Текст книги "...Специального назначения"
Автор книги: Виктор Харченко
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Отбив контратаку врага, наши войска снова пошли вперед. После ожесточенных боев были заняты города Нойведель и Реец. В первых рядах наступающих шли, как всегда, гвардейцы-минеры. Они под огнем врага проделывали проходы в заграждениях противника, прикрывали минами фланги соединений, не щадили себя, выполняя приказ командования.
При отражении вражеской контратаки был ранен командир 1-й роты капитан Д. И. Шимаровский. Но он не ушел в медсанбат, пока гитлеровские танки не повернули обратно. Когда фашистские машины начали обходить наше минное поле, навстречу им бросилась группа саперов, возглавляемая командиром 2-й роты капитаном А. Н. Курносовым. Отважные воины под огнем гитлеровцев установили мины внаброс на боевых маршрутах танков. Напоровшись на мины, фашисты отступили.
* * *
Западнее города Реец стали попадаться лесные массивы. Конечно, это были не бескрайние русские леса, но случалось ехать десяток, а то и два десятка километров между стен из высоких корабельных сосен. Гитлеровцы поспешно отступали и не всегда успевали заминировать дороги или устроить на них завалы.
Однако от коварного врага можно было ожидать любых сюрпризов. В лесах бродили отдельные группы фашистов, пробиравшихся на запад. Поэтому мы при совершении марша принимали все меры боевого охранения.
Вот и сейчас автоколонна гвардейцев на лесной дороге ощетинилась автоматами. За последние дни, мотаясь по батальонам, я урывал для сна лишь по нескольку часов. И под мерное пофыркивание нашего виллиса подремывал на ходу. Неожиданно машина резко затормозила. Спросонья чуть-чуть не стукнулся головой о ветровое стекло. Володя Козлов выскочил из машины и через минуту вернулся:
– Натолкнулись на гражданских фрицев. Сейчас поедем…
Немцев было сотни три. В основном старики, женщины и дети. Правда, попадались и мужчины вполне призывного возраста. При виде наших солдат в толпе началась паника. Все, даже совсем маленькие дети, подняли вверх руки с белыми платками. Вероятно, они ждали, что их сейчас будут расстреливать. Наши солдаты показывали знаками, что все свободны и могут возвращаться домой. Однако немцы не верили и растерянно толпились на обочине, ожидая расправы. Подозвал одного из мужчин и, с трудом подбирая немецкие слова, объяснил, что Красная Армия с мирным населением не воюет.
На обочине, рядом с ручной тележкой, доверху наполненной различным скарбом, стояли две старухи и девочка лет двенадцати в грязном лыжном костюме. Порывшись под сиденьем, Володя Козлов вытащил кусок хлеба и протянул ребенку. Одна из немок испуганно прижала девочку к себе и что-то быстро заговорила. Козлов вначале силился что-нибудь понять, потом махнул рукой и дал газ…
Когда мы в конце января вошли на территорию Германии, населенные пункты, занятые Красной Армией, вначале казались совершенно вымершими. «Цивильные» немцы, наслушавшиеся геббельсовских пропагандистов, бежали на запад или прятались в различных укрытиях и ближайших лесах. Однако уже через несколько дней, убедившись, что советские солдаты никого не убивают, не грабят и не насилуют, местные жители стали понемногу появляться на улицах. Они были крайне любезны, предупредительны, готовы помочь нам в любом деле. Все ругали фашистов и твердили: «Гитлер капут!»
Немцы очень быстро поняли, что Красная Армия пришла не уничтожать германский народ, как истошно вопил имперский министр пропаганды доктор Геббельс, а искоренить нацизм и милитаризм.
…Лесная дорога привела нас в Ландсберг (Гажув Великопольский), маленький чистенький городок. Здесь расположился штаб бригады.
Через несколько дней мой виллис снова катил по лесной дороге. Я ехал в 4-й батальон, отличившийся при штурме Шнейдемюля (Пила).
