Текст книги "Вожди и оборотни"

Автор книги: Виктор Илюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Нет ничего страшнее, когда следствие и правосудие приносятся в жертву тупой и бездумной толпе, когда судебные решения принимаются под давлением депутатов, прессы и просто уголовников, когда суды блокируются бушующей массой, когда работникам Фемиды угрожают физической расправой, когда идет массовая психологическая травля неугодных прокуроров и судей.

С неприкрытыми шантажом и давлением мы столкнулись и при расследовании дела Пирцхалавы. Но все по порядку.

Пирцхалаве Константину было 25 лет, когда он в ноябре 1986 года появился в группе Т. Гдляна. За плечами служба в армии, работа в военной юстиции, а затем должность старшего следователя прокуратуры г. Гагры. По отзывам прокуратуры Грузии, был скромным, порядочным человеком, добросовестным и исполнительным следователем. Делами в Узбекистане занимался до марта 1988 года. За это время получил несколько благодарностей от Генерального прокурора СССР, а также новые звезды на погоны. По возвращении в Грузию, не без помощи, а точнее – по рекомендации Гдляна был повышен в должности. Его назначили на престижный для Грузии пост прокурора г. Гагры. Это, как говорится, внешняя сторона. Но есть и другая, с которой нам пришлось столкнуться. В команде Гдляна Константин, как уже отмечалось, значился «колуном». Я уже говорил, кто такой «колун». Ему поручали заниматься теми, кто молчал, но, по мнению следователей, должен говорить, давать информацию.

В ноябре – декабре 1987 года Гдлян, Пирцхалава и другие следователи работали в Каракалпакии, но основным местом базирования был г. Ургенч Хорезмской области. Ургенч ими выбран не случайно. Здесь заместителем прокурора области работал А. Титоренко, который без разбору, можно сказать вслепую шлепал печать на постановления об аресте, подготовленные гдляновскими следователями. Забегая вперед, скажу, что за беззаконие и превышение служебных полномочий А. Титоренко также был привлечен к уголовной ответственности, а еще ранее изгнан из органов прокуратуры.

На этот раз предметом пристального внимания следователей стал бывший первый секретарь Бирунийского райкома партии А. Р. Раджапов. Он был арестован, для этого были основания.

Следователи искали доказательства, искали деньги, ценности, облигации. И неважно, кому они принадлежали, каково их происхождение. Самое главное изъять, потом уже «объясняли», чьи они и как добыты. «Чистилище» должны были пройти все родственники Раджапова, его знакомые и все другие, кто попадал в ракурс следствия.

Перед операцией Гдлян выдал всем задание, каждый следователь знал свой объект.

Рано утром 26 ноября 1987 года Пирцхалава прибыл в г. Бируни, быстро отыскал Раджапова Камилжона. Он проживал без жены, она умерла, с несовершеннолетними детьми – трех, семи, десяти и четырнадцати лет. Именно 26 ноября сыну Кудрату исполнилось 10 лет, поэтому Камилжон начал готовить к вечеру праздничный стол. Приезд следователя был неожиданным, но еще более неожиданным требование ехать с ним в Ургенч. Задал вопрос, а как же с детьми, но его слушать не стали. Дети остались одни.

Дальше события развивались весьма быстро. Следователи работали и каждый стремился скорее заполучить нужные показания и еще быстрее доложить о них Гдляну. Пирцхалава приступил к допросу Раджапова, требовал от него признаться, что знает о взяточничестве своего дяди, Раджапова А. Р. и хранит ли его ценности. На что получил отказ от допрашиваемого, так как ему действительно ничего не было известно.

Пирцхалава не располагал никакими сведениями, тем более доказательствами о совершении Раджаповым К. преступлений, которых вообще-то и не было. Камилжона допрашивали на «авось». Пирцхалава нервничал, замахнулся рукой для удара по голове Раджапова К., но тот ее перехватил. В ход пошли ругань, оскорбления, но и они не дали положительного результата.

