Текст книги "Слой-2"

Автор книги: Виктор Строгальщиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

– Вы о чем? – Бородатый был весь внимание.

– Про электростанцию.

– Получилось, – спокойно сказал бородатый, и Кротов опешил:

– У нас, на Ямале? Я даже не слышал...

– Север велик, – равнодушно заметил Юрий Дмитриевич. – Разве я что-то сказал про Ямал? Мэтр, не пора ли горячее?

Геннадий Аркадьевич одобрительно кивнул, переложил с колен на стол салфетку, беззвучно отодвинул стул и отправился в сторону кухни.

– Осетрина, как правило, суховата, – сказал Валерий Павлович, – однако наш друг Геннадий непревзойденный мастер по части жарения хорошей рыбы. Готовьтесь, Сережа, сейчас вы ахнете. Даже без хлеба.

– Трам-па-па-пам-м-м! – пропел бородатый, и мэтр внес большую тарелку, где дымилось нечто золотистое, и поставил посреди стола.

– Никакого лимона! – вскричал Геннадий Аркадьевич, увидев движение кротовской руки. – Будет подан соус, господа.

Вкус был мягким, нежным, сочным под хрустящей корочкой, отдавал чем-то знакомо-таинственным, и Кротов даже отказался было от соуса, но прибежавший из кухни с фарфоровым, уточкой, соусником мэтр Геннадий настоял, и был прав.

Насладившись кротовским удовольствием, Геннадий Аркадьевич принялся декламировать:

– Порционные куски осетрового филе легко сбрызгиваются лимонным соком и обжариваются на кукурузном масле; в процессе обжаривания...

– Отстань, – сказал Юрий Дмитриевич.

– ...осетрина посыпается солью, перцем и тертым миндалем.

– Сволочь какая.

– Далее куски хорошо обжаренного филе – свидетельством окончания процесса служит появление ровной золотисто-коричневой корочки...

– Ты рушишь легенду, варвар!

– ...укладывают на противень, поливают полусухим белым вином и окончательно запекают в духовке.

– Кто-нибудь, пристрелите его!

– Для приготовления соуса берут сок, образовавшийся в процессе первичного обжаривания рыбы...

– М-м, подонок, ужасно вкусно!..

– ...смешивают со сливками и яичными желтками и прогревают без кипячения. На гарнир предлагают....О господи, я же забыл!

Геннадий Аркадьевич рысью сбегал на кухню и приволок огромное блюдо тушеных овощей.

– Простите, ради бога, заболтался.

– Удивительное дело, – сказал Валерий Павлович, накладывая на тарелку новую порцию, – профессором являюсь я, а страстью к произнесению лекций страдает мой друг Геннадий.

– Так это вы меня, сударь мой, инфицировали.

Кротов понимал уже, что всё происходящее было спектаклем: а почему бы, собственно, и нет? Процесс еды – естественная составляющая каждой человеческой жизни, так почему бы не превратить ее в двойное удовольствие? Наш гурман во французском понимании всего лишь обжора, но есть и тонкий ценитель – гурмэ. В общем, Кротов слегка позавидовал умению этих «ребят» роскошно и весело принимать пищу.

Он ел осетрину под соусом по-флорентийски и разглядывал москвичей, непринужденно болтающих ни о чем. Вот Юра, Юрий Дмитриевич, – журналист, шпион, убийца и великий организатор; расслабленно-упругий, с одинаковой свободой носящий и старый свитер, и костюм от Хьюго Босса. Вот Геннадий Аркадьевич – такой же сухой и вне возраста, от тридцати до пятидесяти, с правильным невыразительным лицом, легко растворяющимся в толпе. Вот профессор Валерий Павлович, внешне полная им противоположность – невысокий и толстенький (нет, не толстый, а именно толстенький), в одежде для выезда в глушь, здесь сойдет, но в Москве одевался иначе, это чувствовалось. Наверняка говорит на пяти языках, и товарищи тоже... «Эти знают, – уверенно подумал Кротов. – Эти знают, зачем живут. Как у них получается? Можно спросить, и они объяснят, только нет, не поймешь, вот в чем бедища, приятель».

