Текст книги "Слой-2"

Автор книги: Виктор Строгальщиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Глава двенадцатая

Не с кем было поспорить, а жаль: Кротов был уверен, что Слесаренко обязательно вернётся к тому ночному разговору – так оно и вышло.

В Дом Советов Кротов пришел по заданию бородатого в одиннадцатом часу утра и пробыл там почти до конца церемонии, отмечая, кто явился на прощание с Мартынушкиным и как себя при этом чувствовал и вёл. Губернатор не прилетел; говорили, что и жена не появится. Кротову было абсолютно всё равно, появится она или нет, но в душе потеплело, когда по окружавшей постамент толпе пролетел легкий шорох и он увидел, как губернаторша вошла, приблизилась к родственникам, обняла вдову и села рядом.

Он решил перекурить и вообще потихонечку уйти и стал осторожно пробираться к выходу, кивая дальним и пожимая руки близко стоявшим знакомым. У самых дверей маячил грузный насупленный Слесаренко, вертел в пальцах незажжённую сигарету; Кротов поздоровался шепотом и показал зажигалку – покурим вместе? Слесаренко молча кивнул и двинулся следом.

– Как добрались вчера, без приключений? – спросил Кротов, когда закурили на крыльце и отошли в сторону от глаз пялившихся на двери похоронных зевак, заполнивших пространство у крыльца.

– Без вас какие приключения? – сказал Слесаренко. – Без вас у меня обычная жизнь.

– Мимо тюрьмы же ходите. А вдруг побег?

– Нынче не бегают, – усмехнулся Слесаренко. – Нынче за деньги «на побывку» выходят.

– Да ну! – изумился Кротов, хотя и сам слышал такое.

– Дня на три, можно и на неделю.

– И возвращаются?

– Обязательно. Жизнь дороже.

– В каком смысле?

– Если один не вернётся – выход закроют всем остальным. Поэтому зэки знают: сбежишь – рано или поздно найдут и прирежут.

– Откуда знаете?

– Так рядом живу...

– Очень интересно, – сказал Кротов.

– Мне тоже, – Слесаренко поёжился и поправил у ворота старый мохеровый шарф. – Мне тоже интересно, пошутили вы вчера насчет известного дела или правда знаете: кто.

– Кто в Сургуте стрелял?

– Зачем переспрашиваете, Сергей Витальевич? Вы же отлично поняли, о чем я говорю.

– А я всё решаю, Виктор Александрович, что вам ответить, – сказал Кротов. – И пытаюсь понять, какой ответ вас больше устроит. Для вашего спокойствия будет лучше, если я скажу, что пошутил.

Слесаренко стоял к нему боком, глядел с прищуром на густеющую толпу у крыльца. Немолодые мужики в разномастной казацкой форме громко рядились на ступеньках, кто и что понесет и за кем будет следовать. Из дверей стали выносить венки и раздавать их стоящим поблизости женщинам.

– Скажите правду.

– А зачем она вам? – спросил Кротов. – Решили мстить за друга?

– Своего-то нашли?

– Лузгина? Нет еще, не нашли, еще ищем.

– Такие связи, такие возможности...

– А вы не ехидствуйте, – внезапно и искренне обиделся Кротов. – В этом городе человеку пропасть – раз плюнуть. Ночью выяснили: в Парфеново на воров нарвался, сбежал от них неизвестно куда. Допился до чёртиков, сволочь...

– Нехорошо вы о друге...

– Это мой друг, – с вызовом сказал Кротов. – Имею право говорить о нём, что думаю. Ну ладно, мне пора. А вы до конца побудете, служба?

Слесаренко посмотрел на него без выражения. Надо было выбросить окурок, и Кротов принялся искать глазами урну – неловко было мусорить на мраморном крыльце. Эта пауза всё и решила.

– Я хочу встретиться с тем человеком, – сказал Слесаренко куда-то в сторону. – Вы можете это устроить?

– Могу, – ответил Кротов, отступая на шаг. Он хотел было спросить, зачем это нужно думскому начальнику марать себя встречей с бандитом, но посмотрел на него и не стад ничего спрашивать, сказал только со всей возможной убедительностью в голосе:

– Вы понимаете, что это серьезно, что... будут последствия?

– Понимаю.

– Ни черта вы не понимаете, – сказал Кротов, роняя окурок на мрамор. – Позвоните мне после трёх.

– Я позвоню.

