Текст книги "Убийство с продолжением (СИ)"

Автор книги: Виктор Юнак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

30

Карамазов вернулся из командировки в Питер в хорошем расположении духа – переговоры с финнами в общем и целом прошли успешно, можно надеяться, его корпорация «наследит» еще и в Финляндии. Увидев шефа, вскочил охранник со своего места, мгновенно открыл турникет и, вытянувшись в струнку, по-военному четко гаркнул:

– Здравия желаю, Сергей Филиппович!

– Привет, – не останавливаясь, брякнул Карамазов, по ходу добавив:

– Здесь все нормально? Никаких происшествий?

– Все спокойно, Сергей Филиппович.

Ответ охранника застал Карамазова уже на лестнице. На здоровье он не жаловался и на третий этаж всегда, без крайней необходимости, поднимался пешком: человеку, ведущему в основном сидячий образ жизни, никогда не помешают физические упражнения. Он пошел по коридору, у двери сектора логистики и маркетинга увидел светловолосую, лет тридцати девушку с серебряным колечком в левой ноздре. Она стояла и озабоченно о чем-то думала. Машинально взглянув на закрытую дверь комнаты, даже не акцентируя внимание на шуме, он остановился около девушки.

– Привет, Юля!

– Здравствуйте, Сергей Филиппович, – улыбнулась Никитина. – Как съездили? Как финны?

– Нормально! Я их уломал. Договор уже на согласовании в Хельсинки. А у тебя как? Зарплату Дымов тебе поднял?

– Так еще в прошлом году. Я вас поздравляю с договором.

– Те-те-те! Рано еще поздравлять. Я же сказал, что договор на согласовании, а не на подписании.

Он хотел было двинуться дальше к своему кабинету, но, сделав пару шагов, остановился и снова повернулся к Никитиной.

– А ты почему, собственно, не на рабочем месте? – голос его стал привычно строгим.

– Ой, Сергей Филиппович, там такое… – Никитина снизила голос и подбородком кивнула на дверь сектора.

И Карамазов только теперь сообразил, что он и сам слышал за дверью какой-то шум. Он вернулся, резко открыл дверь, и шум, стоявший до того в этой большой, светлой комнате, с огороженными пластиковыми перегородками рабочими местами, оборвался на полутоне. Посреди сектора стояли разгоряченные начальник сектора Дымов, тридцатилетний холеный, хамоватого вида, слегка пошатывавшийся, видимо, только что размахивавший кулаками, в рубашке, выбившейся из брюк, его племянник Бельский, а чуть в стороне – начальник службы безопасности корпорации Коваленко. Остальные сотрудники сидели на своих рабочих местах в напряженных позах с перекошенными от испуга лицами. Окинув всю эту сцену одним взором, Карамазов грозно спросил:

– Что здесь происходит?

– Дядя Сережа, – кинулся к нему Бельский, но Карамазов резким взмахом руки осадил его порыв. Бельский, остановившись, все же продолжил, кивнув головой на Дымова: – Он меня угрожает уволить. А я ему: это мы еще посмотрим, кто кого уволит – ты меня или я тебя.

Почуяв неприятный запах, Карамазов поманил племянника пальцем. Тот, не ожидая ничего дурного, с глупой и, как показалось Дымову, торжествующей улыбкой подошел к дяде.

– Ну-ка, дыхни!

– Ну да, я выпил немного, дядь Сережа. Стресс хотел снять. Меня этот Дымов задолбал своими при…

Договорить он не успел, поскольку получил от Карамазова такую оплеуху, что отлетел на несколько шагов прямо к Коваленко. И если бы не тот, то свалился бы на пол.

– Ко мне в кабинет! Вы, трое!

Карамазов по очереди ткнул в Дымова, Бельского и Коваленко, а сам развернулся и, больше не останавливаясь, быстро прошествовал в свой кабинет, не ответив даже на приветствие своей помощницы-секретаря Алены. Та в оцепенении, как встала, так и стояла все то время, пока вслед за шефом в его кабинет проследовали начальник сектора, начальник службы безопасности и поправлявший на ходу свою рубашку Бельский.

– А теперь коротко, но конкретно – что произошло? – железным голосом спросил Карамазов, глядя на Дымова.

