355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Иванов » Бриллиантовая рука » Текст книги (страница 6)
Бриллиантовая рука
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 02:06

Текст книги "Бриллиантовая рука"


Автор книги: Виктор Иванов


Жанр:

   

Комедия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Комната почему-то погружена в непроглядный мрак, и кровать словно висит в воздухе, заполненном густой чернотой. Кеша крадется дальше, прижимаясь к стене.

– Мя-я-яу! – гулким эхом доносится откуда-то из темноты.

Кеша опасливо оглядывается и замечает огромного черного кота, который мечется взад-вперед по ровной красной плоскости. Он идет дальше, дальше и наконец приближается к заветной кровати. Рука длинной белой тенью лежит поверх туловища спящего Горбункова. Вот она, милая! Ну, как ты здесь? Все ли на месте? Сейчас я тебя распотрошу!

Из внутреннего кармана пиджака Кеша достает огромные портняжные ножницы. Продев пальцы в стальные колечки, он высоко поднимает их над головой и несколько раз громко щелкает ножницами.

– Мя-я-у! – звучит знакомый кошачий клич.

Но Кеша больше не обращает на него внимания. Его взгляд прикован к белому гипсу. Он осторожно проводит по нему рукой. Затем берется за край. Шершавая поверхность щекочет пальцы, но Кеша, легонько потянув гипс на себя, подносит к нему ножницы.

И вдруг – о, ужас! – гипс сам, плавно, вместе с торчащими из него пальцами, отделяется от туловища. Кеша отшатывается, не выпуская из руки вожделенный предмет. А тот, в свою очередь, ведет себя довольно странно. Оказавшись в руках Кеши, он нежно прижимается к лацканам его пиджака. Кеша же, не отрывая взгляда от неподвижно лежащего Семена Семеныча, медленно пятится назад. Отойдя на несколько шагов, он с ужасом смотрит на то, как медленно и словно нехотя шевелятся перед его носом пальцы, торчащие из гипса. Неожиданно они сжимаются в кулак. Машинально отпрянув, Кеша видит перед собой огромный кукиш.

– Мя-я-яу!!!

Ему хочется бежать, но он не в силах пошевелиться. Все в чем словно одеревенело. Ноги не слушаются.

Вдруг пальцы разжимаются и начинают осторожно гладить Кешу по щекам, подбородку и шее. Кеша закрывает глаза и зажмуривается, но в тот же миг получает увесистую пощечину. От неожиданности откинув назад голову, он пытается отбросить от себя руку, но та, словно приклеенная, не поддается. И снова начинаются те же поглаживания по щеке.

– Мя-я-яу!!!!! – все более истошно кричит кот. Вторая пощечина становится такой же неожиданной, как и первая. Но на этот раз Кеша отвечает в том же духе, изо всех сил шлепнув по пальцам своей ладонью. Некоторое время продолжается эта странная молчаливая борьба, пока пальцы, изловчившись, не впиваются в Кешин нос. Боль пронзает все тело, однако Кеша не может выдавить из себя ни звука. Желая оторвать от себя это чудовище, вцепившись в гипс двумя руками, он начинает вращать его круг за кругом, причиняя себе еще большие страдания. Он чувствует, как опухает нос и начинают слезиться глаза. Наконец, пальцы разжимаются и опускаются ниже, на уровень его шеи. Они подбираются все ближе и ближе к Кешиному кадыку, и самые скверные предчувствия сбываются: вцепившись мертвой хваткой, пальцы сдавливают шею железным кольцом.

Задыхаясь и теряя сознание, не в силах кричать, Кеша издает какие-то нечленораздельные хриплые звуки. Уши жужжат, словно целый рой пчел.

Сделав последнее отчаянное усилие, Кеша, наконец, отрывает от себя руку. Та мгновенно взмывает в воздух и начинает кругами носиться вокруг него, пронизывая воздух залихватским свистом, норовя каждое мгновение врезаться с лету в Кешину голову. Уворачиваясь, он прикрывается двумя руками, крутится волчком на одном месте, не в силах удрать. И неминуемое случается: со всего размаха тяжеленный гипс падает Кеше в лоб, угождая между глаз.

– Ха-ха-ха! – кричит кто-то кошачьим голосом.

Наконец, из несчастной Кешиной груди тоже вырывается крик, и он пулей летит назад, туда, откуда появился – на Горбунковский балкон. Однако он видит, что это еще не

конец. Рука снова настигает его, и он понимает, что второго такого удара не перенесет.

