Текст книги "Странное наследство"
Автор книги: Виктория Джоунс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
– Но неправыми оказались и те, и другие, так? – Оливия пристально посмотрела на мужа, и он согласно кивнул ей.
Берни стал рассказывать о том, как парни свели его с портовой шлюхой Хелен. Как потом она цеплялась за него… Как встретила его дома мать, когда он вернулся воскресным утром с пустыми руками. Как плакала его сестра, потому что ей пообещали новое платье, но так и не выполнили обещанного. И ей пришлось ходить на занятия воскресной школы в лохмотьях… А потом кто-то прирезал вечно пьяную Хелен, и ее обезображенный труп долго снился Берни, лишая сна и покоя.
Он рассказывал и видел, что Оливия словно бы присутствует рядом с ним, ходит с ним по улицам Перлвиллидж, вместе с ним провожает рыбаков в море, оплакивает погибших от стихии и сострадает его несчастной матери. Лицо ее, подвижное и переменчивое, говорило о том, как любит она своего мужа, как сочувствует ему, прежнему – юному, неискушенному, неопытному мальчишке с берега далекого и неведомого ей Старого Света.
Кобылка Оливии и Презент, направляемые молодыми людьми, медленно прошли мимо дома на ранчо, мимо загонов, конюшен, летнего дома и кузницы. Отец Оливии хотел окликнуть их, но мисс Сара остановила его:
– Пусть поговорят, мистер Смит. У них сегодня особый день! Невозможно оставить что-то недоговоренным. Они вернутся, ведь здесь у них дом.
Кони дошли до того каньона, где когда-то Оливия бросила своего напарника Рони Уолкотта в тот самый день – то ли злополучный, то ли счастливый. Молодые люди молчали. Оливия не знала, что сказать мужу. Она поняла смысл того, что он рассказывал ей. Любой человек причастен ко всему, что происходит с окружающими его людьми. И эта причастность накладывает на человека ответственность за происходящее, потому что спустя годы приходит осознание собственной вины в падении или гибели тех, с кем нас столкнула жизнь. Но как часто осознание вины приходит слишком поздно, когда невозможно что-то изменить! И тогда осознание вины усугубляется угрызениями совести.
– Я не стану тебя утешать, Берни Дуглас! – Оливия смотрела на далекие горы. – Только постараюсь сделать все возможное, чтобы ты никогда в своей жизни не пожалел о своем сегодняшнем поступке, о том, что женился на мне. Потому что я очень люблю тебя. И это навсегда!.. В нашей семье все были однолюбами. И это не такое уж плохое качество. Верно? – она искоса взглянула на Берни.
– Это звучит, словно клятва верности, Оливия. Надеюсь, у тебя не появится повод, чтобы разочароваться во мне?
– Я надеюсь на это больше, чем ты сам, Берни Дуглас!
Они вернулись домой тогда, когда день уже угасал и таял на западной стороне небосклона золотистым закатным отсветом. Над печной трубой вился легкий дымок, поднимаясь прямо в темнеющее небо. Расседлав коней и пустив их в свободный загон, Оливия и Берни поднялись по крыльцу.
Мисс Сара очень хотела кое о чем спросить Оливию, но никак не могла решиться. Потом все-таки осмелилась:
– Миссис Оливия, перенести ваши вещи в комнату, где спит мистер Дуглас?
– Не надо торопить события, мисс Томсон. Пока пусть все остается по-прежнему, дорогая! – и Оливия отправилась спать, как обычно, в боковую комнатушку, где помещался только узкий топчан и небольшой столик с ящиками для постельного белья.
– Извините, миссис Дуглас, уж не охладели ли вы чувствами к своему мужу после венчания?! – изумлению негритянки не было предела. – Обычно в первую ночь ложиться с венчанным мужем боятся лишь юные девственницы и старые девы. Но вы-то уже ни та, и ни другая, миссис Дуглас! – мисс Томсон возмущенно таращила глаза и сокрушенно всплескивала пухлыми руками. – Простите, если что я сказала не так, миссис Дуглас.
Прошла долгая неделя, но Оливия не спешила переходить под крылышко к мужу. Она не понимала себя. А потом до нее дошло, что она должна пережить и похоронить навсегда в своей памяти рассказ Берни о смерти Хелен. Берни не торопил свою юную жену принимать окончательное решение. Он понимал, что, освободившись от прежнего чувства вины перед Хелен, он частично переложил эту тяжесть на хрупкие плечи Оливии. И его жена не придет к нему до тех пор, пока в ее душе не уляжется боль ее сострадания к нему.
Над долиной сгущались тучи. Начал накрапывать редкий дождь. Он не хлынул сразу, а прибавлял мощи постепенно, не торопясь, словно брал разгон перед предстоящими затяжными дождями октября, рано или поздно переходящими в первый снегопад.
Оливия отправилась в хлев, чтобы собрать в гнездах яйца для вечернего омлета. Нахохлившиеся куры теперь рано садились на насест и довольно чутко дремали. Всполошенные ее появлением и ярким светом фонаря, они высовывали головы из-под крыльев и громко квохтали, будто в птичнике появилась лиса или койот.
Вернувшись в дом, она застала в столовой отца, который взволнованно ходил по столовой из угла в угол и о чем-то мучительно размышлял.
– Что произошло, папочка? – Оливия озабоченно остановилась перед отцом. – Ты что-то хочешь мне сказать, дорогой?
– Оливия, девочка моя, мне не слишком удобно говорить с тобой на эту тему, но я чувствую, что не все ладится у тебя с Берни Дугласом. Может быть, нам всем стоит уехать отсюда и оставить вас вдвоем?
– О чем ты говоришь, дорогой?
