Текст книги "Человек рождается дважды. Книга 2"

Автор книги: Виктор Вяткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Здесь же Нина Матвеева открыла небольшую больницу. Перевела сюда квалифицированных врачей и сделала Её основным лечебным пунктом. Хотя большую часть времени она проводила на приисках, но её постоянное местожительство как-то само собой определилось на Запятой.

Вечером она стояла у окна нового барака и наблюдала за умелой работой печника. Удивительно просто как-то у него всё получалось. Взмах мастерка – и раствор ровной полоской ложился на швы. Снова взмах мастерка – и кладка выравнивалась, словно под прессом…

Где-то на берегу раздался раскатистый грохот взрывов. Печник вытер о фартук руки и стал развязывать тесёмки на спине.

– Вы куда? – всполошилась Матвеева. – Как хотите, а пока не закончите, не выпущу.

Печник покачал головой и снова взялся за мастерок.

– Рвут в котлованах, значит пошабашили. Но если надо, мне что, – пробурчал он покорно. – Пришёл бы пораньше утречком, и всё…

– Ужин вам принесут, не беспокойтесь, А завтра нам с утра/ надо занять помещение под палату, а то, чего доброго, Ещё отберут. Барак ведь чужой – строителей. Я договорилась только с местным начальством. Прииски открываются один за другим, а настоящей больницы для заключённых нет.

– Гляжу я на вас, доктор, молодая вы и добрая. Всё-то вам надо. Чего бы вам так? Ну Есть начальство, пусть и беспокоится.

– Как же мне за своё дело не беспокоиться. Да и чем здесь не место, лучшего и не выберешь, – заговорила она доверительно. Ей хотелось, чтобы её поняли рабочие: от них многое зависело. – Река – это рыба, а значит, дополнительное питание. А грибы, Ягоды, кедровник? А природа?.. – Она показала на чернеющие острова. – Уж если есть красота, так она тут. Как бы ни было трудно, а я сделаю здесь хорошую больницу.

Нина давно вынашивала мысль о создании центральной больницы, но не было ни средств, ни подходящего места. Здесь, рядом со строительной площадкой, можно было многое сделать, и она упорно принялась осуществлять свою идею.

– Оно и верно. Если всё по-умному да с расчётом, тайга и прокормить может. А то ведь у всех на уме одно золото, прах Его возьми. А сколько добра бесполезно пропадает…

Печник был разговорчивый человек. Да и, как видно, немало успел повидать на своём веку. Он начал рассказывать о своём житье на разведке. Но она уже не слушала. Сквозь хрипоту настройки доносилась из репродуктора передача местного радиовещания.

«…Дальстрой раздвигает свои границы до реки Яны. Геологические партии на притоках Индигирки. Комплексная экспедиция с Чукотского полуострова сообщает…»

– Куда уже добрались. Вот она, Россия-матушка, попробуй обойди, – одобряет печник, а голос из репродуктора продолжает:

«В районе Аркагалы открыто крупнейшее месторождение угля. Дорожники штурмуют Бурхалинский перевал. Начато строительство пятой базы на реке Берелёх. Скоро колонны автомашин двинутся в новый золотоносный район Колымы и обратными рейсами повезут по предприятиям Дальстроя тысячи тонн дешёвого топлива…»

– Лиственницу вырастить сто – сто пятьдесят лет надо, попробуй их напастись. Уголёк – это дело. Если с умом… – комментирует печник.

«Второй завод/ приступил к серийному выпуску сварных катеров/ для колымских речников. Первые пять судов отгружены на пристань Среднекан. Авторемонтный завод освоил капитально-восстановительный ремонт машин/ отечественной марки ЗИС-5. На устье Утиной первая таёжная ТЭЦ дала ток. Вошла в строй обогатительная фабрика…»

Печник заскрежетал лопатой по железному листу, набрасывая глину в растворный Ящик.

– А ведь обжили Колыму, доктор. Ни цинги тебе, ни голодовок. Вон и радио кричит и кино показывают. А строят посёлки, как грибы… Глядишь, и станет Колыма такай же смирной, как Сибирь. А давно ли наш Томск за край света считали. – Он посмотрел на Матвееву и кивнул на дверь. – Да вы идите, доктор, не убегу. Раз надо, значит покончу сегодня.

