Текст книги "Дранг нах остен по-русски. Тетралогия (СИ)"
Автор книги: Виктор Зайцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 84 страниц) [доступный отрывок для чтения: 30 страниц]
– Ты язык придержи, – гаркнул на дурака воевода. Он испугался слов, слетевших с языка десятника, можно и самому на дыбу попасть за таких десятников. Однако, доносить о магаданских немцах велел дважды в день, в любую погоду.
Оказался прав, потому что магаданцы вызвали в Холмогорах небывалый переполох. Оба офицера, Пётр и Николай с утра до вечера принялись обходить купцов и кормщиков, корабелов и английских торговцев, недавно прибывших из Москвы с товаром в ожидании навигации. Пётр, представившийся купцом, хотя, какой он к лешему купец, опытный вояка из него за версту торчал. Так вот, Пётр всё больше с корабелами да купцами, людьми уважаемыми встречался. Свой товар показывал, о морском пути в Англию спрашивал, цены на русские товары узнавал. С англичанами по-аглицки говорил, без толмача. Посему и не смогли подсылы прозоровские узнать, о чём баяли два немца, магаданский и английский. Николай, здоровый, как лось, попроще оказался, простых людей не чурался, хоть и майором назвался.
За пару недель до ледохода Николай со всеми Холмогорами перезнакомился, от девок на постоялом дворе, до артели лесорубов, в землянках на том берегу Двины живших. С девками ладно, всем понятно, о чём молодые мужики с ними говорят, но, о чём он с лесорубами два дня говорил, воеводские дьяки так и не узнали. Артельщики – народ своевольный, наглый, чужаков к себе близко не пускают. Но, из кустов дьяки подглядели, что прощались они с немцем магаданским, вежливо, шапки ломали, едва не в пояс кланялись. Пытались дьяки правду у самого немца узнать, татей шатучих подговорили его ограбить, да поспрошать, пока майор вечером от корабелов возвращался. Так шустер, оказался магаданский вояка, двух татей побил, третьему руку вывихнул, а четвёртого с собой уволок, да всё выспросил сам. Небось, собака, про самого воеводу тать тот всё выложил.
Дважды немецкие дружинники стрельбы устраивали, о первых стрельбах неделю судачили все Холмогоры. Подсылы воеводе донесли, что пищали немецкие за триста шагов стреляют, заряды за пару мигов меняют в них, да снова стреляют. Не поверил старый вояка, на следующие стрельбы сам пришёл, убедился в правоте подсылов. Однако, затаил обиду на немцев магаданских, что вежливости к нему, государеву слуге, нисколько не проявляют. Посему решил подорожных грамот им не давать, пусть живут в Холмогорах, пока не оголодают, небось, проявят тогда вежливость. Так и собирался сказать главному купчине Петру, когда тот напросился на приём. Да, не смог, и всё тут. Хитёр оказался магаданский немец, насквозь Прозоровского увидел.
– Вижу, ты, воевода, решил подорожную нам не давать, – нагло уселся на скамью Пётр, заявившись к Прозоровскому поутру. Закинул этак, ногу на ногу, в высоких сапогах, да посмотрел на хозяина без всякой опаски. – Думаю, хочешь нас в Холмогорах мурыжить, пока не оголодаем. Зря хочешь, не советую. Ты в Москве давно не был, не знаешь, что мой друг магаданский врач самого государя Иоанна лечит? Надо знать, если нам палки в колёса решил вставлять. Не дашь завтра выездную грамоту на меня и отдельно на мой отряд, через пару недель англичане мою грамоту царю передадут. Да не жалобу обычную, от магаданского купца, а донос на воеводу Прозоровского. О том, что воевода сей проворовался, с английских купцов лихву берёт, государевы интересы нарушает. Пошлину портовую укрывает, едва половину в Москву отправил в прошлом годе. Посадский народ обирает, корабелов и кормщиков грабит.