Сам себе Кротов сказал однажды, что у него есть цель в жизни, но у этих была другая. Цель Кротова лежала в пределах видимости, у этих – скрывалась горизонтом; очень хотелось подпрыгнуть и заглянуть.

«Ребята» подали коньяк и кофе – в соседней комнате, на журнальном прозрачном столике, окруженном диваном и креслами. Впервые за весь вечер закурили. Обычно Кротов прерывал застолье двумя-тремя крепкими перекурами, а ежели дозволялось – дымил прямо за столом, а нынче и не вспомнил о сигаретах, зато сейчас затянулся с наслаждением и сразу понял, что слегка опьянел от вина – именно слегка, весело и приятно, не так, как от водки.

Юрий Дмитриевич предложил Кротову место на диване, рядом с собой; «ребята» уселись в кресла. «Обложили меня, обложили...» – вспомнилось про волков из Высоцкого. Хорошо, подпрыгнем сидя. «Но остались ни с чем егеря...».

– Вы неплохо справились сегодня с омской коллизией, – произнес Юрий Дмитриевич, отдунув от лица сигаретный дым, и, предваряя вопрос, продолжил: – Утром перед вылетом я звонил в Омск, на завод, мне сказали.

– Моей заслуги здесь нет, спасибо Тимофееву.

– Вы не правы, Сергей Витальевич. Концептуально не правы, – вступил в разговор Геннадий Аркадьевич. – Задача стояла перед вами, и вы ее решили. Абсолютно не важно, кого и как при этом вы использовали.

«Завтра же позвоню Тимофееву и скажу: «Валентин, я тебя использовал».

– В ближайшее время мы планируем увеличение оборота, – сказал Юрий Дмитриевич. – Вам следует расширять личные связи. Как насчет того, Сергей Витальевич, чтобы слетать и разнюхать Ноябрьск в компании ваших новых друзей?

– Слетать не против, а вот насчет оборота... Рынок и так перегружен бензином, к тому же выборы закончатся к Новому году. Не вижу смысла.

– Признание достойно похвалы. Действительно, не видите. Но кто вам сказал, что после выборов наши интересы в регионе будут исчерпаны? Напротив, батенька, мы только начинаем работать. Вы лично знакомы с Городиловым, генеральным директором «Ноябрьскнефтегаза»?

– Лично не знаком, никогда не встречались. Но знаю: мужик крутой. Мне говорили, что в Ноябрьске у него кличка «Гитлер».

– Странно, никогда не слышал, – удивился Геннадий Аркадьевич. – Надо запомнить.

– Представляю, что это за фигура, – сказал Валерий Павлович.

– Очень-очень интересная, – Геннадий Аркадьевич уселся в кресле поудобнее. – За последние четыре года он сменил трех своих замов по экономике. Притом человек приходит утром на работу замом генерального директора, его вызывает к себе Городилов, и через час человек выходит безработным. И не шумит при этом... Была такая троица: Генин, Лившиц и Вишневецкий. Очень русские представители большого американского бизнеса. Они создали ряд структур в Москве, в Питере и за рубежом. Ноябрьскую нефть им продает городиловский зам по экономике Осыкин. Вишневецкий как генеральный директор некой питерской конторы заключает договор с компанией «Истерн кредит лимитед» из Хьюстона, вице-президентом которой сам и является. «Истерн» покупает, питерская контора посредник, Городилов продавец. Затем, спустя некоторое время, Вишневецкий от лица «Истерн кредит лимитед» выставляет претензию... себе же, как руководителю питерской конторы, на низкое качество поступившей нефти. «Оба» подписывают, и «Ноябрьскнефтегаз» теряет три миллиона долларов. Городилов вышибает Осыкина. Появляется новый зам, крутит через Генина бизнес с Румынией; какие-то качалки, детали уже не помню. В двадцать четыре часа новый зам покидает пределы Ноябрьска и становится замминистра топлива и энергетики Украины. Все эти игры продолжались с девяносто второго по девяносто пятый год, пока Городилова не «купил» господин Березовский.

