Текст книги "Слой-2"

Автор книги: Виктор Строгальщиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

– Спасибо, – сказал Слесаренко. – Передайте Александру Леонидовичу мою признательность и благодарность.

На улице начинало моросить. Толстозадая машина Кулагина стояла у крыльца, хозяин в кожаном пальто и шляпе сидел на пассажирском сиденье, курил в полуоткрытое окно. Со стороны водителя вышел крупный мужчина средних лет в такой же куртке с подстежкой, как у Слесаренко, обошел машину с носа и открыл правую заднюю дверцу. Виктор Александрович нырнул в салон.

– Наговорились? – спросил Кулагин вполоборота.

– Да уж, – ответил Слесаренко голосом Кисы Воробьянинова.

– Ко мне домой, – дал указание водителю Колюнчик, и Виктор Александрович сразу унюхал исходящий от Кулагина густой и резкий запах коньяка. – В «Пирамиду» приглашали?

– Было дело.

– Отказался? Зря-а... Попозже завалимся, покажу тебе местный бомонд. Я вообще-то полагал, на вечер они тебя сами закрутят до упора. Честно говоря, не думал даже, что ты позвонишь. Но рад, Витюша, искренне рад... Ну-ка, Саша, газани!

Неожиданная сила вдруг вдавила Слесаренко в мягкую спинку сиденья, затылок приклеило к подголовнику, и вот так, с полу-откинутой назад головой, он смотрел расфокусированным взором, как мельтешил и убыстрялся пейзаж за стеклами.

– Хорош, – засмеялся Колюнчик, и Виктора Александровича отпустило. – Как тебе машина, а? Зверь, а не машина. А ну стой, тормози!

Теперь Виктора Александровича вышвырнуло вперед, носом и лбом в переднее сиденье.

– Какого черта? – спросил он. – Что за фокусы, Коля?

Машина встала. Водитель сидел молча, глядя вперед сквозь ветровое огромное стекло, редко шлепали «дворники», стирая мелкий дождь.

– Зря я тебя выдернул, – сказал Кулагин. – Доберешься отсюда?

Водитель посмотрел по сторонам и кивнул.

– Тогда давай, мы сами справимся. Завтра свободен, вечером позвоню. Бывай!

Водитель ещё раз кивнул, надел шапку и вышел под дождь из машины.

– Садись, поехали, – сказал Колюнчик, и Виктор Александрович догадался, что предлагает ему Кулагин.

– Да ну тебя, Коля. Зачем всё это? Я же выпивши. Цирк какой-то...

– Давай, не мнись. Прокатишься, машину оценишь. У, зверюга! – Он хлопнул ладонью по рулю. – Я вообще пьяный, мне совсем нельзя, так что давай, начальник, погнали!

– Кончай выпендриваться, Коля, – сказал Слесаренко. – Бери руль и поехали!

Колюнчик как-то рывком развернулся на сиденье, весело глянул на Слесаренко.

– Ты можешь сделать другу приятное? Ну сядь, ну прокатись, тут же совсем рядом, я покажу, а?

– Да черт с тобой! – сказал Виктор Александрович и стал искать ручку на двери.

Он тронулся с места и даже не заглох. Коробка-автомат, две педали вместо привычных трех, очень легкий в поворотах руль, хороший обзор, и все равно Слесаренко взмок и изнервничался, пока под лоцманство Колюнчика не доехал до бывшего собственного дома. Он затормозил на дорожке напротив подъезда, Колюнчик левой рукой перехлопнул рычаг скоростей на «нейтралку», что-то дернул, – похоже, стояночный тормоз, – и радостно сказал:

– Во! А ты боялся!

Дождь как-то разом озверел и набросился. Захлопнув дверцу, Слесаренко легко нагнал Кулагина на полпути к подъезду. Колюнчик шел подчеркнуто прямо и слегка подпрыгивая при ходьбе – знакомый признак изрядного взвода.

– Щас тебе будет сюрприз, – сказал Колюнчик и открыл подъездную дверь.

