Текст книги "Зарницы грозы"

Автор книги: Виктор Демуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Волх был страшен, гдето даже дик и более всех походил на хищное чудовище. Скимен – царственен, силен, но не злобен. А Муругана, пожалуй, можно было бы назвать мудрым. Если от демона русичей впрямь оставалось впечатление какогото адского спрута, внезапно обретшего разум, то хидушский, наоборот, казался разумным существом, которому досталась жутковатая оболочка.

– Что вы хотите, смертные?

– Я Баюн, – сказал рысь. Ягжаль молчала, воззрившись на демона, точно громом пораженная. – Ближний соратник Финиста. Я вернул Волха Навьему царству. Может быть, вы слышали. Я прошу прощения, что беспокою. Но нам очень важно попасть домой. Мы воюем с Заморьем, и они сейчас берут столицу.

– Мне это прекрасно известно, – ответил Муруган. – Волх взвыл так, будто его режут заживо. Я, признаться, удивлен. Ко мне еще никто не обращался, как к какомунибудь малозначительному божеству.

– Я очень извиняюсь. У нас просто нет выбора. Помогите, пожалуйста. Что я должен сделать?

– Ты? Мне? Ты мне неспособен чтото сделать, малыш. Просто это... странно. Но раз уж мы с Волхом союзники, я могу дотянуться до Лукоморья.

Щупальце обвилось вокруг Ягжаль, подхватило Баюна, и мир на мгновение смазался. Рысь увидел пекельные земли с большой высоты, сотни какихто немыслимых обозов и самоходок, крохотные фигурки нав. Толком он не успел ничего рассмотреть, почти сразу же упав посреди улицы. Рядом приземлилась Ягжаль.

– Это и есть демон? – спросила она, отряхиваясь. – Ну и страшилище, Бог ты мой!

– Ты еще нашего не видела! – Баюн огляделся. Здесь прошел тяжкий бой. Поземка заносила тела и кровавый снег. Поверх проломленного забора, сжимая изувеченный труп дружинника, лежала крылатая бурая обезьяна величиной с корову. Ее горло охватывал белый ошейник. В груди торчали три самострельных болта, еще два – в плече и в основании крыла.

– Баюн, – сказала Ягжаль, – в укрытие, быстро!

Они кинулись под навес одного из теремов. Княжна богатырок достала стрелу и положила на тетиву.

– Что меня дернуло только с тобой пойти? Или что тебя дернуло?

– Бабушка Яга, смотри!

В белой вспышке посреди неба вдруг появились три летучие обезьяны, несущие в лапах вервольфов. Они слетели к земле, выпустили свою ношу и пропали. Вервольфы начали озираться и принюхиваться. Один из них отвлекся, стал рыться по карманам ближайшего трупа, но получил затрещину. Ягжаль натянула тетиву и прицелилась.

Передний вервольф шумно втянул воздух и повернулся, уставившись точно на Баюна. Из волчьей глотки вырвалось рычание. Он чтото гаркнул сородичам, и ищейки Заморья помчались к укрытию Ягжаль. Та сама выскочила им навстречу и сразу же послала стрелу. Вервольф рухнул в прыжке. На второго набросился рысь, вцепившись в глаза. Противник завопил на авалонском, схватил Баюна когтями, но тот вывернулся и вспрыгнул вервольфу на загривок. Сбоку шеи, говорил хидушский тигр, главная вена. Рысь вонзил зубы в толстую шкуру, как вампир, и лапой опять ударил врага по морде. Вервольф завыл, ослепленный, закружился вокруг себя.

Ягжаль ушла от атаки и выхватила кинжал. Противник осклабился. Он замахнулся вновь, но когти рассекли воздух: княжна богатырок присела и, вскакивая, по самую рукоять вонзила оружие вервольфу в бок. Тот зарычал, выдернул кинжал и зашатался. Из раны полилось, вместе с кровью, желтое гноище. Мучительно воя, вервольф начал падать. Отравленный клинок вывалился из его пальцев. Лезвие дымилось.

Последний противник оседал, подвывая все тише и тише. Он рассек Баюну спину в попытке содрать его с себя, но неглубоко. Рысь висел, не разжимая зубов, пока не почувствовал, как тело вервольфа содрогается уже предсмертно. Спрыгнув с поверженного врага, он набрал в рот снега, пожевал и сплюнул кровь и шерсть.