Ночь наступала из распадков. Над рекой, как бы просачиваясь сквозь лёд, ползли вверх столбы испарений. Над островами блеснули звёзды, но сразу же начали затухать в серой туманной мгле. Становилось темно. Уже не доносились тяжёлые вздохи пилорам. Смолкли и циркулярные пилы и дробное постукивание плотничьих топоров. В посёлке становилось тихо. В комнате было прохладно. Нина разделась и легла, укрывшись с головой.

Сильный стук в окно и знакомый голос заставили вскочить босиком.

– Нина, Нина! Открой! Я привезла тяжелобольного, нужна срочная помощь, – приложившись губами к стеклу, выкрикивала Татьяна.

Матвеева набросила на плечи платок, сунула ноги в меховые туфли и распахнула дверь. Вбежала Татьяна, покрытая снегом и инеем с ног до головы.

– Да откуда ты? Что случилось? Разденься! – Матвеева хотела помочь ей сбросить шубу, но Татьяна уже совала ей платье.

– Пошли скорее, он в кузове пикапа без сознания. Боялась, что не довезу…

– Да расскажи толком кто и что с ним стряслось?

– Заключённый Иванов, да ты его знаешь – Копчёный. Мы организуем новые бригады для прииска. Целую неделю уговаривали мы с Юркой Копчёного пойти бригадиром. Наконец он согласился. Сегодня вечером привезли с приисков парней, а наш бригадир у лекпома на койке и не встаёт. Мы туда. Что такое? Лекпом махнул рукой: отлежится. Мы к Иванову – молчит, только скрипит зубами и тяжело дышит. Смерили температуру – сорок.

– Надо было пригласить поселкового врача, – заметила Нина.

– Пригласили. Внешних повреждений нет, только на животе и груди синяки и кровоподтёки. Стали разбираться. Оказалось, вечером кто-то позвонил из заправки и попросил Копчёного срочно прийти. Шофёры нашли Его ночью за проходной в снегу. Как только он не замёрз?! Потом уже он мне признался, что по пути на заправку из-за машины выскочили трое, набросили на голову капот и били по животу чем-то тяжёлым. А остальное он не помнит. Только когда я рассказала врачу, в чём дело, она определила внутреннее кровоизлияние и велела везти к хирургу. Ну, я сразу к тебе.

– Старый воровской приём. Но то что именно Иванова? Это странно…

– Ты понимаешь, Нина. Кто-то хочет помешать нам в создании этих бригад и старается не допустить в бригаду Копчёного. Это активное сопротивление. Значит, нас уже боятся. Это же настоящая тайная война.

– Ты, Таня, не ходи. – Матвеева надела пальто и пошла к выходу. – Я отвезу Его в операционную, вызову хирурга. А ты раздевайся и отдыхай. Я скоро вернусь.

– Ты проверь всё сама. Это очень важно и для нас, и для него…

– Всё понимаю, Танюша. – Нина вышла.

Вернулась она к рассвету усталая и бледная.

– Ну что? – вскочила с кушетки Татьяна.

– Если останется жив, то должен сказать спасибо тебе и своему сильному организму. Сделали серьёзную операцию. Разрыв кишечника в нескольких местах. Удивительно, как он не умер. Ещё час-два – и началось бы общее заражение. Тогда не помогло бы уже/ никакое хирургическое вмешательство.

Двое суток не приходил в себя Копчёный, метался, бредил. Всё это время Татьяна почти не отходила от Его постели.

Он то угрожал вывернуть наизнанку Гайдукевича и показать Его настоящее нутро и тут же начинал говорить страшные вещи. То скрипел зубами, ругался, сводя с ним какие-то счёты. Но больше всего жаловался, что устал от такой жизни и решил всё старое завязать несмотря ни на что.

Из бреда Татьяна поняла, что Колюха Гайдукевич совсем не простой уголовник. В избиении Копчёного и в тайной борьбе за уголовную молодёжь он играет чуть ли не главенствующую роль. Но больше всего взволновало Татьяну, что убийство, за которое отбывает срок Лыков, совершил Гайдукевич. Татьяна решила всё проверить. Лыкова она знала. Он пришёл и попросился в бригаду. Это был совсем запуганный паренёк.

Утром Копчёный очнулся и долго удивлённо смотрел на Татьяну. А потом вспомнил всё и помрачнел.

