Текст книги "Человек рождается дважды. Книга 2"

Автор книги: Виктор Вяткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 1

– Девочки, да тут огромный посёлок! А я-то думала…

– Думала, без тебя не начнут строительство! И ты Ещё встретишь белых медведей! – перебила подругу черноволосая и засмеялась. – Чудная ты, Клавка! Тут уже два года строят. Вон заводские трубы, как в городе.

– Раз Есть ресторан, это и впрямь не посёлок, а город, – проговорила третья.

Девушки стояли на крыльце гостиницы. Мимо прошли парни с бутсами. Из дверей вышел высокий военный.

– Любуетесь, козочки! Ну-ну! – бросил он покровительственно и сел на скамейку под окном.

Откуда-то прилетел мотылёк. Клава подпрыгнула и прихлопнула мотылька ладонями.

– Что, он мешал тебе? – Белокурая девушка подняла мотылька и подула Ему на крылышки. – Лети, лети, милый! – Крылышки дрогнули. – Живой! – Она сбежала с крыльца и посадила Его на лиственницу. – Пойдёмте на вершину перевала. Оттуда, наверное, видна бухта и весь Магадан! – И, не оглядываясь, девушка побежала по тропинке.

Был прилив, и море подступало к берегам, волны бились о камни. У деревянного пирса разгружался пароход, второй стоял на рейде. С моря надвигалась туча.

– О чём задумалась, Татьяна свет Михайловна?

Девушка вздрогнула.

– А, это вы, Зорин? Как вы неслышно подошли. Что скажете?

– Моросит. Позвольте, я сбегаю за вашим плащом.

– Напрасно беспокоитесь. Да и для носильщика вы слишком солидны.

– Мне хотелось ещё раз поговорить. – Он взял её за руку.

Таня кивком головы откинула непослушную прядь и прислонилась к дереву.

– Зачем? Мы, кажется, за дорогу достаточно наговорились. А теперь, может быть, вы отпустите мою руку?

– Почему вы так жестоки со мной? Для всех у вас доброе слово, а для меня только презрение. Я бы носил вас на руках, как куклу.

– Вот куклу и присмотрите, а меня оставьте в покое. Пустите руку. Вы делаете мне больно..

– А вот не пущу и сломаю ваше упорство.

– По какому это праву?

– По праву сильного. Пошли!

– Я рядом с вами не сделаю даже шага.

– Нет, вы всё же пойдете! – улыбался Зорин и ещё сильнее сжимал ей руку.

Таня, кусая губу, отвернулась.

– Пойдёте?

– Вот это настоящий Зорин. И он совсем не находит, что это жестоко.

В голосе Тани прозвучало что-то такое, от чего Зорин выпустил её руку и ушёл.

Татьяна закрыла глаза. На лицо упала крупная капля дождя.

– Таня! Маландина! Пошли! – крикнули девушки.

Она накрылась платком и побежала. Частые капли застучали по утоптанной дорожке.

Вечером девушки решили побродить по Магадану.

Дождь прошёл, тучи уплывали на запад, и в их просветах синело небо. Молодой месяц тускло освещал деревянные тротуары, ещё мокрые от дождя.

– Девочки, зайдём в отдел кадров, а вдруг там кто-нибудь есть, – предложила Татьяна.

Отдел кадров находился на первом этаже нового здания. У маленьких окошек стояла очередь.

– Вам нужно обратиться в горное управление. Ваши документы уже там, – ответил Татьяне инспектор и разъяснил, как туда пройти.

– А разве горное управление уже не на Среднекане?

– Там пока Среднеканское групповое управление, лаборатория, склады. База полевых партий…

– Гражданочка, не задерживайте; вы не одна, – проворчал за спиной сердитый бас. Татьяна отошла от окошка.

Подруги у двери разговаривали со знакомыми по пароходу ребятами. Заядлая плясунья Клава звала всех в дом ИТР.

– Говорят, сегодня открытие и будут танцы.

– Нет, девочки, вы идите, а я пойду разыскивать своё начальство.

– Не горит же. Пойдём все вместе завтра с утра.

Татьяна мягко улыбнулась и открыла дверь.

– Что делать? Уж такая я нетерпеливая.

– Ну и характер, – обиделась Клава.

– А что? Хорошая девушка, – заметил высокий парень… – Такая и за себя постоит, и своего добьётся.