– Вот как? – сказал Кротов.

– Они продавали нефть через «Балкар-трейдинг» – ну, известный скандал, дело Янчева, – и когда эта контора сгорела, быстренько переориентировались на фирму «Меконг», а это уже Березовский. И за год Ноябрьск прогнал через «Меконг» около полутора миллионов тонн нефти.

– Учитесь, Сергей Витальевич, – сказал Юра. – Мотайте на ус информацию.

– Вам интересно? – спросил Геннадий Аркадьевич.

– Не то слово! – ответил Кротов.

– Тогда я продолжу... Березовский! Впрочем, нет, чуть раньше... «Ноябрьскнефтегаз» собираются слить с Омским НПЗ в одну компанию – «Сибнефть». Директор омского завода категорически против и тонет в реке на глазах у водителя за три дня до подписания решения о создании компании. Отдельная история – как люди Березовского «выигрывают» залоговый аукцион по продаже городиловских акций; как-нибудь расскажу в красках и в лицах. Так или иначе, в руках господина Березовского сегодня восемьдесят пять процентов акций «Сибнефти».

– Так просто? – удивился Кротов.

– Результат действительно прост и ясен, но какая была война, какая война, батенька!

– Да уж, – сказал Кротов, чтобы что-то сказать.

– Но как интересно! – клюнул пальчиком Геннадий Аркадьевич. – Ноябрьск стал нынче одним из самых некриминализированных городов нефтяного Приобья. Вот что значит: пришел хозяин. Конечно, шпана и хулиганы присутствуют, но воры в законе там нефтяными делами не командуют, это факт, и факт приятный.

– Вы этим профессионально занимаетесь? – спросил Кротов.

– Простите, не понял?

– Ну, все эти сведения...

– Конечно. Любым делом следует заниматься профессионально.

– Но, пардон, зачем? Не с целью же рэкета или шантажа?

– Это смотря что мы с вами договоримся именовать рэкетом и шантажом.

– Ну, не знаю...

– О! – воскликнул молчавший ранее Валерий Павлович. – Почки проснулись; прошу прощенья, господа.

– Между делом свари еще кофе, Валера.

– Между делом? Как ты это себе представляешь?

– Фу, какой натурализм!.. Вы хотели продолжить, Сережа? Еще рюмочку? Не бойтесь, после такого обеда похмелья не будет, ручаюсь головой.

«Обеда? Всё правильно. В Европе не ужинают»…

– Да, пожалуйста.

Нельзя сказать, что Кротов совсем уж ничего не знал про криминал и тайные пружины российского нефтяного рынка. Но когда вот так – с именами, цифрами и фактами, и, главное, спокойно и даже с усмешкой...

– И вы можете рассказать подобное про любую нашу нефтяную контору? Вы всё знаете?

– Всего, естественно, не знает никто, это аксиома. Лично я знаю достаточно много и делаю всё, чтобы знать больше. Хотите, расскажу про Сургут или Нижневартовск? Или про Стрежевое, которое называют в определенных кругах «чеченской республикой»? Вообще, чеченское влияние в Приобье – о, это серьезнейшая тема. Есть сведения, что бывший гендиректор «Пурнефтегаза» сгорел именно на бизнесе с чеченцами: те взяли у него в оборот двадцать миллионов долларов и до сих пор не вернули.

– Это к вопросу: почему мы не добомбили Чечню?

– Отчасти, есть и другие причины... Я могу вам неделю рассказывать ужасы про нефтяной беспредел, но зачем? Картины повторяются. Я хочу, чтобы вы четко осознали и приняли итог: нефтяные компании, образовавшиеся в результате, как любил говорить министр Шафраник, «реструктуризации отрасли» и «приватизации», а проще говоря – дележа и распределения, оказались не в состоянии справиться с бандитским рэкетом и жадностью собственных начальников. Таким образом, имеем то, что имеем: триллионные долги по налогам и зарплате и полное отсутствие средств на развитие. Вы с этим согласны, Сережа?

– Трудно спорить. Хоть я и не такой специалист.