Приехав на «точку», он заказал телефонный разговор с Кипром и сидел за столом в ожидании, прислушиваясь к шуму голосов за стеной. Он уже успел полюбить этот старый особняк на Володарского с его скрипучими полами и полутемными большими комнатами; приходя сюда, он как-то сразу успокаивался, словно деревянные стены вытягивали из него отрицательную энергию вечного и тревожного напряжения, которым был насквозь пропитан воздух в помещениях главного офиса в Доме Советов.

Операторша телефонной станции позвонила и сказала, что кипрский указанный номер не отвечает. Он попросил набрать его еще раз и подержать сигнал подольше, но был даже рад, что ему снова не ответили. Он помнил, на каком нерве улетал вчера оттуда, и не ожидал от разговора ничего хорошего. Он был зол на жену, но еще больше зол на Лузгина. Глупостей может наделать каждый, но далее следует или тонуть, или рваться к поверхности, и он полагал, что его старый приятель и друг поумней и покрепче.

Юрий Дмитриевич с утра заперся в своем кабинете, смежном с кротовским, и совещался там в компании с Геннадием Аркадьевичем и командиром срочно прибывшей по вызову группы московских боевиков. Командир прилетел из столицы налегке, сопровождаемый адъютантом; еще трое с оружием добирались от Екатеринбурга на машине; Кротов встретил их на Московском тракте в пять часов утра и сопроводил до квартиры на Немцова, где молчаливые амбалы сразу завалились спать под присмотром адъютанта. Разбуженный их появлением Геннадий Аркадьевич пообнимался с каждым и уступил свою кровать, а сам пил кофе на кухне с Кротовым, пока в начале девятого не появился Юрий Дмитриевич с распоряжениями на день. Амбалам сыграли подъем, бородатый переговаривался с ними вполголоса в дальней комнате; вжикали замки спортивных сумок, стучало, лязгало и щёлкало извлекаемое из сумок оружие. Геннадий Аркадьевич брился в ванной комнате, плеском воды мешая Кротову прислушиваться к долетавшим на кухню из комнаты завораживающим металлическим звукам.

Гена закончил бритье и принёс с собой резкий запах мужского лосьона. Кротов в который уже раз наполнил водой кофейник и спросил:

– Скажи мне, Аркадьич, зачем эта армия? В моём банке есть охрана, вполне надежные ребята. Пошлем на «стрелку» к Андреевым бандитам – обо всем договорятся, я уверен.

– Дело в том, Сережа, – сказал москвич, роясь на полках холодильника, – что твои ребята не станут убивать и умирать никогда и ни за что. И Андрюшины, как ты изволил выразиться, господа бандиты прекрасно это понимают и могут «гонять понты» до бесконечности. Нас это не устраивает. Тебя, по-моему, тоже.

– Мне надо найти Лузгина, на остальное мне плевать.

– А вот здесь ты не прав, Сережа, – покачал головой Геннадий Аркадьевич. – Эти люди совершили ошибку и должны быть наказаны. В противном случае тебе и твоему другу Лузгину до конца жизни придется ходить в бронежилетах.

– Так что же получается? – Кротов даже забыл про кофейник – полилось и зашипело, Геннадий Аркадьевич метнулся к плите. – Получается, война?

– Ни в коем случае. Но следует четко и ясно дать всем понять, что мы настроены серьёзно. Подотрите здесь, Сережа. Терпеть не могу запаха горелого кофе.

– А вот скажи мне, друг Геннадий, – спросил Кротов, орудуя тряпкой, – ты сам давно по живым людям не стрелял?

– Давненько.

– Хочется, да? Хочется нервы пощекотать?

– Ага, – сказал москвич и подмигнул двумя глазами сразу.

– А если тебя самого убьют?

– Исключено. – Геннадий Аркадьевич как бы попробовал слово на вкус. – Абсолютно исключено.

– Поглядим, – сказал Кротов в задумчивости.

– Сплюнь и постучи по дереву, – проворчал Геннадий Аркадьевич. – «Поглядим...». Ты, брат, не в театре. – Кротов так и не понял, всерьез или походя было сказано это последнее.

– Господа офицеры! – из прихожей раздался голос Юрия Дмитриевича. – Труба зовет!

– Уже? – машинально спросил Кротов, поднявшись рывком и чувствуя, как кровь прихлынула к щекам.

