Текст книги "Фемистокл"

Автор книги: Виктор Поротников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

Спартанские послы заверили архонтов, что всё так и будет.

Глава пятая. УПРЯМЫЕ СПАРТАНЦЫ

Весной персидские полчища оставили Фессалию и через Фермопильский проход двинулись в Фокиду, уже опустошённую Ксерксом прошлой осенью. Такое же запустение царило в Малиде и в Локриде Эпикнемидской. Локры и малийцы по примеру фокидян загодя спрятали в горах свои семьи, скот и наиболее ценное имущество. Персов встречали пустые селения и города, заброшенные поля и огороды…

Войско Мардония ещё находилось в Фермопилах, а из Афин уже помчался гонец в Спарту с призывом немедленно выступать в поход. Спартанцы же, выслушав гонца, заявили: они сами знают, что им делать.

Такой ответ лакедемонян наполнил афинян гневом и раздражением. Власти и народ досаждали упрёками Фемистоклу, который слыл другом спартанцев. Ораторы, выступавшие в народном собрании, принимаясь ругать лакедемонян за их медлительность и двуличие, непременно упоминали про Фемистокла. О нём судили и так и эдак, выставляя в неприглядном свете, возводя напраслины одну за другой. Кто-то сетовал, говоря, что Фемистокл ныне уже не тот, каким был до войны с Ксерксом: слава испортила его. Кто-то злобствовал, намекая, что и тиран Писистрат любил разъезжать по Афинам в роскошной колеснице. Писистрат, мол, тоже пытался дружить со Спартой, только до добра это не довело.

Друзья Фемистокла, как могли, защищали его. Но были и такие, кто предпочёл забыть о былой дружбе, видя, в какую силу вошли недруги Фемистокла.

При этих обстоятельствах истинное благородство проявил Аристид, который не только не хулил Фемистокла, но и настаивал на повторном избрании его в навархи. Видя такое поведение Аристида, эвпатриды недоумевали, а вожди демоса досадовали.

В Афинах стало известно, что на Истме пелопоннесцы в спешном порядке достраивают стену, перегораживающую перешеек от моря до моря. Известие породило подозрения, что лакедемоняне опять затевают двойную игру.

В Спарту отправилось посольство во главе с Аристидом.

Аристид хотел, чтобы вместе с ним поехал и Фемистокл, присутствие которого на переговорах с эфорами, несомненно, пошло бы на пользу Афинам. Однако народное собрание ответило отказом на эту просьбу. Фемистокла не избрали ни в навархи, ни в стратеги, совершенно отстранив от государственных дел.

Переговоры Аристида со спартанскими властями затянулись.

Июнь был на исходе. Между тем персы вступили в Беотию. Мардоний отправил к афинянам посла, вновь предлагая мирное соглашение и всевозможные выгоды.

Тайные сторонники Писистратидов среди афинских аристократов всё громче говорили о том, что коль Спарта не желает помогать Афинам, то самое лучшее для них – это мир с персами.

Однако народ и те из эвпатридов, что построили боевые корабли на свои деньги, не желали мира с варварами после блестящих побед на море. Давняя марафонская победа афинян вселяла в них уверенность, что персов можно победить и на суше.

Соседи, мегарцы и платейцы, известили власти Афин, что их войска готовы выступить навстречу варварам. В самих Афинах всё мужское население приготовилось с оружием в руках защищать Аттику.

Наступил июль.

От Аристида приходили неутешительные известия. Спартанцы справляют Гиакинфии, торжество в честь Аполлона. На время праздника переговоры эфоров с афинскими послами прекращены.

Афиняне намеренно задерживали свой ответ персам, ожидая, что спартанцы вот-вот выступят в поход. Мардоний же терпеливо ждал, догадываясь, что назревает явный разрыв между Афинами и Спартой.

Но спартанское войско всё-таки выступило в поход, не дождавшись окончания Гиакинфий. О том, что войско покинуло Спарту, эфоры поставили в известность афинских послов лишь на другой день. Однако дальше Истма спартанцы опять не пошли.

Афиняне, ответив персам отказом, оказались одни перед страшной опасностью. Мардоний немедленно двинул свои отряды в Аттику.