Они уже прошли второй темный тамбур и поднимались на ощупь по лестнице, когда за спиной Слесаренко дважды сверкнуло и грохнуло, шляпа и ещё что-то полетели с кулагинской головы, сам Колюнчик сказал «ы» и упал лицом на ступеньки. Ни черта ещё не понимая в происходящем, Виктор Александрович сделал шаг вперед, оступился и больно стукнулся коленом. Когда хотел встать и елозил ладонями по холодным, липким ступеням, в спину ему ткнулось твердое, и голос за спиной произнес:

– Не суетись. Сиди монахом.

Он замер раскорякой, шапка сползала ему на нос, но было невозможно сделать движение рукой, чтобы остановить эту мокрую шерсть. Хлопнула дверь, затем вторая. «Почему монахом?» – спросил себя Виктор Александрович, и тут шапка упала.

Глава третья

– Спасибо, Сергей Витальевич, – регистраторша протянула Кротову паспорт и авиабилет. – Присядьте, скоро объявят посадку.

Кротов кивнул ей с улыбкой, опустил документы в глубокий карман плаща и вернулся в свое кресло у противоположной стены. Сопровождавший его Юрий Дмитриевич задержался у стойки, перебросился парой фраз с регистраторшей, та прыснула и погрозила кавалеру пальцем. Юра нырнул головой и проказливо клацнул зубами, регистраторша ойкнула и отдернула руку. Ожидавший у стойки солидный мужчина в темном пальто неодобрительно поморщился и отвернул голову в сторону. Юра нагло вперился в затылок мужчине, потом хлопнул ладонью по стойке и пошел к Кротову.

– Итак, все в порядке. – Юрий Дмитриевич чиркнул пальцем по бороде и посмотрел влево-вправо. – Как доберешься до дома, позвони на мобильный. По рюмке не желаете, сэр?

– С утра не пью, – ответил Кротов.

– Достойно похвалы. Ну, бывай.

Юра неторопливо вышел в прозрачный «предбанник», закурил сигарету, постоял там немного, потом толкнул плечом стеклянную дверь, потоптался на крыльце, шагнул в сторону и растворился в серой утренней зябкости. «Даже это умеет», – отметил Кротов и тоже захотел покурить, но остался в кресле, снял с головы кепку и положил ее на стоявший у кресла черный кожаный чемодан, в котором среди белья и деловых папок лежали миллиард в рублях и двести пятьдесят тысяч в долларах.

В так называемой депутатской комнате московского аэропорта «Домодедово» Кротов был впервые. Юра привез его сюда на темно-вишневой «ауди» с госдумовскими номерами. На КПП слева от аэропортовского здания их пропустили прямо на поле, машина коротко рванула по территории и остановилась на углу, возле крыльца и стеклянных дверей, где уже блестели лаком несколько дорогих представительских машин. Войдя внутрь, Кротов первым делом увидел певца Кобзона, отрешенно гулявшего, руки за спину, посреди большого зала. Его аккомпаниатор, невысокий лысый мужик с переделанной на русский лад армянской фамилией, шелестел билетами у стойки регистрации. В креслах вдоль стен сидели хорошо одетые мужчины начальственного облика. Кротов вдруг вспомнил, как его покойная бабка, царство ей небесное, называла таких мужиков «пиджаки», с ударением на «а», что в бабкином понимании означало здоровых откормленных лбов, не желавших работать руками.

Средних размеров чемодан Кротова был оснащен парой колесиков и выдвижной рукояткой для таски, но Кротов предпочел нести его в руке, скрывая внешней выправкой от посторонних его пугающую тяжесть. Юра предупредил заранее, что ни взвешивать, ни проверять багаж в «депутатской» не станут, хотя стойка регистрации и была оборудована, как положено, весами, рентгеном и магнитной аркой для прохода, и Серегу Кротова так и подмывало взять сейчас чемодан и поставить его на весы: интересно все-таки, на сколько потянет такая куча денег. «Лет на десять», – сам себе ответил Кротов и стал наблюдать, как Кобзон закуривает «Мальборо».

Они с Юрой прилетели в Москву субботним ранним «домодедовским» рейсом и уже к десяти часам пили кофе в юрином офисе на углу Тверской и Первого Тверского-Ямского переулка в компании невзрачного чиновника из «Транснефти» и вальяжного замдиректора Мозырьского нефтеперерабатывающего завода, что в Белоруссии.

– ...Договор с «Сибнефтепроводом» есть на прокачку? – спросил чиновник из «Транснефти».

– Есть, – ответил Кротов и достал из пачки нужную бумагу.

