Текст книги "Вожди и оборотни"

Автор книги: Виктор Илюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

В конце июня 1984 года в Ташкенте состоялся пленум ЦК КП Узбекистана. В его работе принял участие Е. К. Лигачев, другие работники аппарата ЦК КПСС. Нами они были установлены и допрошены. Днем и ночью с Лигачевым в Узбекистане находился начальник его охраны В. Малышев. Он присутствовал на всех встречах с руководителями республики. Эти встречи носили протокольный характер. Были встречи с трудящимися в Бухаре, Самарканде.

Малышев, длительное время знавший Лигачева, назвал его честным, порядочным человеком, ярым противником сувенирщины. Со всей ответственностью заявил, что никогда не видел и не слышал от других сотрудников из числа охраны о том, что Егор Кузьмич принимал от кого-либо подношения в виде подарков и тем более денег.

Заявление Гдляна и Иванова о передаче взятки Лигачеву во время работы XVI пленума ЦК КП Узбекистана расценил как грубую ложь.

Несостоятельными и лживыми назвал заявления следователей о передаче взяток Лигачеву его помощник В. Легостаев. Во время работы XVI пленума и после него он постоянно находился с Лигачевым. Отверг какую-либо передачу дипломата Егору Кузьмичу. Тот всегда был и остался противником любого рода подношений и сувениров.

Полностью отвергли передачу взятки Лигачеву и другие лица, в частности комендант А. Михайлов, сопровождавший Егора Кузьмича в поездках врач А. Таранов и другие лица. Показания Усманходжаева и утверждения двух следователей явно зависали в воздухе, не имели под собой никакой основы.

В работе XVI Пленума Лигачев действительно принимал участие и выступил на нем с большим докладом, в котором высказал свое отношение к положению дел в республике.

В марте 1988 года я, Каракозов, Гдлян и следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР В. Е. Свидерский неожиданно были вызваны к А. Рекункову. Но не в служебный кабинет, а в санаторий «Барвиха», где он находился на лечении. Беседа длилась около часа. Рекунков дал указание подготовить развернутую информацию о событиях в Узбекистане, вскрыть причины глубоких деформаций.

Информация писалась трудно. Это было связано с тем, что через суды в основном уже прошли многочисленные дела о приписках хлопка. Материалы же Гдляна, Свидерского в основном касались еще расследуемых дел. Поэтому ряд выводов, сделанных в информации, носил некатегоричный характер, а некоторые оказались ошибочными.

На стол Рекункова было положено несколько вариантов и только последний, третий им был подписан. В информации перечислялось много фамилий, но ни разу не были упомянуты фамилии Раджабова и Джаббарова. Только в августе – сентябре 1988 года в отношении указанных лиц Генеральный прокурор СССР войдет с ходатайством в Президиум Верховного Совета СССР о получении на них, народных депутатов СССР, согласия на привлечение к уголовной ответственности. К сожалению, прокуратура еще по инерции продолжала руководствоваться материалами гдляновского расследования. В глубь же самого процесса доказывания, сбора улик пока еще никто не вникал. Да и Президиум Верховного Совета СССР отнесся формально к рассмотрению ходатайства прокуратуры. Я об этом постоянно вспоминал, наблюдая в зале союзного парламента в апреле 1990 года процедуру обсуждения вопроса о даче согласия на привлечение к судебной ответственности Гдляна и Иванова. Тогда, в 1988 году, истинные жертвы произвола и беззакония остались незащищенными. Когда же настало время отвечать палачам, то их под сияющие улыбки и демократические улюлюкания увели от суда.

Джаббарова Исмаила арестуют 19 октября 1988 года. Ему предъявят обвинение в неоднократном получении взяток от директора Кызылтепинского хлопкоочистительного завода Навоийской области Усманова, от директора Бухарского холодильника Узмясомолторга Ахмедова и работника Бухарского обкома партии Хакимова. Но дорога в тюрьму, как утверждает Джаббаров, для него началась гораздо раньше, когда у него, первого секретаря Бухарского обкома партии, состоялись первые встречи, конфликты с Гдляном.

Став во главе областной партийной организации, Джаббаров много сделал для ее укрепления, оздоровления обстановки в области, для очищения партийных рядов от случайных, скомпрометировавших себя людей. Об этом мы узнаем не только из официальных документов, характеристик на Джаббарова. Об этом скажут многие рядовые коммунисты, вставшие на защиту своего лидера. Казалось бы, цели Джаббарова должны были совпасть с устремлениями Гдляна, его группы, которые свою эпопею в Узбекистане начали с Бухарской области. Гдлян ведь тоже постоянно утверждал, что всю жизнь боролся с партийной и иной мафией, с казнокрадами и жуликами. Но тандема не получилось. Если первый секретарь не на словах, а на деле наводил порядок, то Гдлян постоянно ловчил и конъюнктурил, создавал видимость борьбы с мафией. После ареста группы руководящих работников Управления внутренних дел и торговли области, Гдлян, приняв дело к своему производству, стал собирать на них доказательства. Работали он и его следователи по простой схеме: вызывали заведующих магазинами, отделами и допрашивали их, требуя дать показания о передаче взяток арестованным. Многие признавались, говорили, что за счет обмана покупателей, хищений скапливали у себя деньги, часть передавали руководителям торговых ведомств г. Бухары и области. Суммы взяток исчислялись от нескольких десятков до нескольких сотен тысяч рублей. Например, Кориева и Саттарова назвали сумму 222 тысячи рублей, Арипов – 114 тысяч руб., Касымов – 150 тысяч рублей.

Все взяткодатели освобождались Ивановым от ответственности, в связи с тем, что они якобы добровольно сообщили о передаче взяток. Такое основание предусмотрено законом, но суть в том, что Гдлян и Иванов обходили закон. Никакой добровольности у заявителей не было, их неоднократно вызывали на допросы, долго «кололи» и только после этого появлялись «добровольные» заявления. Но об этом мы поговорим чуть позже.

Гдлян с Ивановым не только освобождали их от уголовной ответственности, но и просили, требовали оставить их на работе, в партии. Дело все в том, что Гдляну нужны были свидетели: плохие или хорошие, добросовестные или лживые, лишь бы они давали нужные показания. Людей уговаривали, им угрожали, им обещали сделать все, чтобы никаких нежелательных последствий для них после дачи показаний не наступило. Так действовали и думали Гдлян и Иванов. Но совершенно иначе рассуждал Джаббаров. Его твердая и принципиальная позиция заключалась в следующем: люди могут быть освобождены от уголовной ответственности, но они, если совершили преступление, допустили обман, хищение, взяточничество, не могут оставаться в партии, не могут работать в торговле, в органах внутренних дел, на руководящих должностях. Позиция весьма четкая и абсолютно верная. Придерживаясь этого, Джаббаров дал указание о партийном расследовании, об очищении партийных организаций от нечестных людей. Начались обоснованные исключения из партии, увольнения с работы. Гдлян не на шутку встревожился: он мог потерять свидетелей, всю систему доказательств, которую и кое-как слепили, удерживая на подпорках.

О позиции обкома и его первого секретаря доложили в Москву, маховик закрутился. В конце 1987 года следователи позвонили Джаббарову, пригласили на допрос в г. Навои. Звонили раза 3–4, не объясняя, по каким вопросам будет проводиться допрос. Однако они не проявили настойчивости, да и сам допрос не так уж, видимо, был нужен. Скорее всего звонкам придавали психологическое значение, пытались напомнить или остановить от очищения партийных рядов.

В начале 1988 года позвонили из ЦК КП Узбекистана и от имени второго секретаря ЦК Анищева также высказали недовольство принимаемыми мерами.

Затем последовала статья в газете «Правда» «Кобры над золотом», в которой критиковалась позиция Бухарского обкома партии, якобы занимающегося преследованием свидетелей по гдляновским уголовным делам.

Бюро обкома обсудило статью, высказало свое принципиальное несогласие с ней. По результатам обсуждения направили в «Правду» письмо с возражениями и объяснениями истинного положения, просили опубликовать. Однако письмо переправили в прокуратуру, фактически тому же Гдляну.

Чтобы не быть голословным об истинных причинах конфликта, приведу выдержку из письма Борова И., следователя гдляновской группы, в Бухарский обком партии. Письмо направлено 29 марта 1989 года, после ареста Джаббарова, в расчете на то, что обком уже не будет сопротивляться. Следователь писал: «Прокуратурой Союза ССР расследовалось уголовное дело в отношении бывшего директора Бухарского горпромторга Кудратова Шоди, обвинявшегося во взяточничестве и других преступлениях… По названному делу в качестве свидетелей проходили работники данного горпромторга. После вынесения приговора многие из них были отстранены от занимаемых должностей по формальным основаниям со ссылкой на якобы имеющееся решение бюро Бухарского обкома партии. Прошу проверить данный факт и оказать содействие в предоставлении работы по специальности следующим гражданам: Арифову, Касымову, Саттаровой, Корневой…» Всего в письме указаны фамилии 23 лиц. Все они являлись взяткодателями, а какие суммы денег передали, мы уже называли.

Отношения между Джаббаровым и Гдляном постепенно накалялись. Последний не терпел возражений и со своими противниками не церемонился. Как он расправлялся с неугодными для себя нам подробно рассказал в свое время Н. Турапов.

Джаббаров тоже встал на дороге Гдляна, и его решили убрать. В обстановке вседозволенности и попустительства, создания культа всемогущественности Гдляна, которому предрекали пост Генерального прокурора СССР уже на первом съезде народных депутатов СССР, расправиться с Джаббаровым труда не представляло. «Начиная с мая 1986 года Гдлян и Иванов, – говорил Джаббаров, – начали собирать на меня материалы негативного характера. Члены следственной группы посещали в местах лишения свободы осужденных из Бухарской и Навоийской областей (Джаббаров длительное время работал в Навои. – В. И.), чтобы они дали на меня показания о даче взяток. Например, Н. Хикматова – бывшего первого секретаря Кызылтепинского райкома партии просили, убеждали, шантажировали и запугивали, чтобы он дал показания на меня о даче взятки. Иванов цинично заявил: «Если ты даже не давал взятку Джаббарову, то все равно напиши, что давал…».

Джаббарова действительно «изобличали» лица, арестованные или осужденные за тяжкие преступления. Получить от них любые показания для Гдляна и его команды не составляло большого труда. Люди были уже сломлены длительным содержанием под стражей, грубым обращением, физическими и психическими издевательствами. Им уже было все равно, что говорить. Следователи просили показать на кого-то – и они «показывали». Иногда для них оговор казался спасительной соломинкой, уцепившись за которую они пытались выкарабкаться на свободу.

Под угрозой расстрела оговорил Джаббарова бывший первый секретарь Гиждуванского райкома партии С. Рахимов, бывший начальник УВД Навоийского облисполкома Хаитов, просидевший под стражей более трех лет, а потом полностью оправданный судом, бывший председатель колхоза «Халкабад» Гиждуванского района Урунов и другие.

Однако и сам Джаббаров оговорил себя в совершении того, чего никогда не совершал. Он вспоминает: «С первых дней пребывания в изоляторе я словно находился в кошмарном сне, тюремные условия содержания, отрыв от семьи, позор – все это повлияло на меня. Я не помню, когда пришел в себя… Через неделю приехал Каракозов, он сказал, что Гдлян и Иванов не смогли встретиться со мной в силу наших прежних отношений и поэтому он будет допрашивать сам. «Запомни, – сказал он, – что ты отсюда не освободишься, ты конченый человек, можешь избежать исключительной меры наказания и получишь меньший срок лишения свободы лишь при условии, что станешь по одну сторону баррикады со следствием и признаешь предъявленные обвинения.

Одновременно подумай о семье и родственниках. Все может случиться…»

Эти показания Джаббаров давал, находясь в изоляторе и не имея контактов с другими арестованными. Но как они похожи с показаниями иных репрессированных лиц.

Джаббарову не хуже чем кому-либо были известны семейные аресты в Бухаре. Он хорошо знал, как вдруг ночью людей увозили куда-то и вновь они возвращались домой через месяцы, годы, а то и вовсе не возвращались. Как не вернулся Мирзабаев Махмуд, вызванный на допрос к Гдляну, а через сутки его труп обнаружили около здания, где размещалась следственная группа.

На первом же допросе Гдлян напомнил об этом: «Ты нас знаешь по Бухаре, с нами нельзя шутить. Защищать тебя никто не будет, все боятся за себя». В конце разговора он сказал: «Так как ты недавно работаешь в должности, поэтому установим тебе задание на 40 человек, у кого брал взятки на общую сумму в 300 тысяч рублей». Тут же протянул чистый лист бумаги и велел писать фамилии взяткодателей…»

Джаббарову угрожали арестами жены, детей, шантажировали, грозили подвести под расстрел, опозорить перед всем миром. Следователь Ревеко постоянно твердил: «Если добровольно не сдашь миллион рублей, то мы арестуем несколько руководителей области, на допросах «выбьем» у них деньги, они дадут показания, что эти деньги и ценности твои, это мы умеем, ты в этом можешь не сомневаться».

Добавлю, что сомневаться не приходилось, особенно после того, как они продемонстрировали фальшивки с ценностями, изъятыми у Худайбергенова Атауллы. «Ты пойми, – не унимался Ревеко, – что пресса, прокурор, суд – все в наших руках. Все зависят от нас». Постоянно твердили, что теперь Гдлян – свой народный депутат. Он вхож в ЦК КПСС и давно не подчиняется Генеральному прокурору.

Джаббарова «сломали». В себя он придет через год и будет убедительно и объективно опровергать выдвинутые против себя же самого обвинения. Эпизоды взяточничества разваливались, как карточные домики, а их Гдлян настроил около сотни. Столько же Джаббаров оговорил и людей. А в общем-то оговаривали друг друга одновременно. Оговор и явился основным «доказательством», кроме него ничего не подтверждало объективно дачу или получение взяток. Не было установлено самих действий, совершенных Джаббаровым за деньги в интересах дающего. Если Гдлян «определил» ему получение взяток на сумму свыше 400 тысяч рублей, то они действительно оказались мифическими. При неоднократных обысках у Джаббарова изъяли 515 рублей, ювелирных изделий на две тысячи рублей, на 100 рублей облигаций и арестовано имущества чуть больше чем на 4 тысячи рублей. Вот и все богатство «махрового» взяточника.

Дело Джаббарова подлежало прекращению на стадии предварительного следствия. Однако в прокуратуре Союза решили, что пусть лучше, как в случае с Р. Абдуллаевой, окончательное решение примет суд. Уж слишком были остервенелыми обвинения в адрес прокуратуры в развале гдляновских дел, в защите мафии.

Дело слушалось в Ташкентском городском суде. Государственное обвинение поддерживал старший прокурор одного из отделов прокуратуры Союза ССР А. С. Арбузов. После проведения судебного слушания он убедился в нелепости представленных доказательств и отказался от обвинения.

6 марта 1990 года суд вынес оправдательный приговор и освободил Джаббарова из-под стражи в зале заседания. Одновременно с приговором суд вынес частное определение в адрес Генерального прокурора СССР и отметил, что все обвинения, все факты получения и дачи взяток в ходе следствия были сфабрикованы, допущен явный произвол в отношении невиновного лица. Суд потребовал от Генерального прокурора обязательного расследования беззакония, совершенного Гдляном и Ивановым и некоторыми другими следователями. Так через год и четыре месяца содержания Джаббарова под стражей закончится долгий путь к истине. Путь издевательств, клеветы и публичных оскорблений.

Раджабов Назир Раджабович проведет под стражей чуть меньше, чем Джаббаров – 9 месяцев. Их арестовали в один день, 19 октября 1988 года. Раджабова выпустят на свободу 19 июля следующего года, во время следствия, которое закончится вынесением постановления о прекращении дела за отсутствием события преступления.

Конечно, девять месяцев необоснованного нахождения под стражей – это не полтора и не три года. Но для честного, невиновного человека даже один день, даже один час – глубокая трагедия.

За девять месяцев тюрьмы Раджабов пережил мучений столько, сколько не перенес за всю предшествующую жизнь. Родился он в 1939 году, окончил десятилетку, потом учеба в политехническом институте, работа инженером-конструктором на одном из заводов Казахстана, затем возвращение в родные края, в Узбекистан. Он совершил головокружительную карьеру. В 36 лет Раджабов уже секретарь Бухарского обкома партии, а в 39 – заведующий отделом строительства и городского хозяйства ЦК КП Узбекистана. В нем отметили острый ум, большую эрудицию и блестящие организаторские способности. Он лауреат государственных премий СССР и Узбекистана. Раджабову пророчили большое будущее. Сам он, видимо, меньше всего думал об этом. Добросовестно трудился там, куда его посылали. Работал министром сельского строительства, четыре года первым секретарем Наманганского обкома партии, а с 1987 года и на момент привлечения к уголовной ответственности – первый секретарь Самаркандского обкома.

Почему Гдлян выбрал своей очередной жертвой именно Раджабова? Думаю, что здесь заложено несколько причин. Во-первых, – это служебный путь Раджабова. Гдлян рассчитывал, что тот обладает огромной информацией и если начать его «отрабатывать», то он выведет на очень могущественных фигур, как в Ташкенте, так и в Москве.

Во-вторых, Гдлян просто не мог переносить превосходства других людей над собой, превосходства в уме, таланте, в служебной карьере. Если же такие люди встречались на его пути, то он непременно входил с ними в конфликт. Все, что могло затмить Гдляна, для него было неприемлемо, нетерпимо и им отвергалось. Формы отвержения могли быть разными.

В-третьих, Гдлян с остервенением работал против Раджабова и потому, что весьма скоропалительно и принародно им был выдан вексель о делегатах-взяточниках на XIX партийной конференции. Хотя на тот период он не обладал вескими фактами. Я не говорю о доказательствах, а только о фактах.

Все это вместе взятое и предопределило грубое, вероломное вмешательство в жизнь Раджабова. По нему словно дорожным катком проехала гдляновская машина следствия. Нет необходимости останавливаться на всех обстоятельствах его дела. Упомяну лишь некоторые.

В течение десяти дней Раджабов отрицал получение и дачу кому-либо взяток. Ему не верили, требовали дать показания. Снова получили отказ. Тогда на Раджабова обрушили весь набор «раскалывания» несговорчивых.

Он вспоминает, что Гдлян долго измывался над ним, угрозы следовали одна за другой. Он требовал оговора. «Напиши добровольно, – говорил Гдлян, – что ты получал взятки от сорока человек, в том числе должны быть упомянуты десять человек из Намангана и тридцать человек из Бухары и Ташкента, на сумму 400 тысяч рублей и передал взятки 12–15 человекам «наверх» и минимум двоим – троим обязательно из аппарата ЦК КПСС. Если не напишешь, соберем показания от людей, которые находятся в тюрьмах и в зонах, на миллионы рублей, и обеспечим расстрел, и если ты не придешь ко мне в камеру смертников, то я не мужчина. Напишем о тебе в газетах и журналах, так как все корреспонденты – наши люди, достаточно попросить Коротича, и в журнале «Огонек» появится отрицательная статья о тебе, и опозорим, как следует. Ты никогда не будешь иметь свидания с родственниками и труп твой не получат, не играй Раджабов с огнем. Сделаешь, как я говорю, максимум через полтора – два года будешь дома! «На мой вопрос: «Суд же должен судить?», – он ответил: «Судьи против нас не пойдут, и скоро ты в этом убедишься, Теребилов будет здесь, т. е. в тюрьме».

«Я никогда не забуду, – продолжал Раджабов, – выкрики Ревеко: «Завтра твоя жена будет в соседней с тобой камере», угрозы Гдляна: «Добровольно не напишешь и «верх не покажешь», в том числе обязательно работников ЦК КПСС, то сделаем из тебя «паровоза», направим дело в таджикский или туркменский суд и расстрел обеспечен», предупреждения Иванова: «Не послушаешься, мы вскоре на свободу отпустим Каримова, Худайбергенова, тебе 15 лет дадим и преподнесем, что самый злостный взяточник – Раджабов».

Раджабов, несмотря на это, сопротивлялся. 26 октября 1988 года он напишет письмо Генеральному секретарю ЦК КПСС М. Горбачеву, сообщит, что его арест – провокация, все обвинения являются клеветой и оговорам, попросит о помощи. Но он не дождется ее. Письмо до Горбачева не дойдет. Да если бы и дошло – результат был бы тот же.

29 октября 1988 года Раджабову предъявили обвинение. В нем указывалось, что он получил пять тысяч рублей от бывшего секретаря Хорезмского обкома Худайбергенова, 10 тысяч от первого секретаря Бухарского обкома А. Каримова, одну тысячу от заместителя председателя Совмина республики В. Есина. Кроме этого он обвинялся в даче пяти тысяч рублей председателю Совмина Худайбердыеву.

Все эти лица уже длительное время содержались под стражей, из них Гдлян и его команда, как в народе говорят, вили веревки.

Нелепость этого обвинения была очевидной. Поэтому 26 апреля 1989 года, когда Иванов предъявил новое обвинение, в нем уже не было эпизодов взяточничества, связанных с Каримовым, Есиным, Худайбердыевым.

Сопротивление Раджабова было как будто «сломлено». Он начал «уличать» самого себя, «обвинять» других.

26 декабря 1988 года напишет заявление и сообщит в нем о получении взяток от 33 лиц и передаче денег 10 руководящим работникам республики. В их числе окажутся все секретари ЦК КП Узбекистана.

Гдлян торжествовал победу. Он и его следователи были уверены в успехе. Я обратил внимание на их протоколы допроса. Они умещались на пол-листа, на четверти странички, состояли из одного, двух абзацев. Абсолютно не содержали информации о месте, времени передачи денег, о причинах подкупа и т. д.

Гдляна погубила самоуверенность. Он переоценил себя и вовсе недооценил противника. Раджабов понял, что следователям не нужна правда, и он затеял с ними игру, стал признавать то, чего никогда не было, придумывать эпизоды передачи, получения взяток.

На одном из допросов у Иванова он, правда, попытался ему объяснить, что оговорил себя, никогда не получал и не передавал взяток. В ответ услышал: «Если ты изменишь показания, то мы определим 22 миллионера в Самарканде, изымем у одного из них 3 млн. рублей и попросим его сказать, что это деньги Раджабова и мы тебе «намажем лоб», ни больше, ни меньше».

Раджабов повторил прежние показания, 8 которых признавал свою вину. Гдлян их не проверял, верил на слово. А зря, Раджабов вел свою игру тонко. Видя, что отрицать невозможно и надо оговаривать себя, ради спасения жены, детей, он умышленно называл такое время, место передачи денег, сопутствующие обстоятельства, от которых можно было бы легко отказаться в суде, показать всю их абсурдность.

Используя этот прием, он «оговорил» Осетрова, других лиц и себя. В заявлениях от 12 и 19 ноября 1988 года указал, что получил взятку в сумме 2 тысячи рублей от Шамсутдинова в январе – феврале 1981 года в городе Москве, куда оба приехали в командировку. Все это потом следователями будет добросовестно занесено в протокол допроса, а затем и в обвинение Раджабову. Однако при проверке уже следователями, не входящими в группу Гдляна, кроме всего прочего, будет документально подтверждено, что Шамсутдинов вместе с Раджабовым в командировку в Москву не выезжал и передать тому взятку не мог.

А вот еще один пример. На допросах 12 и 19 ноября и 4, 9, 26 декабря 1988 года Раджабов рассказал о получении в 1984 году 3 тыс. рублей от председателя колхоза им. Ленина Чустского района Рафика Сатыбалды. Опять, как следовало из сообщения Наманганского облагропрома, в области не было и нет председателя колхоза или директора совхоза по фамилии Сатыбалды. Председателями колхоза им. Ленина Чустского района с 1980 года и по настоящее время работали Абдуллаев Хабибулла и Рапиков Юлдашбай. Это подтверждено и другими материалами дела.

Явные противоречия по всем эпизодам гдляновского обвинения Раджабова выпирали со всех сторон. Но на них тогда не обращали внимания, не пытались устранить.

Описывая атмосферу тех дней, член гдляновской группы Клокол скажет: «Знакомство с работой бригады показало, что Гдлян и Иванов не придавали значения указанным моментам, сами того не замечая, не заботились о прочности дела, надеялись на снисхождение суда, что разделяли с ними и рядовые работники.

На мой взгляд, критической оценки полученным доказательствам никто не давал и не пытался этого делать. Группа находилась в состоянии всеобщей эйфории, ликования, следили за потоком информации в прессе, где их расхваливали на все лады. Бытовало мнение, что дело можно «забросать шапками», что суды не посмеют предъявить обычных требований, как по другим делам; ибо само дело необычное, не знающее аналогов, как его оценил однажды Т. X. Гдлян. Совещания в группе скорее походили на дискуссии в политическом клубе, где речь шла о чем угодно, только не о насущных вопросах следствия».

Глубоко прав Н. Клокол. Названное им – одна из причин привлечения невиновных лиц к уголовной ответственности. Гдлян и Иванов достоверно знали, что содержат под стражей Раджабова незаконно. Его вина объективно ничем не подтверждалась. Они знали, что обыски дома, на рабочем месте оказались пустыми. Знали они и о скромном образе жизни своего «клиента». Знали они и об оперативных донесениях, в том числе от камерных помощников администрации следственного изолятора. Знали, но упорно продолжали измываться над людьми.

Один из камерных помощников администрации изолятора, Игорь Матвеевич H., расскажет: «Очень трагична, на мой взгляд, судьба бывшего первого секретаря Самаркандского обкома партии УзССР Раджабова Назира Раджабовича. Почти месяц отчаянно сопротивлялся Раджабов против тех лжепреступлений, которые старались ему вменить Гдлян и Ревеко… Систематическими угрозами на допросах (опять-таки расстрелять его и посадить в тюрьму членов его семьи) довели Раджабова до полного нервного истощения (он как-то даже упал в камере, потеряв сознание) и в конце-концов был вынужден написать заявление о выдаче двух млн. рублей (сумму ему определил Гдлян), которых на самом деле и в глаза не видел… Раджабов был вынужден указать на состоятельных граждан, его друзей, что якобы у них он хранит свои деньги. В получении и передаче взяток показания Раджабова так же сфальсифицированы. «Что делать, – говорил мне Раджабов, – другого выхода у меня нет, иначе ведь поставят к стенке и семью изведут».

Сказанное о Раджабове полностью совпадало с показаниями гражданина Ж., так же находившегося с ним в камере, но в другое время.

Ж. в заявлении, написанном по своей инициативе, на имя Генерального прокурора СССР А. Я. Сухарева сообщит: «Вместе со мной в одной камере находился следственно-арестованный Раджабов Назир Раджабович. Судьба этого человека меня очень взволновала, и я постарался дотошно вникнуть в его дело. Скажу Вам прямо: он не виновен. Мне хорошо известно, как Раджабов пытался отправить несколько заявлений, в том числе и на Ваше имя. Но все они, за исключением, может быть, последнего, в середине мая, попали в руки Гдляна. Гдлян заставлял Раджабова давать показания на Лигачева. Лигачев – это вершина пирамиды. Раджабов отказался. Тогда Гдлян стал требовать у него деньги в сумме 2 млн. рублей. Грозил арестовать его жену, сына и отца. Поверьте, Александр Яковлевич, я дважды собственными руками спасал Раджабова от смерти. Что оставалось делать этому человеку? Иванов говорил ему, что если он не признает свою вину, то будет плохо. Гдлян обещал передать его дело в Туркменский суд, который, по его словам, вынесет смертный приговор. Гдлян так и говорил: «Я не мужчина, если лично не приду к тебе в камеру смертников… твоя жена будет визжать в соседней камере…» и т. д. Александр Яковлевич! Неужели Вы допустите, чтобы такой кристально чистый человек, каким является Назир Раджабов, оказался жертвой беззакония?»

Это письмо написано тогда, когда Раджабов еще находился под стражей. Даже камерный помощник, в обязанность которого входили совсем иные задачи, иную информацию он должен нести, не выдержал несправедливости, произвола, и на свой страх и риск обратился к Генеральному прокурору СССР. Однако следствие продолжалось, до 29 октября 1989 года. Уж слишком много лжи накрутила вокруг Раджабова гдляновская группа. Поэтому вновь созданной бригаде следователей, после отстранения Гдляна и Иванова от ведения дел, потребовалось значительное время. Постановление о прекращении уголовного преследования в отношении Раджабова вынесено на 67 листах. Помощник Генерального прокурора СССР В. С. Галкин сделал детальнейший анализ имеющихся материалов, убедительно показал, почему дело прекращается за отсутствием события преступления.

Закрыта еще одна мрачная страница необоснованных гонений и арестов, подлогов и фальсификаций. И все-таки торжества справедливости, чувства победы нет. Виновники беззакония продолжают сидеть в креслах законодательной власти. Это ли не цинизм по отношению к Фемиде, правосудию. Мир, кажется, вновь перевернулся, бесовские пляски продолжаются, но уже под личиной «новой демократии».