Гвардейцы были приданы 61-й армии, блокировавшей этот город. Гитлеровцы много раз пытались вырваться из окружения. Впереди пускали танки и самоходные орудия, за ними на бронетранспортерах двигалась пехота. Однако каждый раз броневые машины фашистов подрывались на минах, установленных нашими минерами, уничтожались огнем артиллерии.
Во время штурма города саперы 4-го батальона шли вместе, а зачастую и впереди пехотинцев. Они снимали мины, во время уличных боев подрывали здания, приспособленные врагом для обороны. Группе саперов удалось проникнуть в расположение гитлеровцев и захватить подготовленные к взрыву мосты. По этим мостам прошли наши танки и самоходные орудия, которые и ускорили падение Шнейдемюля. 14 февраля 1945 года в Москве гремел салют в честь этого события. 4-й гвардейский мотоинженерный Варшавский Краснознаменный батальон был упомянут в приказе Верховного Главнокомандующего. Несколько позже «за образцовое выполнение заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками при овладении городом Шнейдемюль» батальон был награжден орденом Александра Невского.
Батальон располагался в небольшой деревушке, километрах в пяти от Шнейдемюля.
Ряды гвардейцев поредели. Не видно многих знакомых лиц. Кто спит вечным сном на чужой немецкой земле, кто на излечении в госпитале… У многих офицеров и солдат свежие повязки. Легко раненные не хотят уходить в медсанбат. Врачам они прямо заявляют: «Чем дальше ушлете, тем труднее будет в нашу родную гвардейскую бригаду вернуться».
Пошли в роту капитана Канашина, исключительно смелого и умного командира, любимца комбрига (наш генерал был неравнодушен к смелым людям).
Рота Канашина занимала несколько домов. Входим в первый. Сидящие за столом солдаты с неохотой едят суп. Заглядываю в котелок. Куриная лапша. Жир толщиной в палец.
– Что же это, товарищи, плохо суп едите?
– Да це ж суп с фашистской курой, – отвечает за всех старший сержант лет сорока. На выгоревшей гимнастерке две ленточки за ранение и несколько медалей. – Шматок сала душа требует. Сало с хлибом – лучше усего!
Оказывается, в деревушке есть помещичья птицеферма, брошенная хозяевами на произвол судьбы. Вот уже несколько дней повара варят куриный суп. Пища для солдат непривычная, ну а главное – на чужбине уж очень истосковались ребята по шматочку сальца. Сала в эти дни на немецких военных складах захватили порядочно, ну и «пропал аппетит» к куриной лапше…
Побывал во всех подразделениях, поздравил офицеров и солдат батальона с большой победой, внимательно выслушал их просьбы и пожелания, ответил на вопросы.
В Ландсберг возвращался в самом радужном настроении. Но уже на окраине почувствовал что-то неладное. Чаще встречались патрули, то и дело стремительно проносились связные мотоциклисты. По центральной улице с грохотом шла танковая колонна. Люки башен боевых машин были закрыты…
В штабе также чувствуется какая-то особая собранность. Не видно в коридоре курящих, не толпятся офицеры, приехавшие из батальонов. Первый, кого я встретил в штабе, был майор Фишкин.
– Что тут происходит, Александр Иосифович?
– Немцы перешли в наступление, товарищ полковник!
Подробности узнал у Соколова.
– Ничего особенного. Фрицы пытаются контратаковать. Война ведь еще не кончилась… – В голосе начальника штаба ворчливые нотки. – Больно быстро привыкли только наступать… – И уже суховато, тоном штабного работника добавил: – Утром 17 февраля крупная группировка противника перешла в наступление из района юго-восточнее Штаргарда (Старгард) и Арнсвальде на Ландсберг. По сведениям, полученным от пленных, здесь действуют две танковые и четыре моторизованные дивизии СС.
Смотрю на карту. Очевидно, враг хочет зайти в тыл 1-му Белорусскому фронту, продвинувшемуся к Одеру.
В дверь постучали, и в комнату вошел майор Дворкин.