События прошлой осени повторялись, но уже с большей спешкой и отчаянием, поскольку на этот раз у афинян не было возможности как следует собраться в дорогу. Враг стремительно надвигался. В течение двух дней толпы людей двигались по дороге к Фалерской гавани. Кораблей не хватало, так как союзники не прислали ни одного судна. На пристани царила толчея и давка. Триеры и торговые суда перевозили афинян на остров Саламин. Людей грузили как скот, до предела заполняя палубы. Множество ценных вещей было брошено на берегу. Были оставлены даже статуи богов, которые жрецы на повозках доставили на берег моря.

Мраморные боги с длинными бородами и богини с прекрасными лицами сиротливо возвышались на прибрежном песке, истоптанном тысячами ног, среди раскиданных в беспорядке корзин, узлов и сундуков с домашним скарбом. На каменных лицах священных кумиров лежали тени от надвигающихся сумерек. А может, то была печаль, что люди их бросили как нечто ненужное и обременительное.

Семья Фемистокла отплыла от берега Аттики на одном из последних кораблей.

Сам Фемистокл находился на корме рядом с рулевым, помогая ему управлять перегруженным судном. Десятилетний Неокл, стоявший с матерью возле борта, вдруг вытянул руку и крикнул:

– Статуя Эрехтея упала лицом вниз!

Множество голов разом обернулись в сторону берега.

– Ой! Глядите, всадники! – прозвучал женский голос. – Нужно вернуться, чтобы забрать их.

Фемистокл прикрыл ладонью глаза от низких косых лучей солнца и вгляделся в силуэты всадников, возникших на береговом обрыве. Их было пять или шесть. Все они были в коротких облегающих кафтанах, островерхих войлочных шапках, с колчанами за спиной. Персы!

Один из всадников поднял лук и выпустил стрелу, целясь в греческие корабли. Но расстояние уже было слишком велико, и стрела, не долетев, упала в море.

Афиняне, оказавшись на Саламине в жуткой скученности, без пропитания и малейших удобств, пребывали в сильнейшем раздражении от бездействия властей. Поскольку никто толком не представлял, за что браться в первую очередь, как облегчить положение женщин и детей и, главное, как дальше вести войну, не имея денег, провизии и помощи от союзников, в народе опять вспомнили про Фемистокла. На спешно проведённом общем собрании было решено даровать Фемистоклу высшие полномочия для спасения афинского народа от гибели и позора.

Никто из недругов Фемистокла не посмел выступить против воли народа.

Формально Фемистокл числился навархом, но фактически он являлся главой Афинского государства.

Дождавшись возвращения из Лакедемона послов, Фемистокл доверил Аристиду высшую власть на Саламине, а сам отправился в Коринф, где должен был собраться съезд синедриона.

Собрание представителей Коринфской лиги проходило в очень непростой обстановке.

Представитель Спарты без обиняков завил, что, поскольку платейцы и афиняне покинули свои города, общеэллинское войско будет ожидать персов на Истме, благо все оборонительные укрепления там уже готовы.

Посланец Мегар, взяв слово, принялся обвинять лакедемонян в предательстве. Мегары в итоге остаются без защиты: им одним против персов не выстоять.

На это спартанский посол сказал, что у мегарцев ещё есть время. Они могут увезти свои семьи в безопасное место.

Представители эвбейских городов стали громко возмущаться. Спартанцы, мол, беззастенчиво нарушают устав Коринфского союза, согласно которому общеэллинское войско должно защищать любой город, подвергшийся угрозе варварского вторжения.

– Получается, что и нам придётся уповать лишь на самих себя, если Мардоний пожелает переправиться на Эвбею, – говорили эвбейцы. – К чему тогда общие клятвы богами, соглашения и обязательства, коль на деле Коринфская лига существует только для защиты Пелопоннеса?!

Спартанский представитель напомнил эвбеянам, что в союзном договоре имеется пункт, оговорённый особо: вся полнота власти в командовании сухопутными и морскими силами эллинов принадлежит спартанцам.

Эвбеяне, мегарцы и платейцы возмутились: то, что лакедемоняне любят командовать, всем и хорошо известно!

– Этой привилегии у вас никто не отнимает, – сказал платейский посол, обращаясь к представителю Лакедемона. – Командуйте нами, если хотите, но не отсиживайтесь за Истмом! Персы опустошили половину Эллады, а спартанцы всё никак не решаются выступить им навстречу!

