Текст книги "Зарницы грозы"

Автор книги: Виктор Демуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

И он такое убежище нашел – но только за окияном, под самым носом своего злейшего врага. Пока тот был занят в Нави, Волх проник в одно из маленьких царств южнее заморских владений. Своего демона у тамошних нав не было, подкармливали он заморского, хоть и неохотно. Волх потребовал себе долю пищи, за неповиновение обещав всех перебить. Навы подчинились, а когда демон, отъевшись, уничтожил одно из досаждавших им порождений хаоса – назвали его благодетелем.

Баюн уже достаточно имел дела с навами, чтобы сомневаться в их честности. Как и Финист, они жили, чтобы служить. Но Финист был всегда верен своей земле и своему роду демонов – а навы частенько выбирали того, кто сильнее. Потомуто, догадался Баюн, так мало их ему встретилось в пекельном Лукоморье. Бежали они, став цвергами, заморцами или кемнибудь еще.

Сон об этом явился ему, когда рысь пробрался на корабль, идущий через огненный окиян. Тот был и не корабль даже, поскольку шел не по огню, а под ним. «Железная рыба», назвал его про себя Баюн. Есть в этой рыбе было нечего, зато она быстро плавала.

Демон Заморья был поглощен делами на востоке и о своих южных порубежьях не задумывался. Сам он ни за что бы не догадался, что в тех нищих краях спряталось за создание, и какие планы оно лелеет. Но Волх к тому моменту чуял уже свою накопленную мощь, тело его разрослось, сравнившись вполне с тем же Скименом, и демон решил: пора. Он протянул щупальца в Тридевятое царство, где тогда еще правил Дадон.

Люди нередко замечали в царях странности. Вот казалось бы, сидит и сидит на троне этот мешок. Не мешает жить, и то хлеб. Но тут вдруг заартачатся берендеи – им же посмотри не так, они и озлятся – а царь войска приведет, по шее им накладет, и берендейские княжества сидят тихо, не пискнут. Или, скажем, ни с того ни с сего послам рыкнет, притопнет: мы Тридевятое царство, а вы с нами через губу разговариваете! Или указ издаст правильный. А на следующий день опять тюфяк: казну тратить, роскошествам предаваться, перед Заморьем лебезить, недовольных – в темницы. Что только ни выдумывали разные грамотеи по этому поводу, целые книги строчили. А все просто оказалось: Волх себе слугу подыскивал, примерял, пробовал, на щупальце натягивал, как петрушку на руку. Всерьез, конечно, пока не размахивался: нужно было укрепиться. Но пригревшие его навы уже и этого испугались. Заморье узнает – в пыль сотрет. Один раз за вред, и второй – за предательство. Верховный нава прекратил Волху кормежку и сказал так: если ты нас будешь и дальше подставлять под удар, мы заморскому демону тебя выдадим со всеми потрохами. Он часть нас, конечно, поубивает в сердцах, зато прочие в живых останутся. А если хочешь жить, имей в виду: на твое честолюбие мы еды не дадим, получать будешь столько, чтоб не голодал.

Волх разъярился, только делать нечего. Ведь действительно предадут. Да и голод его пугал, силы терять не хотелось. Можно было, конечно, прямо сейчас в Тридевятое возвращаться, только на кого там опереться? Финист – Ясный Сокол хорош, но он один. Прочие не Бог весть что, ненадежны, еще и строптивыми могут оказаться. Еще и отец может заявиться, не пощадить.

Затаился Волх. Пришлось думать, а этого демоны не любят. По всему выходило: если хочешь пободаться с Заморьем, нужна помощь Прави. Только как ее добиться? Старый Волх Всеславу лютый враг был. Да и приползать к отцу, упрашивать его гордыня не позволяла. Сам должен милость явить, сам понять, что без детища своего Тридевятое не удержит!

И тогда пришла демону в голову мысль: чтобы Тридевятое царство отбить, нужно его сначала уничтожить. Не саму страну, конечно, а престол. В хаос русичей ввергнуть, выпустить свою вечную противницу Грозу. Ейто все равно, кого пожирать, людей ли, Правь ли, Навь. Вон и почва для того уже готова – Кощей Бессмертный хочет царя Гороха свергнуть. Только одно требуется: медленно, аккуратно, исподволь подталкивать своего верного Финиста, щупалец не протягивать, чтобы никто ничего не заподозрил. Должно получиться, выжидать Волх умеет. И на знамени Финиста рарог, а про этих птиц в стародавние времена сказ такой ходил, что они, ежели стары становятся или увечны, сами себя сжигают и из пепла возрождаются.