– Я щас все объясню, дядь Сережа… – начал было Бельский, но Карамазов схватил первое, что попало ему в руки (Бельскому повезло, что это оказалась карандашная заточка), и швырнул в племянника.

Тот увернуться не успел, и точилка попала ему прямо в лоб, а потом упала на пол и рассыпалась на мелкие кусочки. Бельский схватился за ушибленное место и почувствовал, что кожа на его лбу слегка рассечена.

– Заткнись, когда я тебя ни о чем не спрашиваю! – грозно прикрикнул Карамазов. – Михаил, я, по-моему, задал вопрос: что произошло? И без соплей, только правду!

Дымов переглянулся с Коваленко, и тот едва заметно кивнул.

– Сергей Филиппович, мне, если честно, надоело прикрывать вашего племянника. Это уже не первый случай, когда он приходит в офис, мягко говоря, не слишком трезвым. А в таком состоянии он не всегда себя контролирует. И это сказывается на работе. В частности, сегодня он должен был закончить отчет по доставке товара из Китая: с расчетами, с цифрами, с адресами поставщиков и получателей. Ничего этого сделано не было, а меня экономисты дергают. Я дергаю других людей, прошу их, чтобы они сделали работу за Бельского. Я ему сказал, если он мне через два часа этот отчет не предоставит, я его уволю.

– А он что?

– А он сказал, мы еще посмотрим, кто кого уволит. Полез драться. Мне пришлось вызвать Семеныча.

– Я не вмешивался, но обстановка в любой момент могла накалиться до немогу, – подтвердил Коваленко.

– Ты сказал, что это происходит уже не впервые?

– Так точно!

– Почему ты мне об этом раньше не докладывал? – стукнул кулаком по столу Карамазов.

Дымов опустил голову, беззвучно шевеля губами.

– Племянник все-таки ваш, Сергей Филиппович, – вместо Дымова ответил Коваленко. – Родственник, вот и жалел.

– У меня в корпорации нет родственников, – Карамазов снова стукнул кулаком по столу. – У меня здесь работают сотрудники. Ясно? Все мои родственники находятся за пределами этого здания.

Он переключил внимание на Бельского. Тот стоял, низко опустив голову и промокал платком ранку, останавливая кровь.

– Дымов правду говорит? – спросил Карамазов.

Но племянник молчал.

– Слушай, Стас. Когда я тебя не спрашиваю, ты почему-то открываешь свой рот, а сейчас я обращаюсь к тебе и ты молчишь. Я задал тебе вопрос: Дымов говорит правду?

– Смотря что иметь в виду под правдой, – буркнул Бельский.

Запахло грозой. Дымов с Коваленко почувствовали, что Карамазов вот-вот взорвется и тогда бросит в племянника не точилку, а что-нибудь повесомее. Коваленко даже напрягся, готовый перехватить этот предмет, дабы избежать беды. Но, к его удивлению, спустивший уже пары Карамазов жестко, но спокойно произнес:

– Ты уволен, Стас. Слышишь? И твоей ноги здесь больше никогда не будет. От матери можешь правды не скрывать, я сам ей позвоню. Владимир Семенович, проводите молодого человека к выходу и предупредите охрану, чтобы его сюда больше не пускали.

– Мне нужно вещи свои забрать…

– Забирай, они здесь больше никому не нужны. Да, Семеныч, проводишь его и снова зайди ко мне. Дело есть.

– Слушаюсь!

– Тебе, Дымов, я объявляю выговор и лишаю бонусов за этот месяц, – когда они остались в кабинете вдвоем, произнес Карамазов. – Сам сообщишь кадровику или мне позвонить?

– За что, Сергей Филиппович?

– За то, что бардак у себя развел. За то, что не докладывал мне о происходящем. Этого мало? Еще добавить?

– Я все понял, Сергей Филиппович.

– Хорошо, если понял. Тогда иди, работай.

Дымов продолжал переминаться с ноги на ногу.

– Что еще у тебя?

– А кого теперь вместо Бельского поставить?

– Да хоть, вон, Никитину поставь.

– Она же на логистике.

– И что? Если уж она логистику как семечки щелкает, то уж с маркетингом разберется элементарно.