– Только что получена радиограмма от майора Гасенко, – доложил начальник связи. – Докладывает, что на минах, установленных позами батальона юго-западнее Пиритца, подорвались два танка и бронетранспортер противника.
Значит, Пиритц в руках противника. Гитлеровцам удалось потеснить наши части на восемь – десять километров.
В этот день мы получили еще одно тяжелое известие. В Познани погиб любимец бригады – командир 6-го батальона подполковник Михаил Михайлович Кущ. Трудно было поверить, что с нами уже никогда не будет этого бесстрашного, душевного человека, великолепного минера.
Наши танки обошли Познань еще 22 января. Через три дня кольцо вокруг города сомкнулось. Гитлер объявил Познань крепостью и приказал держаться до последнего солдата. Город защищали части трех дивизий, летчики и технический персонал, оставшиеся без самолетов, а также около двух тысяч курсантов местного военного училища. Познань прикрывали мощные крепостные укрепления, возведенные еще перед первой мировой войной и спешно сейчас модернизированные.
Попытка быстро взять Познань не увенчалась успехом. Завязались упорные бои за форты Познаньской крепости. После их взятия боевые действия перенеслись на улицы города, где каждый дом с толстыми стенами и узкими окнами был маленькой крепостью.
В боях за Познань активное участие принимал 6-й батальон Михаила Михайловича Куща. Его гвардейцы вели разведку освобожденной части города, обезвреживали мины и различные взрывные сюрпризы. Когда же бои за Познаньскую крепость достигли наивысшего накала, саперы стали действовать вместе со стрелковыми подразделениями. В Познани специальные штурмовые группы не создавались. Отдельные опорные пункты и здания, приспособленные к обороне, штурмовались пехотой, усиленной саперами. Наши гвардейцы-минеры действовали в боевых порядках наступающих поротно. Взрывчаткой подрывали огневые точки, устроенные в зданиях, баррикады на улицах, проделывали проломы в зданиях. Одна из рот батальона никак не могла разделаться с крупным опорным пунктом гитлеровцев. Михаил Михайлович решил поехать туда, помочь командиру. Он не послушал совета своего замполита ехать по дальней, относительно безопасной дороге.
– Ладно, все будет в порядке! – махнул рукой Кущ и поехал на мотоцикле кратчайшей дорогой, обстреливаемой противником. Разрыв немецкого снаряда – и нашего лучшего командира батальона не стало…
Упорные бои в Познани продолжались почти месяц. К исходу 23 февраля остатки гитлеровского гарнизона капитулировали. За несколько дней до капитуляции около полутора тысяч наиболее оголтелых фашистов под покровом ночи вырвались из окружения. Фронт к этому времени уже находился далеко на западе, поэтому все гитлеровцы были уничтожены или пленены.
В вылавливании «познанцев» принимали участие и батальоны нашей бригады. Как-то в штаб привели пленного, сообщившего, что он из Познани. Гитлеровец как гитлеровец. Витые майорские погоны. Полный и выхоленный, видимо тыловик.
Допрос с помощью нашего нештатного переводчика майора Фишкина вел полковник Соколов. Впрочем, услуг переводчика не понадобилось. Фашист неплохо владел русским языком:
– Кто такой, ваша должность? – начал Соколов.
– Начальник службы регулирования движения в Познани, господин оберст!
Однако большое количество цветных орденских планок на мундире майора вызывало сомнение: многовато для тыловика!
– Обыскать! – приказал начальник штаба своему ординарцу.
Лицо фашиста на мгновение испуганно вытягивается, а затем вновь принимает бесстрастное выражение.