– Воин! – похвалила Ягжаль. Она подняла отброшенный лук. – Ну и куда теперь? Ты же у нас затейник.

– Найти наших, – ответил Баюн. – Пока эти не...

Полыхнуло у них над самыми головами. Рысь и Ягжаль метнулись в разные стороны. Княжна богатырок выстрелила не целясь. Обезьяна закричала, но торчащая в предплечье стрела ее не остановила. Она выбила у Ягжаль кинжал и стиснула ей шею. Цепкие пальцы второй обезьяны схватили Баюна поперек туловища. Рысь укусил врага в запястье, и тот едва не переломал ему ребра. Ягжаль, силясь вдохнуть, слабеющими пальцами дотянулась до колчана, чтобы выхватить стрелу с ядом. Наконечник глубоко ушел в шкуру твари. Крови почти не было, однако обезьяна вскрикнула и разжала хватку. Княжна богатырок откатилась, отбежала и пустила еще одну стрелу, попав противнику в глаз. Обезьяна упала на четвереньки, мотая головой.

– Oh my! Сегодьнйа славьный день!

С небес спустилась третья обезьяна, крупнее всех, с проседью в шерсти. Ошейник ее был украшен рубинами, а на спине восседала старуха, сжимавшая в одной руке поводья, в другой – чародейский прутик. Глаза старухи были расширенными и сумасшедшими.

– Йа ожьидала, чьто ви пойавитесь, – сказала Хеллион Климмакс. – You and your big cat too.

Заморская ведьма щелкнула пальцем по ошейнику раненой обезьяны, и тот расстегнулся и упал. Следом рухнула сама обезьяна. Кровь густым потоком полилась из ее ран.

– Ти порьтишь мне рйадовых, – произнесла Хеллион с укоризной, обращаясь к Ягжаль. – Гьде же твои сольдатки?

Вместо ответа княжна богатырок взмахнула рукой. Баюну почудилась белая птица, с криком вырвавшаяся из ее рукава. Но не долетев до Хеллион, заклятие разбилось тающими каплями.

– У менйа были декады, чьтоби отточить свойо масьтерство, – сказала ведьма. Она повернула прутик, и Ягжаль упала на колени. Ее руки с хрустом заломились за спину. Видя это, Баюн забился, извиваясь, но обезьяна сжала его еще крепче.

– Ти, – сказала Хеллион, постукивая себя прутиком по обрюзгшему подбородку. – Ти нам нужен... как йето повашему... кис? Кысь?

– Рысь, – процедил Баюн поавалонски. Его уши прижались. – Не погань наш язык своей вонючей пастью. Если тебе нужен я, забирай меня. А бабушку Ягу отпусти.

– Let her go? – удивилась ведьма. – Боюсь, это невозможно. Ты не в том положении, чтобы торговаться.

Заклятие еще сильнее скрутило руки Ягжаль. На ее покрасневшем лице выступил пот.

– Твоих сольдаток нет, – сказала Хеллион. – Ти одьна. Йето очень глюпо и странно.

Княжна богатырок запрокинула голову, собираясь с силами. Жилы вздулись на ее шее. Вокруг Ягжаль замерцали синие огоньки. Хеллион тревожно привстала в стременах.

– Шьто ти... Ааа!

Огоньки разом вспыхнули, и богатырка упала на землю. Заклятие ведьмы ударило в нее саму, как молот. Климмакс кубарем полетела со спины обезьяны, вниз головой, задрав ноги в полосатых чулках, зацепившись за стремя башмаком, но свалившись все равно. Ягжаль, сухо кашляя, приподнялась.

– Bitch! – взвизгнула Хеллион, выпутываясь из своих черных юбок. По ее щеке текла кровь. Без того некрасивое лицо стало сатанинской маской. Она вскинула прутик. Ягжаль бросилась в сторону, но опоздала. Княжну богатырок поглотило сверкающее ледяное пламя.

– Бабушка Яга!!!

Баюн грыз и рвал пальцы обезьяны, не чувствуя, как те выжимают из него дыхание. На мгновение, когда пламя спало, в нем шевельнулась надежда, что Ягжаль, как тогда, закрылась чарами, но на земле остался лишь черный силуэт, напоминающий скорченную человеческую фигуру.

