Текст книги "Сказание о рыцаре"
Автор книги: Виктор Каменев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Каменев Виктор Евгеньевич
Сказание о рыцаре
ОТ АВТОРА
Это повествование вышло несколько странным – средневековые рыцари в нём летают на самолётах, развлекаются телевизором, общаются по телефону, словом пользуются всеми благами современной цивилизации. Автор и сам не понимает, отчего так получилось. Но не стоит никого подозревать в попытке содрать идею у Марка Твена с его «Янки при дворе короля Артура». Дело было так: мне и моей жене попала в руки тетрадь со странными рассказами о рыцаре, имя которого ни разу не упоминалось.
– Бред какой-то,– сказали мы, прочитав эту писанину.
Но затем, по наитию, вдруг решили навестить хозяина тетради – благо сумасшедший дом, где он в тот момент пребывал, располагался неподалёку.
А там произошла совсем уж неожиданная вещь. Хозяин тетрадки рвал на груди смирительную рубашку и клялся в том, что всё нами прочитанное – чистая правда. Будто бы у него была старая-старая книга на немецком языке, изданная в 1648 году печатным двором какого-то Иоганнуса Каппельмайера. И он просто делал из неё переводы, только и всего.
На нас с женой эта беседа произвела тягостное впечатление. Во-первых, имелась причина усомниться в познаниях нашего собеседника в области немецкого языка – он не смог перевести даже расхожую фразу "Хэнде хох". Во-вторых, саму книгу издательства Иоганнуса Каппельмайера этот человек предъявить не смог. По его словам, её у него украли в поезде на станции "Одесса-Товарная".
Короче говоря, я на эту затею плюнул и обо всём забыл. Но через некоторое время мне понадобились кое-какие материалы по средневековью. Я собирался написать роман о том, как один мужик отправился в крестовый поход, а враг тем временем захватил его замок. Но главный герой потом вернулся и настучал всем по башке. Ну и любовь там, конечно, колдовство...
Замысел был интересным. Зевая во весь рот, я листал средневековую летопись и вдруг так и застыл на стуле, завидев имя Манфред фон Шульц, знакомое мне по той самой тетрадке. Правда, по паспорту этот рыцарь прозывался Мартин фон Швайнхоффен. Будь у меня такая фамилия, я бы тоже предпочёл именоваться Шульцем, но не в этом дело. В той же летописи рядом с ним действовал некий рыцарь, по описанию и манерам схожий на главного героя опусов из той самой тетрадки.
Признаться, это меня взбудоражило. Я зарылся в летописи, но, после долгих поисков откопал только сетования какого-то попа по поводу того, что дворянство не проявляет инициативы и сознательности в борьбе с ведьмами и колдунами. В пример ленивым он приводил славного рыцаря Мартина фон Швайнхоффена, который где-то там обезвредил злое и страшное привидение.
Я решил ещё раз съездить к моему знакомому сумасшедшему. Но тут вдруг выяснилось, что он, всю жизнь бывший тихопомешаным и охотно оказывавшим мелкие услуги техническому персоналу психиатрической лечебницы, с какой-то радости превратился в настоящего маньяка. Главврач очень не советовал мне с ним встречаться, но я всё-таки пошёл, о чём впоследствии горько пожалел. Разговора не получилось. Более того, он меня укусил, хотя я не сделал ему ничего плохого, даже апельсинов принёс.
Итак, расследование зашло в тупик. Я пораскинул мозгами и решил не очень-то расстраиваться по этому поводу, а лучше написать книгу. Уж как-то да получится. И вот что из этого вышло:
ГЛАВА ВВОДНАЯ
О том, как рыцарь вступил во владение
замком и набрал себе штаты.
Матушку свою я почти не помню, а батюшка всю жизнь занимался тем, чем и положено настоящему рыцарю – грабежом и разбоем. Ни один купеческий караван не мог бесплатно миновать его земли. Наш замок в ту пору всегда напоминал действующий военный лагерь: головорезы моего батюшки в любой момент готовы были выступить в вооружённый поход.
Далеко не всем это нравилось, поэтому в пору моего детства мы выдержали две нешуточных осады. Оба раза нас выручал потайной ход из замка, через который батюшка выводил по ночам самых отчаянных головорезов из своей гвардии и обрушивался с тыла на ничего не подозревающих врагов. В это же самое время из замка их атаковал ударный кулак основных сил. Оба раза осаждавшие нас оказывались разбитыми наголову.