– Значит, это не сон. Значит, вы? Спасибо за всё. Не забуду. Теперь-то и я не отступлюсь. – Он порывисто протянул ей руку. Татьяна вскочила и строго прикрикнула:

– Лежите спокойно. Двигаться вам Ещё нельзя.

Он кивнул головой и виновато улыбнулся.

– Лежу, лежу. Ещё раз спасибо, – прошептал он и закрыл глаза. Теперь Его лицо стало спокойным.

Вечером Матвеева сообщила, что кризис миновал и Копчёный будет жить. Татьяна сразу же уехала.

Собирая в лагере бригаду, она увидела Колюху. Он подозрительно крутился около парней, а Лыков стоял в уголочке и боялся пошевелиться, Татьяна возмутилась и решила припугнуть Колюху.

– Мне многое стало известно о вас, Гайдукевич, Если вы будете нам мешать, то мне придётся попросить поднять некоторые старые дела. В частности, дело Красюка, побег с пересылки и Ещё кое-что.

– Я? Мешаю? Милаха, да вы проснитесь. – Он беспечно и весело улыбнулся. – А по части старых дел мои косточки десятки раз перемыты и выскоблены. Так что привет вашей тёте. Я сам собираюсь весной проситься на прииск. Бери – не работник, а разлюли-малина.

Он оскалил зубы и, потряхивая большой челюстью, беззвучно расхохотался…

ГЛАВА 10

Когда Колосов пришёл в клуб, совещание всё Ещё обсуждало горноподготовительные работы. В фойе было пусто. Пахло краской, олифой. Портьеры были задёрнуты, и мягкий полумрак как бы предупреждал/ о необходимости соблюдать тишину.

Юра Ещё ни разу не был здесь. К новому году клуб Ещё не закончили. А тут запуржило. Машины постоянно простаивали в заносах, и приходилось мотаться день и ночь. Да и жил он теперь на территории базы. Татьяна тоже переехала в новый дом. Ходить в посёлок было далеко, да и не хватало времени.

Он хотел подняться на второй этаж, но Его окликнул Самсонов.

– Брат Юрка! Тут тебя вспоминали несколько раз. Краснов спрашивал, когда ты должен появиться.

– Как– спрашивал? Он сам приказал мне прийти после перерыва. А горняки ведь так: дорвутся до трибуны– не скоро их вышибешь оттуда.

Валерка расплылся во всё лицо:

– Как там у Петра Первого? Всем господам сенаторам указую. Речи в присутствии произносить не по писаному, а токмо своими словами. Дабы дурь каждого всякому видна была. Так, кажется?

– Тоже нашел у кого спрашивать. Да и к чему это ты?

– Тут все приволокли целые простыни речей, обязательств. А Берзин спокойненько: «Ну зачём же столько? Мы послушали ваше выступление на прошлом совещании. А вы только добавьте новое». И тут же к секретарю: «Дайте стенографическую запись товарища». Тот, конечно, тыр-пыр, и бумаги в карман, да заикаться. Он, как было принято, не скупился на обещания, да и чего наговорил, давно уже позабыл. Вот так-то, брат Юрка. Всё коротко, толково, по-деловому. Учись…

Юра не стал больше ждать. Незаметно в зал, да тихо – в самый уголок. Успеть хоть вспомнить, что сам тогда намолол…

Выступал главный инженер управления Купер-Кони. Он говорил, как всегда, спокойно, с профессорской бесстрастностью. Только поблёскивали стёкла очков.

– …Строительство гидростанции на Котле становится бессмысленным. Разведанные запасы Среднеканского района не оправдывают капитальных затрат. И в этом году там нет перспектив на открытие даже одного прииска…

– Где же вы были раньше? Это ошибка или что? – спросили из зала. Юра повернул голову. Конечно, Расманов. Но какой тон. А вид! Шерлок Холмс, и всё.

Купер-Кони не ответил и только поправил очки.

– Электроэнергия ограничивает развитие рудных месторождений. Оловянную руду с «Кинжала» приходится возить машинами на «Утиный» для переработки мощностями ТЭЦ. Строительство линии передачи задерживает мачтовый лес для опор…

– Зачем на «Утиный». Вы самолетами, и на Урал, – с иронией бросил Олег.

Юра вспыхнул:

– Чего ты понимаешь, дубина! Молчал бы.

Расманов поднял на него холодные, насмешливые глаза. Сколько же было в Его взгляде наглости и чего-то Ещё.

Юра отвернулся и стал разглядывать зал.

