Текст книги "...Специального назначения"

Автор книги: Виктор Харченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Как-то в разговоре командир бригады высказал опасение:

– Ставить учебные мины без взрывателей и взрывчатки наши саперы уже научились. Но как будут они действовать под огнем противника, устанавливая боевые мины? Здесь одно неверное движение может оказаться последним. В штабе инженерных войск фронта рассказывали, что среди снятых немецких мин попадались установленные без взрывателей. Видимо, гитлеровские саперы боялись подорваться на своих минах. Моральный фактор мы должны учитывать при обучении минированию…

Через два дня после этого разговора вместе с Иоффе я поехал в Среднюю Ахтубу проверить ход боевой подготовки в батальоне Соколова. Комбат доложил, что подразделения занимаются согласно утвержденному плану.

Комбриг выразил желание посмотреть, как обучают установке деревянных противотанковых мин ЯМ-5. Я уже рассказывал, что из-за не совсем удачной конструкции эти мины были довольно опасны в обращении и некоторые саперы работали с ними «дрожащими пальцами».

…Взвод занимался в небольшой балочке. Люди были чем-то так поглощены, что даже не заметили появления «высокого начальства». Капитан Соколов чуть нахмурил брови. Как говорится, в последнюю минуту раздалась громкая команда «Смирно» и подтянутый старший сержант, четко печатая шаг, направился к нашей группе:

– Товарищ подполковник, – обратился он к Иоффе, – взвод занимается боевой подготовкой. Командир взвода лейтенант Шелепов показывает установку боевой мины!

Черные густые брови командира бригады поползли вверх, и он вопросительно взглянул на капитана Соколова. Тот промолчал. Ведь все командиры-саперы отлично знали, что учебные занятия с боевыми минами категорически запрещены из-за возможных несчастных случаев. Иоффе молча широкими шагами направился к группе людей, стоявших на коленях. Когда мы подошли к группе, минеры встали. Один, коренастый, широкоскулый, с двумя кубиками на защитных петлицах, сделал шаг вперед и, приложив испачканную землей ладонь к лихо, чуть набекрень надетой пилотке, доложил:

– Командир взвода лейтенант Шелепов. Взвод занимается изучением установки противотанковых мин.

– Почему используются боевые мины? – Голос подполковника Иоффе не предвещал ничего хорошего.

Вначале чуть запинаясь, а потом постепенно успокаиваясь, лейтенант рассказал, что так он пытается преодолеть минобоязнь у некоторых саперов: на фронте ведь им придется ставить боевые мины.

– Как обеспечиваете безопасность?

– Занятия с боевыми минами провожу одновременно только с двумя саперами, предварительно уже изучившими учебные мины и запалы. Сначала показываю им установку боевой мины. Потом под моим руководством каждый из обучаемых сам проделывает эту операцию.

Командир бригады расспросил у лейтенанта, как проводятся занятия по другим предметам, побеседовал с сержантами взвода, спросив у каждого фамилию. Со стороны можно было подумать, что комбриг спрашивает фамилию только для проформы. Однако все мы, прошедшие с Михаилом Фадеевичем не одну сотню километров по фронтовым дорогам, знали, что это далеко не так. Командир бригады отличался исключительной памятью и вниманием к людям. Он знал в лицо и по фамилии всех офицеров соединения, а также многих сержантов. Очень часто Иоффе сам предлагал командирам батальонов выдвинуть того или иного отличившегося в боях сержанта на должность командира взвода. Как правило, сержанты такое доверие оправдывали и успешно справлялись со своими обязанностями. Впоследствии многим из них были присвоены офицерские звания.

Поговорив с сержантами, командир бригады просто и непринужденно побеседовал с бойцами взвода, рассказал им о сложной обстановке, создавшейся под Сталинградом, о задачах, стоящих перед бригадой.