Заниматься мной было некому, но однажды дозорные схватили на дороге воина. Перед своим пленением тот сражался, как дьявол, и уложил четверых, но затем сказалось-таки численное превосходство наших солдат. Этот молодчик имел наглость заявиться на наши земли без денег – у него только и отобрали, что-то с десяток золотых монет. Батюшка совсем уж было собрался его повесить, но вспомнил вдруг обо мне.
Странствующему воину предоставили выбор: или он обучает меня владению оружием, или его отправляют на побывку к дальним предкам. Скрепя сердце, тот выбрал первое, хотя видно было, что ему вовсе не хочется возиться с таким беспомощным щенком, как я.
Так и окончилась моя вольная жизнь. Воин (он назвался Эриком Свенссоном) теперь каждый день будил меня рано утром, заставлял бегать вокруг замка, поднимать тяжести, ездить на лошади, стрелять из лука и арбалета, плавать, нырять, драться мечом, алебардой, оглоблей, руками, ногами, кистенем, булавой, топо-ром, кинжалом, вилами, метать копьё на дальность и в цель. Всё вышеперечисленное не составляло и трети того, чем я занимался под руководством Эрика Свенссона. Этот тип всегда мог удивить. Бывало, он ни с того, ни с сего заставлял меня рубить дрова или носить по кухне огромный, скользкий от жира котёл с кипятком.
Но я не жаловался, понимая, что из меня делают настоящего рыцаря. Моё тело наливалось силой, появлялось умение в обращении с оружием, росла уверенность в себе. Но лишь через три года Эрик устроил мне испытание.
Каждый раз перед Новым годом батюшка проводил в нашем замке турнир. Воины бились деревянными мечами. Победителем в поединке считался тот, кто ударял своего соперника три раза. Выигравший весь турнир получал в награду боевого коня или дорогое оружие, а иногда и золотые побрякушки, снятые с жены какого-нибудь богатого купца. Батюшка в подобных мероприятиях участвовал редко, ибо в таких случаях пропадала вся интрига соревнования – до сих пор ещё никому из наших не удавалось его победить.
В этот раз он решил принять участие в турнире. Впервые записались в заявку и мы с Эриком.
До сих пор в таких турнирах мой батюшка не только не проигрывал, но и не пропускал от соперника более одного удара. В том году нашёлся воин, который в итоге хоть и сошёл с дистанции, но нанёс ему два, причём в настоящем бою оба были бы смертельными. Поединок этот видели все солдаты и слуги моего батюшки, а также крестьяне из окрестных деревень. Воином, о котором идёт речь, был я.
В финале мой батюшка сошёлся с Эриком. Бой продолжался более часа, за это время они по разу ударили друг друга. А затем батюшка своей волей прекратил поединок. Главный приз турнира – большое золотое блюдо – разделили пополам, разрубив его ударом алебарды.
Лишь много лет спустя я понял причину такого поступка моего батюшки. Передо мной бились два самых авторитетных для меня человека. Батюшка просто не хотел, чтобы кто-то из них уронил свой престиж в моих глазах.
По окончанию турнира он поблагодарил Эрика, наградил его и отпустил с миром. Но мой наставник попросил оставить его в замке и записать в гвардию.
А в следующем году я ушёл в крестовый поход.
Чтобы рассказать обо всём, что там было, нужна отдельная книга. Вкратце же это выглядело так: я бился с сарацинами, участвовал в набегах и грабежах. Появился у меня и друг на всю жизнь – германский рыцарь Манфред фон Шульц. Познакомились мы с ним следующим образом: во время одной из битв меня сбросили с коня. Надо мной тотчас навис огромный сарацин с копьём в руке. Очень отчётливо я видел острый наконечник, сверкавший на солнце гранями, готовый пропороть мою кольчугу и погрузиться в живот. Я уже ничего не успевал предпринять для защиты.
Внезапно глаза напавшего на меня сарацина полезли из орбит, башка его склонилась набок; он уронил копьё и медленно осел на землю. Я увидел над собой массивную тушу, втиснутую в латы, но почему-то без шлема. Человек этот пролаял мне что-то по-немецки, поставил меня на ноги, сунул в руку меч и снова устремился в бой.
Так состоялась моя первая встреча с Манфредом фон Шульцем.
