Текст книги "Убийство с продолжением (СИ)"

Автор книги: Виктор Юнак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

43

Карамазов несколько раз перечитал оказавшуюся в его собственности рукопись Достоевского, доставшуюся ему бесплатно. Похвастался перед друзьями своим сокровищем. А когда у него спросили, что дальше с рукописью будешь делать, он призадумался.

– Переплету и положу на самое видное место.

Зять Бельский выразил, возможно, общее мнение:

– Ты бы лучше каким-нибудь ученым рукопись отдал. Все же это достояние русской литературы.

– Тебе хорошо так рассуждать. Ты не знаешь, чего мне стоило эту рукопись раздобыть и сколько на ней крови.

– Тем более, Сереж, – поддержала мужа сестра Мария. – Не хватало, чтобы еще и на тебя эта кровь брызнула.

– Фу, Маш! Скажешь тоже, – поморщилась жена Карамазова Светлана.

– А что? За ерунду какую-то убивают, а тут рукопись, которая стоит не одну сотню тысяч евро.

Карамазов подумал и согласился с сестрой. В самом деле, крови из-за этих бумаг пролито немало, а что ему делать с ними, он придумать не мог. То ли дело картина: повесил ее на стену и каждый любуется. Здесь же немного другое. Хотя это и настоящий клад, но лучше все же отдать его в какие-нибудь надежные руки.

И тут он вспомнил о профессоре Мышкине. Тем более что он виноват перед ним – набросился тогда, оскорбил пожилого человека. Он вызвал к себе Кирилла Сошенко.

– Слушай, Кирилл. Помнишь, ты ездил в Ниццу с одним профессором?

– Конечно, помню, Сергей Филиппович. Тогда еще аукцион сорвался, а нас с профессором Мышкиным едва не обвинили в убийстве владельца рукописи. Такое не скоро забудется.

– Кончай разводить демагогию, – недовольно прервал его Карамазов. – Найди мне этого профессора, пригласи его сюда. У меня к нему разговор есть.

– Хорошо. На какое время?

– Звони, определимся.

Профессор Мышкин весьма удивился этому приглашению. Подумал, неужели Карамазов хочет втянуть его в еще какую-нибудь авантюру? Нет уж, хватит! Поблагодарю и откажусь.

Карамазов встретил профессора весьма дружелюбно. У самого порога своего кабинета пожал ему руку, заглянув в наполовину выцветшие глаза.

– Уважаемый Виктор Алексеевич! Профессор! Проходите, присаживайтесь, где dам удобнее, – Карамазов широким жестом указал на стулья у приставного стола.

После того как Мышкин выбрал себе место, Карамазов сел напротив.

– Что будете, кофе, чай?

– Не беспокойтесь, пожалуйста. Ничего не надо, спасибо.

– Как хотите. Тогда, если позволите, сразу перейдем к делу. Во-первых, хочу перед вами извиниться за тот свой идиотский поступок. Набросился на вас, незаслуженно обидел…

– Уже все прошло и забыто, Сергей Филиппович.

– Вами-то, может, и забыто, а это – он несколько раз ткнул себе указательным пальцем в область сердца, – здесь рубец на всю оставшуюся жизнь. Я долго себя корил после этого, но мой проклятый характер не позволил тогда извиниться. Сейчас со здоровьем все нормально? Скажите, может, какие лекарства нужны, препараты?

– Нет, нет, все нормально! Не беспокойтесь.

– Ну что же, тогда я вам хочу вручить такое лекарство, которое вам быстро поднимет тонус.

Карамазов поднялся, подошел к сейфу, стоявшему сбоку от его стола, набрал код, открыл дверцу и вынул оттуда уже переплетенную рукопись романа Достоевского. Погладил корочку, закрыл сейф и положил рукопись перед Мышкиным.

– Вот, профессор, взгляните.

Мышкин с некоторой осторожностью открыл папку и, взглянув на первый лист, сразу понял, что это.

– Вы все-таки получили эту рукопись?

– Как видите! – улыбнулся во весь рот довольный произведенным эффектом Карамазов.

– Поздравляю вас.

– Спасибо! А я хочу одновременно поздравить и вас.

– А меня-то с чем? – удивился профессор.

– С тем, что отныне эта рукопись – ваша. Это будет мое во-вторых.

– Как, то есть, моя?