– Возможно, ты стесняешься. Но ведь ты совершенно измучила мужа! Рано или поздно у него окончится терпение, и он отправится в Смоки-Хилл, чтобы развеяться в публичном доме.
– Он никогда не сделает этого, папочка!
– Не будь самоуверенной, детка! Все может измениться в один миг.
– О, папочка! Наши отношения слишком искренни и откровенны, дорогой. Берни Дуглас любит меня и будет ждать, сколько окажется необходимо.
– Необходимо для чего?! – отец был в недоумении.
– Чтобы мне привыкнуть к состоянию замужней леди, папа!
– Невозможно привыкнуть к тому, чего нет, Оливия.
– Берни тебе на что-то пенял, папа?
– Дочка, ты недооцениваешь мужа! Настоящий мужчина не жалуется на жену. А тем более на любимую женщину.
– Ты уверен в том, что женщина любимая, папа?
– Ну, вот что, дорогая! – и отец громко позвал: – Мисс Сара!
– Слушаю, мистер Смитт! – негритянка появилась в дверях своей комнаты, вопросительно взглянула на Оливию и ее отца. – Что-то случилось, миссис Оливия?!
– Ничего не случилось, мисс Томсон! Папа, что ты хотел сказать, дорогой?!
– Мисс Сара, уже давно пора мисс Роззи переселиться в одну из боковых комнат. Ту, где сейчас живет Оливия.
– А куда пойдет миссис Дуглас, сэр?
– Миссис Дуглас пойдет туда, где ей давно пора находиться, мисс Томсон! Помогите мне перенести ее вещи!
– Я все перенесу и без вас! – огрызнулась Оливия, прекрасно понимая правоту отца. – Там совсем немного вещей, папочка. Молитвенник, постельное белье и ночная сорочка… Слушаюсь, сэр! Иду исполнять ваше приказание!
– Глупышка моя! – отец засмеялся, любуясь дочерью.
Рони Уолкотт и Берни вернулись, когда совсем стемнело. Они долго и старательно умывались на хозяйственном дворе, раздевшись по пояс, смывали пот и сажу, старательно поливая друг другу. Потом мужчины вошли в дом, растираясь жесткими полотенцами и слегка поеживаясь от холода. Натянув на себя чистые клетчатые рубашки, прошли к столу. Оливия и мисс Сара суетились вокруг стола, расставляя полные тарелки.
После ужина Оливия по привычке стала убирать со стола посуду, чтобы отнести ее на кухню.
– Идите, наконец, к своему мужу, миссис Дуглас! Как у него только хватает терпения нянчиться с вами, миссис Дуглас? Сегодня вам больше нечего делать на кухне, слышите? Уже совсем поздно! – возмутилась Сара.
Оливия умылась под рукомойником на кухне и подумала о том, что пора соорудить на ранчо теплый душ для зимней поры.
– Пришла пожелать мне спокойной ночи, любимая?
Оливия согласно кивнула и стала неспешно раздеваться. Берни невозмутимо наблюдал за ней, но глаза его восторженно заблестели, когда она, совершенно обнаженная, направилась к нему.
– Я пришла к тебе навсегда, Берни! Любимый мой! Я пришла, чтобы наслаждаться твоей любовью всю оставшуюся жизнь! – Оливия обняла его и прижала голову Берни к своей обнаженной груди. Погладила горячими пальцами шею, плечи. Отстранившись, посмотрела в глаза, ставшие такими глубокими, затягивающими. – Ты любишь меня, Берни Дуглас?
– В который раз ты задаешь один и тот же вопрос, любимая моя? – задыхаясь, прошептал он. – Но я не устаю снова и снова отвечать на него. Я люблю тебя, Оливия!
– А как ты любишь меня, Берни? – продолжала расспрашивать молодая женщина, горячо дыша ему в губы. – Очень крепко?
– Так крепко, Оливия, что изнемогаю от любви к тебе… Разум мой мутится! Я теряю рассудок и контроль над всеми членами своего тела! Я хочу тебя, Оливия, так сильно, что, кажется, вот-вот задохнусь от неутоленного желания!
Оливия все плотнее прижималась к любимому. Она страшилась расслабить объятия, как будто он мог взмахнуть крыльями и улететь от нее навсегда, затеряться в глубинах мироздания, навеки скрыться от нее…
Наконец-то они снова были вдвоем. И их страсти никто не мог помешать. Они понимали, что впереди у них вся длинная, осенняя ночь. За окнами бесконечно моросит холодный октябрьский дождь. А в их комнате жарко натоплено, отчего капли дождя, скользящие по оконным стеклам кажутся ледяными крупинками. Или же это и на самом деле на улице похолодало так, что к утру дождь сменится снегом? Огромные хлопья будут медленно падать и падать с неба, засыпая высокими сугробами все тропы и горные дороги…
В эту ночь два любящих друг друга человека почти не спали. Они снова и снова сплетались друг с другом в жарких объятиях, отдаваясь и обладая друг другом.
И ранним воскресным утром в доме стояла такая тишина, что они подумали, будто остались в доме одни. Никто не постучал в дверь их комнаты и не потревожил крепкого сна утомленных влюбленных.
Оливия проснулась от непривычного света, бьющего в оконные стекла. Она раздвинула шторы и удивленно охнула:
– Берни, дорогой мой, посмотри!
Молодой человек вскочил, подошел к ней, обнаженный и прекрасный в своей наготе. Они обнялись и долго смотрели в окно, наблюдая, как с низкого неба падают огромные снежинки, как растут вокруг дома высокие сугробы, как сосны сгибают лапы под тяжестью снежных шапок и шуб.
– Значит, до весны на ранчо больше никто не приедет! Никто не потревожит наше счастье и согласие.
– Конечно, любимая моя!