Текст книги "Фемистокл"

Автор книги: Виктор Поротников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

Фемистокл, который никуда не торопился, остался за праздничным столом в обществе прекрасных лакедемонянок. Желая сделать приятное красивой хозяйке дома и её очаровательным подругам, он принялся сыпать остротами, рассказывать различные забавные истории из жизни афинских аристократов, делиться впечатлениями об увиденном в Ионии и на островах Эгеиды.

Лаконянок интересовало буквально все! Им хотелось знать, как одеваются знатные женщины в Ионии и Карии, какие там носят причёски и какие предпочитают украшения, как обставлены тамошние гинекеи, как относятся местные мужчины к своим жёнам и дочерям. Немало вопросов было задано Фемистоклу и об азиатах. Красивы ли азиатские женщины, сколь велики гаремы у знатных персов, правда ли, что мужчины там имеют серьги в ушах, а женщины носят облегающие штаны и ездят верхом на лошадях, как мифические амазонки…

Фемистокл знал многое, поскольку со времён Марафонской битвы в Афинах осело больше тысячи попавших в плен азиатов, и не только персов, но также представителей других восточных племён. С той поры в доме Фемистокла и жил Сикинн, который не раз рассказывал про обычаи своего народа.

Выяснилось, что у персиянок жизнь почти лишена запретов, как и у спартанок, которым законом дано право не заниматься домашним хозяйством и не быть в полной зависимости от мужа. Спартанки, как и знатные персиянки, могли владеть землёй, недвижимым имуществом и рабами. Замужним спартанкам было даже разрешено законом иметь любовника, при условии, что он либо умён, либо красив, либо проявил себя в состязаниях или на войне самым выдающимся образом.

Вот почему Фемистокл не очень удивился, когда Дейно без всякого смущения предложила ему остаться у неё на ночь. Он вышел во внутренний дворик, чтобы освежиться прохладой весеннего вечера. За ним следом вышла и Дейно.

– А как же Стесимброт? – спросил Фемистокл.

– После ужина он заступает в караул возле казнохранилища и арсенала. Домой не вернётся до завтрашнего утра. В женском мегароне имеется потайной выход, так что ты всегда сможешь незаметно уйти. И незаметно прийти, если пожелаешь, – с лукавой улыбкой добавила Дейно.

Эта улыбка и нежный тон голоса мигом возбудили Фемистокла.

Он привлёк красавицу-спартанку к себе, впившись пальцами в её мягкие округлые ягодицы сквозь тонкую ткань виссона. Дейно прижалась к Фемистоклу, подставив ему уста для поцелуя.

Вернувшись в трапезную, Дейно сразу же перевернула свою чашу вверх дном. Это означало, что гостям пора расходиться. Её подруги восприняли этот жест с должным пониманием, ни одна не выразила недовольства. Фемистокл слышал, как идущие к выходу спартанки подтрунивают над провожающей их Дейно, желая ей провести приятную ночь со знаменитым афинянином. В голосах женщин он не уловил ни малейшей нотки досады или раздражения.

Оказавшись в постели с изумительно прекрасной женщиной, тело которой поражало белизной кожи и совершенством всех линий фигуры, Фемистокл поначалу растерялся. В его объятиях бывали, конечно, красавицы, та же Гермонасса, но их прелести не могли сравниться с красотой Дейно. Фемистоклу казалось, что он обладает богиней, спустившейся к нему с Олимпа, либо какой-то из харит.

Дейно не скрывала того, что очень хочет забеременеть от Фемистокла.

– Сын, рождённый от тебя, обязательно станет выдающимся человеком, – говорила она, лаская Фемистокла. – А если родится дочь… Что ж, в Спарте немало умных и красивых женщин. Пусть будет ещё одна!

Фемистокл не заметил, как заснул, утомлённый ласками.

Утром, провожая любовника через потайную дверь, Дейно взяла с него слово, что он придёт по первому зову.

– Стесимброта часто не бывает дома и днём. Днём встречаться даже удобнее. Ты остановился у Эвенета? Моя служанка тебя разыщет. Как долго ты пробудешь в Спарте?

– Пока ты не прогонишь меня, – улыбнулся Фемистокл.

Дейно засмеялась, обнажив белые ровные зубы, которые казались ещё белее на фоне алых губ.

– Не дождёшься! – Дейно шутливо дёрнула Фемистокла за нос.