– Но это же очевидно, об этом каждый день пишут в газетах. Возникает вопрос: кто наведет порядок и даст деньги, чтобы выкарабкаться из долговой ямы.

– А вам не кажется, Геннадий, что кто-то умышленно загнал наших нефтяников в эти самые долговые ямы? Чтобы потом скупить их по дешевке.

– Я вам больше скажу, милейший: вы полагаете, что за пресловутыми финансовыми пирамидами типа «Властелины» или «МММ» не стояло наше родное государство в лице его дальновидных руководителей?

– Этого быть не может.

– Почему не может? У народа денег по чулкам было запрятано несметно: у каждого понемногу, у кого побольше, но в сумме – огромнейшие деньги. Как заставить народ вытащить их из заначки и пустить в дело? Ну скажите, как, Сережа? Вкладывать в так называемое производство? Да ты что! Очень долго ждать, очень хочется сразу. Вот на этом «сразу», на человеческой жадности и сыграли. И понесли последнее как миленькие! Ну, разные там Мавроди получили свои комиссионные, даже в тюрьме посидели слегка, если хапнули лишнее... Где же деньги, спросите? Отвечу: деньги в деле. В «Норильском никеле», «ВАЗе», массе других предприятий, в «оборонке» экспортной...

– Это называется узаконенным грабежом.

– Вы сами покупали акции Мавроди?

– Упаси господи. Я не дурак.

– Тогда не будем жалеть дураков. Государству нужны были деньги, оно их получило. Но этих денег всё равно не хватило, они быстро кончились. Других денег в государстве просто нет. Вопрос на засыпку: где взять? Иначе крах, полный развал экономики.

– Занимаем же на Западе...

– Правильно – занимаем, но в основном для уплаты процентов по ранешним внешним долгам. Серьезных денег нам по-прежнему никто не дает и не даст никогда. Благотворительностью в мировом масштабе никто не занимается, даже несчастная ООН. Вопрос вопросов: что я с этого буду иметь в России?

– Проценты, как и везде в мире.

– Так ничего ведь не сделают, опять разворуют, откуда проценты возьмутся, если толком никто не работает?

– Если бы толком никто не работал, мы бы с вами давно уже сдохли бы с голоду, без воды и тепла, Геннадий. Да, воровства и глупости много, однако страна живет, люди живут. Зачем же людей оскорблять? – Он ткнул большим пальцем в сторону стены, за которой остался неубранный стол. – Эту же рыбу кто-то поймал, капусту с картошкой вырастил... Скажу вам честно, я терпеть не могу этот плач толстых дяденек: ах, народ обленился, ах, народ не хочет работать!.. Да хочет, хочет он работать, только чтоб смысл был в работе и не задарма! Я вообще удивляюсь нашим людям: по полгода не дают зарплату, и они еще не разнесли Кремль по кирпичику.

– Ну – разнесут, а что дальше? Кирпичи будут грызть? Это просто эмоции. Давайте же смотреть на вещи трезво.

– Но сначала выпьем, – сказал Юрий Дмитривич, и Геннадий Аркадьевич впервые за вечер посмотрел на шутника с неодобрением, было видно – увлекся, въехал в тему, желал окончательно высказаться. Существовала в этом разговоре определенная сверхзадача – Кротов догадывался, что они к чему-то приближаются, грядет развязка, – но сейчас она для Геннадия Аркадьевича как бы сдвинулась на второй план.

Вернулся профессор с кофейником. Они выпили еще по рюмке густого, мягкого коньяку из пузатой бутылки с нечитавшейся в полутьме надписью.