– Вот, товарищ полковник! – На стол ложится пачка глянцевых фотографий. На них нельзя смотреть без содрогания. Какое нечеловеческое сердце нужно иметь, чтобы снимать такое: изуверские пытки, расстрелы женщин, стариков, детей! На многих фотографиях наш пленный запечатлен за «работой». А вот он аккуратно, со щеточкой, отмывает руки от крови…
Бледнеет как полотно майор Фишкин. Осенью 1941 года он попал в плен. Чудом остался жив. Через двенадцать дней бежал. Месяц пробирался к своим по оккупированной Украине. Своими глазами видел творимые гитлеровцами зверства…
Сдерживая себя, обращается к фашистскому палачу полковник Соколов:
– Значит, вы начальник службы регулирования?
В конце концов гитлеровец признается, что был заместителем начальника гестапо Познани.
…Десять дней шли ожесточенные бои с рвущимися на Ландсберг гитлеровцами. Враг был остановлен южнее Пиритца и Бана.
В этих боях отличились наши 2-й и 3-й батальоны. Умело и решительно действовали при отражении атак вражеских танков их позы. Теряя на минных полях танки и людей, гитлеровцы были вынуждены менять направления удара. За это время советское командование успевало подбросить подкрепления на угрожаемое направление.
1 марта 1945 года войска 1-го Белорусского фронта перешли в наступление в направлении Кольберг, Голлнов. Оборона врага была прорвана. Советские танки устремились на северо-запад. Мотоинженерные батальоны бригады обеспечивали их продвижение. Каждый батальон выделил специальный моторизованный отряд для проверки и разминирования дорог и колонных путей.
К 4 марта передовые танковые части фронта вышли в район Кольберга, к побережью Балтийского моря. Время от времени от Козлова и Гасенко, действовавших вместе с танкистами, приходили короткие донесения. По этим донесениям можно было судить, как стремительно продвигаются наши войска.
Около полудня 20 марта Гасенко по радио сообщил: «Нахожусь в Альтдаме. Приступили к разминированию города».
Это означало, что части 61-й армии, овладев сильно укрепленным опорным пунктом Альтдам (Домбе), уже вышли к Штеттинскому (Шецинскому) заливу Балтийского моря в месте впадения туда Одера.
На плацдармах под Кюстрином совместно с частями 5-й ударной армии с начала февраля действовали наши 1-й и 7-й батальоны.
Еще в начале февраля гитлеровцы взорвали лед на реке выше плацдармов, открыли шлюзы. Начался ледоход. Положение советских войск на плацдармах осложнилось. Они фактически оказались отрезанными от баз снабжения.
Как там наши на плацдарме? Эта мысль не давала покоя никому в штабе бригады. Полковник Соколов то и дело спрашивал радистов:
– Ну, что слышно от Фролова и Исаева?
Радиограммы с плацдармов были редки и немногословны. Чувствовалось, что радисты отрезанных батальонов экономили аккумуляторы. Сообщали, что все в порядке, просили подбросить мин…
Посоветовавшись с командиром бригады, решил поехать на плацдарм под Кюстрином. Добрались до небольшого немецкого городка Альтшаумбург на правом берегу Одера. Водитель Володя Козлов ухитряется не заблудиться на узких, без следов войны, улицах. Неожиданно где-то совсем рядом разорвалось несколько снарядов. Остановились около регулировщика.
– Откуда это грохает? – поинтересовался Козлов.
– Стреляют из Кюстрина! – ответил солдат.
В руках гитлеровцев на восточном берегу реки остался небольшой плацдарм с городом Кюстрин и одноименной крепостью. Несколько попыток наших войск ликвидировать его окончились неудачей.
Попасть на плацдарм оказалось нелегко. В начале февраля через Одер было наведено несколько низководных и понтонных мостов под различную нагрузку. Однако во время искусственно ускоренного ледохода и начавшегося паводка все они, несмотря на героические усилия саперов, были снесены. Пришлось грузы перебрасывать на лодках и паромах. На пунктах переправ большие очереди. На паром попали после довольно долгого ожидания, коротко, но жарко поговорив с комендантом переправы.
В месте переправы ширина реки была метров триста – триста пятьдесят. По темной, свинцовой воде грязно-серыми островками плыли льдины. На некоторых чернели какие-то обломки, колья с обрывками колючей проволоки. Вот совсем рядом скользнула льдина с вмерзшей серой шинелью. На пароме сняли шапки…
Штаб 7-го батальона располагался в подвале полуразрушенного кирпичного здания на окраине поселка Киниц.