– Главная задача, – говорил Михаил Фадеевич, – это устройство минно-взрывных заграждений на возможных путях наступления противника. А для того чтобы ее успешно выполнить, нужно в совершенстве знать конструкцию как отечественных, так и вражеских мин, правила обращения с ними.

Закончив беседу, командир бригады, прощаясь с минерами, пожелал всем боевых успехов, а командира взвода спросил:

– Как, товарищ Шелепов, взвод готов к выполнению боевых задач?

– Готовы хоть сейчас на любое, товарищ подполковник! – уверенно ответил лейтенант.

Прощаясь с комбатом, Иоффе сделал ему замечание:

– Плохо! Не знаете, чем занимаются в ротах! А вообще-то говоря, ваш Шелепов молодец! Именно так нужно сейчас проводить занятия!

В машине на обратном пути Михаил Фадеевич негромко, стараясь, чтобы не слышал водитель, заметил:

– Если следовать инструкциям мирного времени, то лейтенанта надо было бы строго наказать за нарушение техники безопасности. Но инструкции писались в мирное время, а сейчас война. Учить людей нужно в условиях, максимально приближенных к боевым. Вот Шелепов и подсказал, как это нужно делать…

Двадцать дней передышки мы не потеряли даром. За это время сформировали еще три батальона инженерных заграждений – всего их в бригаде стало семь. В состав бригады вошел 158-й отдельный батальон специального минирования, 6-й отдельный электротехнический батальон, 17-й отряд электрификации инженерных работ.

Огромное значение при подготовке личного состава бригады к предстоящим боям имела конкретная партийно-политическая работа, которая проводилась под лозунгом «Ни шагу назад». Командиры и политработники, коммунисты и комсомольцы бригады информировали воинов о положении на фронте, рассказывали о зверствах немецко-фашистских захватчиков.

* * *

14 августа войска 62-й армии Сталинградского фронта под натиском превосходящих сил противника отошли на восточный берег Дона на внешний оборонительный обвод от Вертячего до Ляпичева. В этот же день бригада получила задачу начать минирование междуречья Дона и Волги в районах населенных пунктов Вертячий, Песковатка, Рюмино, Сокаревка для перекрытия основных путей к Сталинграду. Это ответственное задание за сравнительно короткий срок выполнили 154, 155 и 159-й батальоны инженерных заграждений.

К исходу 18 августа противник после ожесточенных боев форсировал Дон. По приказу командования фронта 154, 155 и 159-й батальоны инженерных заграждений стали отходить в направлении на Котлубань. На путях отхода наших войск саперы взрывали мосты, устанавливали минные поля, на которых подрывались вражеские солдаты и боевая техника. Минно-взрывные заграждения существенно замедляли продвижение гитлеровцев, вызывали у них минобоязнь.

Утром 23 августа крупным силам танков противника удалось прорваться к окраинам Сталинграда. Бронированный клин фашистов рассек Сталинградский фронт на две части. 154-й батальон Г. И. Гасенко и 159-й А. К. Колмакова остались на северном участке, а 153-й А. В. Ванякина и 155-й Н. В. Ляшенко продолжали минирование в районе Бекетовка, Городище, Орловка и на северной окраине Сталинграда. Задания приходилось выполнять в исключительно трудных условиях, под почти непрерывными ударами вражеской авиации, под угрозой быть отрезанными от своих войск прорвавшимися вражескими танками.

Около полудня 23 августа в штаб бригады поступило тревожное сообщение: гитлеровцы прорываются к Волге в районе Латошинка, Рынок.

Спустя несколько часов немецко-фашистская авиация нанесла массированный удар по Сталинграду. В течение дня несколько сот самолетов противника совершили около двух тысяч самолето-вылетов. Наши летчики совместно с зенитчиками сбили девяносто немецких самолетов.

Основной удар гитлеровцы наносили по центру города и северным окраинам. Противник пытался посеять панику среди воинов и населения, дезорганизовать управление войсками и облегчить себе выход к великой русской реке.