Они поцеловались и расстались, нехотя расцепив пальцы рук.

Фемистокл поспешил к дому Эвенета. Тот спросил, где друг провёл ночь.

Фемистокл признался, что ночевал в спальне Дейно.

– Я, кажется, влюбился по уши! – добавил он с блаженной улыбкой. – Какая женщина! Почему я не спартанец? Ты не осуждаешь меня, Эвенет?

– Нисколько, но будь осторожен, друг мой. Стесимброт очень ревнив и вспыльчив!

– Дейно не пострадает от ревности Стесимброта, если он каким-то образом всё узнает? – забеспокоился Фемистокл.

– Она не пострадает в любом случае, будучи сестрой Еврибиада, – промолвил Эвенет. – А вот ты можешь пострадать, если подвернёшься под горячую руку Стесимброта.

– А что, если я увезу Дейно в Афины? – вдруг проговорил Фемистокл с самым серьёзным видом.

– Ты с ума сошёл! – засмеялся Эвенет. – Дейно выросла в Спарте, здесь её родственники и подруги. В Афинах она будет всем чужая. И потом, Дейно сама не поедет с тобой.

– Но она не любит Стесимброта! – пылко промолвил Фемистокл.

– Думаешь, Дейно любит тебя? Не обольщайся, друг мой. – Эвенет глубоко вздохнул. – Ты интересен ей, потому что знаменит. Она, конечно же, постарается родить от тебя ребёнка. И думаю, что не она одна! – с усмешкой добавил он.

Фемистокл хотел было заспорить, но Эвенет прервал его:

– Собирайся, дружище! Тебя хочет видеть Павсаний.

Фемистокл тут же вспомнил о Гермонассе, о своих душевных муках, связанных с её отъездом в Спарту. Странно, но после ночи, проведённой с Дейно, былая печаль улетучилась из его сердца. Он уже не стремился к красавице-гетере.

Однако с Павсанием Фемистоклу нужно было встретиться непременно.

Спартанец должен был возглавить общегреческое войско в летнем походе на Кипр.

Дом Павсания находился на другом конце города. Путь туда пролегал через торговую площадь. По дороге Фемистокл с изумлением увидел на агоре среди людской толчеи троих совершенно голых спартанцев: они ходили по кругу друг за другом и пели какую-то монотонную песенку. Рядом стоял раб и играл на флейте. То, что обнажённые мужчины являются гражданами Спарты, можно было понять по их атлетическому телосложению, сбритым усам и длинным волосам и бороде. Длинные бороды и волосы нигде в Греции, кроме Лаконики, мужчины не носили, а тем более не брили усы.

– Как это понимать? – спросил Фемистокл.

– Так у нас наказывают холостяков, – пояснил Эвенет. – Всем мужчинам законом предписано жениться после тридцати лет. Кто этого не сделает, тот раз в году обязан прилюдно раздеться донага и три часа петь глупую песенку. Слышишь, как они невнятно поют? Это потому, что в песне очень много непристойных слов. После всей постыдной процедуры эфоры ещё и оштрафуют этих несчастных за то, что они непристойно выражались в людном месте.

– Чем больше я узнаю обычаи лакедемонян, тем больше им поражаюсь! – откровенно признался Фемистокл.

Возле дома Павсания толпились послы из различных эллинских государств. В толпе выделялись своими яркими плащами карийцы, которые на фоне неброских эллинских одежд смахивали на персов. В общем гуле голосов звучали акценты критских дорийцев, фтиотийских ахейцев, эолийцев, островных ионийцев.

– Все эти послы уже побывали у эфоров. Но не добившись от них желанной поддержки, они с раннего утра осаждают дом Павсания, который не только в Спарте, но и по всему свету слывёт защитником эллинов от варваров, – объяснил Эвенет Фемистоклу, отвечая на его немой вопрос. – Павсаний находится в открытом противостоянии с эфорами. Он жаждет отвоевать у персов не только Кипр и Родос, но и всё Ионийское побережье, а также проливы в Пропонтиде. Эфорам это, конечно, не нравится, ибо они не собираются воевать с персами вдали от Эллады. Поход на Кипр – это лишь уступка эфоров Павсанию из сочувствия кипрским дорийцам, желающим избавиться от персидского владычества. Но киприоты напрасно рассчитывают на то, что Спарта оставит на их острове свои гарнизоны. Этого не будет.

