Текст книги "Убийство с продолжением (СИ)"

Автор книги: Виктор Юнак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Хорошо, только не долго, а то мне страшно.

Достоевский улыбнулся, подошел к Сугробовой, поцеловал ее в губы.

– Здесь-то тебе чего бояться?

– Ну да! А вдруг этот вернется?

– Не вернется. Ему здесь уже нечего делать, – с печалью и легкой дрожью в голосе произнес Достоевский.

Через пару минут он ушел, а Сугробова отыскала веник, совок и начала прибираться.

Участковый Степан шел со службы домой. Слава богу, все было спокойно. Посмотрел по сторонам. Вдруг он остановился: в окне квартиры тетки Клавы горел свет. Что за чертовщина? Неужели эта мразь вернулась?

Он вытащил из кобуры пистолет, перезарядил его, вошел в подъезд. Осторожно ступая, то и дело вертя головой, подошел к знакомой двери, приложил к ней ухо, прислушался: было тихо. Попробовал открыть дверь – она оказалась запертой. Осмотрел замок: он был цел. Испарина выступила у него на лбу. Еще раз оглянувшись, нажал на кнопку звонка.

Буквально через полминуты услышал, как изнутри щелкает засов, дверь отворилась, и радостный голос молодой женщины в очках произнес:

– Ты так быстро!..

Сугробова, все еще держа в руках веник, так и застыла от удивления, увидев наведенный на нее пистолет.

– Стоять! Оружие на пол! Руки за голову! Лицом к стене!

Степан вихрем ворвался в квартиру, ногой захлопнув дверь. Сугробова в испуге бросила веник на пол и послушно выполнила все команды полицейского.

– В доме еще кто-то есть?

Сугробова замотала головой, хотела было повернуться, но Степан больно ткнул в спину ствол пистолета.

– Еще оружие есть? – Степан аккуратно прикасаясь к телу девушки, обыскал ее.

– А-а где вы у меня видели оружие? И какое вы право имеете меня лапать?

– А какое право ты имеешь находиться в чужом доме? Ты кто такая? Повернись!

Сугробова повернулась, поправила очки. Степан заглянул на кухню, в обе комнаты, в ванную. Убедившись, что в доме и в самом деле больше никого нет, поставил пистолет на предохранитель, но убирать в кобуру его все же не стал.

– Ну? Я жду!

– Мы…

– Кто мы? – снова дернулся участковый, оглядевшись.

– Мы с Ильей приехали проведать его тетю Клаву. Ему кто-то позвонил, сказал, что она умерла. Вот он все бросил и приехал сюда.

– А ты кто будешь?

– Я? Я его… невеста.

– А где сам-то Илья?

– Пошел на работу к тете, узнать, что с ней, а потом в магазин. Я как раз и думала, что это он вернулся.

– Вот я дождусь его и все узнаю. И смотри, ежели соврешь!.. – погрозил он ей пистолетом.

– Вот еще, врать вам.

– Иди в комнату! Сядь! – кивнул он в сторону стула.

Но Сугробова едва успела дойти до стула, как раздался звонок в дверь. Сугробова дернулась было, но тут же посмотрела на участкового. Тот снова взвел курок и сделал жест в сторону прихожей.

– Иди открой. И смотри мне!

Сугробова подошла к двери, ногой подвинула к стене брошенный ею веник. Открыла дверь, Степан тут же спрятался за ней. На пороге стоял хмурый Достоевский.

– Илья, здесь…

Но ей тут же в бок уткнулся ствол пистолета. Она молча пропустила Илью в комнату и тут же захлопнула дверь. Достоевский боковым зрением увидел стоявшего в углу за дверью человека с наведенным на него пистолетом. В расстроенных чувствах, он не сразу сообразил, что человек этот был в форме полицейского, зато среагировал так быстро, как от себя не ожидал: кинул в Степана пакет с продуктами и в тот же миг ударом ноги выбил у него из рук пистолет.

– Ах ты, сволочь!..

– Илья! – схватилась за голову Сугробову. – Это же полицейский!

Крик девушки несколько остудил пыл Достоевского. Он глянул на нежданного гостя – его лицо показалось ему знакомым.

– Ой, простите!

Он вырвал у того из рук свой пакет, машинально бросил туда пистолет.