– Чего же стоишь? Нравится, так пошёл бы и проводил!

– А ты и губки трубкой, – засмеялся парень. – И пошёл бы, да не пригласила. Ну, идём! – Он подхватил Клаву под руку, и вся компания направилась к дому ИТР.

Горное управление Татьяна нашла по вывеске. В окнах ещё горел свет. Через фанерную дверь слышался разговор по телефону.

– Да, в полевую партию мы просили топографа, но не девушку. Ну вы подумайте сами, отдалённый район, одна женщина среди мужчин. Нет, нет, это не подойдёт..

Татьяна догадалась, что разговаривают о ней.

– Разрешите? – открыла она дверь и остановилась.

Начальник отдела кадров поднял голову и показал на стул, продолжая разговаривать.

– А потом, всего полуторагодичные курсы топографов. Практики никакой. Слишком молодо-зелено…. Ну, хорошо, хорошо. Я вам ещё позвоню. – И повесил трубку. – Я слушаю вас?

Татьяна открыла сумочку и протянула договор.

– А ведь я – тот самый топограф. Вы знаете, так обидно родиться и женщиной, и неспециалистом. Я слышала ваш разговор. Вы правы. Топографическую съёмку я знаю ещё плохо, но как помощник – справлюсь. Я хочу работать. А то, что женщина – и одна среди мужчин, пусть это не тревожит вас.

Начальник отдела кадров предупредил:

– Это очень отдалённый район, может захватить зима.

– У меня есть необходимые тёплые вещи.

– А Если придётся возвращаться пешком?

– Я спортсменка. Бегаю на коньках, неплохо хожу на лыжах. А всю прошлую зиму специально тренировалась, делая большие переходы.

– Ну а прочие бытовые неудобства?

– У меня маленькая палатка. – Татьяна улыбнулась и тихо добавила: – Я сшила сама и хорошо получилось.

– Ого-о, и палатка? Ну, что же, поезжайте! – Он поднялся и протянул Ей руку.

На одной из дверей длинного коридора висела табличка: «Маркотдел». Татьяна вошла. Молодая белокурая женщина с толстыми косами, уложенными вокруг головы, подняла лицо.

– Вам кого? – спросила она, протирая тряпочкой перо.

– Да я-то, собственно, была в кадрах, но увидела на двери табличку, зашла. Теперь и я к маркшейдерской (дэ) службе буду иметь некоторое отношение.

– Прибыли с «Сахалином»? Как там на Большой земле? – оживилась женщина и, придвинув Татьяне стул, усадила рядом.

– От Ленинграда до Владивостока – стройки, леса.

– Так вы из Ленинграда? – перебила женщина и пристально посмотрела на Татьяну.

– Да.

– Ваша фамилия Маландина? Вы Таня?

– Да. Но откуда вам известно моё имя?

– По фотографии. Я узнала вас, как только вы улыбнулись. Мы с Ниной часто говорили о вас. Да что это я разболталась и не сказала о себе, – спохватилась она, – Новикова я, Валя… Уже догадались? А теперь ко мне. – Она убрала чертежи в стол.

– Спасибо, Валя, сегодня к вам не могу. Только с парохода, устала. Признаться, я так беспокоилась за назначение. Теперь всё хорошо, и хочется просто полежать и подумать. Вы не огорчайтесь: я непременно буду у вас.

– Я поняла, – вздохнула Валя и, набросив платок, взяла Татьяну под руку, – Тогда я провожу вас до гостиницы.

Ветер утих. С моря наползал туман. Валя прижала руку Татьяны и спросила:

– И куда же вас? Оставили здесь?

– Оставаться в Магадане?

– Значит, в поле? А я вот тут застряла. Горько и обидно, но так всё сложилось. А ведь всё могло быть иначе.

– Жалеете, Валя?

– Очень.

Из писем Нины Матвеевой Татьяна знала всех ребят и даже подробности их таёжной жизни. Особенную симпатию вызывал Колосов. Видно, не забыла Его и Валя. Татьяна заговорила о Нине, посмеялись над Белоглазовым. Только о Юрке не говорили.

Они не заметили, как второй раз оказались у гостиницы. Оркестр в ресторане умолк, значит, было за полночь, а они всё Ещё не могли расстаться.

