Текст книги "Убийство с продолжением (СИ)"

Автор книги: Виктор Юнак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

27

Альпы манят к себе своим спокойным величием. Остроконечные шапки вершин, всегда покрытые снегом. Под ярким солнцем переливающиеся всеми цветами радуги миллионы крохотных бриллиантов чистого, до рези в глазах, снега в альпийских межгорьях зимой привлекают сюда тысячи туристов, желающих спуститься с альпийских высот в низины на горных лыжах. На этом строят свой бизнес десятки маленьких городков и деревень – ведь туристы приезжают сюда далеко не бедные и считать деньги особенно не любят.

А иные горнолыжные курорты так и вовсе выросли благодаря щедрым вливаниям миллионеров, а то и миллиардеров из разных стран.

Вот, к примеру, Куршевель, раскинувшийся во французских Альпах в местности под названием «Три долины» на высоте полутора километров. Когда-то на месте нынешнего, весьма популярного горнолыжного курорта находились лишь пастбища и несколько маленьких и очень бедных деревушек в районе Нижних Куршевелей. История же собственно городка коротка (всего-то семьдесят с небольшим лет) и не богата на какие-то знаменательные события, но он прямо притягивает к себе словно магнитом в последние десятилетия, в первую очередь русских нуворишей, вкладывающих в его инфраструктуру немалые деньги. И вполне справедливо местные жители называют первые две недели января в Куршевеле «Русскими сезонами». Русские приезжают сюда, чтобы встретить здесь Новый год, православное Рождество и отметить совсем непонятный ни французам, ни кому бы то ни было в мире (кроме бывших советских граждан) старый Новый год.

Не стал ломать традицию и Сергей Филиппович Карамазов, прилетевший сюда на своем частном самолете вместе с женой и сестрой, той самой Бельской, сын которой и работал в его корпорации. Здесь же он назначил встречу с отчетом о проделанной работе частному детективу Жан-Мишелю де Труа, которого, разумеется, сопровождал, больше в качестве переводчика, Николя Жакло.

Жакло и де Труа сидели в расположенном на одном из склонов ресторане «Le Bateau Ivre», пили кофе с пирожным и сквозь огромные окна наблюдали, как то и дело подъемники поднимали вверх то поодиночке, то парами раскрасневшихся на солнце, с черными очками на глазах и с лыжами на ногах сотни любителей экстремального спуска. А потом взоры их переключались как раз на тех, кто уже добрался на подъемнике до той или иной конечной своей точки и с лихими вскриками несся вниз, отставив назад палки.

В гостинице под названием «Pomme de Pin», в помещении которой и находился ресторан, как раз и остановился Карамазов со своими дамами.

– Что-то твой Карамазов не слишком торопится к нам, – глянув на циферблат своих часов, хмыкнул де Труа, отодвигая допитую чашечку кофе.

– Ну, ты же знаешь, сейчас у них тренд такой. Если уж Путин заставляет ждать английскую королеву и папу римского, то чем хуже его олигархи? – улыбнулся Николя.

– А Карамазов – олигарх?

– А черт его знает, – пожал плечами Николя. – Вхож ли он в Кремль, я не знаю, зато то, что у него в правительстве половина министров или их замов в друзьях ходит – это точно известно. У русских есть такая поговорка: «Чужая душа – потемки». Так вот, в душу своего босса я даже не пытаюсь заглядывать. Страшно!

Жакло засмеялся, де Труа тоже.

В этот момент в ресторане как раз и появился Карамазов. Он был один. С загорелым лицом, в красном, расстегнутом до середины комбинезоне, под которым явственно виднелся синий, плотно облегающий шею шерстяной свитер с разноцветным орнаментом на груди. На голове была черная вязаная круглая шапочка, поверх которой поблескивали стекла горнолыжных очков. На ногах – лыжные ботинки. Жена с сестрой сразу поднялись в номера. Увидев его, Жакло поднялся и пошел навстречу.

– Господа, прошу прощения за задержку. Увлекательная все-таки это штука – горные лыжи. А сколько адреналина получаешь, когда спускаешься с горы в долину.

Поздоровавшись с Жакло, он подошел к столу и пожал руку также поднявшемуся де Труа.

– Шеф, позвольте вам представить Жан-Мишеля де Труа, нашего частного детектива. У него есть весьма любопытная информация по нашему делу.