– Э-э! Пистолет-то верни!

– А, да! Еще раз простите! – Илья вытащил пистолет, отдал его участковому. – Мне ваше лицо знакомо.

– Еще бы! Я участковый уполномоченный. Вот, увидел свет у тетки Клавы, подумал, опять этот ублюдок вернулся. А тут какая-то деви… кх-кх… девушка незнакомая.

– Вы знаете, что с моей теткой?

– Она в больнице. У нее был инсульт, но сейчас уже дело пошло на поправку.

– А что случилось-то с ней? – Достоевский облегченно выдохнул.

– Послушайте, мальчики! Что это мы стоим в прихожей. Пойдемте на кухню, я что-нибудь быстро приготовлю. – Сугробова взяла у Достоевского пакет с продуктами, заглянула туда. – За столом и поговорим. Вы не будете возражать, товарищ участковый?

– Вообще-то… – Степан посмотрел на часы. – А, ладно! Я только матери позвоню, скажу, что задержусь, чтобы не волновалась.

39

В школе быстро стало известно, что у Ильи Ивановича Достоевского умерла тетка и до конца года его, скорее всего, уже не будет. Директриса ходила злая. Мало того, что ей пришлось подменять его еще и в девятых классах, так пятиклашки совсем распустились без своего классного руководителя. Даже Валя Ихменев, всегда тихий и неприметный, стал дерзить учителям. Впрочем, директрисе-то как раз понятно было изменение в характере мальчика: именно Достоевский раскрепостил его, благодаря чему его перестали травить одноклассники, а в журнале и в тетрадях появились хорошие и отличные отметки. Но наказать его все равно следует, дабы в следующий раз думал, как себя вести.

Валя стоял в углу в кабинете директора до самых сумерек. Вероника Николаевна ждала, что придут отец или мать, но в дверь постучала сестра.

– Вероника Николаевна, можно забрать Валика?

– Света? А почему родители не пришли?

– Так они меня прислали.

Ихменева подошла к брату, тот улыбнулся, прижался к ней.

– Я бы все-таки предпочла, чтобы пришли родители. Мне хотелось бы с ними переговорить.

– Хорошо, я передам папе… Но, если честно, – Ихменева посмотрела на директрису, опустила глаза и виновато улыбнулась. – Если честно, Вероника Николаевна, папа сегодня работает во вторую смену, придет домой очень поздно, а мать, она вас боится.

– Чего-о? – директриса подняла очки на лоб и удивленно глянула на Ихменеву. – Уж не ты ли из меня дома Бабу-ягу сделала?

– Нет, что вы, – засмеялась Светлана, а вслед за ней хихикнул и Валя. – Просто она после своего возвращения вообще всего бояться стала. Даже нас с Валиком не обижает.

Директриса еще некоторое время изумленно смотрела на брата с сестрой (ей понравилось, что эти двое родных подростков искренне любят друг друга), затем махнула рукой.

– Ладно, идите! И все-таки попроси маму зайти ко мне в ближайшее время. Скажи, что я ни в коей мере не кусаюсь.

– Ладно, скажу! До свидания!

– До свидания, Вероника Николаевна!

– До свидания, Ихменев! И смотри, веди себя достойно, а то в следующий раз закрою тебя в комнате у технички на ночь.

Когда дети ушли, директриса снова надела очки на переносицу и засмеялась. Боится она меня, видите ли. Да врет, поди, девчонка. Ладно, хоть брата любит. Это сейчас не такое уж частое явление.

– Ты чего натворил-то? – допытывалась сестра по дороге домой.

– Клеем стул намазал новой училке.

– Зачем? – засмеялась Ихменева.

– Дак она вместо Ильи Ивановича пришла, а мы ее не хотели слушать. Гудели с закрытыми ртами. Она рассердилась, побежала к директрисе, а пока она бегала, мы решили ей стул клеем намазать. Только долго клей искали. Я сам вызвался стул намазать, но училка вместе с директрисой быстро вернулись, а я не успел на место вернуться. Вот меня и застукали.

– Дурак! – Ихменева ласково потрепала брата за волосы. – Надо же думать, что делать можно, а что нельзя. Мебель-то зачем школьную портить? Ну, и представь картину: если бы ты успел намазать клей, училка бы села на стул, а как бы она потом встала? Кто бы ее отдирал?