Наконец попрощались. Татьяна вбежала по ступенькам и скрылась за дверью. Валя проводила Её взглядом и побрела к своему домику. Они с Павликом до сих пор жили в прежней комнате, рядом с Левченко.

Разговор с Таней снова всколыхнул прошлое.

– Ну какая же я дура, какая дура, – прошептала она. Вспомнился Ярославский вокзал, Юрка и то счастливое, неповторимое…

На авторемонтном прохрипел заводской гудок. За углом по доскам тротуаров слышались чьи-то торопливые шаги.

Туман закрывал уже посёлок. Его серые клочья проплыли мимо освещённых окон Аллы Васильевны. Валя Ещё долго стояла у сломанного штакетника забора и мяла в руках травинку. Потом тихо постучала.

– Валя, ты? – выглянул из двери Корзин.

– Как видишь, – бросила она резко и, пройдя в комнату, легла на диван. – Страшно разболелась голова. Наверное, грипп.

Корзин что-то недовольно проворчал, потушил свет и улёгся на кровать.

…Проснулась Валя раньше обычного. Поставила чайник и подошла за маслом к буфету, но шкафчик был закрыт на замок. Она вспыхнула и посмотрела на мужа. Павел спал с открытым ртом, отчего лицо Его казалось незнакомым и неприятным.

Под Её пристальным взглядом он зашевелился. Валя опустила глаза.

Он снова зашевелился и застонал.

– Павел! Павел! Ты что?

– Вот, чёрт! Надо же такому присниться, – вскочил он испуганно и тут же улыбнулся.

Валя взяла полотенце..

– Чай готов, можешь вставать.

Корзин открыл шкафчик буфета.

– Недавно покупал, и уже почти ничего нет. Не умеешь хозяйничать, – вздохнул он, перебирая кульки и банки. – Надоело всё.

После завтрака Павел долго топтался у вешалки, рассматривая макинтош.

– Ты бы почистила, милая. Смотри, вот здесь пятно. Да и твоё пальто пора выгладить. Внешность, роднуша, это всё. Человек должен производить хорошее впечатление.

– Павел… – чуть слышно простонала Валя и отвернулась.

Корзин холодно улыбнулся:

– Не делай сердитые глазки. Ты Ещё многого не понимаешь. В каждой семье должен быть порядок. Ты же совсем ничего не умеешь – ни считать, ни вести хозяйство. Вот посмотри, – он вынул из кармана Её пальто кошелёк и пересчитал деньги, – позавчера ты взяла тридцатку, а что осталось? Куда ты умудрилась израсходовать пятнадцать рублей? Все домашние покупки я делаю сам. – В Его глазах вспыхнуло раздражение, – Нельзя, дорогая, так безбожно транжирить. – Он тихими шагами подошёл к столу и застучал пальцами по клеёнке.

Валя кусала губы.

– Делай как хочешь, я согласна, но не трогай меня и не заводи со мной этих разговоров. Неужели ты не понимаешь?

– Милая ты моя, да разве я для себя одного? Стоило тащиться за тридевять земель и вернуться ни с чем? – Он хотел обнять Её, но она отстранилась.

– Ты ничего так и не понял, Павлик. Ты не задумывался, что меня привело к тебе? Но Если так будет продолжаться, тогда я плюну на всё и уеду куда-нибудь на прииск, на дорогу, в поле. Да не всё ли равно…

– Валюша, родная. Опомнись, что ты говоришь?

– Ради чего похоронено всё доброе? Зачем я сижу тут, как мещанка? – говорила она с отчаянием. – Сколько можно? Это не первый, но последний наш разговор. Если тебе не дороги наши отношения, я уеду одна. А теперь решай.

Корзин по-настоящему напугался.

– Ну что ты, что ты, Валюша. Если ты так хочешь в тайгу, я сегодня же подам рапорт и договорюсь.

…В дверь комнаты постучали. Алла Васильевна пригласила войти. На пороге стояла Таня. Валя смутилась. Алла Васильевна только что сделала Ей маникюр, и она стояла растерянная, пряча руки за спину. В комнате пахло лаком.

– Не помешала? – Татьяна окинула взглядом комнату и стала поправлять волосы. Кругом всевозможные флакончики, салфеточки. На празднично накрытом столе деликатес (тэ) – тарелка свежих огурцов.