– Что молчишь, думаешь, я стану ответа ждать? – Немец оскалил зубы в наглой улыбке. – Не такой я дурак, чтобы ответа из Москвы дожидаться, где тебя десять раз простят. Нет, я, милый мой, своим отрядом Холмогоры захвачу, тебя повешу, да с купцов и рыбаков ещё десяток жалоб и челобитных соберу. Их в Москву отправлю, а сам все корабли с собой уведу, мне обратно возвращаться нет нужды. Коли вернусь через год-другой, следующий воевода на твоём месте, сговорчивей будет. Как полагаешь? Стоит государю торговля с Московской торговой кампанией твоей головы или нет? Что царь-батюшка решит, тебя не воскресить, а торговля прибыток немалый государству приносит. Мои ружья видел?
Побагровевший воевода машинально кивнул, сглатывая слюну. Он давно бы приказал схватить наглеца в поруб, коли бы тот русским был. А немцев государь велел вежливо принимать.
– А ты знаешь, змеиная твоя душа, что эти ружья Иоанн Васильевич для русской армии у нас закупать будет? Сколько русских душ те ружья спасут, коли ими стрельцов вооружить? Стоит твоя больная голова тысяч русских воинов, или победы русской над поляками и шведами? Думаю, если я твою голову у государя за сотню ружей попрошу, он всю семью твою выдаст, не только тебя! – Пётр встал со скамьи. – Завтра к утру две грамоты мне нужны, одна для меня, торговца, на свободный выезд с товаром. Другая грамота для моей дружины, на командира Николая, для свободного выезда из Холмогор на любых кораблях. Сделаешь всё ладом, Николай тебе ружье с зарядами подарит, такое лишь у царя имеется пока.
Нервничали, конечно, оба офицера, после такой демонстрации. Усилили караулы, сами легли за полночь. Но, затея удалась, не зря они собирали слухи и жалобы на воеводу. Не зря Николай узнавал подробности жизни Прозоровского, да записывал рассказы ограбленных купцов и несправедливо наказанных корабелов. Ещё в пути, оба офицера между собой договорились сразу, к взяткам от магаданцев царских чиновников приучать не станут. Пусть работают не за подношения, а за страх. Времена опричнины ещё памятны всем русским боярам, угроза сработает лучше иной взятки. Пусть видят силу магаданцев сразу, в другой раз не будут волокитить документы. Никуда не делся воевода, выдал утром его дьяк Петру обе грамоты. Сам не вышел, затаив обиду. Ничего, эти грамоты Николай всё равно бы получил, договорённость с одним из дьяков уже была. Тот оказался падок на золотишко, обещал грамоты на выезд сделать в любое время, коли воевода воспротивится. Главное, показать их кормщику перед самым отплытием, чтобы воевода не прознал о том.
Полдела сделано, провожал Николай взглядом, уходивший по течению коч. Остался сущий пустяк, перевезти батальон и сотню нанятых работников на норвежский берег. Не просто так возился майор с корабелами, с девками и артельщиками. Многих завербовал на переселение, под стандартный договор на три года. Теперь остаётся добраться до выбранных на карте мест, выстроить в бухте крепость, да верфь сразу наладить. Две бригады молодых корабелов обещали наладить производство кочей, по два корабля в год, коли платить исправно станут, да дерева вдоволь будет.
Через неделю отплыли первые зафрахтованные шесть кочей из Холмогор, увозя с собой полторы сотни бойцов и сотню строителей, с забитыми трюмами припасами. Не только пушками и снарядами, но и мукой, крупами, зерном. Добрых три недели полз караван по весеннему морю, затем вдоль побережья русской Колы. На рубеже русских земель, вошли в залив и полдня поднимались на парусах против течения небольшой реки, к счастью, довольно глубокой, чтобы пройти всем кочам. Добравшись до Колы, самого западного русского порта на Скандинавском полуострове, все кочи встали на якоря. Николай с несколькими десятниками высадился на берег. Селение было малюсеньким, едва ли два десятка дворов, а, поди ты, известно русским летописцам с середины шестнадцатого века. Правда, те дворы были огромными строениями, по всем традициям русского Севера, настоящие крепости, окружённые добротными стенами.