Валя живо представил себе такую картину, глянул снизу вверх на сестру и засмеялся. Глядя на него, засмеялась и Светлана. Успокоившись, она сказала:

– Слушай, Валик, я, когда за тобой шла, специально крюк сделала, чтобы посмотреть на окна квартиры Ильи Ивановича.

– И что?

– Знаешь, наверное, напрасно мы ему окно выбили. Во-первых, ночи еще холодные, во-вторых, он ведь вполне мог подумать, что это сделала я… ну, или кто-то по моей просьбе.

– Почему ты так думаешь?

– Ну, сам посуди! Он со мной часто ходил, потом приехала какая-то фуфа неизвестно откуда, стала с ним заигрывать, ну, он, конечно, переключился на нее, я начала истерить по этому поводу…

– Ну и что? – совсем по-взрослому рассудил Валя. – Если человек истерит, это еще совсем не значит, что он должен стекла бить…

Он вдруг остановился, взял сестру за руку.

– Свет, а давай мы ему записку напишем… Ну, что это, мол, не мы, что мы бы до такого не опустились, и в двери в щели ему оставим или в почтовый ящик кинем.

– Зачем в почтовый ящик? Мы можем и в его квартире оставить, на письменном столе.

– Ха! А как мы туда попадем?

– Ха! А у меня ключ есть от его квартиры. – Светлана пошарила по карманам, нашла и показала ключ брату.

– Ух ты!.. А как ты?.. Стырила, что ли, у него?

– Зачем стырила? – спокойно ответила Ихменева. – Просто он у него в прихожей возле зеркала висел. Ну, я и… одолжила… Слушай, давай завтра же и заглянем к нему на квартиру?

– Давай! После уроков, да?

– Конечно!

Они вошли в квартиру Достоевского совершенно свободно, будто в свою собственную. Да и то сказать: Ихменева была здесь уже несколько раз и прекрасно знала, что где находится. Поначалу решили свет не зажигать, дабы не привлекать лишнего внимания, пользовались фонариками.

– Как-то холодно здесь, – сказал Валя, расстегнувший было куртку, но тут же снова застегнувший ее.

– Так ты же сам ему окно разбил, – хмыкнула Ихменева. – А вставить, видать, некогда было.

И все же полумрак им вскоре надоел, Светлана щелкнула выключателем. Она подошла к столу, думала, куда положить записку для Достоевского – сверху на стол или спрятать в ящик стола.

– Ух ты, смотри, Свет, – Валик тоже подошел к столу, увидел часики в малахитовом обрамлении на подставке из черного с синим отливом лабрадорита. – Классно, правда?

Мальчик взял кругляшок, стал катать его с ладони на ладонь.

Брат этими часами подал ей идею. Светлана решила оставить записку на видном месте, а чтобы она не улетела (ветерок все-таки гулял по комнате), положила ее под эту самую подставку из лабрадорита. Положила и вздохнула, грустно и тяжело. Села в кресло, облокотилась локтями о стол и обхватила голову руками. Ей хотелось заплакать. От горя, от неразделенной любви. И только присутствие младшего брата заставляло ее сдерживаться.

– Ну что, пойдем, Свет?

– Погоди немножко.

Она открыла верхний ящик стола, пошарила там рукой: что искала – не могла бы сказать даже себе. В нижнем ящике торчал ключ, выдвинула и его, поводила рукой, наткнулась на две цветные фотокарточки Достоевского – 3х5. Видимо, для каких-то документов. Даже обрадовалась. Аккуратно согнула карточки пополам, оторвала одно фото, положила себе в нагрудный карман куртки, второе бросила назад в ящик.

В это время кто-то тихо вскрыл дверь в квартиру, осторожно прикрыл ее, неслышно ступая, вошел, оглядев сначала прихожую, где горел свет, затем заглянул в темную кухню и, наконец, оказался в комнате. Тут его и заметил Валик.

– Ой, а вы кто? – воскликнул он.

Светлана тут же вскочила на ноги и повернулась, но сказать ничего не успела – возле ее горла оказалось острие ножа.

– Тихо! Без паники! Отвечайте, где хозяин?

Испуганный Валик застыл на месте, продолжая держать в руках малахитовый шарик. Светлана молчала, нервно глотая слюну.