– Почему нет подписи Чепурского? – спросил невзрачный.

– В отъезде. Но первый зам...

– Сделайте визу Чепурского, иначе не гарантирую.

Кротов посмотрел на Юру, тот кивнул, и Кротов сказал:

– Хорошо, сделаем.

– Нефть какая? – процедил вальяжный.

– «Экспортная смесь»...

– Через Татарию качать будете? Они вам в трубу своего дерьма добавят.

– А куда денешься? – развел руки невзрачный. – Значит, первая декада декабря...

– Ну, это «Сибтруба» так предлагает, – сказал как бы между прочим бородатый хозяин офиса. – Может, другую «дырочку» в графике поищем?

– Да вы что, мужики! – обидчиво взревел невзрачный. – Конец года, все прут, а труба ведь не резиновая! Скажите спасибо, если вообще декабрем прокачаем на Мозырь.

– Так не бесплатно же, – спокойным голосом произнес Юра.

– Ну и хули, что не бесплатно. Я же говорю: труба не резиновая, Юрий Дмитриевич.

– А если перезачетом? – обратился бородатый к мозырьскому начальнику.

– Да ну вас! – отмахнулся вальяжный.

– Это почему же? – остановил его Юра. – У вас на заводе уже есть объемы, прокачанные «Обьнефтегазом», верно? Ну так и сделайте перезачет – одну партию на другую. Делали ведь раньше, и нормально.

– А как Агапов? – подал голос невзрачный.

– Это мои проблемы, – поднял ладонь хозяин офиса.

– Вот если бы визу министра... – протянул невзрачный и замолк.

– Ну, размечтались, – усмехнулся Юра. – Самим работать надо, господа хорошие.

– Обижаете, Юрий Дмитриевич. – Вальяжный зевнул и потянулся с хрустом. – Ладно, пойдем дальше. Договор с администрацией?

– Есть договор с администрацией, – сказал Кротов и достал из папки очередную бумагу с печатями и подписями.

– Опять зам, – скривился невзрачный. – Как-то это несолидно, одно к другому: все замы да замы...

– А вам-то какое дело? – неожиданно резко возник вальяжный. – Ваше дело прокачать, и только.

– Да гос-споди боже мой! – отстранился от стола невзрачный. – Какие все нежные, как Анна Каренина...

– Э, мужики, хорош лаяться, – сказал хозяин офиса. – В этом деле мы все – одна команда. Принято? Принято. Проехали. У завода с селом договоры готовы? Ну и ладно, пусть будут копии, всё равно давайте взглянем... Да, Сережа, будь так добр, включи кофейник на подогрев, хорошо? Вот спасибо, достойно похвалы...

По причине выходного дня и приватности разговора секретарша в офисе отсутствовала, хозяйничал сам бородатый. Кротов поднялся из-за стола и пошел в приемную с кофейником в руках. Его, кротовская, роль в сегодняшней встрече была весьма условна. В прошлый раз, когда проворачивали первую сделку с Мозырем, Кротов и вовсе остался в Тюмени, Юра летал и всё сделал один, а нынче взял с собой – учись, мол, набирайся опыта. И, честно говоря, было чего «набираться».

Схема сделки была и проста, и запутана одновременно.

«Обьнефтегаз» задолжал в федеральный и местные бюджеты огромные суммы, как, впрочем, и другие нефтедобывающие предприятия региона. «Живых денег» у нефтяников не было, расплачивались натурой, нефтью или долгами смежников и потребителей. Однако нефтью пенсии тоже не выдашь, и местным властям приходилось самим искать на нее покупателя с деньгами, а таких было мало, чаще предлагали «бартер», то есть обмен на какой-то продукт или товар, вплоть до щебня или удобрений. Но щебень ведрами – опять же не пенсия, не съешь и не продашь. Круг замыкался, тем более что нефтяники, ссылаясь на долги и высокую себестоимость, выставляли нефть на бюджетный зачет по ценам выше мировых. Короче говоря, получался полный тупик. И вот тут на подмогу утопающим в безденежье властям приходили умные «структуры».