Наконец слово взял Фемистокл.

– Друзья мои! – начал он, повернувшись к эвбеянам и мегарцам. – Поскольку спартанцы нарушают союзные обязательства не только по отношению к Платеям и Мегарам, но и к Афинам, значит, они не считают всех нас своими союзниками. Исходя из этого становится очевидным, что лакедемоняне нам не друзья, а недруги.

Фемистокл намеренно сделал долгую паузу, дабы усилить эффект от своих слов.

– Вследствие вышесказанного, – громко продолжил он, глядя на спартанского посла, – афиняне готовы стать союзниками персидского царя, о чём они в скором времени известят Мардония. Как союзники персов, афиняне сделают все, чтобы Мардоний сокрушил лакедемонян на их же земле. Спартанцы, собирающиеся отсидеться за стеной на Истме, скоро поймут, что для афинян, обладающих флотом, ворота в Пелопоннес всегда открыты. Персидское войско доберётся до Лаконики на афинских кораблях. Мардоний предлагает афинянам, помимо дружбы, ещё и землю в любой части Эллады. Афиняне, пожалуй, возьмут себе Истм, чтобы воздвигнуть здесь памятник спартанской глупости и упрямству!

Не прибавив больше ни слова, Фемистокл покинул собрание.

Члены синедриона, поражённые услышанным, проводили его гробовым молчанием.

Едва Фемистокл скрылся за дверью, слово взял представитель Платей.

– Платейцы с давних времён находятся в тесной дружбе с Афинами, – сказал он. – Поэтому решение афинян – это наше решение. Враги афинян – наши враги, а их друзья – наши друзья!

Платеец удалился вслед за Фемистоклом.

Затем выступил глава мегарского посольства, заявив, что мегарцы выходят из Коринфской лиги и, подобно афинянам, намерены искать дружбы у персидского царя. После чего мегарец и его спутники тоже ушли с совета.

Когда случившееся на синедрионе дошло до спартанских эфоров, а это произошло утром следующего дня, те мигом оценили ситуацию. Эфоры вручили командование спартанским войском Павсанию, сыну Клеомброта. Павсаний двинулся к Истму во главе пяти тысяч гоплитов. Ему предстояло соединиться возле Коринфа со спартанцами, ушедшими туда ранее, а также с отрядами пелопоннесских союзников.

Фемистокл тем временем не покидал Коринф, ожидая, что станут делать спартанские власти.

Появившись в Коринфе, Павсаний первым делом встретился с Фемистокл ом.

– Эфоры поручили мне закончить войну там, где я встречу войско Мардония, – гордо промолвил он.

Павсанию было всего двадцать шесть лет. Он был храбр и честолюбив. Фемистокл познакомился с Павсанием во время поездки в Спарту. Встреча получилась короткой, так как происходила возле постели умирающего Клеомброта. Но этого Фемистокл у было достаточно, чтобы постичь характер молодого спартанца.

«Если бы сын Клеомброта возглавлял спартанское войско, то война с Ксерксом могла бы закончиться ещё в Фермопилах!» – подумал он тогда.

Глава шестая. ПАВСАНИЙ, СЫН КЛЕОМБРОТА

Чтобы сделать приятное Гермонассе, Фемистокл привёл Павсания в её дом.

Коринф уже знал, что под началом у Павсания находится всё общеэллинское войско и что этот молодой спартанец царского рода не намерен отсиживаться за стеной на Истме, но жаждет битвы с персами. Куда бы ни направлялся Павсаний, за ним повсюду следовала толпа коринфян и их союзников, настроенных столь же воинственно, как и сын Клеомброта.

Вот и сегодня Фемистокл и Павсаний беседовали с Гермонассой, попивая медовый напиток, а на улице возле дверей дома гетеры стояла шумная толпа. Она обсуждала наглость Мардония, вновь захватившего Аттику, и смелость Павсания, который собирался выступить против многочисленных варварских полчищ.

Через открытые окна в комнату долетали взволнованные мужские голоса. Кто-то утверждал, что у персов очень сильная конница, поэтому затевать сражение с ними лучше всего где-нибудь в теснинах. Кто-то говорил, что самое лучшее – это заманить персов в отроги Киферона между Аттикой и Мегаридой. Кому-то казалось, что персов нужно ждать в Мегариде между морем и Геранийскими скалами: коннице там будет не развернуться. Звучали и другие мнения.