– Я, по-моему, задал вопрос. Где хозяин? Достоевский где?

– М-мы не знаем, – пропищал Валик. – Мы здесь случайно… Не ругайте нас.

– Вы кто такие?

Наконец Светлана взяла себя в руки. Но, не зная, что это за человек и как он здесь оказался, ответила первое, что пришло на ум:

– Мы не грабители, мы друзья Ильи Ивановича… Он просил приглядеть за его квартирой, пока его не будет…

– А где он сейчас?

– М-мы не знаем, – снова пропищал Валик.

Незнакомец также оказался в некотором смятении: он не ожидал наткнуться на детей. Но времени у него не было, да и с детьми торговаться не хотелось. И тут он сообразил: это же наживка для Достоевского. Дети-заложники – то, что нужно. Если он не найдет здесь рукопись, значит, ее на блюдечке преподнесет ему сам владелец. Он вытащил одной рукой из спортивной сумки, висевшей у него через плечо, скотч, другую же с ножом продолжал удерживать у горла девушки. Затем резким ловким движением развернул ее к себе спиной:

– Руки перед собой! – приказал.

Светлана послушно протянула руки, незнакомец, чуть надрезав ножом ленту скотча, быстро обмотал обе руки на запястьях, наклонился и так же обмотал ей ноги. В это время Валик, правильно поняв немую просьбу сестры, кивнувшую головой в сторону двери, рванулся к выходу, но в последний момент незнакомец успел выставить ногу, и мальчик, развернувшись вокруг своей оси, вытянулся на полу во всю длину. Малахитовый шар вывалился из его рук, покатился вперед, а выпавшие из ниши круглые часики закатились под кресло. В последний момент Валик успел схватить шар, прикрыть его рукой, но это же движение не дало ему защитить лицо от удара об пол. Из носа пошла кровь.

– Ты, щенок, не особо торопись. Ты тоже мне пригодишься.

Управившись с девушкой, он подошел к Валику, но тот вдруг заорал не своим голосом:

– Спасите! Помогите!

Незнакомец вздрогнул от неожиданности, но в следующий миг со всей силы носком ботинка ударил его по пятке. Каблук сапога не слишком защитил его от боли, и Валик вскрикнул. Светлана дернулась было на помощь к брату, но резкий тычок здоровенного мужика осадил ее.

Незнакомец обмотал ему ноги скотчем, перевернул его, лежачего, на спину. Кровь заструилась по подбородку, маленькая горьковато-солоноватая струйка устремилась к уголку рта. Валик слизнул ее языком.

– Голову подними! – приказал незнакомец.

Но Валик и не подумал выполнять приказ. Наоборот, он что было силы, уперся головой в пол. Но совершенно напрасно: резкий и сильный удар кулаком в пах заставил мальчишку не только голову, но и все тело приподнять. Он не смог даже застонать, лишь беззвучно открыл рот, пытаясь восстановить дыхание.

– Не бей брата, сука! – крикнула Светлана.

Но незнакомец никак не среагировал на ее слова. Он молча замотал скотчем рот Валика, затем поднялся и ту же самую операцию произвел с девушкой. Та, правда, вертела головой, всячески пытаясь затруднить ему работу. Но и с ней незнакомец церемониться не стал – такой же сильный удар в низ живота, и у Светланы также сперло дыхание.

Теперь ему ничто не мешало искать то, ради чего он сюда и приехал. Но все поиски были тщетны. Это взбесило его. Он со злостью вывалил из ящиков и шкафа все содержимое, на кухне из шкафа-сушки вытащил всю посуду, грохнул ею об пол. В баре увидел бутылку коньяка. Пригубил ее прямо из горлышка. Снова вернулся в комнату, сел в кресло, покрутился в нем, посмотрел на Светлану.

– У тебя есть мобильник?

Светлана демонстративно отвернулась и смотрела куда-то в сторону. Он вынул нож и ударил ее в живот рукояткой.

– Я, по-моему, задал вопрос.

Но девушка, скорчившись от боли, даже не повернула голову в его сторону. Незнакомец встал с кресла, не особо церемонясь, стал шарить по ее карманам, в одном из которых в джинсах нащупал искомое. Вытащив мобильник, он быстро набрал номер Достоевского.