Город, протянувшийся на десятки километров вдоль Волги, пылал, как гигантский костер, высоко в небо поднимались черные клубы дыма. От этой картины больно сжималось сердце…

Воздушные налеты на город продолжались и в следующие дни. Значительная часть Сталинграда, особенно окраины, была застроена деревянными домами. Учитывая это, гитлеровцы сбрасывали большое количество зажигательных бомб. Сухие деревянные домики жарко полыхали. Страшное зрелище представляли горящие лесосклады – сплошное море пламени. Фашистским пикирующим бомбардировщикам удалось поджечь стоявшие на высоком правом берегу хранилища с горючим. Потоки горящей нефти, керосина, бензина огненной рекой устремились к Волге. Вспыхнули дебаркадеры, катера, баржи, лодки. Казалось, горела сама река…

В один из этих дней комбрига и меня вызвали в штаб инженерных войск Сталинградского фронта.

Переправляться в город пришлось на небольшом катере. Когда мы были на середине реки, в воздухе появилась большая группа немецких самолетов. Мне уже не раз приходилось бывать под артиллерийским обстрелом и бомбежками. Однако никогда до сих пор не испытывал такого щемящего чувства беззащитности, как на этом маленьком суденышке. На суше хоть можно укрыться в окопе, на худой конец – просто прижаться к земле. А здесь? Кажется, все самолеты пикируют только на тебя. Чуть выше по течению буксир тянул несколько огромных танкерных барж. Караван и был целью ударов фашистских пикирующих бомбардировщиков. Неуклюжие одномоторные Ю-87 с торчащими лапами неубирающихся шасси выходили из пике прямо над нашими головами. Казалось, от их винтов расходились по реке волны. Было отчетливо видно, как от самолетов отрывались черные бомбы, стремительно увеличивались в размерах и через мгновение возле буксира и барж вздымались высокие водяные столбы. Казалось, что караван шел в каком-то страшном лесу с чудовищными деревьями. К счастью, прямых попаданий не было. Плотный огонь нашей зенитной артиллерии с левого берега мешал гитлеровским пилотам хорошо прицелиться.

Когда катер подошел к небольшой деревянной пристани и мы сошли на берег, то сразу почувствовали себя почти в безопасности, хотя в воздухе по-прежнему висели вражеские самолеты. Кстати, я заметил, что бомбежка и артиллерийский обстрел переносятся гораздо легче, когда бываешь занят каким-нибудь делом. Причем, чем ответственнее оно, тем меньше обращаешь внимания на опасность.

Инженерное управление фронта размещалось в небольшом одноэтажном доме на южной окраине Сталинграда. Здесь я впервые встретился с новым начальником инженерных войск фронта полковником А. И. Прошляковым. Вид у Алексея Ивановича был очень утомленный. Худощавое лицо изрезали резкие морщины, покраснели от недосыпания глаза. Тем не менее полковник был чисто выбрит, из-под отложного воротника габардиновой гимнастерки выглядывал краешек белоснежного подворотничка. Я обратил внимание на медаль, висевшую на красной ленточке над левым нагрудным карманом – «XX лет РККА». «Ого, Прошляков в армии еще с гражданской, – подумал я. – Видимо, человек с большим опытом!»

О полковнике Прошлякове мы уже кое-что слышали. Во время боев под Москвой он был заместителем начальника инженерного управления Брянского фронта, принимал участие в обороне Тулы. Затем Прошлякова назначили начальником инженерного управления Южного фронта.

Товарищи, встречавшиеся с Алексеем Ивановичем, говорили, что он в совершенстве знает свое дело, человек очень спокойный и выдержанный, хотя и несколько суховатый.

Встреча была деловой. Впоследствии мы не раз убеждались, что деловитость и четкость – характерные черты стиля руководства Прошлякова.