Николай, как и положено, представился начальству порта и крепостицы, командовавшему полусотней стрельцов. Воевода острога, стрелецкий сотник, мужичок лет сорока, с обветренным загорелым лицом, недоверчиво посмотрел на выданную подорожную. Однако, разговорившись с магаданским немцем и знакомыми кормщиками, Артамон Матвеевич, успокоился. Разрешил всем сойти на берег и денёк отдохнуть, указав на постоялый двор. Николая же, вместе с кормщиками, пригласил вечером к себе, поговорить спокойно. Пока майор разместил своих бойцов, распорядился насчёт бани, обеда и спальных помещений, наступило условленное время. Кормщики первыми привели себя в порядок, зашли к майору с напоминанием о визите.
С пустыми руками к хозяину идти неудобно, кормщики прихватили гостинцы – кто шмат сала из дома, кто копчёного северного осетра. Николай взял стандартный подарочный набор стеклянной посуды и, подумав, взял трофейную татарскую саблю. Специально для подобных ситуаций командиры выдали ему два десятка самых дорогих сабель на представительские расходы. С комендантом Колы, ближайшего русского порта, магаданцам нужны были самые лучшие отношения. Потому и постарался опытный сыщик проявить свои самые коммуникабельные качества в ходе разговора с Артамоном Матвеевичем. Пока шла официальная, так сказать, часть обеда, Коля оставался немногословен, отвечая на вопросы вежливо, но, кратко, в лучшем духе поморов. Слава богу, успел изучить привычки северян в Холмогорах.
Часа два пришлось ждать, пока разговор перешёл, наконец, в рабочее русло. Все перемен блюд прошли пробы, на столе остался бочонок пива, да рыбная закуска. Кормщики неторопливо чистили рыбу, хозяин же придвинулся ближе к магаданцу и приступил, собственно, к допросу.
– Скажи мне, мил человек, как православная душа православной душе, – Артамон машинально перекрестился на образа, – куда ты своё войско ведёшь? Не на Вардо, случаем, набег замышляешь?
– Честно, говоришь, – задумался Николай, которого давно никто не допрашивал. Последний раз его допрашивали в прокуратуре, обещая через пару месяцев отдать под суд, да обошлось. Потому методы воеводы опытному сыщику понравились, созданием доверительной атмосферы, способствующей расслаблению клиента. Самому же Артамону майор не верил, пока не верил. Вполне возможно, боевой страж русских рубежей сливает информацию шведам, кто знает? Так, что, магаданец по привычке постарался перехватить инициативу разговора, "раз пошла такая пьянка". – Честно, говоришь? А тебе зачем? Против Руси или государя мы ничего худого не замышляем, вот тебе истинный крест. Шведы же ведут войну против Руси православной, любой вред шведа станет пользой для русских, не так ли? Или ты шведов жалеешь, объясни мне, почто?
– Правильно всё баешь, – не ушёл от разговора стрелецкий сотник, внимательно глядя на собеседника. Лицо воеводы резко осунулось, он сбросил маску радушного хозяина, начиная откровенный разговор. – Рано или поздно война закончится. В соседнем с нами Вардо живут такие же рыбаки и купцы, как в Холмогорах. Не свеи – мурманы. Свейского войска там нет. С мурманами мы живём долгие годы, как добрые соседи. Коли ты нападешь на Вардо и обидишь мурманов, нехорошо будет, не по-соседски.
– Так мне они не соседи, – улыбнулся Коля, заметив, как дёрнулось лицо хозяина. – И мы не русские, а магаданцы, не забывай. Мы действуем по своей воле, и по воле царя Магадана. А царь магаданский отдал нам Швецию во владение. Потому Швецию мы захватим, рано или поздно. Насчёт мурманов я с тобой согласен, воевода. Соседи они добрые, зла против них мы не держим, грабить Вардо не собираемся, можешь быть спокоен. Да и самих мурманов дальше на побережье тоже зорить не будем, хотя острог свой на мурманском побережье выстроим. Так побережье то мурманам не принадлежит, оно шведское. Вот так.