Сцена украшена портретами Ленина и Сталина в полный рост. По сторонам в рамках выдержки из проекта новой Конституции,

Добрался он до Краснова только в конце совещания, рассказал Ему о дороге.

– Это правильно, давай. Завтра мы обойдёмся и без тебя.

– А что завтра?

– Слёт передовиков производства. Эдуард Петрович в своей кожаной папке привёз добрые подарки, улыбнулся Краснов

– Михаил Степанович, вы мне по секрету, тихонечко…

– Снижение наказания заключённым. Многим по «Пятилетке». Лёнчику сбросили половину срока. Он этого, конечно, не ждёт. Освободили Прохорова и Тыличенко. Пока молчи.

– Всё правильно.

Прибежала Татьяна и позвала к телефону Краснова. За ним в комнату администратора ушли Берзин и Дымнов. Скоро Маландина вышла и, проходя мимо, шепнула:

– Звонили из политотдела. Сейчас будет митинг, – вздохнула и убежала.

Митинг открыл Дымнов;

– Угроза войны нависла над Европой, над всем миром. Её чудовищный призрак сеет смерть и разрушение в Испании. Поджигатели войны готовят удар на запад и восток. В авангарде агрессоров выступают их агенты: Пятаков, Радек, Сокольников, Серебряков и остальные тринадцать, они делали ставку на форсирование войны фашистских государств против СССР…

Татьяна простонала.

– Да что же это такое? Что?

Дымнов продолжал:

– Они вели подрывную вредительскую работу внутри страны. Радек и Сокольников несли дипломатическую службу. Они торговали Родиной оптом и в розницу. Троцкизм представляется как международная агентура фашистских генеральных штабов…

Валерка натянул шапку.

– Ты куда? – спросила Татьяна.

– На рацию. Послушать, что там в эфире, – ответил он и начал осторожно проталкиваться к двери.

Гневный гул прокатился по залу. К трибуне рванулось сразу несколько человек…

Слёт передовиков производства лагеря/ продолжался два дня. Прибывших с приисков разместили даже в служебных помещениях.

В окнах бараков уже гасли огни, когда Алексеев прошёл в небольшую комнатку красного уголка, куда тоже были поставлены койки. Он сбросил с себя одежду и улёгся в чистую постель. Многие не спали. Настроение у всех было приподнятое: снижение сроков наказания приблизило освобождение и было о чём поразмыслить.

Общий свет был выключен, только маленькая лампочка у двери/ рассеивала над входом жёлтое пятно. Над койками плавало синее облако табачного дыма. Лёнчик курил одну папиросу за другой. Мысль о возможности освобождения тревожила. Но ему ли думать об этом? Разве оставят Его в покое воры? Тем более когда у них зародилось подозрение. Не так ли поступал он сам?

– Да тут и задумываться нечего. Попробуй, только! Приятели подстроят такой фортель, что потеряешь и то что имеешь…

Кто-то тихо стукнул в окно. Ясно, вызывают его. Лёнчик поднялся и, набросив на плечи шубу, вышел.

– Лёнчик? – донеслось из-за угла.

– Ага.

– В сапожной Сашка-бог ждёт. – По тропинке заскрипели обмёрзшие валенки.

Сашка сидел у верстака и шил из старой шубы носки.

– Ну что, браток, воля маячит. Небось в кусты и нос кверху? Ну, валяй, валяй. Только через порог не споткнись, – пробурчал он, не поднимая головы.

– Ты что-то имеешь ко мне? – спросил Лёнчик, отряхивая валенки.

– Дело Есть. Тебе поручить решили. Тут пропуск нужен и всё такое. Наклонись-ка, – и Сашка торопливо зашептал. А потом поднял, недоверчивые глаза. – А может хлюздишь, так сразу говори. Дело громкое, для мастера. Ну как?

Лёнчик побледнел и посмотрел на него зло.

– Глядеть надо, кто хлюздит? Хочешь, столкнёмся? – Он сбросил шубу – и к стенке.

– Ну, ша! Вот так-то лучше, по-нашему. Шуток не понимаешь? – оскалил зубы Сашка и встал. – Значит, всё – заметано?

– Спрашиваешь. Но машина не раньше одиннадцати, да и в ночную чтоб были свои. Это за тобой.

– Как в аптеке. Ну, масть и карту тбухгалебе. Будь здоров. – Сашка вышел.