Баюн, когда проснулся, даже расссмеялся. Финисту рассказать – не поверит.

Пекельное царство, на берег которого он сошел, было бедным. Дома здесь строили из камня, самоходок не встречалось. В обилии росли бурые кусты и травы, что для нав означало уродство и дикость. Местные жители были самого разбойного вида. Почти все они держали во рту подожженные бумажки, от вонючего дыма которых кружилась голова. На Баюна смотрели с подозрением.

– Эй, куда путь держишь, мучачо? – крикнул ему вслед какойто толстый нава. Рысь не обернулся. Проехала мимо запряженная ящерами повозка, на которой покоилась одна из хорошо знакомых Баюну бочек. Он мог бы поспешить следом за ней, но и так знал, куда идти.

Через какоето время Баюн снова увидел эту повозку, уже распряженную и разгруженную. Бочку водрузили на хитроумные железные держала, круглую крышку в ее боку откинули, и оттуда выходила толстая серая змея гармошкой. А на другом конце змеи присосалось, алчно вздрагивая, здоровенное щупальце. Тянулось оно за самый горизонт. Навы стояли вокруг, сложив лапы, и молча ждали, пока хозяин щупальца окончит трапезу. На мордах их читались усталость, скука, а у коекого и презрение.

– Ты чего здесь забыл, cabron? – окликнул Баюна один из них. – Ого! Да ты же заморский!

– Я не заморский, – ответил рысь, – я русич. Мне нужно...

– Зуго, правда, такие животные водятся в Заморье? – спросил нава у соседа, не слушая Баюна. Тот кивнул.

– Водятсяводятся. Правда, они там обычно другого цвета. Ни цветка себе русич, на иберийском шпарит, как на родном!

– Шпион! – зашумели навы. – Доигрался Волх, и нам тоже теперь крышка!

Они схватились за оружие – длинные широкие ножи. Баюн зарычал и напряг лапы.

– Говорил я, – пробормотал навий предводитель, – еще когда было надо выдать Разящему этого нахлебника, пока он был маленький. Сейчас разжирел, оборзел, нас самих может схавать.

– Вы его не тронете! Он орудие Светлого Князя! Наша единственная надежда! – Баюн выпустил когти, его короткий хвост подергивался.

– Похоже, действительно русич, – удивился ктото из нав.

– Да какая разница, – отмахнулся предводитель, – чей шпион. Мы без тебя, фелино, по уши в... проблемах.

Баюн увидел, что присоска со чмоканьем отлипает от серой змеи. Часть нав тут же, побросав ножи, кинулась подбирать капли корма. Улучив мгновение, Баюн вскочил верхом на отползавшее щупальце и впился когтями в пластины брони.

Словно стрела, он пронесся над городом и ворвался в широкий каменный колодец. Вниз щупальце летело отвесно – Баюну пришлось из всех сил хвататься за толстую шкуру. Наконец оно втянулось в гигантский подземный зал, изогнулось, встряхнулось и отшвырнуло Баюна, как налипший мусор. Подняв голову, рысь встретился взглядом со мглистой горой, которую так долго искал.

Даже Скимен в истинном облике был довольно страшен – а ведь он обратился ко Свету. От Волха же немел язык и отнимались поджилки. Тьма клубилась в нем, но не Виева тьма, а его собственная: жестокая, гордая, самонадеянная. Не представлялось возможным разжалобить эту тушу или воззвать к совести и чести, которых у нее не было. Баюн молчал, не зная, как заговорить. И Волх тоже молчал, только изучал гостя.

Наконец вытянутая пасть распахнулась. Рысь с трудом заставил себя не смотреть на ряды острейших зубов. Он уже видел, пусть даже очень смутно, как эти зубы разрывают вражескую плоть.

– Всеслав прислал вместо себя кошку, – изрек демон. – Забавно, забавно.

– Светлый Ккнязь не знал, ггде вы, – пролепетал Баюн.

– Ха! Захотел бы – узнал бы! Я его сын, а не иголка в стоге сена!