В сводчатом, мрачном помещении, освещенном тусклой коптилкой из снарядной гильзы, меня встретил плотный мужчина лет тридцати, широколицый, с массивным подбородком, – заместитель командира батальона майор Н. А. Огурцов. В армии он с декабря 1940 года – сразу же после окончания Ленинградского института инженеров водного транспорта. Войну встретил на строительстве укрепленного района на западной границе. С боями отходил к Киеву и далее к Дону и Волге. В бригаде со дня ее основания. Опытный, волевой командир.
– Не замерзли, товарищ полковник? Может, хотите согреться? – предложил Огурцов, вынимая фляжку. – Я же знаю, как тяжело до нас добираться…
– Спасибо, потом. Где Исаев?
– Спит в соседней комнате. Всю ночь был на переднем крае, проверял, как привязывают новые минные поля. Ведь нам же и снимать их придется… Разбудить?
– Пусть отдыхает… Доложите, как тут у вас дела.
– Кто это пришел? – послышался басовитый голос из-за плащ-палатки, прикрывающей проем в соседнее помещение. Разбудили все-таки Исаева! Он вышел, на ходу застегивая воротничок гимнастерки. Поздоровались.
– Вы спрашиваете, чем занимаемся? Ставим мины на переднем крае, – комбат докладывал короткими, рублеными фразами. – Пока все атаки отбиваем. Вот только б мин побольше… А то всего двести штук осталось…
Побывал я и в 1-м батальоне у Фролова. Там тоже дела шли нормально и тоже просили подбросить хотя бы две-три сотни мин.
На плацдарме встретился с командиром оперативной группы подполковником А. А. Голубом. Александр Александрович был чем-то серьезно озабочен.
– Генерал Фурса для защиты переправ через Одер приказал поставить в воде мины. А у нас есть только СРМ. Они после установки срабатывают, ведь течение до полутора метров в секунду…
Да, положение серьезное. Гитлеровцы всеми силами пытались разрушить наши переправы через Одер. Попытки разрушить их с воздуха отбивались истребителями и зенитной артиллерией. Тогда противник стал спускать сверху по течению сплавные мины и посылать по реке группы диверсантов.
Таким образом, требование начальника инженерных войск 5-й ударной армии генерала Фурса понять можно. Однако технически оно было невыполнимо. Пришлось ехать объясняться. Как всегда, с Дмитрием Тимофеевичем Фурса договорились быстро. Решено было выше переправ протянуть через реку несколько стальных тросов для задержки или срабатывания сплавных мин. Специальные команды должны были восстанавливать перебитые тросы и не допускать к переправе подводных диверсантов.
С помощью принятых мер надежно защитили переправы от плавучих мин и вражеских подрывников. Однако фашисты не успокоились…
Как-то я увидел необычную картину. Из свинцового облака вдруг вывалился «Хейнкель-111» и направился к понтонному мосту, по которому сплошным потоком шли войска.
С некоторым опозданием открыли огонь 37-миллиметровые зенитки. Неожиданно вражеский бомбардировщик свалился в крутое пике и врезался в пологий правый берег, метрах в восьмистах от переправы. Вверх взметнулось огромное бело-оранжевое пламя. Через несколько секунд в лицо ударила тугая теплая воздушная волна. С моста сбросило несколько человек. Их вылавливали с лодок. Движение по мосту продолжалось.
Позднее мы узнали, что гитлеровцы пытались применять против переправ радиоуправляемые самолеты. Сверху устаревшего «Хейнкеля-111» (без экипажа) крепился истребитель «Фокке-Вульф-190», затем бомбардировщик до предела начиняли взрывчаткой. Такая «спарка» взлетала под управлением летчика-истребителя. Вблизи цели бомбардировщик отцеплялся и наводился на переправу с «фокке-вульфа» по радио. Технически все работало довольно исправно, однако на практике точных попаданий по мостам фашистам добиться не удавалось. Видимо, нервы воздушного наводчика под огнем нашей зенитной артиллерии и в ожидании атак истребителей не выдерживали. Вот такую «новинку» гитлеровцы опробовали и на плацдарме под Кюстрином. И с тем же успехом.