Рысь отчаянно, истошно закричал. Мир разорвался на «до» и «после», переступив черту, за которой уже ничего нельзя изменить. Баюна больше никто не назовет котиком, и его разум отказывался принимать это за реальность.

Хеллион расправила юбки и отерла лицо,

– Держите этого bobcat надежно, – велела она обезьяне и, кряхтя, взобралась в седло. Существа взлетели, покидая поле боя. Баюн, плача, безучастно висел в шершавых ладонях. Под ним разворачивалось Лукоморье, утреннее небо которого рассекали десятки и сотни летучих обезьян. У некоторых на спинах сидели командиры заморских войск. Один из таких увидел Климмакс и отсалютовал ей.

– Я пришла – мы увидели – вы проиграли, – сказала ведьма. – Неужели маршал надеялся на чтото другое?

Баюну в этот момент было наплевать и на маршала, и на кого угодно. Все мысли сузились до его собственного горя, в которое он падал, как в бездонную яму. Его морда была мокрой от слез. Говорящие звери наделены не только человеческой речью – они могут плакать, как люди. Боль схватывала рывками и отпускала, чтобы снова схватить. В грудь будто заколачивали тупой деревянный гвоздь.

– Прекрати скулить! – прикрикнула на него Хеллион. – Джеб, врежь ему, если не заткнется!

Ее целью была главная башня царского терема. Обезьяны сели на крышу. Климмакс вылезла из седла. Она стукнула прутиком Баюна между ушей, и его тело опутали уже знакомые чародейские дуги. Только после этого обезьяна разжала руки. Рысь упал.

– Ох! – Ведьма попыталась поднять Баюна и не смогла. Она нарисовала в воздухе какуюто фигуру, и пленник взлетел на вершок от пола. Взяв за заднюю лапу, Хеллион потащила его вниз по лестнице.

Она заняла опустевшую думную палату, и уже перетащила туда свои колдовские причиндалы – обереги, статуэтки богов, котел на высокой треноге. Как будто специально готовилась для этого. На стене висел флаг Заморья, а знамя Тридевятого было брошено в качестве коврика у двери. Посредине палаты стоял идол – железный столб, испещренный оскаленными мордами. На этот столб Хеллион и посадила Баюна. Путыполосы его исчезли, но рысь не мог теперь двинуть даже когтем – только глотать и моргать.

– Твоей возгонкой мы займемся потом, – сообщила ведьма. – Тебя ждет большое будущее, рысь. – Она окутала себя защитным пузырем, достала какието эликсиры и принялась лить их в котел, мурлыкая про себя не то заклинание, не то песенку.

Гремя плохо подогнанными латами, как костями, в палату вошел человек. Баюн отчаянно напряг все мышцы, но не шелохнулся.

– Приветствую, вашество, – сказал Кощей Бессмертный. От него пахло обезьяньим потом. – А это что у вас за зверь? Он живой?

– Это чеширский кот. Людоед. Будешь на него пялиться, он загипнотизирует тебя и съест.

– За чего он мне сделает? Фух, – Кощей утер бледный лоб, – ночка выдалась. Мелкая работа, выковыривать этих грызунов. Они как опоссумы: зажмешь одну нору, выскакивают из следующей.

– Ты нашел Финиста? – спросила Климмакс, не отрываясь от котла.

– Нет, – помрачнел Кощей, – как сквозь землю провалился. Да какой Финист, в нас стреляют из каждого дома! Этот город легче вырезать, чем покорить!

– Ну так вырежи! Меня не волнуют твои жалобы, мистер Бессмертный, мне нужен результат! Мне нужно надежно здесь закрепиться!

– Спокойно, спокойно, – Кощей поднял руки, защищаясь, – всему свое время. У нас впереди еще много дел. И это, – он облизал губы, – самозванец не бросил здесь корону?

– Я не видела. Бессмертный, не маячь! Ты еще ничего толком не закончил. Зачем пришел?

– У меня зелья кончились.

– Я так и думала. Подождешь.

Ведьма продолжала подливать жидкости в котел и медленно помешивать хрустальной палочкой. Кощей маялся. Наконец Хеллион осторожно зачерпнула из котла половником, разлила по склянкам, закупорила их и кивнула:

– Забирай.

Тот принялся запихивать склянки в суму, которую нес на плече. Снаружи терема чтото глухо грохнуло. Кощей и Хеллион не обратили внимания.