– Слушай, гаденыш! Ты хорошо подставил своих детишек! Если ты к завтрашнему утру не принесешь мне то, о чем я тебя просил, двумя трупами станет больше. И кровь детей будет на твоей совести.

– Эй, ты, сволочь! Ты где? – закричал из далекого Семиреченска Достоевский.

– У тебя дома, в гостях.

Незнакомец тут же отключил телефон и бросил его на диван. Ихменевы, услышав эти слова, задрожали. Валику с каждой минутой становилось дышать все труднее – кровь никак не унималась, перекрывая возможность дышать носом. Он пытался ползком приблизиться к двери, чтобы попробовать ослабить скотч в районе рта, но у него мало что получалось. У мальчишки едва ли не выскакивали из орбит глаза. И вдруг он замер: боковым зрением увидел, как тихо открывается входная дверь и в квартиру вошел еще один человек с пистолетом в руке.

Это был Порфирьев.

Ему наконец удалось, догнать француза. Пока он ехал сюда, полицейские пробили адрес Достоевского и пытались выяснить личность охотника за рукописью, но, к сожалению, одного портрета оказалось мало – в России не было на него никаких данных. И даже в базе Интерпола он не значился. Это был огромный детина ростом под метр девяносто, широкоплечий брюнет с прямыми широкими бровями.

Поняв, что мальчик его заметил, Порфирьев приложил ко рту указательный палец. Медленно, шаг за шагом, он приближался. Слышал весь разговор незнакомца с Достоевским. Но, когда Порфирьев наступил на валявшийся после разгрома, учиненного незнакомцем, лист бумаги, его нога слегка поехала, француз тут же вскочил, в мгновение оказался за спиной у Ихменевой, а его нож – у ее горла.

– Еще один шаг – и она труп, – закричал он.

Незнакомец явно занервничал, поскольку не знал, один ли нежданный гость его посетил или за ним прячется еще несколько. Светлана уже еле держалась на ногах, ее все лихорадочнее била дрожь, и незнакомцу приходилось еще и усилия прикладывать, чтобы поддерживать девушку. Тем временем мобильник Ихменевой неистовствовал: это Достоевский из своего далека пытался дозвониться. Но здесь и сейчас до него не было никому дела.

– Ствол на пол! – кричал незнакомец.

Порфирьев сначала поднял вверх руку с пистолетом, затем осторожно приседая, при этом не сводя глаз с незнакомца, положил пистолет на пол.

– Пни его ко мне!

Но Порфирьев, будто случайно, шевельнул ногой, и пистолет отлетел в другую сторону.

– С-сука! Я же сказал – ко мне!

– А ты возьми! – по-прежнему, не сводя глаз с преступника, ответил Порфирьев.

В этот момент Валику стало совсем плохо, он стал задыхаться, судороги свели его челюсти, глаза стали закатываться кверху, лицо становилось мертвенно-бледным. Порфирьев посмотрел на мальчика.

– Послушай, дай я сниму скотч со рта мальчишки, иначе здесь появится труп. А я думаю, в данном случае тебе этого не хочется. Мальчишка задыхается.

Ихменева взглянула на умирающего брата, дернулась, но лишь напоролась на острое лезвие ножа, тихо ойкнув. Тонкая струйка крови потекла вниз по ее горлу. По молчанию незнакомца Порфирьев понял, что тот возражать не будет. Он склонился к Валику, поддел пальцами края скотча и резким движением стащил клейкую ленту вниз. Мальчик тут же открыл рот и глубокими вдохами начал заглатывать воздух. Краска на лице стала возвращаться.

Воспользовавшись моментом, француз оттолкнул Светлану и прыгнул к лежавшему на полу пистолету. Поскольку руки и ноги у девушки были связаны скотчем, никакой точки опоры у нее не было, и она, как стояла, так и рухнула на пол. Благо находившееся рядом кресло приняло на себя ее голову, тем смягчив удар, оказавшийся не таким болезненным. Порфирьев, по сути спасший мальчишку, держал на контроле незнакомца. И, когда тот прыгнул за пистолетом, в мгновение оказался рядом и ударом в плечо свалил негодяя. Но рука того все равно тянулась к пистолету. Порфирьев перехватил руку, прижал ее к полу, сам оказавшись сверху, но противник оказался посильнее и тут же сбросил с себя Порфирьева.