Подземелье вздрогнуло. Пол под лапами Баюна задрожал. Демон собрался, напружинился, выгнул длинную шею. Рычащий звук, будто гром, вырвался из его горла. Из колодцев, через которые Волх кормился, показались щупальца, толстые и как будто полосатые. Навыпредатели выполнили свою угрозу. Заморский демон шел уничтожать врага.

Странное дело – страха не было. Будто весь страх из Баюна вышел, иссяк за эти дни. Рысь смотрел, как змеятся щупальца, выбирают, куда ударить. Волх напряженно поводил головой. Больше он не казался бесформенным и грузным – то была литая, сокрушительная сила, рожденная для битвы. Однако ему противостоял враг в разу сильнее, в разы больше. Одно щупальце Разящего было как три у Волха.

Страха Баюн не чувствовал – а вот боль, усталость и отчаяние навалились на него разом. Конечно, думал рысь, глупо даже и надеяться, что мы отобьемся. Заморский демон пожирал кого хотел и когда хотел. Во всем мире не было противника, равного Заморью. А его, Баюна, жизнь оборвется в душном подземелье, и душа падет в чистилища – если ею не полакомится Разящий...

Баюн припал к полу и зарычал. Крохотный, почти незаметный для двух исполинов, он стоял между Волхом и его погибелью, скаля бесполезные зубы и выпустив бессмысленные когти. Да, он жалел даже такое чудище, как Волх – сердце у Баюна было доброе – но сейчас рысь защищал не его. Перед глазами Баюна снова и снова вставало обреченное Тридевятое. Бьющееся в корчах, разграбленное Лукоморье... Погибшие друзья... Черноморкалека... Пиршество чужеземцев, торжество предателей, запуганный и покорный, точно овцы на заклании, народ, вражьи знамена, власть разбойников – в его, Баюна, стране! И бабушка Яга, и ИванЦаревич, и даже лукавый Финист – все они будут, живя лишь надеждой, до последнего биться с Кощеевыми слугами, а потом явится сам Кощей, ведя помощников изза моря, чтобы погасить эту надежду навсегда. И только летописи будут помнить, что была такая земля – Тридевятое царство.

Пламя взревело внутри Баюна, алая пелена застелила глаза. Врешь, не возьмешь! Ты не так уж и силен, Разящий, ты побеждаешь лишь потому, что тебя боятся! Твои прихвостни сами распускают слухи о своем всемогуществе, питая этот страх, заставляя нас думать, что каждый их шаг просчитан, каждая наша мысль им известна, и весь мир давно опутан твоей паутиной. А на самом деле они лишь кучка жадной нечисти, уязвимой и смертной. С конца зимы до конца лета не могли они одолеть одного Дракулу, которого в Залесье и вправду не все любили, и чьей армии было – пара полков. А все потому, что не струсил князь, не склонился, принял бой, хоть и был тот безнадежным. Да и ты сам, Разящий, не оченьто умен, раз проворонил Волха у себя под носом!

Баюн почти прыгнул на приготовившееся атаковать щупальце. Даже не почти – он уже прыгал, задние лапы его распрямлялись, передние оторвались от пола, но Волх за его спиной в то же мгновение взвился и пронесся прямо сквозь него. На тот миг, когда тело Баюна очутилось в изменчивом туловище гиганта, какаято искорка вспыхнула в рысьей груди. Она разгорелась зеленым светом, окутав Баюна с головы до хвоста, и плоть демона жадно вырвала этот свет, всосала его, а сам Баюн шлепнулся на пол. У него было такое ощущение, будто с него содрали шкуру.

Волх дрался со щупальцами, словно волкодав с клубком змей. Демоны удивительно проворны для своих размеров: присоски так и мелькали, противников трудно было различить. Но Баюн вскоре понял, что вокруг Волха мерцает слабое золотистозеленое сияние, цвета весны и листвы, цвета свежести и надежды, цвета, которого нет нигде в пекельном мире, и который глаза нав даже не могут видеть. Я чтото принес ему от Всеслава, подумал рысь, какойто дар, принес вместе с этим телом. И дар тот был – благословение Светлого Князя.

Зубы вонзились в мякоть на внутренней стороне вражьего щупальца, распарывая ее и рассекая присоску. Хлынула черная дымящаяся жижа. Вздрагивая, извиваясь, щупальце начало уползать обратно в колодец. Прочие дернулись в сторону Волха, но тот был начеку. Самое тонкое из щупалец он разорвал пополам. Остальные поспешно убрались.