– В следующий раз приду с победой, обещаю! – Бессмертным приложил два пальца к виску заморским жестом и вышел.

– Скорее бы. – Ведьма потянулась, зевнула, почесала спину. – Сиди смирно, рысь. Хотя ты и не сможешь подругому! – Она захихикала над собственной шуткой. – А мне надо поспать. Завтра для тебя все изменится!

Баюн сморгнул. Слеза вытекла и затерялась в шерсти. Он закрыл измученные глаза. Ему тоже сильно хотелось спать – и лучше всего так, чтобы все случившееся осталось только ночным кошмаром. Или же уснуть и больше никогда не просыпаться.

Хеллион, не раздеваясь, устроилась на заморской раскладной перине и укрылась двумя одеялами. Баюн всхлипнул. До него начало в полной мере доходить, что Ягжаль мертва. Внутри сделалось чудовищно пусто, и эта пустота обессиливала, лишая даже желания чтото делать дальше.

«Лукоморичи!»

Баюн рывком открыл глаза. Палата была пустой, если не считать похрапывавшей ведьмы. Голос звучал у него в голове.

«Это я, маршал Финист – Ясный Сокол, наместник Тридевятого царства. Я обращаюсь к вам способом, который вам не нужно знать. Не верьте досужим слухам, я не сбежал и не погиб. Я отступил и скоро вернусь в Лукоморье со свежими силами. Мой приказ вам – сложите оружие, притворитесь, что вы сдались. Иначе враг уничтожит столицу. Ждите знака. Я уже в пути».

Через щупальце Волха разослал, догадался рысь. Бедный Емеля! Он же от демона отдернулся. Будет дратся до упора и погибнет...

Баюн попытался шевельнуть хоть кончиком хвоста. Тщетно.

«Ну ктонибудь, помогите!» мысленно закричал он. «"Почему я нужен всякой дьявольской дряни, а силы Прави меня словно прокляли! Княже Всеслав! Мать СыраЗемля! Какиенибудь боги, отзовитесь!»

Это был тот ужасный сон наяву – боль, горечь и полная неподвижность. Баюн бился в собственном теле, как в клетке.

– Уху!

Рысь попытался повернуть голову и, естественно, не смог. Он изо всех сил скосил глаза. Нечто темное маячило в окне – силуэт птицы.

– Уху!

Сова, но уже другая – сипуха, влетела в палату. Она врезалась в Баюна и столкнула его со столба. Рысь упал, загремев какимито жестяными кругляшами. Хеллион всхрапнула и причмокнула. Сова, как ни в чем ни бывало, вылетела в другое окно.

– Спасибо, – прошептал Баюн, – кто бы ты ни был или была...

Все его тело ныло от напряжения. Рысь утер лапой глаза и нос. Он посмотрел на спящую ведьму. Чтото страшное, темнобагряное, поднялось со дна его крови, не звериное и даже не человеческое, вздыбилось, как приливная волна. Рысь перевел взгляд на котел с неведомым варевом.

Позже он будет бесконечно твердить, что сам не знал, как до этого додумался. Баюн в эту минуту вообще ни о чем не думал. Он просто подошел к треноге и ударом лап опрокинул ее. Содержимое котла хлынуло на Хеллион.

От оглушительного визга дрогнули стекла. Клубы зловонного пара с шипением заволокли палату. Баюн бросился наутек. За его спиной каталась по полу, дымясь и вопя, фигура, все меньше напоминавшая человеческую. Чтото осклизло шлепалось. Крики задыхались, пока не смолкли совсем.

– Oh my goodness... – Один из прибежавших заморцев, увидев останки ведьмы, отшатнулся. Другого стошнило.

– Неслабо... Она практически растаяла...

– Эти кислоты разъедают металл, чему удивляться?

– Что случилось?

– Ее убил котлюдоед!

– Какой кот?

– Мистер Бессмертный рассказывал – здесь сидел, на статуе...

Баюн о своей нежданной славе не имел понятия. Зная царский терем лучше захватчиков, он выскользнул во двор незамеченным. К дому Емели рысь пробирался, перебегая от одного укрытия до другого. Но когда он добрался, то самого Емелю там не застал – ни живого, ни мервого. Слишком вымотанный, чтобы задумываться о судьбе друга, Баюн лег на пол и уснул.

