Текст книги "Зарницы грозы"

Автор книги: Виктор Демуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Цилинь скакал не останавливаясь. Ни единый конь, даже волшебный, не мог бы бежать с такой скоростью так долго. У Баюна вскоре замерзли и уши. Рысь чуть высунулся из короба, нашарил крышку и захлопнул ее. Ему показалось, что сквозь свист метели он услышал смешок Ингвара.

Спустя часы и часы тряски и холода, окоченевший, отлежавший все лапы, Баюн почувствовал, что Горбунок перешел на рысь, потом на шаг. Ингвар постучал в короб:

– Ау! Ты там живой еще?

– Живой, – выдавил рысь.

– Вылазь, вечер уже.

Баюн, содрогаясь, откинул крышку и высунулся. Они были в какомто городе. Смеркалось. Прохожие таращились на цилиня, некоторые перешептывались.

– Мы где?

– Далеко! Дня через три Репейские горы покажутся, а еще через столько же на месте будем.

– Неделя? Всего?!

– А ты думал! Пусть твой Финист побольше цилиней у императора Минга выторгует. Даже Заморье опережать будем!

– Я думаю, цилини на это не согласятся, – сказал Баюн. Неделя! Да Ягжаль на своих скакунах шла три недели небось, если не месяц! Так можно поспеть раньше, чем Тугарин Змей опомнится. Тут рысь представил себе еще шесть дней путешествия в коробе, и его радость слегка поувяла.

– Овса побольше, воды – как трем! – наказал Ингвар конюху на постоялом дворе. – Горбунок у меня волшебный, да все ж не железный. Ему долго придется скакать.

– ...хотя бы молока лунной зайчихи или толченых драконьих когтей! – ворчал цилинь. – Я бы вновь обрел умение летать, и мы бы добрались до цели вдвое быстрее. Этот недоумок не хочет помочь даже самому себе!

Корчму «Царица Водяница» облюбовали навы. Они рассеивались по Тридевятому быстро, как рыбы в пруду. Шурша крыльями, выходцы изпод земли сгрудились вокруг одного стола, где стояло блюдце с яблочком. Ингвар сел так, чтобы оказаться от них как можно дальше, но Баюн подошел. За спинами он ничего не увидел, однако услышал голос птицы Гамаюн. Та говорила чтото про Аграбу.

– Заморье лопнет, – заявил уверенно один из нав. – Как та лягушка.

– Не лопнет, – возразили ему. – Там не дураки сидят. Они просчитывали этот бросок.

– Дракулу не просчитали.

– Да я думаю, что и Дракулу по плану, – сказал третий. – Надолго он их задержал?

– Аладдин зато надолго.

– Огненная войнананана, – промурлыкал четвертый нава, – огненная война...

– Заткнись, а? Каркаешь тут.

– ...кто мне расскажет, кто подскажет – где она, где она?

Смеяться от души навы не умеют – ответом на стишок были хихиканья и кривые ухмылки. Баюн вернулся за стол к Ингвару. У него чуть ослабло в лапах.

– Ингвар, – спросил рысь, – ты веришь в огненную войну?

– Сейчас, что ли? Кого с кем?

– Заморья с Аграбой. Да какая разница. Если великие чудища поднимутся, они могут весь мир уничтожить.

– Вот поэтому и не верю. Чердак должен быть набекрень, чтобы ее взаправду начать.

– А вдруг их будут по чутьчуть использовать?

– Как это – чудищ по чутьчуть?

– В Заморье уже умеют. Я слышал.

– Ой, да если все подряд слушать, в Заморье уже на Луну летали!

Выиграть время для гонца сейчас было самым важным. Горбунок нес его не от города к городу, а как летят птицы – по прямой. У Репейских гор Ингвар и Баюн ночевали в глуши. Северянин налепил из снега кубов, уложил их в стенку, и за этой стенкой путники укрылись от ветра. На исходе пятого дня Ингвар сказал, что они совсем близко от царства Хидуш.

– Я в этом городке всегда на постой становлюсь, если еду к востоку. Вон, смотри. – Северянин на идущего по делам наву. – Ракшас.

Хидушский нава был красноватого цвета, и клыки его слегка выпирали, как у вампира.

– Их тут много? Нав?

– Поменьше будет, чем у нас. И не такие борзые. Знают, что они наверху не хозяева.