Обратно с плацдарма в штаб бригады добирался без особых приключений. Правда, когда паром был на середине Одера, из низкого серого неба стремительно вырвались два «Фокке-Вульфа-190» и сбросили несколько бомб. Одна из них разорвалась метрах в пятидесяти от нас и забрызгала грязной холодной водой
* * *
Пока наши гвардейские батальоны инженерных заграждений ставили мины на пути гитлеровских танков, контратакующих под Штаргардом и на Одере, 8-й гвардейский батальон специального минирования выполнял особое задание.
На Одер с реки Висла должны были подойти корабли Краснознаменной Днепровской военной флотилии. Они следовали по каналу Бромберг (Быдгощ) – реки Нетце (Нотец) – Варта – Одер (Одра) и далее по каналам до реки Шпрее.
Нашим гвардейцам и было поручено расчистить фарватеры для прохода судов по каналу Бромберг – Нетце – Варта.
Выполнение этой задачи было поручено заместителю командира 8-го батальона майору М. П. Болтову и заместителю командира батальона по технической части капитану М. Ш. Меламеду. В их распоряжение поступала 2-я рота капитана А. С. Будко. От моряков прибыла группа водолазов.
Очистка фарватера началась от города Быдгощ (Бромберг). Как показала рекогносцировка, шлюзы канала, идущего из Вислы, сохранились. Видимо, поспешно отступая, фашисты просто не успели их уничтожить, однако на территории города было взорвано около десяти мостов через канал. На мосты, чтобы затруднить восстановительные работы, фашисты перед взрывом загоняли автомобили, паровозы, вагоны. Вся эта груда обломков железобетона и исковерканного металла лежала на дне канала, который предстояло расчистить саперам.
Срок выполнения задания был жесткий, поэтому генерал Иоффе на инструктаже приказал: «Взрывчатки не жалеть, сделать все, чтобы задачу выполнить вовремя!»
Конечно, проще всего было расчищать фарватер взрывами мощных многотонных зарядов, уложенных на дно канала. Трофейного тротила вполне достаточно. Но так можно было действовать вне населенных пунктов. В городе могло пострадать мирное население, жилые дома и предприятия.
Работы в Быдгоще заняли не один день. Подрывать разрушенные мосты приходилось сравнительно небольшими зарядами. Обломки цепляли стальными тросами и вытаскивали лебедками и тракторами.
Расчистив фарватер в Быдгоще, наши саперы пошли вдоль канала к реке Варта. В районе города Дойчкроне в воротах шлюза на дне обнаружили танк Т-34. Местные жители рассказали, что экипаж этого танка попытался преодолеть канал по пешеходному мостику. Мостик не выдержал и провалился вместе с танком.
Что же делать с тридцатьчетверкой? Поднять целиком? У нас для этого не было никаких средств. Подорвать? Можно повредить шлюз. На счастье, неподалеку находился танкоремонтный батальон, занятый сбором и ремонтом поврежденной техники. Хитрый Болтов начал разговор с командиром этого батальона «ходом коня»:
– Можем подарить соседям целый исправный танк.
– Где? – живо заинтересовался капитан ремонтник. – Не может быть!
– На дне шлюза!..
Для ремонтников эта машина, видимо, была сущей находкой. Поэтому уже на следующий день ее с помощью танковых тягачей быстро подняли со дна шлюза.
Вскоре флотских водолазов отозвали, и нашим саперам пришлось действовать самостоятельно. Проверку дна каналов после взрывных работ стали производить с помощью самодельного трала – стального троса с грузами, который буксировался двумя лодками. Так же действовали и на реке Варта.