– Успокойтесь, Сережа, – сказал Геннадий Аркадьевич. – Мы просто едем «на точку».

Кротов покраснел еще больше и никак не мог решить, то ли ему рассмеяться, то ли выругаться матом, но сдержался и сказал:

– Доиграетесь, дяденьки... – и тут же поймал себя на пакостной мысли: хорошо бы, сегодня подстрелили кого из этих веселых самоуверенных людей; уж он бы посмотрел на остальных, каково им придется...

Его послали в Дом Советов наблюдателем с уговором к часу быть «на точке». Кротов задание выполнил и сейчас скучал в кабинете, от нечего делать скатывая шары из бланкованной бумаги и швыряя их по баскетбольному в мусорную корзину под окном. За этим занятием и застал его Юрий Дмитриевич, ворвавшись в кабинет привычным беспардонным образом.

– Докладывай, – сказал бородатый, падая в кресло напротив.

– А нечего докладывать, – Кротов послал навесом последний бумажный мяч. – Всё пристойно до безобразия, никаких инцидентов и провокаций.

– Вот и славненько. Галина присутствовала?

– Присутствовала.

– А Слесаренко?

– Так точно.

– Вопросы задавал?

– Задавал.

– Ну мужик, ну молодец! – Юрий Дмитриевич прямо светился довольством. – Сто «баксов» мне с брата Геннадия я держал с ним пари, что наш думский приятель не струсит. Достойно похвалы... О чём договорились?

– После трёх позвонит.

– Чудненько... А у нас, между прочим, в гостях парламентер.

– Андрей? – воскликнул Кротов. – Что, нашли Вовку?

– И не нашли, и не Андрей...

– Так какого же чёрта мы с ним разговариваем?

– Вы предлагаете... атаковать из всех стволов?

– Ну почему, – смешался Кротов. – Наоборот... Эти твои амбалы с «пушками»... И зачем вы тянете сюда этого несчастного Слесаренко? На хрена он вам сдался?

– Вам, нам... – пропел бородатый. – Опять вы путаетесь в принадлежности, Сережа. Пора бы определиться – так сказать, психологически. Казалось бы, вы с нами – одна команда, но язык вас нет-нет да и выдаёт... Ну хорошо, идёмте.

– Ты мне не ответил насчёт Слесаренко.

– И не намерен отвечать, – сказал Юрий Дмитриевич. – Пошевели мозгами, это пользительно...

В сизом от сигаретного дыма Юрином кабинете Кротов сразу приметил знакомого ему строительного местного начальника. Тот сидел в кресле в углу, окруженный сидящими на стульях по дуге лицами к нему командиром, адъютантом и Геннадием Аркадьевичем. Увидевши Кротова, парламентер всплеснул руками:

– Слав те господи, хоть один нормальный человек появился. Волки, волки, совсем обложили! – Чернявский засмеялся. Юрий Дмитриевич прошел за свой стол и уселся там с отсутствующим видом. Кротов поискал себе место; москвичи раздвинулись, освобождая пространство на дуге, адъютант подтянул за спинку незанятый стул.

– На чём остановились? – без интереса спросил Юрий Дмитриевич.

– Да всё на том же! – снова всплеснул руками «парламентер». Ему было жарко в тесном кожаном плаще на меху и неудобно сидеть в низком кресле, и Кротов отметил, насколько грамотно создали москвичи это давящее превосходство в расстановке. – Я вас не понимаю, я вас отказываюсь понимать! Ладно, я признаю: наши люди ошиблись, задели кого не надо – готовы компенсировать. Но в деловых вопросах мы ни разу – я подчеркиваю: ни разу – с вами не пересеклись. Никто никому ни на что не наступил, правда?

– Мне наступили, – сказал Кротов. – Мне лично наступили на яйца.

Чернявский посмотрел на него озабоченно.

– В прямом или в переносном смысле?

– В прямом, – сказал Кротов. – Один мудак по имени Степан – знаете такого?

– Степан? – с непонятной радостью в голосе переспросил Чернявский. – Ну так и берите его, я вам давно предлагаю! Хотите сами, хотите – мы его кончим, об чём звук? Нашего за вашего, всё по закону, мы закон уважаем.

– Не пойдёт, – покачал головой Геннадий Аркадьевич.

– Почему не пойдёт? – почти взвизгнул Чернявский.

– Вот и Сережа согласен. Правда, Сережа? Это что за дела, блин, человеку по яйцам...