– Весьма рад! Но, я думаю, нам лучше всего будет пообщаться в моих апартаментах. Так что прошу наверх.

Он повернулся, чтобы направиться к выходу из ресторана, но метрдотель с папкой меню едва ли не перекрыл ему путь.

– Мсье, желаете сделать заказ?

– Нет, нет, попозже, – отмахнулся Карамазов и пошел к выходу.

Жакло с де Труа последовали за ним.

Когда они поднялись в люксовый номер, был слышен шум воды, доносившийся из ванной комнаты.

– Жена душ принимает, а я вас. Вот в этом и вся разница, – пошутил Карамазов под собственный легкий смешок. – Пройдемте в кабинет.

Пока гости удобно устраивались вокруг небольшого из плотного стекла круглого стола, Карамазов быстро переоделся, впрочем, свитер не снял, затем достал из бара-холодильника бутылку арманьяка, поставил на стол тюльпановидные бокалы, раскупорил бутылку, налил по четверти бокала каждому и только после этого сам сел в кресло. Поводил перед носом бокалом, в восхищении покачал головой.

– Какой чудесный запах, а, господа? – он слегка пригубил бокал, затем поставил его на стол. – Итак, я вас слушаю, господин… де Труа, – после секундной паузы Карамазов вспомнил детектива.

Де Труа это оценил.

– Я даже не ожидал, мсье Карамазов, что это дело окажется столь интересным… – де Труа осекся, бросив взгляд на переводившего Николя. – Я имею в виду, разумеется, с точки зрения следствия. И, кстати, истории здесь намешано – у-у-у.

Николя, заметив тень недовольства на лице босса, негромко сказал:

– Прошу тебя, Жан-Мишель, короче и по делу.

– Простите, понял!

Но не успел он вновь открыть рот, как из ванной комнаты появилась Светлана, пахнущая духами, в белом бархатном халате и с пышными распущенными волосами. Не заметив гостей, она позвала мужа:

– Дорогой, ты здесь? Я уже го…

– Света, я занят, у меня переговоры.

И тут Светлана увидела гостей, немного смущенно улыбнулась, поправила полы халата.

– Здравствуйте, господа!

Жакло с де Труа кивнули в ответ.

– Прости, дорогой! Я только хотела сказать, что я уже готова, сейчас оденусь. Мы с Машей пойдем в боулинг-клуб. Ты к нам присоединишься?

– Пока не знаю.

– Окей, тогда я вас покидаю. Не скучайте, – она улыбнулась, сделала мужу воздушный поцелуй, подмигнула обоим мужчинам сразу и скрылась в спальной комнате. Через несколько минут она ушла, неслышно прикрыв за собой дверь.

– Скорее всего, убийцу навела на старика Куртуа его работница мадам Меланж. Я сначала поверил ей и даже вычеркнул ее из своего списка наводчиков, но потом, сопоставив факты, понял, что в отношении нее был не прав.

– Чем вы это аргументируете? – Карамазов вновь подлил во все три бокала арманьяка и первым поднял свой бокал.

– Дело в том, что, как я выяснил, она была любовницей Бернара Куртуа, сына библиофила… Ну, то есть не совсем чтобы любовницей, но два-три раза он с ней переспал. Я нашел уборщицу магазина Куртуа, которая вообще не фигурировала ни в одной полицейской сводке, что, кстати, говорит о профессионализме наших сыщиков, и она мне по секрету шепнула об этом. Когда же Бернар проигрался, именно мадам Меланж прикрывала его, когда он чистил сейф своего отца от нужной рукописи. Впрочем, возможно, она даже и не знала, о чем речь, просто Бернар мог попросить ее сообщить ему, если отец вдруг неожиданно вернется.

– Сына убил тот же человек, что и отца?

– На девяносто девять процентов – да, я в этом убежден.

– А один процент?

– Ну-у, всякое может быть, – пожал плечами де Труа.

– Фамилию убийцы выяснили? По всей видимости, рукопись находится у него?

– Фамилию убийцы не выяснил. Имею только его словесный портрет от Бернара Куртуа и, соответственно, составленный по этому портрету фоторобот.

Де Труа вынул из несессера айпад, несколько раз нажал на нужные кнопки, движением пальцев увеличил фото и положил планшет на стол перед Карамазовым. Тот долго вглядывался в фото, то ли пытаясь вспомнить, видел ли он когда-то этого человека, то ли просто хотел запомнить его лицо, машинально почувствовав угрозу лично для себя, исходящую от этого человека.