Гермонасса с улыбкой обратилась к Павсанию:

– Слышишь, царь, сколько у тебя ныне советников!

Спартанец чуть заметно усмехнулся. Его лицо с короткой светлой бородой и тщательно выбритыми усами обычно было серьёзно, в нём таилась некая угрюмая задумчивость. Правый глаз был открыт чуть шире, чем левый. Густые светлые брови, довольно низкие, добавляли лицу серьёзности. Прямой тяжёлый нос смотрелся не столь привлекательно из-за слишком широких ноздрей и морщинистой складки между бровями.

Большой рот спартанца не понравился Гермонассе: в нём было что-то упрямое и капризное. Говорил Павсаний мало, зато часто усмехался. При этом его губы кривились так, как будто ему были ведомы все тайные помыслы людей.

Разговаривая с Гермонассой, Павсаний пристально разглядывал её, словно оценивал как гетеру. Видимо, она произвела благоприятное впечатление на Павсания, поскольку он похвалил её бедра и грудь. И тут же спросил, можно ли ему коснуться этой божественной груди.

Видя, что Гермонасса смутилась, Павсаний сказал:

– Надеюсь, я не оскорбил тебя такой просьбой. Ты же гетера. И значит, позволяешь мужчинам за плату ласкать своё тело. Ведь горшечник не стесняется того, что его руки в глине.

Фемистокл заговорил было о том, что просьба Павсания сейчас неуместна.

Однако Гермонасса прервала его:

– Человеку, который собирается уничтожить Мардония, уместно все! – Гетера взглядом приказала Фемистоклу молчать и протянула руку Павсанию: – Я готова отдаться тебе бесплатно, царь. Ты – мужественный человек и не страшишься персов! Я осыплю тебя такими ласками, какие тебе и не снились! Идём со мной.

Гермонасса поднялась со стула и поманила Павсания за собой.

Фемистокл сидел опустив голову.

Павсаний не заставил себя дважды просить и пошёл следом за Гермонассой на женскую половину дома.

«Скотоподобный мужлан!» – раздражённо думал Фемистокл, глядя на широкую спину удаляющегося спартанца.

Фемистокл пользовался в Коринфе не меньшей популярностью, чем Павсаний. Его тоже повсюду сопровождала толпа почитателей и сторонников активной войны с варварами. Если Павсаний избегал шумных сборищ и постоянно окружал себя телохранителями, то Фемистокл легко вступал в беседу и со знатным аристократом, и с простым ремесленником. Особенно внимательно Фемистокл относился к людям, связанным с морем. Находясь в Коринфе, он свёл знакомство со множеством здешних купцов и корабельщиков, а также с моряками, прибывшими из других городов Эллады.

В день отъезда Фемистокла на остров Саламин в Кенхреи пришла толпа народа. Он больше часа прощался со старыми и недавно обретёнными друзьями.

Павсаний, почувствовав охлаждение к нему Фемистокла, на пристани не появился. Зато попрощаться с афинянином пришли Еврибиад и Эвенет. Оба были ближайшими помощниками Павсания. От них Фемистокл узнал, что во главе общеэллинского флота эфоры поставили царя Леотихида.

«Хвала богам! – обрадованно подумал Фемистокл, поднявшись на борт афинской триеры. – Уж с Леотихидом я всегда смогу договориться!»

Дул попутный западный ветер, поэтому корабль дошёл до Саламина всего за шесть часов.

На берегу обширной бухты возле мыса Киносура Фемистокла встречала многотысячная толпа мужчин и женщин. Спускаясь по трапу с корабля, он испытал невольное волнение, видя перед собой море из людских голов. Тысячи глаз, лиц, надежд! Афиняне хранили глубокое молчание, стараясь по выражению лица Фемистокла определить, какую весть он привёз.

Сойдя на берег, Фемистокл широким шагом направился к огромному камню, возле которого сушились на солнце уложенные в ряд длинные корабельные весла. Перед ним расступались, его поддерживали десятки заботливых рук, если он спотыкался. Стражники, оттеснив толпу, помогли Фемистоклу взобраться на камень.