– Занят гдето опять, – прошипел Волх, тяжело дыша. Ему тоже досталось, но не сильно. – Повезло. Только ненадолго.

Благодарности от него не последовало, да Баюн ее и не ждал. Он заметил, что демон начинает таять, и быстро вспрыгнул на одно из его ближайших щупалец.

Словно вихрь, Волх пронесся через пекельные царства. Благословение Всеслава придавало ему сил, но на нем одном демону было бы не продержаться, да и схватка с Разящим его изрядно измотала. Посему, устало повалившись в капище Навьего царства (Баюн спрыгнул сам, не дожидаясь, пока его опять стряхнут), Волх рявкнул, чтобы тащили корм, да побыстрее, а откуда, его не волнует.

Навы сами были измотаны не меньше. На их рубежи, боясь не успеть поживиться после Вия, напало существо из соседнего мелкого царства. Демоном оно не было, но в кровожадности им не уступало. Умертвить его удалось только ценой больших жертв и разрушений. Вся Навь жила в страхе, оружие раздали каждому, кто мог его держать. Поэтому появление долгожданного владыки было встречено безумным ликованием. Кричали навы, ревели ящеры, клекотали рароги. Многие, побросав свои дела, побежали добывать Волху пищу и стряхивать паутину с давно позабытых бочек. Сам верховный нава, который до того спал, в накинутом наизнанку облачении явился пред очи демона, рассыпался в восхвалениях ему и обещал великое радение сразу после того, как Волх насытится.

Ну все, подумал Баюн, я свое дело сделал. Надо возвращаться домой. И чем скорее там кончится весь этот кошмар, тем лучше.

Он попросил у нав отправить его на поверхность, но те ответили, что у очень немногих есть «допуск» туда, а они не оченьто горят желанием появляться там в это время.

– Дождись маршала, – сказали Баюну. – Он сегодня явится за подкреплением. Только это безумие. В Лукоморье сейчас боевые действия.

Соловейские, подумал Баюн, и от сердца чуть отлегло. Значит, не в Тридевятом пока «занят» демон Заморья. После подземных чудищ разбойники казались чуть ли не безобидными.

Волх разомлел – впервые за долгое время он наелся досыта. Его тулово даже чуть подросло.

– Почему так медленно? Спите, что ли? – рыкнул он.

– Мало запасов осталось, господин.

– Распустились тут без меня... Придется трясти. Все поняли, что это значит?

– Да, господин.

– А что это значит? – спросил Баюн у одного навы.

– Войну, – ответил тот. – Волх будет потрошить когонибудь слабого. Для поверхности это вторжение Тридевятого царства в соседнее королевство или еще куда.

– Да нам и так не здорово! Нельзя без вторжения?

– Не выйдет. От господ демонов исходит сильнейший психический импульс пассионарности... – Нава поглядел в стеклянные глаза Баюна, усмехнулся и сказал: – В общем, считай, что это волшебство такое. Решит господин Волх, к примеру, авалонцам всыпать – и русичи проникнутся к Авалону ненавистью.

«Так вот что со мной было в том подземелье. А ято решил, будто в настоящего героя превратился».

Баюну было обидно. Казалось бы, праведный гнев, готовность погибнуть за родную сторону – чувство святое, высокое. А это, выходит, всегонавсего чародейство отвратительного чудовища. Хочется верить, что есть у Волха хоть крупица света в его черной душе. Ведь не зря же он сын Князя Всеслава.

Началось радение. Баюн уже знал, что это означает, и поспешил убраться подальше. Вслед ему неслось:

Страж империи

На далеком стыке двух миров,

Страж империи,

Часовой невидимых постов,

Страж империи во мраке и огне,

Год за годом в битвах на святой войне.

И тут тоже о своем демоне песни сочиняют. Когда только успели?

Финист так и не явился. Вместо него на крылатом ящере прибыл его друг – худой, длинноносый Ворон Воронович.

– Финист крепко занят, прижало его! Мы к площади пробиваемся. Разбойники в терема вбежать норовят и простыми людьми прикрываться.

– Ушкуйники есть? – спросил Баюн.

– В Лукоморье нет. На севере бузят. Там у нас никого пока.

– А из заморцев кто?

– Орлы, да эти... кирконосцы бегают. Их на улицах не очень много, в царском тереме засели. Еще нечисть Кощеева коекакая. Сам Кощей, по слухам, тихариться будет, пока у нас силы не иссякнут окончательно.

