Текст книги "Зарницы грозы"

Автор книги: Виктор Демуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

– Спасайся, Иванушка! – крикнула она. – Ярыги Гороха идут, скоро здесь будут! Сорок человек, а то и больше!

Иван свистнул, и в руку ему невесть откуда прыгнул мечкладенец.

– Дозналисьтаки! – сказал он и выругался в сердцах. – Ну, Баюн, значит, Финист тебе остальное расскажет. Беги!

За воротами зашумели. По ним ударил кулак:

– Отворяй! Отворяй или выломаем!

– Иван, а ты как же?

– Да что они мне сделают? Я мечомкладенцом сотню таких могу уложить. Беги, котик, у тебя сейчас дело поважнее, чем ярыгам глаза выцарапывать!

Баюн схватил карту в зубы и спрыгнул на пол. Снаружи чтото гулко и сильно бухнуло. Иван перехватил меч поудобнее:

– Эх, раззудись, плечо! Давно у меня славной схватки не было!

Когда Баюн выскочил во двор, ворота распахнулись ему навстречу. Кот едва уцелел, метнувшись под ногами ярыг. Те не обратили внимания – мало ли кошек – но последний, молодой и тощий, в сбившейся набок шапке, увидел карту.

– Стой, стой! Чего это у тебя? Стой, тебе говорят!

Баюн прыгнул прямо на ярыгу, загородившего ему путь, и во чтото впился когтями. Вопль оглушил его. Парень от боли завертелся на месте, оторвал от себя кота и зашвырнул через забор. Баюн не успел перевернуться в воздухе и неудачно приземлился на бок. Он настолько перепугался, что начал перебирать лапами, еще падая, и едва вскочил – рванул прочь, будто его подожгли. Кот бежал до самых ворот и остановился, только заметил вдали стражников. Подняв голову, он прошествовал мимо них с прежним надменным видом, хотя сердце так и прыгало.

– Мне надо взять себе другое имя, – сказал Баюн, когда Белогрив уже скакал на запад. – Зря я подорожную не забрал.

Волшебный конь промолчал. Он умел говорить, но делал это редко.

Ночь они провели в поле, подальше от дороги. Баюн поужинал мышами и запил водой из ручья. Утомленный, он спал крепко и не заметил большую сову, следившую за путниками с ветки одинокого дуба. Сова сидела, будто изваяние, не моргая, не шевелясь и как будто даже не дыша. Только когда пропели первые петухи, она встряхнулась, недоуменно покрутила головой, ухнула и улетела в лес.

С утра Баюн решил, что назовется сыном Кота в Сапогах, который едет в гости к папе. Знаменитый убийца великанов был любим кошечками, поэтому детей у него было много. Большинство унаследовала его сумасбродный нрав, так что не пришлось бы объяснять наличие коня.

Порубежный стражник был сонный и пропустил Баюна, даже не дослушав. Легкость, с которой его выпустили из Тридевятого царства, вскружила Баюну голову, и когда чуть дальше по дороге его остановила уже чужеземная стража, кот сам себе все испортил.

Он знал, что в Залесье сменилась власть, но не был готов, что увидит вервольфов. Люди думают, что вервольфы – это то же, что и оборотени: нет, оборотень, вовкулак – это человек, перекидывающийся в волка, а вервольф – это нечисть королевств, не человек и не зверь, покрытый шерстью, уродливый. Одежда сидела на них, как мешки изпод репы. Один был расхристан и почесывал мохнатую грудь.

– Кар эсти нумеле тау? – потребовал он. Баюн беспомощно огляделся.

– Имя твое как? – спросил подбежавший толмач. Он чегото жевал и был явно недоволен, что его оторвали.

– Б... – начал Баюн и осекся. Он выпалил первое, что пришло в голову: – Бегемот!

Бегемотом звали чудного зверя, который водился в южных царствах. Вервольфы этого, разумеется, не знали, поэтому никто не удивился – как будто больших черных котов, говорящих человеческим языком, так и должны звать.

Расхристанный вервольф еще чтото спросил. Толмач перевел:

– Куда путь держишь и зачем?

– Я заколдован, – брякнул новоиспеченный Бегемот. Он был готов проклясть свой язык. Но сказавши «Аз», говори и «Буки». – Еду к своему хозяину. Он меня расколдует.

– А зачем заколдовывал? – удивился вервольф.