– Можно принять кипрские города в состав Коринфской лиги. Тогда объединённые эллинские силы смогут защитить кипрских дорийцев от посягательств варваров на их свободу, – промолвил Фемистокл.

– Эфоры не желают принимать в Коринфский союз никого из островных эллинов за исключением эвбеян, эгинцев, левкадян, закинфян и мелосцев, поскольку все они живут вблизи от берегов Эллады, – заметил Эвенет. – Чтобы защитить дальние острова от персов, нужен сильный флот. На содержание его требуется очень много денег. Спартанская казна такой нагрузки не выдержит.

«Что ж, тем лучше для афинян! – усмехнулся про себя Фемистокл. – Не добившись помощи у Спарты, островитяне и азиатские эллины будут уповать на поддержку Афин. И эту поддержку они получат!»

Фемистоклу показалось, что Павсаний после их последней встречи в прошлом году стал ещё более развязен и самонадеян. Даже в его приветствии прозвучало подспудное желание поставить себя выше Фемистокла в глазах людей, присутствующих при этом.

– А вот и корабельщик Фемистокл! – воскликнул Павсаний, сделав жест, будто гребёт вёслами. – Давненько мы не виделись с тобой, начальник смолёных корыт! Что привело тебя в Спарту?

– Желание узреть здравствующего Павсания, – ответил Фемистокл, делая вид, что не замечает явной язвительности.

Ответ понравился спартанцу, которого в последнее время окружали льстецы, просители и завзятые пройдохи. Если до Платейской победы у Павсания даже в Лакедемоне друзей почти не было, то ныне в друзья к нему набивались эллины со всей Эллады! Все эти люди были мелкими пташками по сравнению с Фемистокл ом. Вот почему Павсаний уговорил афинянина погостить у него хотя бы день, дабы и вся Спарта, и чужеземные послы прониклись к нему, Павсанию, ещё большим уважением.

Спартанец отвёл гостю лучшую комнату в своём большом доме.

Этот дом был построен Клеомбротом, отцом Павсания, наперекор запрету эфоров: по закону, спартанским гражданам не разрешалось иметь большие дома. Клеомброт не желал отставать от Менара, отца Леотихида, который, злясь на эфоров, лишивших его царской диадемы, первым в Спарте выстроил огромный дом. Впоследствии Менар долгое время выплачивал большой штраф за свою дерзость. Не избежал крупного штрафа и Клеомброт.

Павсаний с нескрываемым самодовольством поведал Фемистоклу, что на женской половине его дома живёт Гермонасса со своими служанками. Причём он дал понять, что красавица-гетера не просто гостья, но прежде всего наложница. В самодовольстве Павсания, в его ухмылках, пронизанных нескрываемым сластолюбием, сквозила напыщенная гордость выскочки, который вдруг из безвестности вознёсся над всеми.

Фемистоклу было смешно и горько смотреть на спартанца.

Внешне Павсаний походил на мужественного басилея архаических времён: мускулистое сложение, гордая посадка головы, прямая осанка, манера глядеть собеседнику прямо в глаза. Но все шутки Павсания были откровенно грубые и непристойные. Было видно, что он необразован и не имеет ни малейшего представления даже об азах глубокой и разнообразной эллинской философии. Мировосприятие Павсания ограничивалось воинствующей доктриной о превосходстве эллинов над варварами и лакедемонян над прочими эллинами. Эту доктрину старательно вбивал в голову своих сограждан спартанский законодатель Ликург. На этой моральной основе и были созданы Ликурговы законы, действующие в Спарте.

Законодатель Хилон, признанный одним из семи эллинских мудрецов, спустя полвека после смерти Ликурга попытался несколько облагородить его слишком суровые законы. К ретрам[156]  [156] Ретра – закон, постановление.


[Закрыть] Ликурга были прибавлены несколько Хилоновых ретр, благодаря которым в Спарте было уничтожено всевластие царей и повышена роль эфората.

На пиршестве, данном Павсанием в честь Фемистокла, кто-то завёл речь: мол, спартанцам давно пора упразднить Хилоновы ретры и восстановить былое величие царской власти.

Фемистокл заметил, что Павсанию по душе такие разговоры. Голоса льстецов услаждали его слух лучше всякой музыки, поэтому из пиршественного зала удалились и флейтистки, и кифаристки.

