Текст книги "Человек рождается дважды. Книга 2"

Автор книги: Виктор Вяткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

– Не дури. Завалишь дело, пожалеешь. Тебе это хозяйство потребуется, будет больше веры, – показал он на бутылку.

Золотой выругался и спрятал её за пазуху.

– Втравил ты меня, Жаба, в грязное дело…

– Захлопнись, гад, – перебил его, Колюха и спокойно пояснил – Не хлюзди, тут немного красивой игры. Ну, осудят, а ты обжалуешь. Вынудили на показания и всё такое, и раскроешь карты… Тут верное дело – взяли на день раньше. А мы тем временем все кончики в воду– и разлюли-малина. Но Если что – расчёт будет страшный.

Золотой поёжился. В глазах Его мелькнул страх. Он опустил голову и взялся за ручку двери.

– Иду. Но погоришь, жаба, не приду и плюнуть на твой гроб, – проговорил он скороговоркой и, шарахнувшись, вышел…

Заведующая библиотекой Нина Андреевна принесла большую стопу книг и положила на стол.

– Ну, Танюша, кажется, всё. Теперь упакуем, да и пора по домам; скоро час. – Она стала увязывать книги.

Татьяна сделала в каталоге последние записи и принялась складывать упакованные книги в уголок.

– Нина Андреевна, пусть полежат до завтра. Если не зайду с утра сама, выдадите водителю. – Таня забросила руки за голову, закрыла глаза. – Что-то устала.

Действительно, лицо Её побледнело, стало печальным.

– Не заболела ли ты, милая. Давно пора в отпуск. Ну поехала бы, отдохнула.

Татьяна сняла с вешалки шубку и подошла к окну. Уличные фонари потухли и сгустившаяся темнота окутала посёлок. Только кое-где Ещё светились одинокие окна да над зоной лагеря висел жёлтый круг света. Шёл снег.

Нина Андреевна открыла дверь, и они вышли.

На улице было тихо, даже снег не хрустел под ногами. Из-за клуба появились двое и, пройдя вплотную, свернули за домик. Где-то сразу залилась лаем собака и так же неожиданно стихла.

Свет в квартире Маландиной не горел, но железная труба печки весело помахивала рыжим хвостом дыма.

Женщины расстались. Только Татьяна собралась постучать в дверь, как та, к Её удивлению, неожиданно распахнулась, и перед ней с поленом в руках появился дневальный.

– Вот и вы, милая хозяюшка. Идите отдыхайте, дома тепло, а я ещё повожусь с дровишками. Трудно стало нынче, всё тайком да вечерком. Так что вы наружную дверь не закрывайте. А уж если я скрипну или стукну, прошу извинить. Тут ничего не поделаешь.

В комнате действительно было тепло. Соседи, как видно, спали, она так и не видела геологов ни разу. А может быть, они в командировках. Немного страшновато в пустой квартире, да Ещё со слащавым дневальным. Но ничего, щеколда хорошая, а в случае чего, можно постучать другим соседям через стенку, услышат. Она разделась, легла.

Скоро снова весна, промывка, а там отпуск на материк вместе с Игорьком.

Разбудил Её тихий разговор на кухне. Голос знакомый, певучий. Да это же дневальный из дома дирекции. Такой безобидный славный старичок. Она сразу успокоилась.

– А что Если разбужу? Может, что срочное? – снова тот же голос. На кухне тихо скрипнули половицы, осторожный шорох, и снова старичок – Просили срочно передать и лично в руки. Как же быть-то?

Наверное, Игорёк? Татьяна отбросила одеяло и быстро к двери. Щеколда легко скользнула по скобам. Она приоткрыла дверь и выставила руку.

– Что у вас там?

Но вместо ответа/ холодная рука быстро сжала запястье, и сильный рывок выбросил Её в коридорчик между кухней и комнатами геологов.

– Вы что? Как смеете? – хотела крикнуть она, но из горла только вырвался тихий шёпот.

Вместо тщедушного старичка она увидела высокую, плечистую фигуру. Она хотела броситься к телефону, но сильные пальцы так сжали руку, выворачивая запястье, что она закусила губу и прислонилась к стенке. Она поняла всё…

– Юрий Евгеньевич, вы сегодня такой важный, такой внушительный, как будто лет на пять сразу сделались старше, – заметила секретарь конторы механической базы Зина. Она принесла Колосову почту. Продолжая поглядывать на него с улыбкой, она добавила в чернильницу чернила, сменила перо и снова спросила – Нет, серьёзно, что с вами?