Началась борьба с переменным успехом. Наконец француз изловчился и схватил пистолет. Он нажал на спусковой крючок, но Порфирьеву в последний момент удалось отвести его руку от себя в сторону, и выстрел пришелся в стену. От шумовой отдачи у лежащего совсем рядом Валика заложило уши. Он прикрыл глаза. Светлана перевернулась и села на полу, шевеля ногами и руками, пытаясь освободить их. Ударив по ладони противника, Порфирьев выбил у того пистолет, но в следующий миг получил сильный удар кулаком в лицо, и тут же француз подмял его под себя, сел сверху и начал бить его куда попало. Валик пытался отползти подальше и тут почувствовал, что наткнулся на что-то круглое. Он вспомнил, что это был малахитовый шар от часов. Он повернул голову и заметил, что незнакомец в очередной раз замахнулся на Порфирьева, но тому удалось перехватить правой рукой его же правую руку.

Валик приноровился и катнул шар Порфирьеву, при этом негромко выкрикнув:

– Эй! – и глазами указал на катящийся шар.

Шар подкатился удачно, прямо под левую руку Порфирьева. Тот обхватил его ладонью, примерился, и едва француз собрался нанести Порфирьеву еще один удар, он получил по голове тем самым шаром. Удар был сильным, за ним последовал еще один, и француз наконец свалился. Выбравшись из-под него, Порфирьев тут же заломил французу руки за спину и, вытащив из-за пояса наручники, быстро застегнул их на запястьях. При этом сразу обратил внимание на отсутствие одной фаланги на левом мизинце. Все сошлось! Подтащил его к батарее, пристегнул к ней второй парой наручников.

– Спасибо, малец! – поблагодарил Порфирьев. – Погоди немного. Сейчас я этого упакую, а затем и вас распакую.

Ножом француза он разрезал скотч сначала у Валика, затем у Светланы. Девушка тут же схватила свой телефон, уже давно замолчавший. Она, быстро перебирая пальцами, набрала номер Достоевского. Теперь уже тот ответил не сразу.

– Алло! Илья Иванович! С нами все в порядке, не волнуйтесь.

– Света? Ты что, у меня дома?

– Да!

– Как ты там оказалась?

– Можно я вам все при встрече объясню?

Достоевский вздохнул.

– Что там с этим?..

– Тут какой-то дяденька, полицейский… короче, он уже в наручниках.

– Кто? Полицейский?

– Да нет, этот… Он хотел меня с Валиком в заложники взять и ждать, пока вы не вернетесь. Но сейчас вы не волнуйтесь.

В это время Порфирьев вышел на кухню, поискал в холодильнике какое-нибудь питье. Не найдя, заглянул чайник, взял стакан и налил оттуда воды, хорошо принюхался, не пахнет ли чем-либо, сделал сначала маленький глоток, затем выпил остальное, достал свой мобильник и позвонил своему шефу Коваленко.

– Алло! Владимир Семенович, Порфирьев на проводе. Добрый вечер!

– Это там у тебя, вероятно, вечер, Порфирьев, а у нас в Москве ночь в самом разгаре.

Порфирьев качнул головой, посмотрел на наручные часы.

– Прошу прощения, не сообразил.

– Ладно! Что у тебя там? Надеюсь, не по пустякам разбудил?

– Не по пустякам, Владимир Семенович! Задержал я этого урода.

– Да ты что! – У Коваленко даже голос изменился – сон как рукой сняло. – Ты где сейчас?

– Некое место, обозначенное на карте, как город Болотное.

– Ну, ты меня порадовал. С таким известием не грех и шефа разбудить.

– Что мне с ним делать, Владимир Семенович? Ментам сдать, что ли?

– Ты с ума сошел – ментам! Да Карамазов за это не только тебя, но и меня уроет. У него на этого субчика план есть… Ты это, слушай, погоди! Я чуток сориентируюсь, звякну шефу, потом тебе перезвоню.

– Хорошо, жду.

Порфирьев вернулся в комнату, посмотрел на уже пришедшего в себя француза, бросавшего злые взгляды вокруг, затем на Ихменевых. Из раны в голове у него стекала кровь.

– Вот что, ребята, думаю, вам лучше отправляться домой. Живете далеко отсюда?

– Не очень! – ответила Светлана.