– Был я как-то в Армении... – Кротов произнес формулу запева к застольному житейскому рассказу, и москвичи посмотрели на него с поощрением. – Прилетел с другом на недельку проветриться и встретил прямо на улице Гарика, мы с ним вместе в Свердловске учились. Гарик оказался крутым – дальше некуда: переселил нас в «Интурист» и вечером пришел отметиться. Принес коньяк в таком маленьком деревянном бочоночке и сигареты – вот такой вот барабан, резинкой перетянутый. Сигареты классные, табак вроде трубочного или сигарного, я так и не понял, и совсем без марки, без надписи. Пьем коньяк, я спрашиваю Гарика: «Что мы пьем?» – «Коньяк называется». – «Понимаю, – говорю, – но какое название?» – «Я же сказал: коньяк». – «А марка? У вас же их много: «Арарат», «Ахтамар», «Айни»... Гарик насупился и говорит: «Запомни: мы пьем коньяк. Он называется коньяк. Его ко мне привозят каждый день такой бочонок. И мы, настоящие люди, пьем коньяк, который называется коньяк. А все остальные пьют то, что ты назвал. Понял?» Про сигареты спросить я уже не решился.

– Вот это класс, – всплеснул руками Валерий Павлович, и все от души рассмеялись. – Счастливые люди! Они вернулись к простым понятиям: коньяк, сигареты, жизнь, смерть... Спасибо, Сережа, за великолепную притчу. Если вы позволите, я бы хотел использовать ее однажды в качестве изящного повода...

– Налить и выпить, – сказал Юрий Дмитриевич. – За коньяк! И ни слова больше.

– Извини, Юрик, но я вмешаюсь, – Валерий Павлович выпрямил спину, поднял рюмку чуть выше обычного.

– Предлагаю выпить здоровье Сергея Витальевича...

– Так пили уже, – сказал Кротов с излишней поспешностью; получилось грубо и фальшиво. Профессор успокоил его взором и продолжил:

– И в его лице – здоровье всех сибиряков. Прекрасных людей, сумевших здесь, за Уралом, отгородившись горами от европейских ветров разложения и тлена, сохранить в себе лучшие черты русского национального характера: доверчивость и щедрость, широту души и твердость духа, любовь к друзьям и чувство национальной гордости.

– Я бы сейчас расплакался и стёк под стол от ваших слов, Валера, – с максимально возможной вежливостью произнес Кротов, – если бы ваш коллега Геннадий всего лишь пять минут назад не убеждал меня в обратном. Он очень настойчиво – при вас, надо заметить, Валерий Павлович, – старался мне внушить, что именно эти прелести русского национального характера и довели Россию до ручки. Настолько довели, что впору снова звать варягов.

«Хороший коньяк: как речь-то полилась, однако!..».

– Рука устала, – сказал Юрий Дмитриевич. – Вечная дилемма: глоток кофе после глотка коньяка или в обратном порядке?

– Если позволите, я отвечу Сергею Витальевичу, – сказал профессор. – Кажется, я решил вашу дилемму, Юра: коньяк, просто коньяк; зачем смывать его вкус этой дегтярной жидкостью?.. Так вот, Сергей Витальевич, для начала спросим себя: чем отличалась Российская империя от всех иных империй всех времен? Она не покоряла – она вбирала народы внутрь! Так лужица ртути вбирает в себя отдельные капли. Мы, русские, легко ассимилировались; можно ли сказать подобное про Римскую империю или третий рейх? В Российской империи брак христианки с мусульманином был невозможен нравственно, но брак православной с обращенным в Христову веру инородцем – обычное дело. И какие люди получались! Гордость нации! Тот же Александр Сергеич!.. Не хочу и не буду говорить вам, Сережа, о народе-богоносце... Это неправильное название правильной идеи – всепланетной идеи, не только русской, подчеркиваю, хотя именно русский народ был выбран историей как ее носитель и провозвестник.

– Про идею чуть позже, Валера, – вмешался Геннадий Аркадьевич. – Вначале о Пушкине. Слов нет – гений, русее не бывает, но с точки зрения биологии – негр...

– Потому всех белых русских баб и перетрахал, – сказал Юрий Дмитриевич. – Негры это умеют, у них член большой. Здесь мы Америку на сто пятьдесят лет опередили: у них там траханье белых аристократок с неграми только-только в моду вошло.