Карамазов снова встал и теперь уже из ящика своего стола вынул некий лист на гербовой бумаге, также положив его перед Мышкиным.

– Вот! Это нотариально заверенная дарственная, подтверждающая факт, что я, Карамазов Сергей Филиппович, находясь в здравом уме и трезвой памяти, передаю институту литературы в лице профессора Мышкина Виктора Алексеевича оригинал рукописи романа Федора Михайловича Достоевского «Каторжники». Вот, теперь, кажется, все.

Профессор Мышкин, не ожидая подобного поворота, оказался в некотором замешательстве.

– Я вам что-то за это должен, Сергей Филиппович?

– Ну, если только благодарность, – снова улыбнулся Карамазов. – Вы разве не поняли, что я подарил вам эту рукопись. Я прочитал ее, восхитился, а дальше что? Буду хранить ее в сейфе, подальше от любопытных людских глаз? Нет уж! Пусть лучше она послужит науке.

– В таком случае директор нашего института пришлет на ваше имя благодарность за такой бесценный дар.

– Во! Вот эту бумажку я как раз смогу повесить на стенку, вон, рядом с теми грамотами, и буду перед всеми хвастаться, какой я хороший.

Он засмеялся, пожимая руку профессору, а тот, впервые за весь этот разговор, позволил себе улыбнуться.

– В таком случае, Сергей Филиппович, и у меня для вас есть сюрприз.

– Да ну? И какой же?

– К сожалению, я не знал, о чем пойдет у нас с вами разговор… Короче, хочу вам сообщить, что нашлась и вторая, большая часть рукописи романа «Каторжники».

– Правда?! Вот это, действительно, новость. Где она, если не секрет?

– Она у меня… точнее, в институте. Я с ней сейчас работаю. Но вам, если хотите, могу ее показать.

– Конечно, хочу! О чем разговор? И даже, если позволите, не просто посмотреть на нее, но и прочитать.

– Разумеется, и прочитать, только… – профессор замялся, не зная, как лучше это сказать, чтобы не обидеть Карамазова.

– Что только?

– Вы же понимаете, эта рукопись бесценна…

– Профессор, вы меня удивили. Вы хотели мне сказать, чтобы я с ней обращался, как с любимой женщиной?

– Да, да, что-то вроде этого, – улыбнулся Мышкин.

– А вы взгляните на эту рукопись, которая теперь в ваших руках. Неужели ей было со мной плохо?

– Извините, ради бога, Сергей Филиппович. Это я от чрезмерного волнения.

– Ничего, ничего, профессор. Я вас понимаю.

Карамазов вышел из-за стола, давая понять, что разговор окончен. Он проводил Мышкина до порога, и у самой двери они пожали друг другу руки. Но, открыв дверь, профессор вновь повернулся к Карамазову.

– Так, Сергей Филиппович, рукопись когда мне вам подвезти?

– Ах да! Чертова память! Держите связь через Кирилла. Кстати, через него можете и передать рукопись.

– Нет уж, позвольте мне лично ее доставить.

– Договорились!

44

Анна Сугробова вышла из института, о чем-то оживленно беседуя с пожилой сухощавой женщиной из своего отдела. У той в руках был, помимо женской сумочки, еще и пакет с продуктами. Они дошли до автобусной остановки, которая была на другой стороне улицы, и остановились. Женщина поставила продуктовый пакет на сиденье на остановке, еще сказала несколько слов Анне и, улыбнувшись, стала прощаться. Почти сразу же после этого показался автобус. Анна помахала коллеге рукой, снова перешла на другую сторону улицы по пешеходному переходу и уже направилась в сторону станции метро, когда ее кто-то окликнул. В задумчивости она даже не сразу среагировала. И только когда еще раз услышала свое имя, остановилась и оглянулась.

– Ну, ты даешь, Анюта! Я тебя зову, зову. – Василий подошел к ней с большим букетом цветов. – Привет! Это тебе.

– Ой, Вася, здравствуй! – улыбнулась Анна. – Извини, я задумалась. Просто в отделе совещание было и на наш отдел столько всего понавешали, что, боюсь, как бы у Виктора Алексеевича второй инфаркт не случился.

Василий хотел было поцеловать ее в губы, но она слегка повернула голову и поцелуй пришелся в щеку. Анна уткнулась в букет, вдыхая аромат роз.

