Текст книги "Вожди и оборотни"

Автор книги: Виктор Илюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Накануне меня пригласил А. Я. Сухарев, коротко спросил о моей готовности. Я ответил утвердительно. Сказал, что сообщение будет состоять из двух частей: сначала скажу о нарушениях законности, допущенных группой Гдляна, а потом о недостатках прокурорского надзора. Сухарев вновь осведомился о моем мнении по поводу необходимости вхождения в Верховный Совет СССР с представлением на получение согласия на привлечение к уголовной ответственности Гдляна и Иванова. Я заявил, что остаюсь на прежних позициях и буду просить коллегию поддержать меня в необходимости такого представления. Сухарев ответил, что на коллегии решим все вопросы.

К коллегии готовилась не только прокуратура, готовился к ней и Гдлян, но по-своему. В день ее проведения здание прокуратуры блокировали пикетчики с транспарантами и плакатами в поддержку Гдляна и требованиями отставки руководства прокуратуры. Мы уже к ним как-то привыкли и не обращали внимания.

Коллегия началась ровно в десять часов. Зал заседаний был полностью заполнен прокурорскими работниками, корреспондентами.

За столом коллегии, кроме ее членов, разместились сопредседатели съездовской комиссии Р. Медведев, В. Ярин, народные депутаты СССР И. Игнатович, Ю. Соколова, Б. Сафаров и независимый наблюдатель – прокурор, назначенный Верховным Советом СССР, Э. Мартинсон. Сухарев объявил повестку работы коллегии, сообщил, кто на ней присутствует. Кажется были все в сборе, кроме двоих – Гдляна и Иванова.

Заместитель начальника организационно-контрольного управления Янюшкин сообщил, что приглашения им обоим своевременно высланы.

Сообщение Ячюшкина дополнил заместитель Генерального прокурора СССР Я. Э. Дзенитис. Он рассказал, что по поручению А. Сухарева он пригласил на беседу Гдляна и Иванова. Оба явились. Им было сообщено о предстоящей коллегии и предложено явиться на нее. Гдлян ответил, что никаких пояснений они не собираются никому давать и на коллегию не явятся. Здесь я должен уточнить, что Гдлян и Иванов в то время состояли в штате прокуратуры, однако фактически следствием, другой работой не занимались.

Я. Дзенитису оба заявили, что не будут расследовать уголовных дел, не будут принимать их к своему производству. Являясь народными депутатами, они заняты более важными делами.

Видимо, как я для себя отметил, бороться с мафией они решили на митингах и собраниях.

После короткого обмена мнениями члены коллегии признали возможным работать в отсутствии Гдляна и Иванова, которые еще раз показали свою боязнь вступать в полемику с пррфессионалами.

Сухарев предоставил мне слово. Я вышел за трибуну, за которую выходил уже много раз. Однако на некоторое время меня охватило волнение. Правда, я с ним быстро справился, попросил для сообщения 30–40 минут. Сухарев ответил, что это слишком много, но все-таки согласился с просьбой. Говорил я час и пять минут. Никто меня не остановил. Уже после коллегии Александр Яковлевич мне скажет, что я обрушил на присутствующих такую информацию, о которой никто раньше не слышал, поэтому он и не останавливал меня.

Я и сам чувствовал по залу, как сидящие в нем с интересом и внимательно слушали сообщение. А сказать было что. До коллегии нам удалось систематизировать основные методы работы Гдляна, его группы и формы беззакония, мы располагали обширным фактическим материалом. Выступление на коллегии явится потом основой представления в Верховный Совет СССР.

После сообщения на меня посыпался град вопросов. Меня постоянно переспрашивали: «Действительно ли это все было?» Пришлось снова говорить о незаконных семейных арестах, о фальсификации доказательств, о принуждениях на допросах, об арестах депутатов без ведома и согласия на то соответствующих Советов, о недостаче вещественных доказательств и многом другом.