Вечером Камилжона привели в кабинет к Гдляну. Ему он также заявил, что ничего не знает ни о взятках, ни о ценностях своего дяди. Попросил отпустить домой. Просьба Раджапова была вполне обоснованной. Ему никто не предъявлял обвинения, никто не арестовывал, не было составлено документов и на задержание. Он считался свидетелем. А коли так, то после допроса он вправе идти куда ему захочется и никто не должен ему диктовать какие-то условия.

Но не тут-то было. Гдлян в присутствии Пирцхалавы и других следователей, вытянув руку в сторону Камилжона, зло сказал: «В подвал его и пропустить через чистилище».

Какой смысл заключался в этой фразе, в этой команде? Каким бы авантюристом Гдлян ни был, а он действительно авантюрист, но он хорошо понимал, что лишать свободы свидетелей, людей абсолютно ни в чем неповинных – это верх беззакония.

Любой протокол об их помещении в тюрьму когда-нибудь мог стать достоянием истории, достоянием прокурора суда, и тогда не сдобровать, тогда самому придется садиться на скамью подсудимого. Нашли другой выход. Гдляну и его команде стало известно, что в жилом доме, в котором в основном живут работники следственного изолятора, пустует одна двухкомнатная квартира. В ней изредка ночевал конвой, этапировавший арестованных. Сам дом располагался рядом с изолятором. Вот эту квартиру за № 41 Гдлян и его команда и использовали в качестве своего личного изолятора.

Поздно вечером К. Раджапова привезли в эту квартиру. Когда он вошел, то дверь квартиры заперли снаружи на ключ, выйти он уже не мог. В квартире находился его подчиненный Аметов Т.

Утром за ним приехал К. Пирцхалава и доставил в прокуратуру на допрос. Снова от него требовали выдать деньги, ценности, но он отказывался, так как ничего у него не было. Вечером повторилась та же история с запиранием в квартире.

На допросе 29 ноября 1987 года Камилжон спросил Пирцхалаву: «Кто дал право сажать невиновных людей?» Тот цинично ответил: «У нас есть такое право».

2 декабря 1987 года Раджапова К. повели на «экскурсию» в следственный изолятор, держали там весь день. Мимоходом сказали, что в это учреждение он может попасть надолго. Шла психологическая обработка несговорчивого свидетеля. Дальнейшее содержание под несанкционированным арестом становилось невозможным. Камилжон заявил Пирцхалаве, что выбросится из окна четвертого этажа. Тот попытался его успокоить, подумать о детях, пообещав освободить через двое суток.

В ночь с 3 на 4 декабря Пирцхалава доставил на эту же квартиру Раджапова 3. К., брата Камилжона, а у Камилжона спросил: «Ты еще не сдох?» Зарипбай был избит, лицо опухшее, он жаловался на боли в животе, плакал, сказал, что его избил на допросе Пирцхалава. Утром 4 декабря брата увезли следователи, а его отпустили домой. Так закончилось десятидневное пребывание Раджапова Камилжона в следственном изоляторе, созданном гдляновской группой вопреки всякой букве закона. Ему не выдали никаких документов о лишении его свободы, перед ним даже не извинились. Взяли просто и лишили. Оставили на произвол судьбы несовершеннолетних детей. Опозорили перед родными и близкими, перед сослуживцами. Ведь ни Гдлян, ни Пирцхалава не предъявили Камилжону никакого обвинения, да и предъявлять-то нечего было. Разве что очередную фальшивку.

Я все больше и больше убеждался, что для Гдляна и Иванова, их близкого окружения из группы, люди не представляли никакой ценности. Они были для них «мусором», «сырьем», – истоптали, надругались и выбросили, как ненужную вещь. И сколько таких исковерканных, оскорбленных и униженных осталось после них. Это ли не издевательство – лишить человека незаконно свободы, принародно повесить на него ярлык преступника.

Об аресте К. Раджапова на четвертый день узнали в управлении. Его подчиненные обратились с жалобой к Генеральному прокурору СССР, которая, как и многие другие, «растворилась» в каракозовской канцелярии.

