Текст книги "Фемистокл"

Автор книги: Виктор Поротников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

Глава одиннадцатая. ЕВРИБИАД, СЫН ЕВРИКЛИДА

Морской поход к Эвбейскому проливу едва не сорвался из-за соперничества между афинянами и спартанцами. Афиняне справедливо полагали, что союзники предоставят им главенство на море, поскольку Афины выставили самое большое количество триер по сравнению с прочими городами Коринфского союза. Однако спартанцы не пожелали уступить командование над морскими силами, хотя Спарта снарядила всего десять триер. Спартанцы проявили упрямство ещё и потому, что в этом их поддерживали коринфяне, эгинцы и мегарцы.

На стороне афинян были халкидяне, эретрийцы и кеосцы.

Ксантипп, выступивший перед союзниками, обличал лакедемонян не только в чрезмерной гордыне, но и в том, что те ведут двойную игру.

– Спартанские власти вовсе не считают защиту Фермопил столь уж важным делом, иначе они отправили бы туда всё войско, а не жалкий отряд в триста воинов! – говорил Ксантипп в собрании союзников. – И защиту Эвбейского пролива в Лакедемоне не воспринимают как нечто важное. Только этим можно объяснить назначение верховным навархом спартанца Еврибиада, который совершенно не знаком с морским делом. Более того, Еврибиад относится с презрением к морякам и боится моря. Он совершенно непригоден для командования таким множеством кораблей! Еврибиад не способен править даже одним кораблём!

Пылкая речь Ксантиппа до предела накалила страсти. Правота его была очевидна. В Еврибиаде не было никакой морской хватки. Находясь на корабле, он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

С самого первого дня своего появления на флоте Еврибиад только и делал, что следовал советам Адиманта и Поликрита, предводителя эгинцев. Эти двое горой стояли за Еврибиада, ибо понимали, что лучшего наварха у лакедемонян всё равно нет. Главенство над флотом, по сути дела, оставалось за ними двоими.

Понимали это и афиняне, потому настаивали им смещении Еврибиада. Афиняне и их союзники утверждали, что верховным навархом должен стать Фемистокл либо Ксантипп.

Еврибиад же столь недалёк и косноязычен, что не мог и несколько фраз сказать в свою защиту.

Защищал его в собрании союзников Адимант. Он прекрасно знал, какие настроения царят среди пелопоннесцев, как им не хочется уходить далеко от Истма. На этом хитрец Адимант и построил свою речь, заявляя, что исход войны всё равно будет решён на суше, а не на море. Если Фермопилы не будут удержаны, тогда у эллинов останется последний рубеж, чтобы остановить нашествие варваров. И рубеж этот – Истм.

– Фемистоклу нужна победа на море, чтобы доказать своим согражданам, как он был прозорлив, построив большой флот, – говорил Адимант. – Победа на море, несомненно, возвысит афинян над прочими союзниками. Вот почему так рвётся в сражение и Ксантипп. Честолюбие туманит им голову! Они даже не задумываются о том, что флот Ксеркса в не сколько раз больше нашего флота. Персы могут себе позволить проиграть две или три битвы на море, их морские силы не утратят своей мощи. А для нас даже; одно поражение станет катастрофой!

Дабы разрядить обстановку, слово взял Фемистокл.

Он начал с того, что, покуда они тут спорят о главенстве, персы наверняка уже подошли к Фермопилам, где стоит небольшое эллинское войско во главе с царём Леонидом без всякого прикрытия с моря.

– Афиняне уступают главенство над флотом Спарте, дабы Адимант и ему подобные не попрекали меня и Ксантиппа чрезмерным честолюбием, – сказал Фемистокл. – Пусть Еврибиад проявит себя и окажет помощь царю Леониду, который, несомненно, эту помощь ждёт.

В войске Леонида помимо трёхсот спартанцев были также отряды из других городов Пелопоннеса, в том числе из Коринфа.

Союзники оценили благородство Фемистокла и стали торопить Еврибиада с отплытием флота к северной оконечности Эвбеи.

Эта часть называлась Гистиеотидой, поскольку там находился город Гистиея.