Разложив на столе карту, он показал карандашом на голубой изгиб реки:

– Здесь немцам удалось выйти к Волге севернее Сталинграда. Наша задача сейчас не допустить захват города. Бригаде поручается установка минных полей в районе Тракторного завода. Задание уточню на месте. Поехали!

Уже при первом взгляде на запыленный, со следами пулевых пробоин легковой газик стало ясно, что полковник Прошляков не из тех начальников, которые предпочитают отсиживаться в штабах.

Ехать можно было только в промежутки между воздушными налетами. Надо сказать, что «график» бомбежек фашисты соблюдали довольно точно. Волны бомбардировщиков налетали через каждые два часа. Во время поездки через горящий город мы не уложились в эти два часа. Меня поразила выдержка Алексея Ивановича. Неподалеку взрывались бомбы, а на лице полковника нельзя было прочесть и намека на волнение. Его спокойствие вселяло уверенность, а это так нужно было в те трудные времена…

Когда добрались до Тракторного завода, Прошляков указал места установки минных полей, уточнил сроки выполнения задания. Все это он делал спокойно, четко.

Мы с Иоффе опасались: правильно ли будет использовать нашу бригаду новый начальник инженерных войск. Дело в том, что к началу летнего наступления немецко-фашистских войск опыт боевого использования инженерных бригад практически отсутствовал. И хотя еще в ноябре 1941 года в приказе Ставки Верховного Главнокомандования указывалось: «Не допускать распыленного использования армейских и фронтовых саперных частей, держать их в кулаке, оперативно сосредоточивая боевые средства саперов на важнейших направлениях по ходу боевых операций», некоторые инженерные начальники использовали только что организованные саперные бригады по старинке, придавая батальоны корпусам и дивизиям. Так, например, пытался поступить с нашей бригадой начальник инженерных войск Юго-Западного фронта генерал-майор инженерных войск А. Ф. Ильин-Миткевич.

К счастью, полковник Прошляков не только понимал необходимость массированного использования инженерных войск, но и внес ряд ценных предложений о наиболее целесообразных формах их управления и боевого применения. Алексей Иванович поддержал идею подполковника Иоффе о создании за счет офицеров штаба бригады специальных оперативных групп для руководства действиями батальонов, выделяемых из состава бригады для выполнения определенной боевой задачи.

…Когда через несколько дней я приехал по делам в штаб инженерных войск, то не узнал знакомого места. Кругом чернели пожарища, торчали закопченные печные трубы. По земле стелился сизый дым, кое-где еще пробивались красные языки пламени. Сержант с перевязанной головой подошел к машине и сообщил, что штаб перебазировался на левый берег Волги.

Пришлось возвращаться на командный пункт бригады, который был перенесен в Сталинград. КП мы оборудовали в железобетонной водосточной трубе под одной из центральных улиц Сталинграда. Надо сказать, что в условиях массированных ударов немецко-фашистской авиации это, пожалуй, было одно из самых надежных мест.

Около полуночи, очень устав за день, я пристроился отдохнуть в крытой щели недалеко от нашего КП. Заснул мгновенно. Ощущение было такое, словно провалился в черную бездонную пропасть. Проснулся, почувствовав сильный удар. Попытался вскочить, но не смог. Меня словно держала какая-то невидимая сила. Лежу на дне щели. Почти по горло засыпан землей. Кругом грохотало. Понял, что где-то совсем рядом разорвалась тяжелая авиационная бомба…

– Товарищ майор, товарищ майор, вы живы? – услышал я голос водителя Володи Козлова. Через несколько минут меня откопали. Кончилось все сравнительно благополучно – отделался легкой контузией, которая спустя некоторое время прошла бесследно.