Лёнчик почувствовал озноб. Это был не страх, а что-то совсем иное. Он вынул папироску и хотел закурить, но никак не мог вытащить из коробка спичку.

Отчего бы это? Неужели в Его душе затаилась мысль, что в жизни может наступить что-то новое? Всё это вздор. Ещё нет силы, которая могла бы сделать вора другим. Как бы он ни рвался.

У трассовской столовой в посёлке Спорный остановилась машина. Двое в тулупах спрыгнули из кузова на дорогу. Один из них открыл дверку кабины, вытащил мешок. Из кабины вылезли Ещё двое, и все вошли в столовую. В столовой было пусто. В раздаточном окне мелькали белые колпаки и куртки поваров, да Ещё один молодой парень в фартуке и халате/ старательно очищал замёрзшие стекла, отогревая их кипятком. А потом он принялся скоблить и мести пол.

Прибывшие сбросили тулупы, засунули мешок под стол и сели с четырёх сторон столика, загородив Его ногами. В столовой было прохладно, пар от котлов растекался по потолку, а в разбитое стекло ползла седоватая волна мороза.

– Так они, подлецы, что сделали, – рассказывал охранник, срывая с усов кусочки намёрзшего льда, – Ящик в машину, – и в кусты, ломиками разворотили. А в середине, кроме фактур, ничего. Они Его обратно в кузов, да и выкинули у домика уполномоченного.

– Ты всегда что-нибудь выдумаешь, – усмехнулся пожилой человек, просматривая меню.

– Истинная правда, Николай Филиппович, – наморщил в улыбке нос охранник, – Да ведь с вами или с вашими бухгалтерами как ни поедешь, так обязательно насидишься.

– Что делать, милый. То искра в баллон, то карбюратор попал в радиатор, я ведь не понимаю. Вот опять ремонтники в гараже задержали, – посмотрел на него бухгалтер и, отодвинув меню, спросил – Что будем заказывать? Есть гуляш, печёнка и борщ.

– Давайте всего по порции. У меня вот тут маленько осталось. – Третий мужчина с усталым лицом вытащил из внутреннего кармана бутылку и поставил на стол.

– Эй, милок! Дай-ка там по твоей ведомости всё подряд на четырёх, – крикнул бухгалтер повару, расставляя стаканы.

Повар, орудуя, черпаком, принялся, выставлять на прилавок тарелки. Занимавшийся уборкой парень перенёс всё им на стол и снова взялся за веник.

– Гражданин, подвиньте ноги. Видите– уборка, – оттолкнул плечом колено охранника парень, выметая мусор из-под стола.

– Нашёл тоже время. Не дадут спокойно поесть, – проворчал тот, отодвинувшись.

Парень не спеша подмёл пол, выбросил сор в тамбур и сел в угол.

Подошла другая машина. В столовую вбежали два румяных молодых водителя. Они сбросили обледеневшие шубы и сели за столик. Парень подал им обед и снова уселся в свой угол.

Почти тут же подошёл рейсовый автобус, и озябшие пассажиры, вздрагивая и хлопая рукавицами, с топотом ввалились в зал.

– Ну, пора. – Бухгалтер поднялся и стал надевать тулуп. Встали и остальные. Охранник оделся, наклонился за мешком, потом опустился на колени и сунулся под стол с головой.

– Мешок? Где мешок? – застонал он. – Украли! – Он бросился к двери и вытащил наган. – Граждане, оставаться на своих местах. Только что похищена принадлежавшая прииску «Утиный» / крупная сумма денег…

Через несколько минут прибыла оперативная группа, вызванная бухгалтером. Во всех направлениях трассы вышли машины. Но мешок с деньгами как испарился. Не было обнаружено никаких следов…

Часы на стене гулко пробили десять. Комсомольское собрание затягивалось. Татьяна поправила волосы и встала.

– Последнее – об отпусках. Как-то сложилось, что большинство отпусков приходится на начало промывочного сезона. Конечно, все соскучились по речке, теплу, да и устали. Но мы не должны забывать нашего комсомольского долга. – Она задумалась и посмотрела на ребят. – Я думаю, ни один из нас не оставит своих производственных участков в самое ответственное время работы. Я уже написала заявление, поеду осенью. Есть предложение обратиться ко всей молодёжи с призывом – отказаться от использования отпусков/ до конца промывочного сезона.