Побережье Гистиеотиды, густо покрытое лесом, и гористый берег полуострова Магнесия образовывали Эвбейский пролив, ведущий к Фермопилам и во внутренние воды Эллады. Полуостров Магнесия являлся частью Фессалии, это был гористый и довольно неприветливый край. Эллинский флот встал на якорь у мыса Артемисий, что на северном побережье Эвбеи. Отсюда в любую погоду был прекрасно виден остров Скиаф, лежавший у входа в пролив. Чтобы попасть в Эвбейский пролив, персидскому флоту неминуемо пришлось бы огибать остров Скиаф либо со стороны фессалийского берега, либо со стороны Эвбеи.

На этом и строился замысел греческих навархов, которые собирались навязать персам морское сражение в тот момент, когда головной отряд персидских кораблей, минуя Скиаф, окажется перед мысом Артемисий. В узком проливе персы не могли задействовать в битве большое число кораблей. К тому же эллины намеревались заманить персидских моряков, не знающих здешних вод и течений, к подводным скалам и рифам.

Чтобы вовремя узнать о приближении вражеского флота, Еврибиад, по совету Адиманта, отирании к Скиафу три сторожевых корабля. Один корабли был из города Трезена, другой – с Эгины, третий из Афин.

Сторожевой корабль афинян назывался «Гнафена». Его владельцем был мебельщик Филокл, жене которого Фемистокл в своё время помог обрести афинское гражданство. Триера, построенная Филоклом, была очень быстроходна. Вдобавок на ней были опытные гребцы и матросы, которых набирал брат Филокла, с юных лет ходивший кормчим на торговых судах.

К Фермопилам была отправлена афинская пентеконтера[114]  [114] Пентеконтера – лёгкое 50-весельное судно.


[Закрыть], чтобы в случае бедственного положения царь Леонид мог вызвать на помощь эллинский флот. Командиром пентеконтеры был Аброник, сын Лисикла.

Фемистокл, полагавший, что самым заносчивым из лакедемонян является царь Леотихид, изменил своё мнение после общения с Еврибиадом, сыном Евриклида. Если высокое самомнение Леотихида было результатом его привилегированного воспитания, какое получали в Спарте сыновья из царских родов, то Еврибиад ставил себя выше всех прочих эллинов только потому, что он – гражданин Спарты. Бесцеремонность, с какой спартанцы держали себя перед своими пелопоннесскими союзниками, сквозила во всех поступках Еврибиада.

Афинян и эвбейцев возмущали тиранические замашки спартанца, который повсюду ходил с палкой и самолично наказывал ею всякого провинившегося, будь то простой воин или военачальник. При случае Еврибиад без раздумий пускал в ход и свои крепкие кулаки. Он был необычайно ловок и силен, как и прочие граждане Лакедемона, прошедшие суровую школу агоге[115]  [115] Агоге – система воспитания мальчиков и юношей в Спарте с упором на развитие выносливости, бесстрашия и ловкости.


[Закрыть].

Спартанцы, находившиеся в небольшой свите Еврибиада, все как один носили длинные волосы, не завивали бороды и брили усы. Носить усы считалось в Лакедемоне варварским обычаем. В свиту Еврибиада входили зрелые немногословные мужи. Рядом с ними тридцатипятилетний Еврибиад казался юнцом.

Фемистокл, пожелавший узнать, почему спартанские власти доверили главенство над эллинским флотом такому молодому военачальнику, был поставлен в известность, что Еврибиад покрыл себя беспримерной отвагой во многих битвах. Отец его, павший в сражении, был не менее храбрым воином, а дед помимо храбрости на полях сражений прославился ещё и победами на Олимпийских играх.

В Лакедемоне воинская отвага являлась главным мерилом для всякого мужчины. По мнению спартанских эфоров, Еврибиад вполне заслужил честь командовать эллинским флотом, а то, что он не разбирался в тонкостях войны на море, их мало заботило. Спартанцы отводили флоту второстепенную роль в войне с Ксерксом и не скрывали этого.

Дальнейшие события показали всю неспособность Еврибиада к руководству.

Около полудня к Скиафу были отправлены три сторожевых корабля. Вечером этого же дня дозорные на Эвбее, расположившиеся на прибрежных высотах, заметили сигналы в виде огней на Скиафе. Греческие сигнальщики сообщали о захвате персами трёх эллинских сторожевых судов. Также сообщалось, что передовой отряд вражеских кораблей вошёл в пролив между Скиафом и фессалийским берегом.