Для Раджапова К. не было более мучительных и унизительных минут, чем когда работники бухгалтерии ему за решетку привозили на подпись финансовые, банковские документы. Когда Гдлян беззастенчиво предлагал плюнуть на совесть, честь и дать ложные показания. Не приведи судьба каждому испытать все это.

По делу Пирцхалавы работал следователь В. Н. Сабуров, человек опытный, прекрасный юрист. За его плечами более двух десятков лет службы в прокуратуре и четыре года работы членом Пензенского областного суда. Я хорошо знал его профессиональные качества, его порядочность, и объективность, и я не ошибся. В. Н. Сабуров провел следствие на высоком уровне. Опыт позволил ему досконально разобраться в ситуации, определить главное в предмете и пределах доказывания. Как бывший судья, он правильно рассчитал, что именно потребуется в суде для определения виновности К. Пирцхалавы. В. Н. Сабуров, кроме этого, выгодно отличался от других следователей своей собранностью. Его не надо было подталкивать. Он быстро выезжал в сложные командировки в Узбекистан. И за короткое время успевал выполнить большой объем работы.

Кроме незаконного лишения свободы К. Ю. Раджапова В. Н. Сабуров установил и другие преступные факты.

14 ноября 1990 года он предъявил Пирцхалаве окончательное обвинение. Оно заключалось в следующем.

К. А. Пирцхалава, являясь должностным лицом – следователем следственной группы прокуратуры СССР, которой руководил следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре Т. X. Гдлян, при выполнении следственных действий по уголовному делу о взяточничестве в Узбекистане, вопреки интересам службы, умышленно из корыстных и иных низменных побуждений (карьеристских) совершил действия, явно выходящие за пределы предоставленных ему законом прав и полномочий, причинившие существенный вред государственным интересам и законным правам и интересам граждан – превышение власти и служебных полномочий.

К. Пирцхалава, не располагая доказательствами виновности свидетеля К… Раджапова, 26 ноября 1987 года без санкции прокурора на арест и составления протокола о задержании, при отсутствии оснований для этого, предусмотренных ст. 405 УПК УзССР, по указанию Гдляна, насильно поместил Раджапова в одну из свободных квартир дома работников следственного изолятора УВД Хорезмского облисполкома, где содержал его до 4 декабря 1987 года под охраной работников следственного изолятора, закрывая в ночное и дневное время дверь на ключ, лишив его тем самым свободы на протяжении девяти суток. Указанные действия Пирцхалава К. совершил с целью принуждения Раджапова К. Ю. к даче показаний.

На просьбы арестованного отпустить его домой к оставшимся без присмотра детям Пирцхалава К., заведомо зная, что Раджапов К. не виновен и является лишь свидетелем, отвечал отказом.

3 декабря 1987 года, примерно в 9 часов из г. Бируни ККАССР для допроса в качестве свидетеля в прокуратуру Хорезмской области Пирцхалавой К. был доставлен Раджапов Зарипбай. Он без перерыва на обед по подозрению в укрывательстве ценностей, добытых преступным путем, допрашивался Пирцхалавой до 23 часов 10 минут. При этом К. Пирцхалава применил к Раджапову 3. физическое насилие, множественные удары ногой и кулаками по лицу и телу, причинив легкие телесные повреждения.

После допроса свидетеля Раджапова 3., превышая власть и служебные полномочия, с грубым нарушением ст. 405 УПК УзССР, примерно в час ночи 4 декабря 1987 года без составления протокола о задержании и санкции на арест доставил Зарипбая в квартиру дома работников следственного изолятора, где в то время находился под замком его брат Раджапов К.

4 декабря 1987 года с целью принуждения к даче показаний Пирцхалава К. в отсутствии каких-либо оснований, с грубым отступлением от требований ст. 405 УПК УзССР, задержал свидетеля Кадырова К. Б., которого трое суток содержал незаконно под стражей в следственном изоляторе г. Ургенча.