Надо сказать, что с Владимиром Васильевичем Козловым меня связывала крепкая фронтовая дружба. Еще в финскую войну Володя, будучи водителем бронеавтомобиля, получил хорошую боевую закалку. В начале Великой Отечественной войны он попал в наше управление специальных работ. С тех пор мы были неразлучны. Козлов замечательный шофер, невозмутимый и спокойный в любых, даже самых сложных ситуациях, верный и преданный товарищ…

Во время сталинградских боев Владимиру Васильевичу пришлось даже стать моим поводырем. Поехали мы в батальон Ванякина, который устанавливал минные поля в районе завода «Баррикады». В пути попали под ожесточеннейший налет вражеской авиации. Выскочили из автомобиля и укрылись в небольшой канавке. Неожиданно Володя с криком «Зажигалка!» выбежал из укрытия и бросился к нашему газику. В каких-нибудь двух метрах от машины с шипением разгоралась маленькая зажигательная бомба. Ясно было, что Козлов бросился спасать автомобиль. Но мотор, как назло, не заводился. Тогда я стал забрасывать горящую бомбу землей. Неожиданно перед глазами вспыхнуло ослепительное пламя. Бомба взорвалась! Сгорели ресницы, опалило глаза. Володя немедленно повез меня в госпиталь. Несколько дней пришлось ходить с повязкой на глазах, и Козлов водил меня за руку…

* * *

С сентября бригада начала применять и средства управляемого минирования. В основном это были различные самоделки наших изобретателей и рационализаторов. Управляемых по радио фугасов в бригаде было мало, да и применять их целесообразно только с мощными зарядами, установленными в важных с военной точки зрения пунктах. Универсальных вышибных пороховых камер для осколочно-заградительных мин, промышленного изготовления, тоже получили очень немного. Поэтому мы и наладили изготовление самодельных вышибных камер и различных типов замыкателей. Обычно они имели вид коробочек из картона (использовались и спичечные коробки), покрытых битумом или смолой для герметизации. Внутри находился простейший контакт. Достаточно было наступить на замыкатель, как коробочка сминалась и контакт замыкал электрическую цепь, вызывая взрыв мины от электродетонатора. Затем наши умельцы стали разрабатывать устройства для взрыва по проводам уже не всего минного поля, а определенной группы или отдельной мины. Так, начальник технического отдела штаба бригады майор Н. А. Бузгалин и капитан Б. Е. Стессель предложили оригинальный часовой электрический переключатель ЧЭП-18 для подрыва по проводам любой из группы в восемнадцать мин. Первый образец взрывателя, использовав механизм будильника, собрал мастер «золотые руки» сержант В. И. Архипов, бывший монтер Воронежской электростанции. Только в период Сталинградской оборонительной операции силами бригады было изготовлено более шести тысяч коробчатых замыкателей и около двухсот приборов ЧЭП-18.

Применение средств управляемого минирования оправдало себя. Только на трех управляемых противотанковых минных полях, установленных саперами 153-го батальона инженерных заграждений в районе балки Мечетка (северо-западнее Сталинграда), в сентябре подорвалось двадцать гитлеровских танков. Большие потери от управляемых мин фашисты понесли и недалеко от железнодорожной станции Воропоново.

Здесь, в месте пересечения шоссе и железной дороги, саперы 155-го батальона инженерных заграждений установили сотню противотанковых деревянных мин ЯМ-5 и двадцать пять управляемых фугасов. В ночь на 4 сентября на пульте управления дежурил опытный минер старший сержант Илья Авксентьевич Хвоинов. Перед рассветом Хвоинов услышал сильный гул танковых моторов.

Через несколько минут показались темные силуэты вражеских танков, двигавшихся по дороге в сторону наших войск.

Когда фашистские машины вышли на минное поле, Хвоинов включил питание. Ослепительные вспышки, взрывы. На минном поле заполыхали шесть вражеских танков. Остальные начали разворачиваться, чтобы обойти опасный участок. В этот момент по танкам ударила наша артиллерия. Еще четыре машины остались стоять перед минным полем. За этот подвиг старший сержант Хвоинов был награжден орденом Красного Знамени.