Когда это стало известно Еврибиаду, то он немедленно собрал военачальников на военный совет. На совете прозвучал приказ: поднимать якоря и всему флоту, кроме грузовых судов, двигаться навстречу варварам.

Большинство союзников выслушали распоряжение Еврибиада без каких-либо возражений.

Однако Фемистокл позволил себе не согласиться.

– Надвигается ночь, – сказал он. – Покуда наш флот доберётся до Скиафа, совсем стемнеет. В темноте мы не сможем разобрать, где свои, где чужие. Глупо затевать сражение в таких условиях.

– По-твоему, нужно дать возможность персидскому флоту войти в пролив и расположиться на ночлег на фессалийском берегу? – рассердился Еврибиад.

Приученный действовать стремительно и храбро, он не считал сгущавшиеся сумерки препятствием для сражения.

– Если мы атакуем немедленно, то сумеем разбить головной отряд персидских кораблей ещё до наступления полной темноты.

– Даже если нам удастся разбить персов до наступления ночи, это не спасёт наш флот от другого более опасного врага – надвигающегося шторма, – заметил Фемистокл. – Об этом явственно говорит сменившийся ветер.

Афинянина поддержал один из эвбейских военачальников.

– В этих краях всегда так: если задул Борей[116]  [116] Борей – бог северного ветра.


[Закрыть], значит, жди шторма!

Еврибиад может и продолжал бы настаивать на своём, если бы его верные сторонники Адимант и Поликрит не согласились с Фемистоклом. Оба заявили, что надвигающаяся непогода наверняка принесёт сильнейший ураган, поэтому эллинскому флоту лучше вообще уйти от мыса Артемисий, пока не поздно.

– У Артемисия нет укромных бухт, а береговая полоса сплошь покрыта скалами, – молвил Адимант. – Ураган разобьёт наши корабли об эти скалы.

– Надо уходить отсюда, – согласился Поликрит. – Борей шутить не любит!

– Уходить? – Еврибиад слегка растерялся. – Но куда?

– За мыс Кеней, – без раздумий ответил Поликрит, – а ещё лучше к Еврипу. Там-то нашему флоту никакие ветры не страшны.

Еврипом назывался пролив между Аттикой и Эвбеей. Вернее, самая узкая его часть возле города Халкиды, что на эвбейском берегу.

Адимант без колебаний согласился с Поликритом. Поддержал его и Фемистокл.

Еврибиад скрепя сердце отдал приказ: флоту сниматься с якоря и спешно двигаться на вёслах на запад, чтобы к полуночи успеть обогнуть мыс Кеней.

Впереди должны были плыть триеры из Халкиды, кормчие на которых прекрасно знали здешние воды и даже в темноте могли отыскать безопасный путь.

Едва эллинский флот укрылся в заливе с южной стороны мыса Кеней, как ночное небо засверкало сполохами надвигающейся грозы. По лесистым вершинам гор пронёсся ураган, ломая деревья. Затем хлынул ливень. По морю к северу от мыса Кеней катились огромные валы и с рёвом обрушивались на берег.

В проливе между Аттикой и Эвбеей волнение было не сильное, поскольку длинный гористый мыс Кеней принял на себя порывы северного ветра. В заливе, где стоял эллинский флот, море и вовсе было спокойно.

Фемистокл, посмеиваясь, говорил Адиманту и Поликриту:

– Это я призвал на помощь Борея, принеся ему жертву. Он давний и неизменный союзник афинян, ведь его супругой была аттическая женщина Орифия. Недаром Борея называют зятем афинян.

Буря бушевала три дня.

Когда наступило затишье, эллинский флот метнулся к мысу Артемисий.

Греческие сигнальщики на Скиафе подавали спотовые знаки при помощи начищенных до блеска бронзовых щитов. Они извещали эллинов у Артём и сия о том, что множество персидских кораблей рас по ложились вдоль фессалийского берега от мыса Сепиада до города Касфанея. Часть кораблей вытащена пи берег, часть стоит на якоре в шахматном порядке носами к морю. Вражеские корабли продолжают прибывать небольшими отрядами.

