который млел и таял от ответной нежности.
– Ты совсем не боишься меня, Оливия? – изумленно шептал он.
– Я должна тебя бояться, милый Берни? Отчего? – изумленно раскрыв глаза, шептала Оливия. – Ты же не делаешь ничего дурного? Ты любишь меня и хочешь, чтобы мне было хорошо с тобой?!
– Да! Да! Да! – почти кричал он.
Их тела сливались так плотно, что молодые люди и сами изумлялись, как могут еще совершать какие-то движения, чтобы все больше и больше наслаждаться друг с другом. Оливия изловчилась и обняла Берни ногами. И чувственность их достигла той наивысшей точки, когда руки лихорадочно ищут вокруг себя непонятно что, когда губы солоны от капельки крови из прокушенной губы партнера! Когда полет в небо длится, длится и длится…
Мужчина и женщина получили наивысшее наслаждение от близости друг с другом. Теперь они молчали и слушали ночь. Оказывается, где-то совсем рядом, наверное, вон за этой оградой из свежеструганных жердей, ходят кони, приглушенно топая подкованными копытами, хрустя травой, пофыркивая и громко встряхивая гривами и хвостами. В зарослях дикой розы и жасмина стрекочут сверчки. В темном небе, заслоняя на мгновение звезды своими причудливыми силуэтами, кувыркаются летучие мыши. Далеко в горах, перекликаясь друг с другом, лают койоты. И по-кошачьи взвизгивает пума, выбираясь на охоту из своего логова, где ее остаются ждать два крохотных детеныша. Внизу, под скалистым обрывом шумит и шумит вода. Гранд-Ривер несет по каменистому ложу взбитую в пену прозрачную воду вечных ледников хребта Элберта.
Луна снова выбралась на свободу из-под лохматого одеяла облаков. Оливия приподнялась на локотках, огляделась и нежно засмеялась. Вокруг нее и Берни была разбросана одежда. Смятое нарядное платье из ярко-синей тафты распростерло по траве рукава, словно приглашая в свои объятья. Оно служило сегодня их первой совместной постелью.
– Берни, дорогой, ты жив?
– Ливи, детка! Ты вдохнула в меня новый мир, новые ощущения.
– Я самая лучшая, Берни? Ты это хотел сказать?
– Ты самая лучшая из лучших женщин мира, Ливи! Ты – моя любимая.
Глава 12
В это утро Берни Дуглас проснулся первым. Оливия, обнаженная и прекрасная, все еще лежала перед ним среди беспорядочно разбросанной одежды. Молодой человек понимал, что им отведено слишком мало времени, и очень не хотел расставаться. Ему было нестерпимо жаль оставлять Оливию одну на забытом Богом ранчо. Но, в конце концов, ведь он скоро вернется. Он поспешит закончить все дела как можно быстрее, и вернется, чтобы снова обнять свою Ливи! И тогда они будут вместе навсегда. Никогда и ни при каких обстоятельствах не расстанутся… Его слишком долго тянуло к ней. И путь их друг к другу был, если и не слишком долог, но довольно сложен и окружен затейливыми, а порой и забавными обстоятельствами.
Скоро на ранчо начнут просыпаться и увидят их вместе. На траве пустого загона! Где они провели свою, возможно, самую прекрасную из всех ночей, не замечая ничего вокруг. Ну, и пусть видят! Обнаженная Оливия так прекрасна, что он хотел бы видеть ее всегда и везде именно такой. Пусть мужчины всего мира умирают от зависти к нему! К нему, к Берни Дугласу!
Очерченный первыми рассветными лучами, Берни Дуглас стоял, вытянувшись во весь рост. Заметив, что его любимая проснулась, он протянул руку ей руку и нежно улыбнулся. Оливия долго смотрела на его силуэт, обрисованный лучами утренней зари, и не торопилась ухватиться за протянутую ладонь обеими руками.
Когда она все-таки поднялась, то пальцев уже не разжимала, и молодой человек сразу же почувствовал страстный жар тела любящей женщины, ее горячее желание повторить все сначала. Берни понимал, что страсть юной девушки к нему только разгорается. Он был ее первым мужчиной и разбудил в ней настоящую женщину – любящую и любимую.
