Текст книги "Слой-2"

Автор книги: Виктор Строгальщиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Из динамиков раздалось шипение, какие-то гудки и пиканье, потом знакомый голос ворвался с полу-фразы:

«–...Договор был с Михаилом и Ольгой. Что с Михаилом делать? Обрезание или как, или голову откручивать? Или Ольгу балериной сделать? Я год назад снял все свои номера с «ноль девять». А они попали в ваш справочник. Мне что, с Ольгой за картошкой съездить в Винзили, да? Я думаю, ее надо в сауну взять и разобраться с ней.

– Но я-то в чем виновата? Ольга же делала. Я что, все читать должна?

– Меня не е...т. Разговор к тому, что Ольга виновата и вы виноваты. Взять вас обеих в сауну и разобраться с вами, как я разобрался с этим Беловым и его первым замом за неплатежи. Сначала напились как следует, а потом я по пяткам веником, ручкой бил, и рассчитались. Они у меня неделю ходили на носочках, как балерины.

– Но в чем я могу быть виноватой?

– Ну, чтоб неповадно было: есть решение вас и Ольгу Васильевну сделать балеринами.

– Ну, знаете, это просто не по-мужски.

– Нет, по-мужски. В присутствии мужа хорошо выпарить, откуда ноги растут.

– Я не понимаю, за что?

– А чтобы не давали сведений. Тем более моя фамилия довольно известна и по радио, и по телевидению, поэтому я бы не хотел, чтобы меня беспокоили просто так.

– Я приношу вам свои извинения. Мы всё сделаем, мы всё снимем. Мне просто жаль, что это произошло. Я вам искренне приношу свои сожаления.

– Ты их мне в баню принесешь.

– Ой, ну давайте всё же покорректней разговаривать.

– Мы тебя веником покорректируем.

– Я не понимаю: за что?

– Эти три телефона уберите и больше нигде никогда не печатайте!

– Так ведь весь тираж разошелся! Деньги все проплачены.

– Меня это не е...т. Заберите тираж и напечатайте новый.

– Да как же можно?..

– А вот в бане узнаешь, как можно. Ладно, всё понял с тобой...».

Снова пошли шипение и треск. Юрий Дмитриевич выключил магнитолу и спросил, глядя вперед на дорогу:

– Ну как вам?

– Маразм, – сказал Слесаренко. – Какая грязь, я даже подумать не мог... Впрочем, нет: теперь всё складывается, как раз теперь всё складывается. И этот подонок рвется к власти?

– А вот он, ваш подонок, – сказал Юрий Дмитриевич, сворачивая к обочине и притормаживая. Слесаренко увидел сквозь лобовое стекло знакомый просторный перекресток и слева от дороги большой цветной плакат с изображением любителя бани и веников – таких в городе висело уже немало в самых людных местах. Часть физиономии была заляпана большими черными кляксами.

– Чернилами, что ли, швыряются? – предположил Слесаренко. – Это не метод.

– Правильно, – сказал Юрий Дмитриевич. – Чернилами – это не метод. Ну-ка, Сережа, подай мне чудо техники, оно в коробке у стекла лежит.

Кротов похрумкал картоном и протянул через сиденье бородатому какое-то странное рогатое ружье. Виктор Александрович понял окончательно, что зря он поехал, сейчас начнутся неприятности.

– Вам знакома эта штука?

– Впервые вижу, – отстраняющимся голосом ответил Слесаренко.

– Ружье для пейнтбола. Ну, такая игра в войну. Стреляет шариками с краской.

– Не знаю я никакого пейнтбола.

– Сейчас я вам его продемонстрирую.

Слесаренко не успел сказать и слова, как Юрий Дмитриевич сноровито спрыгнул на асфальт, захлопнул дверцу и пошел через дорогу, оглядываясь по сторонам и держа рогатое ружье на правом плече стволом в машину. Из милицейской будки на обочине высунулась голова в фуражке, бородатый приветственно помахал ей свободной рукой, и голова исчезла.

– Ну и пижон, – сказал Кротов за спиной Виктора Александровича. – Ну жить не может без театра.