– Чего спрашивать – голосуй, и всё, – поддержал Юра. – А Если у кого возникнет необходимость, будем рассматривать персонально на комитете.

– Правильно! Давай дальше!

– Единогласно. Ещё одно предложение, – Татьяна бросила взгляд на Игорька.

Тот подтолкнул Колосова в бок и шепнул:

– Это следовало сделать значительно раньше. Мы обеспечили бы себе замену.

Татьяна продолжала:

– Предлагаю обратиться с открытым письмом/ к демобилизующимся красноармейцам-дальневосточникам и к молодёжи страны/ через газету «Комсомольская правда» и пригласить их к нам для освоения Крайнего Севера.

Предложение было принято. Татьяна закрыла собрание, И ребята тут же разошлись.

Морозная ночь пепельным туманом заволокла посёлок. Чувствовались признаки недалёкой весны. Небо было голубым и звездным. Красиво.

Ребята уже вернулись в общежитие, последний из них закрыл дверь на крючок. Стало тихо, только продолжали потрескивать в печи сырые дрова. Но Татьяне не спалось.

В окно тихо постучали. Татьяна вздрогнула, вскочила и прижалась к окну. Глаза Её встретились с расширенными зрачками Лёнчика. Он поднял руку, делая знаки и шевеля губами.

Что могло это значить? Лёнчик уже стоял в тамбуре, переступая с ноги на ногу. Было слышно, как он тяжело дышит.

Открыть? А что Если?.. Нет-нет, этого не может быть. Он не позволит. Она набросила на себя шубу. Прислушалась.

– Таня, не бойся, отопри. Только тихо. Мне надо срочно тебе кое-что передать, – услышала она срывающийся шёпот и, уже не задумываясь, открыла дверь.

Лёнчик неслышно вошёл.

– Что случилось, Лёнчик?

Он стоял бледный и смотрел на носки заснеженных валенок. Наконец поднял глаза, в них стояли слёзы.

– Я только что взял большой куш. Целый мешок денег, и пришёл тебе сказать… – проговорил он, заикаясь.

– Деньги? Мешок? Где? Когда? Да ты что, Лёнчик. Неужели ты мог? – Татьяна волновалась. Она схватила его за плечи и заглянула в глаза. – Нет, нет, Ленчик. Ты не мог этого сделать, не мог?! Это после того как тебя почти освободили? Нет-нет, не могу поверить…

– Вот потому-то я и пришёл. И сказать тебе по правде, не сразу… – Лёнчик расстегнул шубу. На нём Ещё был белый халат и скрученный через ремень фартук.

– Сработано чисто, как в цирке. Следов нема, можно гужеваться, но не хочу. Всё думал, пойти или нет? Потом решил. Но куда? К уполномоченному нельзя: это чалка. Значит, только к тебе. Свою работу я сделал, не придерёшься. А ты теперь возьми и сделай за них. Звонить нельзя: допрут. Надо послать кого-нибудь на Спорный. В тамбуре столовой стоит большой пищевой котёл. Пусть разобьют сверху лёд. Но так, чтобы случайно. Деньги гам. Ты меня понимаешь? Днём их увезут, следует торопиться и не вызвать шухера. Я верю тебе. Больше чем верю, – добавил он и, повернувшись, быстро вышел.

Татьяна обрадовалась до слёз. Прожжённый вор совершил невероятное. Он сам отдавал, что дерзко и удачно украл и чем мог безнаказанно пользоваться. Она хотела сказать Ему что-то, сердечное и выскочила за дверь, но Его уже не было.

– А ведь наш, наш Лёнчик! Отвоевали, кажется, и навсегда… – Татьяна вытерла навернувшиеся слёзы, засмеялась счастливо.

На следующее утро проснулась Маландина с каким-то светлым чувством и сразу вспомнила вчерашний день. Всё получилось хорошо. Она позвонила Игорю и рассказала о Лёнчике! Игорёк поехал на Спорный просить для Прииска неиспользуемый котёл и забрал Его вместе с мешком. Вечером встретился Лёнчик. Они заговорщицки переглянулись и расхохотались.

Таня улыбнулась и открыла глаза. В комнате было светло. В Окно заглянул первый луч солнца. Серебристый налёт на стенке потускнел и стал мокрым серым пятном. Значит, тепло. Она сладко потянулась и встала. Мимо окон проскрипели санки. За стенкой на кухне разговаривали ребята и громко смеялись. Кто-то, умываясь, громко колотил по умывальнику.