5 декабря 1987 года он с той же целью принуждения к даче показаний незаконно задержал и поместил под стражу на трое суток в следственный изолятор свидетеля Артыкова 3.

В период с 4 по 7 декабря 1987 года Пирцхалава, используя задержание как метод физического давления, требовал от Кадырова и Артыкова нужных для него показании, угрожал длительным содержанием под стражей.

Сухим процессуальным языком составлено постановление о привлечении Пирцхалавы К. в качестве обвиняемого. Но за протокольными строками боль и страдания ни в чем неповинных людей, измордованных Пирцхалавой К. и Гдляном Т. За ними переживание и самого Пирцхалавы К. Ведь по предъявленному обвинению ему грозило наказание до 10 лет лишения свободы. Таковы санкции статей уголовного кодекса, предусматривающие наказание за превышение служебных полномочий, за принуждение с насилием к даче показаний. И законодатель не разделяет какие это показания: правдивые или ложные. Сам факт принуждения уже наказуем.

К. Пирцхалава действительно переживал вызовы на допрос, лебезил, заискивал передо мной, когда я с ним беседовал, рассчитывал на какое-то снисхождение, а может быть и прощение. Рассуждал, что «свои люди, из одной конторы и позор будет на всех, если все это будет «стираться» прилюдно». Он понимал, как следователь, что против него собрано достаточно доказательств. Поэтому на вопрос, признает ли он себя виновным, ответил: «Виновным я себя признаю по предъявленному обвинению частично».

Пирцхалаве К. трудно было отрицать фактический арест свидетелей, помещение их под замок в свободной квартире на несколько суток. Уж слишком многими показаниями мы располагали не только задержанных Кадырова, Артыкова, Раджаповых, но и других свидетелей. Не отрицали этого и работники следственного изолятора, в присутствии которых иногда помещали людей в квартиру. Им трудно было отрицать, особенно после опознания их Раджаповыми, выполненного Сабуровым. Опознание он провел элементарно просто. По договоренности с начальником изолятора весь личный его состав был построен и Раджаповы в присутствии понятых прямо указали на тех, кто был очевидцем их ареста. Более того, при проверках показаний они и другие задержанные твердо указали на одну и ту же квартиру. В ней они по воле следователей коротали ночи, бывало что и дни. Отыскал Сабуров и престарелую узбечку, которая из жалости к задержанным приносила им лепешки. Она жила в том же доме.

В этой ситуации Пирцхалава К., не думая долго, признал, что по указанию Гдляна он доставлял свидетелей в эту квартиру, где они сутками содержались под замком или под стражей. На одном из допросов он рассказал: «К вечеру я доложил Гдляну, что результаты допроса Раджапова отрицательные. Составлял я протокол допроса или нет – сейчас забыл. Гдлян в ответ на мое сообщение сказал, чтобы Раджапова поместили куда-нибудь и сказал: работайте с ним, не отпускайте, обеспечьте охрану; работайте до тех пор, пока не будут результаты».

Пирцхалава К. хорошо понимал, что допускает грубейшее беззаконие, насилие над личностью, но, как он утверждал, совершал их не по своей инициативе. «Все следователи, даже старше меня, выполняли все указания Гдляна. Все рвались к славе. Я, глядя на старших по возрасту и работе, тоже хотел славы, может, и мнимой. В то время беззаконие было как-то в порядке вещей. Все рвались к показателям. Я был молодой и тоже рвался за другими». В этом Пирцхалава К. абсолютно прав и в своих суждениях не одинок.

Истину, объективность Гдлян и его близкие соратники к 1987 году уже давно принесли в жертву личным, конъюнктурным, а потом групповым и политическим страстям и интересам. И вызревало все это по мере потребностей, по мере развития общественно-политической ситуации в стране и в ее политическом руководстве. Сами же зерна беззакония рождались в голове Гдляна и Иванова. И исполнителями произвола были они, или, по их указанию, послушные следователи – «колуны» и «пианисты».