– Всё, я выхожу, – сказал Слесаренко, но не двинулся с места и смотрел завороженно, как Юрий Дмитриевич подошел к плакату, принял красивую боевую стойку, потом обернулся и сделал им ручкой. Звука выстрелов никто не услышал, но когда первый черный маленький взрыв вдруг вспыхнул на щеке плакатного красавца, Виктор Александрович вздрогнул и на миг зажмурился.

– Что вы себе позволяете? – Слесаренко резко обернулся к банкиру, смотревшему с прищуром и кривой улыбкой сквозь боковое окно. – Вы отдаете себе отчет: кто я? И что я обязан это прекратить немедленно и сдать вас милиции?

– Да ничего вы не обязаны, – сказал Кротов, не отводя глаз от окна. – Метко стреляет, сволочь.

Виктор Александрович нехорошо выругался и принялся шарить ладонью, отыскивая ручку дверного запора. Когда выбрался из машины и обходил ее с капота, увидел возвращающегося Юрия Дмитриевича с довольной ухмылкой и ружьем на плече.

– Рядовой стрельбу закончил! – бодро крикнул бородатый и козырнул левой рукой. – Идёте считать попадания?

– Да уж, немедленно всё посчитаю, – сказал Виктор Александрович и перебежал дорогу под носом у такси. Он подошел к милицейской будке и постучал костяшками пальцев по грязноватому стеклу, за которым качнулся силуэт в фуражке. Слесаренко оглянулся: Юрий Дмитриевич замер у машины, держа ружье наперевес, и Виктор Александрович подумал отстраненно: попадет в меня оттуда или нет?

– Слушаю вас.

Милиционер стоял возле будочной двери, опираясь на нее отставленным локтем, около губ светилась сигарета.

– Вы видели, что сейчас произошло? – строго спросил Виктор Александрович.

– А что произошло? – Парень в фуражке затянулся и выпустил голубоватое облачко дымка. – Я ничего не видел.

– Совсем ничего?

– Так точно: совсем ничего.

– Вы, наверное, думаете, что я вместе с ними?

– Я ничего не думаю. Я на дежурстве.

– Так вот, – повысил голос Слесаренко. – Это дежурство выйдет вам боком, товарищ сержант, я вам обещаю.

– Ваши документы, гражданин, – изменившимся голосом сказал парень в фуражке и щелчком отбросил сигарету.

– При чём здесь документы? – раздраженно воскликнул Слесаренко и автоматически похлопал себя слева по груди: там было пусто, удостоверение осталось в рабочем пиджаке.

– Ваши документы, гражданин, – повторил милиционер, делая шаг вперед и выступая из будочной тени. – Последний раз спрашиваю.

– Ты у меня спросишь, – процедил Виктор Александрович, ощущая в ушах нарастающий шум. – Ты хоть знаешь, с кем говоришь, сопляк несчастный?

– Сейчас узнаем, мы сейчас всё узнаем. – Сержант двумя руками поправил фуражку и вошел в будку. – Алё, дежурный? – заорал он внутри. – Это сто девяносто первая! Пришли-ка пээмгэшку с ребятами, тут один штатский развыступался... Обнаглел в конец, я говорю... Что? Не понял?... Один штатский, говорю, без документов!.. Наглеет, говорю!..

– Виктор Саныч! – крикнул через улицу бородатый. – Не пора ли нам домой, однако?

Слесаренко посмотрел на него долгим взглядом и пошел по улице в сторону центра.

– А ну стой! – раздался позади милицейский окрик. – Стой, кому говорю!

– Сержант, отставить! – голос Юрия Дмитриевича звучал свободно и уверенно. – Это свои, сержант. Вы куда, Виктор Александрович? Холодновато для прогулки!

Слесаренко прибавил шагу, поднял воротник куртки и поглубже засунул в карманы дрожащие кисти рук. Он услышал взрычавший мотор, короткий визг шин на крутом развороте; машина легко обогнала его и замерла на два корпуса впереди, плавно осевши рессорами. На обочину выскочил Кротов, и Виктор Александрович упреждающе сказал ему:

– Я с вами не поеду.