– За непослушание.

Вервольф снова почесался, и щелкнул зубами на выскочившую блоху. Смерив взглядом Баюна и Белогрива, он сказал презрительно "Хмф!" и пропустил их.

Вот и приключения начались, подумал кот, пока конь ускорял шаг. Какая разница между приключениями и бедами? Приключения происходят не с тобой.

Однако больше ему никто не препятствовал. Как и сказал ИванЦаревич, в Залесье царила неразбериха. И это было еще очень, очень мягкое слово.

Убивали вампиров – само собой. На солнечный свет их волокли редко, предпочитая изощренную расправу: отрубали по частям руки и ноги, а раны поливали чесночным соком – так они, ко всему прочему, не зарастали. Оцепили и сожгли мельницу, где пытался скрыться очень высокий уродливый человек (человек ли?). Бунтовщики, тот самый восставший народ, о котором твердили в новостях, почемуто не участвовали. Зверствовали вервольфы, ходячие мертвецы и какието странные создания, тонкие, светловолосые, с длинными ушами, говорящие на заморском. А еще убивали людей. Обычных людей. На глазах Баюна избивали кнутом плачущую старушку, а рядом вервольф держал в лапах молодую девицу, ее дочь или внучку, и распарывал на ней сарафан, похотливо дрожа всем телом. Мертвецы гонялись за крестьянами и пожирали их, иногда дрались за добычу между собой. Существа с длинными ушами ставили ноги на изуродованные трупы, принимали горделивые позы, и один из них вспыхивал маленькой черной коробочкой. Надо всем этим гордо реял новый флаг Залесья – со скрещенными факелом и вилами.

«О Боже», думал Баюн. «Это не просто тьма, это непроглядная бездна, в сравнении с которой Навь – маленькие котята. И я еще сомневался, ехать мне или нет. Ведь того же самого Вий хочет в Тридевятом царстве. Ушастые заморцы будут попирать ногами тела Ивана, Яги, Волка, и смеяться...»

На дороге к Аламаннскому королевству ему больше не встретилось залесских порубежников. Аламаннским кот уже без запинки повторил про Бегемота, добавив коекакие подробности. Теперь выходило, что он – заколдованный нава, которого превратили в кота. Его мучитель бежал из Тридевятого царства, а больше снять заклятье никто не может. Порубежники посочувствовали, однако подорожную всетаки спросили, да еще и на деньги за проезд намекнули. Однако Баюн к этому был готов и жалобным голосом поведал, как залесские повстанцы отобрали у него весь скарб, а его самого чуть не съели. Пришлось пропустить.

– Заколдованный нава, – повторил насмешливо Белогрив, когда они уже были на аламаннской земле. Баюн вздрогнул от неожиданности: конь почти никогда не заговаривал первым. – А нав вообще можно заколдовать?

– Откуда им знать, что там в Навьем царстве творится, – ответил Баюн. Почему именно нава, он и сам не знал. Наверное, слишком уж много мрака увидели кошачьи глаза по дороге...

После Залесья Аламаннское королевство показалось Баюну воплощением мира и покоя. Он знал несколько слов из грубого, каркающего языка аламаннцев, которых ему с грехом пополам хватило, чтобы получить на постоялом дворе мисочку молока и странную мясную скрутку, всю политую маслом и пережаренную. Впрочем, скрутка оказалась очень недурна на вкус. Дородная веселая хозяйка не спросила с Баюна денег, но зато взяла на руки и долго гладила и тискала. Кот это стерпел, и даже помурлыкал, чтобы не обидеть добрую женщину.

В городе, где жил Финист, к Баюну пристала рыжая кошечка. Она была худой, потрепанной и, видимо, вообразила, что рядом с лоснящимся холеным незнакомцем ей перепадет какихнибудь вкусностей.

– Тебя как зовут? – спросила она. Кошачье племя Баюн понимал без труда: мяуканье едино для любого королевства или царства.

– Васька! – буркнул уставший Баюн. Ему хотелось спать, да не в траве, а у камелька.

– Как, как?

– Василий!

– Базилий... Гутен таг, Базилий. А меня Аликс.

– Послушай, Аликс, – сказал он. – Я не просто гуляю сам по себе. Я должен найти одного человека.

– Он твой хозяин? – оживилась рыжая.

– Нет. Я должен... – Баюн прикусил язык. – В общем, это важно.