Поэтому мне понятно возмущение Пирцхалавы тем «…что руководители группы к ответственности не привлечены, а мы, исполнители, стали «козлами отпущения». Гдлян и Иванов не хотят даже явиться на следствие и как-то заступиться за нас, взять часть вины на себя, как в действительности и было».

И это тоже правда. Гдлян и Иванов, прикрывшись неправедной броней депутатской неприкосновенности, ни разу так и не пришли на допрос. Не попытались своими показаниями внести ясность, как-то смягчить участь бывших своих подчиненных. Они отвергли этот единственный законный путь к установлению истины, путь цивилизованный, путь справедливый, который, как правило, предпочитают люди высокой чести и порядочности, люди большой культуры и интеллигентности! Этого-то как раз у Гдляна и Иванова никогда не было и, уверен, не ошибусь, никогда уже не будет. Поэтому они избрали, как я уже говорил, другой метод защиты: блокирования манифестантами здания прокуратуры СССР, дешевых публикаций в прессе, высказывания прямых угроз и шантажа.

Я также глубоко уверен, что все это организовывалось не ради Пирцхалавы, а ради спасения своей дешевой, дутой репутации. Ибо Пирцхалаву привлекли к уголовной ответственности за те действия, за которые вполне справедливо следовало бы посадить на скамью подсудимых и Гдляна.

В деле Пирцхалавы наибольшую сложность вызвало доказывание факта избиения им на допросах Раджапова Зарипбая. Но и с этим следователь В. Сабуров справился. Обвинения в избиении больше всего боялся Пирцхалава. Оно – самое тяжкое среди других эпизодов преступлений.

Сначала мы имели только показания самого потерпевшего. Он рассказал, что утром 3 декабря 1987 года Пирцхалава привез его в прокуратуру Хорезмской области. Сначала его допрашивали следователи Кравчук и Юрченко на первом этаже. Потом, к полудню, Пирцхалава привел его в один из кабинетов на втором этаже и продолжил допрос, который продолжался до 24 часов. В кабинете находился следователь Юрченко. Он печатал на машинке протокол допроса. Пирцхалава требовал от Раджапова 3. выдать деньги, якобы переданные на хранение Раджаповым Алымбаем. Однако на все вопросы получал отрицательные ответы. Тогда Пирцхалава сзади с силой толкнул в затылок Зарипбая, и он ударился лицом о стол. Из носа потекла кровь. Пирцхалава продолжал требовать выдачи денег и в очередной раз получил отказ. После этого он озверел, стал бить Раджапова кулаками по лицу и телу, ударил ногой в живот, а когда Раджапов 3. согнулся от боли, то Пирцхалава ударил его кулаком в лицо. Его трижды водили в туалет смывать кровь. После избиения Раджапова 3. отвезли в известную квартиру, где содержался под замком его брат Камилжон, которому он и рассказал о методах допроса.

Раджапов Камилжон подтвердил рассказ брата. Заявил, что видел на его лице следы побоев и тот всю ночь стонал и плакал от боли.

Показания двух братьев стали отправными точками в исследовании обстоятельств избиения. Но их было крайне недостаточно. Трудно было ожидать откровенного признания в избиении от Пирцхалавы, да и свидетельств от следователей. Поэтому пришлось собирать доказательства по крупицам.

Допросили жену Раджапова Зарипбая. Она подтвердила, что вечером 4 декабря 1987 года муж вернулся с допроса. Лицо у него было припухшее от побоев, а на губах виднелась запекшаяся кровь. Он жаловался на боли во всем теле, говорил об избиениях его следователями. Она отправила его в больницу.

X. Балтабаев – врач районной больницы подтвердил факт обращения к нему за медицинской помощью Раджапова 3. в начале декабря 1987 года. При обращении последний жаловался на боли в животе.