И тут очередной крик, крик смертельно раненного животного, заставляет его проснуться. Открыв глаза, он понимает, что кричал он сам, что находится в собственной постели, в собственной квартире, лежит под собственным одеялом.

На его лбу выступили капельки пота, все тело начала бить мелкая дрожь. Вспомнив недавнее «мя-я-яу!», он резко поворачивается к креслу, стоящему недалеко от кровати и зовет:

– Кис-кис!

Кот, растянувшийся в кресле, только слегка шевелит ушами.

Кеша вдруг замечает, что его ажурная сеточка для сохранения прически во сне сползла со лба, и ее жесткая резинка больно пережимает нос. Закинув руку за голову, он рывком стаскивает с себя сеточку и, негромко всхлипывая, прикладывает ее к своей распухшей щеке.

Постепенно рыдания все больше завладевают им, и он откидывается на подушку, кляня и свою окаянную судьбу, и Лёлика, и Семена Семеныча, и этого самодура шефа.

Немного успокоившись, Кеша бросает взгляд на большую икону, укрепленную в углу комнаты и украшенную белыми полотняными рушниками. Перед иконой рукою одной из Кешиных поклонниц когда-то были вереницей выстроены белые мраморные слоники, мал-мала-меныые. Кеша начинает автоматически считать слоников и незаметно для себя снова засыпает.

Однако кошмары продолжаются. Он вертится вьюном на кровати, ставшей вдруг жесткой и неуютной, ему жарко, неспокойно, лихорадка бьет все тело. Он мечется, словно дикий зверь, заточенный в клетку.

– За это убивать надо-о-о! – кричит ему во сне разъяренный Лёлик.

Кеша в ответ жалобно молит друга:

– Лёлик, не надо, я все исправлю! Только без рук! Однако Лёлик непреклонен:

– Шоб ты издох! Шоб я видел тебя в гробу у белых тапках!

В ушах разливаются какие-то булькающие звуки, словно кто-то щиплет одним пальцем струну диковинного инструмента. Кеша вращается, словно уж, едва не падая с кровати. Из этого страшного забытья его выводит лишь последнее, но самое бесчеловечное проклятие Шефа:

– Чтоб ты жил на одну зарплату!

Рывком вскочив с подушки и усевшись в кровати, Кеша, обхватив колени руками, плачет навзрыд.

* * *

Лидия Петровна тщательно следила за тем, как Степан Степаныч, сухонький старикашка из третьего подъезда, прикалывал кнопками новое объявление. Оно гласило:

ТОВАРИЩИ ЖИЛЬЦЫ!

СЕГОДНЯ, 30 ИЮЛЯ, В КРАСНОМ УГОЛКЕ НАШЕГО ЖЭКа СОСТОИТСЯ ЛЕКЦИЯ О МЕЖДУНАРОДНОМ ПОЛОЖЕНИИ. НАЧАЛО В 19.00

Явка всех обязательна!

Актив.

– Степан Степаныч, куда же вы смотрите! – укоризненно сказала Лидия Петровна.

– А в чем дело, Лидия Петровна? – не понял старикашка.

– Видите: левый угол значительно выше правого. Непорядок. Это нужно поправить.

– Хорошо, сейчас я исправлю.

И он, повынимав только что воткнутые в деревянный щит кнопки, приколол их обратно:

С видом строгого цензора Лидия Петровна стояла рядом, неторопливо переминаясь с ноги на ногу и следя за каждым движением Степана Степаныча.

Она была необычайно хороша в своем светлом платье в мелкий цветочек и широкополой шляпе, перетянутой шелковой ленточкой, завязанной на кокетливый бантик. Ее строгое, но красивое лицо немолодой женщины было припудрено, накрашенные губы ярким пятном выделялись на бледно-матовой коже. Вся ее стать была наполнена сознанием собственной значимости и незаменимости.

Неожиданно за спиной у Лидии Петровны отрывисто залаяла собака. Она резко повернулась, словно ошпаренная кипятком, и суетливо зашарила глазами по окрестным кустам. В нескольких метрах от нее стоял низкорослый мопс и что-то внимательно обнюхивал. Он был сосредоточен и деловит, словно решал чрезвычайно важную собачью проблему, одному ему ведомую. И какое ему дело было до этой странной дамы в шляпе, которая глядела на него сейчас как на лютого врага! В нескольких шагах от мопса, держа его на кожаном поводке, стоял хозяин, Виктор Николаевич Селезнев, всеми во дворе уважаемый кандидат наук и вообще очень интеллигентный человек.