В начале марта Варта сильно разлилась. Течение было быстрым, с многочисленными водоворотами. Несмотря на это, саперы продолжали очистку фарватера. 13 марта лодку, в которой находился майор Болтов и группа саперов, сильным течением прижало к обломкам разрушенного моста и перевернуло. Воины оказались в ледяной воде. На помощь тонущим товарищам пришли люди из специальной спасательной команды, которую возглавлял заместитель командира батальона по политической части майор Боймельштейн. Спасая товарищей, сам Мирон Матвеевич сорвался в воду и принял ледяную ванну. Всех «купающихся» быстро вытащили из воды.
По мере очистки фарватера корабли Краснознаменной Дунайской флотилии продвигались вперед по каналам и рекам. Они дошли до Шпрее и приняли активное участие в битве за Берлин.
Особенно успешно действовали бронекатера с реактивными многозарядными установками. Своим огнем они во многом способствовали форсированию Шпрее нашими войсками. Корабли флотилии вели разведку, их использовали для переброски личного состава и техники через водные преграды. В боевых успехах моряков была частица труда гвардейцев-саперов.
Закончив работы по расчистке фарватера, гвардейцы 8-го батальона специального минирования получили новое, совершенно неожиданное задание. Им поручили изготовить сплавные мины. Эти мины должны быть спущены вниз по Одеру в Штеттинскую бухту для подрыва фашистских судов.
За конструирование сплавных мин взялась группа саперов, которую возглавил капитан М. Ш. Меламед. Работая над изготовлением мин, саперы шутили: «Совсем хлеб у моряков отбиваем: то корабли Днепровской флотилии пропускаем, то мины против гитлеровского флота делаем!»
Находились скептики, которые рассуждали примерно так: «Ну что мы можем сделать несколькими килограммами взрывчатки бронированным военным кораблям?»
Однако капитан Меламед не обращал внимания на подобные разговоры. На небольшом озерке он организовал испытательную станцию. Под старыми трофейными металлическими понтонами подрывались заряды взрывчатых веществ.
«Прежде всего необходимо хотя бы ориентировочно определить вес заряда, необходимого для подрыва катеров и других небольших судов, – думал капитан Меламед. – Ведь с линкорами и крейсерами нам воевать не придется. Да они и не войдут в устье Одера!»
Опыты показали, что от взрыва трех килограммов тротила в металлическом борту понтона появляется сравнительно небольшая пробоина. Зато от десяти килограммов результаты получаются вполне удовлетворительные. Эту величину и взяли для минимального заряда.
В то время как одна группа экспериментировала, подбирая нужный вес заряда, в полевой мастерской батальона кипела работа. Здесь срочно изготовлялись сплавные деревянные мины. Делали их несколько типов. Наиболее мощные, с зарядом в несколько десятков килограммов, обычно имели устройство ФТД для взрыва по радио на расстоянии. На некоторых минах устанавливались часовые или химические взрыватели для взрыва после истечения заранее заданного срока. Кроме того, мины имели и контактные взрыватели, которые должны были срабатывать при касании одного из концов специальной деревянной крестовины о борт вражеского корабля.
Готовые мины под покровом темноты доставлялись к разрушенному железнодорожному мосту через Одер. Здесь их осторожно спускали на воду, вставляли капсюли-детонаторы, подготавливали взрыватели. Легкий толчок – и мина неслышно поплыла в Штеттинскую бухту. Сейчас она еще не опасна. Электрическая цень разомкнута. Однако через некоторое время, уже отплыв от берега, мина «становилась на боевой взвод». Предохранители наши умельцы ставили самых различных типов. Чаще всего это был электрохимический замыкатель. По истечении заданного времени кислота переедала медную проволоку, удерживаемый ей контакт под действием пружины замыкал цепь, которая теперь имела разрыв только во взрывателе. Иногда мина ставилась на «боевой взвод» выдергиванием шпагатом с расстояния 15–20 метров специальной чеки.