Подвыпивший Павсаний посетовал: если бы не глупейшие спартанские законы, он мог бы стать самым прославленным царём Лакедемона. При этом он вспомнил своего дядю, царя Клеомена, нашедшего смерть в непримиримом противостоянии с эфорами.

– Царь Клеомен не знал поражений на поле битвы. Его боялись не только аргосцы, но и далёкие от Лакедемона эллинские племена. А он был уничтожен эфорами в результате заговора, – возмущённо говорил Павсаний. – Клеомен пал от рук своих же сограждан, для которых соблюдение законов Ликурга было важнее всех побед! Важнее расширения могущества Лакедемона, к чему так стремился Клеомен! Разве это справедливо?

«Это несправедливо, – мысленно согласился с Павсанием Фемистокл, – но это выгодно Афинам! Покуда спартанцы грызутся между собой, Афины им не одолеть. Тем более им не одолеть персидского царя!»

Фемистокл тихо заговорил с Эвенетом, который помалкивал за столом. Он почти ничего не ел и совсем не пил вина.

– Скажи, Эвенет, хороший ли воин Павсаний?

– Отличный! – бросил Эвенет.

– А попадёт ли он дротиком в мишень размером с овцу с двухсот шагов?

– С первого же броска, – без колебаний ответил Эвенет.

– А ты попадёшь?

– Ия попаду. Я же полемарх!

– Ну и что?

– В Спарте военачальниками становятся только лучшие из воинов, – пояснил Эвенет, – знатность тут ни при чём. Отменное владение оружием – вот главный критерий!

– А-а, – понимающе покивал Фемистокл.

Он всё больше проникался к спартанцам невольным уважением…

Ближе к вечеру гости стали расходиться: они все спешили в дома сисситий. По этой же причине на застолье у Павсания многие очень мало ели и не пили вино, так как на коллективную трапезу было запрещено приходить пьяным и сытым. За это налагался штраф.

Дольше всех с Павсанием сидела кучка его самых преданных льстецов, но и они хором упрашивали своего кумира не злить понапрасну эфоров и пойти на ужин в дом сисситий.

– Не хочу я жрать похлёбку из бычьей крови![157]  [157] Похлёбка из бычьей крови – рецепт этого кушанья был известен только в Спарте. Это была обязательная пища спартанских граждан. По калорийности и пользе для здоровья суп из бычьей крови превосходил любую другую еду.


[Закрыть] – возмущался Павсаний. – Меня от неё мутит! А вы отправляйтесь! Ступайте отсюда, если милость эфоров вам важнее моего расположения.

Наконец в дом пришёл посланец от эфоров с повелением немедленно поспешить на коллективную трапезу и не подавать дурной пример согражданам.

Павсаний вскочил из-за стола и грубо вытолкал гонца за дверь.

– Передай эфорам, что мне плевать на их приказы! – рявкнул он вслед удаляющемуся гонцу.

Прошло совсем немного времени, и этот же посланец появился вновь. И с тем же повелением.

Павсаний осыпал гонца оскорблениями. Тот удалился.

Следом удалились и приятели Павсания, досадуя на его упрямство. От Фемистокла не укрылось, что знатные лаконские юноши предпочитают не испытывать терпение эфоров, видимо зная, сколь суровой карой это может обернуться для них.

В трапезной остались лишь Павсаний, Фемистокл и два молодых раба, которые складывали объедки на широкие подносы.

Павсаний пересел поближе к Фемистоклу, приказав одному из рабов позвать в трапезную Гермонассу.

– Пусть она придёт сюда не переодеваясь! – бросил Павсаний рабу, с трепетом взиравшему на него. – Если же в данный момент не одета, пусть идёт голой. Ступай!

Фемистокл был потрясён до глубины души. Неужели гордая Гермонасса позволяет столь бесцеремонно помыкать собой!

«Тут что-то не так! – мелькнуло у него в голове. – Может, это какая-то другая гетера с похожим именем?»

Но всякие сомнения Фемистокла мигом исчезли, когда он увидел вошедшую в пиршественный зал женщину в голубом пеплосе, с еле прибранными волосами. Это была Гермонасса!

Сердце Фемистокла сильнее забилось в груди, когда он встретился с гетерой взглядом и услышал негромкое приветствие из её уст.

Фемистокл даже не успел ответить. Ему помешал Павсаний:

– Спартанец приказал Гермонассе приблизиться к нему и встать на колени.