Возмущению Лидии Петровны при виде этого безобразного зрелища не было предела:

– Виктор Николаевич,– строго сказала она,– вы что, читать не умеете? А?

Она значительно указала пальцем на большую, чтоб было заметно, табличку, установленную на газоне: «ГУЛЯТЬ СОБАК ВОСПРЕЩАЕТСЯ!»

Виктор Николаевич извиняющимся тоном объяснил:

– Да вот, Лидия Петровна, погулять вышли. Вырвался с работы, чтобы Дусю вывести...

– А вы посмотрите вон туда, Виктор Николаевич,– женщина многозначительно указала подбородком в сторону таблички.– Вы видите, что там написано?

Хозяин мопса повернулся в указанном направлении, довольно долго изучая табличку, а скорее, придумывая, что бы ответить строгому управдому. Но, не придумав ничего убедительного, спросил:

– А где же ей гулять?

Однако Лидия Петровна была непреклонна:

– Вам предоставлена отдельная квартира – там и гуляйте!

Собака резко рванула за поводок, увидав пробегавшую кошку. Виктор Николаевич смешно дернулся за нею, едва удержавшись на ногах.

– А где же ей гулять, то есть где же ей...

Он хотел еще что-то сказать, но Лидия Петровна, эта ярая блюстительница порядка и гигиены, не стала его дослушивать и разразилась каскадом слов, которые в основном являли собою глаголы в инфинитиве, то есть в повелительном наклонении.

Опередив родителей и брата, первой выскочила из подъезда шустрая Танюшка. Она сразу же бросилась к ограждению крыльца и стала на него карабкаться. Она вела себя, словно ягненок, только что отпущенный с привязи и опьяненный свободой. Сходу преодолев сразу несколько перекладин, девочка перегнулась через перила и радостно защебетала, увидав на земле огромного черного жука:

– Ой, какая большая божья коровка! Мама, смотри!

Подоспевшая Надя поспешно стащила дочку с ограждения и начала отряхивать ее новое белое платьице:

– Ой, ну разве можно так?! Сколько раз я тебе говорила,– не пачкайся! И потом – ты ведь могла свалиться с этих перил, смотри, какие они высокие!

Из подъезда вышла мужская половина семьи Горбунковых. Отец – в новых бежевых брюках и с курткой на плече на случай, если испортится погода, и сын, разодетый под ковбоя, в джинсах, голубой жилетке с бахромой и огромной шляпе, которую могли носить только представители дикого Запада.

– Постой-ка, Володя,– вдруг сказал Семен Семеныч. Мальчик покорно остановился.

Отец тщательно заправил за пояс светлую рубашку, поправил висящую на боку кобуру для игрушечного пистолета.

– Вот теперь порядок,– удовлетворенно сказал он. Подошла Надя, уже разобравшаяся с Танюшкой и, нанося последний штрих в облике сына, одернула вниз и без того идеально сидевшую на нем жилетку.

Вся семья дружно и торжественно спускалась по ступенькам крыльца, когда совсем рядом прозвучал категорический и строгий возглас Лидии Петровны:

– А я вам говорю, что наши дворы планируются не для гуляний, вам это понятно?

– Нет, не понятно,– упрямился Виктор Николаевич.– Я хотел бы знать, для чего они планируются.

– Для эстетики!

Большой любитель справедливости, Семен Семеныч Горбунков поспешил на помощь соседу. Оставив жену и детей, он подошел к Лидии Петровне и попытался ее урезонить:

– Ну зачем вы так?!

Но, спохватившись, что не поздоровался с соседом, он повернулся к Виктору Николаевичу и вежливо сказал:

– Доброе утро!

– Доброе утро,– приветливо ответил Виктор Николаевич и снова резко дернулся в сторону, увлекаемый мопсом.

Лидия Петровна, раздраженная неожиданным вмешательством, не забывшая еще ночного инцидента со смеющимся чертиком, как можно более строго сказала:

– Вот вы, Семен Семеныч, не заводите собаку, и у вас пока нет таких проблем. А Виктор Николаевич нарушает установленный общественный порядок!

– Но каким образом?!

– Он выгуливает своего пса в неположенном месте!

– Ну и что с этого?