– Но тогда с таможней нужно будет налаживать связи кому-нибудь другому, а вы же знаете, что это…

– Слушай, иди на хрен! Не морочь мне голову. Сам приготовь мне свои предложения…

Дымов уже взялся за ручку двери, но Карамазов остановил его:

– Слушай, Михаил, давай сделаем так: Парфенова переведи в отдел маркетинга, а Никитину – в начальники отдела логистики.

– Хорошо! – улыбнулся Дымов. – Я и сам вам хотел так предложить.

Карамазов нажал на кнопку селектора.

– Алена, сделай, пожалуйста, два кофе. Для меня и для Коваленко.

– Так он же вышел.

– Значит, сейчас вернется, – раздраженно ответил Карамазов.

– Хорошо, извините!

– Почта для меня какая есть?

– Да, я принесу вам распечатку.

Карамазов отодвинул кресло от стола, развернулся в сторону окна, как он любил это делать, откинулся на спинку и стал смотреть на Варварку. Зимой вид у улицы был совсем иной, нежели в теплую пору. Ветер продувал улицу насквозь, редкие прохожие шли, подняв воротники и поеживаясь от холода.

Помощница принесла кофе с сахарницей и конфетами трюфелями. Карамазовскую чашку поставила ему на стол, чашечку для Коваленко оставила на приставном столе. Со дна подноса взяла несколько листов распечатки карамазовской почты, также положила ему на стол.

– Я все принесла, Сергей Филиппович.

– Хорошо, спасибо. Появится Коваленко, пусть сразу заходит.

– Хорошо.

Когда помощница вышла, Карамазов развернулся к столу, придвинул кофе, положил в нее щипчиками три кусочка сахару, сдобрил маленьким пакетиком сливок, размешал все это ложечкой. Пока следил за круговоротом кофе в чашке, набрал сестру.

– Алло, Маш, привет, это я!.. Чем занимаешься?.. Хочешь стать еще более красивой? Ну, ну, – засмеялся Карамазов. – Слушай, сестренка, я тут твоего отпрыска выгнал на хрен. Пусть им твой Бельский занимается… Нет, просто он достал тут всех своей тупостью и угрозами уволить всех, если к нему будут приставать…

Вошел Коваленко, но, увидев, что шеф разговаривает по телефону, хотел было выйти. Однако Карамазов помахал ему, приглашая, и указал на ждущую его чашку кофе.

– Так что, если он будет тебе лапшу на уши вешать, не верь ему. И вообще, я в его годы уже сам себе бизнес делал, а он на всем готовом не может сосредоточиться. Короче, ладно, у меня переговоры начались.

Карамазов выключил телефон, отодвинул его в сторону, сделал несколько глотков кофе.

– Проводил?

– Так точно!

– Как говорится, в семье не без урода, – вздохнул Карамазов, снял очки, потер глаза.

Немного помолчал.

– Слушай, Семеныч, ты как к Достоевскому относишься?

– В смысле?

– Ну, в смысле, к книжкам писателя Достоевского как относишься?

– А! – Коваленко отхлебнул кофе. – В школе еще, когда учился, кажется, читал его романы. Это «Преступление и наказание» и «Братья» эти… ваши, – улыбнулся начальник службы безопасности.

Карамазов рассмеялся.

– Ну, ты даешь, Семеныч! Первый раз от тебя шутку юмора услышал. Молодец! – он перегнулся через стол и хлопнул Коваленко по плечу.

– Я вот тут, когда сейчас в Питере был, проехал по Вознесенскому проспекту, угловой дом с Малой Морской. Гляжу, вывеска какая-то. Остановился, вышел, прочитал. Оказывается, в том доме в свое время, годы я уж не запомнил, жил Федор Михайлович Достоевский. И дом, главное, сохранился, во как! Память, однако. А у меня совсем память отшибло. Я, когда в Куршевеле был на Новый год, с детективом встретился, ну, я тебе говорил, который расследовал убийство старика букиниста и кражу рукописи Достоевского, которую я хотел купить на аукционе.

– Ну?

– Что «ну»? Баранки гну. Как согну, дам одну… – Еще отпив кофе, он взял конфету, развернул золотистый фантик из фольги, положил трюфель в рот, смакуя. – Ты конфетки бери, Семеныч, угощайся.