День начинался удивительно хорошо. Татьяна чувствовала, что, у неё как бы выросли крылья. Она посмотрела на календарь и тут только вспомнила, что первого марта должна быть на Оротукане. Стала собираться. Потом схватилась за телефон И позвонила Игорьку.

– Уезжаю. Да-да, совсем было забыла. Я же ответственная за проведение женского дня, Заодно решу наши приисковые дела. Помню, помню: железо листовое, доски, лес, передвижную библиотеку и подарки для девушек… Машину? Ну зачем же? Выйду на трассу, подниму руку – и с первой попавшей. Да что, в первый раз, что ли? – Она зарделась и, понизив голос, наклонилась к самой трубке. – Не беспокойся, родной мой. Вот такая уж Есть. Ну хорошо, зайди на минутку, жду. – Она повесила трубку и села на стул…

Как ни спешила Татьяна, а пришлось ожидать Женю. Она тоже собиралась на Оротукан. Девушки попали в управление только вечером.

Следующий день промелькнул в хлопотах. Полдня провертелась в снабжении, потом зашла в клуб. Вернулась Татьяна домой поздно. Дверь открыл новый дневальный. Она Его видела впервые. Геологи в других комнатах, видно, спали. В квартире было тихо, и горела маленькая лампочка только на кухне. Татьяна сразу прошла к себе, разделась и легла.

Разбудил Её телефонный звонок. Она вскочила и вышла. Дневального не было. За дверью стучали топоры. Звонила Нина и спрашивала, сколько времени она намерена задержаться в посёлке.

– Завтра закончу подбор книг, осталась Ещё кое-какая мелочь у снабженцев – и сразу на «Пятилетку». А как Иванов, выписался? – вспомнила она.

– Да. Пару месяцев лёгкой работы, и можешь забирать на прииск. Значит, на празднике встретимся? – кричала Матвеева в трубку. Кто-то прервал разговор.

Татьяна наскоро оделась и побежала в столовую. Было уже около девяти. К управлению шли служащие. У двери в столовую толпились ребята и что-то обсуждали.

– Что собрались? – поинтересовалась она.

– Договариваемся, как послушать доклад товарища Сталина на Пленуме ЦК. По местному времени это будет поздно, а доклад важный. О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников.

Послушать бы тоже, подумала Татьяна, А когда? И действительно, она не заметила, как пролетел день. Вечером Её по телефону разыскал Колосов.

– Тебе что, на завтра машина не нужна? Ты чего не звонишь?

– Ну как же, как же, – спохватилась она. – Спасибо, Юра, что напомнил. Если можешь, прямо с утра. Сегодня во что бы то ни стало подготовлю всё.

– Спасибо-то не за что, – засмеялся он весело. – Не думай, что я такой уж заботливый. Мне нужен шестой том Ленина.

– Ты сможешь зайти ко мне домой ровно в восемь или лучше встретимся у клуба.

– Договорились.

Юра положил трубку, Татьяна сразу пошла в столовую. Ровно в восемь они встретились у клуба и пошли к ней. Дверь открыл высокий, худой человек, со странно выпученными главами. Он как будто что-то проглотил и теперь, улыбаясь, вытягивал шею:

– Вот и хозяюшка. Мы так и не познакомились. Величают меня Казимир Павлович Грибовский. Может быть чайку или сбегать в буфет? – захлопотал он.

– Спасибо, не беспокойтесь. Я привыкла все делать сама.

– А ваш кавалер, может, чего прикажет?

– Прекрати рассыпаться. Сказали нет – и всё, – резко оборвал Его Юра.

– Мне уйти? – донеслось Ему вслед многозначительно.

– Дурак, – вспыхнул парень и закрыл дверь. – Вот же сволота. Ты не находишь?

Татьяна придвинула стол к полке и принялась перебирать книги.

– Раз прислали, значит, человек надёжный. Да мне-то, собственно, что, приехала, переночевала – и снова на прииск.

– Дай вам бог любовь да радость. Ключики-то на столе будут, а спрятать куда, вы уже знаете, – снова прозвучало из кухни, и тут же хлопнула дверь.

– Это, Таня, тип. Ты скажи, пусть заменят.

Она не ответила. Когда они уже выходили, зазвонил телефон. Татьяна подняла трубку. Лицо Её разрумянилось, вся она светилась.