К городу богатырок Ингвар прибыл поздно вечером, и сказал, что лучше подождать до утра. На ночь их никто и слушать не будет.

– Ну да, – согласился Баюн. – Бабушка Яга всегда говорила: по ночам ходят только мертвецы да беглецы. И на дверь оберег вешала.

Ему в ту ночь приснилось, что он – авалонская призрачная кошка. Вот крадется по снегу, неслышный, невидимый, вот проходит в город богатырок, который почемуто похож на Лукоморье. В царском тереме спит бабушка Яга. Баюн проскальзывает за дверь и прыгает на кровать, чтобы перегрызть ей горло. Проснувшись в ужасе, рысь по три раза повторил все заговоры от кошмаров, какие знал.

Стен у города нет. Больше на ратный стан похоже: стоят круглые цветастые шатры, между ними бродят волшебные кони, копытом роют снег и поедают оттуда мерзлую траву. Знамя богатырок полощется – Огненный Змий, «змиулан». Ягжаль рассказывала, ни змеи, ни змии тут не при чем. Этот символ – от факелов, с которыми несутся вольные девицы по туманной степи. Издалека похоже, будто аспид из пламени летит низко над травой.

Посередине града – маленький круглый пруд, ровный, будто выкопанный, и льдом не покрытый. А сразу за ним шатер Ягжаль.

– Поручением наместника Финиста... – начал Ингвар, войдя. Изза его спины выглянул Баюн, и Ягжаль, не дослушав, всплеснула руками:

– Котик! Живой! Ты сам ко мне пришел!

Изнутри шатер убран коврами, подушки лежат, стоит блюдце с яблочком. Две жаровни у входа курятся чародейскими травами. Одну из них Баюн чуть не перевернул, когда бросился к хозяйке. Повалил на подушки княжну богатырок, словно соскучившийся пес – ее мониста да серьги зазвенели. Ингвар стоял молча, мял письмо в руках, не зная, выйти ему или продолжать.

– Бабушка Яга! Я бы весточку послал, да не мог! Мне Финист сказал, ты плакала! Прости!

– Да простила уж давно! Главное, живой вернулся! Ты расскажи, что случилось? И что в Лукоморье? Мое яблочко дальше Репейских гор не кажет...

Так Ингвар и простоял, с ноги на ногу переминаясь, пока Баюн рассказывал. Только к концу рысь про него вспомнил:

– ...я с гонцом и поехал. Вот он. Депешу тебе принес.

– Нука давай сюда, – поманила Ягжаль Ингвара. – Не бойся, у нас попросту, мне все титулы, которыми Финист себя наградил, слушать неинтересно.

Она взяла письмо, распечатала, метнулась глазами по строчкам. Посуровела:

– Сниматься? И туда? Как бы омута не вышло, куда все войска и уйдут. Дай Бог, чтобы Син не предал. Мало им веры.

– Торопиться надо, бабу... – Ягжаль зажала двумя пальцами рот Баюну и отпустила, – ...Яга. Плохое чувствую.

– Успеется, – сказала княжна богатырок. – Эй, девчонки! – Она хлопнула в ладоши. В шатер заглянули две стражницы. – Доброго молодца помыть, накормить и... так, спать ему сейчас укладываться не надо. Коня расседлать, корма задать. Кушать хочешь, Баюн?

– Да не отказался бы. – Если на пути не встречалось города, рысь питался тем, что успевал поймать.

– Лучшего мяса моему котику. И молочка.

Еда у богатырок – не то что в Лукоморье. Говядины нет, не держат. Лошадь их и кормит, и поит. Баюн уже отвык и от конины, и от молока кобыльего. Понюхал даже, прежде чем есть. Ягжаль рассмеялась:

– Разбаловал тебя Финист, поди, царскими харчами?

– Дома все равно лучше, – ответил рысь с набитым ртом. Ягжаль почесала его за ухом.

– Оно понятно... Послушай, Баюн. Я сегодня утром тебя во сне видела – зубы ощерены, глаза белые, одержимые. И оберег мой звякнул, когда ты близко подошел. Неспроста тебя ведьма охмуряла, неспроста магистер в тебе тьму узрел. Чтото к тебе приклеилось, да так и не отпускает.

– Волх, может быть.