Кощея смерть Хеллион Климмакс не обескуражила. Он отыскалтаки корону в сундуках, не мешкая надел ее и объявил себя царем. Настоящей власти у него, правда, от этого не прибавилось, потому что Микки Маус, запретив под угрозой казни и посмертного проклятия говорить об убийстве его главной ведьмы, заместо нее прислал в Тридевятое какогото крупного упыря.

За голову «коталюдоеда» была назначена награда. Бумажку с его изображением налепили на все стены. Кощей описал художнику Баюна весьма приблизительно, и все же рысь выходил только по ночам и ненадолго. Потерявший всякую цель, он ждал обещанного знака. Ожидание это было единственным, что не давало Баюну сползти окончательно во тьму безнадежности. Он рискнул покинуть дом Емели, в котором даже не водилось мышей, и пробраться в соседний терем. Там мерзлыми бревнами лежали тела хозяев и заморцев, в выбитые окна заметало снег, но погреб хранил коекакую провизию. На некоторое время этой пищи хватило.

Закрепиться в Лукоморье заморцам не удавалось. Не все горожане вняли приказу сложить оружие. То тут, то там вспыхивали мятежи. Русичи наловчились бить летучих обезьян из больших самодельных ручниц. Мастерили громкамни, набитые железными обрезками. Ставили ловушки с приманкой – хоть и сообразительные, обезьяны не обладали разумом или речью. Ошейники делали их живучими, но все же не бессмертными. К тому же, весь о котелюдоеде быстро облетела город. Микки Маус мог скрыть гибель Хеллион для Заморья, но не от русичей. Многие быстро догадались, что это за «кот». Если бы Баюн вышел из укрытия, его бы приютил теперь любой дом. Но рысь оставался, горюя по Ягжаль и никому не веря.

Малопомалу Баюн стал нападать на заморцев сам. Всякий страх у него исчез. Он прятался в засаде, ожидая, пока пройдет одинокий враг, набрасывался со спины и загрызал, как волк овцу. Несколько раз его чуть не убивали. На боках и груди появились шрамы. Ктото сочинил сказ про ужасного кота, что живет на железном столбе, питается человечиной, обращает в камень взглядом и тому подобная чушь. В голове Баюна все перемешалось. Одиночество делало ему только хуже. Он хотел найти Федотастрельца, но его дом был слишком далеко, а обезьяны теперь кружили над городом день и ночь.

До Кощея доходили радостные вести: запад поддается. Приток бойцов туда иссяк, и аламаннцы остались с Авалоном один на один. Юг Тридевятого все еще держался твердо, русичам на помощь пришли рати царя Раваны, но заморцы были уверены, что это ненадолго. Для того, чтобы отвлечь Равану, расшевелили берендейские княжества. Союз, заключенный против сил Заморья, казалось, рассыпается на глазах.

От Микки Мауса прибыло два приказа. Первый – собрать все, какие есть, молодильные яблоки и отправить с летучими обезьянами. Кроме Тридевятого, этих яблок больше нигде не росло. Дадон торговал ими за баснословную цену, Горох отдавал задешево, а Финист запретил вывозить из страны. Запрет больше всех разозлил дряхлых колдунов и ведьм Заморья и королевств, которые жили от яблока к яблоку, потому что постоянная волшба истощала их тела. Второй приказ – спуститься в подземелья под Лукоморьем, разыскать Змея Горыныча, и понять, как его можно вывести оттуда, не снимая оков.

– Волх, я гибну. Будь ты проклят.

Скимен отступал. Балор, чуя, что противник слабеет, уже снова вторгся на землю Муспельхейма, прижимая аламаннского льва к реке Смуродине.

– Стой, идиот! – озлился Волх. – Вытерпи, я соберусь с силами!

Бой демонов быстр по их меркам, хоть на земле и может занимать месяцы и годы. Разящий пересек огненный окиян молниеносно. Его волевые клинья взрезали Волху грудь, едваедва не достав до сердца. Уворотливость спасла демона русичей, хотя крови он потерял изрядно. Помог и Муруган, заслонил всетаки вовремя. Очнулся, мыслитель, Свет его за морду. Заморский демон вздыбил щупальца, но эту атаку уже отбили вместе, и снова, на краткий миг, что для поверхности длится неделями, застыли, напряженно следя за врагом.