– Ничего не понимаю! – недоумевал Адимант. – Как могло у персов уцелеть так много кораблей после столь сильного урагана! Ведь на побережье Магнесии нет укромных стоянок даже для маленького флота. А наши сигнальщики на Скиафе насчитали около шестисот судов!

– Значит, большая часть персидского флота пережидала непогоду в Фермейском заливе, – сделал предположение Фемистокл. – Иного объяснения я просто не нахожу.

Фермейский залив у берегов Македонии был местом сбора всего флота Ксеркса перед решающим броском к берегам Эллады.

Правота Фемистокла вскоре подтвердилась самым неожиданным образом.

Случилось так, что пятнадцать персидских кораблей вышли к Скиафу значительно позже прочих. Свет заходящего солнца мешал азиатам смотреть на запад. Они не увидели стоянок своего флота, скрытых за мысом Сепиада, зато отлично разглядели греческие корабли, озарённые лучами низкого солнца на юго-западе. Варвары приняли их за своих и повернули триеры к мысу Артемисий. Когда командиры персидских триер осознали свою ошибку, было уже поздно. Эллинские корабли взяли неприятелей в плотное кольцо и принудили сдаться в плен.

Начальником варварских кораблей был Сандок, сын Фамасия, правитель Кимы в Эолиде[117]  [117] Эолида – приморская область на западном побережье Малой Азии, была населена греками-эолийцами.


[Закрыть]. При Дарии Сандок был одним из царских судей, при Ксерксе стал начальником флота.

На одном из кораблей оказался Аридолис, тиран города Алабанды в Карии[118]  [118] Кария – приморская страна на западном побережье Малой Азии, южнее Ионии. Карийцы – доиндоевропейское племя, не родственное грекам.


[Закрыть], на другом – Пенфил, сын Демоноя, полководец пафосцев. Он был начальником двенадцати кораблей, выставленных кипрским городом Пафосом. Одиннадцать из них Пенфил потерял во время бури у мыса Сепиада, приплыв с последним уцелевшим кораблём к Артемисию.

От знатных пленников греческие навархи узнали, что во время той бури у персов погибло около четырёхсот кораблей. Весь берег у мыса Сепиады усеян обломками судов. Такая же картина наблюдалась севернее Сепиады на побережье Пелиона. Местные жители собрали множество золотых и серебряных предметов, выброшенных волнами на берег, некоторые находили целые ящики с монетами.

Выведав у пленников все, что нужно, Еврибиад их отослал в Коринф.

С рассветом следующего дня эллины готовились к сражению, но персидские навархи почему-то медлили с нападением, несмотря на своё полное превосходство по числу кораблей. Несколько раз лёгкие дозорные суда варваров подплывали к стоянке греческого флота, держась на безопасном расстоянии.

Неожиданно к Еврибиаду привели перебежчика, который переплыл Эвбейский пролив, сбежав от персов.

– Я знаю тебя, – приглядевшись к перебежчику, сказал Еврибиад. – Ты – Скиллий. Родина твоя – Сикион. О тебе говорят, что ты лучший пловец из всех эллинов. Что тебе нужно?

– Я хочу сражаться с персами, – ответил Скиллий. – Я был у своих друзей в Фессалии, когда туда пришли персы. Мне пришлось прикинуться их другом, чтобы без помех добраться до Эвбейского пролива. И вот я здесь.

Еврибиад взирал на Скиллия с изумлением, ведь тот проплыл расстояние в восемьдесят стадий!

От Скиллия эллины узнали, что двести персидских триер двигаются вдоль восточного берега Эвбеи с намерением выйти к Еврипу, обогнув остров.

– Вот почему персидские навархи не нападают на нас, – молвил Адимант на военном совете. – Они ждут, когда эти двести триер перекроют нам единственный путь к отступлению. Хитро задумано, ничего не скажешь!

– Что будем делать? – спросил Еврибиад.

– Нужно спешить к Еврипу, чтобы оказаться там раньше персов, – предложил Адимант. – Главное теперь – это уничтожить идущие к нам в тыл вражеские корабли, иначе наш флот окажется в ловушке.

– Думаю, персидские навархи сразу разгадают этот манёвр, едва наш флот устремится к мысу Кеней, – сказал Фемистокл. – Персы наверняка преградят ему путь. Наши корабли либо окажутся в полном окружении, либо их прижмут к скалистому берегу. При таком раскладе немногие наши триеры смогут прорваться к Еврипу.