В деле с Мозырем московский «Регион-банк», директором тюменского филиала которого был Сергей Витальевич Кротов, предложил свои услуги «Обьнефтегазу» и местной администрации по «расшивке» бюджетной задолженности. Банк обязался из своих средств оплатить прокачку и переработку на Мозырьском нефтеперерабатывающем заводе ста тысяч тонн нефти от «Обьнефтегаза» и передать полученные горюче-смазочные материалы белорусским колхозам в обмен на продовольственные товары для тюменских северян. Цены на ГСМ в Белоруссии были высокими, а продовольствие дешевым, так что в итоге никто – ни банк, ни власти, ни нефтяники – не оставался в накладе: банк возвращал свои деньги плюс три процента комиссионных, нефтяники списывали свои долги, а местные власти, реализовав продовольствие через розничные сети, пополняли свой бюджет и платили зарплату и пенсии.

Так это выглядело снаружи.

Схема внутренняя, тайная, базировалась на нелепостях российско-белорусского таможенного союза. Получив нефть, Мозырьский НПЗ тут же продавал на Запад более семидесяти процентов ее объема по своим, белорусским, экспортным правилам, приносящим продавцам огромные прибыли в отличие от правил российских, раздевавших экспортеров до нитки пошлинами и акцизами. Так называемого «боковика», то есть разницы в ценах, опять же хватало на всех. Более того, нефтеперерабатывающий завод соглашение на поставку продовольствия заключал не с колхозами, а с фирмой-посредником. Та, в свою очередь отгородившись липовыми «колхозными» договорами, на самом же деле закупала для Тюменских Северов картошку и овощи в соседнем с Тюменью Кургане: так же дешево, да и везти недалеко, экономия на транспортных расходах. Северянам же было плевать на детали, главное – качество и оговоренная цена. Белорусские колхозники тоже молчали в тряпочку: завод отпускал им ГСМ по льготным ценам и ничего не требовал взамен, а смекалистые лукашенковские бульбаши гнали дешевый бензин по коммерческим автозаправкам, и тоже неплохо жили с того.

Когда Кротов «прочухал» эту схему, он только головой замотал от немого восторга. Каким умом и дальновидностью надо было обладать, чтобы устроить в огромной стране такой хорошо организованный и прибыльный бардак.

Первую партию нефти на Мозырь – пятьдесят тысяч тонн – они прокачали ещё в октябре. Юра планировал, что сумма «чистого отката», причитающегося фонду «Политическое просвещение», составит около пяти миллиардов наличными. Собственно, вся эта сделка и замышлялась для того, чтобы пополнить фондовскую кассу. По времени деньги уже должны были «обернуться», а потому Кротов совсем не удивился последовавшей по окончании переговоров юриной просьбе оставить в офисе кротовский чемодан и взять в гостиницу только самое необходимое.

Кротов сложил туалетные мелочи в полиэтиленовый пакет и вместе с вальяжным белорусом поехал на красивой «ауди» в гостиницу «Спутник» на Ленинском проспекте – так распорядился Юра, пообещав заглянуть ближе к вечеру и свозить гостей на ужин в элитный ресторан.

Белорус на поверку оказался своим человеком, пятнадцать лет проработавшим в Нефтеюганске и внедренным на Мозырьский НПЗ российской нефтяной компанией «ЮКОС», возросшей «на костях» объединения Юганскнефтегаз.

По заранее оформленной кем-то заявке их поселили в обычный двухместный номер без излишеств, чему юганский белорус был весьма не рад и ворчливо ругал скупость «принимающей стороны». Кротову было всё равно – утром он улетал в Тюмени, и единственной возможной проблемой было – не храпит ли вальяжный во сне.

– Одно хорошее есть в этой дыре с гордым названием «Спутник», – поведал вальяжный. – Это корейский ресторанчик с абсолютно некорейским темным пивом «Гёссер». Предлагаю наведаться.

– Как скажете, Валентин Сергеевич, – с готовностью откликнулся Кротов. После горького кофе хотелось залить и забросить в желудок что-нибудь успокаивающее.

По размерам ресторанчик оказался обычным гостиничным буфетом, только ажурные стулья темного дерева при мраморных круглых столиках приятно отдавали иностранщиной.

Посетителей обслуживали русские девицы в стандартной официантской упаковке, но красивые папки с меню принес сам хозяин – маленький пожилой кореец в смокинге и белой поварской шапочке, улыбался и кланялся. Валентин Сергеевич пошептался с ним по-английски, кореец радостно кивал и умильно смотрел на разборчивого гостя.