И тут встрепенулся Николя Жакло.

– Простите, босс, но я вдруг вспомнил, что ты, Жан-Мишель, говорил мне, что Куртуа успел перед смертью сообщить тебе фамилию убийцы.

Карамазов перевел взгляд с Жакло на де Труа.

– Совершенно верно. Но, когда я сопоставил этот фоторобот с фото реального человека, фамилию которого мне озвучил Куртуа, я понял, что это два совершенно разных типа. Вы можете сами в этом убедиться. Прошу прощения, – де Труа снова взял в руки планшет, выводя на нем фото другого человека.

Пока он это делал, Карамазов коротко спросил:

– Фамилия?

– Раскольников-Ожьё. Вот, прошу убедиться, – он снова положил планшет перед Карамазовым. – К тому же Бернар Куртуа акцентировал внимание, как на особую примету, отсутствие одной фаланги на мизинце у убийцы. А у Раскольникова-Ожьё все пальцы на месте. Да и прическа у него чуть-чуть иная.

Карамазов долго всматривался в лицо Раскольникова, и оно показалось ему знакомым.

– Мне кажется, я несколько раз пересекался с этим Раскольниковым на каких-то бизнес-встречах то ли здесь, во Франции, то ли в Швейцарии… Чуть ли не в Давосе. Вы можете коротко охарактеризовать этого человека?

– Разумеется! Как уже видно по двойной фамилии, в нем течет две крови – русская и французская. Кстати, и гражданство у него тоже двойное. Но живет он, разумеется, во Франции, у него собственная вилла на Лазурном Берегу и квартира в Париже. Хотя, по моим сведениям, еще одна квартира у него в Петербурге. Вообще, это весьма интересная личность. Он – правнук белоэмигранта, ротмистра Авксентия Раскольникова, покинувшего Россию вместе с армией барона Врангеля, затем год мучившегося в турецком городке Галлиполи, где русские жили в ужасных условиях, и немало их там умерло, пока не перебрался во Францию. Здесь он женился на француженке по фамилии Ожьё. Женился, видимо, по любви, поскольку мадмуазель Ожьё была из не очень богатой семьи. Но каким-то образом им удалось встать на ноги. Правда, война с Германией снова подкосила их бизнес. Сын их после войны восстановил бизнес отца и, будучи более деловитым, стал преуспевающим бизнесменом. Кстати, именно сын ротмистра, Андре, приписал к отцовской фамилии фамилию матери. Так появилась династия Раскольниковых-Ожьё. Сын Андре стал миллионером, а уже его сын, этот самый Симон Раскольников-Ожьё, о котором мы сейчас и ведем разговор, приумножил состояние своего отца и даже отделил свой бизнес от его.

– Красивая история. Можно роман написать, – Карамазов разлил остатки арманьяка по бокалам. – Но только я не пойму одну вещь: какое отношение ко всей этой истории имеет этот самый Симон Раскольников?

– Самое прямое, мсье Карамазов, – де Труа загадочно улыбнулся, закрыл айпад и спрятал его обратно в несессер. Николя удивленно посмотрел на него, а Карамазов в это время допивал арманьяк. – Это заказчик убийства и похищения рукописи.

У Карамазова даже рука дрогнула, и несколько золотистых капель оказались на его свитере. Он взял салфетку и стал промокать ею эти самые капли.

– Поясните свою мысль, господин де Труа, – скомкав и бросив салфетку на стол, попросил Карамазов.

– Пожалуйста! Я пока вам не сказал самого главного. Этот Раскольников… Вернее, не этот, а его прадед-белогвардеец – внук некоей Клавдии Желниной, которая, по некоторым (весьма косвенным и не очень определенным) данным, родила сына от самого Федора Достоевского, вашего русского знаменитого писателя, которому она некоторое время сдавала комнату в своем доме. И, согласно легенде, Достоевский забыл у Желниной, когда его срочно потребовал к себе начальник крепости, часть рукописи романа «Каторжники»… Да, да, того самого, из-за которого уже пролилось столько крови. И, боюсь, прольется еще. Поскольку у старика Куртуа в сейфе оказалась только часть этой рукописи. Притом малая часть. Ведь Раскольников, хотя и не имеет никакого кровного родства с Достоевским, по его мнению, вполне логично считает себя законным наследником этого рукописного шедевра.