– Нам пора одеваться, детка, – боясь разочаровать ее, пробормотал он. – Скоро парни выйдут и застанут нас обнаженными. Сегодня мы отгоняем табун в Райфл… Не расстраивайся, нам предстоит короткая разлука.
– Возможно, тебе она и кажется короткой, Берни! Но для меня каждый день, проведенный без тебя, станет скучным и невыносимо долгим… Ты не устал за ночь, Берни, дорогой? – она смотрела на него немножко шальными от счастья глазами. Он понимал, что в ней вновь разгорается неутолимое желание обладать им и отдаваться ему.
– Никогда еще я не чувствовал себя таким отдохнувшим, малышка. А ты? Ты счастлива, моя любимая крошка?
– Да, дорогой. Никогда в жизни, Берни, я еще не была так счастлива! – и Оливия сладко зевнула, прикрыв глаза от удовольствия и по-кошачьи выгнув спину.
– Поспеши, Ливи… Иди в душ, дорогая. Я принесу полотенце, и мы вместе с тобой примем душ.
– Хорошо! – и она преспокойно зашагала по траве, не удосужившись надеть мятое платье, а лишь неловко прижав его к обнаженным бедрам. К счастью, Оливия успела зайти в душ вовремя, ведь в доме уже захлопали двери и раздались голоса просыпающихся обитателей. Кое-как натянув брюки и собрав остальную одежду, Берни зашел в комнату Оливии, взял большое полотенце и поспешил в душ.
В горах уже зарождался летний рассвет. Легкие солнечные блики скользили по склонам, покрытым вечными льдами и поросшим густыми сосновыми лесами. Луна еще не успела скрыться за горизонтом, но уже почти истаяла в небе и превратилась в прозрачный и бледный осколок льда. Со всех сторон звенели рассветные песни пернатых. Из печной трубы в небо взвился тонкий дымок, приятно пахнуло горящими сосновыми поленьями.
В прихожей Берни столкнулся с миссис Лиззи Мартин. Укоризненно взглянув на молодого человека, старушка поздоровалась с ним легким кивком и, позевывая, направилась на кухню, привычно повязываясь хозяйственным фартуком. В ее руках погромыхивала посуда, и эти звуки служили для мустангеров своеобразным будильником.
– Доброе утро, миссис Лиззи Мартин. – Берни почтительно поклонился.
– Если оно доброе… Мне трудно поверить в доброту твоих намерений по отношению к этой наивной козочке, Берни. Такие парни, как ты, быстро не успокаиваются…
– Я женюсь на Оливии совсем скоро, милая миссис Лизи. Можешь мне поверить!
– Тогда пообещай пригласить нас с Никласом на венчание, Берни Дуглас.
– Как же без этого, миссис Лизи. – Берни возмущенно сверкнул глазами. – Обязательно!
Приглушенно хлопнула дверь в пещере, которую недавно оборудовали под холодильные помещения. Ее обнаружила Оливия в нескольких десятках метров от большого дома, а Никлас Мартин навесил на вход толстую деревянную дверь. В ней били родники, и было холодно, точно в набитом глыбами льда погребе.
Миссис Мартин водрузила на большой стол тарелку с кусочками свежего масла и большое блюдо с нарезанным сыром, которые только что принес из пещеры Никлас. В огромной сковороде, поставленной в нагретую духовку, уже доходил до готовности омлет с ветчиной. На плите исходил паром огромный кофейник. Запах свежезаваренного кофе разносился по окрестностям, уже не приводя в недоумение диких животных.
В комнате Мэган снова капризничал Сэмми. По многолетней привычке он, как всегда, распекал свою жену за неправильно поглаженную рубашку.
Пабло Гомес, Эндрю Гилмер, Рони Уолкотт и Фрэнк Смитт, примкнувший к их компании одиноких мужчин, по очереди поливали друг другу обнаженные спины, охали от холодной воды и довольно кряхтели, растираясь жесткими полотенцами.
Настроение в доме было привычное, устоявшееся за последние дни и вместе с тем несколько приподнятое. Это ощущалось в слегка повышенном тоне разговоров и в мимолетных улыбках, которыми сегодня обменивались друг с другом мустангеры. Близилась к завершению большая и довольно тяжелая работа. Все понимали, что заработали за такой труд приличное количество денег, часть из которых мустангеры обычно откладывали в банк, а часть тратили в течение нескольких дней, развлекаясь по барам, салунам и публичным домам.