Подробно я остановился на недостатках прокурорского надзора, на порочности широко распространившейся в то время практики получения следователями прокуратуры СССР санкции на аресты у прокуроров на местах, которые никакого надзора за следствием не осуществляли. Привел пример с Титоренко А. Тот сначала работал заместителем прокурора Хорезмской, а потом Ташкентской области. Он дал более 50 санкций на арест Гдляну и его следователям, 47 из них в последующем признают незаконными. Людей освободят из-под стражи, признают невиновными. Он даст санкции не только на арест жителей указанных двух областей, но и лиц, проживающих далеко за их пределами.

Титоренко в Узбекистане начинал свой путь со следователя одной из групп, а потом уже был назначен заместителем прокурора. В гдляновской группе его называли «карманным» прокурором из-за того, что сам являлся в кабинеты следователей для дачи санкций с печатью в кармане. Он явно превысил свои служебные полномочия, а в ряде случаев допустил халатность. Мы предъявили ему обвинение и приготовили материалы дела для направления в суд. По известным причинам оно тоже будет потом прекращено.

На коллегии я привел и другой пример, когда Гдлян принуждал, вплоть до угроз, местных прокуроров к санкционированию ему арестов вопреки установленному порядку. Об этом нам на допросах подробно поведал бывший прокурор Шахрисабзского района Хуррамов Шариф.

В ноябре 1984 года Ш. Хуррамов вместе со своими помощниками и следователями будет выселен из здания районной прокуратуры Гдляном. Им временно предложат занять несколько кабинетов в городской прокуратуре. Выселение они между собой называли «временной оккупацией». Одновременно Гдляном были «оккупированы» здания районного отдела милиции, изолятора временного содержания. У входа в районную прокуратуру, милицию и ИВС Гдлян выставил вооруженную охрану из военнослужащих. Вход в них местным работникам был запрещен.

Далее Ш. Хуррамов вспоминает: «14 ноября 1984 года утром ко мне в кабинет зашел Гдлян и предупредил, чтобы я все время находился в кабинете. Для какой цели, он не сказал. Около 16 часов на дороге перед прокуратурой остановилось около десятка легковых автомобилей. Ко мне в кабинет зашел Гдлян и дал мне постановление об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу гражданина Абдуллаева Файзулло и сказал: «Подпиши, поставь печать». Абдуллаева я ни тогда, ни сейчас не знал и не знаю, что он совершил, мне не было известно. Я разъяснил Гдляну, что прежде чем дать санкцию на арест, я должен ознакомиться с материалами уголовного дела и побеседовать с тем, кого арестовываю, таков порядок. На это Гдлян мне сказал: «Посмотри в окно – сколько там стоит автомашин и вертолет нас ждет. Давай подпиши и ставь печать, нам некогда». Я знал, что Гдлян является следователем по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР, что было отражено и в предъявленном им постановлении, он властно требовал дать санкцию на арест и требовал дать немедленно, так как спешил. У меня не было времени подумать, как поступить и посоветоваться с прокурором области, и не было сил отказать Гдляну. Санкцию на арест Абдуллаева я дал и поставил печать…»

Потом Хуррамов скажет, что он хорошо понимал и осознавал допущенное им нарушение, но не мог противостоять Гдляну, не мог не выполнить его требований. В то время тот пользовался в Узбекистане неограниченной властью.

В последующем Хуррамов аналогичным образом даст Гдляну еще пять санкций на арест.

3 декабря в кабинет Хуррамова придет Иванов и потребует санкцию на арест женщины. Тот ему ответит: «… У нас не принято арестовывать женщин, у них, как правило, много детей». Прокурор вновь напомнил Иванову о порядке дачи санкций. Тот, уходя, в сердцах бросил: «Ну, тогда попозже поговорим».

После ухода Иванова Хуррамов, дабы не встречаться с московскими следователями и не арестовывать женщину, уехал с проверкой в дальние колхозы района. Около часа ночи вернулся домой. Жена с испугом сообщила, что его разыскивают московские следователи.

3 декабря утром он встретился с Гдляном и тот стал выяснять, где был Хуррамов ночью, что делал, с кем встречался.

«Тут Гдлян властно потребовал дать санкцию на арест Каримовой Зубайды – дочери А. Каримова. Я опять напомнил Гдляну о порядке дачи санкции – для чего нужно мне изучить материалы уголовного дела и побеседовать с обвиняемой (задержанной). Гдлян сказал: «Мы из Генеральной прокуратуры, ты нам не веришь». Мне пришлось дать санкцию на арест Каримовой Зубайды без ознакомления с уголовным делом».