Шокированный этой новостью, Карамазов встал, закинул обе руки за голову и так стал ходить взад-вперед по кабинету. В этот момент Жакло и де Труа допили свой арманьяк. Через пару минут Карамазов подошел к окну, заложил обе руки под мышки, еще некоторое время молча смотрел на хорошо видные из окна горные вершины. Наконец вернулся в свое кресло.

– И вы считаете, что украденная рукопись находится у него?

– Более того, я считаю, что он уже давно переправил ее в Россию и где-то там спрятал. В России же находится и остальная, большая часть рукописи. Вот за ней, по всей видимости, мне так подсказывает моя интуиция, и начнет охотиться тот самый человек, который представился Куртуа как Раскольников.

– Кстати, не мог же сам, по своей инициативе, этот человек назваться фамилией своего нанимателя.

– Вы совершенно правы, мсье. Но здесь очень тонкий и хитрый ход. Раскольников-Ожьё – не самая последняя личность во Франции, всегда на виду. И если бы вдруг так случилось, что убийца в чем-то прокололся или был бы настигнут во время преступления и начал бы прикрываться известной фамилией, его бы восприняли не иначе как умалишенного. Естественно, к Раскольникову тут же бы хлынули полчища журналистов разных мастей и профилей: с вопросами, с расспросами. И, естественно, все бы увидели, что он здесь вообще ни при чем: во время совершения что первого, что второго преступления он был там-то и там-то, встречался с тем-то и тем-то.

– А в чем же здесь хитрость?

– Так ведь пиар, мсье Карамазов, пиар. Не мне же вам объяснять, мсье, что это такое. Привлечение внимания к своей особе, напоминание о русских корнях. Сейчас ведь это модно во всем мире, несмотря на то что Россия сегодня оказалась в изоляции.

– Вон, даже вдова Джона Леннона, японка Йоко Оно, и то где-то в глубине своей родословной отыскала русские корни, – хмыкнул Жакло.

– Вот-вот!

– Вы проделали фантастическую работу, господин де Труа. С вами полностью рассчитались? Вы довольны?

– Да, более чем, – детектив повернул голову к Жакло и кивнул. – Благодарю.

– У меня есть к вам встречное предложение. Одну минуточку!

Карамазов вышел из кабинета и через минуту вернулся с чековой книжкой, расписался на чеке, аккуратно оторвал его и протянул де Труа.

– Держите! Это в качестве моей благодарности. Бонус, так сказать, на десять тысяч евро.

– Благодарю! – де Труа поднялся, взял чек и пожал протянутую ему руку Карамазова.

Спрятав чек в карман пиджака, снова сел и спросил:

– И что же за встречное предложение, мсье Карамазов?

– Не хотите ли вы продолжить свое расследование, но уже у нас, в России?

– Спасибо за предложение, но я категорически отказываюсь.

– Почему, Жан-Мишель? – спросил Жакло.

– Как вы это себе представляете? Я не знаю ни русского языка, ни территории, ни как себя вести в этой стране. Ни даже оружия не смогу применить.

– Ну, насчет оружия это были бы мои проблемы… Но, пожалуй, вы правы. И все равно я вас попрошу, не упускайте из виду это дело. Вдруг что-то или кто-то, связанный с этим делом, проявится у вас здесь. Будьте все время на связи с Жакло. Ты понял меня, Николя?

– Да, босс!

– Вот это я вам могу обещать. К тому же мне и самому интересно, чем все дело закончится.

– А мне бы надо поближе с этим загадочным Раскольниковым познакомиться.

28

Лидия Валерьевна Сугробова, мать Ани Сугробовой, аспирантки профессора Мышкина, работала редактором отдела прозы в журнале «Новый мир». Читать приходилось много, иногда даже до тошноты. Как-то, не выдержав после разговора с одним из «графоманов», как она их называла, лично принесшим в редакцию свой очередной опус, она, когда посетитель еще не успел закрыть дверь, спросила у своего коллеги, сидевшего за столом напротив лицом к лицу с ней:

– Когда все это закончится?

Коллега улыбнулся в ответ и пожал плечами.