Табун угоняли в Райфл из загонов и с пастбищ ранчо <Клин Крик>, когда вершины хребта Элберта засияли под яркими лучами солнца, восходящего над восточной стороной горизонта. Но на траве в низинах и лощинах еще лежали тяжелые капли жемчужной росы, отчего луга в загонах и на выпасах казались матовыми. Оливия и чета Мартинов стояли на крыльце большого дома, провожая проходящие мимо косяки, возглавляемые самыми красивыми и сильными жеребцами.
Оливия наблюдала за подобным зрелищем первый раз в жизни. Это зрелище одновременно и восхищало и приводило в трепет, а по спине пробегали мурашки восторга. Столько силы и мощи было в слаженных движениях этих мускулистых и гармонично сложенных прекрасных существ!
Кони шли стройными рядами, словно полки солдат на параде в честь возвращения из летних полевых лагерей. Ритмичное движение стройных, мускулистых ног, словно выточенных по единому образцу. Нежно выгнутые длинные шеи, гордо вскинутые головы с развевающимися на ветру гривами. Струящиеся во время движения лоснящиеся хвосты. Само воплощение здравого смысла их природы, силы, покорности и преданности человеку, приручившему этих гордых животных, пусть далеко не всегда гуманными средствами.
В воздухе носился запах конюшни, влажного дерева и примятой травы. Но сильнее всего уже веяло дорожной пылью и полынью, и скоро эти запахи вытеснят и заслонят все остальные. Лишь вытоптанная трава и многочисленные следы конских копыт, с ямками от шипов на подковах будут напоминать путникам о том, что здесь проходит конная тропа.
Оливия печально смотрела на удаляющийся табун. Погонщики почти летали на своих лошадях вдоль флангов, подгоняя отставших маток с жеребятами и молодых двух-трехлеток жеребчиков, все еще не покорившихся и норовящих отбить от этого огромного табуна небольшой косяк в десяток голов, чтобы увести его на волю. В них все еще бурлила тяга к вольной жизни в каньонах. Манила прозрачная, сладкая вода горных ключей и рожденных в вечных ледниках чистых ручьев и рек, чья текущая влага кажется белой от взбитой на острых камнях пены.
Оливия оставалась на две недели одна. На душе у нее было немного грустно. Безмятежное веселье закончилось вместе с детством. Она оставалась хозяйкой ранчо <Клин Крик>, пока еще не ощущая себя таковой. Но и Мартины, и Рони Уолкотт, и Берни Дуглас убедили ее в том, что так необходимо. Она должна научиться жить самостоятельно, чтобы затем стать настоящей работодательницей.
Мэган простила своего мужа и помирилась с ним. Оливия этого не могла понять. Ну, почему, почему Мэган предпочла сильному, уважающему и любящему ее Рони Уолкотту этого нахального подонка Сэма? Отметина на ноге останется у него на всю жизнь, и этот позорный шрам – дело рук Оливии. О чем юная девушка нисколько не жалела, она считала, что подлость в человеке изжить невозможно.
Что Оливию радовало, так это то, что у нее наконец-то есть свой собственный дом. Не просто четыре стены и крыша, а уютный дом из нескольких комнат, в котором она собиралась прожить жизнь с Бернардом Дугласом и их детьми. У них обязательно появятся дети. Много детей. Веселые, здоровые и счастливые девочки, и мальчики, похожие на Берни. Они будут жить в горах, пить воду из горных ключей, дышать чистейшим воздухом. Играть с жеребятами и бегать с ними вперегонки.
Оливия и Берни Дуглас попрощались еще до завтрака. В эту почти бессонную волшебную ночь Берни нашептал ей столько ласковых слов, что у нее долго-долго кружилась голова. Она полюбила Берни так сильно, что верила каждому его слову и жесту. Когда он находился рядом, то запах его кожи приводил в трепет каждую клеточку ее тела, и у нее от волнения подкашивались ноги, в голове путались мысли, звенело в ушах. Она преданно смотрела в его серо-зеленые глаза и видела в них любовь, нежность и свое крохотное отражение.