С 8 сентября 1942 года части бригады приступили к созданию глубоко эшелонированной системы оперативных заграждений между Доном и Волгой севернее и северо-западнее Сталинграда.

Наиболее плотные заграждения создавались на направлении Сталинград, Камышин. Мины ставились вокруг отдельных узлов сопротивления, на дорогах и подступах к населенным пунктам с учетом естественных препятствий и системы огня. Чтобы не стеснять маневр своих танков и пехоты, мы широко использовали управляемые минные поля. Всего на северных подступах к Сталинграду было установлено более сорока тысяч мин.

Во второй половине сентября, когда противник оделял несколько попыток продвинуться к северу от Сталинграда, эти заграждения помогли нашим войскам успешно отбить натиск гитлеровцев. В этих боях принимали участие и части бригады. Зачастую саперам приходилось действовать как пехотинцам. И в этих не совсем привычных условиях они не раз показывали образцы высокого воинского умения и мужества.

18 сентября наши войска контратаковали гитлеровцев в районе Самофаловки. Проходы в минных полях проделывали подразделения 154-го батальона инженерных заграждений. В ходе боя минер ефрейтор Ефим Дубонос заметил, что пулеметный огонь из вражеского окопа остановил пехотинцев. Дубонос незаметно подполз к окопу и очередью из автомата уничтожил пулеметный расчет. Затем он развернул пулемет и открыл огонь по гитлеровцам. Наши пехотинцы воспользовались замешательством врага и ворвались в траншеи. Когда бой переместился в глубину обороны противника, наши саперы начали проделывать проходы в минном поле. Неожиданно из подбитого танка по ним открыли огонь фашистские автоматчики.

Ефрейтор Дубонос, где ползком, где короткими перебежками, добрался до огневых позиций артиллеристов и попросил командира расчета уничтожить фашистов, засевших в танке. Несколько метких выстрелов, и гитлеровцы были уничтожены.

За этот бой ефрейтор Ефим Авксентьевич Дубонос был награжден медалью «За отвагу». Отвечая на поздравления товарищей, Дубонос застенчиво говорил:

– Что ж, я робыв, як уси…

В оборонительных боях под Сталинградом солдаты и офицеры бригады получили хорошую боевую закалку, приобрели опыт создания минно-взрывных заграждений. Как правило, их старались располагать так, чтобы они простреливались многослойным, преимущественно фланкирующим огнем наших войск.

Отдельные группы управляемых осколочно-заградительных мин устанавливались в мертвых, непростреливаемых пространствах, усиливая этим систему огня. Некоторые минные поля ставились на обратных скатах высот, что затрудняло противнику их обезвреживание как вручную, так и с помощью артилерийского обстрела. Широко использовались управляемые противопехотные минные поля. Вражеские танки через них пропускались, а затем взрывами поражалась гитлеровская пехота.

Хорошо воевал под Сталинградом и наш 6-й батальон электризуемых заграждений.

Вначале обязанности командира исполнял комиссар – майор Виктор Васильевич Бурлаков. Высокий, широкоплечий, с открытым русским лицом, он пользовался большим авторитетом у подчиненных. Человек от природы добродушный, Бурлаков не мог не только видеть, но даже слышать о гитлеровцах. «Их всех до одного нужно уничтожать!» – не раз говорил майор.

Понять его было можно – фашисты уничтожили у Бурлакова всю семью.

На вооружении батальона состояли передвижные электростанции типа АЭ-2. От них по кабельной сети и подавался ток высокого напряжения на специальные проволочные заграждения. Батальон мог установить по фронту около шести километров таких заграждений.