– Он не отстанет. – В голосе банкира звучало неподдельное сожаление. – Будет ехать за вами до самого дома.

– Вот пусть и едет.

– Но это же смешно, Виктор Александрович. Зачем усугублять и без того нелепую ситуацию. Если хотите, я могу перед вами извиниться.

– Я не нуждаюсь в ваших извинениях.

– И тем не менее прошу вас пройти в машину.

– Как вы смеете!.. – У него перехватило от гнева дыхание. – Вы, сопляки безответственные, как вы смеете играть мною, людьми... всем! – Он зачем-то взмахнул руками, словно хотел обозначить в пространстве это самое «всем». – У вас нет совести, у вас нет страны, у вас нет родины – ничего, кроме наворованных денег, кроме мешков с долларами! Вы мне глубоко отвратительны с вашими интригами, заговорами, этими вашими пленочками.... Меня в бане, небось, тоже вы снимали?

– В какой бане? – изумился Кротов. – Вы чего на меня набросились? Я, что ли, вас приглашал прокатиться, или, может, это я стрелял, да?

– Вы все – одна свора, – сказал Виктор Александрович, понижая голос и приходя постепенно в себя.

– А я ведь могу и в морду дать, – сказал банкир. – Ты ведь мне почти ровесник, и весовая категория совпадает.

– Чего орешь-то, мужик? Ты что, только вчера родился? Забыл, как водочку пили в Тобольске?

– При чём здесь Тобольск и водочка?

– А не хрен на улице митинг устраивать. Сказано: садись. Довезем до дому, а там делай что хочешь.

– Дайте закурить, – сказал Слесаренко.

– Всегда пожалуйста.

Кротов вытащил пачку, пощелкал зажигалкой.

– Юра немножко дурной, любит ходить по краю, но у него есть одно ценное качество.

– Какое? – без интереса просил Виктор Александрович.

– Он ничего в жизни не принимает всерьез и всегда делает то, что хочет. Но то, что он делает, он делает всерьез и до конца. Именно этим он мне и нравится.

– А мне показалось, вы его тихо ненавидите.

– Не спорю: иногда его трудно выносить, но поверьте – он знает, что делает. Я его не люблю, иногда не понимаю и просто боюсь. Он человек из другого мира, он уже живет там, где мы с вами будем жить лет через двадцать или сто.

– Лет через двадцать, если курить не бросим, мы оба будем «жить» на Червишевском.

– Вполне вероятно. Так вы едете?

– А может, пройдемся? – неожиданно для себя самого предложил Слесаренко.

– Вы намекаете, что еще не все гадости про меня высказали?

– Прошу прощения, – с холодной вежливостью произнес Виктор Александрович. – Я сожалею о своей несдержанности. Не всегда следует выражать вслух свое мнение о том или ином человеке.

– Как-то ваши извинения оскорбительно звучат. – Кротов усмехнулся и пошел к машине, и Слесаренко остро пожелал, чтобы тот сел и уехал, но банкир коротко перемолвился с Юрой и захлопнул дверцу. Машина рванула с места и унеслась, и пропала за поворотом.

– Прямо пойдем или огородами? – спросил Кротов, приблизившись.

– А вы где живете?

– На Советской.

– Тогда идемте прямо до Профсоюзной.

– Принято, – сказал банкир и повертел головой. – Такие люди, и без охраны... Вы оружие носите?

– А вы?

– Я ношу.

– А я – нет.

– Вам разве не положено по должности?

– Кому я нужен, – вздохнул Виктор Александрович. – в глазах бандитов никакого интереса не представляю.

– Оно и лучше, – резюмировал Кротов.

– У вас пистолет всё тот же?

– Да, «Макаров», из которого Лузгин, дурак, по коробке стрелял.

– Дурак не дурак, а мы ему жизнью обязаны. Кстати, что с ним? Вы что-то говорили про Свердловск...

– А-а! – Кротов скривился, явно не желая продолжать эту тему. – Вы как, дачу достроили?

– Почти достроил. Камин пришлось разобрать, поставили простую русскую печь.

– Ну и правильно. А я, черт возьми, поторопился. Продал дом за грош и сейчас жалею.

– Что, продешевили?