– Нет, котик. Сам подумай, зачем ему? Я над твоим Волхом недавно задумывалась, пыталась до него прозреть. Видеть ничего не увидела, а к душе его прикоснулась. Гордая сила, гневная, напористая. В дверь не стучится – настежь распахивает и с собой ее уносит. А эта у тебя, как вода сквозь камень. Точит и точит. И не похоже ни на что. Как с нею бороться, я даже не знаю.

– Магистр говорил, постом и молитвами.

– Нашел монаха... В церковьто ты можешь сходить, да что толку, если изгонять некого? Ты мне обещай, котик, что смотреть будешь в оба за всем, что делаешь и думаешь. Если почувствуешь чтото не то – сразу говори. Я за этой дрянью послежу. Вытащим ее за ушко, да на солнышко.

– Обещаю.

Ингвар задерживаться не стал, как ни уговаривали его. Поел, передохнул, простился и ускакал.

– Загонять жеребца опять будет, – сказала Ягжаль неодобрительно. – И ведь даже не спросил, а может, короче путь есть. Дерганая молодежь пошла.

– Да куда уж короче – и так напрямик.

– Я тебе, Баюн, ведь говорила, что место это волшебное? – Ягжаль указала на круглый пруд. – Есть отсюда древняя дорога, прямо в западные леса Хидуша. Половину пути срежем. А дальше в берендейские княжества пройдем и у Тугарина в гостях окажемся. Как Финист заказывал.

Ягжаль собрала богатырок и велела наряжаться в поход. Сама достала боевой лук, бронь пластинчатую, колчаны со стрелами – где обычными, где чародейскими, где отравленными. Белогрива в броню одели. Баюна Ягжаль посадила на подводу, накрыв ее сверху шкурами. Медленно, друг за другом, кони начали входить в пруд, погружаться в него и пропадать. Рысь, когда подошла очередь подводы, задержал дыхание, но то, что казалось водой, было странной щекочущей пленочкой. Из нее подвода выехала на утоптанную дорогу посреди зеленых зарослей.

Совсем неподалеку от границы оказался выход. В тот же день богатырки вступили на землю одного из берендейских княжеств.

– Здесь у нас друзья, – показывала на карте Ягжаль, – а здесь просто не враги. Может, с нашими ратями уже на подходе встретимся, если Финист коридор проложил как следует.

На всякий случай она решила «пояблить» наместнику – и, как оказалось, правильно сделала.

Финист выглядел замученно, под глазами – круги. Таким Баюн его еще не видел. Во время штурма Лукоморья маршал себя тоже не щадил, но впервые он был растерянным, чуть ли не испуганным.

– Ягжаль, Заморье купило берендеев, – сказал он вместо приветствия. – Они дали нашим войскам подойти, взяли их в окружение и напали. Дружины рассеяны. Я не могу за ними всеми проследить. Пытаюсь вывести оттуда, но заморцы бьют железных соколов – то ли заклинаниями, то ли какимито особыми пулями. Никому не верь и уходи в Хидуш. Пусть Равана высылает помощь, как обещал. Уговори его. Мне сейчас не до политесу с послами.

– А запад что?

– Все попрежнему. Я не могу оттуда никого увести – авалонцы прорежут Аламаннское и ударят по Залесью. Они уже идут в обход, северные и южные королевства полнятся наемниками. Я выгнал всех из Лукоморья и стягиваю силы к рубежам. Здесь только я и мои собственные дружины. Неизвестно, что еще придумает враг.

– Финист! Озверел такие вещи вслух говорить?

– Не бойся, если твое яблочко чистое, то моето уж точно. Я хочу, чтобы ты поняла, что происходит, и не теряла времени. Баюн с тобой?

– Да. – Ягжаль повернулась, чтобы позвать. Рысь отшатнулся от блюдца, помотал головой: не подйду.

– Ну и хорошо. Выполняйте.

Финист пропал.

– Дааа... – вздохнула Ягжаль. – Я как знала, перехитрят его заморцы. Они темных хорошо изучили. В лоб не идут, выманивают, дразнят. Финисту не терпелось, вот он наживку и проглотил. А Раване что говорить? По всему выходит, это мы напали, а они защищаются.

Но Равана, царь хидушский, на удивление, Ягжаль выслушал. Баюн им был толмачом. В другое бы время подивился рысь на местные диковины, и на тонколапых храмовых кошечек, себя называвших тайными жрицами, и на многорукие статуи, и на зверей олифантов, и на чародеев. А еще Емеля правду сказал – почти все босыми ходят. Только это не от святости особой, а от бедности. Да еще тепло тут. Чего на обувку тратиться?