Имея эти и другие показания, мы решились на первый допрос Пирцхалавы. Конечно, рассчитывать на успех было сложно, но нам необходимо было знать его позицию. Результат оказался несколько неожиданным для нас. Пирцхалава, конечно, отрицал избиение, убеждал нас в неукоснительном соблюдении законности группой Гдляна. Тогда ему назвали факты и обстоятельства содержания под замком в квартире ни в чем не повинных людей, разъяснили, что это следственный произвол и за него наступает уголовная ответственность. Попросили подумать и о нравственной стороне, в том числе об оставшихся без присмотра несовершеннолетних детях. После этого оборонительная позиция Пирцхалавы– полного отрицания всего, стала давать трещины и разваливаться. Под влиянием неоспоримых фактов он вынужден был признать превышение власти при допросах. Рассказал, что Раджапов Зарипбай отрицал хранение ценностей. Лично его, Пирцхалаву, это нервировало, поскольку Гдлян ждал результатов допроса. Он начал кричать на допрашиваемого. Помнит, что в ходе допроса толкнул Раджапова в голову или туловище рукой. Сделал это с той целью, чтобы Раджапов отвечал на вопросы правильно.

Большего Пирцхалава не рассказал, хотя ему делали очную ставку с братьями Раджаповыми.

Оставалось допросить других следователей, имеющих какое-либо отношение к задержаниям и допросам потерпевших.

Мы хорошо понимали всю сложность стоящей перед нами проблемы. Ведь признание следователями даже самого факта созерцания избиения другими следователями, тем более на допросах, ставило их в весьма щепетильное положение. Ибо после этого неизбежно бы последовали вопросы: «А почему вовремя не пресекли, почему не доложили, почему не приняли мер?»

Нам оставалось рассчитывать только на высокую порядочность, большую нравственность и честность.

Следователь Кравчук все отрицал напрочь, хотя и ему делали очные ставки с Раджаповыми.

Последовал допрос Юрченко. И тот, уже при первых вопросах самого общего характера заявил, что не будет ничего скрывать, даст правдивые показания, ибо никогда не разделял гдляновских методов ведения следствия, связанных с насилием и унижением человека. Подтвердил, что 3 декабря 1987 года на втором этаже прокуратуры Хорезмской области он и Пирцхалава допрашивали Раджапова 3. Пирцхалава задавал вопросы, а он, Юрченко, печатал на машинке протокол допроса. Раджапов 3. отрицал хранение каких-то ценностей. Пирцхалава нервничал, толкнул его сзади в затылок. Но Раджапов вновь на вопросы ответил отрицательно. Тогда Пирцхалава ударил его кулаком по туловищу. Юрченко в связи с этим заявил о недопустимости подобного ведения допроса, сказал, что не будет больше в нем участвовать и вышел из кабинета. Что произошло дальше, он не видел. Юрченко также рассказал, что он вскоре был отчислен из гдляновской группы. Видимо не случайно, ибо он действительно был противником того, что творилось в ней.

Показания Юрченко в совокупности с другими доказательствами позволили нам предъявить обвинение К. Пирцхалаве, а затем направить дело в суд. Но это произошло нескоро. После второго допроса он уехал в Грузию и не являлся на наши вызовы, хотя обещал прибыть по первой же повестке или первому телефонному звонку. В Грузию был командирован В. Сабуров. Однако отыскать Пирцхалаву ему не удалось. В Гаграх ему говорили, что тот уехал в Тбилиси, а в Тбилиси сообщали, что он в Гаграх. Следствие фактически было закончено, но мы не могли направить дело в суд, не было обвиняемого. По возвращении В. Сабурова в Москву, после долгих обсуждений, в том числе и у бывшего первого заместителя Генерального прокурора СССР А. Д. Васильева, приняли решение об объявлении розыска и аресте К. Пирцхалавы. Для этого имелись все правовые основания. Два помощника Генерального прокурора тщательно изучили наши материалы, пытаясь найти хоть какой-то изъян, какой-то пробел следствия или необъективность, но не нашли, и подтвердили возможность ареста Пирцхалавы. Санкция была получена.