Вечером, после битвы, я узнал всё о нём и отправил ему подношение. У меня жила сарацинская девушка, отбитая у одного местного чиновника. Он готовил её в качестве подарка всесильному вельможе, чтобы иметь в будущем какие-то дивиденды, но тут шайтаны принесли на его голову меня. Я забрал девушку себе.
Сразу же после этого добрая половина нашего лагеря словно сошла с ума. Ко мне целыми днями приходили какие-то люди, предлагая продать или обменять сарацинку. Они приводили коней, приносили оружие от лучших мастеров, дорогие ткани, золотую посуду. Но я и сам имел виды на эту девушку.
Вскоре интерес к ней у моих соратников пропал, и нас оставили в покое.
Но теперь вырисовывалась совершенно иная картина. Манфред фон Шульц спас мне жизнь, поэтому я и отправил к нему свою сарацинку, нагрузив её золотым блюдом, на котором лежал отрез дорогой материи и драгоценная чаша, наполненная самым лучшим шербетом, который только можно было достать в тех краях.
Через час сарацинка вернулась. На ломаном немецком она сообщила мне о том, что тряпка хороша, и Манфред уже постелил её у своего ложа; пиво – дрянь, на родине фон Шульца его варят в сто раз вкуснее; за блюдо спасибо, пригодится в хозяйстве, а с моей стороны просто свинство не проведать боевого товарища и не выпить с ним за победу христианского оружия.
Я не мог не принять приглашения. Мы пили с Манфредом всю ночь. За это время войска успели сначала поднять по тревоге, а затем сыграть отбой; английские рыцари подрались с немецкими и австрийскими коллегами; дежурное подразделение отразило нападение небольшого неприятельского отряда; под шумок сбежала моя сарацинка. А нам все было мало. В дальнейшем мы виделись каждый день и крепко сдружились.
Тем временем поход продолжался. Одна из дам полусвета, путешествовавшая с нашей армией, в свободное от любовных утех время обучила меня грамоте. Мои дорожные сумки потихоньку наполнялись золотом и драгоценностями, отнятыми у нехристей-сарацин. Там же меня и в рыцари посвятили.
Дело было так: однажды полчища Саладина преподавали нам урок на тему: "Места обитания ракообразных в зимний период года". Наша армия героически драпала во весь дух. Я отличился тем, что в ходе отступления отбил у сарацин наш штандарт, поначалу захваченный ими.
Надо признаться в том, что меня крайне мало интересовали Святая Земля и Гроб Господень как в целом, так и по отдельности. Зато деньжат мне срубить удалось.
Я вернулся домой. А на следующий день произошла трагедия: погиб батюшка. Его застрелил лучник, охранявший купеческий караван, на который мы совершили набег.
Я был сражён наповал обрушившимся на меня горем. А после похорон батюшки начались невзгоды. Разошлась вся наша гвардия. Эти суровые вояки не могли заставить себя стать под моё начало – слишком хорошо они помнили меня сопливым пацаном. Уехал их капитан в поисках лучшей доли. Отбыл в неизвестном направлении управляющий замком. Старый батюшкин оруженосец попросился на пенсию – я не смог уговорить его послужить ещё. Ушла добрая половина слуг.
У меня остался замок, прилегающие земли с деревнями да верный Эрик, не позволивший мне пасть под ударами судьбы.
Для начала он куда-то исчез на два дня, вернувшись с каким-то молодчиком жуликоватого вида. Этот тип сидел в тюрьме за мошенничество; Эрик выкупил его оттуда и предложил ему место управляющего делами.
Тот согласился. Звали его Гастоном. Он имел крепкую хозяйскую хватку и прекрасно разбирался в механизмах всевозможных надувательств. Мне не пришлось жалеть о деньгах, потраченных на него Эриком. Гастон наладил поступление в нашу казну налогов с крестьян, упорядочил расходы, былые разбойничьи набеги на купцов заменил умеренными пошлинами, навёл порядок в хозяйстве самого замка.
Вскоре ему понадобились помощники – казначей и завхоз. Первого я переманил из иезуитского монастыря, второго нашёл среди деревенских старост.
Всё было бы хорошо, но я нуждался в личной гвардии. До сих пор обязанности капитана выполнял Эрик, а сама она состояла из трёх десятков кое-как обученных крестьян. И если первое меня вполне устраивало, то со вторым я никак не мог примириться, а посему кинул клич о помощи своим друзьям по крестовому походу.