На щеках гетеры вспыхнул румянец стыда, тем не менее она молча повиновалась.

К изумлению и внутреннему негодованию Фемистокла, Павсаний, развалившись на стуле, задрал на себе хитон и обнажил свой детородный орган.

– Займись-ка делом, милая, – с похотливой усмешкой промолвил он. И, обращаясь к Фемистоклу, добавил: – Когда мы взяли персидский стан при Платеях, какие там оказались персияночки, как они умеют услаждать мужчин! Не передать словами! Но мне запомнилась одна египтянка, не помню её варварского имени. – Павсаний слегка поморщился. – Я подарил её начальнику своих телохранителей, о чём теперь жалею. Строптивым лаконянкам далеко до этой египтянки. У наших женщин божественно прекрасные уста, но кое-каким умением их боги не наградили.

Павсаний громко и развязно расхохотался.

У Фемистокла пересохло во рту от увиденного. Он вполуха внимал Павсанию, который продолжал описывать свои сексуальные «подвиги».

– Когда мои воины вошли в Фивы, то ко мне привели жену и дочерей изменника Тимегенида, который уговорил фиванцев заключить союз с Ксерксом. – Павсаний одной рукой поглаживал Гермонассу по волосам. – Старшей из дочерей было шестнадцать лет, младшей – четырнадцать. Очень миловидные девочки! По просьбе матери я не стал лишать их девственности, заставил ублажить моё «сокровище». Они делали это по очереди. Но перед этим я неплохо развлёкся с их грудастой мамашей…

Павсаний вдруг издал несколько блаженных стонов…

– А теперь, милая, сделай приятное моему другу, – отдышавшись, властно произнёс он и указал на Фемистокла. – Тем более что ты в прошлом не раз отдавалась ему. Вспомни былые деньки!

Фемистокл бурно запротестовал.

Павсаний принялся уговаривать его, уверяя, что между едой и сном очень полезно насладиться красивой женщиной.

Тут, нарушив их спор, вновь появился посланец эфоров.

– О боги Олимпа! – простонал Павсаний, схватившись руками за голову. – Когда же закончится в Спарте владычество обнаглевших от власти эфоров! Меня – царя! – принуждают, как мальчишку, присутствовать на ужине в доме сисситий!

– Царь, если ты не подчинишься, то эфоры по закону лишат тебя командования войском, – громко и бесстрастно объявил гонец.

– Иду, иду! – с видом уязвлённого самолюбия воскликнул Павсаний. – Эй, слуги, где мой плащ?

Оставшись одни, Фемистокл и Гермонасса какое– то время сидели молча. Она положила голову ему на плечо. Он держал её руку в своих ладонях, нежно перебирая суставы точёных пальчиков с гладкими перламутровыми ноготками.

Наконец Гермонасса с ненавистью произнесла:

– Если бы ты знал, Фемистокл, как мне опостылел этот дом и этот город! А Павсания я просто готова убить.

– Что же заставило тебя стать его наложницей? – спросил Фемистокл, давно мысленно искавший ответа на этот вопрос.

Прежде чем заговорить, Гермонасса глубоко вздохнула.

Затем она стала рассказывать, что, когда Фивы были поставлены на колени, кое-кому из местных аристократов, уличённых в тесной дружбе с персами, удалось бежать от мести спартанцев и коринфян. Одним из них был Аттагин. Спартанцы усердно его искали. Аттагин перебрался на остров Эвбею и был случайно узнан в городе Халкида. Халкидяне схватили его и передали эгинцам. Эгинцы решили выдать Аттагина коринфянам, поскольку те обещали за него большую награду. Спартанцы же за пленение или убийство Аттагина ничего не обещали.

– Коринфяне послали на Эгину триеру, – говорила Гермонасса. – На беду, командиром этого корабля оказался мой брат. В пути Аттагин умело изобразил приступы удушья, поэтому его вывели из трюма на палубу отдышаться. Руки у Аттагина не были связаны. Стражники не уследили за пленником. Они не ожидали, что Аттагин отважится прыгнуть за борт, когда до суши оставалось не меньше семи стадий. К тому же была ночь… В Коринфе моего брата обвинили в том, что он был в сговоре с Аттагином и тот бежал не без его помощи. Главным обвинителем выступал Адимант. Он же настаивал на казни Каллина. Мерзавец таким образом мстил мне за прошлое, за мою неприязнь к нему! Я обратилась за помощью к Павсанию, только он мог спасти Каллина от петли. Павсаний выставил условие: я должна стать его наложницей. Я согласилась. Надо же было выручать брата!