– Не понял!

– Что ты не понял?

– А где наши чмоки-чмоки?

– Видимо, куда-то убежали.

– Ладно, я понял. Ты сегодня не в настроении. Но в ресторан ты со мной пойдешь?

– А что жена?

– При чем здесь жена, блин? – вспыхнул Василий.

Они остановились у его машины. Он щелкнул брелоком. Открыл дверцу, приглашая ее сесть, но она не стала спешить.

– Ну, извини, это я так, – она погладила его по щеке. – Я просто хотела спросить: у тебя что, есть повод сходить в ресторан?

– Раньше мы могли с тобой пойти в ресторан и безо всякого повода, – он недовольно захлопнул дверцу. – Хорошо! Если тебе нужен повод, пожалуйста. Разве не повод отметить твою защиту. И, между прочим, о том, что ты защитилась, я узнаю совершенно случайно и от других людей.

– Извини! Я не думала, что это для тебя так важно.

– Как не важно! Могла бы и на защиту пригласить… Так мы едем в ресторан или нет?

– Знаешь, ты меня прости, – Анне уже стала надоедать эта беседа ни о чем. – Нам с тобой больше, наверное, не нужно встречаться.

– То есть как! – крикнул он, и проходившая мимо женщина даже вздрогнула от неожиданности, повернув голову в их сторону. Василий тут же понизил голос. – Что ты хочешь этим сказать?

– Я встретила человека, которого полюбила, и мы скоро поженимся.

– Вот оно как? А меня, значит, ты не любила?

– Наверное, любила. Но ведь любить женатого любовника без каких-либо обязательств с его стороны и любить свободного человека, за которого можно выйти замуж, – немного разные вещи. Не так ли?

– Раньше тебя это почему-то не смущало.

– А раньше я не встречала такого человека. Прости, Вася, я тороплюсь. А за цветы спасибо.

Она пошла вперед, а он крикнул ей вслед:

– А что ты ему скажешь, когда он спросит про цветы?

– Скажу, что мне их подарил в честь моей защиты один хороший друг. – Она остановилась, повернулась к нему, улыбнулась и послала воздушный поцелуй.

Василий со всей злости стукнул носком туфли по колесу. Затем сплюнул и сел в машину.

Анна пришла к самому ужину. За столом уже сидели отец с матерью и Достоевский и живо беседовали друг с другом. Достоевский им рассказывал о школе, в которой преподавал, о своих газетных и журнальных публикациях, наконец, о своей семейной истории. Когда вошла Анна, вся цветущая, с большим букетом алых роз в руках, разговор тут же прекратился и все повернули голову в ее сторону.

– Это кто же тебе такой букет подарил? – поинтересовался отец.

– Шла домой и случайно встретила редактора одного научного журнала. – Анна, переобувшись в тапочки, прошла в свою комнату за вазой, положила цветы на стол, а сама с вазой пошла за водой. – Да ты его, наверное, знаешь, пап. Это Василий Иванов. Он случайно узнал, что у меня прошла защита, и, как говорится, лучше поздно поздравить, чем никогда.

– А что же ты его не пригласила на защиту? – спросила мать.

– Если честно, забыла.

Анна поставила в вазу цветы, погладила кошку Матильду, которая все это время стоически лежала в ожидании, пока ее заметят и погладят, и вернулась на кухню.

– У Ильи настолько богатая семейная история, – восхищался отец, – что потянет на целый приключенческий роман.

– Возможно, когда-нибудь и напишу, если смогу. – Достоевский скромно опустил глаза.

– Не скромничайте, Илья Иванович, – сказала Лидия Валерьевна. – Ваши «Дуэлянты» – великолепная вещь. Не удивлюсь, если по итогам года наша редколлегия выдвинет вас на премию журнала «Новый мир».

– Тогда уж точно отбоя не будет от издательств, – подхватил отец.

– Кстати, и Виктор Алексеевич считает, что у Ильюши – несомненный талант. – Анна светящимися от счастья глазами посмотрела на Достоевского и погладила его по голове. – Как он выразился, в России самородки могут появляться только в глубинке.

– Ну, уж так и самородок, – хмыкнул Достоевский. – Смотрите, перехвалите.

– Ничего! У нас есть таблетки от мании величия, – засмеялся отец.