– Есть идеи? – спросил ЧиЮ. Он чувствовал себя в относительной безопасности, но понимал, что это долго не продлится.

Есть, подумал Волх, швырнуть тебя ему в пасть и выиграть время.

«Нава!» взревел он. «Что происходит?»

«Все по плану», услужливо ответил первосвященник Навьего царства. «Мы перегруппировываемся. Новые цистерны на подходе».

«Где Финист?»

Но тут Волх уже и сам почувствовал ответ.

Столица Заморья была гигантским городом, и все же люди плотной толпой заполняли ее улицы. Первое, что бросилось Оскару в глаза – здесь не было обычных для сборищ злости, торжественности, готовности вступить в бой со стрелками в любой момент. Народ шутил, смеялся, смотрел карнавальные шествия или устраивал их сам. Пахло леденцами, жареными зернами, сладкой водой, как на празднике. Стояли шатры и распряженные фургоны, будто в город прибыл огромный цыганский табор. Девушки ходили простоволосыми, несмотря даже на морозец. Никто не смущался просто подойти к незнакомцу и заговорить с ним подружески.

А по обочинам стояли, держа оружие наизготовку, хмурые и напряженные стрелки. Их мрачные лица, их молчание и повязки с розой в кресте казались здесь чужими. Увидев длинные ряды стражей, Оскар поначалу спрятался в глубине повозки, но Джинджер вытащила его за руку:

– Не бойтесь! Сейчас они ничего нам не сделают. Здесь очень много беспечатных.

Тото вскочил на облучок, махая хвостом, и втянул воздух.

– Чуете? – тявкнул он. – Свет!

– У нас нет такого носа, как у тебя. – Но Оскар чуял сердцем. Что бы ни было это за чудо, ради которого он приехал в Метрополис, оно находилось здесь.

Найдя свободное место, Джинджер остановила повозку и выпрягла лошадь.

– Пойдете со мной? – спросила она Оскара. – Или будете искать себе компанию по душе?

– Я не знаю. Наверное...

– Найдем по душе, – влез Тото. – Спасибо!

– Пожалуйста. – Женщина тепло улыбнулась Гудвину Зет. – Удачи вам. Прощайте.

– Вот что ты сделал? – Оскар смотрел, как Джинджер нырнула в толпу и пропала. – У нас хотя бы было, где спать...

– Найдем, – беспечно ответил песик.

– Ты уверен?

– Я знаю! Брось ты задумываться, просто иди!

Следуя за Тото, Оскар позволил толпе себя увлечь. Он поймал себя на том, что смотрит людям на правые руки. Здесь и вправду было множество беспечатных, никак это не скрывающих.

– Кто главный? – спросил Оскар пробегавшего мимо мальчишку.

– Что, мистер?

– Кто у вас главный? Что мы все должны делать?

– Главный? – изумился мальчишка и расхохотался. – Да вы нездешний никак!

– Но что надо делать?

– Ничего! – Парень помахал Гудвину Зет и побежал дальше.

– Не «ничего», а скорее «что хочется», – сказал голос изза плеча. – Мы пришли сюда, следуя за чувствами, а не за разумом. Они и подскажут нам действия, когда придет время. А сейчас мы должны пребывать здесь в единстве и мире, назло Отцу, Верховному совету, Семье и всем их слугам.

– Страшила! – Оскар обнял старого друга. – Как ты меня нашел?

– Я и не искал, – отозвался тот.

– Ты один? – спросил требовательно песик, стукнув чучело лапой по сапогу. Страшила был в прошлом стрелком – вернее, созданием стрелков, живой куклой, поставленной охранять ночные улицы. В его голову зашили бумажку с оживляющим заклинанием, и пока эта голова оставалась целой, Страшила был неубиваем. Его туловище можно было хоть распустить на соломинки и скормить козам. Стрелки хотели, чтобы страж брался за задания, противные прочим своей жестокостью. Но даже голем оказался человечнее людей, бросив оружие и сбежав.

– Нет, – ответил Страшила, – не один! Почти все Братство в сборе. Мы уже перестали надеяться, думая, что вас двоих поймали.

– Ты слышишь, Тото? – Оскар обрадованно схватил песика на руки и поднял. – Братство в сборе! Ты был прав!

– Опусти меня, – сказал Тото. – Конечно, я был прав. Я всегда прав!