– А где твой хозяин? – не унималась Аликс.

– Далеко. – Тут Баюна осенило: – Если ты мне поможешь, я попрошу, чтобы тот человек тебя покормил.

Глаза Аликс вспыхнули. Мордочка стала хищной:

– Согласна. Только с условием: сливок – жирных, свежих сливок. И если рыба, то сырая или жареная. А то сейчас стали кошкам варить, а вареная рыба так пахнет, будто ее уже ели! Если мясо...

– Аликс, просто отведи меня к нему, – перебил Баюн. – И я тебе обещаю, получишь все, что пожелаешь.

Он не был уверен, что сможет выполнить обещание, но самому ему было Финиста не найти. Зато Аликс знала город, как свои четыре лапы. Порасспрашивав дворовую братию, такую же тощую и потрепанную, она уверенно двинулась по улочкам, заборам и крышам.

Дом Финиста оказался двухэтажным и неприметным. На крыше была голубятня. Баюну открыла кухарка.

– Здравы будьте, – сказал кот без особой надежды. К его удивлению, женщина ответила:

– И фам зтравы путьте, герр кот. Што прифести фас сюда?

– ИванЦаревич челом бьет, – торопливо заговорил Баюн, – я к Финисту – Ясну Соколу. Очень важное дело!

– От герр Ифана? Понимайт. Проходийт. Это есть фаш спутник?

– Это Аликс, – сказал Баюн. – Ей, пожалуйста, сливок и рыбы. Если можно.

– Разумейться, герр кот. Фам на фторой этаж. – Кухарка взяла Аликс на руки. Та прижала уши.

– Не кобенься, – посоветовал кошечке Баюн, – а то кормить не будут. – Он зашел внутрь, ожидая увидеть какието диковины, но Финист обставил свое жилье, как русич – лавки, сундуки, образа. Образа, впрочем, были навьими и изображали жутких тварей.

Статный чернокудрый хозяин дома сидел на втором этаже за столом. Выглядел он молодо, но глаза выдавали года и опыт. Финист был из тех, кто жить не может без молодильных яблок. Он смотрел поверх большой печатной книги и о чемто думал. Брови его хмурились.

– Гутен таг, ви гейт эс дир? – сказал он, увидев вошедшего Баюна. – Иван присылал с голубем, что за ключами прибудет кот. Тебя, часом, не Манулом кличут?

– Как? – удивился тот. – Нет, я Баюн. У Яги живу.

– У Ягжаль? Да, припоминаю такую.

– Тот самый Финист... – прошептал Баюн. – Иван прислал вам голубя! Значит, он жив? Он отбился?

– Да, – хмыкнул Финист, – тот самый. Мой друг Иван был в добром здравии, когда писал весточку. Но дом свой он покинул. И куда ушел, он мне не сказал.

– Он говорил, что вы все разъясните. – Баюн вспрыгнул на лавку. – Сам он не успел...

– А что ты уже знаешь?

Баюн рассказал.

– Да, – Финист встал изза стола и прошелся по горнице, – ты, кот, угадал. Гроза – это имя. Имя зла.

– Опять зло! – в отчаянии воскликнул Баюн. – А как же Светлый Князь? Его будто и нет – только навская жуть, да ужасы этого, как его, Вия!

– Светлого Князя мы и хотим дозваться, освободив Грозу, – сказал Финист. – Это единственный путь. И рад был бы я его избежать, да все прочие закрыты.

– Что такое Гроза? – спросил Баюн.

– Это очень древняя сила, сила хаоса. Она старше, чем все светлые, пекельные и земные царства. Лишь тот, кого мы зовем Вием, древнее ее, да еще, пожалуй, сам Господь Бог. Гроза – это разрушение. Когда она вырывается на свободу, падают престолы, рассыпаются королевства, вспыхивают смуты.

– И вот это вы решили освободить? – ахнул Баюн. – Да Кощей Бессмертный нам скоро без вас такую Грозу устроит, мало не покажется!

– Дослушай меня, кот. Тридевятое царство обречено. Его будут рвать друг у друга царь Горох и Микки Маус, а кровь за этих вурдалаков прольют простые русичи. За что тебе приятнее жизнь отдать, Баюн? За человеческую мерзость и алчность – или за самого сатану?