– Да нет, о доме жалею. Спрятаться негде. Может, к лету куплю дом в какой-нибудь деревне, чтобы рядом река или озеро, чтобы лес был с грибами. У вас там, на озере, ловится что-нибудь? Стыдно сказать, я ни разу на озере не был, так и не видел его, хотя там расстояние-то с километр.

– Даже меньше... Что-то ловится, вроде карась, но на удочку не идет, только сетями.

– Сетями – это не рыбалка, – сказал Кротов. Они пересекли Холодильную на желтое мигание светофора. Под курткой у Кротова вдруг что-то заверещало прерывисто, банкир ругнулся и вытащил из-за пазухи сотовый телефон.

– Говорите... Да, Андрей, слушаю.

Кротов остановился, хмуро молчал в телефонную трубку; Виктор Александрович решил подождать его на вежливой дистанции, еще раз пожалев о забытых дома сигаретах.

– А теперь послушай меня, Андрюша, – сказал Кротов, глядя на ближний уличный фонарь. – Ты представляешь, что я с тобой сделаю, если с Володькой что-нибудь случится?.. Ты на Степана не вали, со Степаном будет разговор особый, мы с ним давние приятели. Номер в моей машине у тебя есть? Давай звони Юрию Дмитриевичу. И учти: Володька в городе, его видели. – Банкир перевел взгляд на Слесаренко. – Наши люди видели, ошибки быть не может... Были в Парфеново? Ну и что?.. Это меня не касается. И с девкой поосторожнее всё-таки, не перегни палку, болван... Хорошо.

Банкир захлопнул крышечку телефона и сунул его в боковой карман, достал сигареты, без слов протянул пачку Виктору Александровичу.

– Неприятности? – спросил Слесаренко.

– С Лузгиным у нас неприятности. Идемте, расскажу по дороге.

На углу Республики и Профсоюзной постояли немного, пока Кротов закончил рассказывать про деньги и бегство Лузгина.

– А теперь к вопросу о нехорошем Юрике, – сказал Кротов. – Он поднял на ноги всех, даже в Москве, несмотря на праздники. Нашел в Москве концы на Андрееву фирму, оттуда звякнули, и Андрюша приполз на карачках со всеми своими бандитами. А они люди серьезные, могло бы и до стрельбы дойти. Вот так вот, Виктор Александрович. И если, не дай бог, что-нибудь с Вовкой... Юра их лично построит и расстреляет.

– И вы в это верите?

– На все сто.

– Ковбойщина, какой-то Дикий Запад...

– Такие времена, уважаемый. Ну что, прощаемся?

Слесаренко первым протянул руку, банкир задержал ее на лишнее мгновение, словно на что-то решался, и сказал:

– Хотите подарок? Чисто символический. Тут кое-что выяснилось параллельно... Даже не знаю, говорить вам или нет... Короче, этот случай в Сургуте. – Виктор Александрович вздрогнул. – Та же фирма работала. Да, не удивляйтесь... Если пожелаете, можем свести вас с мужиком, который вашего друга прикончил.

– И давно вы это знаете?

– Сегодня выяснилось. Юрик раскопал.

– И что теперь?

– А ничего теперь. Это чужая игра, мы в нее не вмешиваемся. Вот за Лузгина они ответят, тут они на нашу территорию влезли.

– Тогда зачем вы мне об этом говорите? Хвалитесь всемогуществом этого бородатого супермена? Я же обязан сообщить куда следует. Вы назовете мне имя?

– Можем и назвать. Но доказательств не будет.

– Зря вы мне это сказали...

– Похоже, и в самом деле зря. Давайте забудем об этом.

– Не получится, Сергей Витальевич. Мне кажется, вы запамятовали, с кем разговариваете.

Кротов посмотрел на Слесаренко с насмешливым удивлением.

– Вы меня решили припугнуть своей должностью?

– Моей должностью не испугать даже дворника, – сказал Слесаренко. – Но я представитель власти, и мой долг поступить по закону.

– Но вы же в отпуске, – открыто улыбнулся банкир, и вообще собрались увольняться.

– Все всё знают в этом городе... Вам-то откуда известно? Снова Юрик раскопал?