Баюн примостился в пустой корзине изпод громкамней. На спине ящера он удержаться не мог, как ни старался – всетаки это не лошадь.

– Зададим мы Соловью сейчас! – объявил Ворон. – На бойцов расщедрились – нав теперь батюшка демон прикрывает. Ну, трогай!

Они взлетели. Сверкнуло кольцо Ворона, и свет солнца – настоящего солнца – ослепил Баюна. Рысь уже забыл, каким должно быть небо. Щурясь, он осмотрелся: землю и крыши теремов под ними покрывал снег. Это сколько же он был в Нави?

В отдалении кипел бой с соловейскими. Огромные орлы кружили над улицей, то и дело выхватывая по человеку. Со стороны Медвяной улицы, видел Баюн, торопилась и подмога разбойникам.

– Ворон! Смотри!

– Вижу. Цут, Ивашка, ату этих псов! Ксайф, твой клин – до Финиста! Остальные за мной!

Крылатые всадники разделились. Два десятка, достав громкамни, полетели к Медвяной, , еще сотня исчезла на юге, а Ворон атаковал орлов.

Баюн из своей корзины мог только смотреть. Ящеры бросались на птиц, рвали им перья, стараясь уйти от клювов и когтей. Всадники, навы и паратройка людей, били из самострелов. Вскоре полетел к земле ящер, обезглавленный, а следом – орел с перегрызенным горлом. Рухнул с небес еще один орел, которому прострелили глаз и сломали крыло.

– Надерите их хвосты! – кричал Ворон Воронович. Сам он в бой не вступал, облетая вокруг. – Уар – по правую руку!

Черная тень вынырнула из туч. Это был не орел: Баюн мельком увидел крылья летучей мыши и длинный тонкий хвост. Тень схватила Ворона и унесла в небо, разрывая добычу на лету. В сторону Баюна брызнуло кровью. Закричал, засуетился ящер, оставшись без седока. Рысь выпрыгнул из корзины на скользкое седло, уцепился как мог, завертел головой. Орлы, пользуясь замешательством, уже отжимали навье войско. Сразу два ящера пали на заснеженные крыши, проломив их.

Баюн не услышал – почуял нечто у себя за спиной. Он обернулся за миг до того, как тень его накрыла. Прямо в морду ему целились когти, длинные, словно кинжалы. Рысь прижался, увернулся, едва не слетев с ящера, и бросился тени на перепончатое крыло. Шкура твари была мерзкой, скользкой, упругой, как у рыбыкита, голову венчали рога, а морды не было вовсе – ни глаз, ни рта, ни носа. Без единого звука тварь боролась, пытаясь достать Баюна. Тот висел, будто клещ, зубами и когтями пропарывая дыры в жесткой сухой плоти. Крови из ран врага не лилось – да и был ли он вообще живым?

Кувыркаясь, Баюн и рогатый падали на улицы Лукоморья. Тень не слабела, хотя крыло ее уже было изодрано в лоскуты. Она изгибалась всем своим скользким телом, вытягивала когти и наконец зацепила Баюна. Рысь ощутил, как острая боль входит ему в бок, но тут чтото черное пролетело мимо них на землю, ахнуло, полыхнуло, ослепило, и последним, что увидел Баюн, была смутная полупрозрачная туча, живым туманом восставшая во все небо.

Глава четвертая

Когда вернулись, постепенно, сначала слух, потом зрение, Баюн понял, что лежит плашмя на трупе рогатой тени. Это его обрадовало. Если бы тварь оказалась настолько живучей, что пережила падение, его бы не пережил сам Баюн.

Рысь поднялся и охнул. В боку вспыхнула боль. Шерсть там намокла от крови и слиплась. Боль, то тупую, то острую, причиняло каждое движение. Нужно найти воду, заметалось у него в голове. Но где? Если река успела замерзнуть, он не пробьет лед, да и холодная вода может остановить сердце. Вокруг никого не было: ни своих, ни чужих. Там, где упал громкамень, зияла воронка, полная кровавой каши. Вокруг нее лежали тела. В небе кричали вороны. Терема глядели на Баюна пустыми окнами.