– Вы нам фуфло не задвигайте, – остановил его Геннадий Аркадьевич. Ваш бедный Степан и без, того уже труп. И не мотайте головой, милейший, насчёт зачистки концов я любого из вас могу поучить. Облажался он в Сургуте? Облажался. Зачем он раскрывал в подъезде свою пасть поганую? И почему не убедился вначале насчет денег?

– Дак обещал же Кулагин!..

– Ну и хрена ли, что обещал! Обещал, да не сделал.

– Это еще не доказано! – вскинулся в кресле Чернявский. – Может, Слесаренко их заныкал куда?

– Не мог он ничего «заныкать», – раздражённо произнес Геннадий Аркадьевич. – Квартиру и подъезд менты обыскали сразу, номер в гостинице тоже, пока наш «объект» горе водкой заливал со своей бывшей пассией. Не было денег, не положил их Кулагин.

– Это правильно, – уныло согласился «парламентер».

– Витьку я знаю как облупленного: если бы он нашёл «баксы» – сдал бы ментам однозначно.

– В аэропорту его обыскивали? – спросил за спиною у Кротова молчавший ранее Юрий Дмитриевич.

– А какой смысл? – сказал Чернявский. – Знали же, что денег нет, значит, и ловить нечего. Да, кстати, дальше-то как поступать будем? Есть информация?

– Да вот Сергей Витальевич постарался: разжёг, можно сказать, живейший интерес. – Кротов обернулся и посмотрел на бородатого. – Проиграли вы пари, брат мой Геннадий...

– Ну, это уже без меня, – облегченно вздохнул Чернявский и потер ладони о штаны. – Встречайтесь, разбирайтесь...

– Юра, выйди на минуту, – сказал Кротов, поднялся и пошел к дверям и уже на пороге расслышал бодрый голос Чернявского:

– Ну что, волчары, я свободен?..

Кротов обернулся и сказал:

– Ну и скотина же ты, Гарик. Рассказать бы Слесаренко, какая ты скотина.

– А он не поверит! – тем же бодрым голосом ответил Чернявский.

– В том-то и беда.

В своем кабинете он встал у окна и принялся смотреть на воскресную тихую улицу. Прошла тетка с авоськами, шлепая по лужам резиновыми сапогами, за ней два подвыпивших, скачками двигавшихся мужика в одинаковых кожаных куртках, потом старик в шинельного вида пальто и твердой шляпе; проехали зеленые обляпанные грязью «жигули» с детской коляской на крыше... Как странно, подумал Кротов, всего лишь несколько метров дистанции – и совершенно другой мир, другая жизнь, не узнают никогда, что происходит рядом с ними в этом доме, за этими окнами.

Ждать пришлось долго, целую сигарету; наконец стукнула дверь и раздался недовольный голос бородатого:

– В чем дело, Сережа? – Юрий Дмитриевич был задумчиво рассеян, вертел в пальцах золотую зажигалку «Ронсон».

– Не нравится мне это, – сказал Кротов, поворачиваясь к нему лицом. – Вы что, решили поразвлечься? Это вам – не краской по портрету, Юра.

В дверь постучали, на пороге нарисовался Гарри Леопольдович, многозначительно кивнул бородатому и перевел взгляд на Кротова.

– Не вздумайте наболтать лишнего Витьке, – строго сказал Чернявский, дёргая усами. – Не ломайте ему жизнь.

Кротов на мгновение онемел от этой безлимитной наглости, и бородатый сказал:

– Дуйте отсюда, Гарик.

– Я вас предупредил, – сказал Чернявский и исчез за дверью.

– Почему вы работаете с таким дерьмом? – спросил Кротов.

– А почему Слесаренко дружит с таким дерьмом? – Юрий Дмитриевич уселся на диван и закинул ногу на ногу. – Он еще не звонил?

– Нет... А дружит потому, что дерьма в нём не видит...

– Всё он видит, батенька, но... Так уж человек устроен.

– Ну а вы?

– Вам не кажется, Сережа, что наше общение приобретает однобокий характер? – Юрий Дмитриевич вскочил, пересек комнату и достал из шкафа бутылку и два больших стакана. – Вы постоянно требуете от меня объяснений, притом в ситуациях, вам заведомо известных и понятных. Что за странная слабость к словам? Умный человек должен стремиться к молчаливому пониманию. Или это некая форма самостраховки? – Бородатый разлил виски по стаканам до половины. – Предлагаю вам попытаться самому ответить на этот вопрос; я вас выслушаю и поправлю, если что не так. Ваше здоровье, батенька.