– Мы вас ждём, садитесь. Я рада с вами познакомиться, – говорила Алла Васильевна, щуря зелёные глаза. Татьяна почувствовала, что Её оглядели с ног до головы. Валя показала на стул у окна.

– Да и мне любопытно узнать вас, – улыбнулась Татьяна и села рядом с Валей. – Слышала о вас. Как говорят, земля слухами полнится.

– О-оо?.. – протянула Левченко. – Чем же вызван такой интерес к моей персоне? Я ведь не ударница и даже не активный строитель социализма. А так сказать…

– Музейная редкость, – добавила за неё Татьяна и засмеялась. – Вы только не обижайтесь, я хотела пошутить, но получилось грубовато. Мне совсем не хотелось вас обидеть.

Алла Васильевна улыбнулась:

– Кто-то должен заниматься и украшением рук женщин. А кроме того, я иногда стенографирую и печатаю на машинке.

В коридоре послышались шаги и голоса.

– Чего не сделаешь для любимой женщины? Это вашему брату-холостяку свобода, – говорил мягкий баритон.

– Ну это как сказать, – ответил глухо второй. – И куда?

– Пока на метеорологическую станцию в устье Дебина. Ну а там обещают перевести в один из центральных посёлков. Так что через пару недель – прощай ты, новая деревня…

– Это хорошо, Валюша обрадуется…

Валя с радостью бросилась к двери. Мужчины вошли. Красивый блондин с тонкими чертами лица поцеловал Валю в висок и, подойдя к Татьяне, представился:

– Корзин Павел, – и, наклонившись, поцеловал Ей руку. Второй топтался у порога.

– Сергей Константинович!.. Чего же вы? Знакомьтесь, – схватила Его за руку Валя и подвела к Татьяне.

– Фомин, – сказал он тихо.

Валя всех пригласила к столу.

Беседа не клеилась. Корзин был задумчив и раздражителен. Видимо, Его не особенно радовал предстоящий отъезд в тайгу. Фомин сидел рядом с Левченко и молчал. Да и Татьяна чувствовала себя неловко. После ужина она предложила погулять. Все с облегчением согласились. Фомин бросился к своему пальто.

Алла Васильевна поправила Ему воротник.

– Не нужно сердиться, мой мальчик. Это тебе не к лицу. Улыбнись-ка лучше. Вот так. – Фомин покраснел. – Не смущайся, право. Ты не ребёнок, да и мы не институтки. А потом, куда это ты так заторопился? – спросила она пытливо.

– Днями предстоит командировка. Поручили комплектовать новое лагерное отделение. Нужно кое-что подготовить.

– На трассу? Это хорошо, немного развеешься.

Фомин попрощался. Левченко набросила шаль и пошла Его провожать.

Корзин сослался на дела и остался дома.

Валя шла рядом с Таней и молчала.

Татьяна взяла Её под руку.

– Скоро буду на Среднекане. Может быть, что-нибудь передать?

– Его там нет. Он Ещё осенью выехал в отпуск и до сих пор не вернулся. – Валя остановилась.

Татьяна рассмеялась:

– Я о Нине.

– Ах, Нина? Да-да… Передайте Ей, что обязательно скоро встретимся.

Утром Фомин договорился с начальником управления/ о переводе на Оротукан нескольких бригад заключённых, в том числе и бригады Вагина. Потом он направился в учётно-распределительный отдел лагеря и занялся подбором специалистов по учётным документам. К нему постучали и попросили подойти к телефону.

В комнате секретаря Сергей взял трубку.

– Да, я! Здравствуйте. Посылка вам? Помочь? Я страшно занят… А вечером совещание и вернусь поздно… Что-о, уже оформлено получение? Да, так можно. Пусть тогда до утра полежит у меня. Ну хорошо-хорошо, сейчас иду!.. – Он повесил трубку и украдкой вышел.

Солнце зарылось в косматую тучу. Потянуло пронизывающим ветром. Зашушукались лиственницы. Прыгая, проскакал мимо клочок бумажки.

Чёрт бы забрал и Аллу Васильевну, и Её посылки, и всё, всё. Надо кончать. В эту минуту он ненавидел Левченко, презирал себя.

Он говорил это себе каждый раз, и каждый раз встреча с Аллой Васильевной опрокидывала Его благие намерения.

– Сергей! Сергей! – услышал он голос Левченко. Она стояла на тропинке. Рядом белела посылка.