Гермонасса немного помолчала.

– Теперь я вынуждена терпеть унижения от Павсания, поскольку поклялась богами выполнять все его прихоти. А какие это прихоти, ты, Фемистокл, только что видел сам…

Глава одиннадцатая. ПОХОД НА КИПР

– Что-то ты не очень торопился навестить нас, Фемистокл, – такими словами встретил гостя эфор-эпоним[158]  [158] Эфор-эпоним – первый в списке эфоров, именем которого в Спарте обозначался год: «В год эфора такого-то…»


[Закрыть] Мекистей. – Ты в Спарте уже шесть дней и где только не был – у Еврибиада, Павсания, Леотихида, – но только не у нас. А ведь именно к нам ты должен был прийти в первую очередь, появившись в Лакедемоне.

Посланец эфоров разыскал Фемистокла на пиршестве в доме царя Леотихида. Фемистокл пришёл в эфорейон прямо оттуда, даже не сняв с головы венок главы застолья. Его, согласно обычаю эллинов, выбирали пирующие тайным или открытым голосованием на заключительной стадии пира, когда гостям предлагалось вино, фрукты и лёгкие закуски.

– Если бы я был направлен афинянами только в Спарту, то правота твоих слов была бы несомненна, уважаемый, – сказал Фемистокл. – Но я держу путь на Керкиру, а в Спарте задержался из-за штормов, что бушуют на море в эту пору года. Не сегодня завтра продолжу своё плавание. Чувствую, подзадержался я в Лакедемоне…

Эфоры, все пятеро, слегка заволновались. Они расположились в креслах с подлокотниками из слоновой кости, стоявших полукругом. Фемистокл сидел перед ними на стуле.

Он находился в главном зале эфорейона с очагом посередине и с круглым отверстием в потолке для выхода дыма. Стены просторной полупустой комнаты были расписаны сценами из жизни Геракла. На стенных росписях Геракл очень походил на спартанца: у него была мощная мускулатура, длинные волосы и борода, но не было усов. Это сразу бросилось в глаза Фемистоклу. Афинские живописцы обычно изображали Геракла в ином обличье, с бородой и причёской, как у ионийца.

– Так ты направляешься на Керкиру? – с вкрадчивой полуулыбкой спросил эфор Этион, рослый и кудрявый, с красивыми, как у женщины, глазами. – Зачем?

– Керкиряне ищут союза с Афинами, – с безмятежным видом ответил Фемистокл. – Мне велено оговорить с их властями все условия союзного договора.

– Они лжецы и предатели! – резко бросил длиннобородый эфор, сидевший справа от Этиона. – Неужели афиняне забыли, как двусмысленно вели себя керкиряне, когда персы вторглись в Элладу. Неужели у афинян такая короткая память!

«Зато у вас, лакедемонян, память очень длинная!» – сердито подумал Фемистокл.

– Опрометчиво поступают власти Афин, очень опрометчиво! – проворчал эфор-эпоним, сверля Фемистокла мрачным взглядом. – Неужели они не ведают, что керкиряне враждебны Коринфу и Спарте.

Союз с Керкирой поставит Афины в… э-э… невыгодное положение.

– А я думаю, что союз с Керкирой очень выгоден Афинам, – усмехнулся Фемистокл. – Судите сами, уважаемые. Керкиряне имеют шестьдесят боевых кораблей. Прибавьте к ним сто восемьдесят афинских триер. Да с таким флотом можно одолеть на море любого врага!

– С кем же собираются воевать афиняне, если, конечно, это не секрет? – поинтересовался Этион, прикрыв длинными ресницами тёмно-синие глаза.

Эфоры напряжённо ждали ответа.

– Пока афиняне воюют лишь с персами, – спокойно сказал Фемистокл.

– А стена, возводимая афинянами столь поспешно вокруг своего города… Ведь это намёк на то, что власти Афин намерены пересмотреть свои союзные отношения с Коринфом и Спартой. Так? – спросил Мекистей.

Фемистокл сделал удивлённые глаза:

– Какая стена? О чём вы, уважаемые?