– Хорошо, – сказал Кротов. – Я попробую.

Он сказал Юрию Дмитриевичу, что Чернявский давно вхож в правительство и вообще «сидит» на деньгах, отпускаемых министерством на строительство социальных объектов в Тюмени. Бородатый кивнул. Тогда он сказал, что сметная стоимость объектов завышается раза в полтора, если не в два, и лишние деньги отмываются и распределяются лично Чернявским. Бородатый снова кивнул и отсалютовал стаканом. Кротов добавил, что Гарри Леопольдович весьма и весьма прибыльно работал по долгам и взаимозачетам и с этого много имеет и раздает кому следует. Бородатый поднял брови. И тогда Кротов сказал, что учредителями оффшорной строительной фирмы с далекого юга, захватившей в последние годы рынок тюменских подрядов, является сам Чернявский со товарищи. И еще он сказал, что теперь понимает, почему с нефтяниками на Кипре они намеревались беседовать отнюдь не про нефтедобычу, и что больница, которую «киприоты» станут возводить на Севере, будет стоить по затратам всего лишь двадцать миллионов долларов, а не тридцать семь, как накручено в смете.

– Браво, – сказал Юрий Дмитриевич.

– И сколько же я получу с тех семнадцати лишних «лимонов»?

– Целое состояние, Сережа.

– Нельзя ли конкретнее?

Бородатый задумался, потом произнес с добродушной улыбкой:

– Проницательность следует поощрять... Но учтите, общая проводка денег будет сделана через ваш банк, так что уж вы постарайтесь, чтобы всё прошло гладенько. И придумайте что-нибудь новенькое, эти бесконечные штрафные санкции уже выглядят подозрительно...

– Минуточку, Юра, я еще не закончил, – остановил его Кротов. – Мы уже настолько сами влезли во все эти дела, что вполне могли бы «кинуть» Чернявского, но вы этого не делаете, хотя вам лично, я вижу, Чернявский по-человечески неприятен. Значит, есть еще что-то?

– Опять качаетесь, Сережа: то «вы», то «мы»... Дело в том, что упомянутый господин Чернявский весьма серьезно включен в процесс грядущей приватизации Тюменской нефтяной компании. А это, учтите, – последний большой нефтяной пирог, который еще не поделён.

– И вы намерены поучаствовать в дележе?

– Мы, мы намерены поучаствовать.

– Рокецкий в этом вопросе – важная фигура?

– Как посмотреть, – качнул стаканом Юрий Дмитриевич. – Сам по себе губернатор почти ничего не решает в нефтяных делах, там завязаны люди покруче, но когда на одной чаше весов лежит тонна и на другой – тонна, то даже маленькая гирька способна нарушить равновесие.

– Узнаю великую теорию баланса, – сказал Кротов. – Слесаренко – тоже гирька? – спросил он и вздрогнул от телефонного звонка.

– Лёгок на поминках, – фыркнул Юрий Дмитриевич. Кротов глянул на часы – половина четвертого, снял трубку и услышал голос Слесаренко.

– Задерживается, будет в пять, – сказал он бородатому, возвращая трубку на место. – Получается, вы знали про Сургут?

– Не всё и не во всех деталях.

– Про подставку с «баксами» знали?

– Информация имелась.

– А про Кулагина?

– Что его будут убирать? Полнейшая неожиданность, как ни печально в этом признаваться. И учтите, Сережа, говорю вам с полной откровенностью: это была не наша операция. И если бы не случай с Лузгиным, мы никогда бы с нею не пересеклись, здесь Гарик прав стопроцентно.

– Но – знали.

– Да, знали.

– Но это же нечестно.

– Эх, Сережа, – почти ласково произнес Юрий Дмитриевич. – Вы, наверное, один из последний людей, еще не забывших, как звучит это слово. – Он смотрел на Кротова без раздражения, но как бы с некоторым печальным разочарованием. – Разве мы виноваты, что у достойного уважения товарища Слесаренко такие друзья, как Гарик с Колюнчиком? Мог бы научиться к пятидесяти годам получше разбираться в людях. – Он повел плечами, словно искренне был удивлен наивным чужим недомыслием. – Повторяю, команда Чернявского действовала на своей территории и никакого ущерба нам не причинила, пока не занялась самодеятельностью с вашим другом Лузгиным.