Рысь побрел прочь. Что ему делать, он не знал. Внутри словно опустело. «Скоро я вернусь в Ирий», подумал Баюн. «Там красота и покой, а не убийства и разрушения. Нужно лишь чуть потерпеть. Сперва будет больно, так бывает всегда. Можно лечь прямо здесь и уснуть. Если повезет – проснусь уже там».

Но эта мысль не принесла радости. Более того, она казалась неправильной. Баюну стало стыдно. Неужели он сможет нежиться в небесных лугах, пока его друзья страдают на земле? Бросить Тридевятое, когда он уже столько для него сделал? Не застать победы русичей?

Смелость, говорил ему в детстве один мудрый старый кот, это не отсутствие страха. Смелый – это тот, кто боится, но не отступает все равно. То же самое с волей. Сильному духом хочется поддаться слабости, еще как. Просто чтото в нем есть, что ему это сделать не даст.

Так и сейчас Баюн чувствовал нечто, говорящее: встань. Продолжай идти. Так надо и подругому не будет. Ты не смеешь уходить из всего этого. Ты просто не имеешь права.

– Они ведь все равно умрут, твои друзья, – послышался голос. Мутным взором Баюн разглядел фигуру закутанного в бесформенный плащ человека. – Их ждет Небесный Град, потому что они погибнут с доблестью. Разве не к этому все стремятся? Жизнь коротка, жизнь грязна и полна мучений. Свет – вечен. И с чего ты решил, что застанешь победу, а не поражение?

– Финисту в Ирий точно нет дороги, – невнятно сказал Баюн. В голове у него шумело. Мучительный озноб начал сотрясать все тело. – И Ворону тоже. Я даже не знаю, куда после смерти попадают темные.

– Разве не Финист виноват во всем? Так ему и надо.

– Не ради... Финиста, – пробормотал Баюн. Он с трудом заставил себя прекратить дрожать. Ему стало казаться, что он гдето слышит голоса людей – живых людей. Незнакомец в плаще был на расстоянии нескольких шагов от него, но сколько Баюн ни шел, он не мог к нему приблизиться. Рысь вообще не был уверен, есть ли этот человек или он только чудится. – Ради... всех прочих. Ради нас.

– Это даже не твои собственые мысли. Твой героизм тебе внушает груда злобного мяса из подземных недр!

– Пусть так! – кашлянул кровью Баюн. – Но если у меня будут котята... или рысята... они не достанутся на поживу Грозе. И я не хочу, чтобы какойнибудь Горох Второй снял их маленькие шубки, выдав за барса.

Он раскашлялся, словно хотел выплюнуть большой, застрявший комок шерсти. Снег забрызгал веер красных точек.

Незнакомец захихикал.

– Как же просто и глупо вы все мыслите! Неудивительно, что вами помыкают демоны.

– Глупо... Просто... Зато мы... всегда побеждаем... вас.

Туман перед глазами чуть прояснился, и никакого незнакомца Баюн не увидел. Он брел, заплетаясь лапами. Из озноба его бросило в жар. Раны чуть стянулись на морозе, но изза ходьбы все время открывались заново. А еще говорят, что у кошки девять жизней! Хотя вряд ли найдется много кошек, попадавших в такие переплеты.

– Кискискиииис...

Голос не сулил ничего хорошего. Баюн поднял голову. К нему приближалась кикимора: блеклозеленая кожа, болотная трава вместо волос, кольчуга с чужого плеча. В руках она держала ржавый топор. Бледный язык облизывал губы, доставая чуть ли не до носа. Кикиморы ели все, и всегда были голодны.

Даже позорно – погибнуть в драке с эдакой гадостью! Баюн собрал все свои силы, приготовился, но тут чтото стукнуло, кикимора удивленно взмахнула руками и осела в снег. Топор упал рядом с ней. Изпод ее тела вытекала темнозеленая жижа.

– Рысь! – окликнул Баюна негромкий голос. – Эй, рысь. Понимаешь меня?

В верхнем окошке одного из домов ему помахала чьято рука.

– Да, – хрипнул Баюн. Силы оставляли его.

– Иди сюда тогда. Только быстро.

Рысь поплелся ко двери – распахнутой и хлопавшей на ветру. Внутри было пусто. Разбойники вынесли все, что могли. Только валялись обломки когдато обшитых лавок. Баюн тяжело дотащился по лестнице до чердака и лег на пороге.

– Ты чего? Да ты никак ранен?