– Посмотрим, что будет дальше, – сказал Равана. – Если русичи выведут войска – или они, хехе, закончатся, – а заморцы продолжат наступать, станет ясно, что Тугарин Змей был всего лишь предлогом. И если война докатится до моих границ, тоже. Пока что Тридевятое царство воюет лишь на чужой земле.

– Ты обещал! – взревел Волх. – Предатель!

– Утихомирься, – ответил Муруган. – Ты пал жертвой собственной поспешности. Нечего было вытягиваться так далеко.

– И что делать? Ужмусь – еще больше теперь притеснят!

Демоны действительно встали спина к спине – на том уровне своего существования, где они были подлинных размеров. Для нав Муругана и Волха разделяло огромное расстояние. Но в то же время демоны располагались вплотную друг к другу, точно так же, как граничат Тридевятое и Хидуш. В подземном мире они ползали и встречались, чтобы поговорить – и одновременно для них это равнялось повороту головы.

– На чужом поле ты уязвим, – сказал Муруган. – Это и используют против тебя. Втянешь щупальца – сгруппируешься.

Волх только зашипел. Его оскорбило именно то, что хидушский демон был прав. Как ни крути, Муруган прожил уже долгую жизнь и за тем, что у демонов заменяет плечи, имел немалый опыт. Чтото в этом даже было неуловимо человеческое: молодая свирепая держава, считающая себя умнее незлобивого старшего соседа.

– Он последует за мной!

– Обороняться легче, чем нападать. Ты разожрался, но не учел, что своими размерами надо тоже умело пользоваться. Одна сила и количество присосок еще немного значат.

Волх рванулся что есть мочи. Заморский демон держал его словно в клещах. Гораздо легче было бы убрать щупальца с запада, но уж Балоруто Всеславич решил не уступать ни пяди. Скимен истекал кровью, язвимый с нескольких сторон. Его раны не успевали затягиваться, как Балор стегающими ударами наносил новые. Демон Авалона отступил от Муспельхейма под прикрытие западных сородичей, откуда мог нападать и отскакивать, истощая противника. Снова рванулся Волх, как попавший в капкан барс. Волевые дуги, опутавшие его южные присоски, выгнулись и треснули.

Как только разбросанные по княжествам дружины сумели пробиться за холмы, стало легче. Степь широка, на всю не растянешь засады. Но порубежье оцеплено, единой рати не пройти. Надо распадаться на копья, просачиваться сквось кольцо. Так сохранится больше людей.

Волх на мгновение замер, перестав биться и рваться. Он начал вытягивать одно щупальце за другим. Больно, мучительно, дуги сокрушают броню, кровь хлещет черным пламенем. Словно рой разгневанных ос, кидаются заморские упыри и ночные призраки – не пустить, удержать. Мысленная команда Волха бросает им навстречу ящеров и нав. Те присоски, что орудовали в Тугаринском княжестве, он высвободить не сумел: отсекли, отгрызли, вырвали из тела и всосались в их живительные соки.

С огромными потерями отступили русичи из берендейских княжеств. Кто ж мог знать, что Заморье там годами гнездилось, подготавливалось, копило воинов, а в назначенный час просто перебило усилия Ягжаль скрытым кнутом и золотым пряником. Тугарин же вовсе торжествовал. Злополучные десять полков заморцы смели и втоптали, а поживу да пленников с барского плеча кинули берендеям. Мол, нам ни к чему, вооружайтесь, союзнички.

Последние щупальца выдрались на свободу и кровавым клубком уползли в Навье царство. Пекельный юг закипал. Новые и новые присоски Заморья вспучивались изпод лавы и базальта – тысячи, мириады, да сколько же их у него? Насторожился Муруган, очнулся ЧиЮ. Потрепанный Волх тяжело дышал, опустив голову, и залпом всасывал корм, восполняя потерю крови.

Оправившись от позорной неудачи, Финист стал крепить оборону. Тугарина распирала гордость: еще бы, столько чести! На блюдцах его уже поименовали «борцом за свободу», а этим титулом Заморье всегда величает особо отличившихся своих приспешников. Микки Маус опять произнес речь, назвал Тридевятое царство царством тьмы и призвал защитить мир от «всепожирающего спрута».