– Ладно! Давайте ужинать, а то уже все остыло. – Лидия Валерьевна раскладывала по тарелкам жаркое. – Салат берите сами, кому сколько надо.

Некоторое время ели молча. Затем Иван Григорьевич предложил:

– А не тяпнуть ли нам по рюмашечке коньячку, друзья мои? Или водочки? А то как-то всухомятку – не комильфо.

– Можно и коньячку! – кивнул Достоевский.

– Вот и отлично! – Иван Григорьевич довольно потер ладонью о ладонь, встал, достал из бара рюмки и бутылку коньяка.

Когда выпили, Лидия Валерьевна спросила:

– Вы когда уезжаете, Илья?

– Послезавтра. В девять утра уже надо быть в аэропорту. Это же во сколько, кстати, мне нужно от вас выезжать?

– Я тебя отвезу, не беспокойся.

– Спасибо, Иван Григорьевич.

– А вернетесь когда? – продолжала спрашивать Лидия Валерьевна.

– Пока не знаю, – вздохнул Достоевский. – Мне же нужно рассчитаться в школе, доделать всякие дела, собраться, вещи упаковать, арендовать контейнер. Сдать квартиру хозяевам, в конце концов.

– Вы, значит, живете на съемной квартире?

– Ну да! Я же в Болотном всего четыре года живу.

– И что, ты, оказывается, безлошадный… В смысле, бесквартирный малый? – спросил Иван Григорьевич.

– Нет, зачем! У меня есть родительская комната в коммуналке, откуда я, собственно, и переехал в Болотное. А еще у меня в Семиреченске двухкомнатная квартира, которую мне завещали дядя с теткой. Других-то родственников у них нет… Кстати, хорошо, что об этом заговорили. Часть вещей и мебель, которые не очень нужны, я как раз тетке и отправлю.

В ту ночь они почти не спали. Долго лежали, разговаривая вполголоса. Анна переживала, что Достоевский вернется в свое Болотное и забудет про нее.

– Да ты что? Как я могу про тебя забыть, Анюта? Вспомни, я ведь, даже еще не зная о твоем существовании, уже написал твой портрет.

– Помню, – улыбнулась она.

– Это же не просто любовь. Это – судьба, Аня.

– И все равно, поклянись, что вернешься в Москву и женишься на мне.

– Клянусь! Торжественно! Честное пионерское!

Он чуть приподнялся на локте левой руки, а правую поднял вверх в согнутом локте, как пионерский салют.

– Да ну тебя! – стукнула она его кулаком в грудь, он упал на спину и тихо захохотал.

Она также засмеялась, лежа у него на груди. Потом он ее перевернул на спину, горячо поцеловал и провел руками по всему телу, которое задрожало от прикосновения его пальцев.

А в это время старшие Сугробовы, тоже лежа в постели, уже строили планы, где они будут играть свадьбу и кого на нее приглашать.

45

Достоевский присутствовал в качестве эксперта на ЕГЭ по литературе во 2-й школе, затем в своей. Все ученики уже знали, что он проводит в их городе последние дни. А учителя стали относиться к нему, как к школьному достоянию. Всем, кто смог достать номера журнала «Новый мир» с его романом, Достоевский не без радостного возбуждения оставлял свой автограф. Директриса, Вероника Николаевна, пыталась уговорить его остаться.

– Здесь ты, как говорится, первый парень на селе, местная знаменитость, а в этом московском муравейнике ты затеряешься и станешь всего лишь одним из многих тысяч. Знаешь, Илья, я поинтересовалась – так, на всякий случай, сколько в Москве живет писателей.

– И сколько? – заинтересовался Достоевский.

– Более двух с половиной тысяч. Вот так!

– А сколько из них Достоевских вы, случайно, не узнали?

– Смотри, не забронзовей, Илья Иванович, как небезызвестный тебе персонаж. А то зазнаешься и нас узнавать перестанешь.

– Что я слышу, Вероника Николаевна? Вы становитесь диссиденткой?

– Станешь тут… когда в стране такое творится.

– Не беспокойтесь! Вас, Вероника Николаевна, я никогда не забуду. Вы – человек, разбудивший во мне учителя. – Директриса махнула было рукой, но Достоевский продолжил: – Я не шучу, поверьте. И потом, я решил жениться и не виноват, что моя невеста живет в Москве.