– Ну вот Ещё. Да откуда вы взяли? – пробурчал он, вспыхнув.

– Это заметила не только я, но и Расманов. Он утром меня спрашивал: что, мол, с вашим начальником? Встретился в посёлке, прошёл мимо и даже не поднял головы.

– Вы, Зина, поменьше слушайте всякий вздор. Позвоните лучше в библиотеку да узнайте, отправлены ли на «Пятилетку» книги. Татьяна обещала позвонить утром, а чего-то молчит.

Зина вышла и тут же вернулась.

– Нет Ещё. Книги в библиотеке.

– Ну хорошо. – Юра сложил папку и пошёл в литейную.

С отливками, дело не клеилось. Ремонты требовали сложных деталей, и шёл большой брак. Не управлялись и с сушкой, не удавалось подобрать нужные формовочные составы.

В окнах литейной просвечивал подозрительный малиновый свет. В открытую дверь вползла чёрная волна дыма.

Горит? – мелькнула догадка, и Юра влетел в помещение.

Зарево краевого света било из свода в закопчённые деревянные перекрытия. Там уже трещало, щёлкало, гудело. Казалось, потолок вот-вот займётся огнём. Шайхула, забравшись на балки, морща от жары лицо, поправлял ногами железные листы, забрасываемые с желоба мастером Гориным. У печи с лопатами в руках стояли формовщики и ждали команду забрасывать наверх формовочную землю. Всё делалось молча и быстро.

Мастер забросил Ещё один лист и махнул рукой. Со всех сторон полетела на свод земля, свет начал меркнуть и скоро совсем потемнел.

Шайхула вытирал обожжённое лицо.

– Что произошло? – подошёл к нему Колосов.

– Порядочек, начальник. Опять завалился свод. Будьте спокойны, мы тут здорово наловчились.

Тяжело отдуваясь, вышел из-за печи Горин. Формовщики как ни в чем не бывало разошлись по своим местам.

– Как же так? – обратился к нему Колосов. – Оказывается, это не в первый раз. Надо вызывать пожарников, да и меня ставить в известность. Так можно и без литейной остаться.

Горин, разгладил припалённые усы и лукаво сощурил глаза.

– Пожарников-то вызвать не трудно. Этим антихристам только позвони, так они всё по брёвнышку раскатают. А потом?

– А Если сгорит?

– Да тут и гореть-то нечему. Ну, Если не дай бог уж что-нибудь случится, так мы сами всё заново сколотим.

– За пожар и спросить могут.

– Вот потому ты, Юрий Евгеньевич, ко мне и не лезь. Спросят – отвечу. Умный поймёт, а дурака и звать нечего. До весны бы как-нибудь протЯнуть, а там надо думать как следует…

Старик покашлял, пошевелил усами и посмотрел на Шайхулу.

– Ты мне, разбойник, давай стержни для направляющих роликов. Нечего тут на старших глаза пялить.

– Дядя Коля, да ролики Ещё вчера отлиты. А ты всё на меня туда-сюда… Воруешь – нехорошо, работаешь – тоже вроде бы недоволен, – наморщился дурачливо Шайхула. – Вот осерчаю и уйду.

– Ой ли? Так и ушёл. Да куда ты, сукин сын, денешься!

Эге-е, да тут не разлить водой, подумал Юра.

Прибежала Зина и позвала Колосова к телефону. Вызывал с Левого Берега Валерка. Он всё Ещё был на лесозаготовках и приехал за продуктами.

– Ты слушал доклад? – орал он в трубку так, что трещало в ушах.

– Не весь, а что там? Говори, я слушаю.

– Дела у нас идут отлично. Не хватает только одного – готовности ликвидировать свою собственную беспечность, своё собственное благодушие, свою собственную политическую близорукость…

– Чего? Чего ты говоришь?

– Я передаю тебе заключительную часть доклада. Встретимся, тогда расскажу, что уловил. Главное – бдительность и непримиримость…

Тут «по срочному» разъединила «Пятилетка». Девушки разыскивали Татьяну, и в трубку одновременно кричало несколько голосов.

– Нигде нет! Из квартиры ответили: как вчера ушла, так больше и не приходила. В управлении сегодня тоже не была! На прииске нет. В чём дело?