Разумеется, в первую очередь, читались рукописи известных писателей, или, по крайней мере, тех, чьи имена были на слуху. Далее по ранжиру – те, которые доставлялись в редакцию либо лично, либо по почте, но в печатном виде. И лишь в третью очередь – присланные по электронной почте. Эти приходилось распечатывать, чтобы не читать с монитора компьютера, чего Лидия Валерьевна страшно не любила – при долгом чтении со светящегося экрана начинали уставать и слезиться глаза. Все эти присланные рукописи назывались одним, но емким термином – «самотек». Но и в самотеке, особенно если он «притек» издалека, иногда попадались стоящие тексты. И тогда редактор мог гордиться тем, что открыл для массового читателя новое имя. Что ни говори, а публикация в толстом литературном журнале, пусть даже и выходящем мизерным тиражом, для читающей публики, больших издательств, а тем более для литературной критики – затмевала выход книги даже многотысячным тиражом. Потому и переполнялись портфели редакций таких журналов гораздо быстрее, нежели портфели издательств.

Она стала читать присланный роман под названием «Дуэлянты» некоего сибиряка с интересной фамилией Достоевский. Естественно, в первую очередь она обратила внимание на фамилию. Впрочем, мало ли кто сейчас под какой фамилией пишет! Однако же, прочитав первые полсотни страниц, она поняла, что этот сибирский Достоевский не так уж и прост. Роман явно был из серии потенциальных бестселлеров. Сюжет, завязка, описание героев, бытовые сцены, развязка – если бы не имя автора (Илья), вполне можно было бы подумать, что автор произведения – Федор Михайлович. Особенно интересно прописана главная героиня романа, в конце, потеряв обоих своих любимых, сошедшая с ума.

Героиню звали Анна Суглобова. Ее портрету автор романа уделяет много места в разных местах, давая тем самым читателю понять, как героиня менялась в соответствии с обстоятельствами. В самом начале – это двадцатисемилетняя красавица с белокурыми вьющимися волосами, заплетенными в тугую толстую косу, тонким острым носиком, такими же тонкими, алого цвета губами и красивыми дугообразными широкими бровями. Всю эту красоту ее лица слегка портили то и дело щурившиеся глаза, всякий раз, когда ей нужно было что-то прочитать или разглядеть издалека…

И вдруг Лидия Валерьевна почувствовала, как мурашки пробежали по ее коже. Что за наваждение? Портрет героини, со скидкой на описываемую эпоху, практически совпадал с портретом ее дочери. Стоп! А имя. Имя! Анна Суглобова. Поменяй одну букву – и вот уже фамилия в точности соответствует ее и дочери фамилии…

Лицо Сугробовой покрылось красными пятнами. Она схватилась за голову. Ей показалось, что у нее даже поднялось давление. Как такое может быть – какой-то сибиряк, судя по всему, никогда никуда из своей Сибири не выезжавший, а значит и понятия не имеющий о девушке по имени Анна Сугробова, мог описать ее с такой точностью и даже имя дать практически идентичное.

Немного успокоившись, Лидия Валерьевна даже улыбнулась своим внезапным переживаниям. А затем решила: возьму-ка я домой сию рукопись, дам почитать Анечке. К тому же у нее ведь и диссертация по Достоевскому, правда, не по Илье. Интересно, заметит она то, что заметила я?

Но, к удивлению Лидии Валерьевны, Анны дома не было, хотя уже был девятый час вечера. Опять в институте засиделась? Зато радостно встречала ее черная Матильда – кошка, некогда подобранная Аней на Мясницкой улице, отчего, помимо имени, у нее сразу и фамилия образовалась – Матильда Мясницкая. Это прелестнейшее, добрейшее создание, радостно помурлыкав, тут же ушло в комнату и разлеглось на коврике, ожидая, когда хозяйка подойдет к ней и уделит внимание хотя бы на несколько секунд. Лидия Валерьевна в таких случаях всегда со смехом говорила, цитируя классика:

– Барышня легли и просют.

Матильда и в этот раз лежала в ожидании ласки, шерсть ее на солнце слегка отдавала коричневым, отчего муж, найдя в компьютере фото похожей породы, определил, что Матильда – бурманской породы.

– Конечно, бурманской, – смеялась Лидия Валерьевна. – Разве в подворотне на Мясницкой улице другие породы водятся?

Муж на это слегка обижался, начинал спорить, подзывал жену к компьютеру – сама, мол, убедись. Кстати, как он там, на своем симпозиуме в Варшаве? Надо бы позвонить.

Едва Сугробова разогрела ужин (жареную картошку с грибами и луком), пришла и Аня.