– Как же ты свеев победишь со своей полутысячей? – Недоверчиво продолжил Артамон, с облегчённым видом, – Русь с ними который год воюет, тысячи воев в Ливонии шведов громят, а война не кончается.
– В Библии есть притча, о соломинке, которая сломала спину верблюда, – уклончиво ответил Николай. Хвастать перед возможным шпионом магаданскими ружьями и пушками он не собирался. – Слыхал о такой притче? Коли слыхал, поймёшь меня, – мы, магаданцы, и есть та самая соломинка, что сломает спину шведского верблюда. Вот, так, господа.
Вот и последнее русское поселение осталось за кормой кораблей. На Печенгский монастырь магаданцы взглянули издали, посетить не хватило времени, корабли спешили на запад. Дальше начинается норвежская земля, на которой ещё в Форт-Россе выбрана по карте удобная бухта, примерно в двухстах километрах западнее Вардо. Жаль, в планшете не оказалось вида с моря той бухты, пришлось измерять долготу Николаю каждый день, отмечая примерно пройденный путь. Но, настал день, когда караван втянулся в глубокое и узкое горло искомой незамерзающей бухты. Не обращая внимания на десяток домиков и пару рыбацких лодок на берегу, магаданцы начали высадку. Благо, глубины в заливе от берега шли хорошие, кочи бросили якоря совсем рядом с землёй.
Место на берегу обширного залива выбрали вдали от аборигенов, но, удобное для обороны. Едва выгрузили людей и припасы, едва Николай согласовал со строителями места для острога и верфи, как пришлось отплывать. Что делать, с обороной полторы сотни стрелков с пятью пушками вполне справятся. А грамота на выезд из Холмогор выправлена лично на Николая, деваться некуда. Обратный путь затянулся, караван попал в шторм, пустые кочи раскидало ветром по Белому морю. Однако, к родному устью Северной Двины добрались все, чтобы через две недели вновь выйти в море с остатками батальона и грузов. Сдружившись в плаванье с кормщиками, собиравшимися на обратном пути заняться привычным делом – рыбной ловлей, Николай договорился о закупках рыбы, а к осени и другой провизии. Магаданцы слыли в Холмогорах выгодными покупателями, платили звонкой монетой, не скупились и не жульничали.
На выбранном морском побережье Норвегии, а ныне Швеции, остатки батальона высадились в середине июня. Артельщики не подвели нанимателя, на берегу к этому времени высились пятиметровые стены острога, с выступающими башенками для пушек. Дружинники разведали все окрестности в радиусе сотни вёрст, договорились с местными рыбаками о поставках рыбы, купили у лапландцев немного меховой рухляди и десяток оленей на еду. Благо, запасы ножей, топоров и прочих наконечников стрел были достаточные. Командиры изначально планировали создать запасы на два года жизни отряда в возможной морской блокаде. Немного напрягали белые ночи, но, привычные поморы успокоили татар, мол, зимой настанут тёмные дни, отоспитесь вволю. Близость холодного моря успели оценить все, с одной стороны, постоянные ветра сдувают мошку, истинное наказание тундры и тайги, с другой стороны, непривычно шумит морской прибой круглые сутки.