У окошка сидел старик в потертом стрелецком кафтане. На коленях он держал навье оружие, которое Баюн теперь распознавал сразу – темное, тонкое, не то что человеческие пищали да мушкеты.

– Машка! – позвал старик. – Поди сюда. У нас увечный.

Из полутьмы к Баюну вышла женщина, тоже почтенных уже лет. Она окинула Баюна взглядом, присела, положила руку ему на бок, и рысь почувствовал, как из ее ладони в его тело входит ласковая прохлада. Глаза женщины слабо светились.

– Знакомы будем, – сказал старик. – Я Федотстрелец. Тот самый, да.

– Федот? – Баюн слышал это имя по яблочку. Был какойто скандал при Дадоне с его участием. – Сколько же вам лет?

– Сколько ни есть, все мои. Я молодильных яблок не признаю. Не побожески это, неправильно.

– А я из почтения к милому такая, – сказала Марья. Она отняла руку. Раны Баюна затянулись. Рысь еще был слаб, но жар и одурь проходили.

– Да вы чародейка посильнее, чем бабушка Яга, будете, – уважительно сказал он. – Меня зовут Баюн. Я с Финистом.

– Знаю, – ответил Федот. – Видел тебя среди них.

– Что вы тут делаете?

– Оборону держим. Машка мне снайперифль достала еще в начале года. Как знала, что этим кончится.

– И давно держите?

– Да, почитай, с тех дней, что Финист тайный сбор ополчения объявил. Ну, не с самого начала. Смех, да и только: вокруг кого собираться? Его, что ли? Дуракам он нравится, а мне еще один навий царь на троне не нужен. Потом в Лукоморье ушкуйники явились. Мы, мол, за тебя, Соловей, кровушку свою проливали, где наша доля? Соловей их послал, куда солнце не светит. Те, естественно, взбесились. Попытались захватить царский терем. Только не учли, что у Соловья эти... наблюдатели.

– Какие наблюдатели?

– Ну, заморцы. Они себя наблюдателями называют. Или советниками. Хотя наемники же, как ни назови. Это самые советники ушкуйников так отсоветили, что отбросили на самый север. Тут Финист решил, что надо выступать, пока Соловей не пришел в себя. Рассчитывал, народ за него встанет. А народу оно надо? Жили мирно – Горох потихоньку грабил, как не стало Гороха – разбойники грабят все и всех. Тут бы отсидеться, пока псы друг друга жрут.

Баюн топнул лапой.

– Да всем лишь бы отсидеться! Вам что, надо, чтобы враг прямо в дом вошел, а до того вы будете сидеть продолжать?

– Ты меня не перебивай и не учи! Молодой еще наставления давать. Я никого не трогаю, пока меня не трогают. И народ так же. Люди по домам сидят, двери на засовы запирают, да оружье к себе поближе держат. А воюют полевые воеводы какието. Ягжаль пыталась в Китеж войти и еле ноги унесла... Вот когда соловейские, от дружков твоего Финиста отбиваясь, ко мне домой нагрянули, я им отпор дал. И с тех пор не щажу. Особенно нечисть.

– А поесть у вас нечего? – смущенно спросил Баюн. – У нав особенно не поешь...

– Поесть... Разносолов не держим. Скатертьсамобранку мою украли, а Машка силы бережет. Ей для меня патроны творить надо, да от глаз прятать, да морок на дверь наводить.

– Феденька, – с укоризной сказала женщина, – он гость наш. Не ворчи.

– Гость... Я помню, какойто Баюн у Кощея в свите крутился. Правда, другого цвета, да и втрое помельче...

– Тезки, – быстро сказал рысь.

– Феденька, я ему измыслю. Он на твой порог окровавленным приполз, а ты ему нравоучения читаешь. – Марья взмахнула рукавом, и перед Баюном появилась большая миска молока. Перевела дух, взмахнула еще раз – рядом с миской возник парной, освежеванный заяц.

– Кушай, Баюн. Ты на Феденьку не обижайся, он человек старый. Всякое повидал, осерчал малость за годы. – Марья утерла влажный лоб. – Да и я сдала... Волшебство ведь иссушает, если ты только не бог или еще какая сила.

Рысь принялся за еду. Женщина гладила его по голове и спине, теребила кисточки на ушах. Баюн не противился. Ему, напротив, хотелось, чтобы ктото приласкал, сказал доброе слово.

– Сейчас их мало, вражин, – сказал Федот. – К царскому терему все стянулись. Там твой Финист и поляжет.