– Никогда не поверю, – сказал Кротов, – что весь этот сыр-бор вы устроили из-за Вовки. На хрен он вам сдался, честно говоря.

– Не скрою, к вашему другу мы относимся сугубо функционально. Он неглуп, небесталантен, но таких много, и ангажировать другого журналиста этого уровня не стоит ни большого труда, ни больших денег. Но он ваш друг, а с вами лично мы связываем определенные перспективы. И последнее: он работал на нашу организацию, и мы не можем позволить никому безнаказанно покушаться на наших работников. Это дело принципа. Я надеюсь всем сердцем, что ваш друг жив и мы отыщем его, так сказать, неповрежденным... – От таких слов Кротову стало не по себе: он видел, что сделал Юрин соратник Геннадий Аркадьевич прошлой ночью с упрямой обысковской девкой. – А вдруг не найдем? Поэтому мы и требуем компенсации.

– Голову Степана?

– Да кого угодно, пусть решают сами, нам безразлично: обыкновенный зачёт.

– Вы его возьмете заложником или сразу кончите?

– Вы же слышали сами: они не возражают, чтобы сразу.

– А Слесаренко? – спросил Кротов. – Он-то как сюда вписывается?

– Очень просто: не получилось с «баксами» – подставят на Степане. Они беседуют, тут врываются менты... Сладкая парочка!

– Не выйдет, – сказал Кротов. – Я его не сдам.

Юрий Дмитриевич допил виски, пожал плечами и произнес с предельным равнодушием:

– Пожалуйста. Как прикажете. Я уже говорил вам, Сережа: это не наша операция. Но вы его страшно разочаруете.

– Кого? – не понял Кротов.

– Милейшего и добрейшего Виктора Александровича. Он уже, поди, представляет сейчас, как возьмет Степана за горло и скажет суровым голосом: «Ты зачем убил моего друга?». Шекспир да и только... А вообще, батенька, достойно похвалы. Но – скучно и сентиментально. Вы тогда уж, батенька, и родственничка своего пожалейте – он вам кем приходится? Ну пристрелил человека-другого, с кем не бывает... Семья, дети... Дети есть у вашего родственника – я что-то не в курсе? Давайте уже геройствовать до конца...

– Со Степаном разберемся, – сказал Кротов. – А теперь, как говорят в Одессе, слушайте сюда. – Он тронул стакан, но не поднял его со стола. – Я обещал Слесаренко, что он увидится с этим человеком, и он с ним увидится. И никаких ментов – слышите, Юра?

– Вполне отчётливо.

– Даёте слово?

– Что за день сегодня! – сокрушенно произнес бородатый. – И как же далеко ещё до вечера! Кстати, милейший, не сотворите ли вы баньку в порядке ответной любезности?

– До вечера еще дожить надо, – пробормотал Кротов.

– Типун вам на язык, Сережа. – Юрий Дмитриевич допил своё виски и посмотрел на кротовский стакан. – Выпейте и расслабьтесь, уж больно вы на взводе, батенька. Ну, что насчет бани?

– Пошел ты... – сказал Кротов и непонятно чему улыбнулся.

– Скоро все пойдем, – сказал бородатый. – Последний вопрос, если позволите... Неужели вы еще не поняли, Сережа, что после тридцати, а уж тем более после сорока – все откровения в жизни имеют отрицательную полярность?

– Минус на минус – плюс даёт.

– Вы же сами не верите в это... Ладно, пошли к ребятам, а уже потом – по указанному вами популярному русскому адресу. И кумекайте насчет бани, это конкретный заказ...

– Надо Вовку вначале найти, – сказал Кротов.

В кабинете Юрия Дмитриевича их дожидались двое – командир и Геннадий Аркадьевич, адъютант уехал подымать амбалов. Когда Кротов услышал последние новости, прощальный подарок Чернявского, то пожалел о невыпитом виски, до того они были смешные и страшные: оказалось, что его родственник обо всём догадался и забаррикадировался в собственном доме, заявив, что ухлопает каждого, кто к нему сунется.

– Он один в доме? – спросил Юрий Дмитриевич.

– Один, – подтвердил командир. – Семью он куда-то отправил.

– Достойно похвалы...

– Один ствол – не проблема, – сказал Геннадий Аркадьевич.