– Тьмы, ишь... А твоето царство светлое разве? – рассердилась Ягжаль. – Лицемеры!

– У него не царство, – поправил Баюн. – Микки Маус не царь, а Отец. Как такой порядок государства называется, я даже не знаю.

– Общак воровской, вот как! Кто этот Микки Маус? Рот болтливый. Он и слова говорит не от себя, а ото всех этих Даков да Скруджей, сундуков денежных. У нас в Тридевятом власть означает богатство. А у них наоборот, богатство означает власть.

О богатстве думал и Оскар Зороастр, пробиравшийся к Метрополису. Тото был твердо намерен попасть на сборища и разузнать, что творится. Самому же Оскару уже стало все равно, куда идти, но отныне он маскировался: отпустил бороду, выкрасил ее, и стал похож на ярмарочного разбойника.

– Не идет торговля, – сказал Оскар. – Никому мы с тобой не нужны, Тото.

– Еще бы. Ты, как мышь, бегаешь по норам. В больших городах ктонибудь да купил бы твою дребедень. Здесь же людям самим надо прокормиться.

На прошлый ужин песик притащил двух крыс. Обе достались Тото. Оскар в тот вечер не ел.

– Ты не мог бы ловить сусликов? – спросил он тогда. – Или сурков?

– Привередничаешь. Ты сам пробовал поймать суслика? Я тебе не такса!

Гудвин Зет выгреб из карманов последние медяки. Он копил их на обувь – башмаки совсем прохудились. Как ни высчитывал, получалось впритык. Или несколько раз пообедать, или больше не чувствовать ногой снег. Оскар вздохнул и положил деньги обратно.

Мимо его лотка прошел молодой гоблин. Чтото вдруг притянуло его глаз, и гоблин вернулся. Он зарылся длинными мосластыми пальцами в товар Оскара и копался с брезгливой миной на бугристом лице, пока не выудил очки с зелеными стеклами.

– Это что, папаша? Они волшебные?

– Волшебные. В них кажется, будто ты в сказочной стране.

– А они не могут, – гоблин подмигнул, – одетых девок голыми показывать?

– Никудышняя у тебя сказка, парень, – не удержался Тото.

– Старииик, – гоблин бросил очки обратно, – продай свою шавку. Она у тебя лучшее из всего твоего барахла. Я даже заплачу.

– Тото не продается, – вежливо ответил Оскар.

Гоблин хотел чтото сказать, но солнце вдруг закрыла тень. То летела большая стая ночных призраков. В лапах у них были вооруженные упыри.

– Русичей кошмарить, зуб даю. – Гоблин поковырялся в носу.

– Когда уже это кончится? – К ним подошла женщина с корзиной, полной только что купленной еды. От запаха свежего хлеба Оскар сглотнул. Женщина указала на небо: – На что идут мои деньги? На войны?

– Вольнодумщица, что ли? – цыкнул гоблин. – Смотрика, закупилась как. Да ты бы грязь с камнями жрала, не будь этих войн.

– Потерпела бы! Вот такие, как ты, перемерли бы сразу.

– Я всегда говорил, двуногие изнежились, – вставил песик. – Самое время вам поголодать.

– Тото, – одернул его Оскар, – это ужасно грубо.

– Он прав, мистер. – Женщина взяла с лотка лапку Пасхального Кролика, покрутила в руках. – Правду лучше говорить в лицо. Мы это делать разучились.

– Купите вот это, советую, – Оскар протянул ей мазь «Messier». – Омолаживающая.

– Советуете? Сами, что ли, пробовали? – Женщина улыбнулась. – Ловец снов, разве что, дайте. Я повозку украшу. А вообще, бросили бы вы это дело. Людям скоро будет не до безделушек.

– Почему вы так думаете? – Гудвин Зет взял от нее деньги и положил в карман к медякам.

– Сами увидите, если палантир есть у вас. Что произойдет, я не знаю. Но чтото должно.

– Вы идете в столицу? – угадал Оскар. – Я тоже.

– Иду. Точнее, еду. Хотите составить компанию?

Женщину звали Джинджер. Ее крытый фургончик был забит самым разным хламом, увешан амулетами, оберегами, кулонами и перьями, а у лошади на спине нарисовали сердце, пронзенное стрелой. Хозяйка носила четырехцветную юбку полузапрещенного Сестринства Поппинс, густо подводила глаза углем и знала множество песен.