– Спасибо! Вы же знаете, я не люблю сладкое. Для меня лучшая конфета – это кусок мяса.

– А, ну да, ну да!.. Слушай, Семеныч, у тебя в твоей службе есть какой-нибудь хороший в прошлом следак?

Коваленко почесал макушку кончиком указательного пальца.

– Если вы помните, Сергей Филиппович, я сам в областной прокуратуре важняком работал. За всю карьеру только одно преступление и не раскрыл, и то по молодости да по неопытности.

– Как же, помню. И почему ушел, помню – характером с прокурором не сошлись.

– Так точно!

– Кстати, с нынешним или с предшественником?

– С предшественником.

– И что, сейчас нет никакого желания вернуться?

– Проверяете, что ли, Сергей Филиппыч? Мне и здесь у вас хорошо. Я, как говорится, на своем месте. Или нет?

– Проверяю, проверяю, Семеныч. На своем ты месте, на своем. Поэтому ты мне нужен здесь, а для следака есть одно любопытное дельце.

– Так, может, к ментам обратиться? У меня там полный контакт.

– Да нет! Менты не подходят. Здесь нужно будет работать неофициально и очень серьезно.

Коваленко задумался, допивая кофе. Потом сам себе кивнул головой.

– Есть у нас такой. Как же я сразу про него не вспомнил. Порфирьев – бывший мент, майор в отставке, отличный опер был.

– Принеси мне его личное дело. Если подойдет, я у тебя его изыму на месячишко-другой.

– Слушаюсь. Разрешите идти.

– Работай, Семеныч!

31

Профессор Мышкин уже практически оправился от инфаркта. По крайней мере, на его работоспособности это уже не отражалось. Он работал, как и прежде, а порою и больше прежнего, восполняя то, что он пропустил из-за инфаркта. За это ему перепадало не только от жены, но и от директора института.

– Что же мне теперь, на печи сидеть, что ли? – отшучивался Мышкин. – Люди и после двух-трех инфарктов работают и живут полноценной жизнью, и ничего.

Аня Сугробова тоже понимала, что в работе быстрее забывается обо всех болячках. Поэтому, если еще какой-то месяц назад стеснялась лишний раз потревожить своего научного руководителя, то теперь эксплуатировала его по полной. Да он и сам ее подгонял. Пора было уже заканчивать подготовку к защите. Предзащита прошла вполне успешно, диссертация была рекомендована ученому совету к защите.

Но Анна в этот раз пришла к профессору не только ради диссертации, а больше по другому поводу. И профессор Мышкин как-то уловил смущение своей аспирантки.

– Анечка, ты что-то хочешь мне сказать?

– Да. Вы знаете, Виктор Алексеевич, мне тут мама дала прочитать одну рукопись. Вы же знаете, она у меня в «Новом мире» работает.

– Да, да. И что за рукопись?

– Это роман. Называется «Дуэлянты». Автор – Достоевский.

– Кто-кто?

– Достоевский. Зовут Илья.

– Псевдоним, наверное.

– Возможно! Но я не об этом. Когда я прочитала роман, я вдруг поняла, что это те самые «Каторжники», ради которых вы ездили во Францию. Только слегка осовременено. Вероятно, этот Илья Достоевский каким-то образом знаком с рукописью Федора Михайловича.

Мышкин заинтересовался. Не может быть! Неужели?.. Хотя этого и следовало ожидать: если есть начало, то, как правило, должен быть и конец.

– А ты не могла бы мне принести эту рукопись на ознакомление?

– Конечно, Виктор Алексеевич. Она у меня с собой.

Сугробова достала из рюкзачка прозрачную папку с рукописью и протянула ее профессору.

– Вот, пожалуйста! Единственное пожелание – мама просила особо не затягивать. Она хотела бы представить ее на редколлегии. Предложить для публикации.

– Да, да, конечно! Я понимаю, – профессор стал листать рукопись, останавливаясь лишь на некоторых страницах. – Интересно, весьма интересно!.. Вот что, Аня, давай сделаем так. Чтобы не подводить твою маму, я попрошу тебя сканировать рукопись. Мне тоже кажется, что она интересна. А что касается публикации… Я напишу письмо главному редактору с просьбой пока не спешить с публикацией. По особым обстоятельствам. Впрочем, сначала я все же хочу досконально ознакомиться с содержанием.