– А по-русски старикан ни бум-бум, – сказал Валентин Сергеевич, когда кореец, пятясь, удалился. – Два года в Москве, и ни слова по-русски.

– Может, из принципа? – предположил Кротов. – Восток – дело тонкое.

– Ну английский же выучил, сволочь. Не люблю азиатов, – неожиданно закончил фразу «белорус». – Очень неискренний народ. Три часа тебе улыбаться будет, а потом зарежет тебя с той же улыбочкой. Вот у нас, у славян, душа нараспашку, всё на виду.

Как бы в подтверждение слов Валентина Сергеевича дальний угловой столик, плотно запаянный сигаретным дымом и кругом крутых мужских спин, взорвался жеребячьим ржанием, что-то стеклянное упало со стола и хрустко кокнулось об пол. Сидевший напротив Кротова «белорус» обернулся, прищурился, цокнул языком.

– Во народ гуляет...

Две официантки в сопровождении корейца принесли еду и пиво в конусообразных больших бокалах. Еду заказывал «белорус», и Кротов уважительно одобрил его выбор: почти сырое, слегка подвяленное темное мясо, острые салаты, зажаренные до хруста морские гребешки и коричневый рис с креветками. Кротов выпил пиво одним махом, бросил в рот ломтик сочной мясной мякоти и удовлетворенно кивнул хозяину. Кореец расплылся в улыбке и поклонился счастливому едоку.

– Э, мужик, хозяин, поди сюда, – вразнобой закричали от дальнего стола. Кореец поднял брови и повернулся на звуки.

– Э, скомандуй, пусть приберут тут.

– Чего орать-то? – через губу процедила одна из официанток и пошла между столиков манером слаломиста. – Нажрутся с утра...

– Придержи язык, корова, – рыкнул на нее единственный сидевший в пиджаке мужик, остальные белели рубашками в победительных стрелках подтяжек. – А то чаевых не будет.

– От вас дождешься, – примирительно сказала девица. – Между прочим, двадцать долларов фужер.

– Да не может быть! – Мужик в пиджаке поднял фужер двумя пальцами за тонкую ножку, повертел им на свету в наступившей тишине. – Двадцать долларов? Вот эта стекляшка?

–Двадцать долларов, – с какой-то непонятной гордостью повторила официантка. – А пивной бокал – тридцать пять, он фирменный.

– С ума сойти, – печально вздохнул мужик в пиджаке и уронил фужер на пол, резко разжав пальцы. – А бокал, говоришь, тридцать пять баксов?

– Ой, не надо, пожалуйста, – захныкала девушка, но было уже поздно.

– Как здесь у вас намусорено, – укоризненно покачал головой мужик в пиджаке. – Битое стекло везде валяется, никакой заботы о посетителях. Тарелки битые... Как, нет битых тарелок? А вы сюда посмотрите...

– Ну зачем вы... Ой! Ну вот...

– Может, хватит безобразничать? – пустым голосом сказала вторая официантка из-за плеча корейца, молча и неподвижно наблюдавшего за происходящим.

– Ты, корова, лучше сеструхе помоги убрать тут всё по-быстрому. Не могут же приличные люди сидеть в такой срани и дряни, а?

За дальним столом дружно заржали, взметнулось вверх горлышко длинной коньячной бутылки. Кореец сказал что-то второй официантке и ушел в служебную дверь.

– Погоди-ка, погоди-ка... – «Белорус» приподнялся на стуле, глянул на дальний стол поверх спин и затылков.

– Липицкий, Липа, мать твою! А я думал, кто это гуляет?

Мужик в пиджаке тоже привстал, высунул над кругом светлую маловолосую голову.

– Сергеич, Валя, отец родной! Какими судьбами!

«Белорус», раскинув руки, пошел обниматься и целоваться. Его втиснули за стол, подали фужер коньяку, он махал оттуда рукой Кротову, делал обиженное лицо, но Кротов улыбался, прижимая ладонь к сердцу и мотая головой: не стоит, спасибо. Некто грузный в полу-расстегнутой на волосатом пузе рубашке принес и поставил перед Кротовым фужер с коньяком, подмигнул ему и вернулся, заткнул собой дыру в потном и дымном телесном ограждении. Официантка поднялась в углу с метелкой и совком в руках, ей сунули за вырез кофточки бумажку и шлепнули по заднице.