– Это не та ли, что приезжала сюда?

– Она самая.

– Девица хоть хорошая?

– Более чем хорошая.

– Ну и слава богу. Счастья в семейной жизни и деток хороших. Да побольше.

– Спасибо! А насчет побольше – дай бог с одним-двумя управиться.

– До выпускного вечера хоть побудешь?

Достоевский помотал головой.

– Не терпится? – улыбнулась Вероника Николаевна.

Достоевский снова молча кивнул.

– Ладно, иди.

Достоевский начал не спеша готовиться к отъезду. Созвонился с теткой, объяснил ей ситуацию, спросил разрешения отправить ей кое-какие свои вещи. Разумеется, тетка Клава разрешила.

– Спасибо, теть Клава. В Москву-то приедешь ко мне на свадьбу?

– В Москву? Что ты, касатик, куда мне. Я уж за тебя… за вас, молодых, здесь стаканчик тяпну, и то дело.

Не успел он закончить разговор с теткой, как раздался еще один звонок. Он глянул на высветивший номер – звонил главный редактор областной газеты Дорошенко.

– Алло!

– Господин Достоевский?

Вопрос удивил Достоевского. Обычно Дорошенко приветствовал его как поэта, а тут – целый господин.

– Здравствуйте, Геннадий Сергеевич. Рад вас слышать.

– Взаимно. Во-первых, хочу вас поздравить, Илья Иванович, с таким успехом. Я всегда говорил, что вы талантливы.

– Да, но при этом вы считали меня исключительно поэтом, а не писателем, – улыбнулся Достоевский.

– Мы все когда-нибудь ошибаемся. Но умные люди всегда признают свои ошибки. И это, собственно, второе, что я хочу сказать, и именно поэтому я вам и позвонил.

– Я вас не совсем понимаю.

– Сейчас поясню. Мы на редколлегии приняли решение в завтрашнем номере опубликовать ваш рассказ «Записки сумасшедшего».

– Неужели?! – обрадовался Достоевский. – Но ведь там же есть прямые намеки на действующих политиков.

– Ну и что? Они что, неприкасаемые? И потом, вы же мне сами говорили, что это же записки сумасшедшего и что с него взять. А я не могу допустить того, что у меня в редакционном портфеле лежит рассказ Ильи Достоевского, а наш читатель его еще не прочитал.

– Ну, спасибо, Геннадий Сергеевич, за приятную весть. Я, кстати, в Москву переезжаю, как говорится на ПМЖ.

– Удачи вам! И, надеюсь, не забудете, что первым стал вас публиковать некто Дорошенко.

– Как же об этом забудешь. Я, может быть, еще пришлю вам что-нибудь.

– Буду только очень рад. До свидания, Илья Иванович.

– Всего хорошего.

Отключив телефон, Достоевский усмехнулся: вот она, первая волна славы, – уже не ты звонишь, а тебе, уже не ты просишь опубликовать, а сами напрашиваются.

Экзамены в школах закончились. Достоевский собрал в портфель из школьного шкафа все свои тетради, бумаги, книги, накопившиеся за годы его учительства. Портфеля, правда, не хватило, пришлось у коллег одолжить пакет. Так с грузом в каждой руке он и покинул здание школы, а затем и школьный двор. Выйдя на улицу, он сразу же столкнулся со Светланой Ихменевой.

– Илья Иванович, давайте я вам помогу, – протянула она руку к пакету с тетрадями.

– Что ты, Света, не надо.

– Давайте, давайте, мне же не тяжело. – Она едва ли не силой взяла у него пакет, и они не спеша пошли по направлению к дому Достоевского. Достоевский знал, что Ихменева неплохо сдала ЕГЭ и с таким баллом могла претендовать на поступление сразу в несколько вузов. Об этом он ее и спросил.

– Ты уже решила, куда поступать будешь?

– Нет еще, – безразлично пожала плечами девушка. – А если честно, надоела мне эта учеба. Сколько можно? Да и мать говорит, зачем, мол, тебе институт? Чтобы быть дипломированной домохозяйкой? Найдешь, мол, себе хорошего мужа, он тебя будет любить и без корочки о высшем образовании.

– Ты серьезно или шутишь? – Достоевский внимательно посмотрел на свою теперь уже бывшую ученицу.