– Как это что? Разве и вы не видите, что там написано? – и снова показала пальцем на табличку.

Полагая, что его аргумент будет железным, Семен Семеныч вежливо пояснил:

– Вот я был в Лондоне недавно... Так там, знаете, нет таких проблем. Там собаки гуляют везде, и никто им не препятствует. Знаете, почему?

Лидия Петровна, начиная терять терпение, нервно передернула плечами:

– Нет, откуда мне знать!

– Потому что собака – друг человека!

Она вдруг захлебнулась от возмущения и обиды:

– Видите ли, я не знаю, как там в Лондоне... Не была... Может быть, там собака – друг человека.,. А у нас...

– Что у нас, Лидия Петровна? Разве мы не такие же люди, как везде?

– Не забывайтесь, Семен Семеныч! Конечно, не такие! Потому что у нас управдом – друг человека!

Она обиженно вздернула подбородок, резко повернулась и пошла прочь.

– Пап, ну пойдем, что ли? – раздался за спиной Семена Семеныча голос сына.

– Да-да, конечно,– отозвался Горбунков и, наскоро попрощавшись с Виктором Николаевичем, заспешил к своим.

Веселые и принаряженные, они торжественно вышагивали по набережной, время от времени останавливаясь у киосков и лотков с пирожками. Дети резвились, играя в догонялки, Надя хохотала до упаду каждой шутке мужа. Погода выдалась дивная, и оттого настроение у всех четверых было отменным. Ночной разговор, произошедший минувшей ночью, был позабыт, словно его и не было. Из выставленных здесь и там на протяжении всей набережной больших репродукторов неслась веселая музыка.

В одном из киосков их внимание привлекла первая полоса какой-то газеты. Заголовок над статьей гласил: «КЛАД ПЕРЕДАН ГОСУДАРСТВУ». Чуть ниже с большой фотографии радостно улыбался немолодой худощавый мужчина с огромной бородавкой под левым глазом. Пробежав мельком статью, Надя с восхищением заметила:

– Бывают же люди! Видишь, Сеня, какой благородный человек! Нашел клад, когда копал ямку под яблоневое дерево,– больше сотни золотых монет,– и все передал государству! Простой, скромный советский гражданин!

– Да, Надя, я ему завидую,– сказал Семен Семеныч и почему-то глубоко вздохнул.

Они подошли, наконец, к небольшому прибрежному кафе. Дети с радостными воплями начали занимать места за одним из свободных столиков. Семен Семеныч наклонился к жене и что-то тихо ей сказал. Она кивнула в ответ и показала ему куда-то рукой. Горбунков быстрым шагом направился к лестнице, ведущей в подземный общественный туалет.

– Папаша! – вдруг окликнул его сзади густой раскатистый бас.

Семен Семеныч остановился. Он стоял некоторое время не оборачиваясь, лихорадочно размышляя, кто бы это мог быть и что делать в случае нападения.

– Папаша! – повторил бас.

– А?.. Что?..—обернулся наконец Семен Семеныч. Перед ним стоял здоровенный детина. Его лицо было густо обрамлено рыжей бородой. Тусклые голубые глаза прищурены, из уколка губ свисает неприкуренная сигарета. В вырезе просторной зеленой майки болтается подвешенный на простую веревку выточенный из эбонита миниатюрный человеческий череп.

«Это конец! – подумал в панике Семен Семеныч.– Сейчас он меня затащит вниз, там пристукнет и тогда – пропали бриллианты, а может, и я сам».

– Огоньку не найдется? – спросил, наконец, детина.

Словно прикрываясь от неминуемого удара, Семен Семеныч испуганно скрестил на груди руки. Рыжебородый бесцеремонно крутил перед самым его носом длинную цепочку, на конец которой был прикреплен какой-то массивный металлический набалдашник.

– Э-э-э... А-а-а...– промычал в ответ Горбунков. Он чувствовал, что от страха у него отнялась речь.

Детина подождал еще несколько секунд и спросил:

– Ты что, глухонемой?

– Да! – с готовностью ответил Семен Семеныч.

– Понятно,– сказал детина и, не переставая крутить перед собой цепочку, бегом спустился по лестнице.

Проследив за странным субъектом пристальным и испуганным взглядом, выждав, когда тот скроется в черном проеме, Семен Семеныч опрометью бросился прочь.

Он вернулся к своим, когда те уже расселись за столиком. Перед каждым из детей стоял стакан с лимонадом.