Юра вызвал библиотеку. Нина Андреевна сообщила, что расстались они с Татьяной в час ночи и Маландина пошла к себе. За книгами обещала заехать, а в крайнем случае прислать водителя, но не было никого.

Тогда Юра позвонил на квартиру. Трубку поднял дневальный, Юра узнал Его по голосу. Грибовский откашлялся, чего-то помямлил и только после ответил:

– Хозяюшку спрашиваете? Да нет Её, мил человек. Вчера ушла с каким-то черноволосым молодцом, так больше и не приходила. На прииск, наверное, уехала, сердешная. Так что позвоните туда.

Черноволосый – это, наверное, он, Юрка. Что бы могло всё это значить? Неожиданно уехать она не могла. Не закончить дело, бросить книги? Нет-нет, на неё это совсем не похоже. Ведь даже не попросила отправить. Нет, тут что-то не то…

И Колосов поднял тревогу…

– По-бе-ре-гись! – кричал Краевский.

Валерка упёрся плечом в дерево. Лиственница, тряхнув вершиной, стала клониться, сбивая с соседних деревьев хлопья снега. Наконец надрез жалобно треснул, и дерево, ахнув, зарылось в сугроб снега. Белая пыль взметнулась и поплыла над лесом, радужно искрясь в вечерних лучах солнца. И Ещё долго тихий шорох сухого дождя/ рассыпался по затвердевшему насту. Парни стояли белые, как бы обсыпанные мукой.

– Вот так у нас, брат Игорёк. А ну, давай теперь вот эту. Как раз на один захват трактора, – показал на дерево Самсонов и снова взялся за пилу.

– Игорёк! А не пора ли? – кричали из леса парни. —

– Еще По десять, и всё!

– Это который же раз по десять? Опять обманешь?

– Нет, всё. Честное комсомольское, – ответил Краевский.

– А ну поехали. Кто последний, тот варит ужин…

– Пошла!

И снова перекликаются пилы. Ребята бы Ещё, наверное, долго валили деревья, да приехал Колосов и вызвал Игоря.

Краевский нашёл Юрия у печки.

– Ты что прикатил? – спросил он, пролезая под полог.

Колосов рассказал. Игорь побледнел.

– Хорошо искали?

– Ну, Ещё бы. Прошли на лыжах от Стрелки до Спорного. Проверили на всех приисках, были несколько раз в Её комнате. В общем, везде, где только можно, – и никаких следов. Соседей нет, оба геолога в командировке. Я заподозрил дневального и устроил в райотделе шум. Ну, взяли Грибовского, а он свидетелями доказал, что всю ту ночь играл в очко в пересыльной палатке. Последняя надежда: думал, возможно, здесь. Вот так-то, Игорёк. Татьяны нет…

Игорь сжал виски.

– Едем, – проговорил он, не попадая в рукава своей шубы…

– Как гражданин, как кандидат в члены великой партии Ленина – Сталина, я посчитал долгом о своих подозрениях доложить вам лично.

Расманов снова заглянул в записную книжку и поднял глаза на Зорина.

– Ещё один небезынтересный момент. Пятого марта Колосов поехал на лесоучасток «Пятилетки». Искать там Маландину – глупость. Нужно было Ему повидаться со старыми друзьями. Самсонов и Краевский как раз были там. Не кажется вам, что вся эта видимость беспокойства о судьбе Татьяны только ширма, чтобы отвлечь внимание?

Расманов почтительно наклонил голову.

Вы не подумайте, что это я всё говорю из чувства какой-то обиды. Хотя, откровенно сказать, я часто задумывался, какая причина вынудила Его так решительно добиваться отвода моей кандидатуры/ от выдвижения на работу в органы НКВД. А ведь кто-кто, но он знает о моей принципиальности. Может быть, он боялся. Может, это тот самый кончик, за который потянуть – И вскроется непростое уголовное преступление. Теперь этому удивляться не приходится.

– Да, да. Вы сообщаете любопытные наблюдения. – Зорин одобряюще улыбнулся. – Постарайтесь припомнить и другие наводящие на подозрения случаи. Это важно для раскрытия преступления и понимания психологии подследственного.

Расманов снова заглянул в книжечку.