– Позови хозяина, – в спину приказал ей Липицкий.

– Валюша, дорогой, где ты был раньше, мы здесь уже гудим неделю!..

Кротов поел в одиночестве. Острая пряная еда требовала новой порции пива, но официантки не появлялись, и Кротов, помедлив с минуту, взял не тронутый «белорусом» бокал. Пепельницы на столике не было, но за дальним столом курили вовсю, и Кротов тоже закурил, стряхивая пепел в салатную чашечку. От скуки он развернул меню. Написано по-русски, цены – в долларах. Он принялся механически считать, во сколько обойдется им с «белорусом» это корейское приключение. Бокал пива – восемь долларов, не слабо... Гребешки – двадцать семь, офигеть можно. На круг выходило больше ста семидесяти баксов, почти «лимон» в рублях.

За дальним столом уже пели.

Кротов сидел у входа. Время от времени в ресторанчик заглядывали постояльцы, но вид, звук и запах компании в дальнем углу отшибал охоту столоваться. «Ничего, – подумал Кротов, – эти ребята за всю гостиницу отработают – напьют, набьют и наедят».

Из служебной двери появился кореец, уже без поварской шапочки, прошел в дальний угол и наклонился к плечу «белоруса». Багровый от коньяка Валентин Сергеевич слегка толкнул корейца в плечо, мол, всё в порядке, свободен, но тот быстрым движением перехватил запястье «белорусовой» руки, подчеркнуто медленно опустил ее на стол, после чего разжал пальцы, вытянул руки по швам и поклонился.

– Только без рук, без рук! – закричали за столом, визгливо задвигали стульями.

– Что ему надо, обезьяне? – спросил Липицкий.

Валентин Сергеевич брезгливо массировал запястье.

– Грозился охрану вызвать, если не прекратим.

Липицкий без слов сунул руку под мышку и выхватил оттуда пистолет. Наставив ствол корейцу в лоб, медленно передернул затвор левой вытянутой рукой и зажал рукоятку горстями, по-армейски.

– Ты все понял, дед?

– Ради бога, Липа, убери пушку! – взмолился Валентин Сергеевич и ладонью отвел ствол в сторону. Кореец стоял распрямившись, отведя плечи назад, глядя в окно поверх головы Липицкого.

«Пора сматываться», – решил Кротов, положил на стол две стодолларовые бумажки и быстро вышел в коридор. Пока двигался к лифту, чувствовал позади растущую плохую тишину. Он спустился в лифте на четвертый этаж, вошел в свой номер, включил телевизор и упал на кровать.

Он почти задремал, когда около двух пришел Валентин Сергеевич, полупьяный и злой, стал ругать оголтелую юганскую братву из какого-то УПТК, заворовавшуюся до беспредела. Кротову стало тоскливо и противно, и он придумал себе надобность пойти по магазинам за подарками семье и стал быстро одеваться, но «белорус» пришел в восторг от подарочной идеи и тоже полез в ботинки (пить и есть ходили в тапочках, по-домашнему).

Когда вышли из гостиничных дверей, Кротов глянул на часы – начало третьего, все магазины «на перерыве», не подумал, но Валентин Сергеевич сказал: «Ерунда», на площади Гагарина есть очень приличный «толчок», и они пошли налево, к площади, где Гагарин стоял на высоком столбе, слегка разведя от бедер руки, как будто прыгать с вышки в воду собирался.

Четверть площади пестрела разноцветными палатками торговцев, пахло жареным мясом, и Кротов согласился от скуки, но когда выпил водки и заел шашлыком, как-то отпустило, расслабило, и он уже вполне осмысленно поддержал «белорусское» предложение немедленно повторить.

Валентин Сергеевич пошел к ларьку и встал в короткую очередь. Кротов закурил и отодвинул недоеденный шашлык. Женский голос спросил из-за плеча:

– Простите, мужчина, вы доедать будете?

Кротов обернулся. Худая женщина в платке, без возраста, опухшее лицо, старое пальто-реглан в мелкую елочку, серая морщинистая кожа в голом вырезе воротника, глаза без стыда и без просьбы. Он вынул бумажник и дал женщине полтинник.