– Дом я продала, – сказала Джинджер. – А деньги трачу в пути свободно. Они нам могут скоро уже стать ненужными.

– Почему люди идут на это сборища? – спросил Оскар.

– Трудно объяснить. Да вы сами должны почувствовать.

– Я чувствую, – тявкнул Тото. – Похоже на свет. Как будто внутри зажгли маленький фонарь.

– Да, – просияла Джинджер, – именно так! Теплый свет, который чтото обещает. Покой, надежду. У каждого свое. Это не зов, не приказ, даже не совет. Он просто есть, и к нему хочется тянуться.

«Наваждение», подумал Оскар. «Черная магия».

Но по мере приближения к столице он и сам стал ощущать какието новые силы, вливавшиеся в его побитое жизнью тело. Будто бы и не было тех лет, в течении которых он скрывался, скитался, голодал. Будто вернулось опасное, но счастливое время Изумрудного Братства, когда все друзья были вместе, верящие в единую цель, а неистовая, бесстрашная Дороти – еще жива. Тепло, мерцавшее глубоко в груди, придавало уверенность. «Только ты», говорил свет. «Никто не может удержать тебя на цепи. Ты свободен, и ты можешь на самом деле изменить мир». В нем было все: дорогие воспоминания, свежий запах бархатных розовых лепестков, первый осенний снег, встречи с лучшими друзьями, праздники, радость созидания, яркие сказочные сны. Ожидание чуда – так, приблизительно, Оскар мог бы описать это чувство, в полной мере знакомое только детям.

А по дорогам, навстречу повозке Джинджер, маршировали неподвластные волшебному свету войска. Все они шли на запад: мертвецы, гномы, тролли, эльфы, карлики, боевые ведьмы и колдуны, вервольфы из королевств. Обычных людей в армии Заморья было мало. Они во многом проигрывали нечисти, а кроме того, слишком много думали и задавали лишние вопросы.

Смотреть палантир Оскару волейневолей пришлось каждый день. Все увиденное Джинджер яростно обсуждала. Несмотря на печать горожанки, эта женщина и вправду была вольнодумщицей.

– Пришлось, – сказала она, когда Оскар спросил о печати. – Я хочу срезать, да воли не хватает. Стыжусь.

Они ночевали на постоялых дворах, но, когда начали приближаться к цели, Джинджер посоветовала выходить из повозки как можно меньше, и постелила внутри всю имевшуюся одежду. Оскар и сам не горел желанием показываться. Им все чаще встречались стрелки и солдаты. Один раз, когда путники ужинали, завесив вход и заткнув все щели тряпками от холода, наверху раздалось хлопанье сотен крыльев. От ветра повозка едва не перевернулась. Оскар и Джинджер упали на пол, закрыв головы руками.

– Тото! – вскрикнул Гудвин Зет, но песик уже выскочил наружу.

Они лежали, пока хлопанье не стихло вдали. Вернулся Тото, отряхивая лапы.

– Ты сумасшедший, – укорил его Оскар.

– Да им вообще не до нас было! – Песик, как ни в чем не бывало, снова приступил к оставленной косточке.

– Им? – переспросила Джинджер. – Кому?

– Не поверите, кого я только что видел!

Когда он рассказал, женщина прикусила губу:

– Не церемонятся. Значит, скоро с кемто покончат. Перед убийством Дракулы было то же самое. Они как вестники беды.

– Вы сочувствовали Дракуле? – удивился Оскар.

– Ему – нет. Его людям.

Они вернулись к ужину, но аппетит был только у Тото.

Глава седьмая

Набитая песком неваляшка в человеческий рост качнулась от удара. Баюн отпрыгнул боком и напал снова. Его лапы привыкли и больше не болели от битья по тяжелой и твердой кукле, но выпустить когти все еще было великим соблазном.

– Не когтить! – приструнил его священный тигр. – Она специально такая, чтобы ты не рвал ее.

Да уж понятно: в первых день Баюн со всей дури полоснул по этой рогоже и намертво застрял. Монахи отцепляли. Стыдоба.

Хидушцы говорящих зверей считают священными. И некоторых неговорящих тоже. Здесь вам не Орден. Животным тут раздолье, лучше, чем людям. Мяса хидушцы почти не едят: кто от благочестия, кто от нищеты. А тигру разве можно запретить задрать корову? Даже какоенибудь объяснение придумают на этот счет. У тигров, что живут при главном храме, вообще дозволение самого Раваны, потому как тигры эти – боевые. У них специальные панцири есть, все покрытые шипами. И железные когти им надевают, чтобы пробивать даже кольчугу.