Адимант хмуро промолчал, сознавая правоту Фемистокла.

– Что будем делать?– повторил Еврибиад.

– Надо напасть на персидские корабли, стоящие у мыса Сепиада, – решительно произнёс Фемистокл. – Именно этого варвары ожидают от нас меньше всего. Стоянки персидского флота растянуты на много стадий вдоль фессалийского берега. Персы вряд ли успеют быстро собрать все свои корабли в мощный кулак. По крайней мере, в начале битвы у нас будет полное превосходство, и мы сможем нанести врагу ощутимый урон.

Поскольку прочие военачальники молчали, Еврибиад объявил:

– Решено. Идём на врага!

Снявшись с якоря, эллинский флот вышел в море и, построившись ромбом, на вёслах двинулся к противоположному берегу Эвбейского пролива. Эллинские навархи держали курс на мыс Сепиада, возле которого виднелся целый лес из корабельных мачт. Там, помимо боевых кораблей, находилось множество грузовых судов с провизией для персидского войска.

Ещё на военном совете Фемистокл сказал Еврибиаду, что с уничтожением грузовых персидских кораблей в войске Ксеркса в самом скором времени начнётся голод. Ведь доставлять продовольствие со складов во Фракии для столь многочисленного воинства возможно только морским путём.

Сначала навстречу эллинам вышли лёгкие персидские суда, но они держались в отдалении, не решаясь атаковать грозный строй греческих триер. Постепенно море вокруг эллинского флота покрылось множеством тяжёлых боевых кораблей варваров, которые, снимаясь с многочисленных стоянок у фессалийского берега, спешили окружить противника.

До Сепиады было уже совсем недалеко, когда греческие триеры замедлили ход, а потом и вовсе остановились. Враги окружили эллинов со всех сторон. Было очевидно, что у персов кораблей в три раза больше.

С корабля Еврибиада прозвучал сигнал трубы.

Греческие триеры развернулись носами к врагу, а кормами сблизились так, чтобы образовался круг.

По второму сигналу трубы эллины атаковали вражеские корабли.

Персы, понадеявшись на лёгкую победу, очутились в невыгодном положении: их суда подплыли к греческим слишком близко и не могли воспользоваться своей высокой манёвренностью. К тому же из– за своей многочисленности персидские корабли только мешали друг другу.

Эллины навязали персам свои условия боя.

Греческие триеры атаковали вражеские суда парами. Передняя триера, проходя вплотную возле борта противника, ломала ему весла, затем совершала резкий поворот за кормой повреждённого персидского корабля. В то время как передняя триера оказывалась борт о борт с другим персидским кораблём, повторяя свой манёвр, идущая за ней следом триера таранила или брала на абордаж первый повреждённый вражеский корабль.

Над взбаламученной вёслами морской гладью, перекрывая треск и грохот сталкивающихся судов, громогласно звучал персидский боевой клич. Выкрики эллинов были почти не слышны, зато то и дело ревели их боевые трубы. Этими сигналами греческие навархи давали друг другу знать о том, как развивается атака в центре и на флангах, где требуется помощь, а где сопутствует полнейший успех.

В начале сражения из-за сутолоки и неразберихи, царивших среди персидских кораблей, превосходство эллинов было настолько подавляющим, что во многих местах их враги и не думали сражаться, ища спасения в бегстве.

Около сорока персидских кораблей, получивших серьёзные повреждения, не смогли уйти и были потоплены. Тридцать кораблей были взяты на абордаж. В том числе был захвачен корабль наварха Филаона, брата Торга, царя киприотов, человека влиятельного в персидском флоте. Первым из эллинов овладел вражеским кораблём афинянин Ликомед, сын Эсхрея, триера которого далеко вырвалась вперёд. Вторым захватившим вражеский корабль был предводитель эгинцев Поликрит, сын Криоса. Оба получили впоследствии награду за доблесть.

Наступившая ночь прекратила битву.

Эллины отплыли назад к Артемисию, а персы – к Афетам, самой большой бухте на фессалийском берегу.