– Я вообще не хочу отдавать жизнь, – ответил кот. – И крови я ничьей не хочу. Разве нельзя просто попросить Светлого Князя о помощи? Зачем нам какаято Гроза?

– Затем, что мы должны его принудить. Вот зачем. После Багровых Лет боги Ирия отвернулись от Тридевятого. Это часть той тайны, которую вам всем запрещено знать.

– Багровых Лет?

– Так на самом деле зовутся времена, когда в Тридевятом правила Навь.

– Но ведь простые люди не виноваты! Почему Светлый Князь так поступил?

Финист помолчал.

– Это ведомо только самому Светлому Князю, – наконец сказал он. – Но когда Гроза вырвется, ему придется вмешаться. Пиршества разрушения в Тридевятом Князь не допустит. Это я знаю точно.

Он взял со стола шкатулку, открыл ее и показал Баюну три гладких зеленых шарика с ноготь величиной.

– Вот то, за чем ты пришел.

– Это те самые ключи? – разочарованно спросил Баюн. – Как же ими открывать?

– Я не знаю. Я даже не знаю, как выглядят замки или оковы. Но есть тот, кому это известно.

– И кто же?

Финист снова помолчал.

– Кощей Бессмертный.

– Значит, я опять угадал верно, – пробурчал Баюн. – Не будь вы Финист – Ясный Сокол, я бы подумал, что меня слуги Микки Мауса к себе переманивают...

– Нам и придется сыграть в тавлеи Микки Мауса, кот. Придется, если мы хотим выведать у Кощея, где закована Гроза. Главное, чтобы мы его перехитрили, а не он нас.

Ночевал Баюн у Финиста. Ясный Сокол обещал отправить их с Белогривом домой на крылатом корабле, чем несказанно обрадовал кота. Ключи были теперь у Баюна в бархатном мешочке на шее. Прокушенную и обслюнявленную карту он выбросил.

Во сне кот бежал по лабиринту, полному тумана. Ему казалось, что то слева, то справа доносится звяканье цепей, которыми скована Гроза, и он бросался в ту сторону, однако каждый раз утыкался в тупик.

– Ты не там ищешь, – сказал ему голос. Голос говорил поаламаннски, но во сне Баюн отлично его понимал. – И вообще, лучше бы тебе перестать.

– Я видел, что случилось в Залесье, – ответил кот. – Я не хочу, чтобы это повторилось и в Тридевятом царстве. Если только Гроза заставит Светлого Князя защитить нас, то я ее выпущу.

– Финист не сказал тебе всей правды.– Обладатель голоса выступил из тумана. То был величественный золотистый лев. – На вашем языке мое имя Скимен.

– Я кот Баюн.

– Мне это известно, хотя ты как только себя ни называл в своем путешествии.

– Финист мне солгал? Зачем?

– Не солгал, а утаил. Что в данном случае еще хуже. Ты хоть знаешь, кто он такой?

– Отлично знаю, – обиделся Баюн. – Он родился еще до сами знаете чего. Он трон бы занял вместо скомороха Бориски, да его предали. Всех боярзаговорщиков казнили, а он скрылся. Люди думали, умер. И жалели. Такой царь был бы!

– Слова русича, – сказал Скимен. Баюн не понял, хвалит он так или осуждает. – Человек Нави, родился при Нави, защищал Навь. Почему же сейчас он так ратует за Светлого Князя? Попробуй это понять, Баюн.

– Навь не закрыта для света, – возразил кот. – Бывали даже светлые навы. Им давалось это сложнее, чем людям, конечно.

– Неверный ответ.

– Но про Грозу – это правда?

– Да.

– И про помощь Князя? Он вмешается?

– Да, он вмешается.

– Тогда мне сейчас и незачем знать остальное, – сказал Баюн. – Я стану сомневаться. А этого делать нельзя. Я должен помочь спасти Тридевятое царство.

– Ты своих усов не спасешь, глупый кот, если ввяжешься во все это.

– А ты знаешь, что раз в четыреста лет кошка сносит яйцо?

– Из которого вылупляется тигр? Знаю. И даже могу понять, почему это поверье тебе приглянулось.

Баюн уязвленно засопел.

– Это не моя вина, что меня породили котом. Не тебе за нас решать.

На том он и проснулся. Простившись с Финистом, а заодно с Аликс, которую сердобольная кухарка оставила жить при кухне, Баюн отыскал Белогрива, и они поднялись на крылатый корабль. Финист смотрел за ними из окна. Выражение его лица было довольным – и совсем, совсем недобрым.