Баюн привстал на задние лапы и с размаха ударил передней, как бы упал на неваляшку. Тигр ему того не рассказывал, но рысь сам понял: чтобы вышло понастоящему сильно, нужно бить не лапой, а всем телом. Как дрова рубят. Правда, у тигров всяко лучше получается – онито здоровые, могут быка при желании повалить. Да и не столько выучить приемы было Баюну важно, сколько укрепить себя, пока время позволяет.

Финист сказал так: пойдете в Тридевятое через север, с хидушскими войсками. Договоренность уже есть. Когда – он прикажет. Ягжаль с ним спорила до хрипоты, но ничего не добилась.

– Я лучше знаю! Я с заморскими прихвостнями воевал уже!

Берендеи, почуяв вольницу, устремились по всем направления, как шакалы, прикрываемые копьями заморцев. Ворвались в Хидуш, где их уже ждали и прогнали в самую глубь степей. Ворвались в Тридевятое – и обрадовались, потому что на рубежах их никто не встретил. Но не дошли до первой деревни, как попали в клещи. Конники русичей вылетели из засады, опрокинули берендеям тыл и фланги, оставшихся зажали в кольцо и перебили с подмогой ящеров. Несколько таких вылазок сделали берендеи с заморцами, и всякий раз проходить им дозволялось, а потом на удобном месте враг попадал в ловушку. Железным соколам Финист приказал третий глаз на затылок вставить и длинные когти измыслить, чтобы терзать ночных призраков. Те были настоящим бичом: их не слышно, стрела не возьмет, пуля – с трудом. Только навье оружие, и то не с первого попадания. А еще они упырей носят – одних скидывают в самую гущу боя, другие высматривают позиции русичей с высоты. Верховный нава даже заартачился, когда маршал в очередной раз затребовал рарогов: мы их тут не рожаем! Тогда наместник отправил в подземный мир пехоту из нечисти в обмен. Людей хотел, но побоялся.

До вечера Баюн избивал куклу, пока не выбился из сил. В первые дни выдыхался быстро. А сейчас подушечки лап мокрые, тело гудит, но это даже и приятно. Умылся, вылизался, напился, пока тигры не видят, воды из какогото там особо священного родника и потрусил к Ягжаль. Та каждый день теперь дозывалась Финиста и допытывалась, что да как. Томилась уже торчать на одном месте.

Ягжаль сидела, скрестив ноги, перед блюдцем и хмурилась. Покатила яблочко – нет ответа. Снова покатила – молчок.

– Что такое? – испугался Баюн.

– Не знаю... Не отвечает Финист.

– Занят, наверное, – сказал рысь, а у самого точно липкие холодные пальцы ухватили внутри и потянули.

– Дай Бог...

Ужинали в молчании. Кусок в горло не лез. Баюн изнывал, косился на яблочко то и дело с надеждой – вдруг само оживет. Только бы в Лукоморье ничего не случилось!

До темноты так и не дождалась Яга ответа. А когда начали спать укладываться, блюдце озарилось, и голос позвал:

– Ягжаль? Ягжаль!

– Финист! – Княжна богатырок вскочила, отбрасывая одеяло. – Ты где про... – Она осеклась. На лице и в волосах наместника запеклась кровь. Одежда была порвана, одна рука висела плетью. Глаза дико блуждали.

– Они взяли терем, – сказал он. – В городе бои. Эти твари являются из ниоткуда и приносят подкрепление.

– Кто? Кто это?

– Гвардия Хеллион Климмакс, вот кто! Здесь сама ведьма!

Баюна словно ударили сапогом под живот.

– Как они подобрались?!

– Я же говорю – из ниоткуда, из воздуха! Мы много выбили, но тварей тысячи!

– Ба... Яга! Нам надо в Лукоморье! Сейчас же!

– Нет! – рявкнул Финист. – Богатырки нужны мне на юге, а здесь мы разберемся сами! Я уже приказал бросать полки к столице, их место займешь ты, Ягжаль, и люди Раваны. Мне доносят о заморских лазутчиках в Сине, так что императору Мингу самое время тоже зашевелиться и объединить усилия с нашим востоком. – Картинки в блюдце тряхнуло. Финист взглянул кудато вбок и сжал кулаки. – Ты слышала приказ? Не мешкай.