Умница. Догадалась выйти навстречу, где нет людей. Не задерживаясь, он подхватил Ящичек и занёс Его к себе в комнату.

Домой с работы вернулся, как и предполагал, около полуночи.

– А-у!.. – промурлыкал голос с кровати. Он зажёг свет и остановился у порога. Это уже было слишком.

– Алла Васильевна! Ну зачем же вы здесь?

– Не виновата, что все женщины так любопытны… Мне не терпелось узнать, что там прислала сестрёнка…

Когда в соседней комнате часы пробили час ночи, Алла Васильевна встрепенулась.

– Не могу больше. Вскрой, посмотрим.

Она закуталась в одеяло.

– Ты выкладывай всё на стол и говори.

– Коньяк, корейка, кашне… (нэ) – перечислял он, перекладывая вещи. – А это что? Да тут Ещё одно место с письмом. – Он вынул из Ящика коробку с привязанным конвертом и протянул Левченко. – Пожалуйста.

– Нет, читай ты, только громко. А я буду слушать и тем временем оденусь. – Она спустила с кровати ноги и потянулась за платьем.

– Ты знаешь, я не любопытен.

– Но я прошу. Да посмотри, что там в коробке.

Фомин разорвал конверт и стал читать. В письме сообщалось о смерти тёти Сони.

– Несчастная женщина! И всё из-за мужа. Он ведь из потомственного, убеждённого духовенства. Арестован в тридцать первом, – вздохнула Левченко и, облокотившись на подоконник, стала сосредоточенно слушать.

Дальше шёл перечень отправляемых вещей.

«…Хотела послать твои шерстяные кофточки. Но прибежала Мария и стала умолять взять и эту маленькую посылочку, – продолжал читать Сергей. – Она очень просит тебя разыскать Гудковского и передать Ему в руки. Он теперь на Колыме. Строит дорогу где-то на девяностом километре. Тут их семейный образок. Перед смертью/ тётя Соня наказала отправить Его со своим благословением/ Петру Николаевичу. Положила она Ещё какую-то мелочь. Ты сама знаешь, как мы им обязаны, и я не могла отказать…»

Фомин дочитал письмо и прикинул Ящичек на руке.

– Куда положить?

– Посмотрим. Ведь всё равно будут вскрывать.

– Конечно. Это должно пройти через режимный отдел.

Он распаковал коробку. Там лежали тёплые вещи и маленькая иконка.

– Гудковский? Гудковский? – несколько раз повторил он, стараясь припомнить фамилию. – Нет, такого не знаю. Да и не глупость ли возиться с этой чепухой. Он вышвырнет Её в тот же миг.

– Едва ли. Это реликвия, а он верующий. Миленький, да ведь ты Едешь на трассу и тебе не составит большого труда Его разыскать. Думаю, ты не откажешь в любезности и освободишь меня от этих неприятных хлопот?

Фомин нахмурился и не ответил.

– Понимаю, понимаю – тебе неудобно. Ну, тогда передай посылку с вещами через режимный отдел, а это завернём отдельно. – Она взяла иконку. – Красивая. Старинная работа. – И, прижавшись к Его щеке, зашептала – Может быть, ради меня ты сделаешь это «великое» нарушение и передашь лично. Меня беспокоит, что Её там действительно вышвырнут. Что тогда я скажу своим родственникам? А ты заодно проведёшь с отцом Петром антирелигиозную беседу, – И она засмеялась.

– Ты ставишь меня в неловкое положение.

– Ну, всё-всё. Тогда я сама. Завтра же иду на приём к начальнику управления/ просить разрешения на свидание и поеду с тобой. Думаю, это тебя не испугает, да и не будет Являться нарушением по службе, – заявила она.

Фомин совсем помрачнел. Только этого Ещё не хватало. А ведь поедет, и тут уже ничего не поделаешь. А потом не оберёшься разговоров и объяснений. Ну, была не была. Отделаться – и всё. Он улыбнулся через силу и посмотрел в окно.

– Ну хорошо! Только заверни всё сама.

– Товарищ начальник, вы бы поставили чемоданишко под ноги. Оно всё понадёжней, – показал водитель на свободное место у рычагов.

Фомин открыл глаза и потянулся. В кабине было душно. Он опустил стекло дверки. Пахнуло прохладой тайги и свежестью речки.