– Юра, конечно, хамит и утрирует, – сказал профессор, – это его любимый метод поддерживать беседу на точке кипения. Вы сказали: негр... Я понимаю, о чем вы... Где прекрасные, исконно русские черты: светлые волосы, тип лица, цвет глаз... Но вот представьте, проснулся бы сейчас неандерталец, посмотрел на меня и заорал: где моя мощная грудь, где челюсть, где волосяной покров? Какое вырождение, по деревьям лазать разучились!.. Я здесь, конечно, немножко подыгрываю, в стиле Юрия Дмитрича, но чем не пример? Кто сказал, что человечество обрело свой законченный облик, разделившись на белых, желтых и черных?

Все четверо как-то разом потянулись за сигаретами, Кротов даже столкнулся с Юрой пальцами над пачкой «Бенсона» и отдернул руку, извинившись. Он закурил последним и сказал, отвечая зовущему молчанию собеседников:

– Не хотите ли вы заявить, Валерий Павлович, что через тысячу лет возникнет какой-то единый тип, единая раса, на всей Земле?

– Возможно, это явилось бы идеальным вариантом решения вопроса: быть или не быть человечеству. К сожалению, мир не идеален.

– По-вашему выходит, что из трех типов, из трех «цветов» останется один?

– Такая опасность существует, безусловно.

– И что же делать прикажете?

Валерий Павлович замолк, пожевал губами.

– Попробую для простоты и обострения выразить свою мысль, так сказать, в манере Юрия Дмитриевича. Взглянем с небес на Землю. Черные в Африке заняты тем, что активно убивают друг друга. Пока... Белые еще совсем недавно делились на два лагеря, угрожали друг другу ракетами и развлекались, помогая африканцам убивать африканцев и азиатам убивать азиатов. Эдакая игра в шахматы по всему земному шару. А вот желтые... Они по-прежнему убивают друг друга, но с одной-единственной ныне целью: собрать всех под единое знамя – зеленое, это понятно, – и положить головы неверных к стопам аллаха, всемилостивейшего и всемогущего. Не верите? Вот вам пример: Турция. Совершенно, казалось бы, европеизированная азиатская страна, член НАТО и прочее. Сейчас там у власти так называемая «партия благоденствия». Вам знаком ее выборный лозунг? «Объединить исламский мир от Казахстана до Марокко!» Как вам это нравится? Турки активно помогали и помогают чеченцам – во имя независимости – и десятилетиями истребляют своих курдов, проклятых сепаратистов. Очаровательный президент Турции Демирель во время визита на Украину предложил переселить в Крым шестьсот тысяч турок – якобы крымских татар по крови, но почему-то забыл предложить вернуться на родину пяти миллионам армян, согнанных турками со своих земель. Да, в исламском мире еще полно противоречий и конфликтов, но «желтые» уже опережают «белых» в своем стремлении к единству. И здесь уместно привести знаменитую фразу: «Вы против кого дружите?» Напомню вам про талибов, искусственно выращенных в Пакистане, – до семьдесят девятого года, кстати, партнере Турции по военному блоку СЕНТО, – захвативших почти весь Афганистан и прорывающихся к Таджикистану. Талибы – фанатики, они признают только две вещи: коран и автомат. Еще немного, и они появятся у вас на границе с Казанским районом. Где будем рыть окопы, куда бежать, Сергей Витальевич?

– Выход один: России надо вступить в НАТО, – уж очень серьезным голосом произнес Кротов.

– Зря смеетесь, уважаемый. Мир еще вспомнит блоковское пророчество, да будет поздно.

– «И мясо белых братьев жарить!» – Юрий Дмитриевич когтеобразно скрючил пальцы и потянулся к кротовскому лицу. Тот отстранился: не очень-то было приятно.

– Валерий Павлович у нас трагический поэт от философии, – сказал Юрий Дмитриевич, убирая руки. – Вижу, он вас запугал до безобразия. На ночь глядя это негуманно. Предлагаю... Налить, естественно и чрезвычайно... Спасибо. Позвольте мне перехватить инициативу, я и так весь вечер молчал, пока наш дуэт распевался.

Два москвича переглянулись и снова стали «ребятами».