– Страшила, – спросил Гудвин Зет, торопясь за чучелом, – я уж не буду интересоваться, кто собрал в Метрополис столько народа, но почему? У тебя есть догадки? Мы схватимся за булыжники и бросимся грудью на стрелков?

– У меня есть только догадки, поскольку я сам не знаю. Но я точно чувствую, что наша цель – мирный протест. Мы не будем никого убивать.

– Все верно, – произнесли справа от Оскара. – Вы не будете. Убивать будут вас.

Совершенно один, огибаемый людским потоком, как камень в воде, там стоял старик из трактира Руггедо. Свой мешок он держал на плече.

– Что значит, нас будут убивать? – моргнул Гудвин Зет. – Кто?

– Власти.

– Я не советую его слушать, – брезгливо прервал Страшила. – Этот человек ненормален и глубоко темен. Как он мог прийти к нам, для меня загадка.

– Я пришел сам, – изрек старик. – Меня никто не призывал сюда. В вашем балагане я не участник.

– Тогда что вы здесь делаете? – спросил Оскар. – И почему вы решили, что нас собираются убить?

– Потому что я знаю замысел этого сборища. Вы прошествуете по улицам Метрополиса, прямо к Башне, и войдете в нее. Здесь на вас уже устремят оружие, но вы продолжите идти. Когда вы приблизитесь к первому залу, начнутся выстрелы. Вы, не отступая, продолжите путь. Верховный совет, увидев, что к нему пришел народ, сдастся сразу. Вы примете их, как покаявшихся братьев, и вместе направитсь в Зал Отцов. По вам будут стрелять, ваши тела усеют лестницы, но никто из вас не дрогнет. Свет, который вы чувствуете, пробудит в ваших душах нечто сильнее смерти. Микки Маус в ужасе прикажет прекратить огонь. Он сам выйдет к вам и спросит, чего вы хотите. Вы ответите: справедливости. Стрелки к тому моменту прозреют и будут уже сами вставать в ваши ряды. Микки Маус падет на колени. Он сложит с себя титул Отца, и его постигнет раскаяние. Он взмолится о наказании, но в качестве кары вы просто оставите его жить со всем, что им совершено. Власть возьмут честные горожане. Печати будут отменены, войны прекращены, поборы исчезнут. Свет обнимет всех. Еще останутся те, кто ему неподвластен, и попытаются вернуть прежний порядок. От их рук погибнут тысячи, но в ответ крови не прольется. Вы будете обезоруживать их, не убивая, и перевоспитывать.

– Откуда вы все это знаете? – спросил Страшила, пораженный.

– Вы назвали очень высокую цену, – сказал Оскар. – Но, может быть, именно она и требуется, чтобы Заморье перестало быть кровожадным вурдалаком в глазах всего мира? Я не боюсь умирать – я уже старый человек. И на небе я встречу Дороти.

– Я еще не закончил. Когда вам покажется, что наступила золотая эра, когда вы заживете в согласии и забудете события этой весны, в Заморье вернется Семья. Ростовщики не такто глупы, и сбегут отсюда, едва вы ступите на порог Башни. Вернувшись, они притворятся изменившимися, изобразят покаяние и проникнут в ваше общество. Подобно червям, они будут подтачивать вас, смущать, лезть на вершину и рваться к титулам. Вы изобличите их, вы их изгоните, но они успеют заразить и отравить своими мыслями достаточно многих. Эти многие, получив власть, начнут использовать ее во зло. Через пару столетий Заморье станет таким же, как было, только прикрываясь словами о справедливости и мире. Под этими знаменами оно возобновит свои войны.

– Вы не можете столько знать наперед, – сказал Страшила. – Или вы пытаетесь нас запугать, или вы еще более сумасшедший, чем кажетесь.

– Я? Да, я сумасшедший. – Глаза старика осветились. Оскар вздрогнул, Тото зарычал. – Но я разумнее вас всех.

– Он не сумеет отговорить даже тебя или меня, а тем более всех остальных. Я предлагаю его забыть. – Страшила потянул Гудвина Зет за рукав.

– Я никого не буду отговаривать, – ответил незнакомец. – Мне просто нравится видеть ужас на ваших лицах. Я перепробовал много злодеяний, но говорить правду – самое приятное из них.