Наладив службу, Николай отправился на юг, искать указанные на карте богатейшие железные рудники. С собой он взял сотню бойцов и пару орудий, их и боеприпасы приходилось везти на оленях, сплошная морока. Удалось найти добрых проводников, за пару стальных ножей и полсотни наконечников для стрел, показавших вполне проходимую дорогу на рудники. Разговаривали на смеси вогульских и русских слов, но, международные жесты выручали. Однако, на дорогу к руднику ушёл почти месяц, что в километрах составило более трёх сотен, точнее не посчитать. Дорога та, после зимника из Чусовой на Холмогоры, показалась сущим адом. В тайге жара, гнус и мошка не только дышать, смотреть не дают. Истинное наказание божье. По пути майор ставил отметки, планировал с дружинниками удобную дорогу зимой и летом, может, потому и шли долго. Но, сам рудник порадовал Николая, как раз то, что нужно. Здесь шведы не только добывали руду, но и выплавляли железо, сплавляя слитки по рекам на юг, к балтийскому побережью.
Сотня стрелков захватила городок Кируну при руднике и заводик без единого выстрела, два десятка солдат шведского гарнизона не пытались сопротивляться. Николай позже понял, что обязанность солдат состояла не в охране рудника и заводика, а в принуждении рабочих и запугивании, если те решат бунтовать. Сам рудник и заводик при нём произвели на Николая жалкое впечатление, в Форт-Россе магаданцы добывали едва ли не больше руды. Да и выплавка чугуна и его переработка методами шестнадцатого века не воодушевили майора. Посёлок Кируна, по недоразумению называвшийся городком, насчитывал едва ли тысячу жителей, их домишки ничем не напоминали хвалёную Европу. Жалкие деревянные лачуги, уступавшие размерами русским избам. У мастеров, что богаче, дома были из камня, однако, это не сказывалось на удобствах. Грязь, копоть, нищета, равнодушие. Казалось, шведы не заметили смену руководства на руднике. Чтобы их как-то вдохновить на героический труд и повышение производительности труда, Николай увеличил плату всех рабочих и рудокопов вдвое. Даже эти повышенные выплаты составили сущие гроши, но, дали нужный эффект.
Шведы зашелестели, как муравьи, не обращая никакого внимания на национальную принадлежность новых хозяев. Какие там восстания или забастовки? После выплаты первой удвоенной зарплаты, о чём пронюхали все соседние крестьяне, в посёлок повезли продукты с ближайших хуторов, понесли добычу охотники и рыбаки, надеясь на щедрую плату чужаков-магаданцев. Обжившись на заводике, Николай отправил небольшой караван с железными и стальными полуфабрикатами и охраной, в виде десятка дружинников на побережье, за подкреплением, решив с подходом требуемых двух сотен бойцов пробиваться на юг, по рекам, в Балтику. Охранять молчаливых и терпеливых шведов было скучно, с этим справится и гарнизон из полусотни дружинников. На Балтике же, по рассказам местных жителей, неплохо владевших саамским языкам, который отлично понимали татары, он весьма походил на вогульский, в устье реки с непроизносимым лапландским названием, стоял городок, куда весной и осенью сплавляли железо.
Пока, в ожидании подкрепления, которое прибудет, не раньше осени, Николай занялся набором рекрутов из молодых шведов и их обучением. Да и шведский язык не мешало изучить, методом погружения в языковую среду. Этой языковой средой оказалась довольно симпатичная девица Ингрид, дочь одного из литейщиков. Причём, навязалась сама, как позднее понял сыщик, деваться ей было некуда, молодой муж умер год назад, а приданого не осталось, никто её замуж не брал. Молодых шведов в городке и окрестностях практически не было, многих забрали в рекруты. Так, что появление сотни молодых и крепких мужчин внесло заметное оживление в жизнь маленького городка. Дочь литейщика оказалась не только симпатичная, но и толковая девица. Она быстро поняла перспективу общения с магаданцами, их демократичность и отсутствие сословных ограничений. Буквально через неделю лучшего агента влияния в Кируне было не найти. Сначала молодёжь обоего пола, затем и более взрослые шведы стали активно изучать русский язык, ибо с помощью Ингрид майор распустил слухи, будто магаданцы будут брать на работу только владеющих русским языком шведов.