– Вы человек заметный... Да, кстати, Юрий Дмитриевич просил выяснить: как мы с пленками поступим?

– А никак. Я в таком дерьме мараться не намерен, увольте.

– Ну и не марайтесь, – равнодушно бросил Кротов.

– Найдем другие каналы. Делов-то...

– Но фамилию того человека и название фирмы вы мне скажете, Сергей Витальевич. В противном случае вас ждут большие неприятности. Извините меня, но вы проговорились сами, я вас за язык не тянул.

Банкир снова достал сигареты, но закурить уже не предложил.

– Могу и сказать, мне-то что... Но уговор: источник информации не раскрывать. Придумайте что-нибудь – ну, анонимный звонок, в конце концов. Даете слово?

– Хорошо, выкладывайте.

– Честное слово представителя власти?

– Перестаньте ёрничать, я уже сказал. Хорошо, даю вам честное слово.

– Так запомните или записывать будете? Или у вас магнитофончик в кармане припрятан?

– Это вы с Юрием Дмитриевичем специалисты по шпионажу. Говорите, я жду.

Слесаренко видел, что Кротов никак не может пересилить, переступить в душе какой-то барьер, и решил помочь ему и сказал:

– Да не трусьте вы, я вас не заложу.

Кротов вдруг расхохотался во весь голос, закрыл глаза ладонью и отвернулся от Виктора Александровича.

– Что здесь смешного? – спросил опешивший немного Слесаренко.

– Дурак вы, Виктор Александрович, – сказал Кротов, повернувшись к нему лицом. – Вы же взрослый человек, неужели не догадываетесь?

– О чём? Хватит темнить, наверное...

– Вот вы сказали: я проговорился. Да, я проговорился. Но неужели у вас ни разу не щелкнуло в мозгах, что я это мог сделать специально! Что меня об этом попросили!

– Зачем?

– Элементарно: чтобы вас подставить. И ведь клюнули, проглотили крючок-то...

– Ничего не понимаю, – Слесаренко вытер запястьем мгновенно вспотевший лоб. – Зачем меня кому-то подставлять?

– Да проснитесь вы, пошевелите мозгами! – Кротов шагнул вперед и дернул Виктора Александровича за рукав. – Где гарантия, что информация правильная? Может, вас просто уводят в сторону. Вы этих ребят заложите по моей наводке, вокруг них милиция запрыгает, и, не дай бог, еще утечка, ребята вас шлёпнут сгоряча, и менты за ними будут бегать до конца столетия, а настоящие убийцы – в кустах посмеиваться. Похоже на правду?

– Вас Юрий Дмитриевич попросил об этом?

Кротов пожал плечами.

– Разве это важно?.. Вполне может быть, что я ошибаюсь, и никакой подставки нет, и сведения верные. Вам решать, начальник. Но я вам сказал то, что думал.

Слесаренко подал ладонь.

– За правду – спасибо.

Кротов снова передернул плечами и пожал протянутую руку.

– Только эта ваша правда – о двух концах, Сергей Витальевич. Если вы мне называете фамилию, я действительно могу увести следствие в сторону и пострадать лично. Если нет – я сам совершаю преступление, за недоносительство есть уголовная статья. Так что вы мне посоветуете?

– А я пошутил, – сказал Кротов без улыбки. – Так, захотелось похвастаться. Ничего мы не знаем, и вы ничего не знаете.

– Да ну вас к черту, Сережа! Кто же шутит такими вещами! Вы это серьезно?

Кротов кивнул, затянулся почти до фильтра и уронил окурок на асфальт.

– Совсем замерз... Приду домой – опрокину хороший стаканчик. Может, зайдете? Это рядом.

– Спасибо, уже поздно.

– Тогда по домам. О, чуть не забыл! Да вы не пугайтесь, – поспешно сказал банкир, – я о другом: во что был одет Лузгин, когда вы его видели у гастронома?

Слесаренко повспоминал немного и рассказал о том, что видел.

– Совпадает... Значит, это он, точно.

– Я могу чем-то помочь? – спросил Виктор Александрович.