Когда он громогласно объявил, что спартанцы и их союзники не сегодня завтра выступят в поход на персов, и глашатаи повторили сказанное, исступлённой радости афинян не было предела. Люди смеялись и плакали, обнимались, подбрасывали в воздух шапки, воины колотили мечами в щиты. Кто-то затянул задорную песню. Где-то пронзительно свистели. Военные трубачи непрерывно подавали сигналы: «Враг разбит! Слава полководцу! Всем возводить трофей!»

Фемистокла подхватили на руки и понесли к зданию, где заседали архонты. Вознесённый над многоголосой толпой, он приветствовал своих друзей и знакомых, плывя, подобно кораблю, по людскому морю, заполнившему узкие улочки городка.

Даже разразившийся дождь не убавил бурного веселья афинян. На площади перед домом совета образовались хороводы из юношей и девушек: сюда сбежались музыканты с бубнами, флейтами и кифарами в руках; хор мужских голосов нестройно, но громко пел гимн Афине Палладе. Жрицы богини в центре одного из хороводов исполняли священный танец, слаженно взмахивая обнажёнными руками, сходясь и расходясь в заученном ритме телодвижений.

На соседней улице звучала совсем другая музыка: ритмичная и быстрая. Там звенели мечи: молодые воины танцевали пиррих, военный танец. Их подбадривали аплодисментами многие сотни зрителей.

Фемистокл предстал перед архонтами в мокром от дождя плаще, но с гордым спокойным лицом. Он все– таки принёс спасение афинянам!

После обмена приветствиями Фемистокл рассказал обо всем случившемся на синедрионе.

– Отбросив колебания, спартанцы наконец-то решились вести наступательную войну, – подвёл он итог. – Во главе их войска стоит Павсаний, сын Клеомброта, а этот человек медлить не любит. Передовой отряд спартанцев уже выступил с Истма к Мегарам, на случай если…

Но Фемистоклу не дали закончить. Его оборвал на полуслове Зенодот, избранный архонтом-эпонимом на этот год.

– Ты немного опоздал, Фемистокл, – надменно произнёс Зенодот. – Сюда, на Саламин, прибыл абидосец Мурихид с новыми предложениями от Мардония. Я и мои коллеги полагаем, что с персами следует заключить мир. Война с ними не принесла афинянам никаких выгод…

– Одно только разоренье! – ворчливо вставил архонт Ликид.

– Вот именно, – продолжил Зенодот. – Сегодня же мы отправим посла к Мардонию, дабы обговорить все условия выхода Афин из войны. Кстати, а вот и Мурихид! – Зенодот широко улыбнулся и указал на человека, вошедшего с улицы в зал заседаний.

Мурихид был известен многим афинянам, и в том числе Фемистоклу, прежде всего по снабжению Аттики боспорской пшеницей. Город Абидос, родина Мурихида, был расположен на азиатском берегу Геллеспонта напротив города Сеста, что лежал на фракийском берегу. Сеет при владычестве Писистрата принадлежал афинянам, это был перевалочный пункт для кораблей с зерном, идущих от берегов Боспора. Когда персы при царе Дарии отняли у афинян Сеет, то суда с пшеницей стали разгружаться в Абидосе, власти которого умели ладить с варварами и помогали Афинам поддерживать торговлю хлебом с Боспорским царством и эллинскими колониями в Тавриде. Абидосцы неплохо наживались на таком посредничестве.

Мурихид имел немало друзей как среди эллинов, так и среди персов. К его услугам довольно часто прибегали сатрапы Ахеменидов для погашения распрей между персами и азиатскими эллинами. К афинянам Мурихид питал особое расположение, поэтому он убедил Мардония не подвергать Аттику повторному опустошению, но попытаться с ней ещё раз замириться.

– Привет тебе, Мурихид, – обратился к вошедшему Фемистокл. – А ты неплохо справился с поручением Мардония. Архонты желают мира с персами!

– Персы пропустят в Аттику корабли с хлебом, – сказал Мурихид, ответив на приветствие. – Ваше положение отчаянное! Только мир спасёт вас от голодной смерти.