В начале августа электризуемые заграждения были установлены в районе поселка Ерзовка. Они оказались весьма эффективным средством инженерного усиления обороны. Противник безуспешно пытался их преодолеть, понес при этом существенные потери. Когда батальои доносил о сожженных на электризуемых заграждениях гитлеровцах, эти сведения включались в общий отчет и направлялись в штаб фронта. Однажды командующий фронтом генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский, узнав из отчета о гибели на электризуемых заграждениях взвода фашистов, засомневался и вызвал Алексея Ивановича Прошлякова.

– Что-то уж больно много ваши саперы фрицев током убивают! Не увлекаются ли? Прошу проверить и лично доложить!

Но как правило, донесения совпадали с истинным положением вещей. Только однажды произошел довольно комичный случай.

Ночью офицер, дежуривший в одной из рот, заметил отклонение стрелки вольтметра на щите пульта управления. Это могло означать только одно – на электризуемые заграждения попали гитлеровцы. По величине отклонения стрелки вольтметра решили, что погибло человек десять-пятнадцать. Отложив до утра проверку этого факта, свое предположение доложили по телефону в штаб батальона. Старший адъютант батальона воентехник 1 ранга С. А. Ребров, заменявший заболевшего комбата, немедленно донес о случившемся в штаб бригады.

Утром Иоффе и я приехали в электротехнический батальон – нужно было проверить состояние электростанций. Когда закончили работу, командир бригады обратился к Реброву:

– Ну, Сергей Алексеевич, веди, показывай!

Однако, рассматривая из траншей сетки электризуемых заграждений в сильные бинокли, мы на них ничего не обнаружили, кроме нескольких небольших темных комочков.

– Куда же ваши гитлеровцы девались? – недовольно спросил Иоффе.

Михаил Фадеевич больше всего не любил обмана и очковтирательства. «Ложь вообще унизительна для человека, – говорил он. – А на войне совершенно непростительна. За нее часто приходится расплачиваться кровью!»

На помощь смущенно молчавшему Реброву пришел командир роты:

– Ночью из-за дроф отклонялся вольтметр. Их там больше десятка оказалось. Хлопцы ползали и почти всех доставили на кухню.

Командир бригады рассмеялся:

– Ладно. Вижу, что ошибка случайная…

Потом, почти до самого Берлина, Иоффе, когда приезжал в электротехнический батальон, подтрунивал над Ребровым:

– Ну как, Сергей Алексеевич, опять нас жареными дрофами угостишь?

Воины-электрики сражались смело и находчиво.

Как-то красноармеец А. Г. Щукин получил задание устранить повреждение электризуемых заграждений, порванных вражескими танками южнее села Ерзовка. Под огнем врага – где ползком, где короткими перебежками – Щукин добрался до места и исправил повреждения.

Вскоре противник попытался атаковать позиции 201-го стрелкового полка, но наткнулся на находящуюся под током проволоку, потерял несколько человек и отступил…

Вот что писал о действиях 6-го батальона в полосе 66-й армии ее командующий – генерал-майор А. С. Жадов: «Особую роль сыграли электрозаграждения, с которыми успешно действовал 6-й ЭТБ, в частности при отражении атак противника в направлении с. Ерзовка. Несмотря на сильный огонь противника, электропрепятствия перед передним краем обороны устанавливались в срок. Многочисленные повреждения препятствий и кабельной сети быстро устранялись, в результате чего противник при неоднократных попытках преодолеть их нес значительные потери».

На заграждениях, установленных 6-м электротехническим батальоном, током высокого напряжения было убито почти четыреста солдат и офицеров противника. Сто тридцать гитлеровцев саперы уничтожили огнем стрелкового оружия.

* * *

Под Сталинградом в бригаде всегда испытывался острый недостаток горючего. Хотя машин у нас было всего три-четыре десятка, часто бензин считали литрами. Во второй половине сентября почти все они стояли с пустыми баками. Встал вопрос: кому поручить ответственную задачу снабжения горюче-смазочными материалами?