У союзников было повреждено около пятидесяти триер, а потоплено одиннадцать. В этой морской битве на сторону эллинов перешёл Антидор из Лемноса со своим кораблём. За это ему впоследствии дали афинское гражданство и участок земли на острове Саламин.

Глава двенадцатая. БИТВА ПРИ АРТЕМИСИИ

С наступлением темноты разразился сильнейший ливень. С гор доносились глухие раскаты грома. Эллинский флот только-только успел укрыться за мысом Артемисий, как на море разыгралась непогода.

Ветер гнал волны по Эвбейскому проливу в сторону Афет. Сильное течение прибивало к носам персидских кораблей мёртвые тела и обломки судов. Персы ещё не пришли в себя после трудной битвы, как на них с неба обрушились бурные потоки воды, а с моря на их корабли накатывались штормовые валы.

С восходом солнца шторм прекратился.

И персы, и эллины занялись починкой своих кораблей.

В конце дня к эллинам подошло подкрепление – пятьдесят три аттических корабля. Командовал ими Клиний, сын Алкивиада, который построил одну триеру на свои личные деньги.

Клиний сообщил эллинам радостную весть. Ночная буря настигла двести персидских кораблей, посланных в обход, у южной оконечности острова Эвбея возле скалистых утёсов. Гонимые по воле ветра, суда выбросило на прибрежные скалы.

– Ни один из персидских кораблей не спасся, – сказал Клиний. – Множество обломков плавает в проливе между Аттикой и Эвбеей.

Эллинские военачальники принесли щедрые жертвы Посейдону. Никто из них не сомневался, что повелитель морей желает им победы и прилагает к этому свои усилия.

Теперь, когда исчезла угроза окружения, эллины были полны решимости вновь попытать счастья в битве с варварами.

Но не менее решительно были настроены и персы. Их навархи досадовали на то, что маленький эллинский флот нанёс им столь сильный урон. Страшась гнева Ксеркса, персидские флотоводцы, едва наступил новый день, вышли в море. О гибели своих кораблей, отправленных вокруг Эвбеи, они ещё не знали.

Персидский флот в боевом порядке двинулся к побережью Эвбеи.

Эллинские триеры выстроились перед Артемисием.

Приблизившись, персы стали растягивать строй своих кораблей в виде полумесяца, чтобы охватить врага с трёх сторон и лишить его манёвренности.

Эллины разгадали этот манёвр и первыми ринулись в битву в надежде прорвать фронт в центре. Персы держались стойко и не отступали, считая позором для себя бежать от немногочисленных вражеских кораблей. Даже когда эллинам удалось расколоть боевой строй, перелома в сражении не наступило. У персов храбрее всех сражались киликийцы и египтяне. Первые на своих лёгких быстроходных судах повредили и потопили немало триер. Вторые мужественно сдержали натиск афинян, так и не позволив им развить первоначальный успех.

Сражение продолжалось до темноты. Ни эллины, ни персы не смогли добиться безусловной победы. Флоты вернулись каждый на свою стоянку.

Персы потеряли около шестидесяти кораблей.

Эллины недосчитались тридцати триер, и ещё восемьдесят были повреждены. У них в этот день особенно отличились афиняне, в том числе Клиний, сын Алкивиада.

Ночь прошла в подготовке к новому сражению.

Фемистокл и Ксантипп настаивали на нападении с первыми лучами солнца на стоянку киликийских кораблей. Еврибиад, видевший киликийцев в битве, был с этим согласен.

Однако на рассвете к Артемисию подошла пентеконтера с печальным известием из Фермопил.

Афинянин Аброник рассказал о том, что благодаря измене персы обошли войско Леонида с тыла. Царь приказал эллинским отрядам отступать, а сам остался в Фермопильском проходе, чтобы задержать варваров, насколько будет возможно.

– С Леонидом остались кроме спартанцев семьсот феспийцев и четыреста фиванцев, – промолвил Аброник и замолк, опустив глаза.

– Неужели никто не спасся? – взволнованно спросил Еврибиад.

– Не знаю, – ответил Аброник, не поднимая глаз. – Когда мой корабль уходил от Фермопил, то все феспийцы к тому времени уже пали в битве. А спартанцы и фиванцы сражались с варварами в полном окружении.