– Стоит ли? Скоро Палатка. Да я так заложил Его Ящиками, что и сам-то не сразу найду.

– Смотрите. Как говорят, вам жить. Только тут такая шпана, что не приведи бог. Когда везёшь что-нибудь путное, то так и зырят, так и зырят. Тогда поближе ломик и не зевай. Как носом чуют, окаянные.

Фомин, не отвечая, продолжал смотреть в окно. Дорожные работы велись на всём протяжении трассы, и автомобиль двигался медленно, объезжая или переваливаясь через груды щебня. С обеих сторон дороги тянулись выемки и забои. Загорелые парни то и дело выбегали навстречу машине и жестами просили то папиросу, то прикурить.

Водитель только сильней нажимал на газ.

– Вот банда! Я те свистну, ворюга. Я те прикурю, босяк. Я те дам спичку, разбойник! – приговаривал он, грозя кулаком.

Парни, посмеиваясь, уходили к своим рабочим местам.

– Прошлый раз махнули тут у меня два мешка гречки, – рассказывал водитель. – Вскочил на подножку скуластый парень и суёт мне баллонный ключ: «Возьми, говорит, земеля, кто-то посеял, пригодится», – и попросил закурить. А почему не взять, в дороге всё к месту. Остановился на какую-то минутку. Долго ли чиркнуть спичкой. Скуластый сразу ушёл. Приехал на базу, мать честная! Гречки нет – пришлось месяц без зарплаты работать.

Он резко крутанул баранку.

– Значит, заберёте с дороги эту братву? Это хорошо, но не завидую тем, кому придётся иметь с ними дело, – покосился он на Фомина и снова заглянул в кузов. – Толку не будет, отпетый народец. Другой раз подойдёт, парень как парень, а отвернулся на секунду – и что-нибудь будьте здоровы.

Фомин слушал рассеянно. Мимо бежали зелёные лужайки, рощицы тополей, сквозь зелень проглядывала речка.

Эх, побродить бы по берегу речки да посидеть в тени деревьев. А то лечь в траву, закрыть глаза и слушать, слушать. Речка быстрая, болтливая.

– После той гречки я решил провести воспитательную работу, – усмехнулся водитель. – Надо же было как-то постоять за себя. Следующим рейсом загрузился концентратами. Они были в мешках. Смотрю – на том же месте опять тот скуластый. Но, как видно, узнал мою машину и махнул, чтобы, значит, проезжал. Вроде бы одолжение сделал. Мол, пока милуем, а сам нахально смеётся.

Водитель улыбнулся.

– Ничего, думаю, своё как-нибудь возьму. Отъехал за поворот, заглушил мотор и делаю вид, что решил отдохнуть. Дорога-то, сами видите, какая, да и перегоны дай бог. Приходится перехватить часок-другой. А то не заметишь, как окажешься в кювете. Куртку с бумажником под голову, чтобы не стянули. Опустил стекло, вытянул ноги в окно. А в руку тот самый ключ и приспособился так, чтобы оттолкнуться от рулевой колонки и сразу на ноги. И верно, не прошло и десяти минут, как идёт этот тип по дороге.

Водитель покосился на кромку дороги.

– Слышу, тронул за ноги и начал тихо-тихо стягивать сапог, – продолжал он, посмеиваясь. – Давай, давай, не объедешь: не из деревни. Но нет, потянул немного, собака, и принялся за другой. Потом снова за первый. Тоже понятно: кому нужен один сапог? Мне уже не терпится, а он, скотина, вроде бы забавляется. Потянет, отойдёт.

И вы знаете, что он сделал? Подкрался с другой стороны кабины, где я Его совсем не ждал. Не успел я и ахнуть, как распахнулась дверка и вылетела моя куртка. А я – под штурвалом руля. Он набросил на плечи мою куртку – ив кусты.

Называется, перевоспитал. Пришлось идти к заключённым и просить разыскать права. Ещё сто раз спасибо сказал. Знал, поганый, как водителю без прав.

Речка приблизилась к дороге и бежала как бы вперегонки с машиной, петляя в зелени кустарников. За поворотом водитель резко затормозил. На дороге лежал человек, загородив проезд.

– Никак задавили? – Водитель выскочил из кабины. Вышел и Фомин. Они подбежали

вплотную. Фомин повернул труп.