– Можете, – уверенно ответил Кротов. – Если обнаружите его у себя под кроватью – вяжите полотенцами и не давайте пить ничего крепче кефира. Договорились?

– Договорились, – сказал Слесаренко. – Найдите своего друга. Я не очень люблю журналистов, но мне будет искренне жаль, если эта история кончится плохо. Мне кажется, он просто немножко запутался, такое бывает с талантливыми людьми – у них тормоза слабые.

– Ничего себе: немножко, – сказал банкир. – А насчет тормозов – тут вы правы, есть такое дело. Особенно в наше время.

– Да, время нынче – ваше...

– Вы так думаете?

– Да, именно так я и думаю.

– Вы ошибаетесь, Виктор Александрович.

– Нисколько, – сказал Слесаренко и посмотрел через улицу на светофорный глазок.

– Нет, постойте, – сказал Кротов. – Я сейчас вам такое скажу...

– Опять? – Виктор Александрович вздохнул невесело. – Не слишком ли много сюрпризов на ночь глядя?

– Вы же работали в горкоме партии?

– Работал. А что, собственно?

– Тогда вы сами должны знать.

– Снова загадки, Сергей Витальевич?..

Кротов подошел поближе и заговорил тихим голосом, словно боялся, что их могут подслушать на этом пустом перекрестке. Виктору Александровичу стало совсем смешно, но он сдержал улыбку: пусть выговорится, ежели приспичило.

– Дело началось в конце семидесятых...

И далее Кротов поведал совершенно невероятную историю о том, как Андропов решил спасти социализм. Ему докладывали, что народ всё больше поглядывает в сторону Запада: «железный занавес» продырявился, стали видны хорошие товары в изобилии, высокий уровень тамошней жизни, лакомые западные фильмы. И тогда якобы Андропов предложил Политбюро: народ желает демократии и капитализма? Он их получит. И он их действительно получил – в самом оголтелом и воровском варианте. Андропов предсказывал, что лет через десять-пятнадцать народ взвоет и толпою побежит назад, в старое знакомое светлое будущее, растоптав по пути всех этих глупых демократов-рыночников, принявших цековский заговор за чистую монету; срок уже близился к концу.

– Андропов это лично вам говорил, Сережа?

– Я бы на вашем месте, Виктор Саныч, отнесся к моему рассказу посерьезнее.

Слесаренко покачал головой.

– Слишком заумно и слишком рискованно, чтобы походило на правду.

– Но это же всё объясняет. Весь этот нынешний бардак, все эти глупости с неплатежами, с приватизацией... Сценарий один – чем хуже, тем лучше.

– Ну хорошо, допустим, – сказал Слесаренко. – Дошли до точки, всё вернулось, к власти пришли коммунисты. Но ведь уже разрушили страну! Как будем выбираться из развалин?

– А очень просто. Богатеньких – к стенке, народ – на паёк по карточкам и восьмидневную рабочую неделю, всё награбленное отнять и поделить... Опыт уже имеется.

– Не получится, – сказал Виктор Александрович, и Кротов уставился на него в изумлении.

– Не получится? И это мне, капиталисту, говорите вы – секретарь горкома капээсэс? Вот когда будете ставить меня к стеночке...

– Нас поставят рядом, – сказал Слесаренко. – И правильно сделают.

– Нет, неправильно. Потому что вместе с нами поставят и вашего внука, и моего сына.

– За внука я любому зубами глотку перегрызу, – ровным голосом произнес Виктор Александрович.

– Наивный вы человек, – сказал Кротов. – Я вот читал, что когда арестовали Ягоду, то взяли и его сына-школьника. Оттуда он прислал бабушке одно-единственное письмо: «Бабушка, я ещё жив». Больше о нём никто никогда ничего не слышал. А вы говорите: зубами... Зубы вам выбьют на первом же допросе, товарищ Слесаренко.

– Что за мерзости вы говорите!.. – Виктору Александровичу стало не по себе от этого затянувшегося петлёй дурацкого ночного разговора. – Должно же это когда-нибудь кончиться?

Кротов махнул рукой и развернулся. Виктор Александрович посмотрел ему вслед и пошел в другую сторону.