Это известие повергло военачальников в смятение. Зазвучали голоса, мол, теперь эллинскому флоту нет смысла стоять у Артемисия, поскольку персы захватили Фермопилы.

– Нужно уходить к Истму, – сказал Адимант, переглянувшись с Поликритом.

– Причём немедленно!– кивнул Поликрит. – Если персы навяжут нам ещё одно сражение, неизвестно, чем оно может для нас закончиться.

– Да, – закивал кудрявой головой военачальник мегарцев Эоситей, – нужно уходить. У нас слишком много повреждённых кораблей.

Ксантипп и Клиний стали возражать, говоря, что у персов потери ещё больше.

– Если действовать решительно и быстро, то мы вполне сможем победить! – настаивал Клиний.

Ему, подоспевшему к Артемисию позже других, не терпелось ринуться в битву.

Еврибиад, который ещё час назад был заодно с Ксантиппом, вдруг утратил всякую решимость. Ни Ксантипп, ни Фемистокл так и не смогли убедить его напасть на стоянку киликийцев. По флоту был объявлен приказ: готовиться к отступлению в Саронический залив.

Военачальники эвбейцев пришли в шатёр к Еврибиаду и стали уговаривать его не уводить флот от Артемисия столь поспешно. Эвбейцы просили дать им время увезти свои семьи в безопасное место. Но Еврибиад был непреклонен.

Тогда эвбейцы поспешили к Фемистоклу, уповая на его изворотливость и ораторский дар.

Фемистокл принял эвбейских военачальников с доброжелательностью и пониманием. Он тут же стал собираться, чтобы идти в шатёр к Еврибиаду. Высказав Фемистоклу слова благодарности, эвбеяне гурьбой покинули его шатёр. Лишь Клеад, военачальник халкидян, остался.

Он вынул из-под полы плаща небольшой ларец и с таинственным видом поставил его на землю.

– Что это?– спросил Фемистокл.

– Деньги, – негромко ответил Клеад, – тридцать талантов в серебряной монете. Мы хотели вручить это Еврибиаду, но не решились.

– Почему?

– Еврибиад набросился на нас с руганью, – пробормотал Клеад. – Мы оробели. Я подумал: стоит нам заикнуться о деньгах, и Еврибиад, чего доброго, отколотит нас палкой. Ведь все лакедемоняне бессребреники.

– Ошибаешься, друг мой, – усмехнулся Фемистокл. – Мамона[119]  [119] Мамона – бог сребролюбия.


[Закрыть] владеет душами многих лакедемонян. И Еврибиад, я думаю, не исключение. От столь крупной взятки он вряд ли откажется.

Когда Клеад ушёл, Фемистокл позвал Сикинна, который повсюду был с ним, и велел отсчитать от принесённых денег пять талантов.

– Я иду к Еврибиаду, – промолвил Фемистокл, – а ты придёшь туда же чуть позже и принесёшь с собой пять талантов.

– Стража не пропустит меня, – заметил Сикинн.

– Не беспокойся. – Фемистокл похлопал слугу по плечу. – Я встречу тебя.

Еврибиад поначалу был очень холоден с гостем, сразу дав ему понять, что менять своё решение он не намерен. Фемистокл сделал вид, что желает поговорить по поводу тех афинских триер, которые из-за сильных повреждений не смогут сегодня выйти в море.

– И у мегарцев есть триеры в крайне плачевном состоянии, – сказал Фемистокл как бы между прочим. – Есть такие корабли и у эгинцев, и у сикионян…

– Я дал время до полудня на починку кораблей, – сердито проговорил Еврибиад.

– Боюсь, этого времени будет мало, – печально вздохнул Фемистокл. – У некоторых триер слишком серьёзные повреждения.

– Значит, эти триеры придётся здесь оставить, – бросил Еврибиад.

Спартанец сидел на стуле и точил бруском короткий меч. Сидевший у стола Фемистокл разжал кулак и высыпал перед собой несколько серебряных монет.

Еврибиад прекратил своё занятие и поднял голову.

– Зачем ты принёс эти деньги, Фемистокл? – спросил он.

– Это не деньги, Еврибиад, – с грустью произнёс Фемистокл. – Это слезы по царю Леониду, павшему у Фермопил, но исполнившему свой долг до конца.