…В одну из мартовских ночей я присутствовал в Альтдамме при спуске сплавных мин. Их спускали на воду с интервалами в две-три минуты. Кругом глубокая, бархатная тьма. Только справа, где-то под Штеттином (Шецин), изредка вспыхивают гитлеровские осветительные ракеты да время от времени на горизонте рубит свинцовую воду белый луч прожектора с фашистского военного корабля. Томительно тянется время. Тишина такая, что слышно, как бьется собственное сердце. С момента пуска первой мины прошло около часа. Для встречи ее с вражескими судами еще рано.
Неожиданно тьма раскалывается ослепительной вспышкой.
– Черт! – ругается стоящий рядом комбат подполковник Пергамент. – Прибило ветром к нашему берегу, и она сработала.
Закончить он не успел. Опять ударила воздушная волна взрыва. Через некоторое время у берега сработали еще две мины. Нам сегодня не везет – ветер дует с запада… Затем долгая пауза… Только под утро где-то далеко в бухте вспыхнули два взрыва. Похоже, что на этот раз подорвалась какая-то гитлеровская посудина.
Значительно лучше бывало при восточном или южном ветре. Тогда мины быстро выносило в бухту, и наши наблюдательные посты отмечали взрывы среди вражеских судов.
Определить точно потери противника от саперных сплавных мин трудно. Однако, по наблюдениям постов, на них подорвалось три бронекатера, баржа с грузом, получил серьезное повреждение тральщик, были уничтожены два моста.
Дело было не только в потерях врага. Эти простые самодельные мины нагнали порядочно страху на гитлеровских моряков и существенно снизили объем водных перевозок в Штеттинской бухте.
К сожалению, при неблагоприятном ветре сплав мин был практически бесполезен. Нужного же ветра иногда приходилось ждать по нескольку дней.
В одну из таких вынужденных пауз в батальон приехал заместитель командира бригады по технической части полковник Л. Д. Леонтьев. Он порекомендовал Пергаменту всерьез заняться «саперной артиллерией». В ходе наступления наши войска захватили огромное количество трофейных артиллерийских снарядов различных калибров. Куда их девать? Ведь по калибру они не подходят к советским орудиям. Тогда наши минеры и решили организовать свою «саперную артиллерию».
В это время вернулись с расчистки фарватеров майор Болтов с ротой саперов капитана А. С. Бутко.
«Ну вот, товарищи, – предложил им Леонтьев, – и займитесь снарядами». Полковник дал общие указания. Детали конструкции, сборку в группах решали коллективно офицеры, сержанты и солдаты роты. Однако больше всего творческой инициативы проявил командир взвода старший лейтенант Владимир Александров.
Противник занимал оборону по западному берегу Одера.
Для первого «саперно-артиллерийского» налета было собрано около двухсот трофейных снарядов калибром от 150 до 211 миллиметров, самых различных типов: фугасных, осколочных, шрапнельных, зажигательных, дымовых. На берегу Одера для каждого снаряда была отрыта в сторону противника аппарель. На ее дно укладывалась доска толщиной четыре – шесть и длиной около пятидесяти сантиметров. На доску укладывался брикет аммотола, затем еще такая же доска, на которую устанавливался донной частью снаряд. В головную часть снаряда вместо вывинченного взрывателя вставлялась 75-граммовая тротиловая шашка. К каждому снаряду подводилось два электродетонатора. Один из них, мгновенного действия, вставлялся в аммотоловый брикет, другой, со сроком замедления три – пять секунд, – в тротиловую шашку в головке снаряда. Всего, таким образом, было подготовлено две группы снарядов, примерно по сто штук в каждой.
К этому времени на противоположной стороне, в районе взорванного моста, гитлеровцы примерно с полуночи начали проводить работы по укреплению своих позиций. Слышны были приглушенные голоса, стук топоров, удары металла о металл. Часа в два ночи, когда, по нашим соображениям, на левом берегу Одера скопилось большое количество гитлеровцев, последовала команда: «Взрыв!»