– Наверное, серьезно. Я еще не решила. Правда, папа считает, что институты заканчивают не ради корочки, а ради познания нового и утверждения собственного «я».

– Это ближе к истине, чем слова твоей матери. Ты, кстати, с ней уже наладила отношения или все так же?

– Более-менее, – неохотно ответила Светлана, затем улыбнулась и посмотрела на Достоевского. – Я слышала, что вы уезжаете от нас?

– Да. В Москву переезжаю. Мне там работу в одном издательстве предложили.

– Честно?

– Честнее не бывает.

– В Москву – это хорошо! Я бы тоже в Москву уехала, да не к кому. А вообще хочется куда-нибудь слить из этой глухомани.

– Как ты так о своей малой родине?

– Хм, малая родина! А что здесь хорошего? Осенью и весной грязищи по колено, развлечений почти никаких нет, институтов нет, работы тоже почти нет. Кругом пьянь, рвань, срань да брань. А я ни того, ни другого, ничего терпеть не могу. И Валику сказала, что, если услышу от него когда дурное слово, сразу в морду дам… Пойду вон в кафе к тете Жанне. Денег подзаработаю, накоплю и уеду куда-нибудь.

Они подошли к дому Достоевского, он остановился, хотел забрать у Светланы пакет, но она успела отдернуть руку.

– А можно я к вам в гости зайду, Илья Иванович?

Достоевский посмотрел на нее, заглянул в ее глаза и увидел в них такую бездонную грусть, что его даже покоробило. Он не знал, что ответить, а она не отводила взгляда и продолжала смотреть на него. А затем вдруг взяла и сказала:

– Я хочу перед вами извиниться, Илья Иванович.

– За что это?

– Это я вам тогда окно разбила.

– Ты-ы? Интересно, как это тебе удалось?

– Из рогатки.

– Ты – и из рогатки? Вот уж никогда не поверю.

– Ну, из рогатки, конечно, не я стреляла, но я попросила это сделать.

– Кого же, интересно?

– Неважно. – Ихменева не стала выдавать брата. – Так вы меня простите или нет?

– Да я уже давно забыл про это, так что не обижаюсь на тебя. Просто мне интересно – зачем?

– Из ревности!

Ихменева снова посмотрела на Достоевского в упор своими печальными глазами, и на сей раз тот увидел в ее глазах искорки то ли торжества, то ли издевки. Лицо ее при этом оставалось напряженным. Достоевский ничего не ответил. Поднял портфель с пакетом и подошел к подъездной двери, но Ихменева перегородила ему путь.

– Так я у вас спрашивала, Илья Иванович, мне можно к вам в гости зайти?

– Вот что, Света. Ты иди домой, а мне нужно собираться.

– Что же вы за истукан такой каменный? Неужели вы не понимаете, что я люблю вас?

Она заплакала и убежала, платье ее развевалось на ветру, распущенные волосы ритмично, с каждым движением, поднимались и опускались ей на плечи. Достоевский долго стоял и смотрел ей вслед, а когда она исчезла за поворотом, стоял еще некоторое время в задумчивости.

Светлана бежала, не разбирая дороги. Слезы лились по ее щекам, она их не успевала вытирать то левой, то правой рукой. Ей хотелось выть, кричать. Кровь прилила к вискам, пульс скакал бешеной собакой, сердце готово было выскочить из груди, перед глазами то и дело вспыхивали какие-то звездочки. Зачем он так? Почему? Что ей сделать, чтобы он понял, как она его любит?

Она остановилась лишь тогда, когда очутилась на вершине небольшого холма, поросшего невысоким кустарником, за которым начинался спуск к озеру. Дышать было тяжело, воздуха не хватало. Она широко открыла рот, попытавшись вдохнуть полной грудью побольше воздуха. А потом медленно стала выдыхать. И так же медленно побрела к воде.

Вдруг услышала веселый смех. Повернула голову и увидела чуть подальше, где росло несколько деревьев, покрывавших своей тенью небольшой участок берега, группку ребят, среди которых узнала и двух своих одноклассников и подружку Силину. Ей бы не хотелось сейчас ни с кем встречаться, но было поздно, Силина уже заметила ее.

– Светик, привет! – крикнула та. – Иди к нам!

– Не хочется! – негромко ответила Ихменева, развернулась и пошла в другую сторону.

Но Силина оставила ребят и побежала за Ихменевой.