– Не притворяйся, Фемистокл! – раздражённо проронил Этион. – Нам всё известно! Адимант недавно побывал в Афинах и видел крепостную стену собственными глазами. Что ты на это скажешь?

– Думаю, вам известно, уважаемые, как сильно ненавидит меня Адимант, – промолвил Фемистокл, сердито сдвинув брови. – Он также недолюбливает Ксантиппа, Аристида, Клиния и ещё кое-кого из афинян…

– Это ты к чему? – не понял Этион.

– К тому, что из ненависти к афинянам Адамант готов сделать все, чтобы поссорить Спарту с Афинами, – продолжил Фемистокл. – Какие такие стены увидел Адимант? Где эти стены? Почему я их не видел?

– Ты издеваешься над нами, Фемистокл! – гневно воскликнул кто-то из эфоров.

– Адимант видел крепостную стену на западной окраине Афин и вдоль берега реки Кефис, – сказал Мекистей, властным жестом умеряя вспыльчивость своих коллег.

– Башни, а не стены, – пояснил Фемистокл. – На высотах Барафра и Дипилона по приказу архонтов возведены башни, чтобы можно было обозревать границы Аттики на севере и западе. Что здесь такого?

– Но Адимант сообщил нам о стене с башнями, – возразил эфор-эпоним. – Если бы он увидел просто башни без стен, то так бы и сказал нам.

– Адимант знал, как ввести вас в беспокойство, уважаемые, – с осуждением в голосе произнёс Фемистокл. – В конце концов, ему важна не какая-то там стена. Ему важно посеять недоверие и неприязнь к афинянам в Лакедемоне. И по вашим лицам, уважаемые, я вижу, что посев Адиманта уже дал обильные всходы!

– Так есть стена вокруг Афин или нет? – возмутился Мекистей. – Ответь нам честно, Фемистокл.

– Никакой стены нет.

– И ты готов поклясться в этом? – спросил подозрительный Этион.

– В каком угодно храме и у какого угодно алтаря.

Эфоры озадаченно переглянулись. Уверенность и спокойствие Фемистокла их совершенно обезоружили.

Возникла долгая пауза.

Её нарушил Фемистокл:

– Что вам мешает, уважаемые, послать в Афины своих людей, чтобы те на месте убедились, кто из нас лжец: я или Адимант. Уж им-то вы поверите непременно. Это не только окончательно внесёт ясность в вопрос, но и укрепит союз Лакедемона и Афин.

– Ты дал нам дельный совет, Фемистокл, – с натянутой улыбкой проговорил Мекистей. – Мы сегодня же отправим послов в Афины. Но до их возвращения тебе придётся ещё какое-то время погостить в Спарте.

– Ничего не имею против, уважаемые. – Фемистокл прижал ладонь к груди. – Истина должна восторжествовать!

Из эфорейона Фемистокл вернулся в дом Леотихида. Пиршество там уже закончилось, но некоторые из гостей не спешили расходиться, гуляя во внутреннем дворике.

Когда Фемистокл появился, его тут же закидали вопросами.

Особенно за гостя беспокоился Леотихид. Он знал, что в случае чего эфоры могут выпроводить Фемистокла из Спарты в течение нескольких часов. Придраться можно к чему угодно! А Леотихиду хотелось ещё о многом переговорить с Фемистоклом с глазу на глаз. Он не меньше Павсания недолюбливал эфоров и желал отмены эфората, но в отличие от него не кричал об этом во всеуслышание. Леотихид мечтал осуществить переворот в Лакедемоне, но не силами сограждан или периэков, а с помощью сильных союзников, таких как Афины или фессалийские Алевады.

В Фессалии у Леотихида имелись надёжные друзья, способные выставить больше тысячи всадников. Однако главные свои надежды Леотихид возлагал на Афины, имевшие сильный флот и большое войско. Леотихид был в хороших отношениях со многими афинскими военачальниками, в том числе и с Ксантиппом. К Фемистоклу же у Леотихида была особая симпатия. У них было несколько схожих черт характера, и это как-то сближало их.

Постепенно выпроводив гостей, Леотихид пригласил Фемистокла в свою библиотеку.

– Знаешь, иногда перед сном тянет почитать что-нибудь поучительное или занимательное, – признался он.

– Со мной такое тоже бывает, – улыбнулся Фемистокл.