– Зачем сканировать? Я вам переброшу по электронной почте.

– Отлично!

Через два дня профессор Мышкин позвонил Сугробовой и попросил ее заглянуть к нему домой.

– Анечка, в редакции есть адрес этого… Ильи Достоевского?

– Разумеется! Мама город мне называла, но я не запомнила. Короче, где-то в Сибири. А что?

– Аня! Да ты знаешь, что ты сделала? Это же… это же открытие! Это же та самая рукопись неизвестного романа Федора Достоевского.

– Только при чем здесь я? – засмеялась Сугробова. – Автор же сам прислал эту рукопись в редакцию журнала.

Сугробова давно не видела профессора таким возбужденно-взволнованным. Он не мог сидеть на месте. То и дело вскакивал и делал несколько шагов взад-вперед, затем снова садился в кресло. Анна боялась, как бы с профессором не случился новый удар, она, переживая, теребила полы своей блузки.

– Знаете, что мне пришло в голову, Аня? – профессор от волнения даже перешел на «вы». – Было бы здорово, если бы вы каким-нибудь образом встретились с автором, вошли бы, так сказать, к нему в доверие и выведали, откуда у него родилась мысль о подобном сюжете, был ли некий толчок к написанию такого романа, а может быть, он где-нибудь натолкнулся на оригинальную рукопись, неизвестную пока еще науке… Весьма грубо, но я сравню это с сомнением многих критиков в авторстве романа «Тихий Дон» Шолохова.

Сугробова оцепенела, не сразу поняв смысл довольно несвязной (что для него абсолютно нехарактерно) речи профессора Мышкина.

– Виктор Алексеевич, вы что, предлагаете мне роль этакой Маты Хари? Шпионки, разведчицы? И ради добывания сведений предлагаете даже лечь в постель с этим самым Ильей Достоевским?

– Анечка, ты меня не так поняла, конечно же!

– А как это еще можно понять?

– Послушай! Я действительно убежден, что существует окончание тех записок Федора Достоевского, начало которых я видел собственными глазами, пусть это был и не оригинал, а скан с оригинала, – профессор в волнении продолжал ходить по комнате, почесывая руками подбородок. – И больше чем уверен, что подобный сюжет ни в коей мере не мог родиться в голове у современного, тем более молодого и мало кому известного автора, какой бы ни была его фамилия. Существует первоисточник. И нам с тобой нужно его добыть. Это же сенсация, Анюта! При этом, заметь, мы не будем иметь никакого дела с этим олигархом, не к вечеру будь помянут. К тому же я хочу понять: какой гений из двух Достоевских так точно описал твой портрет. Тот или этот? И, согласись, ты для такой роли подходишь гораздо лучше, нежели я, старик.

– Но для этого нужны деньги, командировка.

– Об этом не беспокойся. Я договорюсь с директором института, он выпишет командировку на сколько нужно.

– Хорошо, я подумаю, Виктор Алексеевич. Мне и с мамой нужно посоветоваться. Согласитесь, если бы не она, мы бы с вами об этом романе ничего и не узнали до его публикации.

– Конечно, конечно! Подумайте, посоветуйтесь! Только, ради бога, не затягивайте. У меня какое-то нехорошее предчувствие…

32

Симон Раскольников-Ожьё приехал в Россию по приглашению президента российского Союза промышленников и предпринимателей Трухина. До последнего дня не было уверенности в том, что он приедет. И все же приехал. По этому случаю собралось правление РСПП в офисе на улице Ильинка, поближе к Кремлю и администрации президента. Обе стороны остались довольны встречей, подписали два протокола о намерениях. Прощаясь с Раскольниковым и пожимая ему руку, Трухин, невысокий пожилой сухощавый мужчина в очках с двойными линзами, улыбнулся:

– Надеюсь, Семен Андреевич, наше сотрудничество не только будет успешным и конструктивным, но и долговременным.

– Я тоже надеюсь на это, но здесь, как вы понимаете, не все зависит от меня и даже от вашего Союза. Когда Евросоюз отменит санкции, вот тогда мы и развернемся на полную, как говорят у вас в России.