– Друг мой Сережа, – сказал Юра, достав из нагрудного кармана рубашки маленький белый кусочек картона. – Я хочу вас поздравить. Но прежде... Прежде хочу сказать тебе, Сергей, что ты хороший мужик – и в делах, и в приятельстве. Вот уже три месяца мы с тобой работаем. Не скрою: каждый день я и мои люди очень внимательно наблюдали за тобой. Так вот, я тебя поздравляю: ты принят. Ради бога, помолчи, пожалуйста. Ты – принят. Детали потом, детали значения не имеют, они только принижают торжественность момента.

Юра протянул рюмку и чокнулся с Кротовым.

– Вот эта простая картонка с цифрами говорит о том, что отныне у Сергея Витальевича Кротова есть свой личный номерной счет в банке города Лимассол, Республика Кипр, и на этом счету... Отвлекусь, с вашего дозволения. Вперед, товарищи! – Они выпили; Гена с Валерой смотрели на Кротова с выражением удачливых фокусников. – Американский нефтяник, когда вербуется на Аляску, получает сто тысяч долларов в год. Как вы думаете, на какой срок девять нефтяников из десяти подписывают контракт? Правильно: на десять лет. Американская мечта о миллионе! Так вот, друг мой Сережа: на вашем счету лежит ровно один миллион американских долларов. Прошу учесть: это не подарок. Мы делаем дело, господа, и делаем его чертовски здорово. Эти деньги мы заработали вместе. Половина их, пятьсот тысяч долларов – ваши. Этой суммой мы оценили ваш вклад в нашу совместную работу.

Полмиллиона долларов были огромными деньгами с бытовой точки зрения, да и с любой другой тоже, но Кротов не совладал с накатившим на него чувством растерянной обиды: всё-таки не весь миллион, вот сволочь...

Юрий Дмитриевич взял картонку и сунул ее Кротову в карман рубашки.

– Понадобятся некоторые дополнительные формальности, в частности – ваше личное появление в Лимассоле. Мы заказали и оплатили билеты вашей семье, вылет завтра из Свердлов... пардоньте, из Екатеринбурга, прямой чартерный рейс, вернетесь через неделю. Вам сняты апартаменты в компании «Интервал интернешнл». По поводу этой компании последует продолжение – не сейчас, позднее. Так что – в дорогу, дружище! В новую жизнь! Пропуск у вас в кармане.

Юра оперся ладонями о колени и пружинисто поднялся с места.

– Спасибо, господа. Едем вместе? – обратился он к Кротову.

– Не надо, я прогуляюсь, дом совсем рядом.

– Шлепать по грязи...

– Как-нибудь дошлепаю, – сказал Кротов.

– Валера, – произнес Юрий Дмитриевич, и профессор пошел к телефону.

В прихожей, когда Кротов уже оделся и перетаптывался неловко, прощаясь и не зная, что говорить (ну не о рыбе же по-флорентийски), а внезапно и сильно осоловевший профессор дергал Кротова за рукав: «Понимаешь, мы смотрим на Афганистан и Иран, тогда как именно Турция, с ее идеей пантуранизма, и даже Тансу Чиллер, эта сексуальная умница...» – Юрий Дмитриевич, стоя посередине, обнял своих друзей за плечи и сказал как бы за всех провожающих:

– Давай, Серега. Мы еще покажем себе в алмазах ихнее небо с овчинку.

Так и не поняв, что с ним происходит, Кротов сделал шаг вперед и замкнул руками круг.

– Попрошу без соплей, – сказал Юра и громко всхлипнул.

– Да! – вдруг вспомнил Кротов. – А как же Ноябрьск, Городилов и прочее?

– Если человек обитает в пункте А, это не значит, что его невозможно встретить в пункте Б...

Кротов шел в темноте по Немцова к Советской, оскальзываясь в липкой грязи. Возле дома он долго елозил ботинками по останкам травы на газоне. Жена Ирина, увидев его возбужденным и не очень-то трезвым, быстро положила палец поперек бледных губ: он понял, что Митяй уже спит.

– Звонил Лузгин.

– Ты можешь завтра взять отпуск без содержания? – спросил Кротов, снимая лишние одежды.