– Пойдем. Не обращай внимания. – Страшила потянул Оскара уже настойчивее, и тот покорился. Тото бежал за ними, то и дело скаля зубы в сторону незнакомца. Старик стоял, не шевелясь. Он вновь перевел взгляд и уставился вдаль.

Оскару сделалось нехорошо. Его будто прокололи, и вся радость, шипя, улетучилась. Встреча с бывшим Изумрудным Братством не подняла ему настроения. Под какимто предлогом отпросившись пройтись, он принялся блуждать по садам и улицам. Изо всех собравшихся людей Гудвин Зет был единственным, кто остановился перед палантиром на главной площади и вслушался в новости.

Собака лает – караван идет. Несмотря на творящееся в Метрополисе, Заморье невозмутимо продолжало вести войну. С летучими обезьянами начали прибывать молодильные яблоки. Берендеи и заморцы разделились – первых, как не оченьто нужных, Микки Маус направил на Хидуш, а вторыми усиленно вгрызся в Тридевятое. Начался штурм Китежа. Ободренный успехами, Отец приступил к шагу, которого ждал давно. От западных берегов Заморья отчалили первые боевые корабли, несущие в себе сотни отборных воинов. Курс они взяли на царство Син.

Мятежи в Лукоморье сходили на нет. Засылая к горожанам лазутчиков, – бывших русичей, в свое время уплывших за море, – Кощей быстро узнал о зачинщиках и приказал их всех поймать и казнить. Часть летучих обезьян покинула город, чтобы найти южные полки Финиста, которые, по упорным слухам, уже подходили к столице. Полков они не нашли, отдельные лишь дружины, из которых можно было составить полк, разве что собрав вместе. Дружины эти сражались храбро, дорого продавая свои жизни, но обезьян все равно оказалось больше. Кощею не терпелось дождаться, когда же юг падет, и заморские рати соединятся. Его манили широкие восточные земли. На север решили не выступать до лета, потому что еще держались морозы, к которым захватчики не привыкли. Оружие заморцев покрывалось инеем и ломалось, одежда застывала.

Баюн начал приходить в себя. Горе выходило из его души толчками, как вода из узкого горлышка. Если поначалу посещала мысль найти громкамней, обвешаться ими и броситься на Кощея, когда тот покажется на улице, то теперь рысь думал, что этого мало. И еще теплилась в нем слабым огоньком надежда. Хотя Лукоморье уже постигло новое бедствие – голод.

Город был закрыт со всех сторон. Боясь, что Финист может взять столицу хитростью, заморцы не пускали туда даже купцов и крестьян. Запасы лукоморичей быстро таяли. А ведь когда холодно, хочется есть больше и сытнее. Баюн уже боялся за кошачье племя, потому что люди начали забивать лошадей. Он сам ловил мышей и крыс, но этого не хватало. Бродячихто псов – какоеникакое, а мясо – Финист всех потравил. Просить о помощи горожан Баюн не решался, не зная теперь, где свой, а где лазутчик. Да и не хотел он, чтобы люди отрывали последний кусок ради него. Однако, как он ни старался, в нем ширилось, охватывало рассудок мягкими липкими лапами, глушило совесть. Человеку стоит огромных трудов не дичать, когда уже свечное сало и луковая шелуха идут в котел – чего уж говорить о зверях? Рысь начал посматривать на мягких под доспехами эльфов и гномов. Баюн убеждал себя, что это враги, что это все равно не люди, но мысль все еще казалась чудовищной. Чем питаются сами заморцы, он ни разу не видел. Наверное, еду им приносили обезьяны.

Кощей распорядился поставить на площадь большой палантир. Он хотел для этого сбросить статую Огнеяра, но лукоморичи сгрудились вокруг нее живым щитом. Заморцы уже подняли мушкеты, да увидели – птицы Гамаюн тут как тут, среди них и гарпии заморские, и сирены из королевств. Не отмоешься потом. Волшебный шар пришлось водружать между статуей и Велесовым дубом. На площади стало не пройти.

– Я такой же, как вы, – сказал Кощей по палантиру. Осунувшиеся люди, согнанные к шару, мерзли и безмолвствовали. – Поймите и простите меня, боги, за то, что я поднял меч на родную землю! Но тем самым я ее спасаю от очередного тирана. Мне очень жаль, что город пришлось закрыть. Всем, кто присягнет мне на верность, мы станем выдавать пищу.