– Свет, постой! Что с тобой?

Ихменева не стала ускоряться, дав себя догнать.

– Ты чего?

– Ничего! – довольно грубо ответила Светлана. – Я хочу побыть одна. Можно?

Силина остановилась, пожав плечами, но потом все-таки снова догнала Ихменеву.

– Тебя кто-то обидел?

– Да, есть один урод…

И тут Ихменева задумалась.

– Послушай, Варь, тебя, как лучшую подругу, я могу попросить кое о чем?

– Какие вопросы?

Впрочем, Ихменева тут же решила все переиграть. На ее лице изобразилось некое подобие улыбки, больше похожее на гримасу боли.

– Передай папе и Валику, что я их люблю, а матери… маме, что я ее простила и больше не сержусь на нее.

– Ты чего, Свет? Решила из дома уйти? – встревожилась Силина.

– Да, навсегда. Пусть не беспокоятся и не ищут меня. И ты прощай, подружка. А теперь отвали!

Ихменева пошла вперед, не оглядываясь, а Силина с удивлением, ничего не понимая, смотрела ей вслед.

– Варька, мы уходим! Ты с нами? – окликнули ее ребята.

– Да, идите, я вас догоню! – Силина даже головы не повернула в сторону друзей, продолжая смотреть на удаляющуюся Светлану.

Валя Ихменев видел, в каком состоянии находится его сестра. Он знал, куда она пошла, и, когда Светлана не вернулась через час, он заволновался. Вчера вечером сестра ему сказала, что, если Достоевский ее в очередной раз оттолкнет, она этого не переживет и покончит с собой. И теперь первым делом он помчался к дому, где жил учитель. Вбежал в подъезд, поднялся на нужный этаж, позвонил в дверь. Долго никто не открывал. Он приложил ухо к двери, прислушиваясь. В этот момент из своей квартиры вышла соседка с коротко стриженой болонкой. Валя тут же отлепился от двери и повернулся к ней.

– Здравствуйте!

– А, Валя! Здравствуй! – болонка, увидев знакомого мальчика, приветственно замахала хвостом. Валя погладил ее, одновременно подняв глаза на женщину.

– Вы не видели Илью Ивановича? Я что-то звоню, а он не открывает.

– Он, по-моему, ушел.

– Давно?

– Минут сорок назад или полчаса.

– Один?

– Один, кажется, – пожала плечами соседка.

– Спасибо! – бросил Валя, срываясь с места, едва не наступив болонке на лапу.

Та от обиды даже тявкнула ему вслед.

– А что случилось, Валя? – крикнула соседка, но мальчишка ее уже не слышал.

Он побежал в сторону школы в надежде встретить кого-либо из знакомых. Но школьный двор был пуст. Постояв, озадаченно почесывая затылок, бросился наугад к озеру. И тут ему повезло – он встретил возвращавшуюся домой Силину. На полном ходу проскочил мимо нее, но уже через десяток шагов остановился и развернулся в обратную сторону, еще на бегу прокричав:

– Варь, ты не видела Свету?

– Так она на озере.

Но, увидев перекосившееся лицо мальчишки, она испугалась.

– Что-то случилось?

– Не знаю, но боюсь, что может!

Ихменев опять помчался к озеру, а Силина вспомнила последние слова подруги: что это, если не прощание? Она обхватила руками вмиг запылавшие щеки. Светка! Свихнулась! Она побежала за Валиком. А тот уже был почти у самого озера. И при этом кричал во весь голос:

– Света! Светик! Это я, Валик! Ты где?

Солнце медленно опускалось за горизонт, но пока еще последние лучи неплохо освещали землю. Летняя духота спадала, но отсутствие ветра даже не позволяло озеру освежить и увлажнить воздух.

– Света-а! – подала свой голос и Силина.

– Вон она! – Валик вдруг резко остановился и показал рукой туда, где над водой вдруг показалась голова Ихменевой. – Света-а! – Он не закричал, зарыдал. – Не надо!

Он прямо в одежде, с ходу бросился в воду, но, забравшись по пояс, остановился. Из глаз его полились слезы. Света, рыдал он, Света, родненькая! Он поплыл в ту сторону, где, как ему казалось, он увидел голову сестры. Плавал он неважно, но дикое переживание за сестру придавало ему сил.