Конечно, Ш. Хуррамова и близко не подпустили к материалам следствия. Не мог он проконтролировать и законность содержания под стражей Каримовой. Его не пускали в изолятор временного содержания, где находились арестованные. Он не мог с ними беседовать, не мог выполнять свои прокурорские обязанности.

История с Хуррамовым не единственная, когда Гдлян уходил из-под жесткого прокурорского надзора. Мне рассказывали и такие факты, когда Гдлян и Иванов подсовывали прокурорам на подпись документы, не показывая напечатанного в них текста. Просто, оказывая давление, говорили: «Вот здесь распишись и все, читать не обязательно».

Гдлян не только принуждал идти на беззаконие, но и расправлялся с неугодными. Не понравился ему Хуррамов, и того вскоре уволили. Так что хочешь или не хочешь, а во всесилие Гдляна в то время верили. Он действительно навел страх, подавил всякое сопротивление. Он диктовал свою волю прокурорам, диктовал ее и судам.

За моим выступлением небольшое сообщение на коллегии сделал А. Сбоев. Он уже год работал в должности начальника следственной части, во многом разобрался, потому с полным основанием сказал об отсутствии прокурорского надзора за гдляновским следствием. Вокруг дела была создана атмосфера таинственности. В ход следствия были посвящены единицы (Гдлян, Иванов, Каракозов). Надзирающие прокуроры (Попова, Жеребко) знали лишь малозначительные эпизоды. Но и это были не надзирающие прокуроры, а помощники Гдляна, его прикрытие. Попова, к примеру, не могла неделями попасть к нему. Гдлян воспользовался бесконтрольностью и творил беззаконие под крышей прокуратуры СССР.

Сбоев также сообщил, что уже больше года ни Гдлян, ни Иванов не работают, самовольно разъезжают по разным городам. На митингах кричат о росте преступности в стране, на словах проявляя заботу о народе и государстве, а фактически бездельничают, получая за это деньги.

Небольшим, но весьма убедительным было выступление на коллегии старшего следователя по особо важным делам В. Калиниченко. Он расследовал дела в Узбекистане, оттуда переехал в Казахстан. Хорошо знал обстановку тех дней. Поэтому не случайно заявил; «Никогда на наши головы не обрушивался тот позор, который обрушился на нас сегодня. Я знаю, что обнародование материалов в отношении Гдляна ляжет черным пятном на всех нас, потому что очень трудно будет разубедить людей в том, что другие следователи работали честно и делали хорошую работу, и с этим не считаться также нельзя… Сегодня многие говорят о плохом надзоре, и поставили вопрос о человеке очень разумном, очень порядочном – Мазуркевиче. Я ведь прекрасно помню, когда он выехал в Узбекистан и выявил факты нарушения законности в 1984–1985 годах, его оскорбительно Гдлян и другие назвали «Строговичем», то есть одним из основоположников нашего современного уголовного процесса. Навешивали оскорбительные ярлыки и не хотели ни с чем считаться. Эта напористость, которая присуща Гдляну, а затем и Иванову, она как-то гасила все разумное, что люди подмечали, что люди видели в той деятельности… Сегодня обещания Гдляна и Иванова таковы, что все мы, кто сегодня выступает против них, будут сидеть в тюрьме…».

В. Калиниченко оказался прав. Гдлян и Иванов торжествовали победу после бессовестного прекращения в отношении их дела Н. Трубиным. Правду снова затолкали в мешок, но в то время большинство из нас, сидящих на коллегии, еще верили в справедливость. Первым государственным обвинителем по одному из гдляновских дел, направленных в суд, была старший прокурор управления по надзору за рассмотрением уголовных дел в судах Р. М. Овчарова. Она первой столкнулась и увидела истинное лицо следствия Гдляна и его группы. Речь идет о так называемом «бухарском» деле, по которому были привлечены к уголовной ответственности работники УВД Бухарского облисполкома и директор горпромторга Кудратов.

Уже в самом начале ознакомления Р. Овчарова обнаружила ряд грубейших нарушений законности. Ее попытки переговорить с Гдляном, с членами группы оказались безрезультатными. Она столкнулась с непониманием, с непробиваемой стеной. После ее критических высказываний о следствии Гдлян организовал откровенную травлю Овчаровой, начались оскорбления, унижения достоинства человеческого, женского, профессионального.

Она была первой, кто вступил в принципиальную борьбу с гдляновщиной, с возрождением бериевских методов расправы с невиновными людьми. Ее выступление на коллегии дало ответы на многие вопросы, правильно отразило обстановку в Узбекистане тех дней. Поэтому есть необходимость более подробно остановиться на нем.

Первое, о чем заявила Р. Овчарова, это о страхе людей перед Гдляном. Страхе, который парализовал не только жителей, но и руководство Узбекистана. Уже тогда, в 1985 году Гдлян владел ситуацией и диктовал обстановку в республике. Он действительно создал страшную обстановку, демонстрируя свои возможности на арестах руководителей высокого ранга. При этом постоянно ссылался, что действует от имени и по поручению Генерального прокурора СССР и ЦК КПСС.

Гдлян сумел привлечь на свою сторону ЦК КП Узбекистана, а потом руками его же руководителей расправлялся с самим ЦК.

Р. Овчарова рассказала и об обстановке, в которой проходил суд. Дело слушалось в Верховном суде республики под председательством члена суда А. Липатова. «Гдлян и Иванов еще задолго до приговора каждому подсудимому, на тот момент обвиняемому, говорили, какую меру наказания ему определит суд. Все это выявилось у нас в суде. Когда начали поступать заявления об этом, я спрашивала, как гособвинитель, как же так, почему вы решили, что Гдлян определяет меру наказания? Дело еще не было рассмотрено судом. Каждый из них сказал, что, по словам Гдляна, суд – это формальность, все пляшут под его дудку… Есть еще такая крылатая гдляновская фраза: «Нам не нужны умные судьи и прокуроры, нам нужны карманные, и мы таких поимеем».

Со многим столкнулись Р. Овчарова и суд. Она скажет, что ей было стыдно не за Гдляна, а за прокуратуру Союза, за то, что в ней работают он и подобные ему люди. Многие из допрошенных со слезами на глазах говорили, что следователи применяли к ним фашистские методы допросов, били их, обзывали «скотом», топтали человеческое достоинство.

Суд не пошел на поводу у Гдляна, к каждому эпизоду обвинения подходил критически, подробно фиксировал все, что говорили подсудимые и обвиняемые. Вскрывалась ужасная картина. В зале постоянно находился кто-то из близкого окружения Гдляна и докладывал ему о ходе судебного разбирательства.

Гдлян не заставил себя долго ждать.

Суду и гособвинителю были им поставлены условия: они будут допрашивать людей так, как этого хотят Гдлян и Иванов. Но, как говорится, не на тех нарвались. Р. Овчарова и А. Липатов твердо стояли на позициях законности, отклонили вздорные требования. Тогда вокруг суда подняли ажиотаж. Р. Овчарову обвинили в получении взятки. Против суда настроили отдел административных органов ЦК КП Узбекистана, но Липатов выстоял нажим.

И все же рассмотрение дела в суде было приостановлено.

Р. Овчарова обратилась с рапортом к Генеральному прокурору СССР А. М. Рекункову. Тот отреагировал быстро. Вопрос вынесли на обсуждение коллегии. Гдлян и Иванов получили по строгому выговору. Казалось, что еще нужно, чтобы выгнать обоих из прокуратуры. Ведь и до этого уже выявлялись факты грубого беззакония, самоубийств людей, так или иначе соприкоснувшихся с гдляновским следствием. Однако нет. Их снова лишь журят и тут же гладят по головке, как бы напутствуя: «Действуйте и дальше в том же духе, героями станете».

13 мая 1986 года Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда УзССР вынесет частное определение в адрес Генерального прокурора СССР. Оно будет первым, но далеко не последним по гдляновским делам. За ним последуют частные определения других судов. В этом же определении суд обратил внимание Генерального прокурора и просил принять меры по фактам незаконного освобождения Гдляном и Ивановым от уголовной ответственности злостных взяткодателей и их посредников, расхитителей из числа работников Бухарского горпромторга, о чем говорилось ранее. Сообщил о предъявлении обвинений, явно не основанных на материалах следствия. В качестве примера сослался на обвинения А. Дустова, которому вменили в вину получение взятки 20 тысяч рублей, промышленными товарами и продуктами на 2210 рублей от бывшего секретаря Гиждуванского райкома партии С. Рахимова. Каких-либо доказательств по делу, объективно подтверждающих вину Дустова по этому эпизоду, суду не было представлено. В деле отсутствовали даже протоколы допросов С. Рахимова, очных ставок между свидетелями и Дустовым, что позволило суду сделать вывод, что такие следственные действия по делу не проводились. На запрос суда о предоставлении ему протоколов следователи отмолчались. Допрошенный в судебном заседании Рахимов категорически отрицал дачу взяток. Не подтвердил их и Дустов. Последнего привлекли к ответственности и предъявили обвинение, фактически не проведя следствия, не выполнив необходимых процессуальных действий.

У Гдляна и Иванова это не первый и не последний случай, когда обвинения являлись плодом их досужих вымыслов и не больше. Были судом установлены и другие нарушения и, в частности, ведение на русском языке допросов лиц, которые им не владеют, в отсутствии переводчика. Обращено внимание Генерального прокурора СССР на то, что Гдлян не организовал расследование взяток, переданных должностым лицам Грузии за отпуск в Бухару ткани, многих других взяток, хищений.

Еще тогда, в 1986 году, можно было установить не только произвол на следствии, выбивание ложных показаний, но и то, что людей, как и в годы массовых репрессий, готовили к судебным процессам. Доходило до абсурда. Следователи сами выписывали повестки свидетелям для явки в суд, долго вдалбливали, какие необходимо дать суду показания. Как это происходило, подробно рассказал следователь Ковеленов, другие лица.

У. Нурматова путем угроз и шантажа принудили к оговору арестованного Джамалова в получении взятки. За это не стали его самого привлекать к уголовной ответственности, оставили на прежней работе. Далее Нурматов вспоминает: «В конце ноября 1988 года мы с женой приехали по повесткам в Москву на судебное заседание в Верховный суд СССР. Это был субботний день, и нас встретили два незнакомых человека, которые узнали, что мы Нурматовы, и стали меня и жену предупреждать, чтобы мы не изменили своих показаний. Я еще спросил, кто они такие, и они нам ответили, что они из следственной группы Гдляна. У меня были мысли изменить на суде показания, но эта встреча сыграла большую роль на моей психике, и я подтвердил свои показания, данные мною на следствии».

Подобные показания о воздействии на свидетелей перед судом дали многие лица. Поэтому я весьма критически отношусь ко всем обвинительным приговорам, вынесенным по гдляновским судам, ибо в них за основу брались иногда только показания взяткодателей.

Беззакония, которые чинили Гдлян и его команда, позже стали предметом обсуждения на коллегии Прокуратуры СССР, а также на сессии Верховного Совета СССР. Было ясно, что обвиняя многих людей, Гдлян не располагает фактическими материалами, объективными проверенными доказательствами.

После коллегии и сессии в Прокуратуру стали поступать многочисленные письма от граждан. Среди них сначала преобладали письма в защиту Гдляна и Иванова. Однако резко увеличился и поток обращений граждан с осуждением их. Приведу некоторые выдержки из писем.

«Считаем, что прокуратура СССР делает правильные выводы, что Гдлян и Иванов вели следствие о взятках в Узбекистане преступными методами. Гдлян и Иванов оскорбили, посеяли сомнения в порядочности члена Политбюро ЦК КПСС Е. Лигачева. Гдлян и Иванов заставили томиться в тюрьмах около 100 невиновных человек. Есть высказывания, почему не было контроля за работой Гдляна и Иванова или почему поздно их начали контролировать. Такие высказывания ведутся для того, чтобы переложить их преступные действия на другие плечи. Каждый на своей работе должен сам за себя отвечать»

(А. Комов, г. Марганец Днепропетровской обл).

«Уважаемый тов. Сухарев! В статье В. Артеменко «Не виновен!», опубликованной в «Правде» в феврале с. г., указаны прямые виновники в том, что Н. Раджабов был незаконно осужден и впоследствии оправдан – это следователи Генеральной прокуратуры СССР Т. Гдлян и Н. Иванов. Почему же так получается? Тех, кто действовал такими методами в годы культа личности Сталина, мы осуждаем, устанавливаем имена и требуем предать огласке, а нынешние нарушители социалистической законности являются народными депутатами СССР и никакому наказанию не подвергаются. Почему???

(Моностыденко Г. A., г. Донецк-52, ул. Шахтостроителей 24–52).

«Уважаемый президент! Смотрел телепередачу по делу Гдляна и пришел к глубокому убеждению, что гдляновщина виновата во многих преступлениях и нет им прощения, чем бы они ни прикрывались. Народ через несколько лет поймет свою ошибку, что защищал гдляновщину, но никогда не признают свою ошибку отщепенцы с мандатом народных депутатов. Их защищали такие же нарушители законности и личности, тоскующие по 37-му году.

Но я никак не могу понять, зачем Узбекистану просить милостыню у Верховного Совета СССР и получать от него оскорбительные для всего узбекского народа нравоучения и отказы. Вы самостоятельная республика со своим Президентом, наверное, имеете право самостоятельно возбудить уголовные дела против нарушителей соц. законности Гдляна и Иванова и их сподвижников. Закончив следствие на территории Узбекистана, вызывайте их в суд по месту совершения преступления, а если не явятся – судите заочно и после этого требуйте выдачи их, как уголовных преступников»

(Купцов, г. Ленинград).

«Мы, жители г. Моршанска и района, убедительно просим Вас прекратить и по закону запретить гнусные провокационные действия Гдляна и Иванова. Гдлян и Иванов проводят настоящую антисоветскую агитацию и пропаганду»

(Наумова и другие, г. Моршанск).

«Я пенсионерка и не работаю, но очень внимательно слежу за политикой в нашей стране, за работой Верховного Совета. В газете «Известия» статья о безобразном поведении Гдляна и Иванова….

Я спрашиваю от имени многих граждан – до каких же пор эти мерзавцы будут клеветать на порядочных людей… Что же это за посланцы в высшем органе власти, которые мирятся в своем составе с такими депутатами».

(Ряшина, г. Новгород, ул. Ленина, д. 80, кв. 39.).

Подобных писем пришло достаточное количество, нет необходимости их все перечислять, однако и приведенные выдержки говорят о многом. Люди, здраво рассуждающие, не разменявшие истину на эмоции, хорошо понимают, к каким тяжким последствиям может привести разгул беззакония. Не случайно многие с ужасом вспоминают времена Берии и Вышинского.

19 апреля 1991 года Генеральный прокурор СССР издал приказ об увольнении Гдляна и Иванова из органов прокуратуры за грубые нарушения ими служебной дисциплины. Приказ был объективным и справедливым, ибо оба следователя не только злоупотребляли служебным положением, но и давно порвали отношения с прокуратурой: не выходили на работу, отказывались заниматься следствием, но не отказывались получать ежемесячно заработную плату.

Конечно, нас угнетала необъективность, предвзятость многих депутатов. Депутаты-демократы, в основном это были молодые люди, ликовали по поводу того, что им удалось отстоять двух оскандалившихся своих коллег. Они не осознавали, а может быть и умышленно шли на это. Тогда, в апреле 1990 года, Верховный Совет СССР, не осудив беззаконие, создал опасный прецедент для безответственности, для увода виновных лиц от суда.

Когда мне говорят, что мы тогда проиграли, я отвечал и отвечаю, что нет. Мы не проиграли, но мы и не выиграли большого сражения, мы довольствовались малой победой, которая оставляла нам шанс на большую победу в будущем. И мы продолжили борьбу за нее. Главное – надо было воевать за перемены в общественном сознании. Оно стало меняться в нашу пользу. Гдлян и Иванов сами все больше и больше компрометировали себя в глазах избирателей.