Две сотни бойцов подкрепления прибыли гораздо быстрее, чем ожидалось, знакомая дорога всегда короче. К этому времени жители Кируны успели адаптироваться к новой жизни, активно занимались привычным делом – добывали руду и выплавляли чугун, отливали стальные заготовки. Неудобство с изучением русского языка вполне компенсировалось отменой налогов и отличной, по старым меркам, оплатой труда. В середине сентября Николай начал планировать свой десант на юг, поставив исключительно пиратские и разбойничьи цели. Его задача была нашуметь на балтийском побережье, ограбить несколько селений, захватить там продукты, ценности и пленников, которых с наступлением зимы привести по льду обратно в Кируну.
Надо отвлечь шведов от войны с Русью, да и себя показать. Не просто разбойничьей шайкой, захватившей заштатный городок, а силой, способной напугать шведское общество. Новобранцы пройдут боевое крещение, поверят в свои силы, у магаданцев появится слаженное крупное боевое подразделение, Николай обретёт определённый боевой опыт, который пока имеется лишь у Петра. А майор не сомневался, что умение воевать, командовать войсками, ему наверняка пригодится в шестнадцатом веке, для выполнения тех амбициозных планов, что разработали командиры. Пусть король Юхан направляет на подавление набега регулярную армию. После её разгрома, в чём магаданцы не сомневались, с королём и шведскими властями будет проще разговаривать, они увидят реальную силу захватчиков, и легче пойдут на мировую. Оставшийся в городке гарнизон с помощью нанятых крестьян к тому времени выстроит добротную крепость, где можно отсидеться до подкрепления из Чусовой. Дружинники такую программу партии восприняли на ура. Им давно хотелось, и пострелять по врагу, и пограбить вдосталь, отвести душу на пленницах. Таким образом, прекрасным сентябрьским утром две с половиной сотни бойцов при двух пушках, отправились вниз по рекам, в прохладные воды Балтики.
Плыли на конфискованных и купленных лодках, сравнивая местные реки с уральскими. После опасных порогов, Николай часть лодок скрепил попарно шестами, как катамараны. Такие связки не улучшили мореходных качеств, но избавили от опасности переворачивания. Торопиться было некуда, до ледостава оставалось больше месяца, потому на стоянках торговали с местными охотниками, скупали меха в редких охотничьих зимовьях. Деревни с крестьянами не трогали, понимая, что всем предстоит тут проходить обратно. В таких деревнях договаривались о покупке зерна и муки на зиму. В ближайших к Кируне хуторах Николай даже выплатил крестьянам аванс, договорившись доставить продукты в городок.
Добравшись до побережья Балтики, лодки уверенно повернули на запад, к двум соседним городкам. Что-что, а их местонахождение и даже численность гарнизонов сыщик давно выяснил, не зря общался со шведами. Там дружинники оторвались на всю катушку, жаль, никакого сражения не получилось. Местная стража первого городка, в полсотни копий, после первых выстрелов из ружей, сдалась в полном составе на милость победителей. Да и городок едва превышал по размеру Кируну, дай бог, две тысячи жителей. Но, в отличие от Кируны, жителей которой Николай запретил дружинникам трогать, городок магаданцам не был нужен. Поэтому, магаданский отряд развернулся на полную катушку, без лишней жестокости, впрочем. Оснований для особой жестокости не было, потерь отряд не понёс, шведы сопротивляться не пытались. Своё пленение и грабёж имущества аборигены принимали с фатализмом обречённых. Николай впервые наблюдал отношение европейцев к средневековым войнам, и, как говориться, мотал на ус.
В небольшом порту дружинники застали три купеческих кораблика, загружавших в трюм бочки с сельдью и малосольной сёмгой. Майор решил, что такие трофеи вполне подойдут самим, и, конфисковал груз, временно захватив суда для доставки пленников. В число пленников попали многие горожане, в первую очередь, мастера и ремесленники со своими семьями. Затем все молодые парни, способные стать рекрутами, независимо от происхождения. Ну, и девицы, куда от них денешься, Николай не всегда поддерживал позицию Елены Александровны в отношении насилия. Да и сами шведки особо не переживали, воспринимая мужское насилие достаточно спокойно, всё-таки шестнадцатый век на дворе. Топиться никто из жертв насилия не собирался, а глядя на внешность некоторых шведок, Николай даже сочувствовал насильникам, только изголодавшиеся по женщинам татары могли польститься на подобных страшил.