– Ты должна ждать меня так, как верная жена ждет своего мужа и чувствует тот час, когда он вот-вот переступит порог дома! – Берни нежно и бережно поцеловал Оливию в губы. – Мне так трудно расставаться с тобой, любимая. Как только я вернусь, мы в первое же воскресенье отправимся в Смоки-Хилл и обвенчаемся в церкви Святой Троицы. <Ты согласна, Оливия Гибсон, взять в законные мужья Бернарда Дугласа?>, – спросит тебя пресвитер. И что ты ответишь ему, малышка?
– И я отвечу ему: <Да! Да! Да! Согласна!>, – Оливия закружилась по комнате, держа над своей кудрявой головой бледно-розовый шарф из тонкого, почти прозрачного шелка. Сегодня она была согласна на все, что предложит ей Берни Дуглас. Она влюблена и любима! Сердце Оливии готово было разорваться от счастья на куски и упасть на пол прямо посередине комнаты.
Свидетелями этого разговора оказались все, кто жил на ранчо. Мэган и Рони, расположившиеся в разных углах столовой, с грустными улыбками наблюдали за резвящейся, счастливой парой. Рони видел, как вся светится от любви к Берни его сестренка. Он был рад за нее. И теперь решил вернуться в деревню и жениться на девушке из соседнего поселения.
С ранчо <Клин Крик> уезжали все, кроме Оливии. Миссис Мартин, расставаясь, предложила:
– Может быть, мы с Никласом поживем еще немного с тобой, Оливия? Ты не боишься оставаться одна?
– Вы же не будете сторожить меня всю оставшуюся жизнь, миссис Лиззи? – Оливия была настроена решительно и твердо.
– Ты не будешь бояться, малышка? – с сомнением покачала головой пожилая женщина. – Забота о хозяйстве так утомительна, непривычна и непривлекательна для тебя!
– К заботам все равно придется когда-то привыкать! А для охраны Рони Уолкотт оставляет со мной своего верного Зверя, миссис Лиззи. Да и в доме вполне достаточно оружия и патронов на случай, если сюда забредет кто-то нежеланный! – пес по имени Зверь и на самом деле ходил теперь за Оливией, признав в ней настоящую хозяйку. И даже корм принимал только из ее рук.
*
Оставшись одна, Оливия обошла свое ранчо, внимательно осматривая каждый угол. В летнем доме заперла двери и накрепко закрыла ставнями окна, чтобы в случае непогоды дождь не затекал на узкие подоконники, и в комнатах не скапливалась бы лишняя сырость.
Потом она взяла ведерко и подоила Дейзи, которая уже успела отелиться. Подросшая и отлученная от матери телочка теперь паслась в загоне с жеребятами, и, кажется, они мирно уживались. Оливия насыпала овса и ячменя пеструшкам и, осмотрев гнезда, собрала две дюжины свежих яиц.
Раним утром она теперь выходила на хозяйственный двор ранчо, чтобы накачать полную цистерну воды. Доила Дейзи и поила ее. В первые два дня от тяжело ходящего рычага скважины ныли и немели мышцы предплечий.
Чтобы не скучать, девушка разговаривала с собой и Зверем, который ходил за ней по пятам, словно сторож. Тишина, непривычная, долгая, давящая на барабанные перепонки, немного пугала. Отсутствие привычных человеческому жилью звуков держало нервы в постоянном напряжении. Оливия разговаривала с псом, но ее голос на пустом ранчо звучал слишком неуверенно и сиротливо:
– Как ты думаешь, лохматый мой приятель, помнит ли еще обо мне Берни Дуглас? Мой единственный, мой любимый мужчина! Не слишком ли быстро я уступила его и своим желаниям?! Но я так люблю его! Ты и представить не можешь, как красив Берни, сидящий верхом на своем верном Презенте?!.. Ты всего лишь сторожевой пес, дружище! И понятие человеческой красоты тебе неведомо!.. А как прекрасен он, обнаженный, тающий от нежности в моих горячих объятиях! Господь Милосердный, я недавно и не представить не могла, что есть такая страстная любовь в мире!
Зверь, лениво подвывая, зевал, сильно раскрывая пасть и показывая великолепные зубы. Таким образом он демонстрировал свою преданность и приязнь юной, прелестной хозяйке.