Еще во время отступления к Волге приметил я заместителя командира роты Л. А. Радченко. На вид ему было лет тридцать. На защитных петлицах три кубика – старший лейтенант. Для его возраста звание невысокое. Припомнил, что Радченко из запаса, кажется киевский инженер-электрик. В роте у него порядок. Вызвал. Доложил четко. Выгоревшая, но аккуратно заправленная гимнастерка, белоснежный краешек подворотничка. На меня спокойно смотрят умные серые глаза. Пожалуй, этот выполнит задачу.

– Берите, товарищ Радченко, два бензовоза и ищите горючее. Срок – шесть часов. Учтите, задание важное. Без горючего не возвращайтесь.

– Есть! – старший лейтенант подкидывает руку к надетой чуть набекрень пилотке. Четкий поворот. «Неужели не достанет бензина? – скользнула тревожная мысль. – Что тогда будем делать? Да нет, такой должен выполнить приказ!»

Бензин Радченко достал. Машины смогли двинуться к назначенному рубежу. Командир бригады назначил Радченко начальником службы снабжения горюче-смазочными материалами и боепитанием.

В течение всей сталинградской эпопеи мы почти не имели перебоев в снабжении горючим. Это дело было налажено Радченко образцово, несмотря на огромные трудности.

Еще в конце августа фашистским пикирующим бомбардировщикам удалось поджечь почти все резервуары с горючим, находящиеся в городе и его окрестностях.

Доставка же горючего по Волге на танкерных баржах была крайне затруднена. Над рекой все время висели фашистские самолеты, которые бомбили и обстреливали из пушек и пулеметов суда, баржи и даже рыбацкие лодки. Гитлеровцы постоянно сбрасывали в воду сплавные и донные неконтактные мины. Мне пришлось видеть, как горел подорвавшийся на одной из таких мин пассажирский теплоход, вывозивший из пылающего города женщин и детей…

В районе Сталинграда затонуло довольно много и танкерных барж. Как это иногда бывает на войне, не было бы счастья, да несчастье помогло. Металлические танкерные баржи состояли из нескольких отсеков. Вражеские бомбы и мины выводили из строя только часть этих отсеков. Таким образом, затонувшие баржи превращались в большие подводные хранилища горючего емкостью пять – десять тысяч тонн. К тому же они были отлично скрыты в воде от глаз противника.

Вот эти-то баржи и послужили резервом для снабжения войск Сталинградского и Донского фронтов горючим. Над вопросом, откуда его берут русские в почти наглухо заблокированном Сталинграде, видимо, не раз безуспешно ломали себе голову гитлеровские генералы. Не раскрыла эту тайну и аэрофоторазведка, усиленно проводившаяся гитлеровской авиацией. Во всяком случае, баржи не подвергались повторной бомбежке.

В немалой степени этому способствовала исключительно четкая организация. Автомашины останавливались на специальном заправочном пункте в нескольких сотнях метров от баржи, куда вел хорошо замаскированный трубопровод. На пункт бензовозы направлялись по одному, согласно четко разработанному графику. В основном заправка происходила ночью при строжайшей световой маскировке.

Следующая моя встреча с Радченко произошла в конце сентября, когда гитлеровцы уже вырвались на окраины Сталинграда. Перед батальонами бригады была поставлена ответственная задача – с помощью минных полей затруднить продвижение противника. Приказ получен. Однако как его выполнить? Ведь мин в бригаде нет! В инженерном управлении штаба фронта успокаивают: с часу на час по Волге должны прибыть две баржи с деревянными противотанковыми минами.

Наконец получено долгожданное известие: баржи прибыли! Инструктирую старшего лейтенанта Радченко:

– На берегу Волги, в районе деревни Рахинка, сгружены мины. Возьмите четырех солдат, найдите мины и организуйте доставку по батальонам!

Сейчас мины для бригады все! Поэтому часа через два отправляюсь в Рахинку. Нужно посмотреть, как разворачивается Радченко.