– Я тебя, можно сказать, приютил! – рявкнул Скимен, появляясь у него в горнице. – А ты вот чем мне платишь, навья твоя рожа?!

– Тебе Свет все мозги выполоскал, – мирно сказал Финист. – Не дрожи. Нам тебя трогать незачем.

– Да мне самому с вами собачиться незачем, а что толку? Мне еще одна война совсем некстати.

– Ее не будет, если мы победим. А если не победим, Вий и тобой закусит, уж ты не сомневайся.

Крылатый корабль, тихо поскрипывая, плыл среди облаков. Баюн завидовал аламаннцам. Постоили ведь, и не падает у них, и, небось, не утекло полказны на корабль на этот...

Русичей на корабле почти не было – только один, и тот, как назло, нава. Поначалу Баюн его сторонился, но скука взяла свое. Они познакомились. Наву звали Зирф. Он, как оказалось, ходил на Кощеевы сборища, но самого Кощея ненавидел.

– Тогда зачем тебе оно, Зирф? – спросил Баюн.

Нава хмыкнул.

– Ты знаешь, откуда берутся бабочки?

– Конечно, знаю. Я ведь кот ученый, а не дворовый. Из гусениц.

– А как гусеница становится бабочкой?

– Заворачивается в паутинку и спит.

– Не спит она там, она там умирает. Разваливается в кашку. И в этой кашке рождается маленькая бабочка, которая съедает остатки бывшей гусеницы, чтобы вырасти. Гусеницы в бабочке нет, она сама по себе. Если гусеница не умрет, то бабочке не родиться. А если гусенице просто приклеить крылья, то это не бабочка. Пояснять?

– Не надо, – сказал Баюн, – я понял. И как к вам на эти сборища попадают?

– Да просто. Берешь и приходишь. Если Кощей тобой заинтересуется, возьмет к себе в так называемую особую дружину.

– Это что за дружина такая?

– Мне откуда знать? Меня туда не брали.

Больше Зирф ничем не был полезен. Баюн пытался осторожно расспросить его о Багровых Летах, но нава грубо сказал, что это не кошачьего ума дело.

– А про Скимена чтонибудь знаешь? – спросил в другой раз кот.

Зирф задумался, затем прочитал:

Пусть Скимензверь содрогнется,

Вновь чуя рожденье того,

Кто станет вершить волю предков

На злую погибель его.

– Это пророчество?

– Это песня, – ответил нава. – Могу ее спеть, но тебе не понравится. А кто такой этот Скимен, там не говорится.

Крылатые корабли не причаливают в Тридевятом – негде пока – но капитан, получивший мзду от Финиста, над Лукоморьем опустил корабль как можно ниже, чтобы Баюн и Белогрив сошли. Могли в лесах, но кот хотел проведать Ивана – вдруг тот вернулся домой. Однако на месте его терема было давно остывшее пепелище, из которого торчал обугленный остов печи.

У Ягжаль были гости. Кроме привычного уже Серого Волка, в избушке сидел никто иной, как воевода Черномор. И он был весьма зол.

– Знаешь, чего Горох удумал? – бушевал он. – Каждому из моих богатырей по золотому дать и по полной чарке браги, если они будут для птиц Гамаюн его славословить! Купить нас решил!

С появлением Баюна, впрочем, его беды были надолго оставлены без внимания. Нужно было накормить и напоить кота, потом коня, а потом, не давая разомлевшему Баюну уснуть, долго расспрашивать его – не только о том, что сказали Иван с Финистом, но и обо всем, что произошло в пути.

– Эльфы в Залесье... – задумчиво протянула Ягжаль. – Плохо. Ой плохо. Под боком у нас враг примостился. – Она покатала в руках ключи. – И что ими открывать?

– Я же говорю, – ответил кот. – Кощей Бессмертный знает.

– Час от часу не легче. В Кощеево логово лезть! – скривился Серый Волк. – Ну да где наша не пропадала!

Черномор присоединился к Волку и Баюну: на Кощея воеводе было плевать, а вот Гороха он ненавидел люто. Они договорились вместе пойти на ближайшее сборище – благо Кощей их стал устраивать часто.