В загоне оставалось около трех десятков беременных и недавно ожеребившихся маток с крошками-сосунками, которые вряд смогли выдержать довольно долгий и трудный перегон до Райфла. С ними не мешало бы заняться, но мустангер что-то не торопился возвращаться, и к окончанию двухнедельного срока одиночества Оливия стала испытывать легкое беспокойство. Оседлав Лили, она уже не раз отправлялась в сторону Смоки-Хилл, чтобы встретить Берни у въездной дороги на территорию ранчо. Он должен был вернуться не верхом, а на фургонах, загруженных провизией и запасом фуража на предстоящую зиму.
Тщетно часами смотрела Оливия на дорогу в сторону Смоки-Хилл. Сердце ее сжималось от тоски и самых дурных предчувствий. Неужели Берни Дуглас бросил ее?! Наговорил сладких слов, одурманил массой пустых клятв и обещаний. Всего лишь дал уроки интимной жизни глупой, доверчивой девчонке, точно опытный сердцеед?
– Господь Милосердный, – шептала Оливия, – не дай моему сердцу познать горечь разочарования! Берни Дуглас – сильный и порядочный человек, он не мог так подло поступить со мной.
У Оливии совершенно не было слез. Вечерами она сидела возле топящейся печи, глядела на огонь сухими, блестящими от горя глазами и молилась. Она осталась совершенно одна, и только ее четвероногий друг и охранник Зверь пытливо заглядывал в ее синие глаза, стараясь понять, отчего из них ушла радость жизни, отчего погас огонек веселья?
– Неразумное ты существо, Зверь, не можешь дать никакого совета. Я так неосмотрительно влюбилась в этого мистера Коновала, мистера Палача! Он не просто мистер Ледяное Сердце, у него, похоже, вообще нет в груди никакого сердца.
По вечерам она зажигала масляную лампу и ставила ее на окно, к самому стеклу, чтобы огонек был виден далеко-далеко! Она продолжала надеяться, что Берни Дуглас вернется к ней со дня на день.
Глава 13
К концу пятой недели вынужденного одиночества Оливия решила съездить в Смоки-Хилл. Рано утром она подоила Дейзи, накормила хорошенько Зверя и поручила ему охранять пустой дом на ранчо, оберегать Дейзи и кур:
– Я еду в Смоки-Хилл, Зверь! – хвост пса приветливо, но настороженно качался из стороны в сторону. – А ты остаешься и будешь охранять ранчо до моего возвращения, друг мой!
Оливия задумалась над тем, как ей одеться. Она не хотела снова предстать на городских улицах в образе мальчика-подростка. После ночи близости с Берни Дугласом в ней все изменилось, и Оливия ощутила себя настоящей женщиной. А теперь, когда Берни не вернулся, и вовсе – брошенной женщиной, обманутой и оскорбленной в лучших своих чувствах, и, значит – несчастной, хотя и умудренной горьким жизненным опытом.
Она будет добираться до городка верхом, поэтому стоить надеть брюки. Не путаться же ей в складках юбки, спешиваясь и садясь в седло на глазах десятков людей. Оливия выбрала все из тех же присланных отцом подарков синие брюки и синий бархатный жакет строгого покроя, с черными блестящими пуговицами и черными атласными лацканами. День предполагался пасмурный и прохладный, поэтому жакет, похоже, придется ей в самый раз. На голову она решила надеть синюю шляпку в тон к сложившемуся костюму, с черной вуалькой на узких полях, заколотую большой булавкой. Оливия прошлась по комнате в новом наряде и почувствовала себя почти настоящей леди.
– Ну вот, Зверь, – Оливия глянула строго на сторожа, – я готова. А ты сиди на крыльце и никого не пускай в дом. Красть у нас с тобой, правда, совершенно нечего, но все-таки. Видишь, Берни Дуглас забрал из шкатулки все бабушкины сбережения, – она потрясла перед носом лохматого стража пустым ящичком.
Оседлав Лили, Оливия сложила все необходимое в переметные сумки и ловко вскочила в седло.
– До вечера, Зверь!
Она резко толкнула Лили каблуками в бока, и лошадь взяла с места неспешным размеренным галопом. Зверь встревоженным взглядом проводил хозяйку, сидя на крыльце. Он был послушным и верным псом.