Еврибиад вложил меч в ножны и шагнул к столу:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я сейчас уйду, а ты, глядя на эти монеты, помни: вот цена твоему воинскому долгу, проявленному здесь, у Артемисия. – Фемистокл поднялся из-за стола. – Очень низкая цена, согласись. Но ещё не всё потеряно, друг мой. Эта цена может возрасти до пяти талантов, если…

– Не продолжай, – прервал Еврибиад. – Я понял. Где эти пять талантов?

Фемистокл удалился из шатра, но вскоре вернулся и положил на стол два кожаных мешочка. Чтобы произвести впечатление на Еврибиада, Фемистокл развязал один из мешочков и со звоном высыпал его содержимое на стол.

У спартанца забегали глаза при виде груды серебра.

– Это не взятка, заметь, – промолвил Фемистокл. – Это цена твоей доблести, которую ты должен проявить ещё раз в сражении с персами. Ты же спартанец, Еврибиад. Неужели ты не хочешь отомстить варварам за смерть царя Леонида!

– Я отомщу варварам сегодня же! – решительно проговорил Еврибиад, ссыпая серебро обратно в мешок. – Ты прав, Фемистокл. Воинский долг нужно исполнять до конца! Скажи глашатаю, что я собираю военачальников на совет.

Фемистокл поклонился и, не скрывая радости на лице, вышел из шатра.

Перед началом военного совета он встретился с Адимантом, придя к нему в шатёр, когда глашатай объехал стан, оповещая военачальников, что их ожидает Еврибиад.

– Не понимаю, что это ему взбрело в голову опять созывать военный совет, – ворчал Адимант. – Кажется, всё уже решено. А ты как думаешь?

Фемистокл пожал плечами:

– Еврибиаду виднее. Значит, он полагает, что принятое решение не совсем верное.

– Что за чушь! – поморщился Адимант. – Уж не твои ли это козни, Фемистокл? И зачем ты пришёл ко мне?

– Я слышал, ты недавно сильно проигрался в каста, – сказал Фемистокл. – Вот, хочу ссудить тебя деньгами, чтобы долг не висел тяжким бременем.

– И сколько ты хочешь мне дать? – усмехнулся Адимант. – Мину или две? Если честно, мой долг тянет на три мины.

– Я дам тебе три таланта, – ответил Фемистокл. – Причём дам не в долг, а в дар.

У Адиманта округлились глаза от изумления.

– Ты хочешь подкупить меня! – воскликнул он. – Вот в чём дело! Вот зачем ты пришёл ко мне! Хочешь, чтобы я на совете плясал под твою флейту. Так?

– К чему эти обидные намёки, Адимант? – вздохнул Фемистокл. – Ты же знаешь, как упрям Еврибиад и как он меня недолюбливает. Всё равно он сделает по-своему. Но если бы ты поддержал меня сегодня, тогда, быть может, и Еврибиад проявил уступчивость. Неужели тебе совсем не нужны три таланта серебром?

Адимант недолго колебался. Серебро к нему в шатёр принёс Сикинн.

На совете Адимант высказался за немедленное нападение на стоянку киликийцев. Он поступил так, дабы показать Фемистоклу, что выполняет тайный уговор. Однако Адимант никак не ожидал, что Еврибиад поддержит его и прикажет не мешкая спускать корабли на воду: на ночь почти половина триер была вытащена на сушу.

Афинские навархи и эвбеяне с бурным восторгом выслушали приказ. Эгинцы и пелопоннесцы пребывали в недоумении, но оспаривать сказанное Еврибиадом не осмелились.

С утра над Эвбейским проливом висела лёгкая туманная дымка.

Эллинский флот, скрытый этой дымкой, незаметно подобрался к стоянке киликийских кораблей, расположенной между Афетами и мысом Сепиада. Эллины обрушились на вражеские триеры, которые стояли вдоль низкого берега в два ряда носами к морю. Большая часть киликиян находилась на берегу, поэтому эллины безнаказанно принялись топить и захватывать вражеские корабли. Было потоплено семнадцать судов и захвачено двадцать.

С соседних стоянок на помощь киликийцам устремились финикийские и египетские корабли. Сигналы тревоги прокатились по всему фессалийскому берегу к бухтам, где стояли кипрские и карийские суда, к ионийским кораблям у мыса Сепиада.