Раскольников рассмеялся, Трухин же в ответ лишь изобразил на лице благовидную улыбку. Трухин рядом с Раскольниковым, человеком высокого, под метр девяносто, роста, с широкими плечами и мощным, физически развитым телом, казался мальчиком.

Около пятнадцати минут Раскольников-Ожьё общался с разными подходившими к нему членами правления, а затем и с пресс-секретарем РСПП. Все это время спокойно дожидался своего часа, оставаясь за столом и работая на компьютере, Сергей Филиппович Карамазов. Он периодически поднимал голову и, когда увидел, что рядом с Раскольниковым никого не осталось, а сам он, взяв свой маленький черный кожаный кейс, направился к выходу из зала заседаний правления, Карамазов быстро выключил свой компьютер, поднялся и окликнул гостя:

– Мсье Раскольников, можно вас еще на пару минут задержать?

Раскольников глянул на часы, едва заметно состроил гримаску, но все же остановился.

– Я вас слушаю!

Карамазов протянул Раскольникову свою визитку.

– Сергей Карамазов, президент корпорации «KARA – MAZOFF».

Раскольников в ответ протянул ему свою визитку, при этом стал водить пальцем по носу, от переносицы вниз.

– Вас что-то смущает? – обратил на это внимание Карамазов.

– Да, название вашей корпорации. Мне кажется, у нас во Франции я уже с таким названием сталкивался. Кажется, даже общался с одним… клерком.

– Возможно, это был Николя Жакло?

– Что-то наподобие этого, – кивнул Раскольников.

Они вышли из зала и медленно шли по длинному коридору.

– Это мой европейский представитель. Я просил его неким образом установить с вами контакты, но вы как-то не среагировали.

– Да, да, припоминаю. Но я не сказал нет. Я взял паузу на раздумье.

– Надеюсь, после приезда в Москву ваши раздумья завершатся положительно. Тем более что нас с вами связывает одной нитью еще одна фамилия.

– Не понял? – остановился Раскольников.

– Я имею в виду фамилию русского писателя Достоевского.

Раскольников на секунду задумался, затем улыбнулся:

– А, да-да! Вы имеете в виду его романы?

– Совершенно верно! Кстати, Симон… могу ли я вас так называть?

– Разумеется, Серж! – Раскольников вытянул вперед согнутую в кулак пятерню, Карамазов пристукнул по ней своим кулаком.

– Тогда окей! Я предлагаю перебраться в наш офис. Это здесь, недалеко, пешочком не более десяти минут. И там продолжим и углубим наше знакомство. А?

– Если честно, я хотел бы немного прогуляться по Москве. Тем более мне сказали, что Красная площадь здесь совсем рядом.

– Нет проблем! Мы можем пройти на Варварку и через Красную площадь. Попробую сыграть роль гида.

– Идет!

Карамазов набрал номер начальника службы безопасности Коваленко.

– Семеныч! План такой: машину отправляй на Варварку, а я с господином Раскольниковым прогуляюсь по Красной площади… Какие телохранители, Семеныч?.. Ну, хорошо! Будь сам и возьми еще кого-нибудь одного. Все, мы спускаемся вниз.

Они неспешно прохаживались по Красной площади. Впереди шел один телохранитель, сзади мониторил ситуацию сам Коваленко. Старались идти, не привлекая особого внимания. Прошли вдоль ГУМа, остановились. Раскольников повернулся в сторону кремлевской стены, на мавзолей. Спросил:

– Там до сих пор и лежит мумия вашего Ульянова?

– Увы! Однако же, даже если его и перезахоронят, мавзолей в любом случае останется.

– Вы думаете?

– Дело в том, что весь комплекс Красной площади включен в список мирового культурного наследия ЮНЕСКО.

– Да ну?

– Гляньте! – Карамазов провел рукой воображаемую прямую линию от здания ГУМа до кремлевской стены. – Заметьте, как отсюда, с этого места, четко проглядывает прямая линия: мавзолей – стена – Сенатская башня – здание Сената. Снизу вверх и все на одной линии. Я считаю, что это гениальная находка архитектора Щусева, – так вписать в древнюю площадь современное здание мавзолея. При этом вместе с рядами трибун мавзолей становится фрагментом композиции фасадной стены Кремля.

– Вы, случайно, никогда не работали гидом? – удивленно спросил Раскольников-Ожьё.