Они откликнулись. Каждый прислал по нескольку превосходных воинов, но более всего мне помог гасконец Жером де Кастельмор. Сам отчаянный головорез, не боявшийся залезть в любое пекло, он не мог не оказать покровительство тому, кто был схож с ним, словно зеркальное отражение, а именно капитану армии его величества по имени Жюст Моннель, заочно приговорённому военным трибуналом к повешенью за мародёрство. Отсрочка приговора объяснялась тем, что поймать этого человека никак не удавалось, хотя он скрывался не один, а во главе отряда тяжеловооружённых пехотинцев в полсотни человек. Целая дивизия безуспешно гонялась за ним добрых полтора года; за это время Жюст Моннель выказал умение уходить из ловушек, прорываться из окружения и держать осаду в местах, совершенно для этого не приспособленных. Де Кастельмор прислал его ко мне с самыми восторженными рекомендациями.
Я принял Жюста Моннеля, и это стало известно. Мне пришлось ехать в Париж и ходатайствовать перед его величеством за опального капитана, упирая на свои заслуги в крестовом походе.
В конце концов, дело было улажено. А на обратном пути, отдыхая в деревенском кабачке, я стал свидетелем любопытной сцены: крестьяне поймали вора.
Здоровенный малый с круглой физиономией, заросшей бородой, в широченной рубашке и таких же штанах, перепоясанных кушаком, чуть ли не с час молотил своих преследователей направо и налево огромными кулачищами, но уйти ему не дали. Видно было, что крестьяне имели на него порядочный зуб, это угадывалось по тому, с каким остервенением они бросались на него и с каким упорством поднимались с земли те, кто пропускал от детины удары.
Кончилось дело тем, что его скрутили, подтащили к дубу и накинули на сук верёвку.
Люди всегда были жестоки к своим ближним. Детина извивался в руках крестьян, по его щекам текли слёзы бессильного бешенства, но никто в толпе и кабаке его не пожалел. Получившие от него отметины в драке, злобно орали, поторапливая вешателей, остальные молча скалили зубы. Я не мог более усидеть на месте.
Детина никак не позволял накинуть себе на шею удавку – он изворачивался, втягивал голову в плечи, что ещё больше распаляло и без того разозлённых крестьян. Выскочив из кабака, я врубился в толпу и вскоре оказался рядом с тем самым дубом. Вешатели нерешительно застыли на местах.
– Эй, малый !– сказал я.– Пойдёшь ко мне оруженосцем ?
– Господи, ваша милость,– ответил тот.– Да хоть комнатной собачкой. Вы только меня отбейте, а там я уже на всё согласен.
В тот же миг я разогнал мечом вешателей и перерубил верёвки, стягивавшие руки детины.
Надо заметить, что крестьянам это совершенно не понравилось. Они плотно окружили нас со всех сторон, вооружённые вилами, косами и цепами. В тот момент меня крайне интересовала одна вещь, а именно: сможем ли мы пробиться вдвоём и остаться при этом более-менее невредимыми ?
Чем-то мне понравился этот детина. Для комнатной собачки он, конечно, был великоват, но в качестве оруженосца вполне бы сгодился.
– Хорошенькое дело,– сказал единственный толстяк из окружавшей нас толпы.– Вы – рыцарь, а заступаетесь за вора.
Похоже, он был старостой.
– Мне нужен этот вор,– ответил я.
Но крестьяне не хотели мне посочувствовать. Они понимали только то, что вор, уже почти повешенный, ускользает из их рук.
– Всё будет в порядке, ваша милость,– прошептал мне детина,– вдвоём мы пробьёмся. Эти хамы ещё не знают, с кем имеют дело.
– Послушайте, люди !– громко сказал я.– Мне, вообще-то, понятно ваше ожесточение. И если этот мерзавец что-то у вас украл, то я готов уплатить убытки. Как вам такое предложение ?
Крестьяне, окружившие нас, мрачно молчали. Они бы уже давно бросились в драку, но, похоже, не были уверены в том, что их сеньор отнесётся впоследствии к этому благосклонно.
Я вытянул вперёд левую руку и разжал кулак. На моей ладони весело заблестела золотая монета.
– Я на столько не наворовал,– пробормотал детина.
– Заткнись, осёл,– шикнул я на него.
– Не надо нам !– закричали из толпы.– Повесить его ! Отойдите, господин рыцарь !
Вслед за этим около моей головы просвистел камень. Стараясь держать себя в руках, я ответил:
– Пусть говорят те, кого он обворовал.
Словом, дело уладилось. Любители смотреть на повешение разошлись несолоно хлебавши, зато те, кто пострадал от моего нового оруженосца, остались довольны и приглашали его, в случае необходимости, приходить ещё.
Детину звали Франсуа. В тот же день он приступил к выполнению своих обязанностей.
Впоследствии я узнал о том, что мой Франсуа – лодырь, бабник, пьяница, обжора – словом, достойный во всех отношениях человек. Ему в своё время приходилось быть бродячим клоуном, вором, копейщиком в армии его величества, там же и мародёром, налоговым инспектором и конюхом. Он даже в крестовый поход ходил. С тех пор моё оружие всегда было тщательно отточено, а ржавчина на доспехах не просматривалась даже при самом придирчивом осмотре.
Первый мой рыцарский турнир в качестве владельца замка проходил в Уэльсе, в городе Суонси. Я довольно резво поднимался вверх по турнирной сетке, однако в полуфинале мне довелось встретиться с непобедимым до сих пор соперником. Это был сэр Ланселот – рыцарь Круглого стола при дворе короля Артура.
Я плохо помню подробности того поединка. Вначале мы с Ланселотом вышибли друг друга из сёдел, затем долго молотились мечами. Король Артур прервал бой и присудил победу по очкам Ланселоту.
Я был взбешен. Но на турнире присутствовали японские наблюдатели, которые и сумели меня успокоить. Им срочно нужен был рыцарь, неизвестный широкой публике, но перспективный. Я им вполне подошёл, поэтому фирма "Джи Ви Си" заключила со мной контракт на рекламу. С тех пор мне вменялось в обязанности постоянно таскать их логотип на щите и нагруднике. Ну, и побеждать почаще, что понятно. Японцы неплохо за это платили.
В следующие два года я принял участие во множестве турниров самого различного уровня. Некоторые из них выиграл. Моё имя в рейтинге европейских рыцарей закрепилось в четвёртом десятке, затем перескочило в третий, после переползло во второй...
Тем временем мой старый, верный Эрик изнывал от тоски и безделья. От управления гвардией Жюст вежливо, но твёрдо дал ему от ворот поворот, подтягивать меня в искусстве владения мечом он ленился, в экономике мой бывший наставник не смыслил, да и там у меня имелись специалисты. Всё это привело к тому, что Эрик помешался на шпионаже.
Вначале это выражалось в запойном чтении соответствующей литературы и лазаньем по каким-то таинственным сайтам в Интернете. После этого в нашем замке начали появляться агенты Интерпола и прочие подозрительные личности. Эрик начал меня пугать. Выяснилось вдруг, что он всё обо всех знает, может дать любую справку о любом человеке, имеет какие-то странные и дикие суждения о событиях, происходящих в мире, относится ко всему с подозрением.
До определённого момента я смотрел на увлечения Эрика сквозь пальцы. От его шпиономании мне было ни жарко, ни холодно. Но, как ни странно, иногда она приносила пользу.
Однажды, поздно ночью, в мой замок прибыла дворянка, спасавшаяся по её словам, от разбойников, напавших, по её словам, на бедняжку в моём лесу.
Услышав это заявление, мы с Эриком переглянулись. Разбойники вы моих лесах вывелись давно: покойный батюшка конкурентов не жаловал, а в настоящее время Жюст не допустил бы ничего подобного. Пока гостья грелась у очага и отогревалась вином, Эрик выскользнул из зала к своему компьютеру, а через каких-то десять минут подозвал меня к себе и выложил о ней всё. Оказалось, что девушка всё напутала и забыла рассказать о себе самое интересное. На полицейских сайтах она числилась бродячей актрисой, проходящей по нескольким малосимпатичным уголовным делам, связанным с мошенничеством.
У меня разгорелось любопытство. Нервы у нашей гостьи оказались слабыми и, только лишь увидев инструменты в камере пыток и палача в боевой раскраске, она призналась во всём. Выяснилось, что некие добрые люди наняли эту милую даму, чтобы она, шутки ради, подсыпала мне в вино яду. Последнее было отобрано у неё при обыске.
Я тут же воспламенился навестить вышеупомянутых добрых людей и отправил Франсуа готовить оружие и доспехи.
Однако, в это же самое время, началась жуткая гроза. Эрик счёл её дурным предзнаменованием. Скрепя сердце, я отложил поездку. Эрик спросил, как поступить с нашей гостьей. Я пожелал проделать с ней небольшую косметическую операцию, а именно удаление головы. А пока мы разместили девушку со всеми удобствами в подземелье.
На другой день мне не удалось уехать из-за неотложных дел, требовавших моего присутствия на месте; на следующий произошло то же самое. Всё получалось как будто назло. На третий день я вызвал к себе старшего тюремщика с тем, чтобы поинтересоваться, почему голова его новой подопечной до сих пор не торчит на шесте у ворот замка. И тут выяснилась удивительная вещь: в эту бездарную актриску, несостоявшуюся отравительницу, и вообще, сволочную бабёнку, влюбился мой оруженосец. Он постоянно отирался вокруг её камеры и вешал тюремщикам лапшу на уши, рассказывая о том, будто я распорядился отложить казнь.
Всё это показалось мне удивительным. Я вызвал Франсуа.
Произошёл крупный разговор. Франсуа клялся в том, что любит эту женщину, просил пощадить её и отдать ему в жёны. В ответ я обозвал его шелудивой собакой, паршивой гиеной, грязной крысой, вонючим козлом, слюнявым верблюдом, помойной свиньёй, поганым шакалом, склизкой змеёй, тупым быком, неблагодарной скотиной, а затем напомнил ему, при каких обстоятельствах мы с ним познакомились.
Оруженосец не отпирался. Он всё признал, со всем согласился, но, тем не менее, продолжал униженно просить о том же самом. Я велел ему сию же минуту убираться к чёртовой матери из замка. Он ответил, что выполнит мой приказ, как бы тяжко ему это ни было, но попросил отпустить с ним узницу.
Не нужно тратить много времени и усилий для того, чтобы привести мня в бешенство. И Франсуа убедился в этом на личном опыте. Придя в ярость, я набил ему морду, спустил его с лестницы, а затем приказал старшему тюремщику вызвать палача и начинать приготовления к казни.
Прошло полчаса. Ко мне явился Жюст и спросил, должны ли его солдаты убивать моего оруженосца, который активно препятствует проведению казни. Ничего не ответив, я отправился в подземелье.
Франсуа в самом деле находился там. В узком коридоре он закрывал своей широкой спиной перепуганную наёмницу. Я не без любопытства уставился на эту пару. Один – с разбитой мордой и в окровавленной рубашке – смотрел зверем, другая – со спутанными волосами и в кандалах – умоляюще пожирала меня своими огромными, чёрными глазами. Убежать они не могли: выход из подземелья перекрывали готовые к бою арбалетчики.
– Франсуа,– заговорил я.– Где ты взял алебарду, животное ? Положи её на пол и уходи.
– Нет, ваша милость.
– Это ты так выполняешь распоряжение своего феодала ? Жюст, уведи арбалетчиков. Приведи других... Ну ты понял.
Капитан кивнул и вышел.
– Франсуа, ты ведь прекрасно знаешь, за кого заступаешься.
– Да, ваша милость. Но она раскаивается.
– В самом деле, ваша милость,– всхлипнула осуждённая из-за плеча оруженосца.
– Вы ведь и сами заступились за меня в подобной ситуации. Я всю свою жизнь воровал да грабил. Может это мой первый благородный поступок.
– Франсуа, мерзавец, ублюдок, выродок ! Смотри, чтобы он не стал последним !
– Пусть так, ваша милость. Я для себя уже всё решил.
Жюст сменил арбалетчиков. Новый караул поднял своё оружие, приготовившись стрелять.
– Франсуа, положи алебарду и уходи ! Я считаю до трёх ! Раз !
Мой оруженосец продолжал стоять на месте, сжимая в руках алебарду.
– Два !
Франсуа зажмурился.
– Три !
– Ох, господи !– пробормотал Франсуа.
– Пли !– скомандовал я.
Сухо щёлкнули арбалетные крючки, стрелы ударили моего оруженосца по пузу. Оруженосец тихо ойкнул. Он открыл глаза и обалдело посмотрел на свою рубашку и стрелы, валяющиеся у его ног. Жюст и арбалетчики обернулись ко мне, ожидая дальнейших распоряжений. Их оружие не было смертельным. Солдаты, приведённые Жюстом по моему приказу, принесли старые, негодные арбалеты и стрелы без наконечников – всё это использовалось в учебных и тренировочных боях гвардейцев капитана Моннеля.
В тот же вечер я женил своего оруженосца. Так в нашем замке появилась Эльвира. А с шутниками, подославшимим её, я разобрался позже.
Прошло время. Я свыкся со своей ролью феодала, а затем и во вкус вошёл. У меня было всё, что положено иметь рыцарю; земли и таможня давали стабильный доход, японцы из "Джи Ви Си" платили за рекламу. Чего ещё оставалось желать ? Эрик, как всегда имел на этот счёт личное мнение. Однажды утром он приволок в мои покои какую-то компьютерную распечатку.
– Это что ?– спросил я.
– Список потенциальных невест. Их досье. Происхождение, родственники, приданое.
– Чьих невест ?– не понял я.
– Твоих, разумеется.
В ответ я выпер его из комнаты. Но с тех пор он не давал мне покоя.
Затем произошло ещё одно важное событие. Я как-то возвращался от одного своего испанского друга с крестин. В его замке меня тщательно усадили на коня, и опытное животное осторожно пошагало по дороге. Мы должны были проехать один маленький городок. Я велел Франсуа двигать в объезд и ждать меня с доспехами в условленном месте, а сам направился к городским воротам, рассчитывая взбодриться здесь холодным пивом. Но оказалось вдруг, что все местные кабаки и пивнушки почему-то закрыты. Немало озадаченный этим обстоятельством, я добрался до центральной площади города и сразу понял, в чём тут дело. Все горожане сбежались полюбоваться сожжением колдуна. Последний уже взошёл на приготовленный для него бревенчатый помост, а палач собирался привязывать его к столбу.
Признаться откровенно, я не всегда знаю, кто управляет мной в тот или иной момент. Мои ангел-хранитель и бес-искуситель всегда умели поладить между собой, а надышавшись от меня винных и водочных паров, и вовсе действовали сообща. Повинуясь какому-то внезапному импульсу, я пришпорил коня, проломился сквозь толпу любопытных, прорвал цепь сдерживающих её стражников и выехал к месту казни.
Колдун оказался сообразительным малым. Одним ударом он сбросил с помоста палача, а затем забрался позади меня на моего скакуна. Мы лихо прорвались к городским воротам, которые не успела закрыть зазевавшаяся стража, и вырвались на волю. Солдаты вдогонку пустили пару стрел из арбалета, но не попали.
Франсуа ожидал меня в условленном месте. Прибытие со мной незнакомого колдуна его ничуть не удивило. Он только спросил:
– Кто это с вами ?
– Не твоё собачье дело.
Франсуа пожал плечами и подвинул мои доспехи, чтобы колдун мог устроиться в тележке.
Так у меня появился ещё один подданный. Все те люди, которых нашёл я или Эрик, впоследствии оказывали влияние на мою жизнь в большей или меньшей мере. У каждого из них был совершенно несносный характер, отчего мне порой приходилось с ними тяжело, зато никто из них меня не предавал.
Их отношение друг к другу также представляло собой некоторый интерес. Ставший к старости подозрительным и недоверчивым Эрик не праздновал никого, за исключением разве что колдуна. Франсуа с Эльвирой безумно ревновали друг друга и, надо заметить, не без оснований. Первый был всецело мне предан; вторая ещё долго обходила меня десятой дорогой, а попав под мою горячую руку вкупе со скверным настроением, могла и в подземелье загреметь. Правда, больше двух дней я её там никогда не держал. Гастон – душа нараспашку – вёл мои дела основательно, дружил со всеми, кроме Эрика, любил женщин и шумные компании. Возможно, он у меня и приворовывал, но всю отчётную документацию всегда содержал в образцовом порядке. Капитан Моннель подчёркнуто уважительно обращался с Эриком, строил глазки Эльвире, колдуна побаивался, а с Гастоном и Франсуа мог пропьянствовать всю ночь. Из всех вышеперечисленных только колдун не жил в замке: ему не понравилась тамошняя энергетика, из-за чего он отстроил себе заброшенный дом в одной из деревень.
Жизнь моя была не столь бурной, как у батюшки. Я не грабил проезжавшие по моей земле караваны, не испытывал осад, не устраивал турниров. Но происходили и со мной достойные упоминания события, о коих и будет поведано ниже.