– Работа для пацанов, – сказал командир. – Шеф, вы нас обижаете.

– Не спешите, брат, – спокойно ответствовал бородатый. – Мы его еще не взяли... Ладно, двинулись. Адрес будет у водителя, подъезжайте туда со Слесаренко, только не слишком спешите.

– Понял, – сказал Кротов.

– И оставьте в сейфе ваш пистолет.

– Никогда.

– Ох уж мне эти большие тюменские мальчики!.. – Юрий Дмитриевич воздел руки к потолку и направился к дверям. Кротов проводил москвичей и вернулся в свой кабинет, где залпом проглотил содержимое стакана и уселся за стол поджидать Слесаренко. Только сейчас он сообразил, что давно уже стемнело и пора бы зажечь свет, но не стал делать этого и сидел в полумраке, пока не появился Слесаренко – большой и запыхавшийся, шел пешком и не сразу отыскал дорогу к особняку на «точке».

– Он здесь? – спросил Слесаренко, озираясь посреди комнаты, словно «он» мог бы прятаться в темном углу.

– Нет, но мы туда поедем. Выпить не хотите?

– Спасибо, не хочу.

– Вы присядьте, Виктор Саныч, время еще есть, – сказал Кротов, протягивая над столом сигареты. – Вас больше следователи не беспокоили?

– А в чём дело? – настороженно спросил Слесаренко и уселся напротив Кротова, как посетитель.

– Да ни в чём. Надо же о чём-то разговаривать.

– Тогда расскажите, откуда вы знаете про этого человека. Как его зовут?

– Степан.

– Редкое имя по-нынешнему. Он кто вообще?

– Мой родственник... Да не смотрите вы так, Виктор Саныч, для меня самого – большой сюрприз. Помните, весной, ну когда бабахнуло в коттедже, я рассказывал: была драка у гаражей, я тогда вроде узнал одного, потом встретились – нет, говорит, это не я, обознался, значит. Я и тогда не поверил, но промолчал, а теперь точно думаю – он это был, Степан, точно он.

– И всё-таки, как вы узнали?

– Долгая история, – сказал Кротов и отвернулся.

– Не сердитесь, Сережа, но получается, что вы тоже каким-то образом связаны с этим... миром?

– Каким-то образом все с этим миром связаны, – сказал Кротов и приказал себе замолчать, потому что ему очень хотелось рассказать про Чернявского, но он уже решил про себя, что не станет этого делать. – Не бойтесь, сам я бандит и убийца не больше вашего, – усмехнулся он и снова приказал себе: остановись. – Вы что, поговорить со Степаном желаете? – Вспомнилась Юрина фраза: похоже, недалек был от истины бородатый.

– Я сам не знаю, зачем мне это надо, – произнес Слесаренко вполголоса. – Но надо, иначе... Мне кажется, я что-то пойму, когда посмотрю на него и поговорю с ним.

– Поймёте про Кулагина?

– Про себя, Сережа, про себя.

– Для этого достаточно подойти к зеркалу.

– Нет, недостаточно. Глаз не видит, не хочет видеть.

И Кротов опять сказал себе: прав был бородатый, черт бы его побрал, инженера, да нет – патологоанатома человеческих душ; вот уж именно: злой гений, так его и перетак.

– В бильярд стукнуться нет желания?

– Что вы тянете, Сережа? – Слесаренко слегка отодвинулся от стола. – Вы не хотите меня взять на эту встречу?

– Да, не хочу. Но я обещал – значит, поедем.

– Тогда поехали. Мне нужно вернуться к семи.

– Удивительный вы человек, Виктор Александрович, – без тени насмешки произнес Кротов. – Идёте на встречу с убийцей и планируете вернуться к семи.

– Перестаньте, – поморщился Слесаренко. – Мы едем или нет?

Было уже совсем темно, когда они выехали на узкую улочку в окрестностях магазина «Маяк», и Кротов увидел юрин «джип» и микроавтобус амбалов, стоящие на грязной обочине без габаритных огней. Кротовский водитель, буксуя и рявкая двигателем, пристроил машину за «джипом», но не вплотную, чтобы не блокировать себе и другим возможность быстрого отъезда.