– Кукла! – засмеялся он и поднял шапку, набитую тряпьём.

– Груз! – тут же закричал водитель и бросился к машине.

Фомин успел заметить мелькнувшую в кустах чью-то загорелую спину и свой чемодан.

– Бежим, нагоним! – суетился водитель, вытаскивая ломик.

– Да ну! – отмахнулся Фомин и сел на груду щебёнки.

Водитель пожал плечами и принялся считать места.

Но вот из-за поворота дороги появился человек. Он шёл по кромке насыпи с таким видом, словно ничто, кроме дороги, Его не интересовало. И, только поравнявшись с машиной, сердито крикнул:

– Зачем гоняешь? Видишь, дорога плохой, так растеряешь весь груз! Собери Ящики, пока их не растащили!

Фомин в прохожем узнал Шайхулу и окликнул Его.

– Гражданин начальник, это ты? Зачем с таким турком Едешь? Тачку Ему, а не машину. Вести не может, тормозить не может. Не только Ящики, человека потерять может. Ай-ай-ай!

– Довольно прикидываться, Шайхула. Твои художества, и сделано неплохо. – Сергей показал на куклу и тут только вспомнил, что в чемодане икона. Найдут в Его вещах, что тогда? – Чемодан взяли, там только нужные для меня бумаги.

Шайхула как не слышал.

– Здорово. Лежит как настоящий. Любой остановится поглядеть. – Он ухмыльнулся. – Чемодан, говоришь? Свободы не видеть, не знаю.

– Я тебя прошу! Ведь не чужой…

Фомин просил, унижаясь. Шайхула засмеялся:

– Правильно говоришь. Свой человек, поищем. Только зачем бросаешь в кузове барахло? Не возьми – каждый дураком обзовёт.

Шайхула пронзительно свистнул. Из кустов показалась голова.

– Пойдём, начальник. Как бы чего не замотали.

Человек вылез на насыпь и пошёл навстречу.

Фомин только и думал, как бы скорее разыскать чемодан и сбыть с рук эту проклятую икону. Надо же было такому случиться! И он тут же спросил Шайхулу, не знает ли тот заключённого Гудковского.

– Почему не знаю? Он на нашем участке в подконвойной бригаде Улусова. Вон там, дальше в карьере. Могу проводить.

– А конвой?

– Уладим. Тут хозяева мы.

Фомин вздохнул: как гора с плеч.

– Улусов, Улусов? Это не тот важный барин? Разве он работает?

– Зачем? У таких башка Есть. Посчитал, насчитал, прикинул. Вот и кубики, и для себя и бригаде тоже. Деляга. Да и конвой не в убытке – и план и рыба. А ты куда Едешь, начальник? – посмотрел на него Шайхула.

Фомин рассказал.

– Забери, начальник! Скоро зима, тут не сезон. Устроишь жестянщиком – работать буду. Копать – нет, сразу тебе говорю.

– Пожалуй, воровать здорово будешь?

– Буду. Поймаешь, посадишь. А кто не крадёт, Если умеет? Договорились?

– Ага! – Фомин кивнул головой, может быть, слишком поспешно. Черноголовый парень, что шёл следом, свернул с трассы.

– Эй, Жук! Валяй к ребятам. Пусть не трогают хабару! Понял? – крикнул Ему Шайхула и оглядел Фомина. – Ты, пожалуй, начальник, не ходи. Да ты не бойся, будет

порядок.

Шайхула степенно зашагал по дороге, Фомин вернулся и сел на подножку машины. Водитель закрыл капот, вытащил из-под сиденья кусок камеры и направился к речке.

Было тихо.

Стареешь, солдат. На мелочи размениваешься! Алла, иконка, Шайхула. А дальше?

Дальше не хотелось думать. Из кустов вышел Шайхула с черноголовым. Тот нёс чемодан.

Водитель налил воду в радиатор и сел за руль.

– Вот, начальник, забери. Можешь не проверять, не открывали. – Шайхула поставил чемодан в кабину, – Садись, начальник. – Он подсадил Фомина, захлопнул дверку и встал на подножку. – А ну, водило, газуй вон туда, где дымок. Там остановишься.

Фомин не удержался, открыл чемодан и запустил туда руку. Тут. Скорей бы, скорей, да ну Её к чёрту.