– Надя, а ты чего? – спросил как ни в чем не бывало Горбунков, усаживаясь рядом с женой.

– Я тебя ждала, Сеня,– ответила Надя.

Они не подозревали, что с верхней площадки набережной за ними пристально наблюдают двое, разглядывая каждую деталь в подзорную трубу. То были, конечно же, Кеша и Лёлик. Один глаз у Кеши был перевязан черной повязкой, скрывавшей следы недавнего воспитательного сеанса шефа. Сидя на каменной скамье и заложив ногу на ногу, Кеша, приложив к здоровому глазу подзорную трубу, поискал фокус, затем панорамой обвел посетителей кафе. Наконец, заметив вернувшегося к своим Семен Семеныча, он передал трубу Лёлику и удовлетворенно воскликнул:

– Вот он! Жена и двое детей. Третий столик слева. Несколько секунд Лёлик разглядывал семейство Горбунковых, после чего опустил трубу и спокойно заметил:

– Лопух.

– Ну-ну, ты поосторожней! – огрызнулся Кеша.– Я ведь могу и ответить...

– Да не ты,– миролюбиво протянул Лёлик.– На этот раз не ты. Клиент твой лопух.

С первого взгляда видно. Такого мы возьмем голыми руками, без шума и пыли.

Кеша забрал у Лёлика подзорную трубу и снова приложил ее к глазу, словно желая удостовериться в правильности лёликиной характеристики.

– Давай знаешь что? – сказал вдруг Лёлик.– Ты пригласи его на рыбалку.

– На рыбалку? – не понял Кеша.

– Ну да. На «Черные камни», как условились. С ночевкой пригласи...

– Ты предлагаешь сделать это прямо сейчас?

– А то когда же? – удивился Лёлик.– Только не суетись, как это обычно у тебя бывает.

– Обижаешь, Лёлик,– попробовал было возразить Кеша, но Лёлик его перебил:

– Значит так: перво-наперво – детям мороженое, а его бабе – цветы. Понял?

– А как же это? – спросил Кеша, прикладывая ладонь к черной повязке на своем лице.

– Ну и что? Ты ж не кинозвезда. Или ты не знаешь, что раны украшают мужчину?

– Угу,– с горечью кивнул в ответ Кеша.– Знаю. Так что, ты говоришь, мне нужно делать?

– Ну ты и дубина! Детям – мороженое, бабе – цветы! Кеша встал и направился к лестнице.

– Смотри, не перепутай! Кутузов..,– кинул ему вдогонку Лёлик.

Увидев Кешу, Семен Семеныч искренне обрадовался:

– Кеша! Какими судьбами? Господи, какая встреча. Надя, познакомься, это Геннадий Петрович! Ну, я тебе рассказывал. Тот самый, с которым мы проплавали в одной каюте весь отпуск.

– Очень приятно!

Кеша галантно склонился над Надей и поцеловал ей руку.

– А что у тебя с глазом? – спросил вдруг Семен Семеныч.

– Я сейчас,– бросил коротко Кеша через плечо, уже убегая от столика.

– Ты куда?

– Одну секундочку! Сейчас вернусь!

Он действительно вернулся очень скоро, неся перед собой в торжественно протянутых руках, собранных в горсть, две порции эскимо и две алые георгины. Подойдя к столику, Кеша встал навытяжку и, широко оскалив безукоризненно белые зубы, сначала вручил Наде эскимо, а детям, естественно, достались георгины. После чего, довольно потирая ладони, с видом человека, исполнившего долг, Кеша опустился на стул.

Неотрывно следивший за ним со своего поста Лёлик в отчаяньи опустил подзорную трубу и, хлопнув себя ладонью по лбу и запрокинув голову, что означало крайнюю степень возмущения, громко воскликнул:

– Идиот!!! Детям мороженое!

Кеша, конечно же, не мог слышать этого отчаянного возгласа, но идиотом он не был. Во всяком случае, если и был, то не совсем уж законченным. Потому что спохватился он достаточно быстро. А мог бы и не спохватиться. Откровенно говоря, он и раньше, в момент вручения презентов, интуитивно чувствовал, что что-то здесь не так, но только не мог понять, что именно.

Он подпрыгнул на стуле так резко и неожиданно, словно снизу его ужалила оса. Или, может быть, в стул была вмонтирована пружина, заставившая катапультироваться незадачливого ухажера.