Работники МВД СССР быстро нашли беглеца и доставили его в следственный изолятор г. Москвы. Мы продолжили следствие, начали знакомить обвиняемого и его защитника с материалами следствия. А в это время нагнетался митинговый психоз, началось пикетирование зеленоградцами здания прокуратуры. К ним присоединились грузины, то ли те, кто торговал на рынках, то ли родственники Пирцхалавы. Их было мало, они не вызывали у прохожих никакого сочувствия или внимания. Однако пикетирование продолжалось более пяти дней. Штатные зазывалы с микрофонами и громкоговорителями призывали прохожих поддержать их манифестацию. Вечером все плакаты, лозунги, так называемая наглядная агитация, аккуратно складывались, а по утрам снова разворачивались. Бросалось в глаза, что участие в пикетировании принимали одни и те же лица. Раз-другой промелькнули среди них фигура Гдляна, бывшего следователя Вафина.

На этом блокада не закончилась. В ход была пущена «угодливая служанка» – демократическая пресса. В «Собеседнике» появились публикации об аресте Пирцхалавы и гневные осуждения прокуратуры Союза. Не осталась в стороне и «Российская газета». Она попросила меня ответить на два-три вопроса о причинах ареста следователя. Я сначала отказывался, но потом дал небольшое интервью. В нем раскрывались истинные причины принятого нами решения.

Через несколько дней мне показали газету с моим интервью. Оно занимало два-три столбца. Но меня поразил огромный комментарий к нему Н. В. Иванова и самой редакции. Конечно, меня облили грязью. Это была постыдная, нечестная игра со стороны газеты и ее корреспондента Андрея Жданкина. Пусть она останется на их совести. Писать опровержение, спорить, доказывать я не счел нужным, да и вряд ли добьешься извинения.

Однако «защита» Пирцхалавы на этом не кончилась. В адрес исполняющего обязанности Генерального прокурора СССР А. Д. Васильева посыпались из Грузии телеграммы с требованием освободить Пирцхалаву. Процитирую одну из них. «Гагрская общественность на митинге по защите прав граждан 1 2 ноября выразила свой протест по поводу незаконного ареста прокурора г. Гагры Пирцхалавы Константина Алексеевича. В этом акте митингующие усматривают грубое нарушение гражданских прав, игнорирование местных властей и правоохранительных органов, произвол всесоюзной прокуратуры. Участники митинга требуют прекратить самочинство и до 19 ноября освободить Пирцхалаву Константина Алексеевича. В случае отказа устроить более радикальные акции с вовлечением представителей разных партий союзных республик». Телеграмма отправлена от имени Гагрского регионального общества Ильи Праведного и Общества Руставели.

Пришло возмущенное письмо и от прокурора Грузии. Он сообщал, что в прокуратуре состоялось собрание сотрудников, которое постановило:

1. Поставить перед Генеральным прокурором СССР вопрос о командировке заместителя Генерального прокурора СССР Абрамова И. И. и Начальника управления т. Илюхина В. И. для встречи с коллективом прокуратуры Грузинской ССР.

2. Незамедлительно освободить Пирцхалаву К. А. из-под стражи, прекратить в отношении него уголовное преследование.

3. Просить коллегию прокуратуры Союза ССР рассмотреть эти требования прокуратуры Грузинской ССР, имея при этом в виду, что их отклонение может не только серьезно осложнить общественно-политическую обстановку в республике, но и, как отмечалось на собрании коллектива прокуратуры Грузинской ССР, вызовет целый ряд акций протеста со стороны правоохранительных органов республики в адрес руководства прокуратуры СССР.

Что в связи с этим хочется сказать? Телеграммы, обращения весьма эмоциональны. Они переполнены гневом в связи с грубым, по мнению адресатов, нарушением гражданских прав Пирцхалавы, предостережением о возможных тяжких последствиях и национальных конфликтах. Но хочется спросить: а знали ли митингующие и протестующие предъявленное Пирцхалаве обвинение? Уверен, нет. Им никто не докладывал материалов дела, не знакомил с обвинением. Тогда как можно и против чего протестовать? Простительно обществам Ильи Праведного и Руставели, им бы только побузотерить, покрасоваться и покричать. Для них повод, а не суть главное. Но меня поразили мои уважаемые коллеги из прокуратуры Грузии, как они скатились на позиции обывателей, почему в них взыграл националистический угар. Почему все молчали, когда Пирцхалава, попирая гражданские права простых узбеков, занимался их мордобоем, незаконно лишал свободы? Разве их права вдруг обесценились и стали ниже грузинских? Почему не вспомнили о достоинстве и чести этих людей? Где же их объективность? Они забыли о ней. А забыли потому, что всех поразил националистический психоз.

И что скрывается за угрозой: «… в случае отказа устроить радикальные акции». О чем идет речь? Может быть о тех акциях, которые были устроены в Южной Осетии и вызвали братоубийственную войну двух народов, гибель ни в чем не повинных людей. А может быть взрывы в поездах и метро? Нам всем надо хорошо подумать: той ли дорогой мы идем и ведет ли она к храму?

К делу Пирцхалавы подключились народные депутаты СССР от Грузии 3. Шенгелия, В. Адвадзе, В. Салуквадзе. Они обратились с просьбой к Председателю Верховного Совета СССР А. И. Лукьянову и и. о. Генерального прокурора СССР А. Д. Васильеву об освобождении Пирцхалавы из-под стражи и прекращении дела. Мотивировка просьбы была аналогичной тем, что содержались в других телеграммах.

Мы неоднократно докладывали дело А. Д. Васильеву, его изучили помощники Генерального прокурора, и все пришли к выводу о правомерном привлечении Пирцхалавы к уголовной ответственности и правильности его ареста.

По делу уже писалось обвинительное заключение. Депутаты попросили разрешение на встречу с Пирцхалавой в следственном изоляторе. Она была предоставлена 13 ноября 1990 года Салуквадзе. После этого депутаты изменили тактику и попросили освободить арестованного под их поручительство.

20 ноября я был в кабинете у А. Д. Васильева. Он спросил меня о возможности такого шага. Я высказался категорически против, заявил, что Пирцхалава в суд не явится и дело не будет рассмотрено. Так оно и случилось.

И все-таки А. Д. Васильев дал указание об изменении меры пресечения, об освобождении из-под стражи. Потом он дал понять, что на него давили из Верховного Совета СССР, как я понял – А. И. Лукьянов.

Я всегда относился и отношусь с большим уважением к А. Д. Васильеву. Он умный, интеллигентный и честный человек, большой юрист. В его адрес за последние годы было много критических, я бы сказал злобных и грязных выступлений. Чаще критика сводилась к попыткам свести счеты, исходила от непорядочных, конъюнктурных людей. Их больше всего, видимо, раздражала именно чистота и честность этого человека, что именно он, а не они, грязные, мелочные и эгоистичные, занимают столь высокий пост в прокуратуре.

Несмотря на самое доброе отношение к Алексею Дмитриевичу, его решение вызвало у меня протест и обиду. Я написал рапорт об освобождении меня от руководства следственной группой. Со временем раздражение прошло, Васильев убедил меня в необходимости закончить начатое дело. Я понимал его. Положение Алексея Дмитриевича было сложным, я понимал, чем могло обернуться для него ослушание. Все-таки он не избежал горькой участи, через десять месяцев его освободили от занимаемой должности, огульно обвинив его, всю коллегию прокуратуры в поддержке августовского путча. Это был всего-навсего лишь повод. Шла массовая расправа с неугодными. На арену вышли новые булгаковские «шариковы», они ликовали, ими заменяли людей высокого долга, высокого профессионализма. Думаю, не последнюю роль здесь сыграло изречение М. С. Горбачева, что «профессионалы – это страшные люди». Сразу же в разведку и госбезопасность, в МВД и прокуратуры России пошли дилетанты, митинговые ораторы и популисты – те, кто немало сделал для разрушения государственности, кто в своей примитивности стал ратовать за гласность в разведывательной работе, за подмену законности жестким администрированием.