– Не-ет! – засмеялся Карамазов. – Просто мне было интересно, я и изучил все это. Пойдемте, подойдем к мавзолею.

– Там уже нет охраны?

– Охраны нет, но сам мавзолей закрыт.

Они подошли к мавзолею, приблизились к кремлевской стене, спустились ниже, постояли у Лобного места; возле храма Василия Блаженного Раскольников трижды осенил себя крестным знамением. Карамазов, сам никогда не заходивший в церковь ради богослужения, а лишь ради осматривания интерьеров, фресок и иконостасов, тем не менее заметил, что Раскольников перекрестился не по православному канону. Впрочем, акцентировать внимание на этом не стал. Пошли дальше, к Средним торговым рядам, которые все еще были закрыты щитами, для якобы реставрации. И сразу же вышли на Варварку. Здесь Карамазов немного притормозил.

– Если знаете русскую историю, Симон, по этой улице на казнь везли в клетке нашего благородного разбойника Стеньку Разина.

– Ну как же! – подхватил Раскольников. – Он еще персидскую царевну утопил.

– Во-во!

– Сейчас его за это могли бы и к смертной казни приговорить.

– Симон! Так я же и сказал, что его по этой улице на казнь и везли.

– А, да-да! – засмеялся Раскольников. – Но только не за это же преступление.

– А там все по совокупности было, – махнул рукой Карамазов. – Ну, вот мы и пришли. Прошу! – Карамазов сделал приглашающий жест в сторону открытой телохранителем двери.

Они поднялись в кабинет Карамазова.

– Меня ни с кем не соединять, – бросил на ходу Карамазов помощнице.

– Я поняла, Сергей Филиппович. Вам кофе сделать?

– Да нет! Мы чего-нибудь покрепче выпьем. Да, Симон?

– Если только чуть-чуть! – Раскольников показал это чуть-чуть большим и указательным пальцем правой руки.

Карамазов бросил цепкий взгляд на его ладони – пальцы на руках были целыми.

– Прошу! – указал Карамазов на два зеленых кожаных кресла, между которыми стоял невысокий круглый стеклянный стол, а сам подошел к бару, достал оттуда бутылку арманьяка, два бокала и коробку шоколадных конфет «Рошен».

– Арманьяк уважаете?

– О, у вас есть арманьяк?

– У нас все есть, даже конфеты «Рошен», которые, как вам известно, выпускает фабрика, принадлежащая президенту Украины, – засмеялся Карамазов.

– Контрабанда, что ли? – поддержал шутливый разговор Раскольников.

– Почти!

Карамазов наполнил на треть бокалы, взял свой в руки.

– Симон, я предлагаю для начала, как у нас в России водится, выпить на брудершафт.

– Это как? – не понял Раскольников.

– Это вот так! – Карамазов продел свою руку под руку гостя. – А потом, после брудершафта, все сразу переходят друг с другом на «ты».

– Согласен! – после секундного раздумья кивнул Раскольников.

Они выпили, положили в рот по конфете, смакуя. И Карамазов решил сразу начать с главного, ради чего, собственно, он и затеял эту встречу. А деловой разговор решил оставить напоследок.

– Послушай, Симон, я так понимаю, корни у тебя русские?

– Еще какие корни! Мой дед, ротмистр, с красными воевал, сначала на Кубани, потом в Крыму, затем с бароном Врангелем переместился с одного полуострова на другой – из Крыма в Галлиполи. А оттуда уже спустя два года переехал в Париж. Там, кстати, и женился, тоже на дочери русского эмигранта. А уже мой отец женился на француженке. Отсюда и вторая фамилия – Ожьё. Так что во мне текут две крови – русская и французская.

– По-русски говоришь без акцента.

– А я и по-французски говорю без акцента, – засмеялся Раскольников, а вслед за ним и Карамазов.

Карамазов снова взялся за бутылку арманьяка.

– Теперь я хочу сказать тост, – опередил хозяина Раскольников.

– Я весь внимание!

– Давай с тобой выпьем за то, чтобы ничто и никто нам не мешал делать бизнес и дружбу.

– Отличный тост!

Они чокнулись, выпили.

– Симон, я хочу у тебя спросить. Ты знаешь, в каком романе Достоевского герой носит такую же фамилию?