– Фемистокл, а может, нам тебя отправить послом к Мардонию? – раздался насмешливый голос Геликаона, который тоже ныне был архонтом. – Заодно расскажешь ему, как ты хотел разрушить мосты на Геллеспонте и поймать Ксеркса в Европе.

Среди архонтов прокатился короткий язвительный смешок.

Фемистокл посидел молча, что-то соображая, затем стремительным шагом удалился из зала заседаний.

С площади долетел его зычный голос. Музыка и пение вскоре смолкли. Народ явно внимал Фемистоклу.

Архонты переглянулись.

– Его надо остановить! – сердито воскликнул Зенодот. – Если Фемистокл взбаламутит толпу, нам конец!

Он поспешил к высоким дверям, ведущим на площадь. Мурихид испуганно посторонился, уступая дорогу.

Обращаясь к афинянам, Фемистокл говорил, что их судьбой уже распорядились архонты, которые за спиной у народа договариваются с Мардонием о заключении союза с персами.

– Мы, победители, выпрашиваем мир у разбитого нами врага! – выкрикивал Фемистокл, стоя на ступенях пританея и глядя на площадь, заполненную народом. – Мы, показывая пример мужества всей Элладе, пожертвовали своим имуществом, храмами и могилами предков ради чести и свободы! Теперь получается, что все наши жертвы были напрасны. Враг готов вернуть нам землю и дома в обмен на лавры от наших побед. Но кроме этого, по соглашению с Мардонием афинянам придётся обратить своё оружие против тех эллинов, которые не намерены сдаваться. Таким образом, граждане афинские, наши правители готовы лишить вас не только свободы, но и покрыть несмываемым бесчестьем!

Появившийся за спиной у Фемистокла Зенодот обрушился на него с гневными словами:

– О какой свободе ты тут раскричался? В чём заключается эта свобода? В возможности подохнуть с голоду на Саламине или в выборе нового места для города где-нибудь на краю Ойкумены. Хватит дурачить народ, Фемистокл! Я вижу, ты у лакедемонян набрался наглости и бесцеремонности…

Но Фемистокл перебил Зенодота:

– А, наш архонт-эпоним, любитель здравого смысла! Ссылаясь на пресловутый смысл, Зенодот готов измену общегреческому делу назвать выгодой для Афин. Он желает досыта накормить афинян хлебом, но при этом сделать нас рабами варваров. Как это благородно! Как радостно будет Ксерксу узнать, что непобеждённые им афиняне вдруг сложили оружие, устрашившись голода и лишений.

Несколько афинских военачальников протолкались сквозь толпу к Зенодоту и грубо стащили его со ступеней пританея. Зенодота мигом окружила толпа разгневанных воинов и гребцов с афинских кораблей. Его били кулаками и древками копий, осыпали оскорблениями, хватали за одежду. Угрозы сыпались со всех сторон. Неожиданно кто-то из воинов ударил Зенодота кинжалом в живот. Брызнувшая кровь послужила сигналом для выхода всеобщей ярости. Зенодота свалили наземь и принялись топтать ногами, лупить палками, колоть копьями. Ему размозжили голову, отрубили обе руки, вывернули наружу внутренности. Тело Зенодота через несколько минут превратилось в кровавое месиво.

Фемистокл распорядился, чтобы привели Мурихида. Когда дрожащий Мурихид предстал перед Фемистоклом, тот указал ему на окровавленные останки Зенодота и коротко бросил:

– Это ответ афинян Мардонию.

Мурихид был немедленно посажен на корабль, перевезён через пролив и высажен на аттический берег.

На Саламине между тем гнев народа достиг своего предела: афинские женщины, узнав о происшествии, толпой явились к жилищу Зенодота и побили камнями его жену и детей. Тела несчастных долго лежали без погребения в назидание архонтам и прочим тайным сторонникам мира с персами.

Было проведено народное собрание, на котором по предложению Фемистокла в архонты-эпонимы был избран Ксантипп, сын Арифрона. По афинским законам гражданин, уже назначенный военачальником, не мог занимать высшую государственную должность. Однако Фемистокл заявил, что война диктует свои законы.

Он также предложил поставить во главе сухопутного афинского войска Аристида, Миронида и Кимона, сына Мильтиада. Народ без обсуждений утвердил всех троих в должности стратегов.

Стоял август 479 года до нашей эры.