– Бабушка Яга! – умоляюще воскликнул Баюн. – Я знаю, ты не любишь города, но мы не можем просто так бросить столицу!

– Но и приказы оспаривать не можем, котик. Финист правильно рассчитывал. Сейчас бы мы с тобой ушли, и кто бы юг поддержал?

– Яга, ну пожалуйста! Я бы сам пошел, но я не хочу опять тебя терять!

– Баюн, ну какая разница, будешь ты там или нет?

– Большая! – упрямо сказал рысь.

– Мои девчонки – легкая конница, они для городского сражения неприспособлены. Да и не успеем мы. Не глупи! Тебе вечно всего хочется в одно и то же... – Ягжаль не закончила, потому что Баюн вскочил, упер передние лапы ей в плечи и приблизил свою морду к лицу.

– Глаза мне не строй! И вообще уйди, ты тяжелый!

– Бабушка Яга, – тихо сказал рысь, – там Хеллион Климмакс. Убийца Дракулы. В Лукоморье. В сердце у нас. Я могу жить далеко, но мне надо знать, что дома все в порядке!

– Дома... Что ж у тебя к стенам тянет, как к людям?

– Мы все, кошки, такие.

Ягжаль взяла Баюна за лапы и опустила на пол.

– До Лукоморья недели две скакать, – сказала она. – Лететь – полторы. Цилиней у Хидуша нет, снадобий или заклятий навроде авалонских я не знаю. Ну если даже представить, что я девчонок на когото оставлю, не успеем мы. Город оцепят быстро, если эти «твари» – те – о ком я думаю.

– Можно еще коечто попробовать, – вспомнил рысь. – Я не уверен. Страшновато. Но Финист говорил, он вроде добрый.

– Кто добрый, котик?

– Мы должны найти наву. Ракшаса то есть. Любого.

– Сейчас?

– Лучше сейчас. Хотя нет, я сам найду. А ты заранее дай наказы богатыркам!

В Хидуше ракшасы были не такими уж частыми гостями, а о том, чтобы допускать их во дворцы и храмы, вовсе не могло быть речи. Про Равану, правда, ходил слух, что мать его была ракшаской, но царь такие разговоры о себе пресекал.

– Зачем? – удивился он.

– Попасть домой, – уклончиво сказал Баюн.

Ягжаль оставила командование одной из верных девиц. Взяла легкий доспех, лук, отобрала стрелы. Снадобья от ран, провизию коекакую. Пока она собиралась, стража приволокла к воротам дворца вытащенного ими из постели ракшаса.

– У меня есть разрешение, – заявил он без обиняков, – и вы не имеете права...

– Я тебя вызвал, – сказал Баюн и дал стражникам знак уйти. – Мне нужна помощь.

– И что?

Слово «помощь» для нав – звук пустой.

– Я хочу поговорить с вашим демоном.

– У тебя с головой все в порядке?

– Я уже с демонами общался, и не боюсь.

– При чем здесь ты? Владыка занят. Если бы у тебя были хоть самые примитивные мозги, ты бы это понимал. – Ракшас обвел рукой пространство.

– Я тебе приказываю! – прорычал Баюн и надвинулся на ракшаса. – Я первый советник Финиста, я Волха Всеславича лично знаю, а ты кто? Твое место знаешь где?

Подействовало! Съежился хидушский нава, отступил, крылья поджал.

– Но – но – но верховный ракшас...

– А он мне не нужен! Мне нужен... – Баюн вспомнил имя, – ...Муруган! Или я к нему, или он ко мне – это без разницы. И быстро!

– Я не смею! Только высшие иерархи...

– Как, через кого – меня не волнует. Пошел исполнять, живо! Загрызу!

Ох, наверное, не погладят Баюна по голове за это. Да только уже надоела навская спесь пуще горькой редьки.

– Ну что там, котик? – спросила Ягжаль, когда он вернулся. – Я Белогрива оседлала уже.

– Он нам не понадобится. Надеюсь.

Воздух сгустился. Время остановилось вокруг Баюна. Дворцовые покои посерели, углы расплылись, все сделалось нереальным, как во сне. Рысь подскочил к Ягжаль, облапил ее за сапог, чтобы с собой перетянуть. Холод окатил их, точно горная река.