– Как думаете, други, он с Хеллион Климмакс лично балакает? – спрашивал Волк. – А то я не вытерплю, ежели ее вблизи увижу – глотку сразу перегрызу. У меня на нее зуб еще с тех пор, как она рыцаря Милоша замучила.

Сборище оказалось неинтересным. Нужно было стоять, орать и ждать, пока нечисть и нежить не произнесет свои речи до конца. Кота и волка Кощей вниманием не удостоил, а вот Черномор его заинтересовал. Царских воевод среди его сторонников было мало. С предложением войти в ближнюю дружину Черномор, как и условились, согласился.

– Ох и мутят они там! – рассказывал старый воевода. – Для них Тридевятого и не существует уже вовсе. Хотят его на княжества раздробить, как в древние времена было. А себя – князьями, конечно. Кощея – в Лукоморье. Ведьму Хеллион, врать не буду, не видел. Зато прочие заморские к ним часто заезжают. Да и не одни заморские. Моргана у них была, с Авалона которая – ну и страшилище, померзее Климмакс будет. Откуда только берутся все эти бабищи?

– А темницу Грозы не видел? – спрашивал Баюн. Ключи он всегда носил с собой.

– Нет, не видел. И не слышал даже пока что.

У воеводы перехватило дыхание, когда он узнал, как глубоко Кощей вкопался в Тридевятое. Словно гриб: снаружи маленький опенок, а под землей – корни на всю поляну. Поверх были сборища эти, на которых Марья Моревна, бархатом да мехами одетая, руку к сердцу прикладывала и плакала о тяжком житье далеких деревень, или жирный Жидовин свои стишки зачитывал. А под низом Кощей прибирал себе дьяков, подъячих, тюремщиков, стражников, стряпчих, ярыг – из мелких чинов, кого мог легко купить – и через них у него в каждом приказе, каждом казенном заведении были свои люди. Особенно тесно Бессмертный занимался темницами, вызнавал их карты и часы, когда сменялась стража. Подкупал тюремщиков, чтобы между Кощеем и самыми грозными узниками вели переговоры. Напишут записку на кусочке кожи и прячут в кашу.

Деньги Бессмертному на это дело текли щедро. Глуп, ох и глуп был царь Горох, лижущий Заморью сапоги! Как собака, что предала пастуха и ведет волков к овечкам. Думает, будто волки ее не тронут, еще и поживиться дадут. А стая – хищные звери, голодные звери, им собака при любом раскладе только мешает. И предателей загрызают первыми.

Под рукой у Кощея были еще небольшие копья, человек по восемь, которым поручалось «изматывать» царя. Изматывали его, при каждом удобном случае нападая на одиноких стражников и ярых, а то резали чиновных людей и голову подбрасывали на видное место. Копья эти состояли из бывших кметей, из обедневших стрельцов или просто из разбойников. Потому Кощей привечал каждого воеводу, каждого умелого дружинника, чтобы те наставляли его присных и учили их военному мастерству.

Черномор не противился: пускай гороховских потреплют. Главное, чтобы потом можно было врага вокруг пальца обвести. А для того старый воевода и Серый Волк стали готовиться Кощея опередить. Собирали всех, кого знали, друг с другом знакомили. Каждый знал, где живут остальные. Оружие держать рядом, у кого нет – хоть топор, хоть палку. Даже гвозди пригодятся, против лошадей. Условный клич – вой Волка. Одного не знали заговорщики: ну, начнется, а что дальше? На это Баюн отвечал твердо: Светлый Князь нас поведет.

Удивляло только одно. Для прислужника Вия Кощей слишком уж со тьмою не дружил. Темных в свите у него почти что не водилось, а те, что были, с ним не во всем соглашались. Ведь сущность тьмы зиждется на деспотии, жажде власти и единстве, беспощадном, обезличивающем. Все темные властители древних времен, Фидеус Костер, Саурман Мосдорский, лорд Коновали Отравитель, правили железным кулаком, а герои тьмы – Дарт Ветер или Юный Кибал – бестрепетно жертвовали собой и другими ради бушующей мечты подземных царств. Все это Кощей клеймил и поносил на каждом сборище. Рулады про народ и тиранию распевались, конечно же, для отвода глаз. Со своими вожак бунтовщиков не притворялся.

– Державы устарели, – прямо заявлял он, – с их силой, с их буйством, с их нежеланием уступать и покоряться... Надоело уже прикармливать этих драконов. Не оправдывают затрат на себя.