Итак, он исправил свою ошибку быстро, изящно и виртуозно, так, как это было присуще только одному ему, несравненному и блестящему Кеше. Почти насильно вырвав мороженое из рук Нади и отобрав цветы у детей, он, скрестив вытянутые руки, перевручил подарки тем, кому они предназначались.

– Так что у тебя с глазом? – переспросил Семен Семеныч, когда Кеша, наконец, сел.

Продолжая радушно улыбаться Наде и детям, Кеша сделал вид, что не расслышал вопроса.

– Ты упал? – не отставал от друга Семен Семеныч. Больше притворяться глухим было нельзя. И Кеша, осторожно приложив ладонь к повязке, беззаботно, словно о чем-то малозначительном, сказал:

– Да ерунда. Пройдет.

Его сейчас больше волновало другое: целы ли бриллианты и не догадывается ли о чем-нибудь Семен Семеныч. И поэтому, осторожно придвинувшись к нему, Кеша

доверительно спросил:

– Как твоя рука, Сеня?

– Ничего,– отозвался неохотно тот.

– Не болит?

– Не-а.

Но настырный Кеша не отставал. Придвинувшись вплотную к Горбункову, он тихо потребовал:

– Ну-ка, пошевели пальчиками...

Семен Семеныч покорно поднял здоровую правую руку и, словно пианист, выполняющий пассаж, поиграл в воздухе вытянутыми пальцами.

– Нет, не этими,– поправил его Кеша,– вот этими. И он легонько притронулся к гипсу.

– А-а-а,– протянул Семен Семеныч.

– Ну да,– обрадовался Кеша, отметив про себя редчайшую тупость Горбункова.

Семен Семеныч приподнял руку и исполнил Кешину просьбу.

Эх, если бы у Кеши в глазах были вмонтированы рентгеновские аппараты! Или хотя бы в одном! Увы, оставалось довольствоваться лишь наличием внешней оболочки объекта его пристального внимания да уповать на лучшее.

Проследив, словно внимательный доктор, как работают горбунковские пальцы, Кеша удовлетворенно сказал:

– Нормально. Пройдет.

В этот момент Танюшка вскочила со своего стула, обежала вокруг стола и вскарабкалась на Кешины колени. Он принял девочку с умиленной улыбкой и обнял ее худенькие плечики.

– Геннадий Петрович,– вдруг обратилась к нему Надя.

– Да,– отозвался Кеша, машинально поглаживая Танюшку по шелковистым кудряшкам.

– Вы, как друг, должны повлиять на Сеню... Кеша на всякий случай неоднозначно хмыкнул.

– Он слишком легкомысленно относится к этому! Вы знаете, ведь он хотел меня обмануть...

Улыбка на Кешином лице из радушной и естественной постепенно превращалась в вымученную.

Тщательно облизав чайную ложечку, Танюшка потянулась вдруг к уху и доверительно шепнула:

– У папы там совсем не то, о чем он говорит! И почему-то весело засмеялась.

Тут уж стало совсем не до улыбок. Резко разогнувшись, так, что чуть не выронил девочку, Кеша единственным остекленевшим глазом посмотрел куда-то вдаль. И, уже не пытаясь сдержать дрожь в подбородке, осторожно спросил:

– А что?..

Ситуацию спасла Надя. Она перегнулась над столом и, вытянув шею в сторону Кеши, словно поверяя ему сокровенную тайну, сообщила:

– Ведь у него там не закрытый..., а открытый перелом!

– Ух-х-х! – вырвался у Кеши вздох облегчения.

Танюшка вдруг весело чему-то рассмеялась. Кеша, потеряв на мгновение самоконтроль, раздраженно глянул на нее и бесцеремонно столкнул с колен:

– Иди к маме.

А Вовка тем временем был занят чрезвычайно важным делом. Он сосредоточенно перекладывал кусочки мороженого из вазочки в широкое дуло своего нового водного пистолета. Но увлеченные беседой взрослые не обращали на него внимания.

Итак, пора было приступать к завершающему и самому важному акту инсценированной Кешей пьесы.

Он доверительно поднял загипсованную руку Горбункова и осторожно прижал ее к себе:

– Сень, давай махнем на рыбалку, а?

Семен Семеныч был завзятый рыбак, и слово «рыбалка» неизменно вызывало в нем сладостный трепет. Вот и сейчас, услышав предложение друга, он почувствовал, как сладкое тепло разлилось по всему телу, и по коже забегали мурашки. В такие мгновения с ним можно было делать все, что угодно.