В городке татары смогли удивить своего командира, не ожидавшего такого делового отношения к обычному грабежу. За пару дней дружинники вынесли из домов всё ценное имущество, уложили это на кораблях и лодках, туда же посадили пленников, не забыв повозки и сани для перевозки трофеев вверх по рекам, к Кируне. Очень хозяйственно отнеслись грабители к своей работе, подмели запасы продуктов, все ткани, запасы кожи, шерсти, металлические изделия, от столовых приборов, до подсвечников. Николай удивился размеру добычи, приняв решение разделить отряд. Сотня бойцов отправилась с пленниками и добычей на базу, в Кируну, а остальные дружинники поплыли дальше, в соседний город. Пушки Николай предусмотрительно взял с собой, и, не пожалел об этом.
Соседний городок уже готовился к обороне, напуганный известиями о разбойничьем нападении. В порту не было ни одного судна, даже лодки исчезли, предупреждённые соседями, успевшими бежать от разбойников. Городская стража пыталась организовать оборону, честно выставив на берегу все шесть пушек. Но, немногочисленные пушкари были расстреляны из ружей с двух сотен метров, едва успели выстрелить, никуда, понятно, не попали. Выжившие стражники бросили оружие ещё до высадки десанта на берег. Едва дружинники начали причаливать к набережной, в бухту порта вошли сразу три небольших кораблика, зато с пушками на борту. Видимо все, кто успел прийти на помощь, и затаился неподалёку. Однако, нападение не застало дружинников врасплох, как, скорее всего, ожидали шведы. Всё-таки, три корабля с двумя десятками пушек, по меркам шестнадцатого века, это о-го-го! Наверняка капитаны кораблей не сомневались в победе над разбойниками.
Николаю пришлось понервничать, пока его бойцы выгрузили орудия на берег и приготовили их к стрельбе. Выручила медлительность судов шестнадцатого века и небольшая дальность стрельбы их орудий. Пока шведские моряки подходили к берегу на расстояние выстрела своих орудий, две магаданские пушки успели пристреляться и расколотить фугасами все три кораблика. Те даже не успели развернуться бортами, чтобы выстрелить по разбойникам. На всё сражение ушли двадцать снарядов, и пять минут, не больше. Однако, горожане получили впечатляющий урок, чтобы отказаться от любого сопротивления. Этот городок грабили ещё быстрее, чем предыдущий.
Учитывая отсутствие плавсредств, часть пленников пришлось отправить берегом, они повезли трофеи на многочисленных тележках и тачках. Отправив с ними сотню бойцов, Николай с остальными дружинниками, с обеими пушками и самыми важными пленниками, поплыл морем на лодках. Лучше бы не делал этого, осенняя Балтика не сахар. Спокойная тёплая погода неожиданно сменилась резким ветром со снегом. Конечно, зиму и похолодание ждали все, но, не так не вовремя. Полдня разбойники пытались бороться с ветром и волнами, пока не промокли насквозь. Особенно досталось пленникам, их и пожалел Николай, скомандовав высадку на берег. Высадились, развели костры, обсохли и остались на ночлег, в километре от береговой линии. Лодки, естественно, вытащили на берег, оставив возле них караульных.
Эти караульные и сообщили рано утром, что в виду берега стоит целый флот, больше десятка кораблей. Ругая себя за жадность, майор спешно организовал отступление по суше к устью реки. Однако, идти пришлось долгую неделю, слишком медленно двигались пленники, да и местные дороги не вызывали никаких добрых чувств. Что, впрочем, не помешало Николаю, организовать боевое охранение и арьергард в лучших традициях будущего. Именно это и спасло дружинников от разгрома. Когда посыльный из арьергарда догнал Николая и сообщил, что их полусотню преследует полк шведов. Майор не поверил, остался с разведчиками сам, прикинуть численность преследователей. И, оказался поражён в самое сердце, действительно, полк, численностью до тысячи пикинёров. К счастью, без пушек и без кавалерии.