Долго ли, коротко ли, а время шло. Микки Маус кружил вокруг Аграбы, как бродячий пес вокруг жаркого: даже с Бармаглотом на джинна лезть страшновато. Зато «восставший народ» опять «смел тиранию» в маленьком басурманском царстве, где волею злого рока жили и русичи. Коекто из них не вернулся домой. Горох смолчал.

– СоловейРазбойник за Кощея выступает, – рассказывал Черномор. – Обещает Гороха засвистеть до смерти, если тот Бессмертного хоть пальцем тронет. А сам Кощей к ушкуйникам подлизывается.

– Они же соловейских ненавидят! – ахнул Баюн.

– Вот тото и оно! Смекаете, други, что начнется, когда первую юшку пустят? Орда Кощеева друг в друга вцепится.

– Так это же хорошо, – сказал Серый Волк. – Пусть одни других и сожрут.

– Так ведь мыто посередке них как раз окажемся, – ответил Черномор. – Я нетнет да и думаю – а может, не то мы делаем? Может, гороховцы правы? Сучий потрох наш царь, конечно, зато хоть при нем братоубийства нет...

Баюн тоже начал об этом задумываться, и слова Скимена не шли из головы. Но вскоре случилось то, что заставило его вспыхнуть к Гороху настоящей ненавистью.

Жаден был царь чрезвычайно и всюду искал, где бы ему найти себе выгоду. В один прекрасный день, проводив заморских купцов с подарками, он задумался: а почему это так подобает – раздаривать соболей? Жалко ведь драгоценных мехов, да и поубавлялось соболя в лесах в последнее время. Так себе ничего не останется. Тогда и пришло Гороху в голову: пусть наловят кошек – вон их сколько бегает, – а шкурки его мастер так перекроит, что не отличишь. Черная – соболь, белая – горностай.

Баюну несказанно повезло жить у Ягжаль. Да если бы он и сам захотел на эти дни в Лукоморье, она бы его не пустила. Но бедный кот плакал, бессильно смотря по яблочку, как люди гоняются за безответными тварями. Чтобы долго не ждать, Горох пообещал горожанам за каждую шкурку полную чару водки (сильно разбавленную, разумеется). За считанные дни в Лукоморье и вокруг него погибли целые кошачьи семейства. Баюн лишился всех близких друзей. Один запойный пьяница украл у соседа домашнего котофея, а другой – снес котенка, которого сам пригрел в погребе.

Баюн едва не сошел с ума: вопил на весь лес, пугая белок, порвал скатертьсамобранку и два рушника. А когда все кончилось, и послы да купцы стали уезжать с поддельными шкурками, ярый гнев зажегся в кошачьей душе. Не пугало больше братоубийство. Напротив, жажда мести проснулась в Баюне. Хотел он увидеть, как людипалачи освежуют уже друг друга. Грело душу представлять Гороха на колу. И стали ему являться одни и те же сны: как спускается Гроза с черного неба, обнимает Баюна пушистыми крыльями, и становится так легко, что сама смерть уже не страшит.

Баюн пошел по знакомым кошкам. Дворовых почти не встретил. Где жила с обширным родом Софья – Золотой хвостик, там ни единого котенка. Пуст и тупик бойцового Мурза. У помойных ям одни собаки да птицы.

– Кого ищешь? – прошипели на Баюна в Ткаческом переулка. Навстречу вышли три матерых кота, белый, рыжий и дымчатый.

– Хотите Гороху отомстить? – без обиняков спросил Баюн. Страшновато было. Трое, видно, пришлые, раньше здесь Чертополох обитал, который питомца Ягжаль должен был помнить.

– Ты кто? – зло заворчал рыжий. – Чей будешь?

– Домашний я. Мне вашей улицы не надо.

– Домашний, ферт, – облизнул нос дымчатый. – Ишь, наглость, и не боится тут один ходить.

– Они и Чертополоха взяли? – перебил Баюн.

– Никакого Чертополоха не знаю. Мы с Серебряного, теперь это наша земля. Уже неделю как.

– Как ты Гороху мстить собрался, ферт? – спросил белый.

– Сперва нам надо всем сплотиться...