– А вы как же?

– А я буду охранять это чудовище и ждать звонка от своего шефа.

– Скажите, я же, правда, вам помог? – улыбнулся Валик.

– Правда, пацан! Если б не ты, я бы один не справился, – Порфирьев потрепал мальчишеские вихры. – А теперь бери сестру, дуй домой, и желательно денек вам отсидеться дома, пока вот он не исчезнет из вашего города, – Порфирьев кивнул на француза, тут же поймав на себе его очередной злобный взгляд.

– Пошли!

Светлана взяла брата за руку и пошла к выходу, но Порфирьев уже у самой двери их остановил.

– Погодите! Дайте-ка мне телефон этого вашего Достоевского. Возможно, мне придется с ним переговорить.

– А, пожалуйста!

Светлана высветила на экране своего мобильника контакты Достоевского, Порфирьев записал их на свой телефон.

– Спасибо! И до свидания!

Не успел он закрыть за Ихменевыми дверь, как зазвонил его телефон. Он глянул на незнакомый ему высветившийся номер, секунду подумал, нажал на кнопку ответа.

– Порфирьев, слушаю.

– Привет, Порфирьев! Это Карамазов. Мне сейчас позвонил Семеныч, Коваленко, сказал, что ты поймал большую рыбину.

– Так точно, Сергей Филиппович! Рыбина огромная и до сих пор бьет хвостом.

– Не сорвется?

– Никак нет! Привязан крепко. Что мне с ним делать, Сергей Филиппович?

– Он мне в Москве нужен. Я сказал Семенычу, чтобы он взял джип и мчался к тебе в твое Болотное.

– Сергей Филиппович, прошу прощения. До Москвы отсюда больше двух тысяч километров. Коваленко, даже если будет гнать во весь опор, и за два дня сюда не доберется. А за это время, сами знаете…

– Я тебя понял, Порфирьев! Ты прав!.. Дай подумать… – Карамазов встал с постели, нервно вышагивал по спальне в одних трусах. – Слушай, а ты можешь где-нибудь там найти какой-нибудь джип? Купить, взять в аренду, в лизинг? Назад я кого-нибудь из водил отправлю.

– Попробую. Правда… Я же не могу оставить этого козла одного. Вдруг вырвется.

– А хозяина квартиры нету, что ли?

– Хозяин к тетке уехал, в другой город. У нее после встречи с этим козлом инсульт. Но у меня есть его телефон, могу позвонить, поторопить.

– Позвони, поторопи! И запомни – этот француз мне нужен живым и невредимым. А тебя от меня личный бонус ждет по возвращении.

– Я все понял, Сергей Филиппович. Прошу прощения, что разбудил вас среди ночи.

– Ну, положим, разбудил меня Коваленко, а не ты, так что с него и спрос! Давай!

Карамазов засмеялся, и в его смехе было что-то нервическое.

Порфирьев вернулся в комнату, устало опустился в кресло, прикрыл глаза. Он ведь практически не спал последние двое суток. Да и не ел тоже. Так, всухомятку. Но вставать не хотелось. Сидел, вытянув ноги, думал, что ему делать дальше. Надо бы выйти хотя бы в магазин (кстати, есть ли в этом городишке заказ пиццы по телефону?). В этот момент задергался француз.

– Эй! – позвал он. – Мне в сортир надо.

– Ага! Потерпишь!

– Я не шучу.

– Я тоже… Тебя как звать-то хоть?

– Тебе не все равно?

– Слушай, не выпендривайся. Ты же понимаешь, что ты уже сбитый летчик. А таких людей боссы не жалеют.

– У меня нет никакого босса.

– Да? А Раскольников-Ожьё знает о том, что ты его уволил из своих боссов?

Француз долго смотрел на Порфирьева в упор.

– Ну вот, пусть он тебе и скажет, как меня зовут.

– Скажет, скажет. Он все скажет!

Снова возникла пауза. Но минут через десять француз снова не выдержал:

– Сука, бля! Я поссать могу или нет? Или ты хочешь убрать за мной к приезду хозяина?

Порфирьев поднялся. В самом деле, мужику надо отлить.

Подошел к нему, отстегнул от батареи кольцо наручника, защелкнул его себе на запястье. Затем руки из заднего положения перевел в переднее.

– Вставай! – скомандовал.