– Таня, ты сегодня такая счастливая. Уж не влюбилась ли? – пошутил Юра.

– А почему бы и нет? А хорошо, Юра, вот так работать, любить, радоваться. – Немножечко сомневаться и даже вздыхать, но в душе верить, – Она закрыла дверь и уже на улице спросила – Ты куда?

– Женю давно не видел, да заодно, может, удастся послушать Москву. Я отдал ей Колькин приёмник. А ты?

– В библиотеку. Осталось последнее – закончить с книгами, – Она отошла на несколько шагов и, оглянувшись, крикнула – Утром обязательно позвоню.

– Ну давай!

Уже смеркалось. В воздухе плавали первые пушинки. Домики, посёлка совсем прижались к сугробам, уныло выглядывая из-под нахлобученных белых шапок/ жёлтыми пятнами окон.

В обед к мастерским подкатила лошадь, запряжённая в санки. Культяпый набросил петлю вожжей на конец оглобли и забежал в кладовую. Теперь он обслуживал уголовный розыск и постоянно находился в здании райотдела.

Колюха обтёсывал ручку для метлы. Увидев Культяпого, он нахмурился.

– Ты что, в кусты?

– Дурак… – усмехнулся Культяпый. – На прииск «Разведчик» за уполномоченным. Иди, подколоти что-нибудь для понта, потолкуем.

– А-аа… – промычал Колюха. Не глядя, взял Ящик с гвоздями и вслед за Культяпым вышел к подводе. – Местечко у тебя тёплое, всё может случиться…

– Кретин. Всё идёт лучше не надо. У меня не меньше причин, – Культяпый не договорил и беззвучно усмехнулся – Барахло на «ПЯтилетку» так, чтобы след туда, – к Лёнчику, Золотой знает, будет ждать у насосной. Пропуск получил?

На лице Колюхи мелькнула улыбка.

– Готово. Повезу на базу заправлять инструмент. Ты что, не учить ли меня собрался? Да ладно, теперь не до счетов. На Золотого можно положиться? Не завалит? Смотри…

Культяпый сплюнул на снег.

– Куда денется? Теперь всё сделает, как скажем, и не пикнет.

– Это дело, – одобрительно бросил Колюха. Ещё раз осмотрел санки и, собрав инструмент, ушёл в помещение. Культяпый тут же уехал.

Скоро поЯвился дневальный Грибовский. Он привёз на санках тумбочку для ремонта. А в кладовой вытащил из неё мужской костюм, рубашки и другие вещи. Колюха свЯзал вещи в узел и отдал дневальному.

– Это всё? А как под расчёт? – Грибовский был недоволен.

– Ну ладно, ладно. Хотя небольшая заслуга открыть дверь и уйти до утра. Да ещё на чужой сармак короля за бороду тянуть. Возьми. – Колюха вынул из кармана пачку трёшек и бросил на верстак. Твоё дело с краю, ничего не знаю, и всё. Только так, чтобы не спугнуть. Придумаешь что-нибудь. Геологи не скоро вернуться. Если чего не успеем, подчистим после. Ты всё понял?

Грибовский заморгал глазами, и его большой кадык задвигался, как челнок. Он, видимо, силился что-то сказать. Но Колюха притЯнул Его за рукав.

– Смотри, паскуда, Если чего… – Он не закончил и оттолкнул Грибовского. Дневальный подхватил санки да скорей в проходную.

У водонасосной Колюху ожидал Золотой. Он для видимости очищал снег. Колюха вошёл в будку насосной. За ним проскользнул и Золотой.

– Ты уразумел всё? – спросил его Колюха и тут же передал узелок, пакет и, сбросив шубу, снял с себя синий бостоновый пиджак.

– Узел на «Пятилетку» парням. Остальное тебе.

Золотой напялил пиджак и рассовал все свёртки по карманам.

– Игра большая, тут всё надо по нотам. Важно, чтобы тебя взяли сегодня и не позднее. одиннадцати вечера. Не сумеешь, напутаешь, учти, голова одна. О деле заявишь, когда тебе стукнем. Тверди одно: цель – ограбление. Причины – проигрыш. Показания давай, документы не подписывай, понял? Остальное узнаешь в камере.

Золотой вытащил бутылку и, потянулся к горлышку. Колюха ударил его в грудь и вывернул руку.