– Мне кажется, следует обратить внимание на следующее. Колосов с первого дня покровительствовал дочери вредителя. Вы понимаете, о ком идёт речь. Он дал Ей рекомендацию в комсомол и больше всех ратовал за Её приём. И в их доме был дорогим гостем…

– Так-так, – нетерпеливо потирал руки Зорин.

– Несколько странно и отношение к нему Краснова. Познакомились они во Владивостоке. И почему-то Колосов сразу же получил назначение на ответственную работу на Среднекане, хотя было сколько угодно и более квалифицированных специалистов.

Зорин поднялся. Расманов положил книжечку во внутренний карман и протянул руку.

– Товарищ капитан, Если снова возникнет нужда в надёжных работниках, учтите моё самое искреннее желание служить родине. Будьте спокойны, раскаиваться не придётся…

У выхода из райотдела Расманов столкнулся с Красновым. Тот стоял и смотрел на сруб первого двухэтажного дома, возводимого в посёлке.

Расманов радостно осклабился.

– Здравствуйте, Михаил Степанович. Любуетесь на творение рук своих? Хороший получается посёлок. Ещё несколько лет – и, смотришь, будет город Красновск. – Он сладко улыбнулся. – Это искренне, вы этого заслужили…

Краснов смотрел на него насмешливо.

– Может быть, ты уже планируешь и мавзолей? Чего это меня хоронить-то собрался?

– Зачем хоронить? – Вы столько сделали для Колымы и сделаете Ещё больше. Вас так уважают. Вот увидите, это предложение поддержат.

– Чего-то не туда гнёшь, парень, – оборвал Краснов недовольно. – Ты бы как строитель подумал, каким образом развернуться да сдать дом к Первому мая.

– Я-то бы рад всей душой и мог бы, – сощурился Расманов, – да начальник, у нас неразворотливый. Всё больше в кабинете, по-стариковски. Тут нужна молодость, энергия, решительность. У вас строители и то поговаривают…

– Устарел, мол, менять надо на другого. Так, что ли? – обрезал Его Краснов и недовольно наморщился. – Отличный у вас начальник, опытный и работает с душой. А вот помогать Ему надо. Может быть, и покритиковать, но не за спиной, а на собрании в глаза. Понял?

Он отвернулся и пошёл к столовой…

Зорин явился к Краснову, не скрывая злорадства. Он развязно плюхнулся в кресло, вынул платок и, хлопнув себя по коленке, значительно протянул:

– Вот так-с…

По Его необычному виду Краснов понял, что следствие по исчезновению Маландиной проясняется.

– Нащупали следы?

– Никогда не подумаете. – Разрешите поздравить вас.

– Меня? Это почему же?

Зорин усмехнулся, зажёг папиросу.

– Да-да. Так сказать, с вашими многообещающими кадрами. Неопровержимые улики привели к Колосову, – проговорил он радостно, наслаждаясь произведённым эффектом. – Ваш питомец. Удивлены?

– Колосов? – повторил Краснов и, схватившись за край стола, поднялся. – Глупости! Или вы шутите?

– Как ни прискорбно, но почти факт. Преступник, как и следовало ожидать, запирается. Но уже всё ясно, заставим – и скажет: куда денется? Остаётся, собственно, простая формальность, и начнётся следствие.

Краснов обессиленно опустился на стул. Всё что угодно, но это казалось невероятным. Уверенность Зорина потрясла.

– Если вы утверждаете, что всё это так, то что остаётся мне? Только удивиться непостижимости человеческой натуры. Он что, арестован? Рассказывайте.

Формально Ещё нет, просто задержан. Ждём санкции прокурора. Следствие требует изоляции обвиняемого, ну и всё остальное. Я пришёл предупредить вас. Надо принять меры по хозяйству базы.

– Вы ознакомите меня с мотивами подозрений?

Зорин смял окурок о пепельницу и вытер платком руки.

– Ну что же, пожалуйста. Молодой решительный парень безуспешно добивается взаимности у девушки. Может быть, любит, ревнует и прочее. Наконец Ему удаётся остаться с ней один на один вдали от людей. Ну, скажем, на трассе, в кабине машины. Девушка не уступает. Применяется физическая сила. Тут может быть несколько вариантов, да это пока несущественно. Кончается дело угрозой скандала, возможно, суда. Надо думать о своём благополучии, и девушка исчезает…

– Что-то слишком примитивно. Какие же для таких выводов основания?

Зорин усмехнулся:

– Сколько угодно. Характер девушки многим известен. А Колосов преследовал не только Маландину, но и Её поклонников, не останавливаясь перед физическим воздействием. Он набросился на Расманова и выбросил Его из комнаты, когда тот сидел в ожидании Её прихода. Он объявил Маландину своей невестой, что проверкой не подтвердилось. В день преступления Колосов был у неё на квартире, ушёл вместе с ней. После чего она домой уже не возвратилась. Позднее она отбирала книги в библиотеке и рассталась с Ниной Андреевной на дороге, где теряются Её следы. Когда они выходили, какой-то человек ждал Её за углом клуба, но, заметив, что она не одна, прошёл вперёд. Эту ночь Колосов дома не ночевал, вернулся уже на рассвете. Утром был задумчивым и угнетённым, каким Его никогда не видали. Но самая важная улика, дающая право так предполагать, – то, что он категорически отказался ответить, где провёл эту ночь.

Краснов пожал плечами.

– А почему вы не хотите предположить другую причину. Парень порядочный. Возможно, он щадит имя какой-нибудь женщины?

– Следствие сохраняет тайну, и это исключено. Да к тому же, уж Если человеку предъявляется такое обвинение, кто будет думать о таком пустяке, как честь женщины.

– Меня вы не убедили. До окончания следствия обязанности с Колосова снимать не буду, и я глубоко уверен, что ваши подозрения не подтвердятся.

– Это ваше частное мнение. Следствию видней. Кроме фактов, Есть Ещё и наш первый помощник – чутьё– самоуверенно бросил Зорин.

– Пока ничего нового, Эдуард Петрович, – сообщал Краснов по телефону. – Не только управление, а все комсомольские организации Колымы занимаются поисками. ГОлова кругом от телефонных звонков, Включились даже заключённые. Сегодня они притащили в управление какого-то человека, весь в синЯках. Нашли у него женские перчатки. А только что заезжал водитель, с найденным на трассе женским платком, не Маландиной ли?

Звякнул второй телефон. Краснов сказал в трубку: «Позже», – и продолжал:

– На «Пятилетке» заключённый Алексеев с бригадой нашёл мужские брюки и ботинки, сообщив, что поступили они с лесозавода. Как видите… Ну, а в работе управления тревожно с линией передачи. Теперь всё будет решать лес, а на Бохапче наледи. Да вы не беспокойтесь, справимся, – Он закончил разговор и посмотрел на дверь. В кабинет вошёл Дымнов. Он прибыл с приисков.

– Как с Колосовым? – сразу же спросил он.

– Назвал Зорина болваном и заявил, что такому идиоту не ответит ни на один, вопрос, и больше от него не добились ни одного слова. Они, конечно, продолжают его держать. Боюсь, сорвётся парень и наделает шума.

За окном прогудел грузовик и остановился. В кабинет ввалилась целая делегация комсомольцев, прибывших с «Пятилетки».

Женя сразу же бросилась к Краснову.

– Михаил Степанович, да как они могли подумать на Юру. Что они, с ума посходили?

Краснов рассказал, в чём дело. Женя всплеснула руками.

– Ну какой-же дурень! Какой дурень! Да ведь всю ту ночь он был у меня, и мы до утра слушали радио. А Если бы что-нибудь и большее, я всё равно не стыжусь и кому угодно скажу об этом. Пусть думают что хотят…

Ночью снова ударил мороз, да Ещё какой! Даже шляпки гвоздей на половицах надели белые шапочки, а в углах засверкали серебристые пушинки. Краснов посмотрел на часы. Было семь утра, а в окнах только начинало сереть.

Ну и туман. Завалим строительство линии передачи, хлынет наледь по Бохапче такая, что не пролезешь и тракторами, забеспокоился он. По дороге проскрипела подвода. Придётся Юре Ехать самому, а то затянем, и пропало дело, решил Краснов и тут же пошёл в управление. Дремавший дежурный, увидев Краснова, вскочил и начал докладывать о ночных происшествиях и обстановке на приисках:

– На «Нечаянном» горючего для станции на два дня. На «Джурбе» у Дзасохова утопили трактор в наледи и просят срочно направить на помощь второй, пока первый полностью не залило. «Утиный» утром готовится произвести массовый взрыв. С дровами благополучно.

– Всё записано в книгу рапортов?

– Не занесены, так сказать, неслужебные происшествия.

– Что?

– Ночью при обыске кладовых обнаружены тайники с крадеными вещами геологов Соловейчика и Фейгина. Взятый оперативниками заключённый Гайдукевич был ночью выпущен дневальным райотдела Соколом-Крамелюком по кличке Культяпый.

– Знаю. Звонили ночью.

– В квартире Маландиной в печи обнаружены медные пуговицы и топор. В соседней комнате геологов подозрительные следы на стене и замытые на полу засечки топора.

– Когда?

– Только-только. Заходил комендант и рассказал.

– Дальше?

– Звонил секретарь парткома и просил сообщить, когда вы появитесь в кабинете.

– Это все?

– Да.

– Звони. Это же он тебя просил. – Краснов прошёл в кабинет и задумался.

Значит, всё, Татьяны нет. А почему-то казалось, что вдруг раздастся звонок и: он услышит Ее весёлый голос. Нет, тут, пожалуй, не уголовное преступление. Ищут Её сами заключённые. Вещи, выкраденные у геологов, привели в кладовую. А там найдутся и следы преступников. Дело, конечно, куда глубже. Он попросил дежурного вызвать Колосова и просмотрел ночные телефонограммы:

Под окнами проскрипели шаги. Затем послышались мягкие удары валенок о ступеньки лестницы. Это Дымнов. Его привычка отряхивать снег. В дверь показалось бледное лицо секретаря парткома.

– Кажется, узелок распутывается. На Мяките в ту ночь оперпостом был случайно задержан беглец Турбасов, по кличке Золотой. Сегодня утром в следственной камере несколько человек оказались пьяными и подняли дебош, в том числе и Золотой. При следовании в изолятор Турбасов пытался незаметно выбросить бумажник. В нём оказались маленькие ручные часы Татьяны, завёрнутые в заявление, адресованное на имя Маландиной. Как видимо, листок лежал на столе и первым попался под руку. Преступник признался.

– Тебе известно о ночном происшествии в райотделе? – спросил Краснов.

– Гайдукевич задержан. Их вместе с Золотым скоро доставят сюда. Теперь разберутся. Важно было нащупать ниточку.

Явился Колосов. Знакомство со следователем, казалось, пошло Ему на пользу. Он был подтянут, но чувствовалось, что буря в Его душе Ещё не улеглась.

– Ты всё Ещё не успокоился? – улыбнулся Краснов.

Юра сел, посмотрел на свои сильные руки со следами автола.

– Не будем об этом, хватит, – сказал он и поднял глаза. – Я слушаю вас.

Вот так правильно, по-мужски. Когда бьют, человек становится крепче и учится давать сдачи. – Он снова мягко улыбнулся и встал, – Так что же мы с тобой, Юра, будем делать с лесом для опор?..

Они проговорили о делах добрых пару часов.

К конторе за Колосовым подъехал грузовик. Мороз каменил резину, и водитель то и дело напоминал о себе/ хриплыми сигналами гудка. Краснов пОсмотрел в окно и опустил руки на стол.

– Ну, как будто предусмотрели всё. Теперь действуй.

Юра поднялся.

– Я готов. Как бы там ни сложилось трудно с наледями, а лес будет… – И он вышел.

В кабине пахло угаром. Водитель поскоблил стекло и, включив передачу, открыл дверку. Постукивая остекленевшей резиной, машина, как телега, неровно запрыгала по дороге. Возле дома, где жила Маландина, собралась большая толпа. Водитель притормозил, и Юра открыл дверцу.

Тётка Маланья, соседка по их прежней квартире, причитала:

– А она-то, голубушка, видно, боролась! Губу-то насквозь прокусила! Ох они, ироды окаянные…

Юра увидел Матвееву. Обхватив угол тамбура и уткнувшись в него головой, она плакала. Рядом на снегу чернел разостланный брезент и на нём что-то лежало, закрытое простынёй.

Из дверей тамбура в руки уполномоченного/ передали что-то небольшое, белое, как мрамор. Юра не сразу разглядел, что там, и встал на подножку. Первое, что бросилось в глаза, был вскрытый пол в тамбуре и среди балок человек. Потом он рассмотрел и предмет. Это была рука со сжатым маленьким кулачком…

– Чего встал? – заорал он на водителя и захлопнул дверку. Но тот уже сам, кусая губы, смотрел под ноги и скрежетал рычагом переключения, зачем-то дёргая Его взад и вперёд.

Печь раскалилась так, что светилась. Колосов отодвинул чернильницу, встал и раскрыл дверь. Приятная свежесть пахнула в лицо, по полу кабинета потянуло холодом. За посёлком над сопками вставал голубой рассвет. Труба котельной за клубом/ чёрным столбом уходила

вверх, рассыпая звездочки золотых искр. Дома Оротукана темнели пустотой окон, все Ещё спали. Юра протёр глаза и снова склонился над столом.

…Рука заскользила по бумаге.

«Сейчас вспомнил всё с такой болью. Вечером пришло решение политотдела о присвоении нашему клубу имени Татьяны Маландиной. И это правильно. Если бы не она, наверное, до сих пор мёрзли бы все в старом сарае.

Ну, буду продолжать всё по порядку.

Похоронили Её напротив клуба на площади. Я всё Ещё вижу фанерную трибуну, обтянутую траурным полотном, венки, венки и огромную толпу. Столько народу Ещё не видал Оротукан. Прибыли руководители Дальстроя, делегации с приисков и от всех комсомольских организаций Колымы.

Когда вынесли гроб, набежала чёрная туча, посыпалась, жёсткая снежная крупа. Наши обнажённые головы засыпал снег.

Ветер стонал в проводах и наносил сугробы. Сделалось темно, как в сумерки. Всё стало серым, мрачным: и, небо, и посёлок, и лица людей.

Многие плакали. Игорёк был бледен, плакать он не мог. От горя он как бы окаменел. А наш “толстокожий” Валерка не успевал вытирать слёзы.

Когда тревожно грянул оркестр и стали готовиться к погребению, раздвигая толпу, вышел вперед бледный и худой Копчёный. Игорёк вздрогнул. Убийцами Татьяны он считал воров.

Копчёный сбросил шапку и, закрыв Ею лицо, опустился на колени. Ты понимаешь, Толька, он рыдал. И кто? Рецидивист.

Игорь тихо, но внятно сказал: «Уйди». Копчёный не слышал. Он не отрываясь смотрел на лицо Татьяны и кусал губы.

Игорь повторил уже громче. Тогда откуда-то появился Шайхула и подошёл к Краевскому.

«Зачем так говоришь? Может, Его горе дороже твоего горя, проговорил он и наклонился над Копчёным, – Встань, Саша, и скажи им».

«Уйдите оба.», – Теперь уже голос Игоря прозвучал громко и страшно.

Берзин положил Ему руку на плечо и шепнул: «Когда несчастье других трогает человека до слёз – это хорошо. Такие слёзы уважать надо».

Копчёный поднялся и убрал шапку от лица. Он был ужасен: ноздри Его трепетали, губы тряслись, глаза блуждали. Он поднял голову и оглядел толпу.

“Не мы это, нет. Не думайте! Как плохо будет тому, кто это сделал!» – выкрикнул он и уже не скрывая слёз, пошёл всхлипывая.

Начался митинг, последним выступил Берзин. «В борьбе гибнут самые лучшие, самые храбрые, потому что они впереди, но дела их бессмертны», – сказал он, и как-то незаметно поднял наше настроение. Да разве дело в словах. До сих пор я считал Его просто хорошим, опытным руководителем. А тут он на глазах/ вырастал как человек огромной силы духа. Я даже не знаю, как тебе это передать. Он говорил спокойно, уверенно, но именно в этой уверенности звучали стойкость, убежденность, мощь…

Так мы простились с Татьяной. Остался маленький холмик и гора венков. На этом месте будет воздвигнут обелиск. А утром на могилке лежала плита и на ней стоял кувшин с чудесным букетом васильков. Цветы казались живыми, и, только прикоснувшись к ним, можно было убедиться, что они искусственные. Откуда они? Кто их принёс? Никто этого не знал.

Теперь я большую часть времени провожу на лесовывозках. Строительство линии передачи на моей совести. Уже весна, а морозы как бы обозлились на всех нас. Ночами сорок – пятьдесят градусов, так что воздух звенит.

Прииск наш комсомольский здорово вырос, у нас много новых молодёжных бригад..»

Протяжно залился гудок. Тут же захлопала калитка у проходной. В диспетчерской зашумели голоса водителей, Юра убрал письмо. Начался новый трудовой день…