Француз, кряхтя, поднялся, разминая затекшие руки, шевеля пальцами, посмотрел с высоты своего роста на Порфирьева.

– Ты что, и в сортир со мной пойдешь?

– Ты что-то имеешь против этого?

– Да и хрен с тобой.

Француз прошествовал в туалет, машинально хотел было закрыть дверь, но Порфирьев успел вовремя подставить ногу.

Облегчившись, француз стал более разговорчивым. Он понял, что его рассекретили и, вероятно, вели от самой границы. А то, что до сих пор не проявлялись, списал на то, что слишком быстро передвигался и четко просчитывал план действий. Снова оказавшись прикованным к батарее, он спросил:

– Ты полицейский?

– Бывший. Сейчас частный детектив.

– На меня как вышел?

– Ты наследил еще во Франции… Слушай, если решил поговорить, давай, что ли, познакомимся. У меня ведь есть только твой фоторобот. Кстати, в полиции вообще не подозревают о твоем существовании.

– Покажи!

Порфирьев достал смартфон, нашел фото француза, подошел к нему поближе, вытянул руку. Француз долго, внимательно изучал свой портрет.

– Кто меня слил?

– Я же говорю, ты еще во Франции наследил. Как все-таки тебя зовут?

– Если хочешь, зови меня Жорж. Или Георгий, как тебе удобнее.

– Так ты кто: француз или русский?

– Это имеет какое-то значение?

– Вообще-то нет, но я не слышал, чтобы французы так чисто говорили на русском.

– А ты со многими французами знаком?

Порфирьев молча, неопределенно покачал головой.

– И какие у тебя на меня планы? – вновь спросил Жорж.

– Для начала доставлю тебя в Москву и сдам своему шефу. Дальше – уже не мое дело.

– Значит, ты за мной от самой Москвы следишь?

– Значит! – подтвердил Порфирьев.

Порфирьев поднялся, вышел на кухню, набрал номер Достоевского.

– Илья? Это беспокоит некто Порфирьев, частный детектив… Успокойтесь, пожалуйста! Бандит обезврежен, пристегнут наручниками к батарее в вашей квартире, дети, надеюсь, уже дома… Да! Я, увы, тоже нахожусь в вашей квартире, поскольку дверной замок взломан, да и типа этого я не могу оставить одного. Меня интересует вопрос, вы когда вернетесь?

Достоевский не совсем понимал, кто ему звонит. Голос вроде бы был другой, телефон тоже, но кто поручится, что это не сообщник? Была включена громкая связь, поэтому Сугробова также слышала весь разговор. И Илья растерянно посмотрел на нее: что делать?

– Может, полицию вызвать? – ответила она на его немой вопрос.

– Илья, послушайте меня. – Порфирьев прекрасно понимал все сомнения Достоевского, но нельзя было ни в коем случае допускать в квартиру полицейских. – Я частный детектив из Москвы, меня нанял президент корпорации «KARA – MAZOFF» господин Сергей Карамазов. У меня задание поймать этого типа и доставить его в Москву любыми способами, но ни в коем случае не привлекать полицию. Это убийца, охотившийся за рукописью Федора Достоевского еще во Франции, где им были зверски зарезаны два человека. И ваша тетя в Семиреченске едва не стала его жертвой. Жертвой могли бы стать и вы, если бы я его, наконец, не вычислил и не прибыл сюда прежде вас… Вы меня слушаете, Илья?

– Да!

– Так вот! Я жду вас, прошу прощения, что в вашем доме без вашего разрешения. Вы мне нужны, чтобы помочь мне найти машину в этом городе. Надеюсь, вы понимаете, что везти этот «товар» в поезде в упакованном виде я не могу.

Достоевский опять переглянулся с Сугробовой. Вид у него был несчастный и растерянный. Да и сама Сугробова готова была отдать все, что угодно, лишь бы не видеть и не знать этого кошмара. Наконец, она кивнула.

– Это тот самый Карамазов, который и в самом деле хотел на аукционе в Ницце выкупить рукопись Федора Михайловича и отправил туда моего научного руководителя, – зашептала она. – Таких подробностей этот бандит знать не может.

– Я понял, – кивнул Достоевский и снова переключился на Порфирьева. – Я уже еду. Прибуду рано утром. Так что ждите.