В это время Силина, бегая взад-вперед то вдоль берега, то вдаль от него, стала кричать, звать на помощь.

– Человек тонет! Помогите кто-нибудь. Помогите!

Ей повезло. Мимо ехала машина. От жары окна на дверцах были открыты. Водитель резко нажал на педаль тормоза, и в следующий миг из машины выскочил лысоватый мужчина лет сорока и помчался к озеру, на ходу снимая с себя рубашку и сбрасывая туфли. За ним выскочил белокурый парень, видимо сын, и тоже побежал к берегу. Через несколько минут они уже были в воде и резкими большими гребками быстро удалялись от берега. Вскоре догнали Валика.

– Ты, что ль, тонешь? – спросил старший.

– Сестра! – плача, ответил Валик и рукой указал направление. – Она уже над водой не появляется. Спасите ее!

– Плыви на берег, малой! А то как бы и тебя спасать не пришлось! – скомандовал младший, не останавливаясь.

Валик, почувствовав нервную дрожь во всем теле, повернул назад. Медленно, устало плыл он берегу, то и дело оглядываясь назад, заглатывая противную, не очень чистую, с водорослями, воду. Она даже в нос ему забивалась. Поняв, что мальчишка может и сам не доплыть, к нему на выручку бросилась Силина. До этого она, убедившись в том, что за Светланой плывут, стала искать вещи подруги. Немного дальше от места, где они обнаружили Светлану, она наткнулась на ее синие босоножки и платье. И теперь, бросив их на берегу, пошла выручать младшего Ихменева.

К счастью, он уже был недалеко от берега. Она помогла Валику выйти, а затем они оба, стоя в мокрой одежде, смотрели на то, как два мужчины искали Ихменеву. Они кружились на одном месте, по очереди ныряя, пока младший, вынырнув в очередной раз, выкрикнул:

– Я нашел ее! Здесь она!

В следующий миг они оба нырнули, и через полминуты над водой показалась голова Светланы.

– Нашли! Нашли! – запрыгал от радости Валик.

– Погоди еще радоваться! – выжимая подол платья, одновременно не спуская глаз с озера, крикнула в нервном возбуждении Силина.

Спасатели с Ихменевой поплыли к берегу, держа голову девушки над водой. Поняв, что сейчас начнется самое ужасное, и желая оградить мальчишку от неприятной сцены – возможно Светлана уже мертва, Силина уже спокойнее произнесла:

– Валик, телефон есть?

– Зачем? – не отрывая глаз от озера, спросил Ихменев.

– «Скорую» надо вызвать. Немедленно!

Валик глянул на девушку и понимающе кивнул:

– Я понял!

Он помчался к дороге, поближе к людному месту.

В это время отец с сыном и утопленницей наконец достигли берега. Светлана была в одних трусиках. Сначала ее перевернули лицом вниз и положили на выставленное мужчиной колено, пытаясь таким образом выкачать из нее воду. Затем положили ее на спину и стали работать с ее руками, как насосом, одновременно надавливая на грудную клетку. Бледное лицо, спутавшиеся, переплевшиеся с водорослями волосы, закрытые глаза, остывающее тело – казалось бы, ей уже невозможно было помочь. Силина стояла рядом, обхватив ладонями обе щеки и что-то шепча себе под нос.

Минут через семь совсем рядом раздался вой сирены «скорой помощи». Из машины выскочили врач с медсестрой и саквояжем с медикаментами и бегом направились к месту, где лежала Ихменева, сразу же приступив к делу. Через пару минут вернулся и запыхавшийся Валик. Рванулся было к сестре, но его удержала за руку Силина и, прижав к себе, шепнула:

– Не мешай им.

Отойдя чуть подальше к деревьям, отец с сыном разделись до трусов и стали отжимать мокрые брюки. Постепенно вокруг стал собираться любопытный народ.

– Пойдем, Валер. Здесь уже без нас разберутся, – застегивая рубашку, отец похлопал сына по плечу.

– Да, веселенькая поездочка у нас получилась.

Оглядываясь назад, уже никому не интересные, отец с сыном сели в свою машину и через пару секунд уехали.

Вскоре медсестра бегом направилась к машине, позвала водителя, открыв заднюю дверцу, вытащила носилки, и вдвоем с водителем они быстро вернулись назад. Аккуратно положили девушку на носилки.