– Он не мой! И почему это?

– Потому, что Соловей тоже не дурак власть отдавать. Думаешь, откуда тут заморцев столько набралось? Это только частью Кощеева свита – а частью подмога Соловью с Авалона. И какие где, поди разбери, языкто у них один. Если Финист умен, он отступит и подождет, пока все уляжется. Пока люди хоть в себя придут.

– Не уляжется, – сказал Баюн, приканчивая зайца. – Заморье нас хочет вообще уничтожить.

Федот фыркнул:

– Бред городишь. У них Аграба в мечтах, а тут они так, покрутятся, поищут, где бы поживиться. Они нас и так после сам знаешь чего в кулаке держали, зачем им через окиян к нам походом идти?

– Да что вы знаете! Я... – Рысь осекся. Про демонов рассказывать не хотелось, чтобы не проболтаться о своей в этом роли. Как хорошо, что в нем никто не признает прежнего Баюна! – Я должен быть там! – выпалил он наобум. – Со своими!

Федот удивленно пожал плечами.

– Ну иди, – сказал он. – Ято думал, ты нас байкой какой угостишь. Скучно тут. Но если голову охота сложить, идииди.

С какими своими? Рысь прыжками мчался по улицам. С каких это пор Финист стал своим? Тьфу, о чем это он думает? Он, Баюн, никогда не был настолько мстителен и обидчив. Горох не в счет, он заслужил. Но и в самом деле, почему вдруг так отчаянно потянуло Баюна в бой? Да еще на стороне записного, в общемто, злодея?

Баюн рывком остановился. Мысли его путались, и ни одна полностью не принадлежала ему. Стало вдруг страшно: точно он пылинка, которой, как хотят, играют буйные ветра. И опять померещился ему закутанный человек, в плаще ли, шубе, – не разглядеть, стоящий подле поваленного забора.

Со своими... А разве нет? Они такие же русичи, хоть и навьи. Да и не только Навь за Лукоморье встала, должен быть еще ктото. Что это на него нашло?

– Демон входит в силу, – каркнул незнакомец. – Свои... Чужие... Это все его чары. Всегда одно и то же. Слабые покоряются и позволяют бросить себя на гибель.

– Слабые? А сильный – это Федотстрелец, который на чердаке сидит, как барсук в норе? – Тут Баюн похолодел. – Всегда одно и то же...

Рысь попятился.

– Пошла прочь! – зашипел он. – Я тебе не добыча! Я тебя не боюсь!

Незнакомец развернул полы плаща, и те оказались крыльями. У Грозы не было лица, не было даже тела: лишь колышущиеся завесы, которые могли нечто прятать, а могли скрывать только пустоту.

– Ты творец мой, – пропела она. – Ты же всевсе понял в тот день. Почему ты гонишь меня?

– Я ничего не понял! Я ничего не хотел понимать! Убирайся из моей головы!

– Предатель, – грустно сказала Гроза и полетела на Баюна, как черная медуза.

Бывает такая нежить, которая питается страхом. Является она к спящим, садится на грудь и душит. Просыпаешься среди ночи – и не можешь ни вздохнуть, ни шевельнуться, а над тобою чтото темное, мягкое, зыбкое. Единственное спасение тут – бороться. Пусть ты словно скован, пусть перепуган – бросайся на тень, она труслива и слаба.

Баюн об этом только слышал. К кошкам такие твари не приходят, потому что те их чуют издалека. Но при виде Грозы откудато, из той же твердости, что заставляла его не сдаваться смерти, он услышал приказ: нападай. Крепко уперев задние лапы, Баюн подобрался. Ахающий шепот донесся из глубин Грозы, откудато из бархатных складок. Налетая на рыся, она развернула складки, словно дьявольский цветок, и Баюн, взвившись на дыбы, сверху вниз полоснул то, что было под ними скрыто. Только после этого его захлестнули ужас и омерзение от увиденного. Гроза завизжала, вся выворачиваясь, вытягивая к непокорному черный зев своих внутренностей. Баюн шарахнулся в сторону и снова, через страх, через желание бежать как можно дальше, атаковал склизкую плоть. Его когти будто проходили сквозь неимоверно разбухшего червяка. Гроза заклекотала и распахнула себя во весь небосвод. Покрывала ее казались тучами, а ледяное дыхание – ветром.