– Поешьте горячего, – сказал Кротов, пряча бумажник во внутренний карман.

– Вы приезжий? – спросила женщина.

– А что так? – удивился Кротов.

– Московские не подают. Спасибо, мужчина. Дай вам Бог здоровья.

Женщина поклонилась слегка и стала в очередь за Валентином Сергеевичем. Потянуло дождем, столики у ларька были без навесов, и когда «белорус» принес новую водку, Кротов проглотил ее махом, жевнул шашлыка и отошел в сторону, под козырек торговой палатки, прячась не столько от дождя, сколько от женщины в пальто-реглане, осторожно шедшей к их столику с полной тарелкой чего-то густого; это было уже слишком.

Прошарахавшись с час между торговых рядов и ничего не купив, Кротов тем не менее пришел в благостное духорасположение. Продолжавшийся дождь совсем не мешал, и «белорус» оказался приятным попутчиком, знающим толк в товарах и ценах. Завершая большой рыночный круг, они снова выпили водки у знакомого ларька и побрели к гостинице.

Было начало четвертого. Кротов предложил прогуляться подальше, до магазина «Охотник», но Валентин Сергеевич отказался: промок и хочет спать. Кротов отправился к «Охотнику» в одиночестве, передав «белорусу» ключи от номера и попросив не запирать дверь изнутри, ежели тот действительно вознамерится спать.

В охотничьем магазине он перевертел в руках с дюжину великолепных карабинов, один красивее другого, не чета конфискованному старью «СКС», хотя и понимал, что это игрушки, а «СКС» был оружием. Продавец подавал «стволы» вежливо, но с прохладцей: сознавал, что Кротов ничего брать не будет – так, развлекается.

От нечего делать и ради приличия Кротов купил охотничий жилет наподобие десантного, с камуфляжной раскраской и кучей карманов, сунул сверток под мышку и вернулся в гостиницу около четырех с мыслью подремать вполглаза до Юриного обещанного приезда. Дома, в деловой тюменской круговерти, поспать днем, после обеда, было несбыточной роскошною мечтой.

«Сейчас проверю, как у соседа с храпом», – шутействовал Кротов, когда осторожно открыл дверь гостиничного номера и увидел направленный ему в живот автоматный ствол.

То есть вначале, конечно, он увидел незнакомого высокого парня в спортивном костюме «адидас» с косыми лампасами на штанинах. Парень стоял в углу номера, заслоняя собой мерцавший экран телевизора, и смотрел в лицо Кротову. В руках он держал короткий десантный автомат с пластиковым рожком – плохой магазин, ненадежный, патрон идет наперекос, дурак, о чем я думаю! – и нацелился Кротову в пояс.

Парень глянул куда-то в глубь комнаты и утвердительно кивнул головой. Чужой мужской голос произнес:

– Пусть заходит.

– Какого черта? – сказал Кротов, прикрыл за собой дверь и вошел в комнату.

Валентин Сергеевич сидел на кровати, отвалившись спиной на подушку и раскинув ноги в трико и белых носках. Во всю левую щеку «белоруса» расплывалось багровое пятно. «Ну уж нет», – подумал Кротов и сказал:

– Что вы себе позволяете?

– Вы здесь живете?

Чужой голос принадлежал пожилому крепкому мужчине с коротким ежиком седых волос. Седой держал в руках паспорт и служебное удостоверение «белоруса».

– Да, я здесь живу. А вы?

– Ваши документы, пожалуйста, – сказал седой. Спортсмен шевельнул автоматным стволом.

Кротов уже догадывался, что это не бандиты, и властно-вежливые манеры седого – не просто игра на публику. Он достал из кармана паспорт и протянул его седому.

– Присядьте.

Кротов остался стоять, скрестив руки на груди.

– Вы были сегодня в корейском буфете, Сергей Витальевич? – спросил седой.

– Да, были. А что?

– Ваша компания вела себя непристойно и угрожала оружием владельцу буфета.

– Это не наша компания, – сказал Кротов. – Мы пришли отдельно и сидели отдельно.

Седой посмотрел на спортсмена, тот молча кивнул головой.

– Но ваш партнер был за общим столом.

– Да, был, его пригласили. Ненадолго.

– Вы знали этих людей?