В тот же день, выбрав удобное ущелье, дружинники дали бой своим преследователям. Десяток бойцов конвоировал пленников, остальные заняли позиции на склонах большого оврага. А пушки установили прямо поперёк дороги, замаскировав их кустами. С пушкарями остался Николай, обговорив с бойцами порядок действий. Шведы нагнали их всего через два часа, они шли налегке, без всякой разведки, видимо, отлично знали, сколько разбойников ушли из города на лодках. Лодки эти, похоже, были найдены, потому, как преследование по суше началось именно с того берега. Полк был высажен с кораблей, очевидно, потому и конницы не было. Преследователи не опасались встречи с полусотней разбойников, шли плотными колоннами, без обоза, не сомневаясь в скором захвате врагов.
Шведы шли плотным строем, колонной по четыре человека, разбившись на сотни. Всего десять колонн, растянутых на семьсот-восемьсот метров. Майор пожалел, что посадил своих стрелков на полкилометра, а не дальше от себя. Но, деваться некуда, первый выход его, пушкари зарядили орудия картечью и напряженно ждали команды. Передовая колонна шведов приближалась, вот прошли сто метров, вот и пятьдесят метров, пора! Кусты полетели в сторону, буквально через секунду, пока шведы не успели остановиться, оба орудия по очереди выстрелили картечью, полностью выкосив ближайшую колонну. Однако, солдаты оказались опытными, не попрятались от неожиданности, а, напутствуемые громкими командами капралов и офицеров, побежали вперёд. Шведы понимали, что их единственный шанс выжить состоит в захвате пушек, пока их не успели зарядить.
Увы, орудия зарядили всего за пару секунд, подпуская врагов ближе. Вот шведы из второй колонны пробежали убитых, до пушек осталось меньше полусотни метров, несколько секунд бегом, на лицах передовых солдат уже видна радость победы. Николай командует, закрывая уши от грома выстрела, ещё одна колонна врагов отправилась к праотцам. Пушкари быстро заряжают орудия, в ожидании ещё одного броска очередной колонны. Но, следующие шведы остановились, не понимая, в чём дело. Сыщик напряжённо ждёт несколько секунд, пока не видит, что офицеры дают команду шведам рассредоточиться. Опытные командиры решили не идти напролом, не губить солдат в лобовых атаках, а обойти врагов с фланга.
– Огонь! – Кричит майор, до ближайшей колонны шведов всего сто пятьдесят метров, картечь проходит совсем густо.
– Огонь! – Едва пушкари успевают перезарядить орудия.
Ещё дважды стреляют пушки картечью, пока выжившие шведы не оказываются за линией результативного огня картечью, на расстоянии более трёхсот метров. Дальнейший огонь картечью не эффективен, а фугасы майор решил экономить, пушки перестают стрелять, что служит командой открытия огня для стрелков, залёгших по обеим сторонам ущелья. Убедившись, что шведы отходят, затем переходят в бегство, не выдержав необычайно беглого огня. Наверняка, офицеры шведского полка подумали, что в засаде не сорок стрелков, а несколько сотен, такой частой и эффективной оказалась стрельба из ружей. Николай командует сбор трофеев и легкораненых пленников. С этим делом татары уже знакомы, не проходит и часа, как две сотни легкораненых и контуженых шведов, нагружены связками пик, узлами с одеждой, снятой с убитых солдат. Ценности и деньги дружинники несут в своих карманах, не доверяя пленным. Подгоняя не пришедших в себя шведов, дружинники спешат догнать своих бойцов, ушедших за два часа, на добрый десяток километров.