Кротов и Слесаренко выбрались на дорогу и пошли к «джипу», широко и неловко расставляя ноги на мыльной глине разбитой горбатой дороги. Дверца «джипа» открылась, мелькнула Юрина рука в перчатке. Кротов приблизился первым, опираясь руками о корпус машины, и заглянул внутрь. Юрий Дмитриевич сидел на водительском месте, справа светлел аккуратненькой стрижкой белобрысый нарядный Андрей.

– Как дела? – спросил Кротов, чувствуя спиною приближение Слесаренко.

– Буч Кэссиди и Санданс Кид в одном лице, – криво усмехнулся бородатый. – Андрееву «команду» я отослал, дом фиксируют наши. И ведь не хочет сдаваться, ковбой разнесчастный! Можем штурмануть, но у него гранаты.

– Это правда? – спросил Кротов белобрысого.

– Степан – наш оружейник. У него в подвале весь наш арсенал, кроме носимых стволов.

– Ну, нашли кого!.. – развел руками Кротов.

– Он же металлист, – пояснил белобрысый. –Он же классный рабочий-лекальщик. Этот мужик «пушки» понимает и любит больше баб и водки.

– Он вообще не пьет, – заметил Кротов.

– А я что говорю? – обиженно сказал Андрей. – Ценный был кадр, с ним горя не знали...

– Он в подвале или в комнате?

– Судя по голосу – в комнате, – сказал Юрий Дмитриевич.

– Я пойду поговорю с ним.

– Я тоже, – сказал за кротовской спиной Слесаренко.

– Пистоль оставьте – это приказ, – сказал бородатый.

Кротов вынул «Макарова» из наплечной кобуры-и протянул Юрию Дмитриевичу.

– Только, пожалуйста, без спецназовских фокусов, когда мы будем внутри.

– Ступайте, батенька. Дать вам платочек?

– Это зачем ещё?

– У меня белый – помашете им. Как в кино.

– Идиотизм, – процедил сквозь зубы Слесаренко, и они пошли к калитке в заборе, за которым белел кирпичом аккуратный одноэтажный дом с застеклённой верандой, крытый сверкающим гнутым железом. На углу дома, лицом к ближнему окну, неподвижно стоял один из амбалов, держа в опущенной руке короткоствольный черный автомат.

– Сейчас мы войдем, – громко сказал Кротов. – Велено без фокусов. – Амбал кивнул, не поворачивая головы от окна.

Они поднялись на крыльцо. Кротов перекинулся взглядом со Слесаренко и постучал в дверь кулаком. Пугающе близко за дверью раздался знакомый ворчливый голос:

– Чего колотите-то? Звонка не видите?

– Степан! Это я, Кротов!

– Не ори. Кто с тобой?

– Это Слесаренко Виктор Александрович.

– Ни фига себе гости, – сказал Степан. – Зачем пожаловали?

Я хочу поговорить с вами, – сказал Слесаренко, переступая ногами на поскрипывавшем дереве крыльца.

Ты что, поп? – Голос Степана звучал уже прямо за дверью. – Грехи мне отпускать пришёл? Нам без надобности.

– Давай открывай, – крикнул Кротов. – Может быть, чего придумаем вместе.

– А незаперто! – весело гаркнул Степан. – Толкни дверь – и все прямо к богу! Втроем не так скучно помирать будет.

– Убери свои бомбы, а? – Кротов старался держаться уверенно, но горло уже сводило от страха и напряжения. Слесаренко опустил ему руку на плечо и слегка встряхнул. – Потом снова поставишь, если так хочется. Мы без оружия...

– Пошутил я, входите, – сказал Степан.

Кротов вытянул руку и нажал на темный стёганый дерматин дверной обивки, и, когда дверь поехала без скрипа на хорошо смазанных петлях, у него дрогнули ноги, и Слесаренко тверже взял его за плечо.

– Мы входим! – выкрикнул Кротов, ступая через порог в темноту.

– Топайте прямо в комнату и садитесь на диван, – откуда-то сбоку сказал Степан. – Извините, что без света.

– Я понимаю, – сказал Слесаренко и натолкнулся в сенях на Кротова. Они прошли в глубь дома и сели, как было приказано, на диван, лицом к чернеющему проёму двери; в сенях стукнуло, щелкнул замок. Кротов оглядывал комнату быстро привыкающими к темноте глазами и уже видел, что всё в этом доме устроено по-городскому, с хорошей мебелью и даже картинами – содержание не угадывалось во мраке, но правильные квадраты и прямоугольники темнели на серых стенах заботливо размеренным порядком.