– Я – нет. Валентин Сергеевич знал одного.

– Фамилия.

– Сейчас, минуточку...

– Лип-пицкий, – прохрипел с кровати «белорус».

– Точно, Липицкий, – подтвердил Кротов.

Седой раскрыл маленькую записную книжку и сверился с записями.

– Правильно. Ещё фамилии вам известны?

– Нет, – твердо сказал Кротов.

– Губайдулин? Скрытченко? Бахарев? Евдокимов? Кандур?

– К-Кандур, – повторил Валентин Сергеевич. – Снабженец из Юганска.

– В каких номерах живут?

– Понятия не имею, – ответил Кротов.

– Т-там визитка, – выговорил «белорус» и указал пальцем в нагрудный карман висевшего на спинке стула пиджака. Седой достал оттуда белый кусочек картона и массивное удостоверение с гербом и золотыми буквами. Раскрыв «корочки», седой хмыкнул и с интересом посмотрел на «белоруса».

– В следующий раз, Валентин Сергеевич, будьте разборчивее в знакомствах. Вы думаете, вашему президенту понравится, если он узнает, как развлекается в Москве его консультант?

Валентин Сергеевич всплеснул руками и уронил подбородок на грудь. Седой положил документы на тумбочку, повертел перед глазами белую «визитку».

– Кандур Игорь Львович, восемьсот пятый... Вперед.

Спортсмен с автоматом опустил ствол и прошел к двери, слегка задев Кротова твердым плечом. Седой двинулся следом, не удосужившись прикрыть за собой дверь. Кротов достал из кармана мокрого плаща сигареты, сжал их в кулаке и в четыре широких шага вылетел в коридор.

– Вы бы хоть извинились, – сказал он в спину уходящему.

Седой прекратил движение и обернулся.

– За что, позвольте спросить?

Кротов смотрел в глаза седому, на ощупь выуживая сигарету из пачки. Спортсмен с автоматом замер у лифтовой двери.

– За что извиняться? – негромко сказал седой. – Ваш друг принимал участие в коллективном издевательстве над стариком, а вы сами доблестно сбежали, не так ли, Сергей Витальевич?

– Все правильно, – сказал Кротов. – Только зачем вы соседа ударили?

– Ему полезно, – сказал седой. – Кстати, я вижу, вы «Бенсон» курите. Могу я полюбопытствовать, где вы их берете?

– В тумбочке, – ответил Кротов, и оба улыбнулись. – Вы из местной охраны, да?

Седой голливудски нахмурился и прижал палец к губам. Кротов протянул ему пачку сигарет.

– Угощайтесь.

– Спасибо, сам не курю. – Седой слегка поклонился и продолжил движение к лифту.

В номере Валентин Сергеевич уже спустил ноги с кровати и крутил наборный диск телефона.

– Ну я сейчас!.. Нет, вы только подумайте!

– Да ладно вам, – брезгливо сказал Кротов.

– Ну как знаете. – «Белорус» оставил телефон и улегся в кровать лицом к стене, демонстрируя спиной оскорбленное достоинство.

Кротов снял плащ, разулся и тоже прилег, вот только спать расхотелось напрочь. Он лежал с закрытыми глазами, в ушах шумело и постукивало от выпитого и не только от него. Он представил себе, что могло бы случиться, купи он в «Охотнике» приглянувшийся карабин «Ремингтон» – а что, деньги были, и охотничий билет с собой – и войди он в номер с карабином наперевес... «Нет, едва ли спортсмен стал бы стрелять без приказа седого, – подумал Кротов, – а у седого нервы крепкие». Вообще, седой ему понравился: сразу виден настоящий спецназ, это вам не Юрик вертлявый, хотя с двумя налетчиками у гаража тот расправился весьма профессионально и безжалостно, надо отдать ему должное. Но Юрик там и сям распадался на множество образов, а седой был единым куском. «Вот с ним бы я выпил и поболтал о жизни, – подвел итог размышлениям Кротов. – Может, отказаться и не ехать с Юрой никуда?». Но перспектива коротать вечер с «белорусом»...

Валентин Сергеевич вдруг резко повернулся, пружинисто сел на кровати, хлопнул ладонями по ляжкам.

– Ну и приключеньице! А старик-то каков! Прямо-таки Шварценеггер на пенсии.