Всего несколько недель назад Оливия была в Смоки-Хилл, бродила по главной улице, разглядывала витрины магазинов и покупала в бакалейной лавке сласти. На этот раз главная улица Лаймс-Стрит поразила ее своим малолюдьем. Что-то произошло в мире такое, о чем девушка не знала. Оливия тревожно осматривалась, стараясь понять, что же изменилось. Может быть, опять объявили войну, а она ничего не знает? Берни Дугласа могли мобилизовать в армию. Но ей никто ничего не сообщит, потому что их брак не оформлен документально, и ее любимый муж числится холостяком. Тревожные мысли не давали ей сосредоточиться.
Оставив Лили на прежнем месте и расплатившись с конюхом из своих старых сбережений, Оливия направилась пешком в сторону деловой части городка, читая вывески. Ей нужно было кое о чем справиться в нотариальной конторе.
На одном из деревянных двухэтажных домов она наконец увидела нужную ей вывеску. Оливия поднялась на второй этаж и нажала кнопку дверного звонка под металлической табличкой с гравировкой <Гарольд Ховард, нотариус>. Дверь почти мгновенно распахнулась. Молодой человек, похоже, помощник нотариуса, пригласил ее войти:
– Прошу вас, мэм!
– Мисс. Меня зовут мисс Оливия Гибсон. Добрый день, сэр.
Молодой человек приветливо улыбнулся, продемонстрировав свои настолько ослепительно-белые зубы, что в слабо освещенной прихожей стало немного светлее:
– Сэр Гарольд Ховард давно ожидает вас, мисс Гибсон! Документы на владение ранчо уже готовы.
– Но я с сэром Гарольдом Ховардом совершенно незнакома… – растерялась девушка.
– Проходите, мисс Гибсон, прошу! – молодой человек вежливо посторонился, пропуская ее в распахнутую дверь кабинета.
Оливия неуверенно прошла по ковровой дорожке. Навстречу ей поднялся мужчина средних лет в дорогом, но очень потертом костюме. Он изумленно поднял густые широкие брови. На Оливию спокойно и доброжелательно смотрели серые глаза. Нотариус сэр Гарольд Ховард протянул ей руку через широкий стол и почтительно склонился:
– Очень рад. Очень, очень рад знакомству. Вы совсем еще дитя, мисс Гибсон… Поздравляю вас! Вы сделали замечательную покупку, мисс. Стоимость приобретенной вами земли со временем будет только возрастать. Вы приехали, чтобы получить документы, подтверждающие законность вашего владения, мисс Оливия Эстер Гибсон?
Оливия растерянно молчала, соглашаясь со всем, что говорил сэр Гарольд Ховард. Мысли у нее снова стали путаться. Значит, Берни не обманул ее! Но куда же он подевался в таком случае? Почему исчез?
– К счастью, ваш опекун оказался совершенно порядочным и честным джентльменом. Он оплатил все расходы, связанные с оформлением документов. Вы можете получить договор, купчую, ну, и прочую мелочь… вроде квитанций на разные оплаты. – Сэр Гарольд Ховард протянул ей папку с бумагами и попросил расписаться в инвентарной книге.
– Благодарю вас, сэр Гарольд Ховард. До свидания!
Спустившись по лестнице, она снова оказалась на улице. Оливия высматривала прохожего или идущую мимо женщину поприветливее, чтобы спросить, как пройти на почту. Но прохожие, отчего-то настороженно взглянув на нее, тут же отчужденно отводили взгляды и быстро шагали дальше.
– Мэм что-то ищет? – Оливия обернулась на знакомый голос. Перед ней стоял и дымил своей трубочкой шериф.
– Мисс! – приветливо улыбнулась она. – Мисс Оливия Гибсон…
– Так это вы, мисс, новая владелица ранчо <Клин Крик>? И что же вы ищете?
– Я только что получила документы на владение и ищу почту, чтобы узнать, нет ли какого-либо послания от мистера Берни Дугласа, моего опекуна, – Оливия озабоченно нахмурилась. – Он обещал вернуться через две недели. Но миновало уже почти пять недель, а от него нет вестей. Я сильно озабочена, сэр.
– Да, Берни Дуглас собирался скоро вернуться, но пока от него нет никаких вестей. Меня это тоже беспокоит, мисс Гибсон… Интересно, как воспринял Берни Дуглас ваше перерождение, мисс? Помнится, вначале у него на попечении находился юноша! И вдруг однажды утром он видит столь прелестное, столь очаровательное существо!