– Привет, мамуль! – раздеваясь, поздоровалась дочь.

– Привет! Я уж думала, что ты к моему приходу разогреешь ужин.

– Извини! Засиделась с Виктором Алексеевичем. Как говорится, последние штрихи диссертации.

– И когда же защита?.. Ты мой руки и давай ужинать.

– Погоди ты. Через месяц только предзащиту назначили.

Аня села за стол, Лидия Валерьевна поставила на стол две тарелки, положила еду сначала дочери, затем себе. Прибежала Матильда и опять же, по установленной ею самой традиции, вскочила на стул, на который хотела сесть Лидия Валерьевна.

– Мотя, когда-нибудь тебя мама или папа раздавят, – засмеялась Аня.

– Ничего подобного! У меня довольно компактная задница, мы вполне поместимся вдвоем на одном стуле. Правда же, Матильда?

Сугробова-старшая погладила кошку и осторожно, слегка подвинув ее, села на краешек стула.

– Кстати, о кошке: как здоровье твоего Мышкина?

– Да ничего! Оклемался уже после инфаркта. Потихоньку приходит в норму.

– А как этот… Карамазов? Не достает его больше по поводу рукописи?

– Видимо, то ли совесть его замучила, то ли еще что, но вроде бы отстал от Виктора Алексеевича. Это же надо! Из-за научной статьи готов был чуть ли не убить человека.

– Ну-у, где-то он, видимо, прав. Рукопись-то ему принадлежит, а твой Мышкин даже не согласовал с ним публикацию…

– Какая рукопись, мам! – возмутилась Анна. – Рукопись-то тю-тю куда-то. Вместе с убийцей. А это всего-навсего сканы.

– Ну ладно, не кипятись, дочь. Ешь давай. Кстати, о кипятке. Чайник-то я забыла включить.

– Послушай, Анюта, – Лидия Валерьевна мыла тарелки, пока Аня допивала чай с печеньем, на которое сверху намазывала мед. – Тут я из нашего самотека выловила один очень интересный текст. Хочешь, дам почитать? Я его с собой принесла.

– Ой, мам, я столько текстов по необходимости перечитала, что какие-то сторонние читать совершенно нет желания. К тому же сегодня я устала.

Она допила чай, встала, подала пустую чашку матери.

– А я и не говорю про сегодня. И к тому же текст как раз не совсем посторонний, где-то пересекается с твоей темой. И даже более.

Анна взяла в руки пульт от телевизора, но слова матери остановили ее.

– Что значит – пересекается? И что значит – более?

– Вот прочитаешь и сама все поймешь, я надеюсь. Тем более что фамилия автора тебя тоже должна заинтересовать и заинтриговать.

Анна все-таки включила телевизор, но посмотрела на мать с удивлением.

– Да говори уж, не темни.

– Фамилия автора – Достоевский. Роман называется «Дуэлянты». События и время в нем описываются практически те же, что и в «Записках из мертвого дома».

– Ты серьезно?

– Серьезно.

Анна вздохнула, выключила телевизор, встала.

– Ладно, давай твою рукопись. Полежу, почитаю.

Но роман захватил ее, она перестала замечать время, читала на одном дыхании:

«Анечка Суглобова вбежала в избу с раскрасневшимся от быстрого бега лицом и повлажневшими от переживания глазами. Сразу бросилась к образам, упала на колени, несколько раз неистово перекрестилась, наконец, подняла глаза на Николая Угодника в недорогой, но сделанной со вкусом из мягкой липы оправе. Зашептала одними губами:

– Господи, направь меня на путь истинный. Что мне делать, ежели я люблю обоих? Как мне поступить? Отведи руки их от тел их, не дай двум любящим сердцам погубить друг друга. А ежели и суждено завтра пролиться крови, то сделай так, господи, чтобы они оба остались живы. Сделай так, господи, чтобы завтра началась метель страшная, чтобы на морозе порох отсырел и пистолеты пришли в негодность. Сделай так, господи, чтобы их упредил начальник крепости и запретил обоим стреляться. Пусть их отправят вновь в штрафную роту, пусть посадят в острог, но только не дай им стреляться…

Она снова начала бить земные поклоны, ее русые волосы выбились из-под платка, крестные знамения становились все более резкими и скорыми. Она боялась, что войдут в светелку мать или отец и сразу все поймут, догадаются…».