Кеша, конечно же, заметил блуждание блаженной улыбки на его лице и потому, вдохновленный, продолжал:

– Соглашайся! Поедем на «Черные камни». Ты ведь помнишь, мы с тобой еще на корабле об этом говорили. Возьмем лодку, останемся там с ночевкой. Отметим вечернюю зорьку...

Все это было так заманчиво! Захваченный такими красочными перспективами, Семен Семеныч невольно погружался в сладкие грезы. Ему уже виделся повисший на крючке, трепыхающийся в воздухе огромный серебристый карась. Нет, лучше щука... или окунь с розоватыми плавниками... Но очень большой...

Он уже было собирался с радостью принять предложение Кеши, но тут в его голове всплыло слово «ночевка». И он сразу же вспомнил и о своей руке, и обо всем, что с нею было связано. Его охватил непонятный страх.

– Ну же, Сеня! – все больше надвигался на него Кеша.– Обещаю тебе,– ты не пожалеешь! Ну?!

– Нет,– с неожиданной твердостью в голосе сказал Семен Семеныч, осторожно высвобождая из цепких Кешиных объятий тяжелую гипсовую руку.

– Но почему? – обескураженно воскликнул Кеша.

– С ночевкой не поеду...– он кивнул на руку: – Боюсь застудить...

– Что ты, Сеня...– начал было снова Кеша.

Не в силах все же отказаться, Семен Семеныч неожиданно для самого себя вдруг выпалил:

– Давай с утра!

И Кеша снова издал вздох облегчения:

– Ну что ж, с утра, так с утра! Как тебе будет угодно! Значит, с утра?

– Да. С утра.

– Все! – Кеша запрокинул голову и радостно засмеялся.

В это мгновение Вовка, начинивший, наконец, свой пистолет мороженым, решил попробовать свое изобретение в деле. Вытянув руку вперед, он тщательно прицелился, нажал на курок и выпустил прямо Кеше в нос свой сладкий заряд.

– Пух! – весело воскликнул Вовка.

Белая масса с коротким хлюпающим звуком широким блином расползлась по лицу, обдав при этом мелкими точками брызг сразу же ставшее сердитым лицо Семен Семеныча.

– Ты что делаешь? – накинулся он на сына.

Танюшка, заметив движение матери, не предвещавшее ничего хорошего, вдруг взмолилась:

– Мамочка, мамочка, он нечаянно! Давай пойдем скорее отсюда, я хочу покататься на каруселях!

– Извинись сейчас же перед дядей! – возмущенно закричала на сына Надя.

Осторожно снимая с лица липкую массу и стряхивае ее с пальцев, Кеша вдруг беззаботно рассмеялся и, коротко кивнув в сторону Вовки, отметил:

– Хороший мальчик! Так мы едем, Сеня?

– Конечно,– отозвался Горбунков.

* * *

Лёлик сидел в первом ряду, у самого подиума и, сосредоточенно подняв к лицу огромный блокнот, пытался что-то записывать. Однако ему это неважно удавалось, так как присутствовал он здесь вовсе не для того, чтобы созерцать демонстрацию моделей сезонной одежды. Он то и дело нервно грыз карандаш и елозил в кресле, дожидаясь

кешиного выхода, чтобы потом, когда тот отработает, иметь с ним серьезный разговор.

Манерная ведущая, она же директор Дома моделей, торжественно держала перед собой микрофон и, высоко задрав остренький подбородок, пискляво информировала заполненный до отказа зал:

– Авторский коллектив: художник – Маргарита Семенова, архитектор – Розалия Левицкая...

Лёлик, знавший в лицо почти всех сотрудников Дома моделей, встрепенулся и с подобострастной улыбкой повернул голову к сидящей слева от него немолодой, элегантно одетой и гладко зачесанной седовласой женщине со следами былой красоты на лице. Это и была та самая Розалия Левицкая, которую только что упомянула ведущая. Однако женщина лишь едва заметно прищурилась, но не удостоила суетливого соседа ответным взглядом. И Лёлик, почесав карандашом в затылке, вернулся взглядом к ведущей.

– Главный конструктор – Альберт Дудолев,– закончила, наконец, она представление авторского коллектива.– Итак, начинаем демонстрацию моделей.

Музыка сменилась, и на подиум легкой вихляющей походкой выскочил Кеша.

– Летний комбинированный костюм «Универсал-69»,– сообщила ведущая.– Поощрительная премия на межобластном форуме современной одежды в Житомире. Оригинальное конструктивное решение позволяет легко превратить пиджак в куртку!

Кеша сделал едва заметный жест правой рукой, обведя ее вокруг собственной талии, и нижняя часть пиджака как бы сама собой отделилась от верхней. Не глядя на ведущую, опытный демонстратор Кеша передал ей ставшую ненуукной деталь.

Раздались редкие аплодисменты.

– Но это еще не все! – интригующе продолжала ведущая.– Легким движением руки брюки превращаются...

Увлеченная своим рассказом, ведущая повернулась к залу, оставив Кешу вне поля своего зрения. Он легко расстегнул молнию на уровне бедра правой ноги, ловким изящным движением, не боясь быть смешным и убежденный в собственной неотразимости, несмотря на подбитый глаз, сбросил на стеклянный пол штанину, переступил ее и принялся за вторую молнию. Дернув за маленький металлический хвостик, Кеша привычно улыбнулся зрителям, слегка приподняв голову. И вдруг он почувствовал, что молния, разойдясь всего на несколько сантиметров, вдруг резко остановилась. Он дернул раз, второй, третий... Безрезультатно. Назревал конфуз.

В зале зашептались. Ведущая, почуяв неладное, обернулась к подиуму.

– Брюки превращаются...– все тем же радостным тоном повторила она.

Кеша упорно продолжал сражение с молнией. Улыбка постепенно сползла с его лица, он нервно покусывал губы.

В тоне ведущей появились раздраженные нотки:

– Превращаются брюки...

В зале послышались короткие смешки. Кеша мужественно воевал со злосчастной молнией. Но с тем же успехом, то есть абсолютно безуспешно.

Нужно было как-то завершать эту непредвиденную комедию. Собрав все свое обаяние, директриса широко и непринужденно улыбнулась и помогла завершить бесславное Кешино шоу:

– ...в элегантные шорты!

Кеша нашел в себе силы вымученно улыбнуться и посмотреть на зрителей. Они ответили ему громкими аплодисментами.

Пятясь задом, в одной штанине, он начал ретироваться к выходу, за кулисы. Но, прежде чем исчезнуть, он все-таки отвесил развеселившемуся залу несколько галантных поклонов.

– Извините, небольшая техническая неполадка! – облегченно воскликнула ведущая.– Приступаем к следующей части нашей большой и разнообразной программы!

Снова сменилась музыка. Зазвучала эстрадная обработка «Красного сарафана».

Лёлик привстал было с кресла, чтобы уйти, но, случайно бросив взгляд на руку сидевшего рядом мужчины, медленно опустился обратно. На среднем пальце руки сиял огромный бриллиантовый перстень, который мог принадлежать только шефу. Испуганно вскинув глаза, Лёлик открыл было рот, чтобы что-то сказать, однако тот сделал ему незаметный знак одними глазами, и Лёлик снова покорно потупил взор. Рука многозначительно выкинула вверх указательный палец, что могло означать только одно: «Сиди. Есть разговор».

– Итак, следующая модель нашей коллекции! – радостно возвестила ведущая и с торжествующей гордостью оглянулась на зрителей.– Пляжный ансамбль

 «Мини-бикини– 69»!

На помост, играя бедрами, выплыли одна за другой три длинноногие манекенщицы, которые были одеты в короткие цветастые балахоны, широко расходящиеся на спине. Под балахонами виднелись небольшие лоскутки купальников. Двигаясь под музыку, девушки при поворотах придерживали ладошками огромные плоские широкополые шляпы, которые были очень модны в этом сезоне и составляли немаловажную деталь ансамбля.

Когда манекенщицы посбрасывали вдруг свои балахончики, обнажив загорелые стройные фигуры, Лёлик, приоткрыв в восторге рот, на какое-то время даже забыл про сидящего рядом шефа.

Внезапно он почувствовал на себе чей-то взгляд. Но то был не шеф. Лёлик занервничал. Украдкой повернув голову, он заметил знакомое лицо молодой женщины. Ярко накрашенные глаза, ниспадающие белоснежные волосы тщательно расчесаны и забраны сверху широким перламутровым кольцом, в маленьких розовых ушах – роскошные серьги, цена которых равнялась целому состоянию.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю