Текст книги "Вожди и оборотни"

Автор книги: Виктор Илюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Виктор Илюхин
ВОЖДИ И ОБОРОТНИ
Прерванное расследование

Вместо пролога

30 августа 1991 года Генеральный прокурор СССР Н. Трубин принял беспрецедентное по своему цинизму по отношению к законности и истине постановление о прекращении уголовного дела за отсутствием состава преступления в действиях достаточно оскандалившихся в стране и за рубежом народных депутатов СССР Гдляна и Иванова. В этот день была поставлена последняя точка, хотя следователи, в чьем производстве оно находилось, еще несколько дней аккуратно подшивали материалы, нумеровали страницы, чтобы отправить свое детище на архивные полки. Решение, принятое Н. Трубимым, для них явилось полной неожиданностью, от которой они долго приходили в себя, задавая друг другу недоуменные вопросы.

Действительно, развязка в следствии наступила резко и безапелляционно, как азиатская ночь. Ибо еще 12 июля, за месяц до прекращения дела, тот же Генеральный прокурор писал Президенту СССР М. Горбачеву, что собрано достаточно доказательств для предъявления обвинения Т. Гдляну и Н. Иванову в злоупотреблении служебным положением, превышении власти, принуждении лиц на допросах к даче ложных показаний. Что же изменилось?

Многое, и в первую очередь – ситуация в стране, после известных событий 19–21 августа. Как уже сообщалось в газетах, будучи на Кубе, Трубин высказался в поддержку путча. Я не могу утверждать, так это было или нет, но его на «крючок» подцепили – над ним завис «дамоклов меч». Демократы в Верховном Совете поставили условие: или он выполняет их требования, или его объявляют путчистом. Вот после этого Трубин и стал «доказывать» свою приверженность демократии: чтобы усидеть в кресле Генерального, тут же поувольнял своих заместителей. А следом за этим, из конъюнктурных, угодливых соображений, стал прекращать дела в отношении так называемых демократов. Этим и объясняется его предательство законности.

Дело Гдляна и Иванова для всех, кроме следователей, его расследовавших, было политическим делом. Вокруг него кипели страсти на митингах и шествиях, в парламенте страны и на пленумах еще существовавшей компартии. Его возбудили 25 мая 1989 года, по удивительному совпадению – в день начала работы первого съезда народных депутатов СССР. Скажу, что это просто совпадение, и никто не пытался как-то увязать следствие и съезд. Но это совпадение окажется примечательным, потому что высший законодательный орган страны все-таки даст себя втянуть в весьма сложные дебаты вокруг дела.

Теперь, когда оно прекращено, настало время подробно рассказать о перипетиях, о фактах и доказательствах, зафиксированных на его страницах, которые вряд ли когда удастся оживить. Они теперь – достояние истории.

Рассказать надо не только потому, что подошло время и, как говорится, сняты правовые ограничения, а потому, что есть обязанность выполнить многочисленные и настойчивые просьбы людей. Они до сих пор не получили исчерпывающей информации. Более того, она была односторонней, чаще всего исходила от самих Гдляна и Иванова или преданных им летописцев, таких, например как журналист Додолев, совмещающий жизнь в России с жизнью в Израиле. Но я был бы неправ, если бы умолчал и о других, правда, редких публикациях, в которых звучал здравый голос разума, голос протеста против гдляновского садизма и лжи.

Это голос Ольги Чайковской, Олега Темушкина, А. Садри. Правда звучала в официальной хронике, исходившей из Прокуратуры Союза ССР, Верховного Совета страны. Однако они появились на свет, и надо сказать – с большим трудом, уже после того, как вокруг следователей по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР был создан ореол героев, непримиримых борцов с мафией и великих мучеников.

Нет более неблагодарного дела, чем спорить с общественным мнением, хоть ты и трижды прав, когда оно сложилось под улюлюканье и свист на уличных и площадных митингах, где толпа пожирала любую информацию, как жирные куски мяса, лишь бы она была поскандальнее. И чем она неправдоподобнее, тем быстрее усваивалась в желудках, а не в умах голодной массы.

Нафаршированное односторонней и зачастую искаженной информацией, обыденное сознание людей вовсе не хотело воспринимать или с трудом воспринимало другой голос – голос разума, трезвого анализа и фактов.

Феномен Гдляна и Иванова появился не случайно, для него были все предпосылки, и в первую очередь – смутное время разрушительной перестройки, неразрешенность многих социально-экономических проблем, а самое главное – беды народных масс. Люди искали выход, причины своего плачевного существования, ибо пять лет бесплодных горбачевских реформ погасили в них последние огоньки надежды. Они перестали верить реформатору, официальной власти, которую он представлял. Поэтому всякое слово, сказанное новым, доселе неизвестным голосом, имело куда большую притягательность, особенно тогда, когда оно претендовало на вождизм.

Да, Гдлян и Иванов умело, и смею утверждать, с помощью закулисных режиссеров играли на больных струнах людей. Клеймили мафию, коррупцию, партократию и чиновников. Они перестали быть следователями, борцами с преступным миром, их захватила политика, а в ней всегда больше грязи и лжи, нечистоплотных приемов борьбы за власть.

Несомненно, Гдлян и Иванов появились в виде пены на штормовой волне перестройки, как и многие крикуны и демагоги, не способные создавать, а только способные разрушать и охаивать, обманывая людей, спекулируя их доверием.

Феномен Гдляна и Иванова не стал бы таковым, если бы его не выращивали в определенных политических сферах, если бы два следователя не нужны были им как мощный разрушительный таран. Он бы никогда не продержался и нескольких дней, если бы не убогость политического, правового мышления толпы, рабская привычка создавать идолов и слепо преклоняться перед ними. Как говорится, без царя в голове, но с царем на престоле.

Всю правду еще не сказали о Гдляне. Демократическая пресса настоящего Гдляна заменила на образ Гдляна, а это далеко не одно и то же. Оригинал совсем не схож с написанным портретом. Время все расставит и уже расставляет по своим местам. Гдлян и Иванов сделали свое дело, помогли прийти к власти своим единомышленникам, да и сами подыскали теплые места. Что касается народа, то они, как мнение из «Демроссии», забыли о нем. Забыли тогда, когда ему действительно плохо, когда его разувают и раздевают до последней нитки. Нет уже тех митингов, нет на них пламенных гдляновских речей, в которых было больше тумана и саморекламы. Народ снова обманули и предали. Далеко не все поняли, что там, в Узбекистане, была предпринята попытка возродить «бериевщину». Конечно, трудно понять это, когда живешь в Москве, Зеленограде, за тысячи километров от тех мест, где глумились над людьми, избивали их на допросах, незаконно арестовывали и сажали в тюрьмы десятки невиновных людей, в том числе преклонных старцев и многодетных матерей. Понимание опасности «гдляновщины» неизбежно наступит у многих. И если моя книга будет способствовать этому, то я буду считать свою задачу выполненной.

Возвращаясь к феномену Гдляна и Иванова, можно твердо заявить, что он никогда бы не появился, будь за их группой должный, требовательный прокурорский надзор. И здесь Прокуратура Союза ССР, как это ни печально, должна разделить с ними ответственность за беззаконие, за массовое привлечение невиновных лиц к уголовной ответственности.

Как я уже отмечал, феномен родился в условиях недостаточной осведомленности людей. В этом я убеждался каждый раз, когда читал очередную корреспонденцию, поступившую в прокуратуру. К сожалению, так уж получилось, что мы не рассказали объективно и полно о событиях, происшедших в Узбекистане, да и сложно это сделать в одном, даже в двух, трех газетных выступлениях.

Пользуясь этим, Гдлян и Иванов извращали то, что именно прокуратура, ее центральный аппарат, как в застойные годы, так и потом, оказались на самом переднем рубеже борьбы с хищениями, взяточничеством, разного рода злоупотреблениями и обманом государства. Ее работники вынесли на своих плечах основную тяжесть и груз ответственности в так называемых «ростовских», «краснодарских», «сочинских», «московских», «среднеазиатских» и других делах. В связи с этим появились даже упреки, что мы увлекались следствием. Но кто мог в тот период им еще увлечься? Никто. КГБ – в силу своей специфики, а МВД СССР – в силу многих причин и не в последнюю, а скорее всего в первую очередь – в силу того, что это министерство возглавлял и Н. А. Щелоков и Ю. Чурбанов. Люди, которых потом назовут авантюристами и проходимцами. Борьба со злом не была легкой, есть сложности и сейчас. Поэтому не случайно прокуратура понесла в ней самый большой урон.

Не все знают, что Прокуратура Союза в начале 30-х годов качала предпринимать весьма решительные меры по борьбе с организованной преступностью. В разных регионах страны были изобличены бандитские шайки, разного рода подпольные «цеховики», номенклатурные взяточники. Вызывало тревогу, что в те годы преступность стала обретать новые, чрезвычайно опасные качестве, а именно: консолидацию преступной среды на межрегиональной и межотраслевой основе, коррумпированность и использование преступниками легальных структур, сращивание уголовного мира с представителями аппарата власти и управления, в том числе правоохранительных органов, дискредитацию и устранение неугодных и неподкупных людей.

Об этом свидетельствует убийство принципиальной партийной работницы из Туркмении, совершенное по заданию коррумпированного полковника милиции. В Азербайджане совместными усилиями Прокуратуры и МВД раскрыта и разоблачена банда из десяти человек, совершавшая грабежи, истязания, убийства в различных регионах страны, в том числе и заказное убийство за плату 50 тыс. руб. Преступники имели автоматическое оружие.

С подобными фактами сращивания коррупции и уголовного мира мы не раз сталкивались в Краснодарском крае, Ростове, Москве, Таджикистане и других регионах.

Следственные группы прокуратуры Союза работали практически в большинстве союзных республик, в том числе и в Узбекистане. Были значительно повышены требования к состоянию законности в органах внутренних дел у, особенно, в службе ОБХСС.

Прокуратура не раз сталкивалась при расследовании дел с предательством отдельных работников ОБХСС. По делу Харьковского облбыта, по которому проходило более 100 человек, хищения и взятки составили 8 миллионов рублей и среди обвиняемых – 18 работников ОБХСС и других служб.

Большие силы прокуратуры, МВД, КГБ были брошены на расследования трагических событий в Сумгаите, в Фергане, в Абхазии, многих межнациональных конфликтов в других регионах, аварий с большим количеством человеческих жертв в районах Уфы и Арзамаса.

Я умышленно столь подробно останавливаюсь на проделанной работе, ибо у многих сложилось впечатление, что с коррупцией боролись только Гдлян и Иванов. Все же остальные, в том числе и аппарат Прокуратуры Союза ССР, вставляли им палки в колеса.

Конечно, не обошлось и без ошибок, без серьезных издержек, в том числе и нарушений законности. Они неизбежны при такой концентрации следственных сил, при той большой кампании, которую развернули в Узбекистане. Многие следователи, прокуроры оказались неспособными работать в неизвестном им доселе регионе, не знали обычаев. Некоторые чувствовали себя «временщиками», и этим определялось их отношение к работе. Были и такие, которые ехали в Узбекистан «отличиться», получить чины, звезды. Но я не сторонник мешать все в кучу. Нарушение нарушению рознь. Конечно, их нельзя оправдать, их можно лишь объяснить. И никак нельзя оправдать нарушения, совершенные умышленно. Здесь должно быть жесткое осуждение и наказание беззакония.

К перечисленным ранее делам группа Гдляна и Иванова не имела никакого отношения.

К расследованию взяточничества она приступила в августе 1983 года, приняв к своему производству дело по обвинению работников УВД Бухарского облисполкома и директора Бухарского горпромторга Кудратова. Это дело было возбуждено и расследовалось в течение трех с половиной месяцев следователями Комитета государственной безопасности. Ими же было изъято у арестованных денег и ценностей на сумму более 8 млн. рублей. В последующем Гдлян внесет их в свой актив.

Потом последовали аресты бывшего первого секретаря Бухарского обкома партии Каримова, других руководящих работников. Группой изъят не один миллион похищенных у государства ценностей. Здесь, как говорится, нельзя ни убавить, ни прибавить. Оценки должны быть объективными. Так же недопустимо противопоставлять Гдляна и Иванова Прокуратуре Союза ССР. Они ее работники, а не частные следователи. Прокуратура им поручила расследование, выделила людей, материально их содержала, поэтому в равной степени причастна к успехам, так же, как и к неудачам. Она вместе с ними несет ответственность и за допущенный произвол.

Мне не меньше чем кому-либо дороги имя, честь и авторитет прокуратуры. Но их нельзя укрепить путем умалчивания нелицеприятных фактов. Пусть будет горькая правда, но все-таки правда. Только она может восстановить веру людей, только через правду произойдет и самоочищение.

Так в 1988–1989 годах думал и Генеральный прокурор СССР А. Сухарев, его заместители. Вот почему тогда и пошли сначала на отстранение Гдляна и Иванова от следствия в Узбекистане, а потом и на возбуждение уголовного дела по умышленным нарушениям законности.

Для этого были все основания: лопались многие обвинения, предъявленные Гдляном и его командой, возвращались дела на дополнительное расследование. Почти по каждому второму делу после их рассмотрения суды выносили частные определения о серьезных недостатках, нарушениях и неполноте следствия. Таких определений вынесено более десяти.

Нелегко было пойти на замену Гдляна, других ведущих следователей его группы. Коней на переправе, конечно, не меняют или меняют в крайних случаях.

Под стражей находились еще 29 обвиняемых. Многие годы они томились в ожидании суда. Само уголовное дело составляло несколько сот томов. И все это вновь вступающим в процесс следователям необходимо было изучить, освоить в кратчайшие сроки, не приостанавливая сбора доказательств. Думаю, облегчение испытали лишь Гдлян и Иванов. И вот почему. Включившись в выборную кампанию, они запустили следствие, оказались неспособными его закончить и постоянно ставили вопросы о продлении его сроков. Кроме того, надо отвечать и за судьбы арестованных, правомерность их содержания под стражей. Теперь же, когда вскрылись факты незаконных арестов ими невиновных людей, все можно свалить на новое руководство прокуратуры и следственной части, бессовестно заявить о развале дела.

И все-таки отстранение Гдляна и Иванова от дел явилось серьезным шагом к тому, чтобы поставить дальнейшее расследование на строгие процессуальные рельсы, обеспечить установление объективной истины.

Не вызывает сомнения и обоснованность возбуждения дела 25 мая 1989 года. В прокуратуру действительно поступили многочисленные заявления граждан, должностных лиц, народных депутатов, ветеранов войны и труда о нарушении законности Гдляном, Ивановым и некоторыми другими следователями. Для их проверки и возбуждалось дело. Без следствия нельзя было установить достоверность сообщаемых фактов.

Теперь о тех бесконечных обвинениях в адрес аппарата и руководства прокуратуры, якобы, мешавших Гдляну до конца разоблачить мафию. Для сведущего и информированного человека их несостоятельность очевидна и не требует долгих рассуждений. Можно ли говорить о противодействии, когда группе создавались все необходимые условия для работы и даже в ущерб другим группам. Гдляну и Иванову предоставлялось право выбора и задействования любого следователя в Союзе. В первую очередь решались организационные вопросы выделения помещений, специалистов, криминалистической техники. И все это, а также и многое другое – результат усилий руководства прокуратуры, их взаимодействия с другими министерствами ведомствами. Разве можно так мешать? Если бы такое стремление было, то вряд ли Гдлян и Иванов полумили бы санкции на аресты секретарей обкомов, ЦК Компартии Узбекистана. Работа группы была бы сразу же парализована. Однако тогда руководство бывшей Прокуратуры СССР взяло на себя большую ответственность. Его можно упрекнуть и обвинить в другом – в том, что вовремя глубоко не вникло в доказательства, в организацию работы группы, не установило за ней жесткого надзора и слишком доверилось бывшему руководству следственной части.

А в это время следователи, пользуясь бесконтрольностью, за спиной и втайне выбивали показания, фальсифицировали материалы дела в отношении невиновных людей. Делали это в зависимости от конъюнктуры, ситуации в стране, неустойчивого положения лидера. Примерно так: сегодня выбивали в отношении Лигачева, завтра – Рекункова, Сухарева, Соломенцева и некоторых других.

И еще о так называемом «развале дел» Прокуратурой Союза ССР. Ею были предприняты все меры к заверению следствия в отношении ответственных работников Узбекистана, содержащихся под стражей 3–5 лет.

Однако по большинству дел производство прекращено. Не оказалось доказательств, чтобы людей сажать на скамью подсудимых, хотя многие из них и находились под стражей не один месяц, а годы.

В таком исходе, в первую очередь, виноваты сами Гдлян и Иванов. Они давно перестали серьезно заниматься вопросами организации и планирования следствия, анализом и оценкой доказательств. У них появилась уверенность в том, что суды проштампуют любое их дело, если даже в нем нет доказательств.

Но эта уверенность появилась не на пустом месте. Гдляну на начальном этапе путем интриг, шантажа, арестов высоких должностных лиц удалось вызвать в людях растерянность, страх, подавить сопротивляемость, и суды пошли по его колее: вынесли ряд необъективных, ошибочных приговоров. Ошибки будут исправлены потом.

После прекращения дела Трубиным меня частенько спрашивают, не оказались ли напрасными усилия нашей группы? Не сработали ли мы впустую?

Конечно, хотелось бы дело довести до логического завершения, хотелось, чтобы истина, правда восторжествовали полностью. Хотелось помочь снять все несправедливые обвинения с тех, кто продолжал отбывать наказание в колониях. Однако и сделано многое. В ходе нашего расследования восстановлена справедливость, доброе имя более чем ста граждан. Приняты реальные меры к возмещению им материального и морального ущерба. Некоторою после долгого заточения вновь увидели и обрели свободу.

Нам удалось сорвать маску лицемерия с Гдляна и Иванова, развенчать, может быть не до конца, но развенчать их популизм и ложь. И сейчас, когда они, как старая заезженная пластинка, повторяют о наличии у них каких-то серьезных разоблачительных материалов, я твердо могу сказать – это пустое позерство, стремление взбудоражит общественное мнение пустыми речами и как-то еще немного продержаться на «плаву». Многие махнули на них рукой, как на больших обманщиков. Однако Гдлян и Иванов с позволения своих покровителей продолжают рваться на страницы газет, экраны телевизоров. Вот и августовские события 1991 года они пытались увязать со своим следствием.

Оказывается, и межнациональные конфликты в Средней Азии произошли из-за того, что Гдлян с Ивановым не изъяли все «преступные миллионы». Но как тогда объяснить конфликты в Армении, в Карабахе? Все это пустое, ибо ни тот, ни другой не знают многих причин конфликтов, но оба знают, как можно обманывать народ. Поэтому на страницах «Российской газеты», передергивая факты, попытались самоубийства в Узбекистане увязать с самоубийствами в Москве.

Гдлян и Иванов не только оказались развенчанными, самое главное – было пресечено их беззаконие. Ему не дали утвердиться, не дали укорениться повсеместно в следственной практике. Гдляновщине-бериевщине снова был поставлен заслон. Следователи, причастные к ней, больше не ведут следствия, больше не смогут калечить судьбы людей, так как были уволены из органов прокуратуры. Ряду из них предъявлено обвинение.

О страшной опасности беззакония, основываясь на наших документах, сказала свое веское слово и комиссия съезда народных депутатов СССР. Ради этого стоило работать.

Думаю, сыграют свою роль в оценке Гдляна и представляемые мною на суд читателей строки этой небольшой книги. Хотя скажу, что и мне вряд ли удастся осветить более одной десятой всех материалов, всех фактов. Я сознательно буду много цитировать следственные документы, ибо не хочу выглядеть голословным, неубедительным. Буду рад, если мои слова найдут понимание.