– Обижаешь, Серж! Я даже знаю, в каком романе герой носит твою фамилию.

Они снова захохотали.

– А вообще, я считаю, что Достоевский неправильную жертву выбрал для своего Раскольникова.

– В смысле?

– Ну что ему могла сделать старушка процентщица, как это, я слышал, у вас сейчас говорят, божий одуванчик?

– Ну, не скажи! Векселя, расписки – вещь серьезная даже по тем временам. Мог бы и на каторгу залететь, ежели бы деньги не вернул.

– Каторга, каторга! – после третьей рюмки Раскольников совсем расслабился. – А знаешь ли ты, Серж, что есть у Достоевского одна рукопись неизвестного романа, посвященного как раз каторге?

Карамазов напрягся: он добился своего – Раскольников сам завел речь о том, что и являлось целью этой встречи. Но решил свалять дурака.

– Если ты имеешь в виду «Записки из мертвого дома», посвященные каторжникам, то они давно опубликованы. Еще при жизни автора.

– Какие записки? Какой мертвый дом? Я говорю о неизвестной рукописи романа под названием «Каторжники».

– Дааа? Это интересно! Ну-ка, ну-ка.

– Рукопись каким-то образом оказалась во Франции, в Ницце… Впрочем, Достоевский ведь бывал во Франции, не так ли?

– И не только во Франции, – согласился Карамазов.

– Так вот, когда я выяснил, что у одного нашего собирателя древностей имеется рукопись неопубликованного романа Достоевского… Ты же сам сказал, что нас с тобой объединяет фамилия Достоевского.

– Ну да! – Карамазов едва заметно поморщился, недовольный тем, что Раскольников отвлекся от главной темы. – И что случилось, когда ты узнал об этом?

– Я подумал, что эта рукопись должна быть у меня. Но тут этот старый дурак решил продать именно эту рукопись на аукционе, более того, нашелся какой-то идиот из России, который решил вместе со мной поучаствовать в этом аукционе…

Карамазов на слове «идиот», относившемся непосредственно к нему, словно закашлялся, прикрыв рот кулаком, одновременно прикрывая и заходившие по скулам желваки гнева. Затем снова разлил по бокалам арманьяк, поставил пустую бутылку на пол и взял свой бокал, даже не приглашая Раскольникова последовать его примеру. Но тот тут же взял и свой бокал. Они выпили, на сей раз не чокаясь и не тостируя.

– Да, – поставив бокал, продолжил Раскольников. – Ну, мне, конечно, пришлось немного поговорить с этим собирателем древностей. Таким образом, рукопись оказалась у меня, но…

Раскольников поднял вверх указательный палец левой руки и загадочно, насколько смог это сделать, будучи уже не совсем трезвым, посмотрел на Карамазова. А тот молча ждал, неспешно пережевывая очередную конфету.

– Но… Это оказалась не целая рукопись, а лишь часть, причем, надо полагать, меньшая часть.

– А где же остальная? – удивленно вскинул брови Карамазов.

– Я предполагаю, где-то здесь, у вас, в России.

– Почему ты так предполагаешь?

– Ну, ежели ее не оказалось во Франции, значит, она осталась здесь.

– Почему, а может быть в каком-нибудь, скажем, Баден-Бадене?

– Не-ет! – хмыкнул Раскольников, прочертив в воздухе кривую линию указательным пальцем.

– Я знаю, что она где-то здесь. И даже предполагаю, у кого она может быть.

– И у кого же?

Раскольников на всякий случай оглянулся вокруг, поманил к себе Карамазова, тот, разумеется, придвинулся к нему.

– Есть некий человек по фамилии Достоевский… Да, да, не удивляйся. – Карамазов на сей раз искренне удивился. – Он считает себя якобы прямым потомком самого писателя. Вероятно, у него и находится оставшаяся часть рукописи. Между прочим, она некоторое время находилась в руках у моего прадеда, но моя прабабка по отцу зачем-то вернула ее этому самому Достоевскому. Я считаю, что это была роковая ошибка…

Раскольников, взял из коробки конфету, сунул ее в рот и откинулся на спинку кресла, довольный произведенным на собеседника эффектом. Переварив все услышанное, Карамазов наконец спросил, хитро улыбнувшись: