Текст книги "Человек рождается дважды. Книга 2"

Автор книги: Виктор Вяткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 13

– Юрий Евгеньевич, Магадан!..

Водитель затормозил, машина остановилась.

Колосов открыл глаза и поправил съехавшую на лоб шапку. Начинался спуск к колымской столице.

Внизу огнями сверкал посёлок. Над крышами ползли клочья дыма от котельных и заводских труб. Теперь посёлок уже походил на город.

Водитель остановился, почистил машину, сбросил телогрейку и надел чистую куртку с меховым воротником.

– Давно не были в Магадане? – спросил он Юрия.

– Почти два года.

– Дивно как-то, не было ничего – и вон, пожалуйста. Город уже, честное слово, – засмеялся он и взялся за руль. – Вам куда?

– Надо бы разыскать наших ребят, да кто знает, где их разместили.

– Тогда в политотдел, – уверенно заявил водитель.

Город был по-праздничному украшен плакатами, лозунгами, портретами. По улицам группами ходили делегаты конференции. Юра заметил группу молодых людей в национальных костюмах, расшитых бисером. Они шли медленно, постоянно останавливаясь и разглядывая каменные здания. Их удивлению не было предела.

Наверное, впервые попали в такой посёлок, подумал Юра и помахал им рукой.

В политотделе дежурная выдала талоны на места в первой гостинице и в столовую.

В коридоре гостиницы Юра натолкнулся на Варю Каширину из Оротукана. Она бежала с полотенцем и мыльницей и заметила Его первой.

– Юра? Приехал? Иди в нашу комнату, а потом постараемся договориться и устроим тебя в нашем крыле. Мы уже всё тут знаем.

Он пошёл за Кашириной в комнату.

– Познакомьтесь. Это наш оротуканец, наверное, слыхали, Колосов, – и убежала.

Юра не привык к такому многочисленному женскому обществу. Здоровался стеснительно, глядел исподлобья.

Краснощёкая молоденькая Якутка сидела на кровати и посматривала на него. Где он мог видеть это лицо? – мучительно вспоминал Юра. Что-то знакомое, но далёкое послышалось Ему в Её голосе. Но сколько он ни силился припомнить, всё расползалось как след на песке.

Вернулась Варя и сообщила, что Юра может переходить в комнату рядом. Юра поднялся.

– Где тут делегаты Юга? – басил знакомый голос в коридоре.

– Валерка, сюда, сюда. Мы тут! – Варя ввела Самсонова.

– А, брат Юрка? Ты уже здесь, да и я прикатил, как видишь, – усмехнулся он и сбросил котомку на первую попавшуюся кровать.

– Валерочка, неудобно. Кровать чужая, а мешок твой…

Самсонов наклонился над узлом и стал счищать присохшую грязь.

– И верно, не из бани. Но уж Если он лежит, то какой смысл пачкать другую койку? – И, повернувшись к Варе, несколько удивлённо спросил – Это что же? Я тут с вами и должен жить?

Девушки заулыбались. Варя засмеялась.

– Смешной, милый Валерик. Ты всё такой же. А уже давно бы пора…

– Я тоже нахожу, да вот всё некогда, – не дав ей договорить, согласился он и стал снимать шубу.

– Да стой же ты! Не здесь. – Варя попросила Юру забрать с собой Валерия.

Колосов вернулся. Румяная Якутка сидела в белой шерстяной рубашке/ со знакомой голубой каемкой на воротнике. Он сразу вспомнил юрту Гермогена и свой подарок девочке-подростку, проезжавшей с отцом на Таскан.

– Мария? Вот это здорово! Убей, никогда бы и не узнал. Как выросла, похорошела, молодец…

Девушка смеялась и поправляла воротничок.

Оказалось, что она закончила Тасканскую школу и собиралась уезжать в Ленинград, в Институт народов Севера.

Утром пошёл липкий снег. С крыш падала капель, и мокрая обувь оставляла на тропинках тёмные следы.

В клуб, где должна была проходить конференция, пошли все вместе. По дороге пели. Мария шла рядом с Юрой, напевала тоненьким голоском и поглядывала на шагающего впереди Самсонова. Валерка то и дело сбивался с шага, наступал на ноги, извинялся и удивлённо разглядывал свои большие валенки.

В клубе гремел оркестр. К подъезду со всех сторон подходили делегаты. Комсомольская организация Южного управления была самой крупной на Колыме, о Её делах на приисках было известно всему Дальстрою.

Значит, будет выступать наш Пашка-секретарь, подумал Колосов и стал раздеваться. Но вдруг из фойе ребята побежали на улицу. Бросился за ними и Юра. Оказалось, что пограничники побережья доставили конференции эстафету.

Подходили новые делегации. Было торжественно и радостно. Встречались знакомые.

– Родионов Виктор! Привет! Ты сейчас где?

– А, Володя Светлов? Здравствуй! На Индигирке, в поисковой. А ты где пропадаешь?

– На Зырянке, разведываю уголёк…

– Привет чукотцам!

– Здравствуй, старик! Я то считал тебя давно на Большой земле.

– Там и без меня двести миллионов. На Омсукчан забрался…

– Эй, Аркагала!..

– Почёт Берелёху! – неслись со всех сторон радостные возгласы. Тут были и широкие окладистые бороды, с молодо искрящимися глазами, и жиденькие мочалки, бакенбарды, Едва заметные полоски усов. Обмороженные лица с тёмными пятнами на щеках и попорченные морозом носы. Но все были счастливы.

Привычно произносились названия ключей и районов: Дарпир, Ораек, Делянкир, Бурустах…

Где находились эти посёлки, речки, ключи, Юра толком не знал. Ребята объездили почти весь Северо-Восток, а он сидит всё время в одном районе да ругается с Красновым. Эх, махнуть бы куда-нибудь в экспедицию вместе с Женей…

Юра подошёл к карте, утыканной красными флажками, с условными обозначениями. Почти вся она пестрела отметками. Тут экспедиция, здесь разведрайон. А вот тут уже раскинулись до самой Неры дорожные командировки. Люди добрались и до Ледовитого океана. За пять с половиной лет освоены такие просторы! Здорово же, чёрт возьми…

Раздался звонок. Все прошли в зал.

Докладчик рассказывал о километрах построенных мостов, миллионах кубометров песков, промытых на приисках. Но Колосов почти не слушал, улавливая только

отдельные фразы и фамилии лучших комсомольцев Колымы. Он думал.

Стахановские методы труда, расцвет страны и благосостояния народа, вторая пятилетка, успехи социалистического строительства. Победы, успехи, успехи и…

Наряду с этим/ тревожные известия о подрывной деятельности врагов народа. В управлении автотранспорта орудовала шайка вредителей.

Арестованы матёрые враги в аппарате горнопромышленного строительства. Взято несколько ответственных работников главка.

Когда докладчик коснулся беспечности и упомянул имя Колосова, Юрка почувствовал, как стала гореть на лице кожа. Конечно, беспечность. Разве он не почувствовал в Урмузове что-то фальшивое, наигранное? А ведь Ему и в голову не пришло заинтересоваться поглубже и предупредить кого следует. Не будь тогда Татьяны, возможно, этот проходимец и до сих пор гулял бы на свободе. И кто знает, что успел бы натворить за это время.

В выступлениях ребят чувствовалось сознание личной вины. Слишком уж увлеклись созиданием, забывая о происках врагов и бдительности, благодушничали.

Спокойно говорил директор Дальстроя Берзин. Его уверенность в силе народа, в Единстве партии, Центрального Комитета и Его Генерального секретаря развеяли подавленность.

– …Мы победили Антанту и всю белогвардейскую нечисть на фронтах гражданской войны. Теперь с решительностью очистимся от внутреннего врага. Будем Ещё могущественнее, сильней и крепче.

– Центральному Комитету! Политбюро Центрального Комитета! Нашему вождю, великому Сталину! – крикнул кто-то в зале.

Дружное ура потрясло стены.

ГОворили зверобои, охотники, пастухи, колхозники. На Таскане вырастили арбуз, и люди гордились маленьким шариком.

Инструктор политотдела Пиваров предложил объявить комсомольской стройкой/ начатое строительство узкоколейной железной дороги протяжённостью девяносто километров.

Тут же на конференции ребята писали заявления с просьбой направить их на строительство. Юра тоже хотел записаться, но Ему предложили заниматься своим

делом. Когда стали зачитывать приказы по управлениям о поощрении комсомольцев, с Юры сняли все взыскания. Он был удивлён, что их оказалось много.

В чём дело? – спрашивал он себя. Разве он думал когда-нибудь о себе? Разве не выполнил хотя бы одного задания? Так почему же у него всё так нескладно?

Краснов отложил приказ и устало вздохнул.

– Да, задачу возложили нелёгкую. Беспокоит одно – достачно ли я зрел для руководства таким крупнейшим управлением. А тут Ещё организация Юго-Западного управления. К лету, конечно, будет легче: оловянники встанут на ноги. – Он повернулся к секретарю парткома. – А вот главный инженер – больше академик. Вся оперативная работа свалится на одного. Ты только не подумай, что ответственности боюсь. Нет. Беспокоит судьба управления.

Дымнов подошёл к окну.

– Не скромничай. Ты не можешь не понимать целесообразности назначения. А кроме всего, это и мнение парткома.

– Знаю.

– Вот и хорошо. Всё равно тяжесть горных работ лежала на тебе. В этом году с золотом справились хорошо. Осилим торфа и подземные пески. Ты только посмотри, какой коллектив на Юге…

К управлению подкатил «роллс-ройс». Из машины вылез Берзин, а за ним высокий военный с угрюмым лицом.

– Что бы это могло значить? – удивился Краснов и встал. Приезд директора Дальстроя был совершенно неожиданным.

Берзин вошёл в кабинет и отрекомендовал военного.

– Майор государственной безопасности – Карп Александрович Павлов. Знакомьтесь. Нарком предоставил мне отпуск. Товарищ Павлов будет руководить нашим строительством.

Он представил новому начальнику руководителей управления. Краснов кратко доложил о причинах незначительного отставания вскрышных работ и о состоянии дел в управлении.

– За счёт торфов мы значительно перевыполняем объёмы подземных песков, – объяснял он Берзину. – Я продолжаю оставаться при своём мнении. Главное

зимой – это подземные пески. С торфами мы всегда до весны управимся. В сильные морозы производительность труда низкая, а в шахтах, как и летом, работают в одних рубашках. Зато весной появилась первая вода – и получай золото. А на открытых полигонах жди, когда пригреет солнышко и даст оттайку. Зимой шахты, а с марта открытые работы…

Павлов молча смотрел на Краснова.

– Вы что же так неожиданно, Эдуард Петрович? – спросил Краснов, меняя тему разговора.

– Просился давно, всё не отпускали. И вдруг неожиданно расщедрился товарищ Ежов и прислал любезнейшую телеграмму. Мол, сделано много. Устал – отдохни, подлечись и с новыми силами за работу.

– Вернётесь?

– Если ничего не случится, конечно. Тут моё сердце, моя жизнь.

Берзин был растроган заботой. Да и отдыхать можно было с лёгким сердцем. Дела обстояли хорошо.

Эдуард Петрович чувствовал себя не совсем здоровым и скоро ушёл в дом дирекции.

Павлов попросил ознакомить Его с запасами разведанных месторождений.

– Золото Есть. Разведчики молодцы, пополняют наши кладовые. Так что Есть где развернуться, только бери, – с удовлетворением заметил Краснов, вытаскивая геологическую карту района.

– Так чего же вы ждёте? Кого? Стране нужно золото немедленно, – нахмурился Павлов. Его большие брови метнулись вверх и застыли, а пронзительный взгляд остановился на Краснове.

– С чего это он? – подумал тот и улыбнулся.

– Довольно странно начинается наше знакомство. Недра Колымы богаты. Они ждут рабочих рук и техники. – Краснов продолжал улыбаться.

– Вы чего улыбаетесь? Чему радуетесь? Тому, что золото в земле, а не в кладовых страны?. – Голос Павлова прозвучал угрожающе.

Странный человек… После обаятельного Берзина и Его делового подхода это было оскорбительным, Краснов старался себя сдерживать. И надо же было сложиться так с назначением. Нет, пожалуй, с ним не сработаемся, думал он, присматриваясь к новому начальнику.

Павлов потребовал главного геолога. Тот Явился немедленно и стал давать справки по отдельным шурфовочным линиям, представляющим интерес.

Майор ничего не записывал, только шевелил бровями и морщил лоб, как бы помогая памяти уложить в голове всё по порядку.

Краснов теперь внимательно разглядел Его хмурое угловатое лицо с сильным подбородком и двумя резкими морщинами от носа/ к плотно сжатым губам. Казалось, природа умышленно не позаботилась что-то подшлифовать, подгладить, смягчить. Да и глаза, насторожённые и недоверчивые, оставляли неприятное ощущение недоброжелательства.

– У вас довольно странное понятие своего служебного долга, – поднял на геолога глаза Павлов. – Промышленные запасы по ключу Медвежка определились Ещё весной. Так по каким же соображениям участок не был сдан горнякам? Как вас следует понимать? Чего вы ждёте?

Геолог изумлённо пожал плечами.

– Технически правильная эксплуатация и рациональный метод отработки возможен при определении всего золотоносного контура. Таких участков не один…

Павлов не стал слушать.

– Хорошо, идите. Мы с вами Ещё займёмся.

Геолог подхватил папки и, обескураженный, не попрощавшись, вышел.

Павлов взял журнал ведения горных работ по приискам и, не открывая Его, повторил на память объёмы вскрышных работ.

– Меня не интересуют подземные пески, – перебил он Краснова, пытавшегося снова объЯснить их целесообразность. – У вас Есть план, и извольте заниматься вскрышкой торфов. За них я строго спрошу с вас.

Вскрышка торфов? Да он в горном деле новичок, подумал Краснов, и резко бросил:

– Обнажение золотоносных пород у горняков принято называть вскрышными работами. А недооценивать талые пески – значит не понимать главного.

– Имеете Ещё в чём-нибудь поправить меня? – посмотрел на него в упор Павлов.

Тот выдержал Его взгляд и со злым упрямством ответил:

– Поправлять вас неправомочен, подсказать считаю своим долгом. А уж Если наш разговор принял такой откровенный характер, то хотелось сразу сказать вам. Со мной вы можете вести себя как вам угодно. Это дело вашего такта, да я смогу постоять за себя и сам. Но ваш тон с геологом и намёки… Первое, что я прошу, – оставить за мной право требовать самому со своих подчинённых. А вы уже будете спрашивать с меня. Это мой принцип работы.

Павлов Едко усмехнулся:

– К вашим принципам надо Ещё присмотреться да кое-что поломать.

– Тогда вам сразу придётся начинать с этого.

– Это несложно. Кроме того, я бы не советовал вам грызть удила. Никакого лишнего разговора я не потерплю. Правительство увеличило план будущего года, и для Его выполнения придётся поковеркать и порядки, и психологию, и Ещё кое-что… Нарком, вручая мне полномочия, предупредил, что страна должна получить металл до последнего грамма, и она Его получит, Если даже потребуется срыть эти горы. Так что вашу разжиревшую интеллигенцию придётся потрясти, да и заглянуть поглубже, чем она дышит. Работа предстоит тяжёлая. В Дальстрое должен быть порядок такой, как надо, и он будет, – закончил он уверенно и, взглянув на часы, поднялся. – Теперь мне хотелось бы ознакомиться с материальным обеспечением управления.

Краснов посмотрел неодобрительно: было уже поздно. А назавтра предстояли большие заботы по отправке на Дусканью продовольствия. Есть ли смысл дёргать работников ночью? Краснов никогда не практиковал необоснованных ночных вызовов.

– Половина второго. А завтра тоже работать и вам, и мне, и снабженцам, – заметил он холодно.

– Заниматься будем столько, сколько потребуется. И давайте договоримся сразу. Извольте безоговорочно выполнять мои распоряжения. Я не допущу никаких обсуждений, – Он впервые посмотрел просто. – Вы, как видно, не из робких. Признаюсь вам, что предпочитаю решительных людей всяким подхалимам и угодникам. Но учтите, что даже самым смелым не будет послаблений. Теперь всё решит железная дисциплина и чёткость. Домитинговались, пока не расплодили в стране вражескую гниль. Хватит. – На скулах Павлова вздулись желваки. – Я, кажется, сказал вам даже больше, чем следовало. А теперь немедленно поднимите всех, кто нужен. – Он подошёл к двери и сам приказал дежурному пригласить людей…

– …Ну вот, Женечка, теперь у нас свой дом. А здорово я тут всё устроил? – Юра показывал две маленьких комнатки в домике механической базы.

Женя улыбалась. Две самодельных кровати, стол, тумбочка и четыре табуретки. На столе вместо скатерти кусок ткани, в кувшине букет искусственных цветов. У кроватей на полу оленьи шкуры, дорожка из старого одеяла и самое главное – занавески, вырезанные старательно из бумаги.

– Угодил? Знаешь, как старался. Сам вырезал, – показал он на занавески. – Ты приглядись как следует. Какова работа?

Юрка, этот зверёныш и милейший парень, покоривший Её сердце Ещё в дороге на Среднекан, – теперь Её муж. За Его спиной она чувствовала себя такой же сильной. А какой он нежный и внимательный. Она не ошиблась, он удивительно деликатный парень, несмотря на внешнюю грубость.

– Хороший, милый, родной.. – прошептала Женя и, положив Ему руки на плечи, спросила тихо, почти касаясь Его губ – Ты любишь меня?

– Да.

– А Валю?

– Я не думаю о ней. Но почему ты спрашиваешь? Теперь уже всё. Ты одна, и больше я никого не хочу знать, вспоминать, – сказал он, немного смутившись. Новикова нет-нет да и всплывала в его памяти.

– Я не хочу делить тебя ни с кем, даже мысленно. Я слишком долго ждала. Ведь с того дня у костра, когда ты заступился за меня, я думала только о тебе. А теперь ты закрой глаза и не смотри. Я хочу поцеловать тебя сама.

Он поднял Её на руки и понёс, боясь прижать к себе Её хрупкое тело.

– Ты не бойся… Я худенькая, но сильная. Обними крепче, Ещё крепче. Вот так. Та-а-к…

В управлении Колосов натолкнулся на необычную суету. В коридоре работники приисков ожидали начальника управления.

Слабая лампочка под запылившимся колпаком/ Едва освещала лица людей у двери. Курили много, жадно, и синий дым расстилался по потолку. За стеной в плановом отделе чей-то голос с надрывом выкрикивал цифры, передавая сведения по переработке горной массы. В углу загорелый, обветренный начальник участка «Горный» тихо рассказывал:

– …А Юштанова и Гольсберга взяли ночью. Сразу на машину – и увезли. Куда? За что? Ни слуху ни духу. Павлов без всякого согласия/ обязанности начальников приисков возложил на главных инженеров. Чёрт знает что делается!

– Но Дымнов, Дымнов? Вот уже непонятно. Он-то в чём может быть замешан? – откликнулись из угла.

– Значит, ниточка где-то тЯнулась…

– Судью Сергееву я видел в кузове машины со стрелком…

Колосов прошёл в приёмную. Новости эти он уже знал. Секретаря парткома вызвали в Магадан, и больше он не вернулся.

В общем отделе Краснова ждали человек пять, озабоченно посматривая на часы.

– Юра, вы лучше вечерком. Столько приехало с приисков, – посоветовала секретарша общего отдела. Зазвонил телефон, она поднЯла трубку. – Товарища Павлова в управлении нет, ожидают завтра. Совещание? Планируется на завтрашний день. Будет и полковник Гаранин. Где найти? Позвоните на Хатыннах.

– Он успел уже там посадить и главного инженера Эйдлина, и многих других, – недоуменно проговорил начальник прииска «Разведчик».

В кабинет пробежал начальник отдела снабжения Сперанский. Было слышно, как он жаловался.

– Муки на «Торопливом» нет. Кому звонить, не знаю. Колымснаб под гребёнку.

Из кабинета вышли работники лагеря. Юра сразу в дверь – и к Краснову.

– Михаил Степанович, не можем выпустить ни одной транзитной машины. Начальник Дальстроя приказом установил для заключённых водителей вознаграждение/ всего семь рублей в месяц. А трассовские столовки только за наличный расчёт. Да разве на семь рублей далеко уедешь?

– Давай, давай им деньги, пусть едут. А на транзитные машины подбирай вольных. Приказ Есть приказ, а транспорт должен работать. Понял? – взглЯнул на него Краснов, подписывая бумаги.

– А как с ремонтниками? Законвоировали самых квалифицированных слесарей. А шпана Есть шпана…

– Ладно, иди, распоряжусь…

В кабинет уже входили горняки и рассаживались. Краснов махнул рукой и сразу заговорил:

– Объёмы по торфам должны выполняться, но ни в коем случае не за счёт подземных песков. Руководство Дальстроя предупредило…

Колосов понял, что теперь действительно не до него, и пошёл к себе. Что делалось, не понять. По последним слухам, Берзина арестовали в поезде, по дороге в Москву. Вот тебе и трогательная телеграмма наркома. Вот тебе и всеми уважаемый Эдуард Петрович… Кругом враги. Ведь и в голову не приходило такое. Значит, и Дальстрой оказался поражён изменой и предательством. Уж Если Берзин?..

Мысли бежали беспорядочно. Почему с ним ни один враг не говорил? Наверное, считали мелковатым. А ведь работа у него такая, что можно было нанести ужасный вред…

В окне конторы он увидел огромную знакомую тень, Валерка? Да как же он тут оказался? По меньшей мере он должен был подъезжать к Москве. Юра распахнул дверь. Самсонов расхаживал по кабинету и почёсывал затылок.

– Валерка, да откуда ты свалился?

Самсонов развёл руками.

– Ты понимаешь, брат Юрка, начальник Дальстроя приказал завернуть обратно два парохода с отпускниками, И распорядился разъехаться к месту прежней работы. Ребята сразу махнули на прииска. А я решил посмотреть твоё семейное гнёздышко. Пойдём, может Женя чем-нибудь покормит.

Не вдаваясь в подробности, он подхватил Юру под руку, и они зашагали к домику.

У зоны лагеря Ярко горели фонари. Начали строить добротные вышки с печами. У проходной валялись катушки колючей проволоки, доски и лес.

– Вот теперь действительно побегут, – усмехнулся Валерка, покосившись на лагерь. – Не верю во всю эту шумиху. Блеф…

– Кому это ты не веришь? Прокуратуре, НКВД или Ещё кому? Не знай я тебя хорошо, честное комсомольское, чёрт знает что бы решил. Твоё настроение даже меня заставляет задуматься…

– Не верю таким деятелям, как наш майор. Кроме начальника Дальстроя, он Ещё особоуполномоченный НКВД СССР. Такая власть, а он и рад стараться. Пусть даже враги, да разве так можно? Он принесёт вреда больше, нежели десяток вредителей. Услужливый дурак опаснее врага…

– Знаешь, Валерка, давай бросим этот разговор. А то мы с тобой, пожалуй, договоримся. Ты знаешь моё отношение.

– Знаю, потому и говорю с тобой откровенно. Кроме того, ты самый близкий для меня человек. Ты за бдительность, и я за неё, только за разумную. Ты ратуешь за решительное хирургическое вмешательство, а разве я против? Только я за осмысленное.

Нет, с этим Валеркой решительно невозможно говорить. Хотя он и душа парень, а что-то в нем появляется, И это огорчало Юру.

В домике горел свет настольной лампы. Женя встретила их у порога.

– Женечка, Валерка прикатил обратно. Начальник Дальстроя решил, что без него обойтись невозможно. Принимай гостя. Да что это с тобой? – Он обнял Её и заглянул в заплаканные глаза.

– Там телеграмма, Ответ на твой запрос. Белоглазова в Москве уже нет. Он арестован и выслан неизвестно куда, – сказала она, всхлипывая…

…Впервые в клубе в такой тяжёлой обстановке проходило совещание работников Юга. Растерянность, тишина и уныние. Прибыл начальник политуправления полковник Гаубштейн. Начальник управления лагерей полковник Гаранин и Павлов со своим адъютантом и канцелярией.

Совещание больше походило на публичный допрос. Первым выступал главный инженер управления Купер-Кони. Свет лампы бил Ему в лицо, он щурил близорукие глаза и говорил. Голос у него ровный, речь спокойная. Кажется, он один не потерял самообладания и не обращал внимания на высокие и грозные чины присутствующих в зале. Колосов сидел в первом ряду и присматривался к новым руководителям Дальстроя, слушая главного инженера.

– Резкое увеличение плана по объёмам горных работ требует дополнительной техники, более рациональных методов отработки полигонов, а главное, высокой дисциплины на производстве, но, к сожалению, стало наблюдаться обратное. – Оратор поправил очки и оглянулся на Павлова. – Да и создаваемая нервозность в аппарате приисков и управления не помогает делу…

Павлов поднял глаза. Зал насторожился, Купер-Кони пояснил:

– Мобилизация коллектива на выполнение столь ответственного задания/ вряд ли совместима с грубыми окриками и угрозами. Обеспечьте нам дисциплину среди заключённых рабочих, а мы продумаем организацию работы и более интенсивные методы отработок…

– Вот и займитесь вопросами дисциплины. Поменьше в кабинетах и почаще в забои, – резко бросил Павлов.

– Я главный инженер управления, а не надзиратель. А кроме того, организация производства готовится в кабинете.

– Вы, кажется, тут всё уже достаточно организовали. Нам теперь приходится распутывать, и дорогой ценой. А вам, товарищ главный инженер, всё же придётся заняться и функциями надзирателя.

Павлов поднялся.

– Права и обязанности главного инженера предприятия установлены общим положением и утверждены Советом Народных Комиссаров. Постарайтесь их отменить в правительстве – и я к вашим услугам, согласен даже подметать двор.

Купер-Кони продолжал говорить так же, с достоинством, но на лице проступили розовые пятна.

– До кафедры в горном институте в Томске вы, кажется, служили в концессии?

– Даже когда-то работал несколько лет на Аляске.

Что он выбрал время вылезать со своей Аляской. Напросится, а потом жди, когда разберутся, подумал Юра. Он симпатизировал инженеру.

– Тогда вы не главный инженер. Садитесь, – оборвал Его Павлов. – Найдём настоящих советских специалистов…

Купер-Кони неторопливо снял очки, положил в футляр и, спустившись в зал, сел рядом с Колосовым.

– Василий Васильевич, ну зачем вы с этой Аляской? Вы видите, что происходит? – шепнул Ему Юра.

Тот наклонил голову.

– Каждый человек должен всегда занимать только своё место, – проговорил он, подчеркнув слово «всегда».

Говорил полковник Гаубштейн. Он начал с вредительской деятельности врагов народа, разоблачённых на Колыме, и зачитал выдержки из показаний бывшего директора Дальстроя Берзина.

– «Отторгнуть Колыму от советской России/ было основной целью нашей политики на Северо-Востоке», – прочитал он и оглядел зал. – Вот о чём думал ваш почитаемый руководитель. Либеральничание с заключёнными под видом перевоспитания преступников. Высокая заработная плата, колонизация, система зачётов. Всё это сводилось к одному: привлечь, подкупить колымчан. Одно Его слово, и они пошли бы за ним куда угодно. Оставалось ждать команды, чтобы поднять восстание…

– А разве только в одном Дальстрое существовали такие формы поощрений? – спросил из зала робко чей-то голос.

Гаубштейн поднял глаза и усмехнулся:

– Всё это утверждалось наркоматом. А кто оказался у руля НКВД? Враги народа.

Берзин – враг народа? Воспитательная политика в лагерях – это подготовка повстанческих кадров? А разве Лёнчик не стал настоящим человеком? А не Копчёный ли гремит как лучший бригадир «Пятилетки»?

Всё казалось невероятным и не укладывалось в сознании. Переглядывались растерянно и горняки. Но ведь это показания самого Берзина. Разве не давали такие же потрясающие показания на открытом судебном заседании коллегии Верховного суда СССР Пятаков, Серебряков и другие.

Поразило и выступление полковника Гаранина. Он говорил небрежно, глядя в пол. Голос звучал глухо и доносился как из-под земли:

– Оторванность Колымы позволила создать бывшим руководителям Дальстроя обстановку полной бесконтрольности их вражеской деятельности. Верхушка врагов разоблачена и арестована. Часть Её продолжает оставаться на свободе, но в ближайшее время будет обезврежена. Меч правосудия покарает изменников. Контрреволюционное сопротивление враждебных элементов в лагерях сломаем. Заставим работать всех. Основной мерой перевоспитания преступников Явится труд. Труд напряжённый, очистительный, построенный на принципе питания. Кто хочет жить, тот должен это право заработать…

Получается, что большинство врагов народа на совещании? Так кто же здесь врат? Кому адресована эта угроза? Юра оглянулся и встретил растерянные глаза.

– Страна переживает трудное время. Враги подорвали нашу экономическую мощь. Мы призваны восстановить Её в короткое время. Она будет восстановлена. Наша республика будет Ещё могущественнее и сильней…

Свет рампы бьёт в середину стола. Гаранин тяжело переступает с ноги на ногу. В зале тишина. Его уже не слушают. Каждый думает, кто здесь друг, кто враг. На память приходят близкие к врагам люди. Это самые уважаемые…

Из горняков никто не выступил. Да разве тут до выступлений? Совещание носило директивный характер.

– И что ты думаешь? – спросил Юра Валерку, когда они выходили из клуба.

– Брат Юрка. Берегам реки можно придать любую форму, но остановить течение нельзя. Если даже перегородить Её русло, она только накопит силу и стихийно разрушит всё, что стоит на пути. Мысли человеческие – это, брат, страшная сила, Если они не найдут своего Естественного выхода…

– Ты чего это зафилософствовал?

– Я приучаюсь разговаривать символически, потому что молчать тяжело…