Несколько дней Баюн вразумлял кошачье племя. С котами что легко – они всегда могут друг друга найти. А что трудно – заставить их быть вместе. Особенно дворовых, но тех как раз ненависть к царю подогревала. Баюн пытался, помня рассказы Черномора, научить кошек боевым уловкам, – к примеру, бросаться врагам на головы с крыш и деревьев, – но те учились вяло и неохотно.

После зверств Гороха Кощей заприметил Баюна. Он назвал его «невинной жертвой кровавого режима» (и откуда таких слов набрался? у заморских небось) и пригласил в ближнюю дружину. Особенно Кощею понравилось то, что кот был ученым. А то побеседовать не с кем, вздыхал Бессмертный – даже люди по большему счету грамоту не разумеют и ничего не знают, чего уж говорить про бестолковую нечисть.

Говорить Кощей любил, и в основном про то, какой он сам мудрый да хитрый. Секретов у него не было. Он и представить не мог, что ктото осмелится ему помешать. Про Грозу Баюн все равно не решался спрашивать, но начать гдето надо было, раз уж Черномор ничего не выведал. И он начал издалека.

– Вот Горох приказывает говорить: все знают кто, все знают что. До этого Дадон так приказывал. А почему? – спросил однажды кот.

– Ну, – ухмыльнулся Кощей, – может, для гороховцев это и тайна за семью печатьями, а для меня нет. Чтобы демонов не поминать.

– Каких демонов?

– Существа такие есть, демоны. Правили нами в Багровые Лета.

– А разве нами не Навь правила?

– Ну ты и непонятливый, кот, а еще ученый. Тридевятым правили темные цари. А царями правила Навь. А Навью правили демоны. Ясно теперь?

А демонами правил Вий, подумал Баюн. Или Вий и есть демон? Но почему же их несколько? Тут его осенило: Гроза! Значит, союзники Вий с Грозою? Хотя нет, Иван же говорил: бунтовала Навь. А Гроза как раз бунтами заведует. Были союзники, стали соперники... После этого, видимо, Вий ее и заковал. Тогда Кощей сам Грозе враг, и выведать у него, где она – дело праведное. Ай как все хорошо сошлось!

– И какие они были, демоны? – небрежно спросил Баюн. – Крыльев не было у них?

Кощей пожал плечами.

– У нашихто? Черт их знает. Если б я демона своими глазами видел, я бы блаженным со страху стал.

Оно и понятно, подумал Баюн – узри ты, кому служишь, уже в церкви бы поклоны отбивал денно и нощно.

– Хотя они облик, говорят, умеют менять, – продолжал Кощей, – ну, на то они и демоны, верно? – Он подмигнул Баюну.

– А что сейчас с ними стало?

– Тебе зачем знать? – насторожился Кощей.

– Да так, незачем, – быстро ответил Баюн. – Просто спросил.

Не простачок Бессмертный, хорошо тайну охраняет. Куда там Черномору, если и Баюну не подлизаться. Кот начал терять надежду, а сны его тем временем становились все ярче. Лилась в них кровь, рушились терема, и появлялись совсем уж невозможные образы. Избранный Грозой, он бежал во главе целого кошачьего моря. Тут были и черные, и белые, и рыжие, и полосатые. Они врывались в царские палаты, набрасывались на Гороха, и царь навсегда тонул в этом море. А потом и Кощея с его присными постигала такая же участь. Гроза оборачивала Баюна крыльями, будто покрывалом, и шептала ему: выпусти, выпусти...

– Но я не знаю, как! – кричал ей Баюн.

Знаешь, отвечала ему Гроза. Ты просто не там ищешь.

И осенью Баюн сам это понял.

Горох почуял, что Кощей Бессмертный – уже не безобидный скоморох, а серьезный противник. Сборища Кощея были преданы анафеме. На это Заморье и СоловейРазбойник ответили каждый посвоему: Заморье отправило посла с возмущениями, а Соловей пожег село Малые Ямины. Соловей тоже был предан анафеме. За его голову назначили цену. Королевство Авалон объявило его героическим мучеником и предложило помощь.

– Время настало! – сказал Кощей. – Собирайтесь, мы все пройдем прямо перед царским теремом. Пусть знают, что нас не сломить!

Ближней дружине он тайно повелел вооружаться. Идти – только в задних рядах. Оружие не показывать. На передние ряды Кощей поставил девиц, всех зверей и простой народ. Как он объяснил, шествие должно быть мирным. Горох и так в панике, с ним надо мягко.