Леотихид привёл своего друга в небольшую комнату с единственным окном, возле которого стоял стол. У одной из стен было ложе, напротив, у другой стены, – два больших сундука с папирусными и пергаментными свитками. Рядом, на скамье, были разложены медные таблички, покрытые воском. Одна табличка лежала на столе, на ней виднелось несколько коротеньких записей острым костяным стилем.

Фемистокл пробежал глазами написанное.

– Не допускай, чтобы язык забегал вперёд ума, – прочитал он. – Хорошо сказано! Чьи это слова?

– Мудреца Хилона, – отозвался Леотихид, роясь в одном из сундуков.

Он искал какой-то свиток.

– А этот Хилон определённо был человек неглупый, – задумчиво промолвил Фемистокл.

– Согласен, – сказал Леотихид, не прерывая своего занятия. – Вот только законы он написал глупые!

Отыскав нужный свиток, Леотихид протянул его Фемистоклу:

– Вот! Ознакомься!

Фемистокл развернул папирус.

– А! «Свод законов Залевка»![159]  [159] Законы Залевка – Залевк жил в городе Локры в Южной Италии, им были составлены очень консервативные законы в 663 году до н. э.


[Закрыть] – улыбнулся он. – Знаю, читал. Очень хорошие законы, но устаревшие.

– Для Афин, может, и устаревшие, но для Спарты в самый раз, – возразил Леотихид. – Если я возьму настоящую власть в Лакедемоне, то законы Ликурга немедленно будут заменены законами Залевка.

Затем Леотихид принялся увлечённо развивать свою идею переустройства Спартанского государства.

Неожиданно Фемистокл прервал его:

– Скажи, а ты можешь метнуть дротик в цель с двухсот шагов и не промахнуться?

Леотихид удивлённо ответил:

– Нет, не могу.

– А Еврибиад может. И Стесимброт может, супруг его сестры. И Эвенет… – задумчиво перечислил Фемистокл. – Ты же спартанец, Леотихид! И не умеешь обращаться с копьём? Как это понимать?

– Очень просто, – пустился в разъяснения Леотихид. – Еврибиад, Стесимброт и Эвенет прошли воспитание в илах и агелах[160]  [160] Ила – отряд спартанских детей в возрасте от семи до тринадцати лет, во главе илы стоял юноша – иларх. Агела – отряд спартанских юношей от четырнадцати до шестнадцати лет, во главе агелы стоял агелат, им был отец одного из юношей.


[Закрыть]. Это очень суровая школа! Юноши, прошедшие её, не только сильны и выносливы, но и имеют прекрасные навыки владения оружием. Когда тебя с утра до вечера заставляют упражняться с мечом, копьём и дротиком, поневоле научишься поражать цель с какого угодно расстояния. Я избежал всего этого, поскольку сыновья царского рода имеют некоторые привилегии.

– А где же Павсаний выучился мастерству воина? – спросил Фемистокл. – Ведь и он царского рода.

– Павсания отправил в агелу его отец за кое-какие нехорошие поступки, – усмехнулся Леотихид. – Павсаний в детстве был несдержан на язык и отличался безмерной похотливостью. У него было даже прозвище – Приап.

Беседу нарушил слуга, заглянувший в библиотеку.

– Чего тебе? – обернулся на стук Леотихид.

– Господин, клепсидра[161]  [161] Клепсидра – водяные часы.


[Закрыть] показывает, что через полчаса тебе нужно быть в доме сисситий, – проговорил раб и скрылся за дверью.

– Мне пора идти, Фемистокл, а ты оставайся здесь, почитай что-нибудь… – Леотихид смущённо откашлялся. – У меня к тебе просьба. Сюда должна прийти моя племянница, её зовут Диомеда. Она очень хочет встретиться с тобой и…

– И что? – не понял Фемистокл.

– И зачать от тебя ребёнка. Диомеда год назад вышла замуж, но у её мужа, к сожалению, оказалось пустое семя. Помоги ей. Я буду очень признателен тебе за это.

– Хорошо, – после некоторого колебания проговорил Фемистокл. – Я исполню твою просьбу ради нашей друлебы. Надеюсь, твоя племянница прекрасна лицом и телом.

– О, как богиня! – заулыбался Леотихид. – Если кто-то из афинских ваятелей пожелает создать из мрамора статую обнажённой Афродиты, дай мне знать. Я сам привезу Диомеду в Афины.